Я в южном Перу, лечу над огромными и причудливыми рисунками пустыни Наска. Подо мной вслед за китом и обезьяной в поле зрения попадает колибри; ее крылья трепещут и распрямляются, изящный, клюв тянется к воображаемому цветку. Затем мы круто сворачиваем вправо; наша крошечная тень преследует нас, когда мы пересекаем бледный шрам Панамериканского шоссе, а затем следуем по траектории, несущей нас к сказочному «Алькатрасу» — цапле со змеиной шеей длиной 27 метров, рожденной воображением неведомого мастера. Мы делаем круг, второй раз пересекаем шоссе, пролетаем над потрясающей композицией из рыб и треугольников, уложенной возле пеликана, поворачиваем налево и обнаруживаем, что мы летим над удивительным изображением гигантского кондора с распростертыми крыльями.
      В тот момент, когда я пытаюсь закрыть рот, откуда ни возьмись в непосредственной близости возникает еще один кондор, на этот раз настоящий, самодовольный, как падший ангел, парящий на восходящем потоке. Мой пилот вздохнул и попытался преследовать его. На какое-то мгновение я встретился с взглядом блестящих и бесстрастных глаз птицы, которые как-будто оценивали нас. Сочтя нас лишними, кондор заложил вираж и, пренебрежительно отвернувшись, заскользил в сторону солнца, как видение из древнего мифа, оставив нашу «Сесну» трепыхаться внизу.
      Под нами оказались две параллельные линии длиной почти в две мили, уходящие куда-то вдаль. А там, справа — какая-то абстрактная композиция, огромная, но так идеально исполненная, что кажется неверояпшм, что ее автор — человек.
      Здешние жители говорят, что эти изображения — дело рук не людей, а полубогов, виракочас, которые оставили свои следы в Андах много тысяч лет тому назад.

      Плато Наска в южном Перу — место заброшенное, выжженное, неприветливое и бесплодное. Люди никогда не селились здесь в большом количестве и вряд ли будут селиться в будущем. Думаю, что поверхность Луны выглядит более гостеприимной.
      Однако, если вы — художник с размахом, эти высокогорные и обескураживающие равнины представляются весьма многообещающим холстом площадью этак в 500 квадратных километров. Причем вы можете быть уверены, что ваш шедевр не унесет пустынный ветер и не засыплют блужда-'ющие барханы.
      Правда, здесь дуют сильные ветры, но, к счастью, по законам физики, их сила ослабевает вблизи земли: галька, покрывающая поверхность пампы, накапливает солнечное тепло, создавая защитный слой нагретого воздуха. Кроме того, в почве содержится достаточно гипса, чтобы приклеить мелкие камушки к поверхности, причем склейка регулярно освежается утренней росой. И если что-то здесь нарисовано, то изображение остается надолго. Здесь почти не бывает дождей — так, с полчаса моросит в декаду; поэтому Наска относится к самым сухим местам на Земле.
      Итак, если вы — художник и решили отобразить нечто важное и грандиозное, причем навсегда, то можете рассматривать это странное и одинокое плоскогорье как ответ на ваши молитвы.
      Эксперты относят изображения пустыни Наска к довольно отдаленным временам, основываясь на керамических черепках, которые втоптаны в линии, и данных радио-углеродного анализа найденных там органических остатков. Эти данные указывают на период между 350 годом до н. э. и 600 годом н. э. Строго говоря, эти данные ничего не сообщают о собственно линиях, возраст которых так же неопределенен, как и возраст обнажившихся при их прокладке камней. Все, что можно утверждать наверняка, это то, что самые поздние из них насчитывают не менее 1400 лет. Но теоретически возможно, что они намного древнее — по той простой причине, что предметы, послужившие основой для датировки, могли быть принесены людьми в Наску позднее.
 

 
Основные фигуры плато Наска
 

      Большинство рисунков локализовано в южном Перу на почти квадратном участке серо-коричневой пустыни, ограниченном с севера рекой Инхенио и с юга рекой Наска. Участок пересекается Панамериканским шоссе. Здесь без видимой системы разбросаны буквально сотни фигур. Некоторые изображают животных и птиц (последних — 18 видов). Но подавляющее большинство — это геометрические композиции из трапеций, прямоугольников, треугольников и прямых линий. При взгладе сверху они напоминают современному наблюдателю путаницу взлетно-посадочных дорожек, родившихся в воспаленном воображений некоего гражданского строителя, одержимого проектом огромного аэродрома.
      Поэтому неудивительно, что ряд авторов полагает, что полосы в пустыне Наска предназначены для посадки инопланетных космических кораблей, поскольку принято считать, что до начала XX века человечество было не способно к полетам. Это предположение соблазнительно, но вряд ли оно срабатывает в Наска. Так, трудно понять, зачем инопланетянам, способным преодолевать световые годы межзвездных пространств, вообще нужны взлетно-посадочные полосы (ВПП). Неужели они ей своими техническими достижениями не могли бы организовать вертикальный взлет и посадку своих летающих тарелок?
      Кроме того, нет никаких свидетельств, что полосы в Наска когда-либо использовались для взлета или посадки как летающими тарелками, так и чем-либо другим (хотя с воздуха некоторые из них действительно похожи на ВПП). При ближайшем рассмотрении оказывается, что это не что иное, как просто грандиозные царапины на поверхности, полученные отгребанием в сторону тысяч тонн вулканической гальки, в результате чего обнажилось светлое основание пустыни — желтоватый песок и глина. Ни одна из расчищенных полос не имеет глубины более нескольких дюймов, и все они слишком мягки, чтобы позволить садиться на них летающим аппаратам на колесах. Немецкий математик Мария Райхе, которая посвятила полвека изучению этих полос, поступила вполне логично, когда несколько лет назад похоронила гипотезу их внеземного происхождения одной грустной фразой: «Боюсь, что космонавты увязли бы».
      Но если не ВПП для колесниц чужюг богов, то чем еще могли бы быть полосы Наска? Правда заключается в том, что их назначение никому не известно, так же как и их возраст, это — настоящая загадка прошлого. И чем ближе вы их разглядываете, тем непонятнее становится ситуация.
      Ясно, например, что животные и птицы являются предшественниками полос: многие трапеции, прямоугольники и прямые пересекают более сложные фигуры, частично зачеркивая их. Очевидным выводом из этого является то, что роспись пустыни выполнялась, в два приема. Более того, вопреки общепринятым представлениям о техническом прогрессе, нам приходится признать, что ранняя фаза была более совершенной, чем последующая. Выполнение зооморфных фигур требовало несравненно более высокого искусства и умения, чем прорезание прямых линий. Но как разделены во времени художники первого и второго этапов?
      Вместо того, чтобы задать себе этот вопрос, ученые валят обе культуры в одну кучу, называют их носителей «'насканцами» и характеризуют их как примитивные племена, которые необъяснимым образом овладели изощренной техникой художественного самовыражения, после чего исчезли с перуанской сцены за много веков до появления их более известных наследников, каковыми являются инки.
      Насколько изощренными были «примитивные насканцы»? Какими знаниями они должны были обладать, чтобы начертать свой гигантский автограф на плато? Похоже, во-первых, они были совсем неплохими астрономами-наблюдателями — по крайней мере, по мнению доктора Филлис Пиглуги, астронома из чикагского планетария. После интенсивного изучения взаимного расположения звезд в Наска с применением компьютерных методов она пришла к выводу, что знаменитое изображение паука задумано как диаграмма гигантского звездного скопления в созвездии Ориона, а сопрягающиеся с этой фигурой прямые — как стрела, линии характеризуют изменения склонения трех звезд в Поясе Ориона.
      Действительное значение открытия доктора Питлуги станет понятно позднее. А пока отметим, что изображенный в Наска паук относится к виду Ricinulei . Это один из редчайших видов пауков в мире, который был обнаружен только в отдаленной и недоступной части влажных лесов Амазонии. Каким образом «примитивные» художники из Наска пропутешествовали так далеко от родины, перебравшись через труднопроходимые Анды, чтобы добыть образец? Более того, зачем им это понадобилось и как они сумели воспроизвести мельчайшие подробности анатомического строения Ricinulei, видимые только под микроскопом, в том числе репродуктивный орган на конце вытянутой правой ноги?
      Таких загадок в Наска множество, и ни одно из изображений животных, за исключением, пожалуй, кондора, не выгладит здесь уместным. В конце концов и кит, и обезьяна так же не вписываются в пустынное окружение, как паук с Амазонки. Странная фигура человека с поднятой, как в приветствии, рукой обутого в тяжелые сапоги, с круглыми совиными глазами не может быть отнесена ни к одной известной эре или культуре. И другие изображения, похожие на человеческие фигуры, не менее странны: их головы окружены сияющим ореолом, так что они выглядят на манер пришельцев с другой планеты.
      Примечательны и размеры фигур. Колибри имеет длину 50 метров, паук — 46, кондор (и пеликан) простираются от клюва до перьев хвоста почти на 120 метров, а ящерица, чей хвост в настоящее время перерезан Панамериканским шоссе, имеет длину 188 метров. Почти все рисунки выполнены в этом циклопическом масштабе в одной манере, когда контур очерчен одной непрерывной линией.
      Аналогичное внимание к подробностям можно наблюдать и в геометрических рисунках. Некоторые из них образованы прямыми линиями свыше восьми километров в длину, которые тянутся по пустыне подобно дорогам римлян, ныряя в русла пересохших рек, преодолевая каменистые осыпи и никогда не отклоняясь ни на йоту…
      Эту точность трудно, но все-таки можно объяснить с позиций обычного здравого смысла. Но гораздо больше ошеломляют зооморфные фигуры. Как авторам удалось так точно выполнить их без самолета, не имея обзора перспективы в процессе работы? Все рисунки слишком велики, чтобы их можно было разглядеть с земли, на этом уровне они выглядят просто как бесформенные борозды в пустыне. Истинную форму изображений можно наблюдать лишь с высоты в десятки и сотни метров. Такого естественного возвышения поблизости не существует.

      Я лечу над линиями, пытаясь понять смысл всего этого. Мой-пилот Родольфо Ариас раньше служил в перуанских ВВС. После реактивных истребителей он считает, что маленькая «Сесна» слишком медлительна, не вдохновляет его — и вообще это такси с крыльями. Мы уже один раз возвращались на аэродром в Наска, где вынимали одно из окон, чтобы Санта, моя партнерша, могла перенацелить свои камеры вертикально. Теперь мы экспериментируем со съемкой с разных высот. С 60 метров над равниной амазонский паук Ricinulei как будто хочет привстать и цапнуть нас своими челюстями. Со 150 метров мы можем видеть несколько фигур сразу: собаку, дерево, таинственную пару рук, кондора и несколько треугольников и трапеций. С высоты же 450 метров доминировавшие ранее зооморфные фигуры выглядят уже как мелкие разбросанные детали, окруженные удивительными каракулями и из огромных геометрических построений. Последние уже не напоминают ВПП, они больше похожи на тропинки великанов, пересекающие плато бессмысленным, на первый взгляд, образом.
      Однако, по мере того как земля уходит вниз и орлиному взору наблюдателя открывается более широкая перспектива, я начинаю задумываться, нет ли какой-то системы в клинописи из полосок и царапин внизу, и вспоминаю математика Марию Райхе, которая жила в Наске и изучала эти узоры с 1946 года. По ее мнению, «геометрические фигуры производят впечатление зашифрованного текста, в котором одни и те же слова иногда обозначены огромными буквами, а иногда малюсенькими значками. Существуют сочетания линий, которые воспроизводятся очень близкой геометрии, но очень разного размера. Все чертежи состоят из определенного набора базовых элементов…»
      Пока «Сесна» болтается в небе, я вспоминаю, что не случайно по-настоящему чертежи Наска были идентифицированы только в XX веке, когда началась эпоха воздухоплавания. В конце XVI столетия испанский путешественник судья Луис де Монсон рассказал о «загадочных знаках в пустыне» и собрал странные местные поверия о виракочас .