В течение следующего года им удалось создать буквально чудо космической эпохи. Корпус робота был изготовлен из особо легкого, но жесткого алюминиевого сплава, который использовался в авиастроении. На него был установлен хитроумный лазер для обследования узких и недоступных уголков шахты. Из сотен электронных компонентов были собраны электронный «мозг» и система наведения робота. Впереди и сзади от основного корпуса были размещены специальные моторы и приводы, причем для повышения устойчивости использовались специальные стальные распорки. Чтобы гарантировать, что робот будет крепко держаться в шахте, были установлены специальные гидроцилиндры высокого давления, способные создавать усилия до 200 килограмм. Была разработана новая видеосистема, которая могла поворачиваться в целях расширения обзора как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях. С двух сторон от камеры устанавливались мощные осветительные лампы. И, наконец, специальный 8-колесный привод (4 колеса к полу, 4 – к потолку) должен был обеспечить прибытие робота к конечной цели.

В конце 1992 – начале 1993 года, пока Упуаут 2 конструировался и изготавливался в Мюнхене, Рудольф Гантенбринк договорился, что вместе с ним в Египет приедет телевизионная бригада для съемок предстоящего обследования шахт камеры Царицы. Когда он с бригадой (включая режиссера Йохсна Брейтенштейна и его помощника Дирка Бракебуша) прибыл в Каир 6 марта 1993 года, оказалось, что и обследование, и съемка отложены в связи, как сначала показалось, с незначительной административной проблемой: Германский археологический институт не получил пока необходимого разрешения на съемку от Египетской организации древностей. Видя, что разрешения все нет и нет, сначала доктор Штадсльман, а затем Гантенбринк обратились лично к Захи Гавасу, генеральному директору Организации по пирамидам Гизы, который дал устное разрешение на съемку [51].

Тогда началось обследование.

Середина марта 1993 года оказалась критической точкой для работы Рудольфа Гантенбринка в Великой пирамиде, в первую очередь по следующим причинам: а) все мероприятия обошлись ему в довольно приличную сумму денег (включая 250 тысяч долларов только за исследования и разработку робота); б) съемка коммерческого документального фильма производилась за счет личных средств и в) согласно графику работ, съемку надлежало закончить в последнюю неделю марта.

Примерно в то же время, как рассказывает Гантенбринк, Штадельман вспомнил об Ули Каппе и ликвидировал официальную поддержку, которую ранее Германский археологический институт оказывал обследованию шахт.

Может быть, кто-то другой в такой момент остановился бы и смиренно отправился домой. Однако Гантенбринка смиренным никак не назовешь. Чувствуя, что он на грани открытия, Рудольф решил идти вперед – с поддержкой Штадельмана или без.

Ключевой фигурой в этот Момент становился Захи Гавас, чей личный авторитет на площадке был эквивалентен официальной поддержке работы Гантенбринка. Даже его «устное разрешение» означало на плато Гизы очень многое. Для гафиров, охранявших вход в Великую пирамиду, оно было все равно, что мандат с подписью и печатью; при этом очень важно, что к нему серьезно относились не только Гантенбринк с его бригадой, но и молодой инспектор от ЕАО Мухаммад Шахи, которому было поручено работать вместе с немцами [52].

Поэтому Гантенбринк рассудил, что вправе продолжать работы в камере Царицы, входить и выходить из пирамиды. Что он успешно и делал, в результате чего наметился значительный прогресс в обследовании роботом обеих шахт.

Рано утром 21 марта 1993 года, перед началом рабочего дня, он, как обычно, нанес визит Захи Гавасу в кабинете последнего на плато Гизы и там, к своему ужасу, узнал, что директора пирамид отстраняют от должности в связи с не имеющим к нему никакого отношения скандалом вокруг пропажи некоей статуи времен IV династии [53]. Гавас вернулся на свой пост лишь в апреле 1994 года.

Этот неожиданный поворот событий случился в самый неподходящий момент, так как на 21 марта 1993 года Упуаут //находился глубоко в южной шахте камеры Царицы и был, по мнению Гантенбринка, очень близок к концу путешествия. Так что обследование было необходимо продолжать. Судьба приготовила Гантенбринку удивительную встречу на следующий день, 22 марта (кстати, день весеннего равноденствия).

В этот судьбоносный день вместе с ним в камере Царицы находились Йохен Брейтенштейн, Дирк Бракебуш и Мухаммад Шахи [54]. К 10 часам утра Гантенбринку удалось довести Упуаута II до глубины 51 м. В районе 54 метров робот уперся в какое-то препятствие на полу шахты, что грозило остановить дальнейшее продвижение; но, слава Богу, удалось сманеврировать. Затем, примерно через час, точнее в 11.05, на глубине 60 метров, стены и пол оказались ровными и гладкими, и робот внезапно (хотя можно сказать и «как раз вовремя») оказался в конце своего путешествия.

Как только на экране маленького телевизионного монитора появились первые кадры с изображением «дверцы» со специфическими металлическими деталями, Рудольф Гантенбринк сразу осознал огромное значение своего открытия. Именно в такие моменты и делается археологическая история![55] Ведь это было не только возбуждающее, но и важнейшее открытие внутри самого знаменитого и самого загадочного в мире древнего монумента.

Интересно отметить, что под нижним западным углом «дверцы» виднелась щелка, попав в которую красная точка лазера исчезла. В этот момент желание заглянуть под «дверь» и посмотреть, что за ней находится, было, наверно, почти невыносимым. Щель, однако, была слишком узкой, чтобы в нее можно было подглядывать с помощью камеры Упуаута. Чтобы это сделать, нужна была дополнительно линза с волоконной оптикой; но, чтобы соорудить такую систему, потребовалось бы несколько дней, а может быть, и недель.

После того как спало первое возбуждение, первым инстинктивным действием Гантенбринка было убедиться наверняка, что уникальные видеокадры, которые он наблюдал на экране, как следует записаны. Убедившись, что запись в полном порядке, он и бригада упаковали ленты вместе со всем прочим инвентарем и вернулись на базу – в свой отель «Мувенпик».

В течение нескольких дней после 22 марта ничего не происходило, Германский археологический институт не сделал никаких официальных заявлений для печати. Причина этого, по-видимому, в том, что доктор Штадельман никак не мог решить, в какой форме следовало бы сделать такое заявление.

Во время этого временного затишья Гантенбринк и телевизионщики решили вернуться в Мюнхен. Естественно, они захватили все свое снаряжение, включая 28 видеопленок, отснятых во время обследования. Через несколько дней, в начале апреля 1993 года, Гантенбринк прислал нам копню пленки с открытием «дверцы».

Мы передали эту пленку английским средствам массовой информации.

Первое крупное сообщение появилось 16 апреля 1993 года на первой полосе лондонской «Индепендент»:

«Археологи обнаружили вход в ранее неизвестное помещение в самой большой из египетских пирамид. Есть предположение, что там могут находиться сокровища фараона Хеопса (Хуфу), для которого и была построена Великая пирамида 4500 лет тому назад. Содержимое камеры почти наверняка не тронуто. Вход в нее находится в конце наклонного прохода протяженностью 65 метров, ширина и высота которого всего 20 сантиметров… Согласно бельгийскому египтологу Роберу Бовалю, этот канал нацелен прямо на „Собачью звезду“ Сириус, которую древние египтяне считали воплощением богини Исиды. Другие малые проходы этой пирамиды нацелены на другие небесныетела – Пояс Ориона и звезду Альфа Дракона, которая некогда занимала место Полярной звезды…»

Брызги от публикации в «Индепендент» полетели во все стороны. Десятки репортеров со всего мира пожелали немедленно взять интервью у Гантенбринка. В тот же вечер четвертый канал британского телевидения в программе новостей подробно рассказал о событии. Доктор Эдварде снизошел до того, чтобы появиться в этой программе и выдать миллионам потрясенных телезрителей сенсацию:

«За загадочной дверью может оказаться «статуя фараона, чей взор направлен в сторону созвездия Ориона». Правда, он сразу же оговорился, что «это довольно смелое предположение, поскольку ни с чем подобным мы ранее не встречались».

Смелое предположение или нет, и не важно, что ясных заявлений из Каира не поступало, но масс-медиа мира на следующий день разбушевались:

«Эйдж» (Мельбурн): «ПИРАМИДА МОЖЕТ ХРАНИТЬ СЕКРЕТЫ ФАРАОНА»;

«Таймс» (Лондон): «СЕКРЕТНАЯ КАМЕРА МОЖЕТ РАЗРЕШИТЬ ЗАГАДКУ ПИРАМИД»;

«Монд» (Париж): «НОВАЯ ТАЙНА ПИРАМИДЫ»;

«Лос-Анджелес таймс»: «ТАЙНА ПИРАМИД»;

«Матэн» (Швейцария): «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЕХНИКА – ВРАТА ХЕОПСА!»[56]

Все выглядело так, будто внезапно ожил культ пирамид. А публикации еще несколько недель продолжались в десятках местных газет и нескольких международных журналах [57].

Казалось, все хотят узнать, что там за дверцей и почему шахты пирамиды нацелены на звезды.

А 16 апреля агентство Рейтер из Германии передало официальное заявление Германского археологического института, сделанное секретаршей Штадельмана госпожой Кристиной Егоров. Последняя уверенно заявила, что

«сама идея о возможном существовании камеры в конце шахты – чушь». Камера Царицы, объяснила она, вообще ни на что не нацелена, а назначение робота Гантенбринка состояло лишь в том, чтобы «измерить влажность в пирамиде» [58].

Вскоре Рейтер передало второе сообщение, где на этот раз цитировался лично Штадельман: «Не знаю, откуда взялась эта история, но должен сказать, что меня это очень раздражает, – полыхал он гневом. – Нет никакой другой камеры,– за камнем нет места» [59].

В течение нескольких лет Гантенбринк пытался возобновить обследование шахт камеры Царицы, настаивая на том, что нет смысла рассуждать на тему, настоящая ли это дверь и скрывается ли за ней помещение:

«Я занимаю абсолютно нейтральную позицию. Это научный процесс, и нет никакой надобности заниматься гаданием, когда гораздо проще ответить на вопросы, продолжив исследование… У нас имеется устройство (ультразвуковое), которое способно проверить, есть ли пустота за камнем. Глупо выдвигать гипотезы, когда имеются инструменты, чтобы установить факты».

Одна из главных проблем, с которыми сталкивался Гантенбрннк, состояла в том, что он не принадлежал к касте египтологов, и у ведущих академиков Гизы он считался наемным технарем, то есть, по определению, его мнение не имело никакого значения. Он рассказывал, что его игнорировали после открытия каменной двери в марте 1993 года и с каким равнодушием относились к его находке: «Мне была назначена встреча с министром культуры по поводу открытия, которая не состоялась. Была запланирована пресс-конференция, которой также не суждено было состояться».

В конце 1994 года Гантенбринк объявил в Париже, что готов передать робота египтологам и даже обучить их техника за свой собственный счет, лишь бы обследование могло возобновиться. Однако, через несколько недель, он получил вежливый отказ от представителя ЕАО доктора Hyp Эль-Дина, который написал ему: «Спасибо за Ваше предложение обучить египетского техника… К сожалению, мы в настоящее время очень загружены, и потому откладываем этот вопрос».

«Поиск правды, – комментировал Гантенбринк в январе 1995 года, – слишком важная вещь, чтобы похоронить ее глупыми политическими играми. Надежда только на то, что они вскоре придут к тому же выводу».

19 февраля 1995 года мы прибыли в Египет и на следующее утро завтракали с Рудольфом Гантенбринком в отеле «Мувенпик» в Гизе.

Он пробыл в Египте почти всю предыдущую неделю, пытаясь получить разрешение на то, чтобы возобновить обследование шахт камеры Царицы, а в этот день собирался вернуться в Мюнхен. Ему, как он сообщил, удалось, в конце концов, лично встретиться с доктором Hyp Эль-Дином.

«И какую реакцию вы встретили?» – спросили мы.

Гантенбринк пожал плечами: «Обнадеживающую». Но выглядел он не слишком обнадеженным.

Потом мы спросили, был ли он в этот приезд в камере Царицы.

«Нет, – ответил он, – предпочитаю не ходить туда».

Ему невыносима была сама мысль о том, чтобы появиться там, где он сделал свое великое открытие, без своего робота, без конкретной цели, просто в качестве туриста. «Или я вернусь в камеру Царицы с Упуаутом и доведу обследование шахт до конца, – гордо сказал он, – или не вернусь туда вообще».

В том же месяце – феврале 1995 года – один из самых процветающих и активных членов Ассоциации исследований и просвещения рассказывал нам по телефону из США о планах дальнейших поисков Зала Записей в некрополе Гизы:

«Следующие три года будут особенными… Мы думаем предпринять в 1996 году небольшую экспедицию к Сфинксу – с подземным радаром. Захи сказал, что в 1996 году будет можно. Мы продолжим сканирование грунта и, главное, постараемся добиться любви и понимания окружающих нас людей и различных групп, и будем работать с ними… И, считаю, к 1998 году мы кое-что нащупаем»[60].

Из того же разговора мы узнали, что этот человек внимательно следил за событиями вокруг потайной двери в Великой пирамиде в течение двух лет после прекращения работ по проекту Рудольфа Гантенбринка. Он утверждал, что по имеющейся у него информации египетские власти вскоре предпримут попытку достигнуть двери своим роботом, чтобы заглянуть за нее при помощи камеры с волоконной оптикой. Наш информатор сообщил также, что Захи пригласил его присутствовать в этот момент в пирамиде вместе с группой избранных свидетелей: «Он обещал уведомить меня за месяц до того, как они что-либо предпримут… Что-то обязательно должно случиться. Он не уверен, когда точно. У него какие-то задержки – думаю, что с роботом – но они его доработают»

Но что именно будет сделано? Кем? С какой целью? Можно ли быть уверенными, что общественность будет верно информирована о всех возможных открытиях? И насколько надежным и исчерпывающими могут быть истолкования этих открытий ортодоксальными египтологами?

В любом случае одно представляется очевидным: Рудольф Гантенбринк, чья изобретательность и дерзновенность привели к открытию «двери» в конце загадочной южной шахты камеры Царицы, вряд ли будет там присутствовать. В сентябре 1995 года нам сообщили, что Египетская организация древностей предупредила немецкие власти, чтобы они не пытались продолжать изучение Великой пирамиды [61].

Честно говоря, зная отношение ученых мужей к идее геологической древности Сфинкса, к исследованию «аномалий» в скальном грунте под ним, историю с железной пластиной из южной шахты камеры Царя и с реликвиями из шахт камеры Царицы, нас совершенно не удивила ситуация вокруг «дверцы» Гантенбринка. И в этом случае академические ортодоксы сделали все, чтобы похоронить исследование, которое сулило новый взгляд на монументы Гизы, и до сих пор, более чем через три года после обнаружения, «дверца» остается закрытой.

У нас нет уверенности, что эта дверь приведет (или не приведет) к залу Записей – «записей» на папирусных свитках, посвященных «религии» строителей пирамиды, о которых рассуждал Захи Гавас в 1993 году, в том году, когда он был отстранен от поста директора пирамид Гизы.

В то же время наше собственное исследование убедило нас, что шахта, в которой Рудольф Гантенбринк сделал свое удивительное открытие, связана с древней системой верований и ритуалов, согласно которой монументы Гизы суть «образ неба».

В частях III и IV мы попытаемся расшифровать этот образ и узнать его значение.