Зенчер заговорил, и в голосе его не чувствовалось ни напряжения, ни фальши. Он просто рассказывал:

– Туман окружает все средины и как бы отделяет их от клиньев. Та зеленая страна вдали, это и есть клин. Думаю, что Хабандур, хотя с тех пор, как я был там в последний раз, прошло много времени. Тамошний народ – все больше пастухи. Они пасут огромных животных, их называют блаунами, и питаются исключительно их молоком и кровью. Это довольно-таки свирепая раса, сильная и выносливая. Даже акхарские короли уважают жителей Хабандура и часто набирают из них солдат и полицию. За это другие расы ненавидят хабандурцев едва ли не больше, чем самих акхарцев. Вот почему здешние народы так трудно объединить.

Они поднялись по тропинке, причем Чарли без их помощи это вряд ли удалось бы. С вершины утеса они заглянули внутрь страны. Местность была довольно гористая, покрытая густыми лесами, среди которых, вероятно, текли невидимые сверху бурные реки. Облака понемногу рассеивались, и сквозь них чуть проглядывало солнце.

– Здесь всегда так облачно? – спросила Сэм.

– Нет, не всегда, хотя вне средин, пожалуй, чаще облачно. Это Ветер Перемен. Он влияет на погоду на обширных пространствах.

Сэм кивнула, повернулась и снова взглянула вдаль, за границу тумана.

– Эй, что это?

Покатые зеленые холмы вдали пропали, на их месте возвышалась величественная стена гор, снежные вершины которых вздымались выше облаков, четко выделяясь на лиловом фоне.

– А где же те холмы? – спросила Чарли. – Ведь еще минуту назад там не было никаких гор!

Она повернулась и посмотрела на леса, словно пытаясь убедиться, что все еще находится на том же самом месте, потом снова на горы. Леса были на месте, горы – тоже.

Зенчер усмехнулся:

– Это Максут, точнее, так его называют акхарцы. Там выделывают лучшие меха во всем Акахларе.

– Да, но куда же все-таки провалились холмы? – добивалась Сэм.

– Они тоже здесь. Те места, что видны отсюда, целые миры, а не просто их срезы. Только малая часть этих миров перекрывается здесь в одно и то же время. Если подождать, может быть, несколько минут, а может, несколько часов или дней, то станет видна часть другой земли. Такова переменчивая природа Акахлара. Они появляются и исчезают вокруг средин – то здесь, то где-то еще, то не появляются вовсе, Я навигатор. Я знаю, как определить, в каком месте Акахлара я нахожусь в данное время. Я могу проложить путь, короткий или длинный, между двумя точками нашего мира и провести других по этому пути. Но я не знаю, что будет в конечной точке пути в определенное время, так же, как ничего не могу сказать о том, через какие миры пройдет мой путь. Это может быть Максут, или Хабандур, или один из сотни других клиньев. Только акхарцы и их лоцманы могут точно выбирать свой путь и место назначения, и ни один лоцман никогда не скажет, как ему это удается. Я могу прийти точно в указанное место и оказаться за много миров от своей цели. Вот почему путешествия на большие расстояния невозможны без лоцманов. Все они акхарцы, каждый из них работает в своей округе, и за каждой гильдией лоцманов закреплен определенный клин. Когда я бежал из своей родной страны, со мной не было лоцмана, у меня не было навигаторских навыков, и только счастливый случай и рука богов не дали мне погибнуть.

"Так вот зачем он нас сюда привел, – подумала Сэм. – Он подозревает, что мы не очень-то доверяем ему, и хочет показать, что нам не выжить в этом мире, если мы останемся одни. Хорошенькое же время он выбрал для этого, черт его возьми!"

– Утром мы поедем внутрь страны, вон туда, – говорил между тем Зенчер, показывая на лес позади них. – Эта средина довольно большая. Как раз за этими холмами проходит дорога, а дороги обычно ведут либо в столицу, либо к границе. Пойдемте – завтра еще успеем попотеть. Побудем немного в прохладе, пока можем.

Они спустились и вошли в пещеру. Как ни хотелось подругам остаться вдвоем, такая возможность представилась им только поздно вечером.

– Ты как думаешь, он с нами искренен или наоборот? – спросила Чарли.

– Наоборот, – уныло отозвалась Сэм. – Сегодняшнее маленькое представление должно было показать нам, насколько мы зависим от его милости. Сказать правду, я теперь совершенно не представляю, что Нам делать, черт бы его побрал! Если мы удерем в леса среди ночи, то скорее всего свернем себе шеи, а если направимся в город, то нас нетрудно будет выследить. Нам придется несколько миль брести в тумане, и где мы потом окажемся, вообще неизвестно.

– По-твоему, те вампиры, о которых он рассказывал, действительно существуют? Сэм пожала плечами:

– Может, и не там, где он говорил, но стоит взглянуть на Ладаи, и понимаешь, что здесь могут быть и вампиры, и что-нибудь похлеще. Похоже, без провожатого шансов у нас будет немного.

– Но Зенчер прикончит нас при первой же возможности. Почему бы ему, например, не загипнотизировать нас тем кристаллом и не приказать самим выдать себя?

– Ну, не знаю. Он словно сам боится этой вещи. Но здесь, наверное, есть тьма способов, которыми он может воспользоваться против нас. Мы ведь не почувствовали бы самый сильный наркотик в рогаликах, что готовит Ладаи? Но здесь только мы и они. Случись что с нами, и, пожалуй, Булеану нетрудно будет догадаться, что его предали, а? А в большом городе… Может быть, он надеется, что мы как-нибудь сами себя выдадим, а ему не потребуется и пальцем пошевелить.

– Значит, так, – задумчиво подвела итог Чарли. – Если смотаться прямо сейчас, скорее всего мы пропадем, а ом выйдет сухим из воды. Если поехать с ним, то какая-то надежда все-таки есть. К тому же здесь все говорят на акхарском. Ладаи с нами не будет. Ему придется говорить о нас по-акхарски, а он ведь не знает, что ты понимаешь их язык. По крайней мере узнаем заранее, какую подлость он задумает. А это уже кое-что.

Сэм кивнула:

– Да, об этом я не подумала. Ну, пока мы еще в безопасности, можно и поспать немножко. Завтра нам придется держать ухо востро.

– Вот что еще, Сэм. Надо бы как-нибудь держать меня в курсе того, что происходит вокруг, по так, чтобы Зенчер не сообразил, что ты понимаешь их язык. Мне кажется, он не больно-то хорошо выучил английский. Думает он на этом самом акхарском, поэтому и заговорил на нем, когда занервничал. По-моему, он все время вроде как делает двойной перевод: с акхарского и на него.

– Ну и что?

– Ну я все думала о том, что ты мне сказала, помнишь, будто этот язык не похож ни на какой другой, который ты когда-либо слышала. Если у него в голове именно акхарский, а не английский, то какого черта нам не попробовать поговорить по-тофслянски?

Сэм подумала немного и криво усмехнулась.

– Мне кажется, это можслет очслень помслочь, – громко ответила она.

"Повозка" была похожа на римскую колесницу с двумя большими колесами по бокам и овальным кузовом. Спереди было еще одно колесо, поменьше, что придавало всему сооружению некую зыбкую устойчивость. Возница был вынужден все время стоять, но около него было нечто вроде перилец, о которые он мог облокотиться. Дальше были устроены скамейки, как в лодке, а позади располагалось небольшое багажное отделение. Повозка была старая, грязная, давно не крашенная. Однако в нее поместились оба сундука и похожий на рюкзак мешок с пожитками Зенчера. Подруги вскарабкались в повозку, потом навигатор тоже забрался внутрь, опустил и закрепил деревянный предохранительный брус сбоку; наконец он облокотился о перильца, разобрал вожжи и тронул. Пара лошадей без видимых усилий потащила скрипучее сооружение, но деревянные колеса подпрыгивали на каждом ухабе! Сэм и Чарли подпрыгивали вместе с ними, а потом плюхались па жесткие сиденья, так что не прошло и часа, а они уже завидовали стоявшему Зенчеру.

Лошади были похожи на битюгов, только, пожалуй, чересчур мохнатые.

Высокие деревья, мимо которых они проезжали, тоже походили на обычные деревья, только у некоторых кора была странного цвета. Трава казалась скорее синей, чем зеленой, и время от времени они проезжали через заросли странных цветов, похожих на розовые пучки. Они бы напоминали розы, по их стебли достигали футов шести и толщиной были с человеческую ногу, а сами цветы – с голову Зенчера. Все это скорее напоминало экзотику южных стран, чем страну чудес, в которой побывала Алиса.

У птиц здесь было довольно яркое оперение, а одна, большая и немного похожая на сокола, могла менять окраску и становиться почти невидимой, прячась в кронах деревьев, пока ее не пугал шум проезжающей повозки. Тогда по воздуху внезапно проносилось нечто похожее на огромный лист, постепенно принимающий серую окраску облаков или голубую – открытого неба и почти исчезающий на их фоне.

Приятно было снова увидеть солнце, хотя часть неба все время затягивали облака. Было жарко и влажно, а когда проглядывало солнце, становилось еще жарче. Набедренные повязки и бикини, а не длинные одежды, подошли бы сейчас гораздо больше. "Эти акхарцы не только высокомерны, но и невозможно тупы", – решила про себя Чарли.

Они выехали на широкую дорогу, о которой накануне говорил Зенчер, но на засохшей грязи колеса подпрыгивали еще сильнее. Наконец после трех часов мучительной езды они въехали в небольшой городок. Его красные крыши и белые оштукатуренные или кирпичные фасады напоминали какой-то европейский фильм о провинциальной жизни. Дома располагались вокруг широкой главной площади с торговыми рядами по краям. Народ там не толпился – день был явно не базарный, обычный сонный будний день. Лошадям требовался отдых, да и. они проголодались.

Зенчер еще раз предостерег их:

– Помните: говорите как можно меньше, только друг с другом и только шепотом. Сомневаюсь, что здесь кто-нибудь знает о вас, но на всякий случай будьте осторожны.

Городок не был в точности похож на тот, который видела Сэм в своем страшном сне, но и отличался от него не больше, чем отличаются друг от друга маленькие городки во Франции и Германии. Хотя людей на улице было немного, Сэм обратила внимание, что это были преимущественно женщины в длинных, свободных, мешковатых одеяниях, стянутых поясом на талии и доходивших до лодыжек. Сшиты они были из хлопчатобумажных тканей приглушенных цветов – красноватых, коричневых и синих. Головы у всех были покрыты шарфами. Некоторые женщины носили белое. У них вместо шарфа был легкий головной убор, вроде капюшона, с небольшими прорезями для глаз. Белые балахоны не были подпоясаны и совершенно скрывали очертания тел.

– Те, что в белом, – незамужние девушки на выданье или постарше, – пояснил Зенчер. – Когда им исполняется десять лет, они считаются взрослыми. После особой церемонии посвящения им запрещается показываться кому-нибудь, кроме домочадцев, в более открытой одежде, чем вы видите. Запрещается не только разговаривать с мужчинами, но даже показывать, что они слышат слова мужчины, кроме отца и братьев. И так они живут до самого замужества, после которого, как видите, получают несколько большую свободу.

– Как это они ухитряются при таких порядках вообще выходить замуж, – заметила Сэм. Зенчер рассмеялся:

– О браке мать невесты договаривается с отцом жениха или с опекуном мужского пола, если жених – сирота. Конечно, и здесь бывают романтические истории и разлученные влюбленные. Но у девушек, пожалуй, есть преимущества. Ведь юноша не может увидеть невесту, а она может рассмотреть его и вместе с матерью выбрать того, кто ей больше приглянется. Молодые люди вынуждены довольствоваться только рисунками того, кого здесь называют устроителем браков. Ну а в маленьких городках, вроде этого, можно еще кое-что разузнать у родственников девушки или у друзей ее родственников.

– Старая добрая история. Что женщины, что домашняя скотина – все одно, – угрюмо сказала Чарли.

– Нет-нет, что ты! Женщины не бесправны. Они могут получить образование, какое им необходимо, хотя, конечно, отдельно от юношей, они вправе наследовать, они даже занимают некоторое положение в законодательном собрании. В большинстве из этих лавок дела ведут именно женщины, а многими из них и владеют женщины. Мужчина здесь хоть и считается господином, но наследство передается по женской линии. Этот порядок, возможно, и не совершенен, но и не так плох, как может показаться с первого взгляда. И намного ли это хуже, чем брак под влиянием минутного увлечения, когда вдруг в один прекрасный день обнаруживается, что у супругов нет ничего общего? Или брак по расчету? Счастливые браки здесь вряд ли реже, чем в любом другом месте.

– Однако в маленьких городках выбор и так невелик, да еще это раздельное содержание. Понятно, что некоторые предпочитают сбежать в столицу и продавать себя, только бы не принимать этот обычай. А вдруг жених уж очень противный, а девушке никак не удается уговорить мать отказать ему? – заметила Чарли.

Сэм огляделась вокруг:

– При том, из скольких разных миров они сюда свалились, я все же думала, что здешнее общество будет посовременнее, чем средневековое.

В городке была служба, которой можно было поручить лошадей, и они были счастливы наконец-то выбраться из трясучего экипажа. Правда, у обеих мышцы так болели, что поначалу им трудно было ходить. Но Сэм вскоре пришла в себя и обратила внимание на разные вывески вокруг площади. И тут она поняла, что читать на этом языке она не умеет. Буквы, или квадратики, кружочки, загогулины, казалось, даже не были организованы в какую-то систему. Разбросанные без видимого порядка, они, похоже, не имели постоянной величины и начертания. Скорее они напоминали детские каракули.

Здание, в которое они вошли, оказалось таверной, на первый взгляд, довольно обычной: круглые деревянные столы, грубые старые тоже деревянные стулья, скрипучий пол, посыпанный опилками, и длинная стойка с большим зеркалом позади, в котором отражалось все помещение. Однако под потолком неторопливо крутились три вентилятора, медленно и лениво перемешивая горячий воздух, а светильники и позади стойки, и на боковых стенах отнюдь не напоминали о средневековье. Бутылки на полках за стойкой были стеклянные, с яркими наклейками – не то что грубая посуда в пещере, а когда один из посетителей позвал бармена, тот кивнул, нацедил кружку чего-то, похожего не то на пиво, не то на эль, из крана – подумать только! – и отнес клиенту. Все посетители были явно не здешние. У одного из них был громкий и грубый голос, а лицом и телом он напоминал неандертальца.

Это впечатление усиливалось тем, что одет он был в потертые меховые бриджи и нечто, похожее на меховой жилет, который не сходился на могучей волосатой груди. С ним был мужчина в щегольской блузе и штанах в обтяжку, острые носки его башмаков выглядели франтовато. В отличие от тех, кого они встречали в городке, кожа у него была светлее, черты лица тоньше; у него были длинные волосы, черная козлиная бородка и пышные сильно напомаженные усы.

– Не смотри на них, – шепнула Чарли, – представляешь, у этого Конана Варвара на руке часы.

– Я заметила, – отозвалась Сэм тоже шепотом. – А этот тип, сбежавший с игральной карты, курит сигарету с фильтром. Черт-те что!

Зенчер сердито взглянул на них, и они замолчали. Сэм было любопытно, о чем говорит странная пара, но у пещерного человека было настолько скверное произношение, что его почти невозможно было понять. При том, что в этом языке изменение на какую-то четверть тона могло превратить слова "Я тебя убью" в "Я тебя люблю", она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как Чарли.

– Но, друг мой, мне же необходимы пятеро, – говорил щеголь, отчетливо, но с очень странным акцентом. Его Сэм, хотя и с трудом, понимала.

– Ты собрался печь пироги в моей заднице, – казалось, ответил неандерталец. Из-за его жуткого произношения разговор представлялся Сэм почти комичным, но усатому, видимо, было не до смеха.

– Но будь же благоразумен, друг мой. Меньшее количество просто не сработает.

– Я хочу облизать поросенка.

– Но там же и стража, и ловушки, и…

– Наши имена будут написаны на колбасных палочках!

Сэм перестала прислушиваться. Разговор казался ей бессмысленным и не стоило рисковать. Зенчер мог заподозрить что-нибудь.

К ним подошел бармен:

– Да, сэр. Чем могу служить?

– Еда у вас есть? Когда я проезжал здесь последний раз, у вас неплохо готовили.

– О, конечно, сэр, но между завтраком и обедом кухня не работает. Я мог бы принести хлеба, мяса и немного фруктов и овощей.

– Прекрасно. Принесите так, чтобы нам всем хватило, и подайте три кружки холодненького.

– Сию минуту, сэр.

Бармен вернулся за стойку, налил три большие кружки пива и принес им, а потом вышел распорядиться насчет еды. Чарли заметила, что он поставил кружки перед Зенчером и Сэм, а третью – сбоку, словно бы не для нее, а чтобы доливать в первые две.

– О да, все респектабельные особы обоих полов будут полностью игнорировать твое присутствие, – прошептал ей Зенчер. – Им полагается вести себя так, словно тебя вообще не существует. Но не беспокойся, если этот старикан пожелает провести с любой время, он отзовет меня в сторонку и предложит yступить тебя. А теперь давайте-ка помолчим. Мне не нравятся эти двое.

Поднос, который принес бармен, выглядел так, словно его сервировал профессионал: горы ломтиков мяса вместе с чем-то, похожим на салат, помидоры и огурцы, – и еще очень длинный, вроде французского, батон белого хлеба и нож. В маленьких баночках с ложечками были поданы приправы, похожие на майонез и горчицу, мягкое белое масло, и еще два вида масла, одно – вроде арахисового. Нарезать хлеб и сделать сандвичи было несложно. Труднее было смотреть, как Зенчер намазывал то, что выглядело точь-в-точь как арахисовое масло, на сандвич с ростбифом и редиской – еще сахаром бы посыпал!

Сандвичи оказались немного не такими, как можно было ожидать: помидоры, например, имели помидорный вкус, но были потверже – скорее как сладкий перец, – однако ничего особо экзотического, и все вполне съедобно.

Зенчер много пил. Он прикончил две большие кружки и принялся за третью еще до того, как доел первый сандвич. Сэм тоже явно чувствовала сильную жажду, хотя она не привыкла ни к какому алкоголю, и Чарли побаивалась за нее. Впрочем, за себя тоже – спиртное всегда пробуждало в ней не лучшие качества. Она потягивала пиво потихоньку, стараясь при этом побольше есть, но довольно скоро почувствовала, что не в силах больше проглотить ни кусочка.

Зато Сэм отсутствием аппетита явно не страдала. Магия Булеана, видимо, сделала их близнецами только внешне. Поняв это, Чарли, надо сказать, почувствовала себя немного лучше.

– Ты пустая башка! Я совращу правителя! – громко рявкнул варвар и грохнул кулаком по столу. Все оглянулись на него: ясное дело, человек перебрал немного, да еще с жаркий день. Его приятель-щеголь засуетился.

– Здесь не место для этого разговора. Ты совсем пьян. Сможешь ты проехать еще немного?

– Я могу плыть на рыбе па луну! – доверительно сообщил неандерталец. Когда эти двое наконец встали, бросили на столик несколько монет и направились к выходу из таверны, Сэм почувствовала облегчение. Чтобы не расхохотаться, ей приходилось усиленно набивать рот едой.

– Далеко еще до столицы? – спросила Зенчера Чарли.

– Не очень. Несколько часов. Мы должны приехать до заката. Чарли застонала:

– Еще несколько часов! Пожалуй, больше синяков на моей… на мне просто уже не поместится. Мне даже на стуле трудно сидеть.

– Похоже, мне надо в туалет, – сказала Сэм. – Это здесь или где-нибудь на задах?

– Здесь, за кухней. Вон та дверь. Иди, я тоже пойду.

– Если у них тут раздельные туалеты, то мне, пожалуй, тоже не помешает. – Чарли вдруг стало страшно остаться одной.

– Разумеется. Здесь даже в домах туалеты раздельные.

Мужской туалет оказался на удивление чистым, в нем стояли два унитаза в кабинках без дверей. Сидений не было, а на каждой стенке кабинки была ручка. Здесь явно полагалось присесть на корточки, держась за ручки. Зенчера даже испугала мысль о возможности сиденья па унитазе.

– Это же было бы так… негигиенично, – сказал он, покачав головой.

Впрочем, он-то справил нужду стоя, а вот ей пришлось спускать штаны, отвязывать гульфик, а потом еще держаться. Да, в таком сортире не зачитаешься.

Ну а Чарли пришлось раздеться чуть не догола, чтобы сделать свои дела. Туалет был той же системы "садись-и-держись", к нему еще надо было привыкнуть.

Чарли заметила и другие странные вещи. Туалет был смывной. На стене маленькая раковина, из крана текла холодная вода. Туалетная бумага была скверная, но была, и явно фабричного производства. Значит, здешняя цивилизация не такая уж средневековая.

На стене оказалось зеркало в полный рост, оно пришлось очень кстати, когда Чарли снова накручивала на себя одежду, и в нем она увидела себя словно впервые. Она была стройной, стройнее, чем когда-либо Сэм, и кожа у нее была очень гладкая. Мальчишеское лицо казалось теперь не таким уж и мальчишеским и, пожалуй, привлекательным. Что-то новое появилось и в манере двигаться, держать себя, даже в выражении лица. Да, главное было именно в нем. Она, может быть, предпочла бы лицо покрасивее, чем у Сэм, но зато… Возможно, это от пива, но, похоже, она снова заводится, как в то утро!

Она привела себя в порядок, вышла из туалета и присоединилась к Сэм и Зенчеру, которые уже уселись за стол. Увидев их, она вздохнула с облегчением: ее вдруг охватил безотчетный страх, что они куда-то внезапно исчезнут, оставив ее совершенно одну в этом чужом мире.

Когда они шли к конюшне, Чарли заметила двух девушек в белых балахонах, которые переходили улицу, держась за руки. Белые маски совершенно скрывали их лица, невозможно было даже сказать, люди ли это и какого они пола. Странный обычай, но, должно быть, здесь маленькие девочки мечтают о том, как они наконец вырастут и тоже наденут белые балахоны и маски.

Чарли хотелось бы знать, как они чувствуют себя в такой одежде. Наверное, посмей кто-нибудь стянуть с девушки маску и капюшон, это было бы равнозначно покушению на изнасилование.

Перед отъездом из городка они зашли в какую-то лавчонку, где Зенчер приобрел странную штуковину, немного похожую на приставной носик для бензиновой канистры. Что это такое, он объяснил только после того, как они выехали на дорогу.

– Научись пользоваться этим, – сказал он Сэм. – Если ты правильно приставишь это и будешь держать, как надо, тебе не придется садиться за малой нуждой. Это очень удобно в глуши, где мало или новее нет туалетов,

– Кстати, – сказала Сэм. – В этих туалетах современный водопровод, и могу поспорить, что освещение и вентиляторы в таверне были электрические!

– Разумеется. Городок довольно цивилизованный, как и большинство других. Неподалеку на водопаде стоит небольшая электростанция.

– Но там нигде не было видно никаких проводов!

– Неужели ваша цивилизация настолько примитивна, что у вас открытая система проводов? А водопровод у вас что, проведен прямо сверху, по улицам? Как это, должно быть, уродливо!

– А те двое в таверне – кто это? Они явно не похожи на остальных людей в городке.

– Не знаю точно, кто они, но ты права – они не здешние. Волосатый верзила, по-моему, вообще вряд ли акхарец. Он, видимо, из какого-то отдаленного северного клина. Насчет другого я не уверен. Он богат, но не знатен, и, судя по его выговору, прибыл очень издалека. Такие люди нанимают других, вроде того варвара, для грязной работы, чтобы самим не мараться. Мне приходилось иметь дело именно с такими людьми.

Чем ближе к столице, тем менее и менее дикой казалась местность. Фермы стали меньше, городки росли, хотя и сохраняли тот же европейски-провинциальный стиль, на дороге попадались не только пешеходы и всадники, но и разнообразнейшие повозки и экипажи.

Они прибыли еще до заката и нашли, что столица выглядит чертовски по-столичному. В центре, густо населенном и вытянутом вдоль берега не то озера, не то моря, поднимались гигантские здания, словно устремленные в небо шпили готических соборов, на окраинах здания были поменьше, но чувствовалось, какой большой этот город.

– В Тубикосе живет около полумиллиона человек, все они акхарцы, – рассказывал Зенчер. – Это один из самых больших городов на планете и один из самых главных, хотя и один из самых опасных. Если сюда придет Ветер Перемен, то не найдется убежища, куда можно было бы спрятаться.

Чарли нахмурилась:

– Это может случиться? Навигатор пожал плечами:

– Кто знает? Может быть, этой ночью, а может, через неделю или через сотню лет… Здесь их не было уже больше полутора сотен лет, насколько мне известно, люди успокоились и стали беспечны.

У Чарли все это не укладывалось в голове. С одной стороны, это цивилизация, способная выстроить сорокаэтажные дома с электричеством, водопроводом, всеми удобствами, с другой – лошади и повозки, ни автобусов, ни автомобилей, ни поездов и, похоже, никакого телевидения, даже радио. В ходу до сих пор мечи, копья и доспехи. В столице с полумиллионным населением большинство улиц немощеные, женщины одеваются в балахоны и покрывают головы шарфами, а мужчины носят костюмы времен Шекспира или Робина Гуда.

Общественный транспорт все же существовал, хотя и довольно старомодный. Лошади тянули большие двухэтажные дилижансы, которые немного напоминали автобусы. И еще повсюду разъезжали щеголеватые черные трехколесные экипажи с закрытым верхом – нечто вроде кэбов.

Зенчер сразу же направил повозку в сторону от центра с его сияющими шпилями. Теперь они ехали по узким улочкам с закопченными зданиями. Когда стемнело, зажглись огни в домах, загорелись многочисленные вывески, которые они не могли прочесть. Главные улицы освещались не фонарями на столбах, а длинными светильниками, дававшими рассеянный свет; они тянулись над первыми этажами зданий по обеим сторонам улиц. Примыкающие к главным улицы и переулки оставались темными и выглядели довольно зловеще. Они проехали через район, характер которого легко угадывался и ничем не отличался от любого подобного на их родной Земле. Окруженные изображениями полуголых женщин и атлетического вида мужчин, светились витрины. В их свете молодые, сильно накрашенные женщины, охорашиваясь, поглядывали на прохожих, а кое-где явно предлагали себя хорошо сложенные и обильно умащенные маслом мускулистые мужчины в плавках. Само собой, здесь-то уж не было никаких белых балахонов и масок.

Миновав этот район, Зенчер остановился у старого каменного здания, которое выглядело так, словно когда-то его регулярно мыли добела, а потом вдруг перестали. Дом был пятиэтажный и внутри казался еще более древним, чем снаружи. В коридорчике за регистрационной стойкой сидела женщина средних лет в ярком, хотя и поношенном свободном платье с зелеными цветами и с неизменным шарфом на голове.

– Здравствуй, красавчик, – приветствовала она Зенчера. – Давненько ты не появлялся.

– Мне нужна комната с видом на улицу, возможно, на две ночи, – ответил навигатор. – Одна на троих. И у нас тяжелый багаж.

Она кивнула:

– Четвертый этаж, вторая налево. Вот ключи. – Она взглянула на Чарли и сладко улыбнулась. – Ты помнишь, если ты делаешь в комнате что-нибудь ради прибыли, отелю причитается десять процентов.

– Ничего подобного. Это долгая история, которая не стоит того, чтобы ее рассказывать, но если хочешь знать, она сбежала из одной деревушки в далеком клине к северо-западу отсюда и вскоре пожалела об этом, а братец отправился искать ее и нашел. Вот я и помогаю им устроить дела, как могу.

– Обычное дело, – заметила женщина. – Она красиво движется, и, похоже, у нее действительно изящное тело. А мальчик умеет делать что-нибудь стоящее?

– Он смышлен, но не обучен, и оба не знают языка.

– Тогда, если хочешь быстро получить выгоду, своди обоих в салон Бодэ. Немного универсального любовного зелья Бодэ, несколько уроков – и она будет само совершенство. Что касается мальчика, то без знания языка лучшее, что он может делать, – это то же самое. Здесь есть небольшая компания, в которой любят действительно молоденьких.

– Я пока еще не знаю, что мне делать с ними, – ответил Зенчер, и, вполне возможно, это была чистая правда. – Мне необходимо любой ценой нанять хорошего лоцмана на юго-запад. – Он вынул две большие квадратные монеты и протянул ей. – Это покроет расходы.

Женщина кивнула, взяла монеты, попробовала их на зуб и. опустила в прорезь в стойке, потом обернулась к занавешенному дверному проему:

– Зу-у-ум! Пошевеливайся!

Занавеска раздвинулась, и появился гигант. Широкоплечий, атлетического сложения, он был почти семи футов ростом, так что ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверной проем. Жизнь изрядно потрепала его: он был седой, лицо в морщинах, кожа на руках загрубела. Только глаза и выражение лица сохраняли почти детскую застенчивость.

Женщина сказала ему что-то на непонятном языке, он неразборчиво пробурчал в ответ и прошел мимо них к внутренней двери.

Зенчер поманил Сэм и Чарли пальцем, и они пошли вслед за гигантом. Тот провел их через холл, потом по четырем пролетам узкой и скрипучей лестницы. Массивный ключ повернулся в замке, и дверь отворилась.

Да, отель был явно не пятизвездочный. Голая лампочка под потолком освещала невесть чем пропахшую комнату с двумя большими окнами на улицу, на которых висели драные занавеси. Была здесь раковина с длинным изогнутым краном, старая ваза и две фарфоровые чашки, обе щербатые. Две двуспальные кровати стояли друг за другом у стены напротив раковины. На кроватях лежали по две маленькие круглые подушки, покрывало, относительно чистое, и подозрительно темные простыни.

– Туалеты внизу, в холле, – сказал Зенчер. – Здесь есть торговые бани, но они общественные, так что Сэм, наверное, придется подождать с мытьем, а отпускать туда Чарли одну мне бы не хотелось. Но вы не беспокойтесь: люди здесь моются не очень-то часто, даже знатные.