Вдохновленный этой братской поддержкой, палестинский народ самоотверженно продолжает освободительную борьбу. Борьбу не с еврейским населением Израиля, а с израильской военщиной, захватившей его земли, с израильскими карателями, лишившими его человеческих прав. В том, что именно так настроены палестинцы, убеждает и палестинская поэзия - она ведь неизменно и правдиво отражает дух народа, его чаяния. Хотя пересказанные прозой стихи многое утрачивают, хочу все же сослаться на искреннее стихотворение Рашида Хусейна "Трудная любовь". Разве может палестинский поэт ненавидеть евреев, изведавших жестокость и садизм гитлеровских палачей, разве может он ненавидеть еврейских детей за вину их отца. Стихотворение пронизано ненавистью не к евреям, а к сионистским угнетателям, оно воспевает поистине трудную любовь палестинца к еврейским детям, познавшим невзгоды из-за варварства сионистских правителей Израиля. И стократ сильней ощущаешь благородство такой любви, когда вспоминаешь сотни убитых и покалеченных израильской солдатней палестинских детей!
      "ЗОНЫ", "ПОСТЫ", "СОВЕТНИКИ"...
      Тормозя и симулируя псевдоотход из Ливана, Израиль создает "зоны безопасности" и размещает их все-таки по ту сторону границы. Эти "зоны" столь оснащены новейшим вооружением, что в любой момент могут быть превращены в зоны массированного нападения. Как тут не вспомнить циничное изречение первого израильского премьера о том, что границы Израиля - там, где находятся его солдаты. К тому же после "вывода" воинских частей израильские военачальники оставили своих офицеров и солдат не только в пограничной зоне, но и в глубине юга Ливана. Правда, их предусмотрительно назвали "советниками". Своими "советами", а главным образом поставкой оружия, они разжигают братоубийственную войну между ливанцами. Гражданскую войну, которая по замыслу тель-авивских и вашингтонских стратегов должна привести к самому желанному для сионизма результату - разделу и присоединению плодородных ливанских земель к Израилю.
      Ливанцам же израильские оккупанты, следуя испытанным гитлеровским приемам, оставляют выжженную землю. Не знаю, имеются ли в израильской армии колонны факельщиков, выполнявшие в войсках третьего рейха зловещую роль опустошителей оставленных чужих земель, но такая роль могильщиков у израильтян возложена на бульдозеристов в военной форме. Стерев с лица земли развалины домов и обугленные остатки садов, они последними "отходят" с ливанской земли. Правда, предварительно мастерски выполняют функции последних мародеров: не брезгуют ничем, что может пригодиться в собственном хозяйстве.
      Лицемерие и фальшь истошных криков сионистских правителей Израиля об "отводе" своих полчищ с ливанской земли, как о гуманном акте доброй воли, беспощадно разоблачены Заявлением ТАСС от 8 июня 1985 года. В нем говорится, что "уход агрессора с захваченных земель - это в любом случае не добродетель, а его безусловная обязанность. К тому же на поверку оказывается, что, будучи вынужденным отвести свои войска из некоторых районов Ливана, Тель-Авив и не помышляет освобождать всю оккупированную израильскими войсками ливанскую территорию".
      Каково это "освобождение" - можно судить по тому, что оно проводится, когда жерла смертоносных орудий "Нью-Джерси", американского линкора-убийцы (это прозвище корабль заслужил еще в пору разбойничьей расправы войск США с вьетнамцами), нацелены на мирные города и селения Ливана.
      Заявление ТАСС вскрывает подлинные замыслы израильских расистов:
      "Израиль ведет дело к фактическому сохранению своего контроля над значительной частью территории Ливана под предлогом создания на ливанском юге "зоны безопасности", где будут находиться на его содержании вооруженные формирования ливанских предателей, а также постоянные израильские "посты наблюдения". Более того, Тель-Авив нагло заявил, что оставляет за собою "право" совершать вооруженные карательные рейды в глубь Ливана".
      Так оно и оказалось. Израильские содержанки - банды ливанских предателей то и дело провоцируют вооруженные столкновения с регулярными частями народно-патриотических сил Ливана. "Посты наблюдения" превратились в посты нападения. Наконец, израильская военщина периодически возвращается на оставленные ею территории для новых "прочесываний", новых расправ, новых арестов "подозрительных". Даже в заверениях израильских генералов упоминания об отводе войск перемежаются с упоминаниями о "передислокации".
      "Прибегая к обманной тактике "уходя - остаться", - говорится в заявлении ТАСС, - Израиль вновь предстает перед всем миром как агрессор, грубо попирающий нормы международного права и игнорирующий решения ООН, которые обязывают его уважать суверенитет и территориальную целостность Ливана, убрать свои войска из этой страны - полностью и без всяких условий".
      Полностью и без всяких условий! Твердо и решительно поддерживает Советский Союз требования ливанского народа, его правительства о незамедлительном и безусловном выводе войск Израиля с истерзанной израильскими карателями ливанской земли. Наше правительство, выражая чувство всего многонационального народа Советской Родины, никогда не примирится с ухищрениями и обманом сионистских властей Израиля, стремящихся "уходя - остаться" на ливанской земле.
      В БЕЗДОННОЙ ТРЯСИНЕ
      В Остии встретил я бывшего гражданина Советской Украины - экономиста, недавно бежавшего из Израиля, где он с семьей прожил, или, как он выражается, промучился всего шесть месяцев, или, как подчеркивает его жена, целых полгода. Попытайся я хотя бы сжато воспроизвести печальный рассказ бесчестно обманутого мифическими израильскими родственниками бывшего житомирянина обо всем, что выпало на его долю в государстве, где правят сионисты, это заняло бы по меньшей мере десятка два страниц.
      Особенно горько говорил он о нетерпимом для воспитанного советским строем человека моральном климате сегодняшнего Израиля. Жажда любым способом положить в карман лишнюю ассигнацию, углубляющееся равнодушие к "чужим", то есть общественным, интересам, истерическая, связанная зачастую с потерей человеческого достоинства, погоня за "собственным" делом - пусть мизерным, жалким, никчемным, но обязательно "своим", таким, что непременно дает право ощущать себя хозяином другого, "нанятого" человека, - вот что нравственно убивает многих бывших советских граждан в руководимой сионистами стране, где общественное положение личности определяется размером банковского счета. Кто мечтает о современном супермаркете, кто о местечковой лавчонке, но обязательно своей! Кто о шикарном баре, кто о тесном буфетике, но только своем! Кто о терапевтической клинике, кто о зубопротезной мастерской в одном помещении с часовщиком, но зато уж своей!
      Мой остийский собеседник, как и многие другие встречавшиеся мне беженцы из Израиля, привел десятки разительных фактов, показывающих, как погоня за материальным благополучием заканчивается для большинства новоприбывших полным крахом.
      Назову его Григорием Исааковичем Лойферманом - подлинное имя вынужден видоизменить, ибо этот, лишивший себя родины человек, укрылся в Риме без разрешения итальянских властей и живет там на птичьих правах. Страх на него наводят, правда, не столько итальянские власти, сколько итальянские сионисты, особенно агенты так называемого "Сохнута", еврейского агентства, раскинувшего свои щупальца по всему западному миру. Для сохнутовцев беглец из Израиля, как известно, йордим, изменник, беглец из страны отцов. С такими, как он, у сохнутовцев разговор короток: либо мы тебя по-хорошему вернем в Израиль, либо устроим тебе в Италии "сладкую" жизнь - с временной работы тебя погонят, из временно снятой комнатенки вытурят, детей даже временно ни в одной школе учить не будут.
      Рассказ этого беженца из Израиля заставляет вспомнить произведение советского писателя Александра Евдокимовича Корнейчука, чьим идейно-художественным принципам я стремлюсь следовать в своей скромной драматургии.
      Григорий Исаакович из израильской прессы узнал о моей книге "Дикая полынь". По ругани сионистских журналистов Лойферман сообразил, что многие страницы "Дикой полыни" посвящены не только вредоносной деятельности сионистов в Киеве, Виннице, Каменец-Подольском и других городах родной мне Украины, но и дружной борьбе с ними украинской, русской и еврейской молодежи. И вдруг спросил меня:
      - А о пьесе "Банкир" вы, конечно, написали? Нет?! Даже не верится. Неужели же вы, драматург, не вспомнили, как здорово показан в этой пьесе Александра Корнейчука советский патриотизм двух поколений семьи простого украинского еврея! Без всяких выдумок и прикрас сумел Корнейчук рассказать о дружбе советских интернационалистов - украинцев и евреев. А как показаны сказочные, - да, да, сегодня это для меня далекая сказка! - плоды превращения бесправного, забитого еврея-бедняка из царской черты оседлости в советского гражданина! У него есть права на все, на все в своей социалистической стране! Особенно горько мне вспоминать пьесу Корнейчука на чужбине - ведь я показал себя неблагодарным сыном своей единственной родины. Неблагодарным!..
      И беженец рассказал мне...
      Мне ли? Чувствовалось, что ему обязательно и безотлагательно необходимо поделиться с кем-нибудь своими радостными воспоминаниями, что ими и подобными им эмоциями воскрешает он в своем сердце потухшие надежды и утверждает себя как личность, у которой не все еще потеряно, что в эти минуты он, человек без родины, сердцем не на чужой итальянской земле, а на родной украинской.
      - Если я вам скажу, что мой дедушка по материнской линии одессит Гдаль Давидович был завзятый театрал, я сильно-сильно преувеличу. И если в летнее воскресенье он пошел на спектакль какого-то гастролировавшего в Одессе театра, то только потому, что коллектив городского железнодорожного агентства устроил утренний, как тогда говорили, культпоход. Бабушка недовольно ворчала. По ее мнению, лучше было бы потратить выходной день на гостящего внука, то есть на меня, и поехать с мальчиком на Ланжеронский пляж. Но дедушка не хотел отделяться от коллектива и, вздохнув, а затем еще сильнее вздохнув, пошел на спектакль. Но каким он вернулся из театра! Оживленным, радостным, со следами слез на лице - бабушка не верила своим глазам. И тут же окончательно огорошил ее: он купил за наличные билеты на следующий спектакль, на вечерний. Дешевых уже не было, и деду пришлось заплатить за все шесть мест в ложе. Три места для нас, а остальные, дед не сомневался, оторвут с руками соседи, когда узнают, какая замечательная пьеса "Банкир".
      - Тогда, перед войной, - как бы сбросив с себя апатию и обреченность, оживленно продолжал мой собеседник, - мне шел двенадцатый год. Впервые я попал - не без стычки с капельдинерами - на "взрослый" спектакль. Не все было мне понятно на сцене в деловых спорах между советским "банкиром" - директором банка из старых партизан с молодым директором фабрики из беспризорников. Но зато остальное я хорошо понял, все понял. А особенно то, из-за чего на спектакле всплакнули многие дедушкины сверстники. Это биография Абрама Моисеевича Шапиро - Советская власть сделала его из нищего местечкового "мишуреса" (на идиш - человек на побегушках. - Ц.С.) главным бухгалтером. Это многолетняя дружба Шапиро с храбрым украинским партизаном Ступой - до сих пор помню его фамилию. Это рассказ Шапиро о его, как говорится, жизненном пути и, главное, клятва, которую он дает, когда получает известие с дальневосточной границы о подвиге его сына Яши в момент нападения белояпонцев. Знаете, я небольшой поклонник того, что у вас, драматургов, называется монологом. Как зритель, я в театре больше люблю споры и объяснения между действующими лицами...
      Лойферман вдруг замолк. Не успел я спросить, что с ним, как он сам объяснил мне:
      - Целых три года не был в театре, с того самого дня, как покинул советскую землю. А бывало, из Житомира в Киев ездил на спектакли... Ну ладно, вернемся к "Банкиру". Знаете, монолог. Шапиро я бы сейчас читал вслух тем неблагодарным родине людям, что, как я, загораются желанием найти вторую родину в Израиле. Почему я не повторил самому себе этот честный монолог перед тем, как пошел получать визу на выезд?! Пять раз, десять раз! Может, я вовремя одумался бы и не сделал несчастной мою семью, особенно младшего сына. Не могу смотреть мальчику в глаза. Как светло жилось ему дома. Увидел он портрет своей мамы на районной Доске почета - и прямо засиял. В Израиле в первые же дни замкнулся: узнал, что для него, мальчика из семьи советских олим, места в летнем лагере нет. Эти лагеря только для скаутских отрядов - и то если над ними патронируют влиятельные сионистские или религиозные организации. И мой сынишка вспомнил, как дома меня упрекала жена: "Наш фабком обижается, почему это Женька каждое лето выезжает в лагерь твоего управления. У нашей фабрики лагерь, все говорят, лучше вашего"... На такие "мелочи жизни" мы дома не обращали внимания. Забывали, что из таких "мелочей" складывается то многое, что дал нам советский строй. А вот корнейчуковский главбух из Шполы Абрам Шапиро, бывший голодный местечковый "мишурес", помнил. Хорошо помнил. И, наверное, детям и внукам наказал помнить.
      ...По возвращении в Москву я перечитал "Банкира". Уверен, читатели не посетуют, если я приведу здесь без сокращений отрывок из пьесы - эпизод, до сих пор памятный раненому сердцу бывшего гражданина Советской Украины.
      Действие происходит у "банкира" Романа Степановича Кручи. Марина Ивановна Тайга, директор большого универмага, только что ознакомилась с телеграммой от командования дальневосточной воинской части Абраму Моисеевичу Шапиро с благодарностью за сына: дважды раненный, парень не оставил пулемета и бил без промаха. И в присутствии Макара Ивановича Ступы Шапиро беседует с Тайгой:
      "_Шапиро_. Я написал ответ на эту телеграмму и пришел к Роману Степановичу, как к партийному товарищу, проверить политически, так как писал я от души старого беспартийного человека... Я прочитаю вам, Марина Ивановна. Может, что-нибудь не так, так прошу сказать. (_Надел очки, читает._) "Командиру Н-ской части от Абрама Моисеевича Шапиро. Я получил Вашу телеграмму сегодня утром и в течение дня прошла передо мной вся моя жизнь. Когда умер мой отец, водовоз в нашем местечке Шпола, мать повела детей к раввину и старый ребе нам сказал: "В талмуде сказано: бедняк подобен трупу. Идите, дети, в мир, ищите денег и помните всю жизнь, что вся сила в деньгах. Будете хорошо искать бог вам поможет". И мы пошли... Через несколько лет я стал вояжером, бегал от местечка к местечку, от села к селу... Дождь, град, мороз, ветер, собаки злые на панских дворах - ничто не могло меня остановить. Всю Украину и Польшу вдоль и поперек измерил я своими ногами. Я всегда искал денег, и, казалось, вот-вот, еще год, еще два - и я смогу открыть собственную маленькую лавочку. А годы шли. Я бегал все быстрее и быстрее. Хозяин мой, ребе Могильник, подгонял меня: "Быстрее, Абрамчик, быстрее! Еще год - и ты откроешь свою лавочку". Но чем быстрее бегал я, тем скорее богател ребе Могильник, а у меня начало останавливаться сердце. Не раз от жары падал я в степи, но деньги гнали меня, заставляли ползти на животе до первой хаты. Пришла война... потом ребе Могильник бежал, а я стал агентом в губпродкоме... Простите, товарищ командир, я вспомнил страшный кусок своей жизни. Ребенком благословил меня старый раввин искать деньги, и с той минуты они на мою душу накинули аркан, тащили по степям, гнули шею, уничтожали во мне человека, волочили в болоте лжи, жульничества... Как червяк ползал я в ногах у Могильника. Почему мой сын, бухгалтер, стал героем? Почему его душа бесстрашна, чиста? Потому что контокоррент его души не зависел и никогда уже не будет зависеть от контокоррента денежного... Сегодня я долго плакал, закрывал глаза и видел раны сына и слезами обмывал их. Ваша благодарность за сына влила в меня, старика, новые силы. Я прошу вас передать...
      _Ступа (не выдержал старый партизан и торжественно произнес). Смирно! (Посмотрел на всех и подтянулся по-военному.)_
      _Шапиро_. "...передать товарищу Ворошилову, что, если на нашу родину нападут враги, мы, старики, просим его рассчитывать на нас в полной форме. Мы не отстанем от наших сыновей и будем биться по самой полной форме. С благодарностью Абрам Моисеевич Шапиро".
      _Тайга (взволнованная, подошла)._ Дайте руку, Абрам Моисеевич.
      _Шапиро_ (ответил на рукопожатие, отвернулся). Я... я... сейчас... (_И вышел._)
      За ним медленно пошел Ступа.
      _Тайга._ Пойдем к нему".
      По-корнейчуковски взволнованно и вместе с тем с большой внутренней сдержанностью выписана эта правдивая сцена. Скуп драматург на ремарки, заменяя их выразительными многоточиями. Как всегда точно наделяет он фамилией Могильник местечкового лавочника, издевательски подгоняющего в могилу молодого Абрама Шапиро, ревностного исполнителя ехидных раввинских заветов.
      "С АРКАНОМ НА ДУШЕ"
      Эпизоды "Банкира", связанные с отцом и сыном Шапиро, живо напомнили мне не только беседу в Остии с бывшим житомирянином, но и обширную серию горестных излияний бежавших из сионистского "рая" бывших моих соотечественников. С еще большей отчетливостью понял я, как жестоко поплатились они за неблагодарность и предательство в отношении столько сделавшей для них Советской Родины.
      Сразу же я представил себе, как разбогатевшие наследники шполянского лавочника Могильника, модернизировавшись в Израиле на ультрасовременный лад, сегодня столь же безжалостно волочат "в болоте лжи, жульничества" - только уже не в дореволюционном местечке, а в американизированном на дешевый лад Израиле! - выходцев из таких семей, какой была когда-то семья полюбившегося Александру Корнейчуку советского патриота Абрама Моисеевича Шапиро из Шполы. И, вероятно, какой-нибудь из многочисленных израильских раввинов (сейчас он не трясется в бричке, подобно своему давнему шполянскому коллеге, а лихо мчит в автомобиле модной марки) так же фарисейски утешает и наставляет на путь погони за деньгами эксплуатируемых сегодняшним израильским Могильником еврейских бедняков.
      Уже не в Остии, а в Лондоне я услышал рассказ бывшего гражданина Белоруссии, приведенный мною в тексте пьесы "Пелена":
      - Мою дочь, студентку, я просто-таки обманом заставил уехать со мной в Израиль. Сочинил байку, что скоро раскроется моя растрата государственных денег и я попаду в тюрьму. А в Израиле ко всем нашим болячкам и бедам прибавилась еще одна: кто-то донес, что моя дочка не вполне "чистая" еврейка. Ну, в раввинате тут же заложили в компьютер все ее биографические данные плюс показания "доброжелателей", и машина выдала не совсем положительный, с точки зрения верующих, ответ. Дочь получила повестку с вызовом в раввинат. А накануне мне по протекции устроили прием у одного чиновника министерства религии, не такого уж, правда, важного, но зато чем-то обязанного тем людям, которые попросили его выслушать меня. Беседа, как вы понимаете, оказалась для меня очень неприятной. Я разволновался и, не выдержав бездушных поучений чиновника, прямо спросил его: "Что, в Израиле все религиозные? Все убеждены, что в субботу не должны ходить автобусы? И всех волнуют чистые и нечистые?.." Он, конечно, оборвал меня...
      - И что все-таки ответил вам?
      - О, я хорошенько запомнил слова чиновника! С недовольной гримасой он сказал мне: "Вижу, к чему ты клонишь. Сам прекрасно знаю: неверующих - большинство. Хочешь спросить, почему же они должны подчиняться меньшинству? Могу объяснить: таковы наши традиции. Так было у евреев во все времена, так будет во веки веков. Могу дать тебе совет. Постарайся приобрести положение в обществе и стать одним из тех, кого меньше. И тоже сможешь приказывать и щедро платить". Понятно вам?
      Да, вполне понятно, что циничные поучения чиновника израильского министерства религии перепевают на сионистский лад елейные наставления шполянского раввина сиротам из семьи Шапиро. Мне понятно, как изо дня в день приходится обманутым парням и девушкам ощущать на себе в Израиле гнет незыблемого и основополагающего для буржуазного общества правила "Вся сила в деньгах". Это заставляет переехавших в Израиль людей труда с первых же дней ловчить и изворачиваться, к кому-то подлаживаться, кого-то ублажать, в угоду сионистам сочинять душераздирающие небылицы о жизни на покинутой родине, поступаться принципами морали и строить планы накопления "черного капитала" денег, нажитых путем обмана и темных махинаций. Так порождается насущная необходимость воспитывать в детях двоедушие и двуличие, наставлять их: "Не рассказывай здесь никому, как дома ты каждое лето выезжал в лесной пионерский лагерь; в школе притворяйся, будто больше всего интересуешься богословием и историей сионизма; громко ругай арабов самыми последними словами - это поможет нам поскорей получить жилье".
      Такая неприглядная картина жизни трудового люда Израиля, жизни "с арканом на душе" возникла в моем сознании совсем не произвольно. Просто мне, повторяю, вспомнились многочисленные беседы с бежавшими из "страны обетованной" бывшими гражданами социалистических стран и вынужденные признания израильской прессы.
      Отрывок из "Банкира" приведен здесь совсем, поверьте, не для того, чтобы лишний раз показать, сколь интернационалистично по своей сути прекрасное творчество Александра Корнейчука. В этом и без того твердо убеждены все, кому знакома его драматургия и публицистика. Очевидна и неиссякаемость крупномасштабного духовного заряда пьес Александра Евдокимовича, их насыщенность неприкрашенной правдой жизни и, главное, их сегодняшняя неотъемлемая принадлежность к нашему идеологическому арсеналу.
      Монолог Абрама Шапиро из правдивой пьесы Корнейчука напоминает, как, покидая советскую Родину ради сионистского "рая", люди еврейской национальности обретают в Израиле очень многое... из того, от чего их освободила Октябрьская революция. В поисках "второй родины" они попадают на чужбину. Вывод убийственный, но единственно верный!
      Он дает точный ответ на вопрос, почему это вдруг в самые беспросветные дни прозябания на чужбине бывший мой соотечественник, вспомнил нравственный урок спектакля, увиденного сорок лет тому в детском возрасте. Оказывается, "бедняк подобен трупу" не только в заброшенном еврейском местечке деспотической царской России. Нет, и в конце XX века на земле подвластного сионизму государства многие иммигранты попадают в тиски бесправия, классового гнета и прочего, что было приметами жизни для "подобных трупу" людей в проклятой дооктябрьской черте оседлости.
      И пламенное слово персонажей корнейчуковской пьесы (далеко не самой выдающейся в наследии замечательного драматурга) сегодня не только воспевает дружбу советских народов. Оно властно напоминает, в какую страшную, бездонную трясину неизменно попадают те, кто под ядовитым воздействием вражеской пропаганды и собственных шкурных, антипатриотических помыслов забывают все прекрасное, все нетленное, что дала им советская Родина. Эти люди обрекают себя на беспросветное существование.
      БЕДА ОДНА НЕ ХОДИТ...
      "По всему миру разбросаны евреи. В буржуазных странах даже после такой трагедии, какую пережили евреи, подвергшись нечеловеческим мукам и страданиям от фашистских разбойников, "еврейский вопрос" и поныне является разменной монетой в руках буржуазных дипломатов".
      Эти слова тоже принадлежат писателю-интернационалисту Александру Корнейчуку. Приведены они не в пьесе, а в статье "Шолом-Алейхем". Совсем коротка эта статья, однако выразительно показывает, почему замечательный еврейский писатель-гуманист (а сионисты причисляют его к пособникам антисемитов!) своим творчеством выходит за национальные границы. "Силу его таланта, - говорит Корнейчук, - нужно искать в его исключительной любви к человеку труда. В труде видел Шолом-Алейхем красоту человека, красоту его сердца, его души. Он ненавидел тупых, жестоких мироедов-эксплуататоров - еврейскую буржуазию".
      Всем, кто ищет счастья в сионистском "раю", следовало бы призадуматься над тем, почему Корнейчук, говоря о Шолом-Алейхеме как о певце еврейского трудового люда останавливается на широко известном читателям и зрителям образе Тевье-молочника. Когда замечательный мастер украинского театра М.М. Крушельницкий готовился к раскрытию этого образа на сцене, Корнейчук спросил его: "В чем вы видите зерно образа?" И талантливый актер ответил талантливому драматургу: "В исключительной силе мужества и благородной мудрости простого человека труда".
      Как чужды эти жизненосные понятия сионизму, воспевающему человека войны, карателя, угнетателя! И как близки мысли Крушельницкого советским гражданам еврейской национальности, верным своей великой Родине, ее прекрасным идеалам подлинного интернационализма!
      "На груди лучших сынов и внуков Тевье, - писал Корнейчук, ордена, звезды Героев Советского Союза". Это было сказано вскоре после Победы советских людей над германским фашизмом. Победы, за которую советские евреи, как подчеркивает Корнейчук, сражались вместе со всеми народами нашей Родины. А сейчас следует сказать также о сынах и внуках мужественного, глубоко человечного Тевье, отмеченных наградами своего государства за подвиги на фронте труда, за борьбу, направленную на выполнение величественных пятилетних планов Советской страны.
      Раздумывая над этим, еще глубже осознаешь беспросветную обреченность шовинистических и расистских "идеалов" деятелей сионизма. Их, силящихся внушить попавшим в Израиль бывшим гражданам социалистических стран, что "все остальные народы" традиционно враждебны "богоизбранному еврейскому", приводят в бешенство искренние слова Шолом-Алейхема о близком и родном ему русском языке. Их, пропагандирующих необходимость полнейшего равнодушия евреев ко всему "нееврейскому" во всем мире, несомненно, приведет в ярость и стихотворение "Сердце" моего сотоварища по советской литературе еврейского поэта Хаима Бейдера. Поэт отвечает тем, кто призывает: "Оставь все жалости другим! За всех болеть - не наболеться!" такими строками:
      Нет, быть холодным и глухим
      К людской беде
      Не может сердце!
      Его за горы, океан
      По долгу совести и чести
      Зовут страдания всех стран
      Делить заботы с миром вместе.
      Беда одна не ходит. С ней
      Другая... Ждать ее повтора?
      Стучится в сердце боль детей
      И кровь Бейрута, Сальвадора...
      И будь то близко ль,
      Далеко,
      Но не смирюсь с чужой бедой я
      Пусть больно сердцу оттого
      И ни минуты нет покоя.
      На взгляд сионистов, только "антипатриота" и "антисемита" может волновать кровь Бейрута и Сальвадора, настоящему еврею нет никакого, дескать, дела до боли и страданий "чужих" народов и стран.
      Такое равнодушное, мягко говоря, отношение ко "всем остальным", якобы неизменно враждебным еврейству, народам мира представляет собой вместе с зоологическим антикоммунизмом один из краеугольных камней бесчеловечной идеологии современного сионизма. И чтобы подчеркнуть необратимую ненависть к евреям со стороны чуть ли не всего человечества, сионистская пропаганда идет на чудовищные измышления, противоречащие историческим фактам и здравому смыслу. Мне довелось встречать на страницах сионистской прессы такие, например, кощунственные "перлы": национальной политике социалистических стран противопоставляется "терпимое и осмысленное", словом, без пяти минут гуманное отношение к евреям со стороны... властей российской монархии. Словно русский народ единодушно, с полной осознанностью и громогласно не поддержал гневные слова Владимира Ильича Ленина: "Позор проклятому царизму, мучившему и преследовавшему евреев!"
      Погромы, черта оседлости, антисемитские процессы типа дела Бейлиса - все это, конечно, выглядит вполне "гуманным" только в сравнении с планомерным, обдуманным геноцидом, которому обрекает сионизм палестинский народ. Позорное, убийственное для сионизма сравнение! Конечно же, он во сто крат мучительней и беспощадней преследует палестинцев, нежели царизм евреев.
      Тем не менее сионисты, хотя и ощущают негодование человечества их геноцидом в отношении палестинцев, продолжают лицемерно выступать в защиту... советских евреев. Весной 1983 года, в те самые дни, когда в Токио международный общественный трибунал обоснованно и точно, исходя из документов и свидетельских показаний, еще и еще раз установил полную ответственность бегиновской клики за тотальное истребление палестинцев на ливанской земле, сионисты провели в Иерусалиме третью, так называемую брюссельскую, конференцию в защиту советских евреев. Предполагалось созвать ее в Париже. Но, страшась гнева значительной части западноевропейского еврейства, возмущенного кровавой интервенцией в Ливане и подготовкой к новым военным провокациям на Ближнем Востоке, сионисты предусмотрительно запрятали свой антисоветский шабаш от евреев Западной Европы.
      КРУГИ АДА В ИЗРАИЛЬСКОМ "РАЮ"
      Израильская военщина даже не пытается скрыть свою усиленную подготовку к вооруженному нападению на Сирию. В провокационных традициях пресловутого "Мира Галилее" такая подготовка преподносится как очередная "вынужденная мера" в ответ на придуманные сионистской пропагандой агрессивные намерения Сирии напасть на Израиль. В действительности же эти "намерения" выражаются только в одном: сирийцы укрепляют свои средства противовоздушной обороны, чтобы положить конец бесчисленным провокационным полетам израильских истребителей и бомбардировщиков в небе Сирии.
      Нагнетая антисирийскую истерию среди израильского населения, и без того уже подавленного непрекращающимися потерями Цахала в Ливане, сионистская пропаганда адресуется даже к детям. Напуганные, видно, растущим участием школьников в антивоенных демонстрациях и митингах, высокопоставленные военные чины стали приезжать в школы, В одной из тель-авивских средних школ выступил с воинственной, насквозь пронизанной густопсовым расизмом речью небезызвестный генерал Эйтан один из тех израильских руководителей, которым милее всего, по их признанию, мертвый араб. Эйтан старательно доказывал мальчикам и девочкам, что расположившиеся в долине Бекаа сирийские подразделения в составе межарабских сил мирного урегулирования угрожают... безопасности государства Израиль.
      В разгар оголтелой сионистской шумихи о неизбежности "превентивной" войны с Сирией и готовности к ней израильской армии весь мир услышал голос нашей социалистической Родины, внушительный, уверенный, правдивый.