Властелины Срединной Тьмы (Великие кольца - 1)

      Внезапно он ощутил необычайный прилив бодрости, хотя от запаха недоступной ему вкусной еды сводило живот. "Ну что ж, - подумал он, хотя в данной обстановке такая мысль была не совсем подходящей к случаю, - это всего лишь Лимб, преддверие ада, и я должен пройти все девять кругов. Но здесь меня не остановят. Какой воин может мечтать встретиться лицом к лицу с Сатаной в самом Дите, будучи запертым в Лимбе?"
      Он обошел деревню, держа себя так, словно был здесь хозяином. На него молча косились, гадая, не свихнулся ли он, - а может быть, заключил сделку?
      Но Козодой не собирался заключать сделок с низшими демонами. Он хотел победить их.
      У причала толпились каноэ - с полдюжины, если не больше. Некоторые были связаны попарно, чтобы нести больше груза. Лето кончалось, и торговцы возвращались домой. Двое рослых воинов, охраняющих пристань, угрожающе посмотрели на Козодоя, и он отошел в сторону. Торговцы поднимались с причала в деревню, чтобы отдать дань уважения - и естественно, еще кое-какую дань Ревущему Быку, и Козодой хотел послушать, о чем они говорят.
      - Мне не нравится, что эта парочка из Консилиума без малейшего уважения шляется по нашей земле! - заметил один торговец другому на языке, который Козодой, к счастью, понимал.
      - Проклятый Кроу и чернокожая карибеанская стерва! - подхватил тот. - С радостью отдал бы полжизни за удовольствие перерезать им глотки! Этим наглецам лучше не соваться на земли моего племени!
      - Они ищут кого-то, - хихикнул первый. - И надеюсь, когда найдут, он это сделает за тебя.
      - В двух-трех днях пути на юг есть еще кое-кто, - добавил его собеседник. - На обрыве, что на западном берегу. Из кожи вон лезут, чтобы их приняли за местных, но это невежды и слишком слабы для свободной жизни. Я видел их, когда поднимался вверх по реке. Копают дыры в земле и просеивают грязь. Не понятно, чего им нужно.
      Козодой был крайне заинтересован и не спешил уходить в надежде услышать еще какие-нибудь сплетни. Как он сказал - Кроу и карибеанка? Скорее всего агенты Службы безопасности. По крайней мере Кроу - наверняка.
      А ищут они, разумеется, его. Скорее всего Вал таки наткнулся на тело, а может, поднял тревогу, обнаружив, что Козодой, единственный член Консилиума в округе, внезапно исчез? Больше всего его беспокоила карибеанка, хотя благодаря ей преследователей можно было легко опознать. Однако наверняка это именно она упустила связную, и теперь, когда ее жизнь и карьера поставлены на карту, готова на все, тем более что ради информации о кольцах Главная Система способна предоставить ей любую свободу действий.
      Те, что копали землю на юге, тоже представляли определенный интерес. Археологи обычно стараются не выделяться среди местных, но у них наверняка есть современное оборудование, с помощью которого можно будет поправить свои дела и замести следы.
      - Ну что ж, - сказал он себе, - если теперь еще чего-нибудь поесть и передохнуть немного, можно начинать спасать свою голову.
      О спасении человечества придется позаботиться позже.
      ***
      Однако отдохнуть как следует им так и не удалось, хотя Танцующая в Облаках ухитрилась поспать пару часов. Что касается Козодоя, то тот от волнения не смог даже прилечь и восхищался спокойствием и отвагой своей подруги.
      Основная трудность заключалась в том, что у них не было определенного плана. То есть они знали, что им предстоит сделать, но предусмотреть все случайности были не в состоянии.
      Весь день в хлеву кипела работа, и только поздно вечером Козодой и Танцующая в Облаках смогли уединиться и обговорить кое-какие детали. Она неплохо познакомилась с деревней во время ночной разведки, а Козодой по памяти описал ей внутреннее устройство хижины Ревущего Быка и поделился тем, что слышал на пристани.
      - Жаль, что нет времени разузнать о них поподробнее, - посетовал он, - но они вот-вот явятся сюда - возможно, даже завтра. Нам надо спешить.
      - Всегда лучше действовать, чем прятаться, - согласилась Танцующая в Облаках.
      Ночью от реки поднялся туман, плотным одеялом укутал деревню; заморосил мелкий холодный дождь, и Козодой лишь теперь по достоинству оценил все прививки, сделанные ему в Консилиуме.
      Впрочем, сейчас такая погода была как нельзя более кстати. Первого сторожа Танцующая в Облаках обнаружила громко храпящим у небольшого костерка в наскоро сделанном шалаше. Сторожевой пес лениво взглянул на нее, зевнул и опять задремал. Второй охранник тоже куда-то пропал - очевидно, сидел где-нибудь у очага, согреваясь изнутри огненной водой. Других часовых не было.
      Когда она вернулась за Козодоем, тот уже порядком промок: крыша хлева протекала. Немая рабыня выглянула из дверей кухни и призывно помахала рукой. В тепле Козодой сразу же почувствовал себя лучше.
      Их неожиданная союзница была действительно невысокого роста, но, как все кухарки, отличалась непропорционально большой грудью и полными бедрами. Она не была старой, но в ее черных прямых волосах мелькали седые пряди, а глаза были просто древними. Она была босиком и носила простое, без узоров, платье, такое же унылое, как она сама.
      Несмотря на дефицит времени. Козодой попробовал заговорить с ней на всех индейских наречиях, которые знал, но в ответ она только качала головой. Она, конечно, запомнила некоторые иллинойсские слова, пока жила здесь, но самого языка не знала.
      Эта женщина шла ради них на большой риск. Она приготовила два ножа - один охотничий и один для метания - и ухитрилась даже раздобыть копье. Кроме того, она собрала кое-какую еду: в кожаном заплечном мешке лежали яблоки, лесные орехи и даже несколько полосок сушеного мяса. Козодой был поражен и понимал, что это накладывает на них определенные обязанности. Даже если побег удастся, догадаться, кто помогал беглецам, не составит труда, и наказанием для нее станет медленная и мучительная смерть - и непременно публичная, чтобы показать всем, что ожидает раба, предающего своего господина.
      - Она должна пойти с нами, - твердо заявил Козодой.
      - Я ждала от тебя этих слов, - улыбнулась Танцующая в Облаках. - Я не смогла бы полюбить человека, который решил бы иначе, хотя ей вряд ли удастся вернуться к своему народу.
      Козодой знал, что у многих племен считается недостойным попасть в плен или стать рабом, это приравнивается к смерти. Впрочем, у нее в любом случае очень мало шансов добраться до южного побережья. Интересно, как она очутилась здесь...
      - Но я не могу держать рабов... - вслух сказал он.
      - Хватит, пойдем, - сердито перебила Танцующая в Облаках. - В конце концов, это я втянула ее в эту историю и прекрасно понимаю, что тебе придется взять ее в жены. Пошли. Если у нас ничего не выйдет, ей уже будет все равно.
      Козодой поцеловал ее, а потом, повернувшись к своей новоиспеченной жене, ткнул себя пальцем в грудь и сказал по-хайакутски: "Бегущий с Козодоями". Затем он таким же образом представил Танцующую в Облаках и, показав на саму бывшую рабыню, произнес: "Молчаливая". Она кивнула, и, похоже, ей это польстило. Танцующая в Облаках выскользнула за дверь и вскоре вернулась с сообщением, что путь свободен. В густом тумане им ничего не стоило пробраться к реке, отвязать первое попавшееся каноэ и улизнуть, но Козодой не сомневался, что в таком случае их догонят и схватят, не пройдет и двух дней. Он взял себе охотничий нож и тяжелый резак; Танцующая в Облаках предпочла копье, с которым была лучше знакома, а Молчаливая несла мешок с провизией и метательный нож. Вооружившись таким образом, они направились к хижине вождя.
      Дверь в нее была как раз напротив склада, но Козодой надеялся, что дождь загнал часовых внутрь. Он был уверен, что жилище Ревущего Быка не заперто: в деревнях люди панически боялись пожаров и, как правило, держали двери открытыми, чтобы в случае чего как можно быстрее покинуть горящий дом.
      Козодой прокрался вдоль стены, убедился, что никого поблизости нет, и осторожно потянул дверь. Она подалась легко, но он забыл о несмазанных петлях и мог только надеяться, что за шумом дождя скрип не будет услышан. Сжимая в одной руке охотничий нож, а в другой - резак, он глубоко вздохнул и переступил порог.
      Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Козодой осмотрелся. Очаг давно погас, две спиртовые лампы выгорели. "Не сломать бы шею", - подумал он и мелкими шажками двинулся вперед.
      Воняло здесь, как в свинарнике, зато было сухо и относительно тепло. Это была одна из немногих хижин, где имелись деревянные полы. На двух больших столах валялись объедки и пустые кожаные фляги, ждущие, когда их наполнят снова. Характерный шорох и частое похрустывание говорили о том, что мыши уже принялись за уборку.
      В углу обнаружились луки и колчаны со стрелами. Сейчас они были бесполезны, но Козодой на всякий случай постарался запомнить расположение этого арсенала.
      Хижины такой величины обычно разделялись на части занавесками из одеял, но у Ревущего Быка имелась настоящая деревянная перегородка - видимо, для того, чтобы никто не мог попасть в его спальню даже случайно.
      Услышав за спиной негромкий шум. Козодой так и обмер, но тут же узнал стройный силуэт Танцующей в Облаках. Он неслышно приблизился к ней и жестом показал на занавешенный одеялом дверной проем, откуда доносился густой храп.
      Темнота усложняла дело, а они и не подумали об этом. Танцующая в Облаках подошла к очагу и принялась разгребать пепел, время от времени нагибаясь и дуя на него. Наконец под пеплом заалели угольки. Она взяла один из факелов, и после нескольких попыток он загорелся. Правда, факел был дрянной и толку от него было не больше, чем от простой спички. Но это все же было лучше, чем ничего. Надеясь, что он не погаснет, она вставила его в держатель. Комната озарилась слабым призрачным сиянием.
      Осторожно отогнув занавеску. Козодой заглянул внутрь и увидел жирного старика, совершенно голого, лежащего между двумя обнаженными женщинами, несомненно рабынями, как и Молчаливая. Одна из них пошевелилась, открыла глаза, зажмурилась, потом вновь открыла глаза и в ужасе уставилась на Козодоя. Он приложил палец к губам, потом сделал ей знак встать и отойти в сторонку. Мгновение она помедлила, но все же повиновалась, и Козодой вздохнул с облегчением. Самого вождя он не задумываясь убил бы, если бы понадобилось, но проливать невинную кровь ему не хотелось.
      Повернувшись, Козодой шепотом подозвал Танцующую в Облаках и, отдав ей тесак, взял у нее копье. Учитывая расстояние и тесноту, оно представлялось ему более подходящим. Увидев, что незваный гость не один, рабыня неслышно ахнула и в испуге приложила ладонь ко рту.
      Козодой ткнул Ревущего Быка кончиком копья - сперва слегка, а потом и покрепче. Наконец вождь чуть-чуть приоткрыл глаза.
      - Ну хватит! - прошипел Козодой. - Сядь и взгляни на меня!
      Ревущий Бык улыбнулся, сел на постели, потянулся и зевнул.
      - И что теперь? - спросил он на языке сиу. - Может, ты хочешь меня убить? У тебя ничего не получится. Стоит мне крикнуть, и сюда сбежится множество хоть и сонных, но преданных мне воинов.
      - Кричи - и получишь копьем, - спокойно ответил Козодой. - Мы уже решились: или добьемся успеха, или умрем. Третьего не дано. Я не боюсь смерти. А ты?
      Проснулась вторая женщина и, всхлипнув, тут же забилась в угол.
      Ревущий Бык, по-видимому, начал осознавать свое положение.
      - Похоже, я недооценил тебя, приятель. Мало у кого из Консилиума хватило бы ума, не говоря уж о храбрости, чтобы зайти так далеко.
      Козодой сильно рванул занавеску и сдернул ее на пол. Факел замигал, но не погас.
      - Выходи, и тихо. Никаких подлостей! Если нас застукают, мы умрем, но ты умрешь раньше нас, причем медленно и мучительно. Что бы ни случилось - молчи, иначе я сам выдерну тебе язык.
      - Громкие слова, - вздохнул вождь, однако поднялся и пошел в главную комнату, где сидела на столе Танцующая в Облаках, держа наготове лук с натянутой тетивой.
      Козодой повернулся к рабыням.
      - Хотите пойти с нами? - спросил он, сначала на сиу, потом, не получив ответа, еще на нескольких языках. Он уже хотел бросить это дело, когда одна из них вдруг прошептала подруге на языке, достаточно похожем на шайенский, чтобы он смог разобрать:
      - Он мертвый... Не надо с ним ходить.
      - Решайте скорее, - прошипел Козодой на шайенском. - В деревне много стариков, но старух я не видел ни одной. Идем, или вы останетесь здесь навсегда.
      - Куда? - испуганно спросила другая. - Там смерть.
      - Быть может, и смерть, а возможно, и жизнь.
      Немая идет с нами.
      - Но она же чокнутая.
      Козодой никогда еще не встречал людей, так настойчиво цепляющихся за свое рабство. Дальнейшие уговоры были бесполезны; он сделал все, что мог. Он нашел веревку и принялся разрезать одеяла на полосы, а Ревущий Бык, по-прежнему голый, наблюдал за ним без особого беспокойства - в отличие от рабынь.
      - Что ты задумал? - с тревогой спросила одна.
      - Раз вы остаетесь, я не могу позволить вам поднять тревогу. Я свяжу вас и сделаю кляп.
      Готовность, с которой они приняли это, вызвала в нем отвращение, к которому, однако, примешивалась жалость. "До чего мы дошли?" - пронеслось у него в голове. Он никогда не связывал людей и теперь беспокоился, чтобы путы не получились слишком тугими или слишком слабыми. "А может, мы всегда были такими?" Козодой был сбит с толку. Раб, которому предоставили пусть даже слабый шанс, стремится вновь надеть на себя оковы! Такое не умещалось у него в голове. "Неудивительно, - подумал он, - что Властелины Тьмы чувствуют себя среди нас как рыба в воде!"
      Ревущий Бык внезапно оживился.
      - Позволишь мне хотя бы надеть штаны? - почти добродушно спросил он.
      - Я отплачу тебе твоей же монетой. Подожди. - У него еще остался кусок веревки и короткий лоскут одеяла. - Вот. Благопристойности ради обвяжи это вокруг своего брюха и будь доволен. Большего я не могу для тебя сделать.
      Вождь отказался:
      - Это ни к чему, все равно снаружи льет как из ведра. Могу я спросить, что вы собираетесь делать?
      - Идти к южному причалу и отплыть на первом попавшемся каноэ.
      - Ночью - да еще в такой туман? Там, где сливаются Огайо и Миссисипи, настоящий ад.
      - Мы выберемся или утонем. Впрочем, не исключено, что ты просто лжешь. Он перешел на хайакутский язык. - Танцующая в Облаках, посмотри, как там снаружи, и пойдем.
      Она выскользнула за дверь; Козодой держал копье наготове. Ревущий Бык вздохнул и, как бы невзначай подавшись к ближайшему столу, вдруг резко вытянул руку. Козодой среагировал мгновенно, но ударил не острием, а древком. Вождь охнул, раздался глухой стук. Старик быстро нагнулся, и на этот раз копье вонзилось ему в руку. Он вскрикнул, но Козодой уже вытащил нож. Ревущий Бык увидел его и выпрямился, стиснув зубы.
      Козодой пинком отбросил упавший предмет в сторону и, перехватив копье поудобнее, нагнулся и поднял его. Ревущий Бык уселся на стол, баюкая раненую руку.
      Это оказался пистолет. Однозарядный, гладкоствольный, очень примитивный, вероятно, изделие каже или карибеанцев. Оружие неточное, но чрезвычайно шумное.
      - Ты искромсал мне руку! - удивленно воскликнул Ревущий Бык. Казалось, то, что кто-то осмелился поднять на него оружие, беспокоит его больше, чем боль.
      - Да. Плохо. Теперь ты не сможешь грести. А теперь вставай, не то вот этот нож искромсает тебе не только руку. Шевелись!
      Ревущий Бык, придерживая раненую руку, послушно встал. Похоже, ему до сих пор не верилось, что кто-то отважился ткнуть в него копьем.
      - У меня идет кровь! Мне надо перевязать рану!
      - На твои раны мне наплевать. Давай шагай и делай только то, что я говорю, иначе, клянусь, ты не доживешь до моей смерти.
      С Ревущего Быка моментально слетела вся самоуверенность.
      - Но я не смогу плыть, если мы опрокинемся!
      - Вот и позаботься о том, чтобы этого не случилось. Ты ведь хорошо знаешь реку, не так ли?
      На улице их ждали Танцующая в Облаках и Молчаливая. Ревущий Бык окинул немую испепеляющим взглядом. Та в ответ плюнула ему под ноги.
      Южный причал был на берегу Огайо, немного ниже слияния двух рек. Танцующая в Облаках пошла на разведку и, вернувшись, сообщила:
      - Двое с копьями, луками и, быть может, с ножами. Молчаливая кивнула, словно тоже поняла ее.
      - Надо одновременно убрать обоих, - сказал Козодой. - Иначе второй успеет поднять тревогу. Дай-ка мне лук. Я неплохо стреляю.
      - У вас ничего не выйдет, - вмешался Ревущий Бык. - Эти двое - одни из лучших. Видите, они остались на страже даже в такую погоду. Забудьте об этом. Мы можем договориться.
      Молчаливая вытащила метательный нож и показала на свой мешок с припасами. Прибегнув к помощи жестов, Козодой постарался как можно внятнее изложить свой вопрос:
      "Ты... Пойдешь... Туда... Убьешь... Одного... Ножом?"
      Она кивнула. Неплохая идея, подумал Козодой, если, конечно, он не замешкается и выстрелит, когда она бросит нож. Она была рабыней, здесь ее знали, считали сумасшедшей, и в это время она обычно уже бывала на ногах. Увидев знакомую фигуру, часовые вполне могли подумать, что она, заискивая перед ними, принесла им еду, а возможно, и выпивку. Туман постепенно рассеивался, и силуэты часовых вырисовывались довольно четко, однако река по-прежнему казалась сплошной серой массой, сливающейся с небом.
      Танцующая в Облаках угрожающе наставила копье на Ревущего Быка, хотя тот, учитывая его раненую руку, вряд ли был способен на активные действия.
      Козодой кивнул. Молчаливая вышла на дорогу и направилась к часовым.
      Ближайший резко окрикнул ее, потом, понизив голос, что-то сказал напарнику; тот усмехнулся. По всей видимости, они узнали ее и, вероятно, позволят подойти близко.
      Один из часовых, здоровый детина, неторопливо пошел ей навстречу, другой стоял и смотрел. Козодой застыл неподвижно, стараясь одновременно удерживать в поле зрения и ее и свою цель. Ему еще никогда не приходилось убивать человека.
      Метрах в трех от рослого воина Молчаливая внезапно размахнулась и метнула нож. Лезвие вонзилось в грудь здоровяка, он громко вскрикнул и упал на спину. Второй повернулся на крик, поднимая копье, и в этот момент стрела Козодоя пронзила его шею. Он выронил копье, схватился руками за горло, спотыкаясь, сделал несколько шагов и с плеском рухнул в воду.
      Все произошло в считанные секунды. Тот, кого Молчаливая ранила ножом, был еще жив, но она мгновенно насела на него и, когда подоспели остальные, уже успела перерезать ему горло.
      Танцующая в Облаках показала на каноэ:
      - Вот это.
      Для четверых оно было тесновато, и Козодой показал на другое, побольше.
      - Может быть, возьмем его? - спросил Козодой.
      - Нет. Слишком тяжелое и слишком заметное, - кратко пояснила Танцующая в Облаках.
      Она была права, как всегда. Вождь, Молчаливая и Танцующая в Облаках забрались в каноэ. Козодой ухитрился столкнуть его и, зайдя в воду, присоединиться к остальным, не опрокинув суденышко.
      Их отнесло от берега течением, и вдруг Козодой встревоженно огляделся:
      - Кто-нибудь позаботился, чтобы на этот раз у нас были весла?
      Танцующая в Облаках рассмеялась:
      - Вот они. Посмотрим, удастся ли нам вдвоем выбраться на стремнину с этим мешком тухлого сала на борту.
      Выплыв на середину реки, они убрали весла и позволили течению нести их дальше. Козодою пришло в голову, что сейчас они проплывают под обрывом, на котором стоит деревня, но он особенно не тревожился. Главное - остаться на плаву и миновать пороги.
      - Не понимаю, зачем вам понадобилось брать меня с собой, - вдруг заговорил Ревущий Бык. - Вы могли бы проделать все это сами.
      - Ты будешь нашей страховкой, - пояснил Козодой, - а заодно и переводчиком. Племена, что живут ниже по течению, многим тебе обязаны, и я хочу спокойно миновать их.
      - Но как вы узнаете, что я перевожу верно, а не готовлю вам ловушку? спросил ревущий Бык, понимая, что сейчас лучшая тактика - это посеять в них сомнения, а вместе с тем не допустить, чтобы его убили без особой необходимости.
      - Очень просто, - ответил Козодой. - Мы на чрезвычайно тонком волоске. Один неверный шаг - и с нами покончено. Мы готовы к этому, но в чем я совершенно уверен, так это в том, что если мы умрем, то умрешь и ты.
      Вождь пожал плечами:
      - Какая мне разница? Так или иначе, вы в конце концов убьете меня.
      - Я - не ты, я человек слова, - сказал Козодой, - и, думаю, ты это уже понял. Я отпущу тебя живым и невредимым, когда мы сможем безопасно пристать к берегу ниже устья Миссури.
      Ревущий Бык тоскливо посмотрел на свою руку. Рана уже перестала кровоточить, но болела нестерпимо, и вождь боялся навсегда остаться калекой. Он ненавидел за это Козодоя, но понимал, что слишком стар и тучен, чтобы справиться даже с двумя этими хайакутами, - а немая женщина его просто ужасала. Восставший раб - кошмар любого господина, и теперь ему оставалось полагаться лишь на Козодоя и его подругу.
      И все же гордость старого вождя была уязвлена не менее болезненно. Вот уже более двадцати лет никто не осмеливался поднять на него руку. Будь они с Козодоем один на один, он, не задумываясь, бросился бы на него. Старый вождь не был трусом - но не был и глупцом. С мужчиной он еще мог бы справиться - но в схватке с женщинами, которым не мешали ни цивилизованность, ни щепетильность, у него не было ни одного шанса на победу. "В любом случае, думал он, - эта троица обречена, а у меня есть причины вернуться в деревню. Надо будет разобраться - и лично! - по меньшей мере с двумя воинами, а может быть, и с четырьмя".
      Дождик им не понравился - и в результате он сидит здесь, с этими сумасшедшими. Ну ничего, если им так не нравится вода, он, так и быть, сожжет их живьем.
      Но для этого надо прежде всего выжить самому, а значит - вести себя смирно и даже помочь этим людям добраться до устья Миссури. Потом можно будет назначить награду за голову Козодоя, думал Ревущий Бык, но сначала нужно вернуться к своим людям, пока кто-нибудь из проворных родственничков не занял его место.
      Туман рассеялся, течение было спокойным, река - чистой.
      - Расскажи мне о немой, - попросил Козодой. - Откуда она родом и как лишилась языка?
      - Откуда она, я не знаю, - ответил вождь. - Быть может, с юго-востока, из края высоких гор. Она была.., товаром. Много лет назад один торговец шел на север, и у него была куча девушек, все издалека, и ни одна не говорила ни на одном знакомом языке. Большинству из них было лет по четырнадцать-пятнадцать, но они уже прошли через многое. И она тоже была молодой, но бывалой - во всех отношениях. Никогда не была разговорчивой. Сильно заикалась. Не знаю, где ее носило до меня, но эти татуировки...
      - Татуировки?
      - От шеи до бедер, спереди и сзади, только руки и ноги чистые. Вылитое церемониальное покрывало.
      - Как же она потеряла язык, если так сильно заикалась?
      - Забеременела. Бывает, знаешь... Ребенок родился уродливый, бесформенный. Знахарь сказал, что это дитя демона. И она свихнулась.
      Дитя демона... Так называли детей, рожденных с серьезными дефектами. С ними обычно поступали одинаково. Убивали по особому ритуалу и торжественно сжигали на костре.
      - Целыми днями она только и делала, что причитала и плакала, - продолжал вождь. - Перестала заикаться и богохульствовала на стольких языках, что и не сосчитать, включая один или два, которые я мог разобрать. Мы держали ее под замком несколько дней, но это не помогло. Знахарь сказал, что заикание было печатью ведьмы, носящей дитя демона, и что она навлечет на всех нас проклятие, если ее не остановить. Я все же надеялся, что она перестанет, но это продолжалось изо дня в день, а в деревне все пошло навыворот. Двое здоровых мужчин утонули, одна хижина сгорела дотла и все такое прочее. В конце концов собралась толпа, и мне надо было решать, что делать. Я не хотел ее убивать, и они успокоились на том, что вырезали ей язык и сожгли его. Только это заставило ее замолчать. Она могла разжигать по утрам очаг в кухне, прибираться, но не более того. В основном она просто сидела в уголке, уставившись перед собой.
      - Понимаю, - ответил Козодой. - Что ж, теперь она - отрезанный ломоть.
      - Вот именно. Не слишком доверяй ей, пока я с вами, Козодой. Ей в любой момент может взбрести в голову просто прирезать нас всех.
      7. УРОК БИОХИМИИ
      Превращение изящной и миловидной Сон Чин в грубоватого ширококостного Чу Ли, каким бы невероятным оно ни казалось, базировалось тем не менее на совершенно реальных вещах и было доступно всякому, кто мог вступить в диалоге компьютером и приказать ему выполнить эту работу.
      Чу Ли было едва пятнадцать, и это значительно облегчало задачу, а грубая хлопчатобумажная арестантская роба и мешковатые штаны делали бесформенной фигуру всякого, кто их носил. Волосы и ногти Сон Чин и так уже были коротко подстрижены, а компьютер сделал ее голос на пол-октавы ниже. Чу Ли говорил на мандаринском диалекте, отличавшемся от родного диалекта Сон Чин, но им пользовались в Центре, так что и это не сулило особых трудностей.
      ***
      Минут через двадцать после того, как компьютер вернул преображенную и усыпленную Сон Чин в камеру, пришли охранники. Мальчикам - ибо теперь Сон Чин мы будем называть мальчиком - закатали рукава и сделали укол, нейтрализующий действие снотворного. Они сели, постанывая и держась за голову.
      - Приведите себя в порядок! - рявкнул охранник. - Через пять минут вас покормят. Настоятельно рекомендую съесть все; в следующий раз еду вы получите не скоро, если вообще получите. - Он ухмыльнулся. - На это вам дается десять минут, и еще пять на то, чтобы облегчиться. Потом вас подготовят к отъезду.
      Охранник повернулся и вышел. Дверь камеры закрылась за ним.
      - 0-о-ох! Голова у меня просто раскалывается, - простонал Ден Хо.
      - И у меня, - проворчал Чу Ли. В ханьском обществе, как и в большинстве восточных культур, двоюродные братья, принадлежащие к одному поколению, считались родными и относились друг к другу соответственно. Мальчики были очень близки между собой. - А в мозгах какая-то давка, и я совсем сбит с толку, словно бы...
      - Словно бы что?
      "Словно бы там есть кто-то еще", - подумал Чу Ли, но сказать вслух не решился.
      - Я думаю, они здорово покопались у нас в головах, но, с другой стороны, разве могли бы мы знать об этом?
      - А как твоя.., твои повреждения?
      Чу Ли содрогнулся, вспомнив о жестокости охранников, избивающих и мучающих за малейшую провинность. Один из них отличался особой изобретательностью.
      - Вроде ничего не болит, - ответил Чу Ли. - Но кажется, какое-то время мне придется присаживаться и по малой нужде. Не знаю, что нас ждет, но хуже, чем здесь, вряд ли уже будет. Как жаль, что мы не умерли там, в убежище.
      Чу Ли попытался собраться с мыслями. Когда он сосредоточивался, странное ощущение ослабевало, но стоило ему позволить себе отвлечься, как что-то постороннее вмешивалось в его мысли и спутывало их. Охранники, избивавшие его, пригрозили "сделать из него девочку", но даже это не объясняло, откуда в голове у него взялись воспоминания, явно принадлежащие девушке, причем незнакомой и воспитанной совершенно по-иному, чем он. Некоторые из них были намного ярче его собственных, но при этом он чувствовал себя так, словно смотрит на чужую жизнь со стороны.
      Впрочем, останавливаться на этом времени не было: стражники неукоснительно следовали объявленной программе. Сковав мальчикам руки и ноги, они грубо погнали их через коридоры, контрольные пункты и посты охраны к главному выходу, где уже ждали одетые в черное люди из службы безопасности.
      - Они ваши, лейтенант, - сказал начальник охраны не без сожаления в голосе. - Не беспокойтесь: мы тут немного поучили их хорошим манерам. Счастливого пути!
      Лейтенант кивнул и прижал большой палец к приборной панели, завершая процедуру передачи арестованных.
      - И чтоб мне никаких сюрпризов, - сказал мальчикам новый тюремщик. - Что они тут с вами делали, я не знаю и знать не хочу. Согласно закону, отныне вы уже не граждане Конфедерации, да и вообще не люди. Вы скот, собственность Административного Консилиума Системы, и я как его представитель имею право делать с вами все, что заблагорассудится. Не разговаривать; следуйте за мной!
      На посадочной платформе уже стоял готовый к взлету скиммер. Внутри они с удивлением увидели еще двух девушек, в таких же арестантских робах. Вид у них был измученный и отрешенный, ни одна даже не повернула головы на вошедших. Чу Ли показалось, что на лице ближайшей девушки он заметил уродливый шрам, но тут его приковали к креслу, и он смог смотреть только перед собой.
      Большой пассажирский скиммер быстро и плавно оторвался от земли и, обогнув купол Центра, набрал высоту. Ускорение вдавило мальчиков в спинки кресел.
      Они попытались было заговорить с девушками, сидевшими впереди, но охранник несколькими ударами кожаного хлыста призвал их к молчанию. Чу Ли не оставалось ничего другого, как откинуться на спинку кресла и думать.
      Что же все-таки сделали с его головой? А главное зачем? Он постарался взять себя в руки и извлечь все, что можно, из посторонних воспоминаний. О Просветленный, помоги мне! Это же дочь главного администратора! Того самого, который приказал убить всех наших!
      Чу Ли хорошо помнил внезапную темноту и холод, людские крики и вспышки выстрелов, разрывающие тьму... Вот заряд попадает в его сестру, и ее тело мгновенно превращается в обугленный комок... А в это время ОНА была наверху, во флагманском скиммере, и, затаив дыхание, ловила каждый момент схватки. ОНА рвалась вниз, в гущу боя, горя желанием калечить и убивать его товарищей... Для НЕЕ это было всего лишь игрой, веселым развлечением!
      Чем больше он исследовал ее память и склад ума, тем сильнее ее ненавидел. Люди были для нее не более чем вещами, которыми она умело манипулировала в интересах своей выгоды. Богатая, избалованная, испорченная и заносчивая, она была плоть от плоти и кровь от крови тех, кто, как его учили, погрузил этот мир в пучину мрака. Она была прекрасна, она была гениальна... Она была воплощением зла.
      О как хотел он содрать с нее тонкие шелка, сменить изысканнейшие благоухания на запах пота и навоза, одеть в лохмотья и показать ей, что значит быть всю жизнь на положении раба и подвергаться бесконечным издевательствам... Ей и всему ее проклятому семейству. Это ИМ следовало бы быть сейчас на этом корабле, идущем в самое сердце ада.