Козодой был смущен и озадачен.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил он. – Кто такие "они"? И в конце концов сам-то ты кто такой?

– Ловкий человек с большим честолюбием, – ответил Кроу. – Мои коллеги пригнали тебя прямехонько мне в лапы, а когда я доставлю тебя по назначению, меня ждет большой куш, даже если и придется с кем-нибудь поделиться.

Даже Танцующая в Облаках начала понимать, в чем дело.

– Так ты не из Консилиума? – с подозрением спросила она.

– Ну, в определенном смысле я все-таки оттуда. Официально я работаю на Агентство Кроу, которое по контракту сотрудничает с Консилиумом. Но этот случай – исключительный. Ты слишком важная персона, чтобы доверять тебя всяким недоумкам. Кстати, я уверен, что Вал уже идет по вашему следу, но это не имеет особого значения. Оставим его здесь, пусть побегает по кругу. Пока они сообразят, в чем дело, мы свое уже сделаем.

Козодой не знал, радоваться ему или огорчаться. Он готовился противостоять логике Главной Системы, а теперь оказался целиком и полностью зависящим от милости некой неизвестной третьей стороны.

– На кого ты работаешь?

– На того же, на кого работала связная. Как ты знаешь, она потерпела аварию. Я предполагаю, что она вышла на тебя и все тебе рассказала.

– Она умерла, – сказал Козодой. – Может быть, через день или два после того, как приземлилась. Скорее всего от ран. Я нашел тело и бумаги.

– Вот как… И разумеется, ты их прочел.

– Ты же знаешь, что да.

– До этого момента не знал. Ну что ж, спасибо. Значит, еще не все потеряно. Ну, пошли. Мне как-то не хочется встречаться с Валом. У нас еще будет время углубиться в историю.

– И мы? – спросила Танцующая в Облаках.

– Само собой, леди. Вы трое – это как раз то, что мне нужно.

В душе Козодоя страх постепенно начал уступать место гневу. Одно дело, когда за тобой охотится Консилиум, и совсем другое – когда это какой-то наемник, искатель награды. Это было унизительно, и к тому же нагота, совершенно неуместная в обществе человека такого рода, усугубляла это чувство.

Лагерь Ворона, расположенный в самом центре полуострова, охваченного излучиной реки, представлял собой небольшой переносной жилой купол, ощетинившийся антеннами и детекторами, и, увидев его, хайакут сообразил, что преследователи наверняка немногочисленны: всей операцией можно было управлять дистанционно прямо отсюда. Оборудование у них было первоклассное, по меньшей мере на уровне Высшего Консилиума, и он задумался о том, как Ворон умудрился получить его без санкции высокого начальства.

Ответ обнаружился, когда навстречу им вышла напарница Кроу. Танцующая в Облаках и Молчаливая уставились на нее со страхом и удивлением. Им никогда еще не приходилось видеть такой загадочной, такой высокой, такой сильной – и такой черной женщины.

Здесь, в Северной Америке, Манка Вурдаль частенько наблюдала подобную реакцию, и всякий раз она доставляла ей удовольствие. Местные жители не знали, человек она или демон, да по правде говоря, и сам Ворон, проведя в ее обществе пару недель, уже не мог бы сказать с уверенностью. Она была горда, тщеславна, аристократична – и не делала различий между добром и злом. Ворону, что да, то да, за хорошую плату приходилось заниматься всякими делами, но он всегда знал, хорошо он поступает или плохо, – другое дело, что он все равно поступал так, как было нужно. Для Вурдаль же люди делились на две категории: полезные и ненужные. В глубине души она явно считала себя вознесенной над всем сущим и к тому же бессмертной. Ей ничего не стоило, скажем, срезать из бластера дерево всего лишь потому, что неловко отстраненная ветка хлестнула ее по лицу. Вот и сейчас она рассматривала трех пленников с видом вивисектора, изучающего подопытных крыс, и при этом помахивала хлыстом, который держала в левой руке.

– До чего причудливы и примитивны, – пробормотала она на малоразборчивой карибско-английской смеси. – А блохи у них есть?

– Иногда они кусаются, – раздраженно ответил Козодой.

На ее лице появилось угрожающее, почти безумное выражение, рука, державшая хлыст, дернулась. Ворон поспешно встал между ними.

– Хватит! – воскликнул он. – Ты хотела их получить – вот они. Делай что хочешь, но не забывай, для чего ты здесь и на кого работаешь.

Рука с хлыстом опустилась, но взгляд ее по-прежнему оставался безумным.

– Ну ладно, – сказала она. – На первый раз спущу тебе эту дерзость, но не испытывай моего терпения, дикарь. Есть вещи, ради которых я могу поступиться любым вознаграждением. Вы – все вы – теперь принадлежите мне, как принадлежат кому-то собаки, лошади, одеяла. Вы мои, пока я не продам вас. Силовое поле настроено на нас двоих. Вы не в состоянии миновать его без сопровождения и, уверяю вас, я никогда не помогу вам его открыть.

– На них это не подействует, – заметил Ворон. – Ты совсем не понимаешь здешней культуры. Даже получить ранг взрослого мужчины можно здесь только пройдя через достаточно серьезные пытки. Смертью их не напугать, а убив своих пленников, ты покроешь их славой, а себя – позором.

– Но у него есть женщины! – угрожающе бросила она.

– Да чтоб тебя… Если он уступит тебе, чтобы их спасти, то потеряет их уважение и станет для них все равно что мертвым. Как и они для него. Ты втянула меня в это дело из-за того, что они принадлежат к моей расе, чтобы не попасть впросак. А я согласился потому, что мне понравилось вознаграждение. Так вот, выбирай прямо сейчас между вознаграждением или своим самолюбием.

Она резко повернулась к Ворону:

– Ах ты насекомое! Да как ты смеешь так со мной говорить!

– Ну валяй – попробуй убить меня на месте. Может, у тебя и получится. А если получится, то ты заведешься настолько, что прикончишь заодно и их, а когда Он начнет искать виноватых, то найдет только тебя. Я думаю, что в таком случае билет до Мельхиора тебе обеспечен.

На ее лице появилась тень сомнения. Она стоит ступенью выше Ревущего Быка, подумал Козодой, но есть на свете вещи, которых страшится и она. Вурдаль сама понимала это и понимала еще, что Ворон не только об этом знает, но и выставляет напоказ. За это она еще больше ненавидела его, но вынуждена была смириться.

– Что ж, позаботься о них, а я вызову ским. Остальное уладим по дороге. – Она повернулась и вошла в купол.

– Твоя напарница чокнутая, – спокойно заметил Козодой. – Рано или поздно она выкинет что-нибудь такое, что выдаст вас с головой.

Ворон невесело усмехнулся:

– Знаю. Я, черт возьми, надеялся, что все закончится быстро. Впрочем, если она что-то делает, то делает хорошо, и полезна многим, обладающим властью. Что, кстати, опять возвращает к вам троим.

– Ты сказал ей правду, – вмешалась Танцующая в Облаках. – Я вижу, что даже Кроу разбираются в таких вещах.

– Слушайте, леди, вы отнюдь не предмет торга и здесь только потому, что я хочу обеспечить вашему благоверному все возможные удобства.

– А еще, вероятно, потому, что тебе не помешают трое помощников, если твоя приятельница окончательно свихнется, – добавил Козодой.

Ворон пожал плечами:

– Может, ты и прав. Однако нам предстоит серьезный разговор. Садитесь, где стоите. Все сели и уставились на Кроу.

– Ну, так вот вам эта история, – начал он. – Не так давно где-то в Южной Америке нелегальная группа техов наткнулась на некие старинные бумаги. Козодой знает, что в них было. Я – нет, за исключением того, что эти бумаги – нож, приставленный к горлу Главной Системы. Запретное дело. Потом выяснилось, что в бумагах имеются намеки не на кого иного, как на самого Ласло Чена. Как администратор-полукровка со Среднего Востока оказался замешанным в этом деле – не пойму хоть убейте. Но как бы там ни было, они вбили себе в голову, что только Чен может им помочь, и почему-то были уверены, что он захочет. Они связались с некоторыми из моих коллег и наконец донесли свое слово до Чена. Не имею ни малейшего представления, что они ему наплели, но старик заинтересовался. Увлекся. Однако они намеревались что-то выручить за эту информацию, а Чен, видимо, не желал выдать им требуемое. Короче говоря, он пустил в ход свои связи, на техов устроили налет, всех перебили, но бумаги попали в нужные руки. Они пошли по скрытой сети связных и в конце концов очутились в Карибском Регионе.

– Откуда родом наша высокая госпожа, не так ли? – вставил заинтересованный Козодой. ли?

– Да, вроде того. Не вдаваясь в подробности, скажу, что она кровью и тяжелым трудом проложила себе путь к вершинам тамошнего агентства безопасности. Так вот, именно она разработала систему связи. От острова к острову, потом – Сибирь, Китай, и наконец – Чен. Но, как ты и сам уже понимаешь, что-то пошло не так. Главная Система пронюхала, что бумаги существуют, и нажала на все кнопки по всему миру. И вот связная терпит крушение, получает ранения и умирает, а ты находишь бумаги, прочитываешь их и внезапно срываешься с места. Поскольку за связную поручилась Вурдаль, Манку отрядили сюда, чтобы вычислить предателя, а поскольку она совсем не знает здешних мест, в помощь ей дали меня. Я в то время не участвовал в каком-то конкретном расследовании и занимался простым патрулированием, так что особого выбора у меня не было, тем более что мне уже приходилось работать на карибов. Мы надеялись перехватить вас раньше, чем Система, и нам это удалось – по крайней мере пока. Теперь мы доставим вас куда следует, наш босс заметет следы, спасет наши задницы, и на этом дело для нас закончится.

Его рассказ выглядел настолько абсурдно, что просто обязан был оказаться правдой, и Козодой невольно рассмеялся:

– Чен! Так вы работаете на Чена!

– Ну да, по-моему, это ясно. Что тебя так рассмешило?

– Да ведь именно к нему я и собирался! Он вполне может использовать эти бумаги, и у него достаточно власти, чтобы помочь мне выйти сухим из воды.

– Я так и думал, но, видишь ли, Бегущий по Грязи не смог бы тебе помочь. Его хозяйство напрямую соединено с Главной Системой. Он бы проникновенно извинялся, запил бы на неделю из-за угрызений совести, но тем не менее спустил бы с тебя шкуру заживо. Так что с этой точки зрения мы для тебя пока – лучший вариант. До Чена далеко, и в одиночку тебе нипочем до него не добраться. Но поскольку мы не можем доверять тебе окончательно, у тебя есть несколько способов путешествия, на выбор.

– Слушаю, – сказал Козодой.

– Прежде всего, можно обездвижить тебя и везти в таком виде. Это будет нелегко, зато надежно. Второй вариант – ты принимаешь гипнограмму, закрепленную ментопринтером. По прибытии в место назначения мы ее снимем. И наконец, можно связать тебя, заковать в цепи и заткнуть рот. Что скажешь?

Козодой понимал его сомнения. Перевозить человека, а тем более нескольких, усыпленными или в цепях, слишком рискованно, и кроме того, понадобились бы лишние люди. В то же время Ворон знал, что Козодой и Танцующая в Облаках прорвались сквозь гипнощит, и не был уверен ни в том, сколько продержится гипноз, ни даже в том, подействует ли он вообще, если применить его насильно. Он хотел заручиться их добровольным согласием, прежде чем начать гипнообработку.

– Что за гипнограмма? – спросил Козодой. – Одна из тех, которыми располагает твоя напарница?

– Ничего особенного. Что-нибудь такое, что обеспечит нам хорошее прикрытие, и не более того. Я сам не любитель таких мер, но, если вас опознают, не хотелось бы, чтобы произошла утечка информации. Честно говоря, я не хочу даже, чтобы стало известно, что вы вообще знаете что-то стоящее, надеюсь, вы меня понимаете? Они понимали.

– Но зачем ты берешь нас? – вмешалась Танцующая в Облаках. – Разумеется, мы обе пойдем за ним куда угодно, но тебе-то зачем о нас беспокоиться?

– Леди, я не знаю точно, с чем имею дело, да и не особенно хочу знать. Насколько я понимаю, Чен может выслушать его и приказать убить вас всех или превратить в домашних животных. Но может и принять вашего мужа как величайшего героя на Земле, дать ему высокий и влиятельный пост и наделить большой властью. Взять вас с собой мне почти ничего не стоит, а вот расплачиваться за ошибку, если я этого не сделаю, мне придется очень дорого. Ну что, Козодой, ты чего-нибудь надумал?

От историка требовалось серьезное решение, но принять его было в общем-то несложно. Говоря о том, что Козодой нужен Чену, так сказать, в первозданном виде, Ворон не лгал, и можно было надеяться, что это относится и к остальным. О Бегущем по Грязи он тоже сказал правду – впрочем, в глубине души Козодой и сам не очень-то верил в старика. Уход в дикую жизнь тоже, по существу, был иллюзией, хотя и более романтической. Действительно, невозможно же вечно прятать Молчаливую – а бросить ее Козодой не мог, так же, как не мог бросить и Танцующую в Облаках. Так или иначе, а будущее его семьи и племени в данный момент целиком зависело от Чена.

Однако во всем этом имелся один деликатный вопрос. Гипнограммы Ворона были наверняка ориентированы на нужды службы безопасности и не особенно милосердны. Но Козодой боялся даже подумать, на что может быть похожа библиотека Вурдаль.

– Мы примем гипнограммы и ментокопии, – наконец решился он, – но только если они будут из твоего комплекта.

– Ну разумеется! – воскликнул Ворон. – И нам лучше начать немедленно. Скиммер прибудет в сумерках, а наше путешествие и без того грозит затянуться: вокруг становится слишком жарко.

Программа была опустошающей – впрочем, именно такие программы наилучшим способом обеспечивали безопасность и защиту в дороге. С того момента, как Ворон установил ее и включил, они полностью утратили себя. Иногда в сознание пробивались какие-то расплывчатые пятна, яркие огни, странные выкрики на непонятных языках, но это никоим образом не складывалось в осмысленную картину, и даже чувство времени было утеряно. Однако ни Козодой, ни женщины не испытывали ни страха, ни тревоги – эти чувства остались там, в другой части мира.

Козодой очнулся с обычным ощущением головокружения и тошноты, вызванным применением гипнотиков и ментопринтера, но быстро пришел в себя. Он лежал на роскошном ковре в большой палатке, здесь было тепло и сухо. Первая мысль его была о женах, и он встревожился, не увидев их рядом. Он с трудом встал и попытался собраться с мыслями.

– Похоже, у нас кое-что получилось, – услышал он знакомый голос и, обернувшись, увидел Ворона, с недокуренной сигарой во рту развалившегося на низком диване, застеленном мехами. Несмотря на тревогу, Козодой невольно подумал, не держит ли Ворон одни только полувыкуренные сигары.

– Я обещал, что ты попадешь сюда, и вот ты здесь, – продолжал Кроу. – Но встречу с девушками придется отложить. Тебе надо приготовиться к аудиенции у очень влиятельного человека. А потом уже произойдет счастливое воссоединение семейства или что-то другое, смотря по обстоятельствам.

– Я хочу видеть их немедленно! Ворон вздохнул:

– Слушай, хайакут. Ты уже не в Северной Америке, и твой Консилиум на другой стороне Земли. Должен сказать, что доставить тебя было непросто, и кое-кому пришлось пожертвовать жизнью, чтобы сохранить это в тайне. Теперь ты встретишься с тем, кого, по твоим же словам, с самого начала стремился увидеть. Ты поверил мне насчет гипнограммы – и внакладе не оказался. Продолжай в том же духе, и все будет в порядке.

Козодой кивнул. Он понимал, что Кроу прав. Лучше идти до конца. В конце концов, какая разница? Чен уже предал людей, которые первыми узнали о перстнях и связались с ним. Кто мешает ему обойтись с Козодоем иначе?

– Эти люди моются раз в сто лет, – заметил Ворон. – Но у них куча правил и церемоний. Мы обрядим тебя по высшему разряду.

Козодой удивился:

– Так мы не в ташкентском Центре?

– За кого ты принимаешь Чена? Этот палаточный городок разбит где-то в степях Прикавказья. Он прибыл со своей свитой часа полтора назад, и все как один на верблюдах, можешь себе представить? Я слыхал о них, но живьем не видал никогда. Мне плевать, сколько воды они носят в горбу, я предпочитаю лошадь или даже мула, если на то пошло.

Подготовка к аудиенции оказалась необременительной, хотя и несколько странноватой. Козодоя обступили женщины, с головы до ног закутанные в причудливые одеяния, из-под которых поблескивали только глаза; все они говорили на языке, не похожем ни на один знакомый Козодою. Хихикая и пересмеиваясь, они обтерли его влажными полотенцами, смоченными в большом тазу с прохладной водой, подстригли ему ногти, расчесали и подровняли его длинные черные полосы – остричь их совсем он не позволил. Потом его одели в темные шерстяные штаны, заправленные в высокие сапоги для верховой езды, и красную шерстяную рубашку, которую полагалось носить на голое тело – и он был готов. Ворон, по-прежнему одетый в свою неизменную оленью замшу, одобрительно взглянул на него.

– Порядок. Хоть сейчас готов грабить мирных поселян, – заметил он своим обычным насмешливым тоном. – И как тебе в этом?

– Чешется, – пожаловался Козодой. Ворон безразлично пожал плечами:

– Чешется ему… Будь на тебе мало-мальски приличная одежда, когда я тебя подцепил, не пришлось бы напяливать на тебя эту. Теперь я объясню тебе здешний протокол, а ты выполнишь его в точности, каким бы унизительным он тебе ни показался. Наш хозяин вынужден поддерживать местные обычаи, и в твоих интересах, чтобы он проявил себя с наилучшей стороны. Он предпочитает говорить по-английски, так что учить язык тебе не придется; кстати, здесь английским владеет только он, и даже его помощники по Центру не знакомы с этим языком. В этих местах английский не особенно популярен. И ни на минуту не забывай, с кем имеешь дело, даже если он постарается разыгрывать свойского парня.

Козодой кивнул в знак согласия. Сперва Ревущий Бык, потом Манка Вурдаль и Ворон, и вот наконец он добрался до самого верха иерархии Властелинов Срединной Тьмы. Козодой никогда не встречал Императора Консилиума и не видел его, но этот титул как нельзя лучше соответствовал положению Ласло Чена.

Его провели в огромный шатер, раскинутый посреди широкой равнины, которая некогда была югом центральной части Советского Союза, а еще раньше – владениями легендарных монгольских завоевателей. Козодою казалось, что он соскользнул назад во времени, к тем далеким дням, когда Чингисхан со своими воинами опустошал эти земли в попытке создать мировую империю.

У входа в шатер горели факелы, а внутри – масляные лампы. Пол был устлан коврами, чуть в стороне Козодой заметил шахматный столик с резными фигурками, стоящими в довольно интересной позиции. В глубине шатра возвышалось роскошное кресло, скорее напоминающее трон и украшенное замысловатой резьбой. Вместе с тем здесь нестерпимо воняло. Примитивная роскошь не произвела на Козодоя особого впечатления. Интересно, подумал он, мылся ли хоть один из свиты Императора хотя бы раз в жизни.

Уверенной походкой в шатер вошел Ласло Чен. Охрану он оставил снаружи. Ростом он был под два метра, а весил, наверное, килограммов полтораста, но, как ни странно, отнюдь не выглядел толстым, а скорее огромным и могучим. Несмотря на китайскую фамилию, ростом и статью он был обязан скорее всего монгольским предкам, а еще, возможно, примеси крови древних казаков. Его длинные черные волосы, как и густая окладистая борода, были заметно тронуты сединой; он носил малиновый тюрбан и яркое просторное одеяние. В ушах у него были золотые серьги с огромными рубинами, а пальцы унизаны множеством драгоценностей, из которых Козодоя интересовала только одна.

Хайакут, как его учили, опустился на колени и, склонив голову, ждал, когда его соизволят заметить. Чен взгромоздился на трон и взглянул на человека, стоящего перед ним на коленях.

– О, пожалуйста, вставай. Прошу прощения, что заставил себя ждать, друг мой, – сказал Чен небрежно-ободряющим тоном. – Я человек занятой, мне стоило большого труда выкроить время для встречи с тобой.

Его акцент выглядел не особенно странным, скорее казался просто небрежностью в произношении и не носил никаких следов местных наречий, но Козодой отметил, что он может слегка изменяться, как бы подстраиваясь под речь собеседника. Этот человек был прирожденным лингвистом. Историк встал и обнаружил, что по-прежнему вынужден смотреть на собеседника снизу вверх.

– Я ценю ваши усилия, повелитель, – вежливо ответил Козодой. – Но я причинил хлопоты самым разным людям, чтобы добиться этой аудиенции.

В ясных, проницательных глазах Ласло Чена мелькнула улыбка.

– Ты пришел ради перстня. Ты пришел потому, что тебе невмоготу и ты устал быть одной из пасомых овец. Козодой вздрогнул:

– Не читаете ли вы мои мысли? Чен усмехнулся в ответ:

– Тому, кто хорошо понимает другого, нетрудно прочесть его мысли. Когда я вошел, ты подумал нечто вроде: "Вот он, примитивный и отсталый, носящий на безымянном пальце нечто такое, чье значение он едва ли способен понять. Как бы мне сторговаться с ним на этот счет?"

– Я.., я не был столь невежлив в мыслях, однако насчет остального вынужден согласиться. Но в таком случае, насколько я понимаю, вы и без меня отлично знаете, что находится в ваших руках.

– И да и нет, – признался Император. – Подойди и взгляни на него. Двадцать лет назад я сделал то же самое.

Помимо воли, охваченный волнением; Козодой приблизился. Он боялся, что перстень окажется невзрачным или аляповатым, но это была вещь изумительной красоты. В свете масляных ламп призывно мерцали алмазы, рубины, изумруды и другие драгоценные камни, а серебряный символ на пластинке из жадеита, венчающий перстень, был столь совершенен, что его не могла бы создать рука самого искусного художника. Три миниатюрных птицеподобных создания расположились треугольником вокруг вставленного в центре бриллианта.

– Проклятие любого, кто носит такой перстень, в том, что он не может позволить себе проявить сколько-нибудь заметное любопытство к природе этого сокровища, – сказал Чен. – Ядро программы заставляет Главную Систему заботиться о том, чтобы все пять перстней находились в руках людей. Если один из них будет уничтожен, она должна изготовить новый – что само по себе выглядит достаточно иронично. Никто не обязан знать о назначении перстней, но всякий, кто попытается разыскать владельцев остальных четырех, обречен. У меня нет никакого желания попасть в число обреченных, и ты, надеюсь, сам это понимаешь.

Козодой кивнул:

– Но вы его исследовали?

– Безусловно. Внутри этой красивой оболочки под жадеитовой пластинкой находится, по сути дела, маленький компьютер, связанный с перстнем каким-то способом, о котором я могу только догадываться. К сожалению, руководство по применению утеряно, и, вне всяких сомнений, намеренно. Эта вещь стала символом главы Президиума, чей пост я сейчас занимаю, но давно уже подозревали, что она – нечто большее, чем просто символ.

– Он прекрасен, – сказал Козодой, с трудом отрывая глаза от перстня.

– Да, прекрасен, так и должно быть. Подозреваю, что наши предки, создавшие современный порядок вещей, имели некую тягу к мифологии или по крайней мере чувство юмора. Волшебные перстни власти, открывающие тайны Вселенной. Мифы и легенды о таких предметах стары, как само человечество. В те дни какой-нибудь Ясон или Синдбад отправился бы к поход за волшебными талисманами, победил злых правителей или чудовищ, которые охраняют их, и преодолел все препятствия, воздвигнутые природой, людьми или сверхъестественными силами. У нас есть все, чтобы создать новую мифологию, но будет весьма трагично, если ее предмет на деле окажется не столь значительным, каким представлялся. Я знаю, что перстни достаточно важны, чтобы попасть в разряд запретного знания, но не знаю почему. Ты расскажешь мне.

– Создатели Главной Системы отдавали себе отчет в том, что совершают нечто беспрецедентное, – начал Козодой. – И безусловно, предусмотрели возможность отключить или по крайней мере подчинить человеческой воле Главную Систему. В ядре программы заложено требование поддерживать существование перстней и заботиться о том, чтобы они всегда находились в человеческих руках. Людей, облеченных властью. Таких людей, как вы, повелитель. Она обязана сохранять в исправности соответствующий интерфейс, с тем чтобы эти люди, все пятеро, могли активировать программу перекрытия. Сами кольца – всего лишь части программного кода. Они должны быть собраны вместе и вставлены в определенном порядке, а как только это будет сделано, Главная Система станет подчиняться приказам этих пятерых.

– Исходя из других источников, я подозревал что-то в этом роде, но ты дал мне полное подтверждение. А теперь расскажи мне все, что ты помнишь из этих бумаг. Естественно, твой рассказ будет записан.

Историк принялся вспоминать – тщательно, стараясь не упускать деталей. Он сам удивлялся, как легко приходят к нему воспоминания, и подумал, что вместе с программой восстановления ему дали какой-то стимулятор памяти. Когда он окончил рассказ, Чен несколько минут просидел в задумчивом молчании и наконец очень тихо сказал:

– Я знаю, где находятся три из остальных четырех. Козодой пристально взглянул на него:

– В таком случае у вас есть все, что требуется для довольно опасной сделки, повелитель.

– Я не заключаю сделок, особенно когда дело касается таких предметов. Ты сказал, что перстни должны принадлежать людям, наделенным властью. Но по сути дела, практически любой, кому удастся каким-то образом завладеть одним из перстней, например украсть его, тем самым обретает и влияние, и власть. Руководствуясь своими смутными догадками, о которых я упоминал, я начал приготовления. Это было нелегко, и один неверный шаг мог оказаться последним даже для меня.

– Значит, вы хотите собрать перстни. Все перстни.

– Именно так. Я распустил по всему свету неясные легенды и смутные намеки. Пожалуй, каждый десятый из того ничтожного меньшинства, которое владеет грамотой, что-то об этом слышал. Я забрасывал удочки наудачу, и наконец мне попалась крупная рыба. Те, кто нашел эти записи, действовали не по моему повелению, но я по всему миру следил, не клюнет ли кто-нибудь на мою наживку. Иные достигают величия, рискуя многим, если не всем, а иные остаются овцами и не заслуживают большего.

У Козодоя упало сердце:

– Я не форель у вас на крючке.

– О, ты не прав. Почему ты прочел бумаги, зная, что это причинит тебе муки? Почему ты решил донести это знание до меня? Из чувства самосохранения? Вздор! Возможно, ты убедил в этом себя, но если бы ты и вправду руководствовался им, то никогда не осмелился бы прочесть их. Тогда почему же? Знаешь ли ты себя так же хорошо, как знаю тебя я?

Козодой хранил молчание.

– Ты пришел ко мне, – продолжал Чен, – потому что веришь, что должен существовать какой-то выход из этой сумятицы. В глубине души, на дне подсознания ты желаешь, чтобы все пять перстней воссоединились. Ты жаждешь покончить с правлением компьютеров, которое стало удавкой для человечества. Ты хочешь верить в то, что с ним можно покончить. Другие – те, что могли прийти и не пришли, – всего лишь овцы, и они либо удовлетворены существующим порядком вещей, либо страшатся последствий любых перемен, страшатся настоящей свободы. Они успокоены, ибо запуганы. Ты боялся, что сказка обернется ложью. Они же боятся, что она окажется истиной.

Козодой был в смятении, но не забывал, где он находится и что привело его сюда. Попытаться разомкнуть тиски всемогущей Системы и упорно трудиться, уповая на единственную трещину в ее монолите – благородное дело, но в том крайне маловероятном случае, если все перстни будут собраны и отыщется способ их использования, ради кого это будет сделано? Ради Ласло Чена, грезящего о мировой империи и мечтающего, по сути дела, о божественной власти? Когда-то мысль Козодоя уже прошла этот путь, и он ответил "да", однако теперь он не был настолько уверен в своей логике.

– Система ввергла человечество в застой, – сказал он вслух, – и чем дольше это продолжается, тем меньше шансов, что найдется кто-то, кто сможет положить этому конец. Не исключено, что и сейчас уже слишком поздно. Однако у нынешней системы есть и некоторые заслуги. Возможно, не будь компьютерного переворота, человечество давно бы прекратило свое существование. В определенной мере нас отбросили назад, но внутри установленных рамок мы остаемся свободными. В конце концов, мы избавились от неусыпных глаз, следящих, кто и когда идет в туалет, и даже этот наш разговор не контролируется. Компьютерам безразличны такие мелочи. Мы находимся в колее, но человечество так или иначе будет двигаться в колее – вопрос лишь, в какой. Должен признать, что существующее положение вещей мне лично не нравится, но как историк я обязан рассматривать все альтернативы.

Чен встал и принялся медленно расхаживать перед троном. Теперь он выглядел еще внушительнее.

– Мы не рабы, это правда, – согласился он. – Но знаешь, кто мы такие? Мы живые игрушки. Игрушки и подопытные животные. Наша долгая жизнь – первопричина смерти. Отбросить нас на столетия назад, рассеять среди звезд, а потом подзадорить и посмотреть, что у нас получится, – но лишь до тех пор, пока мы не делаем попыток овладеть прежними достижениями. Мы – межзвездная империя, о какой мечтали наши предки, но не мы правим ею. Мы межзвездные торговцы, торгующие людьми, умением и идеями, но вот мы двое, ты и я, сидим при свете факелов в шатре, разбитом среди богом забытой степи, а вокруг бродят верблюды; мы утопаем в море лиц, которые с каждым днем радостно становятся все более невежественными, все более бессмысленными, все более безмятежными… Подвластная мне территория больше, чем любая империя в истории человечества, но я же правлю отбросами!

– Возможно, все обстоит именно так, как вы говорите, – вежливо согласился Козодой. – И все же прошу прощения, могущественный повелитель, если я укажу, что в качестве альтернативы вы предлагаете себя и только себя. Я полагаю, что безразлично, насколько мудрым, благим и добрым являетесь вы лично или насколько удивительными являются ваши мысли, – я думаю о том, способно ли вообще человеческое существо воспринять такую власть и не повредиться в уме. Раньше, и не так уж давно, я считал, что любой человек предпочтительнее компьютера, но забыл, что даже абсолютные властители прошлого были ограничены в своем могуществе. Может существовать только одна Главная Система. Второй, состязающейся с ней, никогда не будет. Эта власть неоспорима.