Военные приключения - Атомная крепость (Книга 2)

Цацулин Иван
Атомная крепость (Книга 2)

      Иван Цацулин
      Атомная крепость
      Несколько лет назад вышла в свет первая книга романа "Атомная крепость". В ней поднимались злободневные вопросы войны и мира. Роман, получивший широкую известность, неоднократно переиздавался. Вторая книга романа - сюжетно самостоятельное произведение. В ней разоблачаются замыслы поджигателей войны и убедительно показывается, что в современной обстановке уже нельзя решать важнейшие вопросы жизни на нашей планете военными средствами.
      Книга 2
      Часть первая
      Глава первая
      С секретного завода в Брайт-ривер исчез инженер Можайцев. Уильям Прайс узнал об этом из шифровки, полученной им на рассвете, и тотчас приказал своему пилоту готовить самолет.
      - Через тридцать минут мы должны быть в воздухе, - сказал он с непонятной пилоту яростью. - Мы полетим в Брайт-ривер и разыщем этого русского инженера, хотя бы черти утащили его в ад. Идите.
      Над виллой Прайса на Гудзоне, над обширным, густо заросшим парком метался порывистый, свежий ветер. Серые тени лежали на дорожке - близилось утро. Гейм спешил к самолету, у которого уже возился бортмеханик Финчли, "крепыш Боб".
      - Готовься к полету в преисподнюю, - хмуро сказал Гейм.
      - А почему такой курс и такая спешка?
      Гейм проворчал:
      - Исчез какой-то инженер Можайцев.
      - Можайцев... исчез? - "крепыш Боб" даже засвистел от удовольствия. Представляю, как это взбесило старика!
      - Перестань болтать, идет Прайс, - шепнул Гейм. Уильям Прайс не шел, а почти бежал к самолету.
      Посадив самолет, капитан Гейм огляделся: нет, он не ошибся - кроме бетонной дорожки аэродрома и караульного помещения, в этой заброшенной долине ничего не было.
      Брайт-ривер - блестящая река! Но тут, в горной долине, не было не только реки, а и тощего ручейка. Горные кряжи, серые, безлесные скалы громоздились со всех сторон. Даже при ярком солнце здесь чувствовалась пронзительная свежесть слегка морозного утра, - тайный аэродром "короля урана" находился довольно высоко над уровнем моря.
      Но где же все-таки секретный завод? Гейм недоумевал.
      Прайс проворно выбрался из кабины самолета.
      - Вы отправитесь со мной, капитан, - приказал он летчику.
      - Слушаюсь, сэр.
      Гейм отдал распоряжения своему бортмеханику и поспешил за Прайсом. И только теперь он увидел скрытый от посторонних взоров маскировочной сетью вертолет.
      Навстречу им шел среднего роста пожилой человек в штатском, с седыми, подстриженными щеточкой усами и с трубкой в зубах. При одном взгляде на этого человека летчику стало ясно, что побег из этих мест инженера Можайцева - происшествие действительно из ряда вон выходящее: человек с трубкой в зубах был Аллен Харвуд, один из крупных специалистов разведки.
      Вслед за Харвудом шел плечистый мужчина с большим рыхлым лицом, нижнюю часть которого скрывала густая борода.
      - Не нашли? - спросил Прайс, здороваясь с Харвудом.
      - Пока не удалось обнаружить... Надеюсь, Годдарт сумеет помочь нам. И Харвуд кивнул в сторону своего спутника.
      - Вознаграждение - десять тысяч долларов, - сказал Прайс.
      Годдарт молча поклонился.
      Подошли к вертолету. По знаку Прайса Гейм тоже занял место в пассажирской кабине.
      Машина поднялась над аэродромом и, набирая высоту, ущельем пошла на север.
      Вокруг вздымались горы, пересеченные во всех направлениях пропастями с голыми каменными ребрами, отполированными дождями и ветрами столетий.
      Гейм размышлял: "Кто же он, этот русский инженер, и куда он мог деться тут, среди будто псами обглоданных скал?"
      Через несколько минут вертолет приземлился на крошечной площадке, невдалеке от которой на склоне холма виднелись строения.
      - Идите за мной, - приказал Прайс.
      Поднялись на холм и, предводительствуемые Годдартом, который, казалось, знал здесь все и всех, торопливо прошли ряд помещений, у дверей которых стояли часовые. В обширных светлых комнатах располагались неизвестные Гейму приборы, кое-где люди трудились над чертежными досками. Потом прошли в длинное каменное строение, которое, как догадался Гейм, представляло собой небольшой экспериментальный завод.
      Годдарт привел Прайса и Харвуда в скромно обставленный кабинет, в котором рядом с письменным столом стоял несгораемый шкаф.
      - Здесь рабочее место инженера Можайцева, - пояснил Годдарт.
      Прайс быстро подошел к сейфу.
      - Бумаги... Покажите мне его бумаги! - отрывисто приказал он.
      В следующее же мгновенье он со стоном застыл на месте: внутри шкафа на стальных полках лежали груды серого пепла.
      - Копии... Где копии документов? - прошептал Прайс.
      Годдарт уныло ответил:
      - В целях особой секретности инженер Можайцев не делал копий. Он ссылался на ваше распоряжение.
      Прайс захрипел и схватился за грудь.
      Летчик взял старика под руку и помог ему добраться до кресла. Харвуд сохранял спокойствие.
      - Пригласите сюда инженера Шольца, - приказал он Годдарту.
      Годдарт вышел. Прайс произнес почему-то шепотом:
      - Аллен, вы думаете, что Шольц знает, что сталось с главным конструктором и кто уничтожил его чертежи, расчеты?..
      Харвуд пожал плечами.
      - Они были большими друзьями... К тому же Шольц - ближайший помощник инженера Можайцева.
      Летчику показалось, что Харвуд чего-то недоговаривает.
      Можайцев... Инженер... Нет, сколько Гейм ни ломал голову - эта фамилия ничего ему не говорила.
      Летчик отошел к окну. Утреннее, по-весеннему мягкое солнце золотило чахлые газоны во дворе. На изорванном каменными пиками горизонте синели далекие, застывшие на месте облака.
      Прайс тихо произнес:
      - Может быть, он упал в пропасть и разбился?
      Но Харвуд, кажется, не хотел оставлять ему никакой надежды.
      - Мы уже осмотрели все вокруг, исследовали каждый дюйм... К тому же... - Харвуд показал на сейф.
      Стараясь говорить спокойнее, Прайс сказал:
      - Нельзя ли предположить, что Можайцева похитили, а затем уничтожили результаты его труда?
      - Не думаю. - Харвуд принялся раскуривать свою трубку. - Не думаю, повторил он. - В этом деле есть одна деталь, о которой я сообщу вам позднее.
      Прайс неожиданно вскочил на ноги.
      - Черт вас побери, Харвуд, с вашими деталями! - крикнул он, задыхаясь. - Можете ли вы сказать мне, где сейчас находится Можайцев?
      - Предположительно - неподалеку отсюда, в Канаде... Ведь от завода в Брайт-ривер до канадской границы рукой подать.
      Гейму казалось, что вот сейчас "короля урана" хватит удар - его лицо посинело, глаза потухли...
      - Вы в своем уме, Аллен?
      - Вполне. Почему бы не предположить, например, что Можайцев бежал с вашего завода, предварительно уничтожив материалы, над которыми он работал по контракту с вами?
      - Бежал? Зачем?
      - Предположительно, - Харвуд усмехнулся, - для того, чтобы передать свое изобретение русским... Он же как-никак - русский, хоть и живет у нас.
      - Если эта ваша версия верна... О боже, вы же знаете, что это должно значить для нас с вами, Аллен, - растерянно произнес Прайс.
      - Успокойтесь, мистер Прайс, - в голосе Харвуда послышалось сочувствие, - я принял все меры. Ручаюсь, скоро вы получите разъяснения от него самого.
      В дверь постучали. В сопровождении Годдарта вошел Шольц. Как отметил про себя Гейм, все в этом человеке было среднее: рост, возраст, румянец на округлых щечках. Он был похож не на ученого, а скорее на торговца из отнюдь не первоклассного универсального магазина.
      Прайс молча рассматривал немца.
      - Как вы объясняете исчезновение инженера Можайцева? - спросил он наконец.
      Шольц заговорил. Никакого объяснения случившемуся он не находил и терялся в догадках. Слухи о его дружбе с русским преувеличены. Так, хотя он и являлся ближайшим помощником главного конструктора Можайцева, все же в деталях он с его изобретением незнаком: Можайцев не хотел посвящать в тайну своего изобретения кого бы то ни было и при этом ссылался на особую инструкцию по сохранению секретности, подписанную Прайсом и Харвудом. Отвечая на вопрос насчет самочувствия Можайцева на протяжении последних месяцев, Шольц сообщил, что пристрастие к алкоголю тот сумел в себе преодолеть, запоями уже не страдал, но внутренне был весьма угнетен, иногда жаловался на неудачно сложившуюся личную жизнь, говорил, что своим отношением к жене заставил ее уйти, порвать с ним.
      - Он знал что-нибудь о судьбе его бывшей жены? - быстро спросил Харвуд.
      - Нет, ничего не знал. - Генрих Шольц поднял на разведчика свои детски чистые, голубые глаза наивного человека.
      Из дальнейшего его сообщения стало известно, что особенно Можайцев переменился с прошлой осени, после того как из пансионата близ Вашингтона был похищен его ребенок, мальчик, которого он очень любил и когда-то не отдал жене.
      Прайс отрывисто спросил:
      - Он не имел денег, чтобы выкупить ребенка?
      Шольц деликатно заметил:
      - Ребенок Можайцева исчез бесследно... Выкупа никто не потребовал.
      Прайс удивленно поднял брови.
      - Я ничего об этом не знал, - пробормотал он и посмотрел на Годдарта. - Вы должны были сообщить мне.
      Годдарт промолчал. Харвуд сделал вид, что он не слышал того, о чем только что рассказал немец.
      Шольц выразил беспокойство по поводу того, что теперь, после непонятного исчезновения главного конструктора, Прайс может задержать его отъезд в отпуск, а он, Шольц, устал, хотел бы побывать у родных на Рейне, жениться на девушке, что снится ему по ночам, и затем, уже с молодой супругой, вернуться в Брайт-ривер. Харвуд прервал инженера.
      - Я уверен, что Можайцев заблудился в горах, скоро мы его найдем, сказал он спокойным тоном. - И вам нет никакой необходимости терять время из-за нелепого происшествия с вашим начальником.
      Прайс проворчал:
      - Постарайтесь не задерживаться там... Я приготовлю свадебный подарок для вашей жены, герр Шольц.
      Поблагодарив, немец ушел. Как-то странно усмехнувшись, Харвуд сказал:
      - Герр Шольц завтра выедет в Западную Германию, чтобы узами брака соединиться с той, которую ему присмотрели родственники.
      Прайс сердито заметил:
      - Этот парень забыл наше условие - не переписываться с родственниками. Надеюсь, в его письмах ничего не было о работе? - И он вопросительно посмотрел на разведчика.
      Харвуд ответил:
      - Единственным человеком, которому Шольц как-то послал письмо, является некий Бодо Крюгер. В письме Шольц называл его дядей.
      - Что вы узнали об этом человеке? - спросил Прайс с тревогой.
      - Крюгер такой же дядя Шольцу, как мне дедушка. - Харвуд принялся не спеша выколачивать из трубки пепел.
      Прайс задумался. Потом обернулся к Гейму:
      - Готовьтесь к перелету через океан... Что-нибудь через недельку. Вы доставите мне оттуда инженера Можайцева, его поймает Годдарт. - Прайс вопросительно взглянул на Харвуда, тот кивнул.
      - Слушаюсь, сэр. - Гейм пытался понять, зачем он должен лететь в Европу, если Можайцев находится в Канаде как только что сказал Харвуд. Гейм старался уяснить себе, почему при Шольце Харвуд говорил об исчезновении Можайцева совсем иное, чем перед его появлением в кабинете. И почему Харвуд и Годдарт так странно держали себя, когда зашла речь о похищении ребенка у русского инженера? И куда же в самом деле исчез инженер Можайцев?
      Прайс поднялся с места.
      - Годдарт, этого русского вы доставите мне живым или мертвым, - резко и зло произнес он. - Если Можайцев удерет в Россию, вы заплатите за это своей головой. - И он направился к выходу.
      Аллен Харвуд предпочитал иметь свидания с Прайсом на уединенной вилле "короля урана", расположенной на берегу реки Гудзон. Тут, в Прайсхилле, можно было не особенно опасаться нежелательных встреч с пронырливыми репортерами.
      После инцидента на заводе в Брайт-ривер прошло три недели. Все это время Гейм со дня на день ждал приказа принять на борт самолета Годдарта и вылететь в Европу, но приказа не поступало. Это могло означать, по-видимому, лишь одно - Харвуду не удалось пока напасть на след инженера Можайцева. Гейм и Финчли много думали об этом русском. Летчики давно поняли, что Прайс - человек страшный, что дела, которыми занимаются в его лабораториях, направлены на создание орудий массового уничтожения. С помощью все более совершенных средств ведения войны Прайс надеялся диктовать свою волю всему миру. В его замыслы Гейм и Финчли давно проникли. Симпатии летчиков были на стороне инженера Можайцева, таинственно исчезнувшего с завода. Не важно - как, при каких обстоятельствах, с чьей помощью сбежал он из Брайт-ривер, главное - он не захотел отдать Прайсу свое изобретение. Вот почему каждый прошедший день вселял в них надежду на то, что Центральное разведывательное управление не сумело напасть на след Можайцева. И вот - увы! - Харвуд прилетел в Прайсхилл.
      Гейм, встречавший разведчика на аэродроме, пытливо всматривался в его лицо. Харвуд, видимо, заметил это, но объяснил по-своему.
      - Готовьте самолет, капитан, - сказал он с довольным видом. - Завтра утром вы с Годдартом отправитесь в Европу.
      - Куда именно, сэр?
      - В Норвегию. К утру Годдарт будет здесь.
      Харвуд уединился с Прайсом, а летчики отправились в ангар, невеселые, встревоженные. Кроме них, в ангаре никого не было. Разговор начал Боб Финчли - ему не терпелось проникнуть в тайну изобретения инженера Можайцева, которому придавали столь большое значение и старик Прайс и разведка.
      - Понять не могу - в чем тут дело? - ворчал он. - Неужели Можайцев работал над проектом космического корабля? Может, Прайс оттого и бесится?
      - Вряд ли... - Гейм с сомнением покачал головой. - Оборудование, которое я видел в Брайт-ривер, рассчитано на что-то иное.
      - Но ты ведь читал заметку в "Нью-Йорк таймсе" об интересе Прайса к межпланетным полетам?
      Гейм недоверчиво заметил:
      - Все это камуфляж...
      Пока летчики переживали из-за неизвестного им инженера, Аллен Харвуд беседовал с Прайсом.
      Глава концерна "Интернешнл уран" неподвижно сидел в кресле, устремив на собеседника тяжелый взгляд. Прайса мало утешило сообщение Харвуда о том, что Можайцев выслежен. Пока инженер не в его руках - радоваться рано.
      Харвуд напомнил Прайсу об обещании рассказать ему кое-что о деталях, имеющих отношение к бегству Можайцева из Брайт-ривер.
      Прайс заметил:
      - Я никогда не лез в ваши секреты, Аллен, но должен признаться, во всей этой истории кое-чего не понимаю... Итак, о деталях. Что же вы тогда нашли в Брайт-ривер?
      - Портативную рацию в спальне Можайцева.
      Против обыкновения, Прайс оставался спокойным.
      - Еще что? - спросил он.
      - Нам удалось обнаружить место приземления неизвестного самолета в одной из горных долин, на расстоянии примерно двенадцати миль от завода.
      - Ваших людей надо судить! - яростно вскричал Прайс. - Я поручил им глаз не спускать с инженера Можайцева, а он, оказывается, спокойно договаривался с кем-то по радио и наконец сбежал! Я уверен: во всей этой затее с побегом у Можайцева был сообщник... Кто он?
      - Генрих Шольц, больше некому.
      Некоторое время Прайс молчал. Затем, немного успокоившись, сказал:
      - Я, кажется, понимаю ход ваших мыслей, Аллен... Значит, это дело рук Шольца.
      - По-моему, Шольц тут лишь исполнитель, - заметил Харвуд.
      - Стало быть, русским удалось проникнуть в мои замыслы и установить контакт с Можайцевым...
      Харвуд пожал плечами.
      - Кто стоит за Шольцем, я еще должен выяснить.
      После короткого размышления Прайс снова заговорил:
      - Теперь я не сомневаюсь - Можайцев сам сжег документы, чертежи, предварительно сделав с них фотоснимки, не мог же он захватить с собой груду бумаг. - Прайс нервно забегал по кабинету. - Эти документы при любых обстоятельствах должны быть у меня. Вы, Аллен, плохо знаете, что такое установки инженера Можайцева.
      Харвуд молчал.
      - Тот, у кого будут установки Можайцева, - продолжал Прайс, - окажется хозяином неба.
      Харвуд с интересом спросил:
      - А советские искусственные спутники Земли, а ракеты с людьми, которые большевики запускают в космос, а полеты на Луну, научные исследования?
      - О, русским будет не до того! Изобретение Можайцева позволит мне уничтожить все, что бы Советы ни попытались послать за пределы земной атмосферы. - После короткой паузы старик глухо сказал: - Но ни Можайцева, ни его материалов у меня нет, и удастся ли вам, Аллен, схватить этого негодяя, - неизвестно.
      - Не сомневаюсь в успехе, - успокоил Харвуд. - Мои люди уже рядом с Можайцевым. Дня через два мы опять водворим его в Брайт-ривер.
      Прайс с облегчением вздохнул:
      - Дай бог. - И, уже провожая Харвуда к дверям, спросил: - Кстати, что это за субъект - Бодо Крюгер?
      - Коммерсант. В прошлом - нацистский офицер. - Харвуд вынул из бокового кармана фотокарточку размером с почтовую открытку: - Вот он.
      Со снимка смотрел худой, длиннолицый человек в черном эсэсовском мундире. На рукаве эмблема: кости и череп. Под чрезмерно высокой тульей фуражки виднелись глаза - наглые, навыкате.
      Глава вторая
      Весна только начиналась, но снег уже успел сойти и лишь на вершинах гор блестел под солнцем белыми пятнами да кое-где темнел слежавшимися пластами на самом дне ущелий, в тени.
      Разноцветные бревенчатые домики норвежцев выглядывали из-за вечнозеленых елей - солнце шло сюда со стороны Швеции. Величавое, спокойно-золотистое, оно плыло над холмами и равнинами и по вечерам опускалось в море на западе. С запада, от берегов Англии и Шотландии, бежали сюда невысокие волны Северного моря - глубоко-синие, кое-где будто подкрашенные киноварью.
      Эрика Келлер любила эти места. Тут всегда тишина, и в одинокой горной гостинице, расположенной в глубине бухты, можно без помех работать над новой книгой о судьбах ее родной Германии. Эта тема волновала молодую писательницу.
      В то утро в гостиницу неожиданно нагрянул Герман Гросс, инженер, имя которого частенько упоминалось в газетах Западной Германии то как одного из крупнейших специалистов-строителей, то как "переметнувшегося на сторону красных", "друга коммунистов", противника вооружения нового вермахта атомным оружием. Эрику и Гросса связывала испытанная дружба и, пожалуй, нечто большее, в чем они не хотели себе признаться.
      После завтрака они отправились на прогулку, потом забрели на ферму Петера Андерсена, где выпили парного молока, затем спустились к берегу бухты, пересекли широкую пешеходную тропу, идущую от гостиницы и, прыгая с камня на камень, пробрались на крошечный островок. Там у Эрики был свой любимый уголок.
      Гросс привез неутешительные вести - реваншисты упорно продолжают толкать страну на гибельный путь. Концерн военного преступника Круппа начинает строить мощный подводный флот. В ФРГ приступают к постройке военных судов с ракетными установками. Завод известного гитлеровского авиаконструктора Мессершмитта в Мюнхене-Риеме уже полным ходом выпускает реактивные истребители и приступил к строительству бомбардировщиков, способных нести атомную бомбу. Фабриканты смерти вновь, как и во времена Гитлера, получили крупные военные заказы, но теперь они готовятся производить и ядерное оружие, несущее уничтожение самой Западной Германии. Страшно подумать: люди, толкнувшие немцев на две истребительные войны, причинившие им много горя, погубившие миллионы немецких жизней, приведшие страну к позору и оккупации, - с упорством и яростью маньяков стремятся ныне к возврату прошлого.
      - Я утомил тебя плохими известиями, - грустно улыбнулся Гросс.
      Девушка не ответила, смотрела в море.
      - Ты чем-то озабочена? - с участием спросил Гросс.
      - Да, - она зябко передернула плечами.
      - Так расскажи мне.
      - Хорошо... Мне надо собраться с мыслями... Я не знаю, что наиболее важно в этой истории...
      Пенный бурунчик стремительно катился с юга наперерез волнам. Потом бурунчик исчез, и у самого его основания появился какой-то крошечный и почти незаметный предмет. Сомнений не было: над поверхностью моря возвышался перископ подводной лодки. Она поняла - с подлодки вели наблюдение за побережьем.
      Гросс произнес раздраженно:
      - Наверное, проводят очередные учения... Кораблям НАТО очень уж нравятся норвежские воды.
      Девушка снова стала смотреть в сторону горной гостиницы, неподалеку от которой волны тихо плескались о каменный берег бухты. Оттуда шла сюда, на север, тропинка, сейчас безлюдная.
      - Я слушаю тебя, Эрика, - озабоченно шепнул Гросс: подлодка потеряла интерес для него.
      И Эрика Келлер стала рассказывать...
      Он появился рано утром, и никто толком не мог понять - откуда. Автобусы с юга в это время суток не проходили мимо, а с севера они вообще курсировали другой дорогой, через долину, там, за горным хребтом. Администрации гостиницы он назвался Перси Паркером, сказал, что пишет в английских газетах и возвращается из поездки на норвежский Север, в Финмаркен. Паркер сказал, что ему нужен покой, он должен основательно отдохнуть.
      Покоя в этом уединенном уголке было сколько угодно.
      Англичанин почему-то избегал прогулок и почти все время проводил в своей комнате. Лишь к обеду он появлялся в общем зале и молча занимал место за столом, как раз напротив Эрики Келлер и ее соседа - Бодо Крюгера.
      Паркеру можно было дать не больше сорока лет, росту он несколько выше среднего, - на продолговатом бритом лице залегли жесткие складки, в серых глазах, за стеклами очков в золотой оправе Эрика видела выражение отрешенности, тоски и непонятного ей гнева.
      Было в Паркере нечто такое, что заставляло ее внимательно к нему присматриваться. Возможно, сначала на нее подействовала перемена в поведении соседа по столу - доктора Крюгера. Она отлично помнила, как странно до появления англичанина держал себя Бодо Крюгер, поселившийся в гостинице почти в одно время с ней: он выходил к прибытию каждого автобуса, с какой-то непонятной настойчивостью приглядывался к людям. Казалось, он с нетерпением ожидал или разыскивал кого-то, кто упорно не появлялся. От пристального внимания Крюгера не ушел и Перси Паркер, но и он, кажется, не принес ему ничего нового. Крюгер терял терпение, нервничал, много курил. Сколько времени так продолжалось бы - неизвестно... Но однажды после завтрака Паркер, уже успевший познакомиться с Эрикой, отозвал ее в сторону.
      - Фрейлейн Келлер, - сказал он на чистом немецком языке, - мне не хотелось бы, чтобы вы пострадали, и я решил предостеречь вас...
      Эрика с недоумением вскинула брови.
      - Сейчас вы все поймете, - продолжал англичанин. - Мне доводилось читать ваши статьи, книги, и, стало быть, я знаю вас, ваши убеждения...
      - Я и не скрываю моих убеждений, - холодно заметила Эрика, не понимая, чего, собственно, хочет от нее Паркер.
      Англичанин скупо улыбнулся.
      - Это делает вам честь. Однако можно не сомневаться, что за вами установлена слежка даже здесь. Мне хотелось, чтобы вы об этом знали.
      - Слежка? За мной? Здесь? - Эрика искренне удивилась.
      Паркер тихо рассмеялся.
      - Не верите? Хотите убедиться? Пожалуйста. - И он положил ей в руку пачку микроскопических фото. - Вот снимки с документов, которыми вы пользуетесь при работе над вашей книгой. Очевидно, против вас замышляется провокация.
      - Кто же сделал это? - она растерялась от неожиданности.
      Вместо ответа Паркер показал ей в окно - на улице, возле автобуса вертелся Бодо Крюгер.
      - Он?
      Паркер утвердительно кивнул.
      - Но каким образом?.. - начала было Эрика. Паркер перебил ее:
      - Очень просто - я заметил, как он орудовал в вашей комнате, и мне пришло в голову лишить его трофеев. Только и всего.
      А вскоре произошло событие, совсем сбившее Эрику с толку.
      Началось с того, что ни к обеду, ни к ужину Паркер не вышел. Потом девушка видела, как в его комнату прошел доктор. Эрика заметила, как Бодо Крюгер шептался с врачом.
      По-видимому, Крюгеру удалось-таки проникнуть к англичанину, а может быть, он сумел что-то выведать у хозяина гостиницы, - как бы то ни было, поздно вечером немец заказал разговор с небольшим городком на Рейне. Эрику в тот день не оставляла тревога, ей начинало казаться, что Крюгер следит не столько за ней, сколько за Паркером. Вот почему она сочла нужным проследить за своим соотечественником.
      - Герр Шольц, - заговорил Крюгер, - я нашел его... Да, да, он прибыл сюда под видом английского журналиста. Приехал из Финмаркена... Ха-ха... Без сознания... - И Крюгер перешел на шепот.
      Итак, беспомощному сейчас Паркеру угрожала какая-то опасность, - так, по крайней мере, казалось Эрике Келлер. И она решительно направилась в комнату англичанина, где дежурила медсестра. Паркеру стало лучше, он уже пришел в себя и выразил девушке искреннюю признательность за ее ночной визит. Ей не терпелось как-то сообщить ему о своих подозрениях, и как только медсестра отлучилась, она тотчас передала ему телефонный разговор Крюгера. Однако, к удивлению Эрики, ее сообщение ничуть не напугало Паркера, наоборот, он заметно повеселел.
      - Наконец-то, - с облегчением произнес он. - Так это, значит, мой друг Генрих Шольц послал сюда Крюгера для встречи со мной... Не беспокойтесь, дорогая фрейлейн, мне ничто не угрожает... - Он был еще слаб, и ему нельзя было много говорить.
      Она покинула его в недоумении. Кто же этот его друг Шольц, если своим доверенным он направил сюда Бодо Крюгера, человека, явно связанного с тайной полицией? Как мог Паркер забыть об этом?
      Ни на следующий день, ни позже ничего не произошло. Только англичанин стал держаться, пожалуй, еще более замкнуто, а Крюгер теперь буквально не спускал с него глаз и всюду следовал за ним по пятам. Должно быть, он его охранял. Так прошло около двух недель. Эрика видела, как изо дня в день менялось настроение Паркера: первые несколько дней после той ночи он оставался спокойным, - наверное, был уверен, что вот-вот явится Шольц. Но тот не появлялся, и Паркер начал проявлять беспокойство, стал задумчивым и наконец перестал даже к обеду выходить в общий зал.
      Англичанин продолжал представлять загадку для Эрики; подсознательно она чувствовала, что с ним творится неладное, и чего-то ждала.
      И вот это случилось... Два дня назад произошел новый сильнейший приступ. Паркер опять потерял сознание. Врача дома не оказалось. Крюгер всполошился и куда-то исчез. На правах знакомой Эрика направилась к больному. Паркер находился совершенно один. Он страшно изменился, побледнел от боли и лежал молча, стиснув зубы. Но вскоре он заговорил в бреду, вернее, он что-то шептал тихо-тихо, "про себя". Эрика никак не могла понять произносимых им слов. Английским языком она владела недурно, но Паркер даже в бреду говорил почему-то не на своем родном, а на каком-то неизвестном ей языке. Прислушавшись, девушка уловила отдельные слова и тогда поняла: он говорил по-русски. Задыхаясь, Паркер выкрикнул: "Нет, нет, я не отдам вам... Лучше смерть!.. Установки... Родине, только Родине... и жизнь мою..." И через минуту: "Жена... Сын... Куда вы дели моего сына?" Эрика слышала эти слова, но, к сожалению, не знала, что они значат. Паркер заметался, мучительно застонал. И как раз в это время кто-то рывком открыл дверь комнаты. Эрика оглянулась: на пороге стоял молодой человек с обветренным лицом, коренастый, закутанный в легкий дорожный плащ. На минуту девушка встретилась взглядом с его мутно-серыми глазами. Несомненно, парень слышал выкрики больного.
      - Что вам тут нужно? - спросила Эрика, загораживая собой Паркера.
      Как бы не замечая ее, парень, ничего не ответив, поспешил прочь.
      Она видела его днем возле гостиницы и приняла за американца.
      Больной очнулся не скоро. Увидев возле себя Эрику, он радостно оживился и пожал ей руки.
      - Что с вами? - спросила она.
      Глухим голосом человека, еще не вполне вернувшегося из небытия, он сказал:
      - Я очень болен... там и альпинист сломал бы себе шею... Двенадцать километров до самолета оказались Дантовой дорогой в ад. - Девушка ничего не поняла.
      - Вам надо всерьез приниматься за лечение.
      Англичанин молчал. Закрыв глаза, о чем-то сосредоточенно думал. Потом тихо спросил:
      - Я что-нибудь болтал в бреду?
      - Да, но я не знаю языка, на котором вы говорили, мистер Паркер.
      Он опять о чем-то напряженно размышлял.
      - Вам не следует так много думать, мистер Паркер, - произнесла она шутливо.
      Он поднял на нее глаза:
      - Всю мою жизнь я слишком мало думал. К счастью, это позади.
      Эрика не хотела иметь дело с загадками, она поднялась с места, чтобы уйти, но больной жестом остановил ее. Казалось, он понимал ее состояние.
      - Фрейлейн Келлер, - заговорил он тихо. - Я не Паркер. Я - русский... пробираюсь к себе на родину...
      - Пробираетесь? - с удивлением переспросила Эрика. - А почему вам не обратиться в советское посольство в Осло и спокойно ехать в Советский Союз. Зачем вы здесь?
      Он пробормотал:
      - Обратиться в посольство... Может быть...
      - Хотите, я помогу вам, вызову сюда советского консула?
      - Нет, нет, пусть это вас не беспокоит. Я жду моего друга. Он должен быть с минуты на минуту.
      Когда она уходила, в дверях столкнулась с Крюгером - тот спешил к странному русскому.
      Все это происходило рано утром, а днем, совсем недавно, у подъезда гостиницы остановился черный лимузин - приехал-таки Генрих Шольц.
      Гросс внимательно слушал рассказ Эрики.
      - Генрих Шольц... - повторил он, - где-то я уже слышал это имя. Но где и что?
      Неожиданно Эрика порывистым движением схватила его за руку:
      - Смотри, это же русский и его друг Шольц. Они идут сюда...
      От гостиницы по тропинке вдоль берега бухты действительно шли двое мужчин. Неожиданно Гросс посмотрел вправо и тотчас вскочил на ноги: на взморье за мысом быстро всплывала подводная лодка, та самая, перископ которой они с Эрикой недавно заметили.
      Крюгер оставил пачку советских газет. Можайцев просматривал статьи, корреспонденции с мест - черные строчки текста рассказывали о жизни там, на родине, к которой он стремился, на родине - такой близкой и все еще далекой.