I

ДЕНЬ ШАКАЛА

То, что было найдено в пирамидах Пятой и Шестой династий, является самым древним из писаний, посвященных религии. Эти письмена сейчас называются египтологами «Текстами пирамид». Можно только удивляться, что широкой публике они не известны. Большинство людей слышали, пожалуй, лишь о свитках Мертвого моря, которые принадлежат значительно более поздней эпохе (ок. 100 года н. э.) и являются с научной точки зрения намного менее ценными документальными свидетельствами.

Когда я впервые познакомился с «Текстами пирамид», а это было в 1979 году, то был крайне изумлен – почему я ничего не знал о них раньше? Разговаривая с одним из своих каирских друзей, я обнаружил, что и египтяне практически ничего не знают об этих текстах. Что касается меня, то я сразу понял их особую важность и постарался изучить «Тексты» как можно более внимательно. Но вскоре вынужден был признать, что в этих «Текстах» встречается много такого, что понять крайне сложно. Впрочем, и само их открытие являлось довольно таинственным, – таинственным и курьезным одновременно.

Зимой 1879 года в Каире прошел слух, что внутри маленькой неисследованной пирамиды в Саккара есть какие-то древние надписи. Разные люди относились к этому слуху по-разному – одни со скептицизмом и недоверием, другие – с большим энтузиазмом. Наконец слух достиг ушей профессора Гастона Масперо. Он только недавно прибыл в Каир для того, чтобы возглавить Французскую археологическую миссию, и горел желанием сделать в Египте большую карьеру. Опытный археолог и блестящий филолог, Масперо прекрасно знал, что самые удивительные археологические открытия начинались именно со слухов и шепота на рынках, и поэтому предположил, что это – правда. И решил исследовать пирамиду.

Как выяснилось, нашел «Тексты» один араб. Он заметил у самой пирамиды шакала или пустынную лису со странным, слегка насмешливым выражением морды. У араба появилось ощущение, что эта встреча не случайна, и его здесь ждали. Шакал медленно двинулся к северной грани пирамиды, остановился на мгновение у ее края, а затем скрылся в норе. Араб решил последовать за ним. Нора и привела в коридор пирамиды. Скоро араб добрался до погребальной камеры и, подняв факел, увидел, что сверху донизу стены ее испещрены иероглифическими надписями. На известняке с удивительным мастерством были вырезаны знаки, покрытые затем краской и позолотой.

Есть некоторая ирония в том, что это открытие было сделано благодаря шакалу. В Древнем Египте поклонялись двум богам с головами шакалов, хотя, возможно, оба они произошли от одного и того же божественного архетипа. Первым, и более известным, являлся Анубис, который на гробницах всегда изображался наблюдающим за ритуалом «взвешивания сердца» – посмертной оценкой деяний человека, по результатам которой выносилось суждение – может ли душа вступить в царство Осириса. Деревянные скульптуры Анубиса, стоящие в гробницах, охраняли усопшего фараона; прекрасный экземпляр такой деревянной скульптуры (теперь находится в Каирском музее) был найден в усыпальнице фараона Тутанхамона, умершего молодым. Другим же богом с головой шакала был Вепуат, или Упуат, «открыватель путей». Именно в честь него немецкая группа исследователей назвала своего знаменитого робота.

Из древних текстов не совсем ясно, какой была принципиальная разница между Анубисом и Упуатом, но, как отметил Роберт Темпл в своей «Тайне Сириуса», Анубис имел какую-то связь с ярчайшей звездой созвездия Большого Пса, Сириусом, в то время как Упуата египтяне связывали с одной из звезд созвездия Малой Медведицы. (Шакал еще встретится на нашем пути к разгадке тайны Ориона, и я расскажу о «своем» шакале, которого увидел в Гизе прямо перед тем, как сделал свое открытие.)

II

PARLEZ-TOUS FRANCAIS?

Открытие «Текстов пирамид» произошло в не самое удачное время. В конце 1870-х Египет находился на пороге серьезного народного возмущения, может быть – гражданской войны, и многие думали, что правление марионеточного правителя Тевфик-Паши будет недолговечно[123]. В Британии уже стоял наготове военный флот для подавления недовольных, возглавляемых Ахмедом Араби, который угрожал низложить правительство и перебить всех европейцев в Каире и Александрии[124]. Поэтому иностранных археологов вопрос собственной безопасности в условиях общей политической нестабильности волновал, по крайней мере, не меньше, чем возможность сделать какое-нибудь важное археологическое открытие.

Считается, что открытие «Текстов пирамид» сделано Гастоном Масперо, однако истинная последовательность событий этого не подтверждает. Действительно, Гастон Масперо первым вошел в пирамиду Унаса 28 февраля 1881 года, но нет никаких сомнений, что до этого были тайно исследованы две другие пирамиды с надписями, и сделал это Огюст Мариет (1821—1881), директор Египетской службы древностей[125].

Тот араб, который первым проник в пирамиду, похоже, был разачарован тем, что не обнаружил никаких предметов; но все же сообщил о своей находке в департамент, ответственный за сохранение предметов древности, а это значит, что его письмо попало к Огюсту Мариету, самому известному египтологу того времени, которому был даже присвоен титул паши. Мариет родился в Болонье, а в Египте жил с 1851 года. Уже через несколько месяцев после своего прибытия он стал знаменитым, обнаружив в Саккара Серапеум – огромный лабиринт из подземных галерей с дюжиной массивных саркофагов. Это сделало его другом Хедива Сайда, а позднее и его сына, Исмаила, который предоставил Мариету значительные полномочия. Мариет основал Службу древностей, предшественницу Египетской службы древностей, а также музей, который позднее превратился в знаменитый Каирский музей, переместившись из Булата на свое нынешнее место на площади Тарир. Мариет стал первым директором Службы и принялся осуществлять контроль над торговлей предметами старины и выдавать разрешения на проведение исследовательских работ.

К 1880 году, когда были открыты «Тексты пирамид», Мариет имел имя, известное далеко за пределами Египта. Он стал считаться одним из самых выдающихся археологов. Однако широко распространилось мнение, что его характеризует крайний авторитаризм и нежелание прислушиваться к чужому мнению. На этой почве возникали даже политические осложнения[126]. Звезда Мариета ко времени описываемых событий уже заходила; это был усталый и больной человек, потерявший во время вспышки насилия в Египте жену и ребенка. Долгие часы Мариет проводил, бродя по Мемфисскому некрополю, к которому относился как к своему частному владению, как, впрочем, и к тем сокровищам, которые обнаружил в Серапеуме.

Известно, что в молодости в самом Мариете кипел дух мятежника. Его послал в Египет Лувр для отбора и покупки коптских манускриптов. Вместо этого, полагаясь на свою интуицию, Мариет потратил отпущенные деньги на несанкционированные раскопки в Саккара. К счастью, его предвидение подтвердилось – он обнаружил Серапеум. Кураторы Лувра простили его и прислали дополнительные средства на продолжение раскопок[127]. Однако все это было в прошлом; теперь этот постаревший человек отказывался предоставить своим молодым коллегам необходимую им свободу действий. Когда он получил письмо о каких-то текстах в пирамиде, то не стал это проверять. Несмотря на обращение Масперо и других, Мариет объявил, что исследование этой пирамиды – пустая трата времени и денег. Он считал, что гробницы не могут «говорить» и иметь какие-либо надписи.

К такому утверждению у него были основания – все открытые до сих пор пирамиды не имели надписей. Единственное, что удавалось обнаружить – это граффити, которые не несли практически никакой информации[128]. Потому и не было причин считать, что в пирамидах Сак-кара может быть иначе. «Если пирамида содержит текст, то это вообще не погребальное сооружение, не правда ли?»[129], – говорил Мариет, отвечая на доводы Масперо. Масперо позднее писал: «Все хорошо знали мнение Мариета относительно пирамид: проводя работы по гробницам-мастаба, он не хотел отвлекаться на то, что считал пустой тратой времени и денег, и потому пытался доказать, что погребальные сооружения не могут иметь какого-либо текста вообще…»[130]

В начале 1880-го, однако, проблемы с финансированием были решены. Французское правительство выделило значительные средства Службе древностей – 10 000 франков, при условии, что хотя бы одна из пирамид в Саккара будет исследована. Масперо утверждал, что деньги вообще были выделены только для того, чтобы смягчить неуступчивого Мариета. И этот замысел сработал, хоть и не так, как того ожидал Масперо:

Мариет, утверждал Масперо, настаивал на том, что тексты взяты не из пирамид, а сняты со стен гробницы-мастаба одного из вельмож:

Известно, что 4 января 1881 года Марйет дал распоряжение своему помощнику, немцу Эмилю Бругшу, исследовать «шакальи слухи».

Несколькими днями позже Бругш доложил Мариету, что вся история имеет под собой реальную основу. Действительно, в пирамиде существуют надписи[133]. Однако по иронии судьбы Марйет так и не узнал, что же там было написано. 19 января 1881 года он скончался в Булаге, неподалеку от знаменитого музея, который создал; его забальзамированное тело ныне хранится в одном из саркофагов во дворе Каирского музея. Неподалеку стоит бронзовая статуя Мариета с надписью: «Мариет-паше, от благодарного Египта».

Масперо, преемник Мариета, был назначен директором Службы древностей. Совершенно ясно, что первым делом он использовал всю полученную власть для того, чтобы немедленно заняться малыми пирамидами Мемфисского некрополя, которыми исследователи прежде пренебрегали.

В середине февраля 1881 года, под палящими лучами солнца, Масперо приступил к долгожданной работе. Он решил «атаковать Мемфисский некрополь по всему фронту, от Абу-Роаша [Руваша] до Лишта…»[134] В пирамидах Пепи I и Меренры уже побывал Бругш и теперь «должен последовать быстрый успех. Пирамида фараона Унваса была исследована 28 февраля, Пепи II и Нефериркара – 13 апреля, а Тети – 29 мая…» Исследования продолжались до конца 1882 года, и Масперо был горд доложить, что «менее чем за год заговорили пять так называемых „немых“ пирамид в Саккара…»[135]

Было обнаружено то, о чем он и не мечтал, – буквально тысячи строк иероглифического текста. «Результат, – писал Масперо, – ошеломляющий. Пирамиды в Саккара дали нам почти 4000 строк гимнов и заклинаний, причем подавляющая часть была написана в наиболее древний период египетской истории».

Даже по самым консервативным оценкам, эти записи относятся примерно к 3200 году до н. э., т. е. на два тысячелетия раньше появления Ветхого завета и на три тысячелетия древнее проповедей первых христиан. «Тексты пирамид», без сомнения, являются самыми древними письменами, посвященными религии.

Самое большое количество текста содержит пирамида Унаса, последнего фараона Пятой династии (ок.2300 года до н. э.). Масперо был первым человеком, который проник в погребальную камеру Унаса и увидел ее тексты. Ему приходилось продвигаться ползком по низкому, сужающемуся проходу, прежде чем удалось достичь этой камеры. Мне и Эдриану довелось побывать в ней, и я могу представить, с каким изумлением Масперо глядел на потолок, покрытый тщательно вырезанными иероглифами.

Теперь ему предстояла трудная задача перевода текста и его толкование. «Тексты, покрывающие стены, – писал Масперо, – делятся на три вида: ритуальные тексты, молитвы и магические заклинания»[136]. Открытие надписей было одной из наиболее волнующих находок, однако именно правильная их интерпретация могла придать текстам подобающее им значение. Однако ни Масперо, ни его последователям это не удалось. Ученые так и не смогли увидеть связь между астрономическими представлениями древних египтян и эзотерической мудростью текстов на стенах пирамид.

Целых пять дней Масперо с помощью Эмиля Бругша снимал копии с текстов пирамиды Унаса; через несколько недель он уже имел приблизительный перевод, который можно было обнародовать в журнале французской археологической миссии в Египте. Позднее он писал:

Такие слова Масперо не случайны, поскольку он не мог объяснить многого в «Текстах пирамид». К сожалению, неясные места в переводе потом не только не прояснялись, но даже еще больше запутались из-за различных последующих переводов, осуществленных египтологами в начале двадцатого века. В своем желании сделать перевод и дать его правильное толкование они слишком сильно зависели от тех представлений» которые существуют в христианском мире.

Серьезный ущерб расшифровке нанес американский египтолог Джеймс Генри Брестед, который в 1912 году предпринял свою попытку перевода текста. Брестед увидел в «Текстах пирамид» то, чего там вообще не было – отголосок солнечного культа, соперничающий со звездным, который якобы находился в то время в упадке и упоминался только по ностальгическим соображениям. Он писал:

Брестед считал, что звездный культ не заслуживает внимания; все свое исследование он посвятил именно солнечному культу. К сожалению, его мнение сыграло большую роль, поскольку Брестед не был заурядным египтологом. К концу своей блестящей карьеры он имел список титулов, занимавший две страницы, и считался «истинным основателем египтологии в Новом Свете»[139].

Брестед (1865—1935) происходил «из породы спокойных американцев среднего Запада» и когда-то мечтал стать священником; интерес к истории древних народов привел его к исследованиям в «библейских землях», хотя он «всегда помнил о своей жизненной миссии»[140]. Начал он свою самостоятельную жизнь клерком в местной аптеке, и в 1882 году получил диплом фармацевта. Позднее Брестед отправился в Чикаго изучать иврит, а затем поступил в Йельский университет. Именно там он заинтересовался египтологией, которая стала его единственной любовью на всю жизнь. В 1892 году он переехал в Берлин для того, чтобы учиться у немецкого философа доктора Адольфа Эрмана. Скоро имя молодого ученого стало широко известно; он подружился с Дж. Д. Рокфеллером-младшим, который в 1924 году выдал ему кредит; на часть этого гранта Брестед основал Институт восточных культур в Чикаго, и это было первое учреждение в Америке, занимающееся египтологией. Дальнейшие субсидии Рокфеллера позволили Брестеду превратить Институт восточных культур в ведущий египтологический центр Нового Света, который пользовался большим авторитетом как у ученых, так и у студентов[141]. Понятно, что человеку с таким авторитетом и положением противоречить осмеливались немногие.

Несомненно то, что Брестед внес весомый вклад в развитие египтологии, но все же надо сказать, что его «библейский» подход к историческим событиям и личное пристрастие к «солнечной» теории почти закрыли для обсуждения и правильного понимания содержание «Текстов пирамид». Конечно, исследователи ясно видели несоответствия и пытались рассмотреть «Тексты» в их привязке к наблюдениям за звездным небом, но и их давил авторитет автора «солнечной теории», поэтому взгляды на «Тексты» не пересматривались на протяжении долгого времени.

Брестед очень тщательно изучил религию древних египтян, которой был буквально очарован. В своей популярной книге «Развитие религии и религиозных представлений в Древнем Египте» он взял на себя труд показать, как, с его точки зрения, происходило развитие этих религиозных представлений. Он высказал свое мнение, что текст» выдержал последующие исправления, которые носили случайный характер»[142]. «Что представляют собой „Тексты пирамид“?» – задает он вопрос и предоставляет читателям свой ответ:

Таким образом, «Текстам пирамид» отводилась роль чего-то вроде языческих надписей суеверных колдунов-священников с совершенно невероятными идеями о жизни своего фараона за порогом смерти. Более стройная система религиозных представлений, как полагал Брестед, появилась много позже, во времена фараона-"еретика" Аменхотепа IV (Эхнатона).

Во времена же появления «Текстов», как считал Брестед, происходил переход от солнечных верований к формированию серьезного религиозного культа с креном в монотеизм. Своего завершения этот процесс достиг при Эхнатоне – фараоне-философе, установившем культ Атона.[144] Брестед видел в знаменитом деде Эхнатона, великом Тутмосе III, лидера «государственного жреческого сословия» и создателя культа бога Амона. Таким образом, Тутмос III представлял собой фигуру вроде римского папы, и его правящую верхушку Брестед называет «папством Амона», таким образом подталкивая воображение аудитории к поиску почти иудейско-христианских идей у тронного внука Тутмоса III. Многое в терминологии Брестеда вызвано желанием увидеть в Эхнатоне предтечу монотеистической религии с Солнцем или солнечным диском как символом единого Бога, «Слова»[145].

Для аудитории Брестеда это звучит вполне логично, поскольку библейский Моисей, который считается современником Эхнатона, как утверждают, сыграл важную роль в смешивании монотеистического иудаизма с религией фараонов[146]. Надо заметить, что автор совершенно не рассматривал вавилонские религиозные воззрения, которые основывались на звездном культе, что следовало сделать, поскольку звездная предназначенность «Текстов» очевидна, и Брестед наверняка это чувствовал. Он так и не довел аргументацию своей теории до конца.

Из-за влияния этой теории правильное понимание текста – с точки зрения аллегорических астрономических представлений – долгое время не представлялось возможным. Может быть, оно бы не было достигнуто и по сей день, если бы не исследования 1982 года. Этого мы коснемся в позднейших главах, но сначала рассмотрим, что из себя представляют «Тексты» в действительности, а также их связь с текстами египетской «Книги мертвых». Эта книга дошла до нас в большом количестве папирусов более поздних времен. Только зная ее содержание, можно понять тайну созвездия Ориона.

III

«ВЕТХИЙ ЗАВЕТ» ДРЕВНЕГО ЕГИПТА

Мы знаем, что «Тексты пирамид» представляют собой иероглифы, вырезанные на плитах внутренних стен одной пирамиды Пятой династии и четырех пирамид Шестой династии.