28

Мы сидели со скорбными лицами, боясь смотреть в глаза друг другу. Тишину нарушил Жека:

— Я просто не понимаю, как такое могло случиться. Просто нереально.

— Что тут понимать, надо что-то делать, — всхлипнула я.

— Не разводи сырость, Ляля, — строго сказал Сергей. — Мы нее виноваты в том, что произошло.

— Нет, больше всех я виновата.

— Ладно, ты больше всех, — согласился Сергей, — тем более нельзя раскисать!

— Ну дела! Кто б рассказал, не поверил бы! — недоумевал Жека. — Средь бела дня человек испарился, и никаких следов. Вообще без вариантов.

Я разрыдалась с новой силой и нарастающей громкостью:

— Что я скажу ее детям ?

— Пока ничего не говори, — предложил Сергей, — или скажем, что уехала по делам, а мы ее ждем. Зачем их раньше времени пугать?

— Тем более что это было в ее стиле, взять да и запропаститься где-нибудь, — разделил мнение друга Жека.

— Что значит «было»?! Ты что же, ее уже похоронил? — я не верила своим ушам.

Жека испуганно замахал руками:

— Что ты, Бог с тобой! Так только ляпнул, без задней мысли, — Думать надо, прежде чем болтать! Жива она!

— Конечно, жива, Лялечка! Даже не сомневайся, — принялся меня успокаивать Жека.

На журнальном столике Клавкиной гостиной затрещал телефон. Мы молча уставились друг на друга, словно спрашивая, кто возьмет трубку. Решился Сергей. Я смотрела на него во все глаза, пытаясь понять по выражению лица, что ему сейчас говорят. Но это была совершенно бесполезная затея, Сергей оставался невозмутимым, на лице его не дрогнул ни один мускул. Он лишь кивал и в заключении разговора коротко бросил:

«Хорошо. Спасибо». Я с облегчением выдохнула воздух из легких, такие слова обнадеживали.

— Она в больнице, — сказал Сергей, — сказали, что опасность ее здоровью не угрожает.

Сотрясение мозга. Едем туда прямо сейчас!

— Так что же с ней все-таки произошло? — беспокоилась я.

— Это мы спросим у нее.

Я закрыла дверь, калитку и забралась на заднее сиденье машины, в которой уже были Жека и Сергей. По дороге я пыталась понять, каким же образом подруга там очутилась. С того момента, как я потеряла ее из виду, прошло около трех часов, а казалось, что неведение длилось целую вечность.

Больница стояла в настоящем лесу. Здание было старым, с облупившейся штукатуркой, а парк вокруг ответил бы самым смелым фантазиям какого-нибудь консервативного англичанина.

Любовь жителей туманного Альбиона к диким неухоженным садам, их стремление придать всему запущенный вид общеизвестны. Здесь ничего не нужно было приукрашивать — запущенность в чистом виде. Здоровые деревья перемежались с валежником, в притененных уголках буйствовал сорняк. Газонами и не пахло. Разве что это насторожило бы британцев, и они уличили бы нашего брата в бесхозяйственности. А зачем тут хозяйствовать? Все и так разрослось, дальше некуда. Виноград поднялся по решеткам на больничных окнах и дополз в некоторых местах аж до четвертого этажа! Кусты шиповника, посаженные здесь когда-то для обрамления дорожек, приняли произвольные формы их никто не стоит, и им было хорошо. Туи напоминали косматые веники, так как из-за недостатка солнечных лучей (весь свет забрали платаны-гиганты и дубы) уже не росли стремительно вверх, а ориентировались по ситуации. Парк Юрского периода, да и только! И садовника Юры нигде не видно, ушел в запой еще в начале восьмидесятых. Мне понравилась такая игра слов.

Режим в больнице был строгим, по этой причине к Клавдии пустили только одного человека — меня, и то лишь потому, что я назвалась ее сестрой. Ребята остались ждать внизу у машины, Из палаты, на которую указала мне дежурная медсестра, вышла худенькая девушка, похожая на подростка, и уверенной походкой пошла в ординаторскую, хотя белого халата на ней не было.

Вот и весь порядок, своим можно и без халата, так получается? Я оглянулась на дежурную медсестру. Выражение моего лица, видимо, было столь красноречивым, что та громко шепнула:

— Следователь из милиции. Врачи из неотложки вызвали.

— Зачем?

— Так положено, если нападение. Вашу сестру по башке огрели. Ой, извините, — она осеклась.

— Ничего, не извиняйтесь. А жить будет?

— Господи, да конечно же! Отлежится маленько и будет как новая.

Только я собралась войти в палату, как из ординаторской вышла следователь и направилась ко мне.

— Здравствуйте, — очень молодым, но твердым голосом сказала она. С открытого скуластого лица на меня смотрели большие голубые глаза. — Вы подруга потерпевшей?

— Сестра она, — вмешалась дежурная медсестра.

— Да, подруга, — ответила я, понимая, что, разговаривая с представителями закона, врать ни к чему.

— Вы пообщайтесь минут десять, не больше.

А потом я должна буду с вами поговорить. — Она улыбнулась, обнажив щербину между верхними передними зубами.

Мне всегда казалось, что добрые следователи бывают только в телевизионных сериалах. Я внимательно рассмотрела ее. В вельветовой юбочке по колено и рубашке цвета хаки, она выглядела как студентка. Волосы были обесцвечены, причем стриглась она явно у недорогого мастера.

Ногти по-детски коротко острижены и покрашены голубоватым лаком. Ей, наверное, от силы года двадцать три, и она мне определенно нравилась.

— Я подожду вас внизу, — сказала следователь, ничуть не смутившись под моим внимательным взглядом.

Подруга лежала на высоких подушках с закрытыми глазами. Пахло лекарствами. Кровать слева от Клавы пустовала, на нее я и присела. , — Клава, — тихонько позвала я. Та открыла " глаза и слабо пропела:

— А-а, это ты, Ляля?

— Клавочка, что произошло? Ты испарилась так внезапно, что я даже ничего не поняла.

— Меня ударили по голове. Что-то тяжелое опустилось мне на голову. Больше я ничего не помню… Пришла в себя уже тут.

Подруга снова закрыла глаза. Я встала.

— Ладно, давай отдыхай и поправляйся. Завтра я к тебе приеду.

— Детям ничего не сообщай. Скажи, что срочно уехала. Надеюсь, долго меня здесь не продержат.

— Тогда позвони им сама, я тебе твой мобильник привезла. — Я извлекла из сумки серебристый телефончик, который едва не забыла отдать подруге. — Позвонишь?

— Да. Посплю и к вечеру позвоню.

— Умница! Пока!

Я вышла из здания больницы, и свежий аромат цветов лишь подчеркнул контраст с затхлым лекарственным запахом. Я забываю том, что меня ждет девушка из милиции, и направилась было к машине друзей, но увидела ее в нескольких метрах от входа, она громко разговаривала с кем-то по сотовому телефону. Я не стала отвлекать ее и подождала в сторонке.

— Вы расскажете мне, что произошло? — спросила она, как только освободилась.

— Расскажу. Пойдемте к машине, там ребята, наверное, совсем истомились. Мы все вместе были, вот и расскажем вам обо всем…

Жека сидел на лавке недалеко от машины, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Серега дремал в водительском кресле. Мы сели рядом с Жекой, решив не будить Сергея.

— Вот, знакомьтесь. Это следователь из милиции… — начала я.

— Светлана Юрьевна, — официально представилась девушка.

Жека обнажил в улыбке свои белоснежные зубы и сказал:

— Евгений. Но для вас — просто Жека.

На предложение Светланы рассказать о том, что произошло, он откликнулся с необычайным энтузиазмом. Следующие минут двадцать я, раскрыв рот, слушала историю о том, как, испытывая чувство заботы об одной своей доброй знакомой по имени Клавдия и стараясь улучшить ее бытовые условия, он с другом и партнером по бизнесу Сергеем Куприяновым (в этот момент он протянул девушке свою визитную карточку) пришел к ней, чтобы обустроить ее подвал, снабдив его стеллажами и другими необходимыми приспособлениями. Дело в том, что Клава — женщина одинокая и беззащитная, она очень нуждается в помощи, И вот, спустившись в подвал, они обнаружили коридоры и начали их обследовать, а потом просто потеряли Клаву из виду.

— А вы тоже делали там полочки? — Света перевела взгляд на меня. Я не была готова к такому вопросу.

— Ну.., я.., то есть, как бы… А как же! — наконец нашлась я. — Делала замеры…

— Сматывала рулетку, — серьезно добавил Жека, которого мне просто хотелось укусить.

— Ну что? — вдруг бодро спросил появившийся рядом Сергей. — Куда Клава исчезла из ск…

— Из подвала? — перебил его Жека. — А вот сейчас девушка-следователь с чудесным славянским именем Светлана об этом и расскажет.

Все уставились на Свету, она же явно не ожидала такого поворота событий, но быстро сориентировалась:

— Сосед вашей подруги… Василий… — она заглянула в какие-то документы, — Василий Игнатьевич Голый доставил ее в больницу. Он и расскажет вам обо всем, а мне, к сожалению, пора. — Она посмотрела на часы и встала, одергивая юбочку.

— Действительно, к сожалению? — переспросил Жека.

Девушка залилась румянцем и, сказав, что позвонит нам, быстро зашагала к воротам больницы.

— Ну ты даешь, сказочник! — обрушилась я на Жеку.

— А ты что, хотела, чтобы я рассказывал ей байки из склепа? В милиции очень заинтересуются нашим очередным походом на кладбище.

— Да, пожалуй, ты прав.

— А так все гладко получается, — рассуждал он.

— Хорошо, если Клава не рассказала ей про кладбище, — спокойно сказал Сергей.

Мы молча переглянулись. Узнать, что сообщила Светлане подруга, теперь не представлялось возможным. Во второй раз к ней в палату меня никто не пустит.

По пути к дому Клавы мы заехали в супермаркет, накупили целую гору продуктов, чтобы забить ее холодильник. Иначе вернувшимся в воскресенье ОТ бабушки детям покажется очень странным тот факт, что мать уехала из дома, не оставив им провизии. Пока Жека с Сергеем заносили пакеты в дом, я заметила, что калитка во двор соседа Василия Игнатьевича распахнута, и решила зайти к отставному капитану узнать, каким образом он обнаружил Клаву.

Василий стоял в майке и «семейных» трусах посреди огорода и поливал грядки с какой-то зеленью. Я откашлялась и шагнула к нему во двор.

— День добрый, Василий Игнатьевич! Я — знакомая вашей соседки Клавдии.

Он повернул ко мне голову и, ничуть не смущаясь своего вида, ответил:

— Добрый, коли не шутишь! Заходи, поговорим. Только вот портки надену. Посиди пока тут, на скамейке. — Я присела на скамейку под грушей и окинула взглядом его огород. Ровные грядки, выложенные диким камнем дорожки между ними. Справа весело торчат мохнатые хвостики моркови, слева благоухают укроп и петрушка и ни единого сорнячка! Порядок, как на плацу во время построения. Клава определенно зачахла бы в таких условиях, как, впрочем, и я Василий вышел в армейских галифе и сел возле меня.

— Померла бы соседка, если бы не я, — очень оптимистично начал он.

— С чего вы взяли?

— Да лежала ведь никакая, даже не стонала.

Душа почти отлетела, — с видом знатока в этой области продолжал сосед.

— Просто без сознания была, потом бы очнулась… — предположила я.

— Это вряд ли. Если бы не я — лежала б там до сих пор, — изрек он и задымил вонючей папиросой.

— Спасибо вам, Василий Игнатьевич, — я решила потрафить ему. — А где вы ее нашли?

— Как где? В подвале. За пустыми банками спустился, смотрю — из угла чьи-то ноги торчат.

Я ведь ее сразу не признал, черт знает, шо на ей было надето! И с волосами что-то непонятное…

Я вспомнила, в каком виде мы с Клавой отправились на кладбище, и мысленно согласилась с соседом.

— Сначала подумал, шо померла, за пятку потрогал — теплая. — Мужичок был доволен тем, что я его не перебиваю. Он говорил с чувством собственной значимости. — Я даже постучал наверх к ней в дом, в люк, но никто не открыл. Закрыт наглухо.

Я кивнула, а сосед продолжал:

— Вот я ее через свой дом и вытащил, неотложку вызвал и отвез в больницу. Врачи сказали, если бы не я, то…

Я знала, что сосед скажет дальше, поэтому прервала его вопросом:

— То есть она прямо в собственном подвале лежала?

Василий кивнул, не стесняясь того факта, что по-хозяйски распоряжается соседским подвалом.

— Ну а больше вы никого не видели, не слышали?

— Нет, не видал. Был бы кто другой, он бы ее вперед меня вытащил.

— Значит, она была там одна… — рассуждала я вслух.

— Так я ж тебе за это и говорю!

Я замолчала, продумывая, какой вопрос еще задать Василию, а он продолжил:

— Она уже в больнице сказала, шо ей по голове кто-то ударил. Но я лично думаю, шо Клавдия женщина нервная, потому, может, и напридумывала… Может, у ей припадок случился и…

— Что вы такое говорите?! Какой припадок?

— Кто ж ее знает? Странная она очень, а теперь, поди, и вовсе…

Дальше я уже не слушала соседские рассуждения, понимая, что ничего ценного из его рассказа не почерпну. Но он и не требовал к себе особого внимания, продолжая излагать свои умозаключения в фоновом для меня режиме. Я представляла, как Клава в одиночестве (ненормальная! ) отправилась по коридору и дошла до своего подвала Наверное, подруга очень удивилась, очутившись рядом с банками Василия…

— Абрикоса вот в этом годе не родится совеем… — долетели до моего слуха обрывки фраз Василия, и я поняла, что могу идти, так как больше общих тем для разговора с этим мужчиной у меня нет.

Я встала и мило попрощалась.

— Я ведь шо думаю.., это все потому, шо она одна. Мужик ей нужен… Шобы дурью всякой не маялась! А то у ей в хате какие-то бабы придурошиые ночуют. Ненормально это! Тут завсегда жди беды…

Сдерживая смех, я вылетела из калитки, не дожидаясь, когда Василий узнает во мне тех самых «придурошных баб».

Когда я рассказала ребятам о разговоре с Василием, Жека заметил, что Клаве повезло с таким внимательным соседом:

— Не сосед, а просто клад…

— Кстати, о кладе! — встрепенулась я. — Так было там что-нибудь или Клава пострадала зря?

— К сожалению, зря, — мрачно констатировал Сергей.

Я не могла скрыть своего разочарования. Сокровища находят только в книжках…

— Ляля, давно не решаюсь спросить, — начал Жека.

— ..?

— Это пианино так и будет здесь стоять?

Я чувствую себя как в музыкальном салоне.

— Да нет, просто передвинуть некому.

— Так за чем же дело стало? Айн момент! — весело сказал Сергей и направился к инструменту.

Я с интересом наблюдала, как двое сильных мужчин, кряхтя и обливаясь потом, передвигали пианино. У Клавы был хороший немецкий инструмент, добротный и очень тяжелый.

29

Рубинский лежал на нарах вниз лицом, из-за старого придурка с обрезом он не мог сидеть.

Надо было слушать свой внутренний голос. После кладбища появилось тревожное чувство, будто кто-то наблюдает за ним. И эту козу в панаме надо было засунуть в боковой коридор, чтобы никто не нашел. Хорошо хоть, она не успела его увидеть. Он заметил ее издалека: шла, как кротиха, чиркая спичками. Молодую вот жаль, красивая была. Но он не мог ради нее рисковать жизнью. Тем, кто послал его, нужны были деньги. Да в конце концов, она сама была та еще стерва! Он усмехнулся, но тут же скривился от боли.

— Рубинский, на выход!

— Куда идем, начальник? — спросил он у молодого конвоира.

— Куда ведено!

Его ввели в небольшой кабинет, где сидели следователь, пацан за машинкой и еще двое каких-то мужиков.

— Займите место у шкафа! Сейчас будет проводиться опознание, — сказал следователь.

Я волновалась жутко. Такую процедуру до сих пор приходилось видеть лишь в кино. Теперь же мне предстояло пройти через это все самой. Меня пригласили сегодня к десяти часам утра на опознание человека, который вот уже почти два месяца занимал мои мысли. Он оказался преступником, и его поймали. Такой удачей наши доблестные органы обязаны, как ни странно, все тому же Василию Игнатьевичу Голому. Это он, спустившись в очередной раз в Клавкин подвал за пустыми банками (настала пора закатывать компоты из черешни), застал там мужчину, который никакого отношения к подвалу, по мнению Василия, не имел. Хорошо помня то трагическое происшествие с соседкой, капитан пожарной охраны в отставке больше не спускался в подземелье безоружным. Его осторожность была как нельзя более кстати. Он наставил свой дробовик, конфигурацией почему-то напоминавший подствольный гранатомет, приказал Бандерасу повернуться лицом к стене и поднять руки за голову. Незнакомец метнулся к темному проему, ведущему в узкий коридорчик, но Василий оказался проворнее, он спустил курок, и дробь угодила нарушителю в мягкое место. Одновременно сосед Клавы заорал с такой мощью, что зазвенели даже банки на стеллажах. Филипп, который сидел дома за компьютером, услышал крик из-под пола. Слава богу, парень уже знал о том, что Василий успешно освоил подземное пространство, поэтому не сильно испугался и быстро открыл люк. Филипп-то и вызвал милицию. Те прибыли быстро и через Клавкин дом спустились в подвал, где надели наручники на отчаянно матерившегося Бандераса. Василий же держал его на прицеле до тех пор, пока менты не отобрали у него грозное оружие.

В кабинете мне предложили занять место у стены, слева от следователя. Я опустилась на продавленное сиденье рядом с мужчиной и женщиной (понятыми, как я узнала позже). Напротив нас сидели трое мужчин, одного из которых я сразу узнала: брюнет из серебристого «БМВ». Вид у него, правда, был побитый. Я поймала себя на мысли, что он мне глубоко неприятен. Вот уж действительно, сколь слепыми могут быть человеческие чувства! Как я могла увлечься этим человеком? В его лице было что-то отталкивающее.

Я вспомнила его сначала на кладбище (там он смотрелся, как родной: гармонично вписывался в атмосферу ночи и опасности), затем себя с ним на выставке, где улыбалась красавцу-злодею как последняя дура! Да, мне еще предстоит серьезная работа над собой, если в тридцать три года я все еще западаю на плохих мальчиков. Этакий синдром неудачницы! Хотя женщины вечно влюбляются в красивых мерзавцев, а потом плачут о своей загубленной жизни и…

— Свидетель Воробьева, посмотрите внимательно на этих мужчин. Вы узнаете кого-нибудь? — официальный тон вернул меня в реальность.

Я посмотрела на кислую физиономию уже знакомого мне следователя.

— Я думаю, да, — ответила я, бросив косой взгляд на Бандераса.

Он даже бровью не повел, увидев меня. Каков негодяй! Я почувствовала разочарование и возмущение одновременно.

— Так узнаете или думаете? — продолжал следователь.

— А можно я кое-что спрошу у вас по секрету, на ушко?

Эта просьба поразила не только его, но и стажера, печатающего протокол.

— Спрашивайте! — Следователь отошел со мной к окну и наклонил голову, подставив свое огромное ухо.

— Какого цвета у него глаза? — прошептала я.

— У которого из них? — спросил следователь.

— У того, который ближе всех к шкафу, — снова прошептала я.

— Какого цвета глаза у мужчины около шкафа?

Следователь задал этот вопрос стажеру во весь голос. Да, конспиратор из него никудышний!

— Карие, товарищ майор! — отрапортовал стажер Иван.

— Вы узнаете кого-нибудь из присутствующих здесь мужчин? — повторил свой вопрос следователь..

— Кроме вас и Вани, я узнаю мужчину около шкафа, — снова зашептала я в ухо майору.

Он посмотрел на меня с изумлением, как будто я сказала что-то необычное.

— Свидетель Воробьева, — сказал он с нажимом, — узнаете ли вы в мужчине, стоящем у шкафа, человека, которого вы видели на кладбище в ночь на шестнадцатое мая?

— Да, — обреченно подтвердила я.

Ну почему у них там, на Западе, свидетель находится в помещении, отгороженном от преступников специальным стеклом, а я вынуждена рисковать своей жизнью? Безобразие!

— Спасибо. Свидетель Воробьева, вы свободны.

«Свидетель Воробьева, свидетель Воробьева», спасибо еще, не дал мой адрес! Я вышла из отделения милиции в растрепанных чувствах. Глаза, синие глаза, они просто стояли перед моими глазами, извиняюсь за тавтологию. Какой актер!

Он что, пользуется линзами, чтобы ввести в заблуждение доверчивых людей в своих корыстных целях? Или мне показалось, что у него синие глаза? Может, это море отражалось в них и… Стоп!

Никакой лирики! И вообще, неплохо было бы выпить чего-нибудь, чтобы снять стресс. Но Клава в больнице, а одна я пить не привыкла. Не то воспитание. Надо как-то иначе отвлечься. Я дошла до первого перекрестка и решила пробежаться по магазинам. Давно я не радовала себя обновкой. Клаву я обещала навестить часа в четыре, так что можно заглянуть в модные бутики. На центральной улице города магазинчики шли один за другим. Я нырнула в один из них, особенно любимый мной за то, что персонал не бросался навстречу с крокодильими улыбками и дурацким вопросом: «Могу ли я вам помочь?» Мне всегда хочется ответить, что помощь нужна только материальная, со всем остальным я справлюсь сама.

В магазине почти никого не было, тихо звучала приятная музыка. Я быстро перебрала вещи на плечиках и, схватив пару блузок и юбку, скрылась в примерочной. Сняв брюки и льняную рубашку с мережкой, я уставилась на себя в зеркало. Кажется, я сбросила килограммов пять, наверное, из-за волнений, связанных с последними событиями. Дома же, в постоянной спешке, я даже не заметила изменений в своей фигуре. Теперь и купальный сезон можно открывать!

— Я хотел бы посмотреть вот эти шифоновые шарфики, — услышала я приятный баритон, и внутри у меня что-то сжалось.

Я выглянула в щелку между стенкой примерочной и плотной занавеской: в центре торгового зала в белых брюках и голубом поло стоял Бандерас. Девочки-продавщицы вращались вокруг него с астрономической скоростью. Я судорожно схватилась за край занавески, желая задернуть ее поплотнее и боясь даже подумать о том, что он преследует меня, и в этот момент перекладина, на которой крепилась занавеска, сорвалась и, больно ударив меня по голове, повисла у меня на плече, как коромысло. Слава богу, металл был легкий, наверное, алюминий. Все повернулись ко мне. Первым пришел в себя от удивления брюнет:

— Ляля! Какая неожиданная встреча! Я очень рад видеть вас.

Я потеряла дар речи. Девицы в магазине развесили уши, они явно не спешили исправить нелепую ситуацию, в которой я оказалась.

— Сегодня в моде греческий стиль? Вы выглядите словно воинственная богиня с карающим мечом!

— Прекратите меня преследовать! Лучше подержите занавеску! — зашипела я в ответ, надеясь на то, что пока преступник будет держать занавеску, он не сможет застрелить или придушить меня, как уже наверняка поступил со следователем, стажером Ваней и еще, возможно, несколькими милиционерами. А иначе, как бы он сбежал? — Закройте глаза и не подглядывайте! — скомандовала я:

— Как прикажете! — Его спокойствие пугало.

Пока он стоял, держа в руках штангу с занавеской, я в спешке одевалась, лихорадочно соображая, как мне улизнуть от него. Застегнув рубашку на две средние пуговицы, я влезла в брюки и осторожно посмотрела в щелку. Бандерас стоял с закрытыми глазами. Поразительная честность для убийцы. Я не дыша выползла сбоку и на цыпочках двинулась к выходу. Продавщицу, которая хотела что-то мне сказать, я остановила, сделав умоляющее лицо и прижав палец к губам: мол, не губите! Навязчивый поклонник. Поймите, как женщина женщину… Надеюсь, она все поняла — я очень старалась. Уже в дверях услышав удивленный возглас «Ляля?», я пустилась бежать. Свернула в первую же подворотню, дворами пробралась до остановки маршрутного такси. Меня никто не преследовал.

Я приехала домой и сразу позвонила Жеке.

— Слушаю.

«У Жеки приятный голос, но у Бандераса приятней», — невольно сравнила я.

— Это я, Жека, — начала я.

— Ляля? Привет! Чем могу?

— Мне нужна твоя помощь как профессионала.

— Профессионала в какой области? Я поистине многогранен.

— Меня интересуют твоя наблюдательность и зрительная память.

— Слушаю.

— Помнишь того субъекта на выставке в Сочи, в которым я тебя познакомила?

— Убийцу с кладбища?

— Да, — сказала я.

— Помню.

— Какие у него были глаза?

— Красивые. Ты это хотела услышать?

— Да, тьфу!., то есть нет! Какого цвета?

— Синего.

— Точно?

— Точно.

— Ты уверен?

— На все сто!

— Жека, ты меня спас! Целую тебя.

— А в чем, собственно… — начал он, но я уже бросила трубку.

Тот, которого я сегодня опознала, был кареглазым. Однозначно! Но в Сочи и только что в магазине я общалась с синеглазым брюнетом. Значит… А что же это значит?

По дороге к Клаве в больницу я не переставала размышлять, но не до чего не додумалась и решила посоветоваться с подругой. Сегодня она производила более обнадеживающее впечатление.

— Ты представляешь, Клава, меня преследуют! — сказала я после приветствия и расспросов о самочувствии.

— Кто?

— Я уже не понимаю, кто! — Я растерянно пожала плечами.

— Успокойся и расскажи все по порядку.

Я изложила события сегодняшнего дня, начиная с опознания кареглазого брюнета и заканчивая встречей в бутике с синеглазым.

— А другие различия у них есть? Я имею в виду, кроме цвета глаз?

— Что значит «у них»? Ты полагаешь, что их двое?

— А ты нет?

Я задумалась… Рост вроде бы один и тот же, модная короткая стрижка…

— Вспомни, например, руки! — подсказала подруга.

Я восстановила в памяти картину, как Бандерас прикуривает сигарету.., его руки в лунном свете на кладбище, неожиданно изящные, с тонкими длинными пальцами. Затем я мысленно перенеслась в Сочи за столик в кафе и словно вновь увидела, как Антон достает деньги из бумажника, расплачиваясь с официантом. Да.., это не руки пианиста.

— Пожалуй, руки отличаются, — призналась я.

— Вот видишь? Нужно просто стимулировать память. На самом деле наш мозг все замечает и помнит! Раз ты нашла различия, значит, это разные люди. И вообще, гораздо проще было бы позвонить следователю и узнать, не отпускали ли твоего кареглазого. В магазине ты его во сколько видела?

— В час. Слушай, ты права! А я и не догадалась позвонить. Я почему-то решила, что Бандерас всех перебил и сбежал.

— Ляля, ты меня удивляешь! Это ведь не американский боевик!

— Скажи еще, что у нас не сбегают опасные преступники.

— Но их тут же ловят! — нашлась Клава.

Я быстро набрала номер следователя.

— Майора Гладкова нет, — ответил дежурный. — Он в отпуске.

— Как в отпуске? Я только сегодня утром видела его, — и тут страх начал вползать мне в душу. Его наверняка убил этот гад, но они это скрывают.

— А вы, девушка, по какому вопросу, собственно?

— Хотела узнать, — я замялась, — а к кому же теперь обращаться по тому делу, которое он вел?