Пробуждение

…Майя открыла глаза. Полежала, прислушалась. Ее сознание было ясным, тело легким. Она привстала и осмотрелась. Это была спальня Зиса, сам Зис с лицом, почему-то залитым йодом и зеленкой, лежал рядом на кровати и спал, сраженный таким сокрушительным сном, что никто и ничто не могло ему помешать. Однако она все равно решила не шуметь и тихо сползла с кровати. Комната выглядела, как палата тяжело больного человека. Везде были разложены лекарства, в углу стояла капельница, у кровати утка, шторы были задернуты. В углу, почти не различимая в полумраке, спала Карина.

«Странно, – подумала Майя. – Как будто кто-то заболел…» Она сделала несколько шагов и оказалась перед зеркалом. Тощее полуголое всклокоченное существо с впавшими глазами и торчащими ребрами смотрело на нее из серого стекла. Она вздрогнула, ощупала себя. Еще раз посмотрела в зеркало…

Майя нашла свою одежду лежащей на кресле. Рядом на прикроватной тумбочке стоял электронный будильник. На нем было хорошо видно час, минуты, текущие секунды, число, месяц и год. Майя не поверила своим глазам. Если красные кварцевые цифры не врали, ей уже давно было пора.

Она шагнула в сторону кресла и едва не сшибла термос, стоявший на полу. Кое-как придержав металлическую колбу, оглянулась на спящего Зиса, потянулась за одеждой и быстро, на ощупь, натянула ее на себя. Зис шевельнулся. Майя застыла, переждала пару мгновений и выскользнула из комнаты. Прихватила с вешалки в коридоре ветровку и, стараясь не греметь замками, вышла из квартиры.

Зис со стоном потянулся. Спальня была пуста, но он еще не знал об этом.

Только на улице Майя поняла, как ослабла. Солнечный свет едва не сшиб ее с ног. Когда железная дверь подъезда распахнулась и Майя вышла из дома, на ее тело обрушился физически ощутимый, тяжелый, тугой, невыносимый поток света и тепла. Она не выдержала и опустилась на асфальт.

– Ой, батюшки, – запричитала у нее над ухом стайка приподъездных старушек. – Ой, помогите! Ой, человеку плохо!

Однако вскоре Майя привыкла и к свету, и к теплу, и к грохоту улицы, смогла встать и, кивнув сердобольным тетушкам, направилась прочь от подъезда.

– Вот молодежь пошла, – немедленно понеслось ей в спину их же ядовитое ворчание. – На ногах едва стоят.

– Не, Мань, ты видала, – один визгливый голос особенно выделялся. – Она ж синяя вся! А одета как? Это ж бомжатина настоящая! У, наркоманы чертовы! Что б они передохли все, честное слово!

Внезапно Майя обернулась и пошла обратно, по направлению к подъезду. Ведьмы на скамейках немедленно вновь превратились в сердобольные сердца и с некоторой опаской запричитали о несчастной «внученьке», замученной работой и учебой. Но Майя шла не к ним. Она перепутала куртки и в темноте коридора схватила по ошибке ветровку Зиса. В кармане она нащупала ключи от его машины. Она дошла до старушек и, щелкнув сигнализацией, открыла джип.

– Ишь, шмакодявка, – опять понеслось из-за спины. – Это на каких же авто разъезжают! И откуда только деньги берут?

Майя не слышала их. Она завела машину и пару раз газанула, приноравливаясь к чужой педали. Старух у подъезда заволокло густым сизым дымом, джип сорвался с тротуара и укатил со двора.

Поток проклятий полетел ему вслед.

Майя знала, куда ей надо ехать. Природа этой уверенности была сродни тому инстинктивному знанию, которое гонит вперед перелетную птицу. Так же и Майя, не испытывая сомнений, спокойно и уверенно вела машину, пересекая город с севера на юг. Она не отвлекалась ни на что вокруг, и только раз обратила внимание на рабочих в синих комбинезонах, которые сдирали с рекламного щита остатки плаката с фотографией огромного черного сухого цветка.

Вскоре она подъехала к городскому кладбищу, оставила машину на площади и через высокую арку печальных ворот направилась внутрь. Майя уверено шла вперед между коваными оградами и мраморными ангелами. Вскоре заботливо оформленные ячейки старых могил закончились. Майя осмотрелась. Это была новая часть кладбища. В стороне копошились могильщики, повсюду виднелись свеженасыпанные красные холмики. На одном из них сидела большая черная птица. Майя приблизилась к ней. Увидела свое отражение, раздвоившееся в глубине антрацитовых зрачков. Моргнуло прозрачное веко, птица сорвалась в сторону, словно уступая ей место. Отсюда было всего полтора метра плотной красной земли до двух ящиков, заколоченных гвоздями. Майя закрыла глаза и…

…увидела деревянную крышку в нескольких сантиметрах от себя, почувствовала острый запах формалина и собственного тела, которое уже охватило тление, ощутила, как легкие начинают судорожно сокращаться от внезапно подступившего удушья, как шумит умершее, но еще не утихшее сердце и клокочет в венах кровь. Как страх, не сравнимый ни с чем ужас, поглощает сознание и бьется в горле, сдавливая гортань и не давая дикому крику отчаяния вырваться наружу. Иначе, ударившись в слишком близко притиснутую к лицу крышку замурованного в глине гроба, здесь, на глубине нескольких метров, этот крик не найдет выхода и вернется. Круг замкнется, и она забьется в западне, раздирая ногтями шелковую обивку, а потом лопнут все сосуды, она, наконец, сойдет с ума, и подземная река унесет ее в своих мутных красных волнах…

…Майя открыла глаза. Она стояла перед могилами, ветер перебирал ее волосы, путался в ветвях деревьев. В синем высоком небе кружила птица. Майя перевела дух и постаралась успокоиться. В этих могилах никого не было. Два гроба, один обычный, другой поменьше, были пустыми. Но где же тогда?… Она осмотрелась.

Птица, описав одну за другой идеальные черные окружности в небе, опустилась на землю в отдалении. Она смотрела на Майю. Майя смотрела на нее.

– Мор-р-рта! – вдруг прокричала та, расправила крылья и перелетела на новое место. Майя неуверенно шагнула за ней. Сверкая черными перьями, птица сидела на красной земле и ждала. Когда Майя приблизилась, она поднялась и движением крыла переместилась еще ближе к зарослям, ведущим в заброшенную часть кладбища. Майя поняла, что та указывает ей дорогу, и пошла следом, в глубину кладбищенских лабиринтов.

Вскоре шумы остались где-то позади. Ни звуков города, ни эха шагов, ни шороха листвы здесь не было слышно. Основная дорога сузилась и вскоре рассыпалась тонкими тропинками. Они ветвились по земле, как трещины по стенам. От основных линий отходили второстепенные и дальше змеились совсем крошечные дорожки.

Внезапно птица, которая вела Майю, исчезла, взлетела и растворилась в полумраке. Майя растерянно осмотрелась. Шагнула назад, прошла вперед, свернула в сторону и поняла, что заблудилась. Она стояла в отдаленной части кладбища и не имела ни малейшего представления, куда ей идти, где выход, вход или основная аллея.

Она побрела вперед по едва заметной тропинке. Вдруг та вильнула и растворилась в траве. Майя вышла на небольшую поляну. Это был тупик. Конец пути. Дальше дороги не было. Майя покружила на месте, собралась было возвращаться, но тут она заметила кое-что в стороне. Подошла поближе, присмотрелась.

Это была группа надгробий. Забор вокруг них давно покривился, трава и крапива со всех сторон наступали на почерневшие каменные плиты, одна из них, расколотая, лежала на земле. Но, несмотря на темную и обильно заросшую мхом поверхность, Майя смогла причитать выбитые надписи: «Андрей Авельев», «Зинаида Авельева», «Варвара Авельева», «Ида Авельева». На упавшей и разбившейся плите можно было разобрать только имя – «Майя».

– Андрей! – с криком проснулась Карина.

Она сама не услышала своего голоса, в ушах все еще раздавался скрип старой карусели, которая уносила от нее в туман того, кто все-таки пришел к ней еще раз во сне…

Карина очнулась. Она сидела в кресле, ее глаза привыкали к полумраку, она сама – к мысли о том, что она уже вернулась. Постепенно сон стал отступать. Карина обнаружила, что ее тело затекло и ноет немыслимо. Безотчетное беспокойство сопровождало это открытие. Она пошевелилась и внезапно, словно дали свет в ее одурманенном сознании, поняла, что произошло. Карина заснула и проспала всю ночь. В любой другой день это ничего бы не значило, но сегодня это могло обернуться катастрофой.

Она бросилась к постели. Однако там, вместо ее сестры, лежало какое-то огромное и искалеченное существо. Потревоженное Кариной, оно зашевелилось в темноте. И Карина закричала.

Это уже не было сном, но это было страшнее сна. Она кричала так, что, казалось, лопнут стекла, стены, барабанные перепонки. Разбуженному Зису потребовалось время, чтобы сообразить, где он, что с ним, почему в спальне темно, отчего так болит все тело и особенно лицо, зачем кричит Карина и где Майя.

Когда вся эта мозаика вопросов выложилась в его голове, он вскочил с кровати, но не устоял на ногах, упал и застонал от боли. Карина больше не кричала. Она в полуобморочном состоянии смотрела на него, пока какой-то жест, звук голоса, поворот головы не пробудили в ней узнавания. Она шагнула к окну, одним движением раздернула шторы и в ярком свете дня уставилась на изуродованное лицо Зиса.

– Боже мой, что с тобой? – только и смогла выговорить она.

Он пожал плечами. Карина растерянно обвела глазами спальню.

– Где же она?! – этот вопрос был сейчас гораздо важнее.

Она схватилась за свой телефон, включила его и вздрогнула от громкого и резкого звонка. Звонили на всех линиях.

– Алло… – испуганно сказала она в трубку.

Анютин выход

Анюта, прижимая к груди коробку, набитую ее вещами, стояла посреди секретарской. Все. Пора было уходить. Она уже поплакала, выгребая из ящиков стола свое барахло, которого набралось даже больше, чем она думала. Анюта тихо заскулила. Ну за что? За что? За все те ночные и неурочные часы, за лучший кофе на свете, который она умела сделать в мгновение ока, за покорность, исполнительность, преданность…

Она поставила коробку на пол, вспомнив, что приговоренный имеет право на последнее желание. Черт с ним, если сейчас кто-нибудь сюда придет, и даже если это будет сама Карина Матвеевна – все равно черт с ней. Анюта толкнула дверь в ее кабинет.

Затуманенным взглядом она обвела изящную обстановку. Черные цветы в вазе на столе, фотографии на стенах, синяя шаль злодейки в кожаном кресле…

Анюта присмотрелась. Слезы застили ей глаза, но что-то явно валялось на ковре глубоко под столом. Она отерла влажные веки, опустилась на пол и поползла между толстых ножек, туда, где в тесных глубинах что-то белело. Для того чтобы добраться до цели, пришлось довольно долго искусно извиваться под столом. Наконец Анюта исхитрилась, дотянулась и уселась тут же, отдуваясь и крутя в руках свою находку. Это был сложенный вдвое лист бумаги. Анюта зажмурилась. Все, что угодно, но только не чтение чужих писем. Только не это! Ни за что! А-а, к черту все, ее уже уволили! Она развернула листок.

Вскоре Анюта тихо выбралась из-под стола. Положила письмо. Медленно направилась к дверям. Остановилась. Постояла. Взялась за ручку. Опять застыла. Обернулась. Долго смотрела на распечатанное письмо. Открыла дверь, еще помедлила на пороге. Медленно закрыла ее за собой…

Быстрым шагом она вернулась обратно, прошла к столу и набрала с телефона, стоявшего на ее столе.

– Алло, Карина Матвеевна? – спросила она, когда на том конце провода ответили. – Я нашла бумагу у вас под столом. От Вольского. Это какая-то справка. Здесь написано, что человека по имени Андрей Авельев не существует. Он умер в 1873 году.

Карина невидящим взглядом смотрела на Зиса, сжимая телефонную трубку в руках. Разговор давно был закончен. Зис тряс ее за плечи и о чем-то спрашивал, но она ничего не видела и не слышала. Только когда круг, который мысль должна была совершить в ее сознании, замкнулся, в глазах Карины снова появились и спальня, и пустая кровать, и покрытое свежими ссадинами лицо Зиса.

– …человека по имени Андрей Авельев не существует, – произнесла она, эхом повторяя только что услышанные слова. – Он умер в 1873 году.

Зис уставился на нее.

– Я знаю, где ее искать, – внезапно спокойно сказала Карина.

Джип Зиса, описав мощную дугу, отъехал от кладбищенской ограды и выбрался на трассу. Какая-то машина неожиданно выскочила прямо перед Майей, и ей пришлось вильнуть на встречную полосу, чтобы избежать столкновения. Чудом никого не задев, она вернулась в свой ряд. Она почти не обратила внимания на произошедшее. Майя была уверена, что с ней ничего не случится. Она нажала на газ. Педаль ушла в пол и тяжелый автомобиль, набирая скорость, понесся вперед.

Недавнее заключение в постели превратило ее в имаго, она чувствовала, что в ней, словно в коконе, одна форма жизни сменяет другую. Майя не знала, мертва она сейчас или нет. Она чувствовала свое тело, мозг работал, подчиняясь ее воле, но она уже не знала, ее воля – это что? Откуда приходят ее желания, кто управляет ее решениями, сомнениями и этим страхом, который волнами накатывает из самого солнечного сплетения.

Она видела солнце, но не ощущала тепла. Ее рука, выставленная в окно, ловила ветер, но она не чувствовала его упругой силы. Когда она открыла глаза там, в спальне, она заметила Зиса, но это не остановило ее. Майя помнила и о нем, и о Карине, и о Валериане, но все, что связывало ее с ними, не имело сейчас никакого значения. Вообще никакого. Совсем другие люди или тени звали и манили ее. И Майя не сопротивлялась этому зову.

Она гнала машину по дороге. Когда появился нужный указатель, она решительно свернула с трассы. Одна за другой промелькнули шесть каменных остановок. Несколько столбов, украшенных высохшими венками – знаками смерти и памяти… Еще полчаса езды, еще один перекресток, еще одно безошибочно принятое решение. Машина съехала с асфальтированной дороги и затряслась на проселочных ухабах.

Деревня осталась где-то слева. Майя ехала по лесу. Строй деревьев так плотно обступал машину с обеих сторон, что ветки хлестали по стеклам. Джип, переваливаясь с боку на бок, продвигался по заброшенной и заросшей дороге. Внезапно в густой зелени что-то сверкнуло. Майя присмотрелась. Это была большая металлическая сова. Поблизости Майя заметила еще одну. Потом различила череду остроконечных пик – это был забор. Майя медленно ехала вдоль него. Внезапно лес расступился, и она выбралась на поляну. Развернула машину. За чугунными воротами, потемневшими от дождей и времени, виднелась аллея. В глубине угадывался силуэт старого дома. Майя заглушила двигатель и вышла из машины.

В аллее было тихо и прохладно. Не было ветра, птицы молчали, и только сухие ветки, как тонкие косточки, хрустели под ногами Майи. Перед домом стояло огромное высохшее дерево. От мощного перекрученного ствола расходились ветви поменьше, а от них во все стороны штриховкой разбегались совсем тонкие. Дерево давно умерло и почернело. Ни один зеленый росток не пробивался наружу из-под его окоченевшего панциря. Вокруг был разбит сад. Когда-то он был прекрасным, полным цветов, запахов, свежести и света. Сейчас все заросло сорняками, и гигантские зонтики борщевиков отбрасывали зловещие тени. То тут, то там над землей возвышались хилые и сгорбленные побеги каких-то уродливых растений.

Майя дотронулась до одного из них. Хрупкий лист распался под пальцами. Черная пыль полетела по воздуху. Майя проследила за ней. Она летела в сторону дома. Тот стоял тихо, молча, словно ждал ее, и она, стараясь не задевать редких мертвых стеблей, направилась к нему. По выщербленным ступеням широкой лестницы поднялась наверх, к массивным входным дверям.

Она взялась за металлическую ручку, потянула на себя. Двери были закрыты. Майя отступила назад и осмотрела дом. Все окна были спрятаны под ставнями или заколочены. Вдруг что-то пришло ей в голову. Майя сунула руку в карман штанов и вынула связку тех самых наполовину обрезанных ключей. Она помедлила и вставила один из обрезков в заросшую мхом личинку. Неожиданно ключ легко провернулся в замке, и огромная дверь открылась. Майя ступила внутрь, в темноту первого этажа.

Она стояла в просторном помещении, стены которого терялись в полумраке. Приглядевшись, Майя смогла различить тяжелые присобранные портьеры на окнах, картины в массивных рамах, слева лестницу, широким хвостом уводящую наверх, на второй этаж, справа огромную, в рост, кованую птичью клетку, похоже, пустую. Впереди виднелся проход и несколько дверей…

Майя нерешительно шагнула вперед. Под ее ногой скрипнула половица. Ее сердце дрогнуло. Майя вышла на середину зала. Входная дверь замкнулась, оставив ее одну почти в полной темноте. Майя прислушалась. Тишина. Только ее сбивчивое испуганное дыхание и стук сердца в висках.

Она закрыла глаза. И пошла вперед.

Пересекла зал. Толкнула одну из дверей. Прошла по коридору, свернула налево. Еще дверь, небольшая лестница вверх, площадка, три двери.

Майя остановилась. Она чувствовала, как шатается и рушится исполинская стена и в трещины устремляются, опережая друг друга, разрозненные осколки воспоминаний прошлого…

Майя уверенно шагнула к одной из дверей, открыла ее, вошла. Она уже знала, что ее встретит ее комната. То самое место, куда ее принесли вскоре после рождения, и где она провела несколько счастливых и беззаботных лет.

Предчувствие счастья охватило ее. Она открыла глаза, осмотрелась, заулыбалась. Светлые стены, слева, над столом, картина. Она знала на ней каждый блик света, каждую деталь сюжета. На картине была изображена маленькая девочка, тянувшаяся к роскошной фруктовой тарелке и оглядывавшаяся на огромного пса, заснувшего под столом. Полупрозрачные удлиненные виноградины на блюде. Нежный глаз ребенка. Легкая, нагретая телом и сном рубашка. Розовая плоть пухлых ножек…

Майя подошла к столу. Выдвинула ящик. Здесь все так же лежали ее тетради, коробочка с перьями, чернила в бутылке. Майя выдвинула ящик до конца, вынула его из стола и отставила в сторону. Запустила руку в образовавшуюся щель. Пальцы уверенно ощупывали деревянное чрево, и вскоре Майя наткнулась на то, что искала, – она достала на свет небольшую черную шкатулку, припрятанную в зазоре между ящиками. Открыла ее. Все ее бесценные детские сокровища сверкали на темном щелке – крошечный перламутровый бинокль, обмылки зеленого стекла, подобранные когда-то на берегу озера, засохший бархатный шмель, сломанная булавка с огромным стеклянным бриллиантом, записка от отца.

Майя провела пальцами по плотной пожелтевшей бумаге. С беззвучным грохотом осыпались невидимые стены… Она отложила шкатулку, подошла к кровати. Откинула покрывало. И легла. Легла в эту белую люльку, полную воспоминаний о снах, об утреннем солнце, будившем ее в погожий день, о слезах и горестях, которые, смешиваясь с пером, растворялись в глубинах подушки, о кошмаре, пролетевшем над головой в темноте ночи, о жаре болезни, о грезах накануне Рождества…

Майя прикрыла за собой знакомую дверь и вышла обратно в коридор. Синий мяч, забытый на подоконнике, упал и покатился наискосок, пересекая ее путь. Она подождала, пока затихнет скачущий звук, и направилась дальше. Она знала, куда идти. Само тело помнило расположение комнат, коридоров и переходов. Это в чужих домах и квартирах она ходила, разбивая себе голову о стены. Здесь ей был знаком каждый поворот, каждая выщербина на половице и трещина на двери. Это был ее дом. И по мере того, как она шла вперед, он наполнялся жизнью и к Майиным бледным щекам приливал румянец, и сердце билось все чаще, но на этот раз не от страха, а он горячащего кровь нетерпения…

Семья

Майя вошла в столовую. За массивным столом сидели Варя, мама, бабушка Ида и отец. Звякали приборы, лилась вода из графина в высокий бокал – за столом обедали. Майя приблизилась. Она стояла совсем рядом, но ее никто не замечал. Она видела, как красными гранями переливается вино в хрустальном графине, вдыхала аромат запеченного с травами мяса, смотрела на мягкую пористую поверхность ломтей свежего, еще теплого хлеба. Это все не было сном, этот мир был реальным, наполненным и переполненным запахами и звуками.

– Варя, сядь прямо, – раздался звучный властный голос пожилой женщины. – Нечего висеть над тарелкой.

Варя выпрямила спину и недовольно засопела.

– Майя, садись к столу, – позвала Зинаида. – Как ты долго. Мы заждались.

Майя вздрогнула. Из-за спины матери вышел старик. Майя уставилась на него.

– Валериан?… Ты? – ахнула она.

Тот смущенно улыбнулся и выдвинул стул, предлагая Майе сесть. Она, все еще не веря своим глазам, обошла стол, села и схватила старика за руку.

– Филиппыч…

Тот склонился над ней. Майя отпустила его.

– Да, барышня, сейчас я вам приборы принесу, – произнес он и скрылся.

Майя посмотрела перед собой – рядом с тарелкой лежало все необходимое.

– Ага, у него целый день в голове черт-те что, – доложила Варя.

Бабка одернула ее.

– Варя!

Майя повернулась в сторону Иды. Ее встретил знакомый властный взгляд.

– Что-то ты бледная какая-то, – бесстрастно прокомментировала та. – Спала плохо?

Майя кивнула и посмотрела на отца. Тот сидел, не поднимал глаз. Он был занят едой, питьем и собственными мыслями и словно не замечал ни семьи, ни Майи. Вновь появившийся из-за спины Филиппыч положил Майе в тарелку ломоть мяса, приправил его соусом.

– Приятного аппетита, барышня!

– Спасибо, – машинально отозвалась Майя.

Никто из сидящих за столом не удивился ее приходу. Здесь был еще один обычный день, еще один совместный обед, еще одно собрание семьи за большим столом. Майя повернулась к Зинаиде.

– Мама…

Та остановила ее движением руки.

– Майя, деточка, потом разговоры, давай сначала поедим. Майя послушно взялась за приборы, отрезала кусочек мяса, поднесла вилку ко рту и… опустила ее. У нее не было аппетита. Но не она одна за этим столом не хотела есть. Варя крошила свой хлеб и разводила соус узором по всей тарелке. Время от времени она исподтишка поглядывала на Майю. Наконец она не выдержала.

– А я тебя сразу узнала, – с торжеством на весь стол заявила она. – Ну, я сначала подумала, что ты какая-то самозванка, а потом смотрю, и правда – ты!

– Варя! – взмолилась мать.

– Да надоело уже! – взбунтовалась Варя, откладывая вилку. – Ну не хочу я больше есть.

Она сорвала салфетку, спрыгнула со стула и подбежала к Майе. Вынула что-то из кармана и положила на стол перед ней.

– На, держи! – сказала она.

Перед Майей на белую скатерть стола легли ее потерянные часики.

Варя вернулась на свое место. Майя машинально взглянула на циферблат. Он был пуст – на нем не было ни стрелок, ни делений, ни часов, ни минут. Времени не было. Она посмотрела на отца. Тот молчал. Майя не выдержала, заговорила.

– Я не понимаю…

– Ты их у озера обронила, а я и подобрала. Чего тут понимать! – не выдержала Варя. Она прямо ерзала на стуле от нетерпения.

– Варвара Андреевна! – раздалось грозное предупреждение бабушки.

Но Варе было шесть лет, и она уже умела обходиться со всеми родственниками. Она обезоруживающе улыбнулась Иде и повернулась к Майе.

– Понимаешь, – радостно, словно сказку, начала рассказывать она. – Мы умерли, но оказалось, что смерти вроде как нет. В общем, есть такие разные… слои. В этом слое ты жив, а в том давно мертв. А в третьем вообще никогда не родишься. Для живых эти слои не пересекаются, а для мертвых они – как воздух. Ну, из-за того, что времени нет, какая разница, где быть, в прошлом или настоящем? В общем, мы все встретились, а ты выпала. Пропала. Тебя нигде не было. Вообще нигде. Папа чудом нашел тебя. Ты была среди живых, но… какая-то странная.

– Варвара, – вновь угрожающе прозвучал голос бабушки.

– Ну, хорошо, хорошо, – Варя продолжила. – Папа не хотел оставаться без тебя. Он так тебя искал!

– Зачем? – спросила Майя.

Все знали, к кому относится ее вопрос. Но отец молчал. Не молчала Варя.

– Как зачем? – продолжала она. – Мы же семья. Папа хотел, чтобы мы опять были вместе…

– Мало ли чего он хотел! – в голосе Иды звенел металл.

– Мама, пожалуйста, перестаньте, – попросила Зинаида.

– Понимаешь… – Варя ткнула пальцем в сторону отца, желая что-то объяснить, но Зинаида поймала ее руку.

– Варя, нельзя показывать пальцем! И замолчи немедленно, – твердо сказала она.

За столом воцарилось напряженное молчание. Наконец Ида отложила нож и вздохнула.

– Чего уж теперь, Зинаида, надо договаривать, – она подняла глаза на Майю. – Все мы виноваты. Все. И никто. На всех своя вина. А присмотришься, вроде ничего особенного и не было. Ну, ссорились, обижались, дверьми хлопали– с кем не бывает. Все так живут… Вы с Варей вообще бедовые были. Слова поперек не скажи. А Зинаида и потакала. Все разрешала, души не чаяла. Вот вроде все с любовью делала. А что получилось? Выросли злющие, своевольные, капризные… Никакого сладу. И Андрей. На все готов. Ради тебя вообще убить мог, – она помолчала, обводя глазами затихший стол. – Они вас как будто разобрали, Зинаида Варю, а отец тебя. А я… Я не смогла унять вас всех. Иначе как-то надо было, не так…

Она вздохнула.

– Говорили, здесь плохое место, проклятая земля,– она усмехнулась, однако ее улыбка была печальной. – Я не знаю…

Заметив, что Зинаида что-то хочет сказать, она предостерегающе подняла руку.

– Слишком удобно – что случись, всегда можно откреститься: «Так это плохое место, дурная память, проклятая земля…»

Майя не сводила взгляда с отца. Он сидел неподвижно, рассеянно слушая мать.

– Но тогда и правда, сначала, как дурные знаки, появились эти черные цветы. А после все и случилось…

…Лиза забрала бумаги и небольшую коробочку с медальоном, вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Во всем доме стало так тихо, что, казалось, можно услышать самые потаенные и скрытые звуки – течение соков внутри стеблей сумеречных комнатных растений, гул горячего воздуха над огнем в камине, биение мухи в плотных узлах паучьей сети и торопливые приближающиеся шаги…

С грохотом распахнулась дверь. На пороге стоял Андрей. Его костюм был в беспорядке, волосы растрепаны, глаза блуждали. Он был расстроен и взбешен. Из своего кресла, неподвижная и величественная, как будто неживая, за ним наблюдала мать.

– Чего пришел? – раздался ее спокойный голос.

– Как ты могла!? – только и смог выговорить он. Старуха усмехнулась. Тяжело встала. Сын ей был не соперник.

Она повернулась к нему спиной, оперлась руками на стол.

– Андрей, – ее голос был даже нежен. – Смирись. Я поступила так, как считала нужным. И не тебе меня учить.

– Но это жестоко! Зачем? Я хочу, чтобы у них все было… Не оборачиваясь, она стояла к нему спиной и смотрела в стену.

На стене, непропорционально увеличенная, колебалась ее тень.

– Значит, мы хотим одного и того же, – сказала она. Ненависть. Она чувствовала ненависть позади себя. Андрей молчал, но ей не надо было поворачиваться для того, чтобы увидеть его лицо, искаженное яростью и болью. Ей стало не по себе. Это был тупик. Необратимость вступила в свои права. Уже ничего нельзя было изменить. Сын этого не чувствовал. Он вообще сейчас ничего не чувствовал, кроме бессильной ненависти. А она побледнела.

– Будь… будь ты проклята! – прошептал он.

Верил ли он в силу этих слов? Имели ли они свою власть? Кто знает.

Старуха захотела обернуться, но тут что-то в густых зарослях растений, составленных в углу, привлекло ее внимание. Она присмотрелась. Ей почудилось или в самом деле там кто-то стоял?…