Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Это было в Ленинграде - У нас уже утро

ModernLib.Net / Историческая проза / Чаковский Александр Борисович / У нас уже утро - Чтение (стр. 2)
Автор: Чаковский Александр Борисович
Жанр: Историческая проза
Серия: Это было в Ленинграде

 

 


– И то хорошо, – сказал Доронин и углубился в чтение.

Григорий Петрович помолчал.

– Что вы читаете, если не секрет? – снова обратился он к Доронину.

– «Сахалин» Дорошевича, – ответил Доронин уже более миролюбиво. – Разные там страсти-мордасти.

– Ну и как, действует?

Вопрос был задан с прежним добродушием, но Доронину опять почудилось что-то, задевающее его.

– Как вам сказать, – с вызовом посмотрел он на Григория Петровича. – Сильно написано!

Григорий Петрович рассмеялся.

– Вот теперь, – весело сказал он, – мне начинает казаться, что вы едете к нам на постоянную работу.

«Что он ко мне привязался? – с раздражением подумал Доронин. – Что ему надо?»

– На этот раз вы правы, – сдержанно сказал он. – Я еду на Сахалин, в распоряжение обкома партии.

– Тогда вам тем более не следует верить Дорошевичу, – продолжая улыбаться, сказал Григорий Петрович.

Доронин уже давно соображал, как ему оборвать этот затянувшийся и чем-то неприятный для него разговор. В шутливых словах случайного попутчика было нечто такое, что выводило Доронина из того состояния безучастия ко всему, которое владело им последнее время. А он уже успел привыкнуть к этому состоянию и не хотел с ним расставаться.

К тому же началась качка, и Доронин, впервые в жизни плывший по морю, всё время чувствовал, как у него кружится голова и противно замирает сердце.

Он встал и, уклоняясь от продолжения разговора, сказал:

– Здесь очень душно. Пойду подышу свежим воздухом.

Стояла такая тёмная ночь, что моря не было видно. Оно только шумело где-то внизу. На горизонте очень низко висели густые, чёрные тучи, такие чёрные, что их можно разглядеть даже во мраке. Казалось, что пароход идёт мимо огромных гор.

Заметно похолодало. После трюмной духоты трудно было простоять на ветру даже несколько минут.

Доронин, держась за поручни, перешёл на другой борт. Здесь было теплее, но качало нисколько не меньше.

Медленно, по-прежнему держась за поручни, Доронин дошёл до носа парохода. То, что он здесь увидел, удивило его. На палубе был раскинут шатёр. Под огромным брезентовым полотнищем расположились люди. Они лежали на кроватях – обыкновенных домашних кроватях с шишечками. Тут же стояли венские стулья и даже висела птичья клетка, привязанная к металлическому тросу. Горели два фонаря «летучая мышь».

Люди не спали.

– Вы куда, как приедете? – спрашивал чей-то бac.

– В горсовет, – отвечал кто-то простуженным голосом.

– А остановиться где думаете?

– В гостинице.

– Вы уверены, что на краю света есть гостиницы?

– Края света не существует, земля круглая, – возразил простуженный голос. – Я ещё дальше, на Курилы собираюсь.

– Там, говорят, трясёт ежедневно, – усмехаясь, сказал кто-то. – А то ещё, говорят, моретрясение бывает.

– Какое ещё моретрясение? – спросил бас.

– Обыкновенное. Сперва, значит, землю трясёт, а потом море из берегов выходит – и все подчистую.

– Как же там люди-то живут?

– Не знаю, я там не жил.

– А мне рассказывали, – вмешался в разговор ещё один голос, – там у каждого хозяина чугунные доски имеются.

– Какие ещё доски?

– А очень просто – случится землетрясение, ими трещины и закрывают.

Все рассмеялись.

Качка усиливалась. Доронин не мог стоять на месте и медленно двинулся вдоль палубы, прислушиваясь к доносившимся до него обрывкам разговоров.

Люди говорили о постановлении Совета Министров, осуждающем нарушения колхозного устава, о журналах «Звезда» и «Ленинград», о Нюрнбергском процессе, о Днепровской электростанции, вновь вступившей в строй, о газопроводе Саратов – Москва…

Доронин с напряжённым вниманием вслушивался в эти разговоры, и ему казалось, что незримый мост перекинулся на пароход с материка, с советской земли…

Налетел жестокий порыв ветра. Стало ещё холоднее. Палуба все чаще уходила у Доронина из-под ног. Почувствовав себя совсем плохо, он направился к твиндеку, чтобы лечь и попытаться заснуть.

У полуоткрытой двери кубрика он увидел фигуру человека в длинном, модного покроя, пальто, из-под которого виднелись тяжёлые кирзовые сапоги.

Человек стоял, прислонившись спиной к стене, в руках у него были игральные карты.

«Это что ещё такое?» – недоуменно подумал Доронин. Ему невольно вспомнились старые, давно читанные рассказы о шулерах, путешествующих на морских пароходах.

А человек в длинном пальто творил чудеса. Он брал карту в руку, пристально смотрел на неё, и вдруг карта исчезала, точно испарялась в воздухе. Потом человек спокойно вытаскивал изо рта какую-то трубочку. Оказывалось, что это и есть исчезнувшая карта.

«Вот так штука!» – восхищённо подумал Доронин. Он прошёл мимо фокусника, почти коснувшись его плечом. Это был молодой человек лет двадцати пяти, не больше.

Доронин направился к твиндеку, как вдруг кто-то осторожно тронул его за плечо.

Он обернулся и увидел фокусника.

– Простите, товарищ, – подчёркнуто вежливо обратился тот, – я, видите ли, захватил с собой всего лишь две колоды карт, и они мне обе нужны. Понимаете?

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Доронин.

– Если мы встретимся на материке, я с удовольствием подарю вам эту колоду, – невозмутимо продолжал молодой человек, – но здесь…

С этими словами он протянул руку к карману доронинского пальто, и оттуда длинной, растянутой гармошкой выскочила колода карт.

– Благодарю вас, – сказал фокусник, – я так и думал, что она у вас…

Доронин рассмеялся.

– Вы простите меня, – улыбнулся молодой человек, – это просто так, тренировка… Я заметил, как вы наблюдали за мной, и позволил себе эту шутку. Вы ведь не обиделись?

– Здорово работаете! – искренне сказал Доронин.

– Это мой новый номер, – пояснил фокусник. – Я должен тренироваться каждый день. Простите, – вдруг сказал он и, сняв с головы Доронина кепку, вынул из неё карту.

– Ну, знаете!… – воскликнул Доронин.

– Это старый номер, общеизвестный, – скромно сказал фокусник.

– Где же вы выступать собираетесь? Куда едете?

– Туда же, куда и вы, на Сахалин. Нас тут целая бригада.

– А вы полагаете, что на Сахалине сейчас… Ну, словом, у людей есть время для развлечений?

– А как же? – воскликнул фокусник. – Вы что, наших людей не знаете? Для настоящего искусства время всегда найдётся. Вы бы послушали нашу певицу!…

– Но почему именно на Сахалин?

– Не только на Сахалин. Наши поехали и на юг, и на север, и на запад. Ведь у нас тоже свой план есть. Как же иначе? – Он помолчал. – Как вы думаете, мой номер пройдёт?

– Наверняка пройдёт, – улыбаясь, ответил Доронин.

– Ну, спасибо, – поблагодарил фокусник, – До встречи на Сахалине.


К исходу второй ночи Доронин, уставший от мучительной качки, вышел на палубу.

Он долго стоял, глубоко вдыхая холодный, влажный воздух.

Вдруг ему показалось, что в темноте ночи мигнул едва заметный огонёк маяка. Но свет тотчас исчез и больше уже не показывался. Доронин так и не узнал, что в эти минуты пароход проходил самый опасный участок пути – пролив Лаперуза между южной оконечностью Сахалина и японским островом Хоккайдо. Здесь мореплавателей подстерегает коварная подводная скала. Замеченный Дорониным мигающий огонёк горел на мысе Крильон, самом южном советском мысе в этой стороне света.

Тем временем начался рассвет – второй с тех пор, как пароход покинул владивостокскую бухту Золотой Рог.

Всюду, куда хватало глаз, тянулось однообразное серое море. Поверхность его была покрыта множеством небольших складок, – так изображают на картинах застывшую лаву. По времени должен был уже показаться Сахалин, но никакой земли поблизости не было видно.

Пароход шёл, покачиваясь и поплёвывая горячей водой.

Доронин долго бродил по палубе, покрытой изморосью.

Внезапно надвинулся туман. Ежеминутно раздавались унылые, предостерегающие гудки. Потом подул такой ветер, что у Доронина захватило дыхание. Теперь он не мог ничего различить перед собой, кроме серовато-белой колеблющейся мглы.

Он стоял на палубе, вцепившись обеими руками в поручни. Ноги его скользили. Огромные массы воды громоздились кругом. Ливень брызг то и дело обрушивался на палубу.

«Опять начинается!»-подумал Доронин. Он чувствовал сильное головокружение.

На палубе никого не было видно, только время от времени пробегал, держась за поручни, кто-нибудь из матросов в плаще, с которого стекала вода.

Ветер стих так же внезапно, как и налетел. Волны ещё окатывали палубу, но напор их ослабел. К Доронину подошла Ольга.

– Вы знаете, сколько осталось до берега? – спросила она. – Семь миль. Морская миля – это около двух километров. – Ольга внимательно посмотрела на него. – Вы плохо себя чувствуете?

– Плохо, – сознался Доронин.

– Только не ложитесь. Если ляжете, то уж потом не встанете, это всё говорят. А вот я, оказывается, не страдаю морской болезнью. Даже и не предполагала. Думала, что буду лежать и повернуться не смогу. А видите, ничего.

Теперь пароход равномерно раскачивался, словно огромные качели.

– Знаете, как мы будем выгружаться, если шторм не успокоится? – снова заговорила Ольга. – Сюда подойдёт катер, я мы спустимся по верёвочной лестнице. Такая узкая лестница из верёвок, знаете…

Доронин кивнул головой. Несмотря на то что море успокоилось, он чувствовал себя все хуже.

Он хотел было, вопреки совету Ольги, вернуться в твиндек, но в этот момент она с силой схватила его за плечо и, повернув лицом к морю, воскликнула:

– Смотрите, Сахалин!

Он взглянул туда, куда показывала Ольга. В туманной утренней мгле виднелась далёкая полоска земли.

Густой туман, нависший над морем, на несколько секунд разорвался, и в розовом отблеске восходящего солнца Доронин увидел кряжи гор, прорезанные узкими долинами, и всю эту долгожданную землю, на которой ему предстояло начинать новую жизнь.

ГЛАВА II

Пароход сутки стоял на Сахалинском рейде. Он никак не мог войти в порт из-за шторма. Когда стихал ветер, появлялся туман и полоска земли исчезала за белой кисеёй.

Прошла ночь. Выйдя утром на палубу, Доронин увидел людей, столпившихся на носу парохода. Они смотрели в сторону берега и показывали на что-то руками. Доронин пригляделся. К пароходу шёл катерок, издали похожий на большую, прыгающую по волнам птицу. Его кидало во все стороны. Довольно близко подойдя к «Анадырю», катер вдруг повернул и направился к берегу.

– Уходит! – крикнул Доронин.

– Как же ему. не уйти? – раздался за его спиной знакомый сипловатый голос. – При таком волнении его стукнуло бы разок о наш борт – и в щепки.

Это был Весельчаков. Он стоял, грузный, в толстом драповом пальто, широко расставив ноги.

Часа через полтора к пароходу пошли ещё три катера.

Шторм несколько утих, но «Анадырь» все ещё сильно качало. Кто-то с верхней палубы крикнул в мегафон, чтобы пассажиры готовились к высадке.

С одного из катеров донеслось:

– Эй, эй! На «Анадыре», на «Анадыре-е-е»!

– Есть на «Анадыре»! – ответил трубный голос сверху.

– Слу-ушай, друг, слу-ушай! – кричали с катера. – Грузы для «Сахалинугля» привезли? А?

– Есть такие! – ответил «Анадырь».

– Так давай выгружай, друже! Заждались мы!

– Лови, сейчас кидать будем, подставляй руки! – раздался голос сверху.

Люди на палубе рассмеялись.

– А для рыбников есть? – нимало не смущаясь, кричал человек с катера. – А для нефтяников есть?

– Всем есть! – отвечал «Анадырь».

Доронин вынес свой чемодан на палубу и стоял, ожидая дальнейшей команды. Два катера остановились примерно в километре от парохода, а третий пошёл прямо к борту.

Метрах в трёхстах от «Анадыря» катер резко замедлил ход.

– Спустить штормтрап! – скомандовали сверху.

Матрос выбросил за борт узкую верёвочную лестницу. Доронин подошёл к поручням и заглянул вниз. Через каждые несколько секунд штормтрап на три четверти погружался в воду.

Катер снова устремился к пароходу. Слышно было, как захлёбывался его двигатель. Когда он близко подошёл к «Анадырю», катер высоко подняло волной, и Доронину показалось, что столкновение неизбежно. Но с катера тотчас полетели верёвки, и люди, стоявшие на его палубе, длинными шестами упёрлись в борт парохода. Только сейчас Доронин заметил, что борт катера увешан какими-то мешками и автомобильными шинами…

Но катер всё-таки ударился о пароход.

Их минутного соприкосновения оказалось достаточно для того, чтобы «привязать» катер к пароходу. Теперь они стояли почти вплотную друг к другу, одновременно и согласно раскачиваясь. Доронин снова заглянул за борт и с опаской подумал: «Как же тут можно высадиться?» Это только казалось, что катер стоит вплотную к пароходу. На самом деле он поминутно удалялся в сторону на метр или на два. Верёвочная лестница не доставала до его палубы.

В это время Доронин увидел, как кто-то из пассажиров решительно перемахнул через палубные поручни и схватился за штормтрап. Это был Весельчаков. Он повис над морем и, держась руками за поручни, нащупал ногами лестницу и стал спокойно спускаться. Когда он был уже внизу, огромная волна отбросила катер от парохода, и Весельчакова окатило водой, но в следующую секунду катер вновь очутился у борта, и Весельчаков спрыгнул на палубу.

«Здорово!»-восхищённо подумал Доронин, ловя себя на мысли, что ему попросту страшно спускаться по этой ненадёжной лестнице, да ещё над бушующим морем.

К трапу смело подошла Ольга. Два матроса подхватили её и перекинули через фальшборт. Доронин невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как Ольга, повиснув на конце трапа, разжала руки, а Весельчаков подхватил её и поставил рядом с собой на палубу катера. Приняв на борт пассажиров, катер отвалил, а на его место встал другой. Доронин взял свой чемодан и пошёл к трапу.

Едва он перелез через фальшборт, его сразу обдало тысячью холодных брызг. От качки и ветра захватывало дыхание. Стараясь не смотреть вниз, Доронин стал нащупывать ногой деревянную перекладину трапа. Нащупав её наконец и продолжая одной рукой держаться за поручни, начал медленно спускаться. Теперь он висел на штормтрапе, точно на гигантских качелях. Его подбрасывало вверх и с размаху опускало вниз, два раза обдало ледяной водой.

– Прыгай! – крикнули снизу.

Но момент был уже упущен, катер отошёл, и Доронин повис над морем. Собрав все силы, чтобы не сорваться, скользя подошвами сапог по мокрой перекладине трапа, он выждал, пока катер снова поднесло к борту, прыгнул и очутился на палубе. Перед ним взлетал и опускался борт «Анадыря», похожий теперь на гигантскую стену.

Через несколько минут катер отвалил от парохода и пошёл к берегу, который был уже хорошо виден. То, что издали казалось узкой полоской суши, на самом деле представляло собой длинную цепь сопок, прикрытых голубоватым туманом.

Доронин с волнением смотрел на приближающуюся с каждой минутой холодную, суровую на вид землю.

На самом берегу стояло длинное серое, будто облитое цементом, здание. Приземистое, словно приплюснутое к земле, оно почему-то напомнило Доронину длинную, несуразную таксу.

У стены здания расположилась небольшая группа людей.

И люди, и стены, и высокий каменный пирс, и приземистое, похожее на таксу, нерусское здание, и холодное, несмотря на летнее время, небо, и чёрное, неспокойное море – всё это выглядело достаточно неприветливо и мрачно.

Катер зашёл за волнорез, на метр поднимавшийся из моря. Здесь стало гораздо тише. Катер пошёл быстрее и через несколько минут оказался у пирса.

Доронин первым выскочил на каменный берег.

С катеров, один за другим подходивших к пирсу, высаживались люди. Холмики из чемоданов, ящиков и тюков росли на глазах. Пирс становился всё более оживлённым.

– Машины скоро придут, товарищи! – крикнул кто-то.

Почувствовав прикосновение к своему плечу, Доронин обернулся. В низко надвинутой на лоб фетровой шляпе перед ним стоял фокусник.

– Вот какое дело, товарищ, – сказал он, с трудом шевеля своими потрескавшимися от ветра и соли губами, – мы бы тут хотели организовать концерт. Так сказать, накоротке. Не поможете?

– Вот уж не время и не место! – воскликнул Доронин.

– Это почему же? – строго спросил фокусник. – Как раз самое время. Все равно машины ещё не пришли. А что касается места, то мы и дальше на Большой театр не рассчитываем!

– Дело ваше, – равнодушно сказал Доронин. – Но вряд ли вас сейчас будут слушать.

– Будут! – убеждённо возразил фокусник. – Прямо тут, на пирсе, и начнём. Я побегу к нашим, а вы организуйте людей.

– Как это? – не понял Доронин.

– Ну, в круг, – нетерпеливо пояснил фокусник, – тут же нет эстрады. Договорились?

И он исчез в толпе.

«Вот тебе сразу и нагрузка!»-усмехнулся Доронин, растерянно оглядываясь по сторонам. Но уже в следующую секунду он крикнул хриплым, простуженным голосом:

– Товарищи! С нами приехали актёры. Хотят дать концерт! А ну, становись в круг!

Когда полуторки подъехали к пирсу, концерт был в полном разгаре. Взгромоздившись на большой ящик, московская певица – молодая женщина в тёмно-сером жакете – звучным контральто пела «Песню о родине». Горло певицы было тщательно укутано полосатым кашне. Шофёры высунулись из кабин и с удивлением смотрели на неожиданное зрелище. Но, пожалуй, ещё больше был удивлён Доронин. Люди, которые только что высадились на эту неустроенную землю и после далёкого морского пути ещё не знали, где проведут предстоящую ночь, слушали концерт затаив дыхание. После каждого выступления долго не смолкали аплодисменты. Фокусника ни за что не хотели отпускать. Ему пришлось несколько раз повторить свой номер с колодой карт. Когда он наконец спрыгнул с ящика, глаза его счастливо блестели. Проходя мимо Доронина, он посмотрел на него с торжествующей улыбкой.

Концерт продолжался минут пятнадцать, не больше. Потом шофёр головной машины, высунувшись из кабины, закричал:

– А ну, товарищи, кто в Средне-Сахалинск, садись!

Именно туда ехал Доронин.

Направляясь к машине, он заметил кучку людей, сидевших у стены. Мрачного вида бородач окликнул его:

– Не слыхать, сколько пароход простоит?

– А вы куда собрались? Обратно, что ли? – спросил Доронин, разглядывая людей, расположившихся на ящиках, чемоданах и узлах.

– На материк, – глухо ответил бородач. – Отвоевались, значит. Будь ему, этому Сахалину, неладно!

– Эй, летун, чего лазаря поешь? – громко и озорно крикнул, высовываясь из кабины, шофёр, молодой парень в армейской пилотке. – Знаем мы вашего брата! И на материке встречали.

Бородач мрачно насупился.


Погода резко изменилась. Точно кто-то огромной ладонью отодвинул туман и разбросал по небу облака. Показалось солнце.

Море ещё волновалось, но уже не выглядело таким мрачным. Небо потеряло свою тягостную свинцово-серую окраску. Сразу стало теплее.

Проехав по территории порта, машина миновала ворота и очутилась на шоссейной дороге. Люди в кузове приподнялись, чтобы увидеть землю, на которой им предстояло жить. Встал и Доронин. Здание порта показалось ему таким незнакомым и чужим, что он приготовился и дальше видеть одно только незнакомое и чужое.

Но с одной стороны дороги тянулось море, с другой росли деревья, самые обыкновенные деревья, которые можно встретить и в средней России. За деревьями виднелись сопки, обычные дальневосточные сопки, Доронин уже успел приглядеться к ним по дороге во Владивосток.

Кто-то воскликнул:

– Смотрите, ребята, Россия!

Да, это и в самом деле была Россия. Шоссе, по которому шли машины, ничем не отличалось от просёлочной дороги где-нибудь под Калугой или Рязанью. Так же, как и на родине, пахли лежавшие по краям кюветов жёлтые листья, и казалось, те же самые облака плыли по высокому голубеющему небу.

Вдруг показалась деревенька. Это была тоже Россия, но только каких-то давно прошедших времён. Покосившиеся, крытые соломой, стояли древние русские хаты. В окнах вместо стекла виднелась белесая бумага. Казалось, что на пороге одной из этих хат вот-вот появится мужик в лаптях, в посконной рубахе и, почёсывая бороду, взглянет на проезжающих людей.

Но хаты стояли заброшенные и печальные, как безмолвное напоминание о чём-то уже давно минувшем.

«Как далеко я заехал!…»-подумал Доронин. И его охватило чувство бесконечной отдалённости от родных мест. Десять тысяч километров, отделявшие его от Центральной России, как будто легли на его плечи.

Доронин, казалось, путешествовал не только в пространстве, но и во времени. То, что он видел вокруг себя сейчас, было многими десятилетиями отделено от того, что окружало его на родине.

– Смотри-ка, друг! – раздался над ухом Доронина чей-то голос.

Метрах в трёхстах от дороги какие-то маленькие люди без рубашек и в узких зелёных брючках косили траву. Это были японцы.

Они косили сильными, резкими взмахами, но в руках у них были крошечные, будто игрушечные, косы, а трава стояла чахлая, пригнувшаяся к земле. Всё это казалось нищенски убогим и жалким.

– Эх, сюда бы с нашего колхоза сенокосилку!

– Косилку! – проворчал кто-то в ответ. – Да что ей делать здесь? Это разве поле! На корабле по лужам плыть?…

А машина все шла и шла, разминая густую дорожную грязь, мимо сопок, лесов, пустых деревенек, а слева тянулось бесконечное море.

Наконец оно исчезло. Дорогу с обеих сторон обступили леса, сопки и голый кустарник.

Теперь Доронин замечал многое из того, что не имело прямого отношения к пейзажу. Он видел замаскированные лесные аэродромы, поросшие пожелтевшей травой бетонные сооружения, полуразрушенные артиллерийские позиции. Затем показались обожжённые, брошенные в стороне от дороги танки, откуда-то из кучи щебня и железа протягивал своё полинявшее крыло разбитый самолёт. «Горячие шли бои», – подумал Доронин.

Но вот стали попадаться маленькие, точно наспех сколоченные хибарки. Сначала они стояли в одиночку, далеко друг от друга, потом их число увеличилось и они как бы собрались вместе. Чувствовалась близость города. И в самом деле, машина скоро въехала в город.

Странный это был городок!

Он состоял из смешных, как будто игрушечных домиков. На узких грязных улочках жались друг к другу фанерно-картонные постройки. Они казались даже не сколоченными, а чуть ли не склеенными из просвечивающих материалов.

Все в этих диковинных домиках было разных форм и размеров: разной формы окна, разные крыши – то с очень крутым наклоном, то плоские, как лепёшка, то остроконечные, похожие на башню. К стене каждого дома лепилось нечто напоминающее лестницу, а вдоль этой лестницы тянулась труба, обыкновенная железная, чёрная, изогнутая труба, ползущая по стене и уходящая высоко в небо. На стенах многих домов чернели иероглифы.

Навстречу то и дело попадались японцы. Все они были в коротких, военного образца куртках и в узких зелёных брючках. Обувью им служили грубые деревянные сандалии. Женщины были в стянутых у щиколоток шароварах и коротких кофтах.

Многие из них несли за спиной детей, привязанных широкими поясами.

Игрушечные домики, узкие улочки, уродливые трубы, японцы, постукивающие своими деревянными сандалиями, – все это в течение нескольких минут пронеслось мимо Доронина. Но и этих минут было достаточно, чтобы вытеснить то ощущение близкого и родного, которое возникло у него в начале пути.

«Работы здесь невпроворот! – думал Доронин. – Ведь всё это нужно менять, решительно все. Разве можно терпеть такое убожество на советской земле!»

Машина въехала на широкую асфальтированную улицу и остановилась у большого серого здания. Это был вокзал. Шофёр, тот самый молодой парень в армейской пилотке, который переругивался на берегу с летунами, вылез из кабины и, заглядывая в кузов, крикнул:

– Бывшая японская Хоэтара, русский Средне-Сахалинск! Слезай, приехали!

Доронин вылез из кузова и осмотрелся. Его окружали все те же лёгкие, карточные домики. Железные трубы ползли по закопчённым стенам. Впрочем, пройдя несколько десятков метров, Доронин увидел и двухэтажные здания, построенные из материала, напоминавшего бетон. На фоне карточных домиков эти здания производили солидное впечатление. Но и они, как скоро убедился Доронин, были построены из фанеры и картона, лишь облицованных чем-то похожим на бетон…

Надо было найти обком. Доронин прибавил шагу.

Встречные японцы останавливались и слегка приседали, прижав ладони к коленям. Их улыбающиеся лица выражали безграничное почтение, почти восторг. Казалось, они всю жизнь только и мечтали о том, чтобы встретиться с Дорониным…

Узкие тёмные улицы, непривычного вида домики, почтительно приседающие японцы – всё это было похоже на какой-то странный вымысел, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.


Областной комитет партии помещался в одном из тех двухэтажных зданий, которые издали производили впечатление капитальных построек.

Доронин вошёл. В длинном и узком коридоре громоздились большие, ещё не открытые ящики. Спотыкаясь о них и оживлённо беседуя, по коридору проходили люди.

Слышался стук пишущей машинки, кто-то за тонкой стеной дул в трубку и усталым голосом настойчиво повторял позывные. Доронин ощутил знакомую атмосферу крупного штаба после передислокации.

Ему показали, как пройти в отдел кадров. В большой комнате, неярко освещённой одной электрической лампочкой, находилось много людей. Люди эти сидели на низеньких табуретках перед опрокинутыми ящиками, превращёнными в письменные столы. На Доронина никто не обратил внимания. В комнате стоял шум, откуда-то из облака табачного дыма вырывалась пулемётная дробь пишущей машинки. Трезвонил телефон, и казалось, что все в этой комнате разговаривают одновременно.

Инструктор отдела кадров встретил Доронина как старого знакомого.

– Мы, понимаете, только что переехали. Помещение будет готово дней через пять… Пока три отдела в одной комнате. Ну что ж, заполняйте анкету.

Доронин заполнил анкету и написал автобиографию.

– Теперь пойдём к секретарю обкома, – сказал инструктор, взяв документы.

В конце коридора он исчез за дверью, но через минуту возвратился и сказал:

– Товарищ Русанов примет вас минут через пятнадцать.

Доронин вышел на крыльцо. Всё здесь было новым, непривычным… Доронин вспомнил величественно-спокойное здание Смольного в Ленинграде. Тихие, бесконечные коридоры…

«Как далеко теперь все это! – подумал он. – Чтобы доехать отсюда до Москвы, надо потратить почти полмесяца!… Десять тысяч километров по прямой!…»

Это расстояние трудно было себе представить…

«Сколько же времени, – думал Доронин, – идут сюда грузы, посылки, литература? Месяцы?… А зимой связь становится, наверное, ещё более трудной».

Размышляя об этом, Доронин всё время ощущал какое-то неясное, тревожащее чувство. Что-то неприятное, досадное лежало на дне сознания и не давало покоя.

«Что же это такое?» – силился понять Доронин.

Внезапно он вспомнил о людях, сидевших на пирсе и ожидавших отправки на материк.

«Вот оно что!»

Доронин почувствовал неприязнь к этим людям. Сейчас на Сахалине каждый человек на счету, а их, видите ли, не устраивают здешние условия!

«А может быть, не все они дезертиры? – подумал Доронин. – Ведь с людьми надо работать!»

Он ощутил острое недовольство собой: «Почему же я не разузнал, в чём дело, не поговорил с ними, не попытался их задержать?…»

Его размышления прервал голос инструктора:

– А я вас по всему дому ищу. Товарищ Русанов ждёт.

Войдя в кабинет секретаря обкома, Доронин растерянно остановился на пороге.

В глубине комнаты за низким черным столом, у стены, увешанной картами, сидел Григорий Петрович.

«Как? Неужели он и есть секретарь? Может быть, я не туда вошёл?» – мгновенно пронеслось в сознании Доронина.

А Русанов, видимо, нисколько не удивился.

– Здравствуйте, старый знакомый, – с улыбкой сказал он, вставая и выходя из-за стола. – Поздравляю с прибытием на Сахалин. Ну как, дочитали Дорошевича?

– Бросил на половине, – смущённо сказал Доронин, – давняя история…

– А знать её не мешает. Для сравнения… – сказал Русанов и, положив руку на плечо Доронина, подвёл его к стоявшему перед столом креслу, усадил, а сам вернулся на своё место.

Положив ладони на стол и слегка постукивая пальцами, он некоторое время молча, с выжидающей улыбкой смотрел на Доронина, затем сказал:

– Ну, как самочувствие?

Доронин решил, что речь идёт о морском переходе, который дался ему нелегко.

– С непривычки трудно, – ответил он. – На твёрдой земле куда лучше.

Русанов улыбнулся.

– Так, – сказал он, – на твёрдой земле. Значит, чувствуете под собой твёрдую землю? Крепко стоите?

И Доронин понял, что, спрашивая его о самочувствии, Русанов имел в виду совсем другое.

– А знаете, товарищ Доронин, тогда, на пароходе, мне показалось, что вы без особой охоты едете к нам…

– Товарищ секретарь обкома, – глядя прямо в глаза Русанову, ответил Доронин. – Я скажу и об этом, но прежде всего я должен… – Он сделал паузу и с неожиданной для самого себя горячностью продолжал: – На пирсе я был свидетелем недопустимой вещи: люди, несколько человек, бежали на материк. Очевидно, некоторые из них рвачи, летуны. Но, вероятно, не все. В том, что они смогли уехать, виноваты и ваши работники. Я тоже виноват: мне надо было тут же поговорить с ними. Как можно допускать, чтобы люди сейчас уезжали с Сахалина? Я понимаю, конечно, вас в это время не было на острове…

– Но это не меняет дела, – закончил за него Русанов.

– Да, по существу, это не меняет дела.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20