ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Они занимались любовью с ожесточением, торопя события, пытаясь доставить друг другу максимум удовольствия. А после еще долго ласкали друг друга, стремясь продлить праздник любви, один из многих, бывших у них, и не похожий ни на какой, превосходящий все по накалу чувств. Торжествующей, пьянящей магии любви, когда на смену самым утонченным ласкам приходят примитивные животные инстинкты.

После неспешно принятого душа они облачились в халаты и уселись в кресла, потягивая французское шампанское в ожидании прихода официанта с заказанным обедом.

Покончив с едой, Ханна откинулась в кресле. Все еще оставались вопросы, которые ей хотелось прояснить. Слова, которые ей требовалось сказать именно сейчас.

Она осторожно рассматривала мужа, ощущая ауру мощи, окружающую его, и знала, что она всегда останется с ним.

– Я люблю тебя, – с подкупающей простотой произнесла она и заметила, что черты его лица смягчились.

Его глаза были темны, невероятно темны, но сейчас он не пытался спрятать богатство бушующих в его душе эмоций в их глубине.

– Спасибо, женушка, – мягко ответил он.

– И всегда так было. Если бы я не любила, – заверила его Ханна, – я никогда не согласилась бы выйти за тебя. Ты все, что мне надо в жизни. Все, что мне может понадобиться.

Мигель встал и заключил ее в объятия. Его губы опять превратились в орудие страсти, обольщения. Ханна потерялась, унесенная в море нахлынувших на нее переживаний. Ей оставалось лишь крепче ухватиться за плечи мужа и держаться за них, как за единственную свою опору в зыбком мире. Долго ли они стояли так, прижавшись друг к другу? Она потеряла счет времени.

Медленно он оторвал свои губы от ее губ, еще раз нежно поцеловал, когда она, протестуя, жалостно вздохнула. Вздох сменился стоном, потому что он разжал объятия и сделал несколько шагов в сторону.

Она наблюдала, как он вынимает что-то из внутреннего кармана пиджака и возвращается.

– Тут кое-что для тебя.

– Мигель?

– Открой!

На бархатной подушечке лежали ожерелье и сережки. Настоящие произведения искусства, созданные рукой мастера. Розовые сапфиры чередовались с белыми бриллиантами, а в центре – крупный розовый камень, вытянутый в форме слезы.

– Они прекрасны, – прошептала Ханна. – Спасибо.

– Почему же ты плачешь, дорогая?

Тушуясь под его насмешливым взглядом, она постаралась скорее сморгнуть непрошеные соленые капли, провела ладонями по обеим щекам.

– Я что-то никак не могу остановиться.

Мигель достал ожерелье и стал застегивать у нее на шее. Драгоценные камни переливались как раз под впадинкой горла, а нитка из блистающих сапфиров и алмазов скользнула между выпуклостями груди.

Она потянулась к застежке, но его руки легли поверх ее пальцев.

– Оставь!

Не говоря больше ни слова, она притянула его голову к себе, поцеловала. Ее поцелуй оказался лишь началом целой серии поцелуев, которые заводили их по знакомому пути все дальше. Пути, который имел лишь один конец…

Позже, гораздо позже, Мигель притянул ее к себе, удобно угнездив в изгибе собственного тела, укачивая, мимоходом даря один-другой поцелуй.

– Спи, дорогая. Завтра будет новый день.

Ханна проснулась от переливов дверного колокольчика. Мигель говорил с официантом, доставившим завтрак.

Сколько же сейчас времени? Она бросила быстрый взгляд на часы: восемь!

Ханна вскочила на ноги. В душ…

– Милая, не так скоро, – улыбнулся Мигель, входя в комнату.

– Бутик! Ты должен был меня разбудить!..

– Иди завтракать. – Он вроде бы вовсе не был обескуражен ее явным недовольством и метаниями. – Ты никуда не идешь.

– Не иду? А что случилось?

Его темный насмешливый взгляд обласкал изгибы ее обнаженного тела. Заметив, на что направлено его внимание, она поспешно схватила халат, продела руки в рукава, запахнулась и завязала пояс.

Он протянул руку, ухватил ее, притянул к себе ближе.

– Мигель! – раздраженно запротестовала она. – У нас совершенно нет времени.

– Ничего подобного, у нас его уйма.

– Нет, ну что за шутки! – Она попыталась вырвать руку, но шансов у нее было немного: его губы уже прильнули к ее губам в дразнящем, неторопливом поцелуе.

– Сегодня утром бутик откроет Рене.

Она замерла, оторопело вглядываясь ему в лицо.

Мигель провел ее к столу, где официант уже сервировал завтрак.

– Ты мне объяснишь, что происходит?

– Ладно, – легко согласился Мигель. – Через несколько часов мы должны сесть на самолет.

Она недоверчиво покачала головой – не шутит ли он.

– Что ты сказал?

Он усадил ее на стул, сам уселся напротив.

– Ты уже слышала.

– Как же так?

Он сделал вид, что размышляет.

– Обычным путем, я так понимаю.

– Я хочу сказать, как мы можем уехать вот так, с бухты-барахты?

– Оставим тут заместителей.

– Я не могу…

– Можешь. – Он отпил апельсиновый сок из своего бокала. – Синди в понедельник выходит на работу, с помощью Элайны она с бутиком управится, и Рене до четырех будет там. Мир не рухнет, если мы уйдем в отпуск, – тихо заметил Мигель.

Он прав, не рухнет. Но все так… внезапно. Так неожиданно.

– Куда мы направляемся?

– На Гавайи.

– И надолго?

– Неделя на Гонолулу, неделя на Мауи.

– Гонолулу? – переспросила она. – Правда? – Глаза сверкнули. – Сегодня?

– Не смотри на меня так. А не то мы никогда не покинем этого номера, а на самолет и подавно не успеем.

Ханна рассмеялась.

– Ты так думаешь?

Он погрозил ей пальцем.

– Завтрак, милая.

– Ладно, – согласилась она. – Девятичасовой рейс. – Ее глаза сверкнули, в них промелькнула озорная искорка. – Это оставляет мне много времени для осуществления плана мести.

– Кокетка, – сказал он, уже готовый оставить завтрак на потом.

– К сожалению, нам еще надо заехать домой собраться.

– Нет, – отмахнулся Мигель. – Не надо. Сумки уже в багажнике машины.

Она не удержалась от недоверчивой улыбки.

– Ты собирал мои вещи?

– Взял все, что тебе может понадобиться, – с потешной торжественностью заверил он. – А что не взял, можно купить на месте. Кроме того, – лукаво добавил он, – вряд ли тебе понадобится много одежды.

– Тогда у меня для тебя новости, дорогой. Я собираюсь плавать, греться на солнце, выбираться на долгие прогулки и читать. И с приятностью вкушать пищу. – Ее глаза блеснули, приобрели оттенок переливающегося синевой топаза. – Если ты сунул мне в чемодан только трусы и халат, то здорово прогадал.

– Давай, считай. Так… вечерний наряд, пара платьев, шорты, несколько топов, бикини, туфли… – Голос его звучал приглушенно за ее ладонью, потом он широко открыл рот и сделал вид, что собирается укусить ее за пальцы.

– Это не еда, – шутливо предупредила она его, но все-таки отдернула руку. – Еда там! – и первая подала пример, приступив к каше и фруктам.

В Гонолулу они приземлились к вечеру, а в гостиницу добрались почти в полночь. Роскошный номер, выходящий окнами на залив, превзошел все ожидания. Ханна первым делом подошла к окну, раздвинула жалюзи, выглянула, потом вышла на балкон.

Чувствовалось дуновение легкого бриза с океана, ветер был насыщен слабым запахом соли. Мерцающие огоньки горели вдоль прибрежной линии, плавный изгиб которой обозначал границу суши и океана.

Мигель неслышно подошел сзади, обхватил жену за талию. Его подбородок удобно лег ей на макушку, она отклонилась назад.

– Как в сказке, – пробормотала она. Мельбурн, дом, Камилла отошли на задний план, потерялись перед лицом открывающейся внизу красоты. Как плохой сон, от которого она только что пробудилась. – Спасибо тебе.

– За что именно?

– Что привез меня сюда, – просто сказала она.

За то, что действовал, верил в меня… в нас, мысленно добавила она.

Руки Мигеля сжались чуть сильнее, он удовлетворенно помотал головой.

– Не стоит благодарности.

– Я приняла решение, – медленно сказала Ханна, чувствуя, как тепло его прикосновений распространяется по ее телу. Сладостное, искусительное, электризующее. Она чувствовала себя полностью в его власти, готовой идти за ним по единому слову, жесту. – Если ты одобришь?

– Ты меня спрашиваешь или ставишь в известность? – поддразнил он, заметив, что она колеблется между желанием высказаться и смущением.

– Я думаю… – Она помолчала, быстро выдохнула, ощутив, как его рука накрыла грудь и принялась ласкать ее.

– Ммм? – нараспев спросил он. – Что ты думаешь, милая?

– После Рождества надо будет начать продвигать Синди по служебной лестнице.

– Разумное решение.

– Думаю оставить Элайну на полставки, чтобы она могла помочь.

– И к чему это ведет? – лениво поинтересовался Мигель.

– К детям, – со слабой улыбкой поведала Ханна. – Как ты относишься к тому, чтобы начать расширять нашу семью?

У него было ощущение, словно кто-то внезапно ткнул его в солнечное сплетение. Ребенок? Его воображение мгновенно нарисовало портрет белокурой ангелоподобной девочки, как две капли воды похожей на свою мать. Или темноволосого сыночка, способного свести с ума своими детскими шалостями… Но Ханна, вынашивающая ребенка, мучающаяся в родах?..

– Ты уверена в том, что говоришь?

Она повернулась и посмотрела на него.

– А ты нет? – Ей показалось, что она видит в нем какое-то сомнение.

– Трудно даже вообразить нечто более замечательное, особенное, что ты могла бы подарить мне, кроме, пожалуй, самой себя, – с лихорадочно горящими глазами сообщил Мигель.

Ханна ощутила слабую дрожь, сотрясающую его большое тело, обвила его талию руками, прижалась крепче.

– Может, вернемся внутрь, – пошутила она легко, – и немного попрактикуемся? – В горле ее застрял смешок. – Кроме того, я хочу выразить свою особую благодарность.

Вместе они вошли в комнату, закрыли дверь на балкон, задернули шторы.

Их собственный мирок, думала Ханна, снимая с себя одежду и входя в душ. Мигель присоединился к жене, и они не стали зря терять время, радуясь обещанию, предвкушению ночи любви, которую им предстоит разделить.

В последующие несколько дней они гуляли, изучали остров.

В середине недели сели на самолет на Мауи и провели еще шесть удивительных дней в гостинице, стоящей прямо на пляже, из окон которой открывался вид на океан. В прелестные солнечные дни бродили по пляжу, валялись, растянувшись в узорной тени пальм, читали. Плавали в океане, часто ходили и в бассейн гостиницы, играли в теннис, потом обедали в ресторане и каждый день неизменно завершали долгой страстной любовью.

Рано утром Мигель поднимался, немного работал на компьютере, проверял, какие сообщения пришли ему на сотовый, – неизбежная уступка требованиям внешнего делового мира.

Ханна не возражала. Достаточно и того, что они вдвоем в бесконечно чудесной, райской части света.

По возвращении на Гонолулу они прошлись по нескольким эксклюзивным бутикам.

– Магазинная терапия, – шутила Ханна, вручая Мигелю еще один ярко раскрашенный пакет с подарками для Рене, Карло, Эстебана, Синди и Элайны.

– Ты все? – насмешливо спросил Мигель, встречая жену на выходе из очередного бутика.

– Не совсем. – В мыслях у нее было еще кое-что. – Ты, видимо, ни за что не согласишься забрать все эти пакеты и дать мне часок походить по магазинам в одиночестве?

– Даже не надейся.

– Ладно, – решительно заявила Ханна. – Но тогда я требую, чтобы ты согласился на мои условия.

Его глаза блеснули, брови вопросительно поползли вверх.

– Солидный список условий, милая?

Она метнула ему игривый взгляд, подняла руку и начала с серьезным видом загибать пальцы:

– Ты не выясняешь, в какой магазин я зайду. Остаешься снаружи и не смотришь в окно. И ни при каких обстоятельствах не заходишь внутрь.

Он склонил голову. Потом качнул ею в сомнении.

– А что, если случится нападение грабителей или, предположим, к тебе пристанет какая-то подозрительная личность?

– Хмм, – она плутовски усмехнулась, размышляя. – Звучит завлекательно.

Выглядит она лет на шестнадцать, пришло в голову Мигелю. Волосы собраны в озорной хвост, солнечные очки сдвинуты на макушку, никакого макияжа, солнце слегка позолотило кожу. В льняных шортах и простеньком топике она была абсолютно не похожа на чью-нибудь жену.

Но на самом деле она – его жена. Свет его жизни, причина существования. То, за что он не переставая, ежедневно благодарил Бога. Он не предполагал, что можно с радостью отдать свою жизнь за жизнь другого человека. Но за нее он отдал бы свою жизнь без колебаний, не задумался бы даже на секунду.

Ханна остановилась около витрины ювелирного магазина, обернулась к нему с серьезным видом.

– Ты обещал, помнишь?

– Иди, милая.

Она так и сделала. Уже при входе ее окружили повышенным вниманием двое продавцов-мужчин. Оба продемонстрировали неприкрытое желание познакомиться поближе. Но когда она объявила, что хочет, указала возможный разброс цены, очевидный сексуальный интерес быстро сменился очевидным же почтением.

Немного времени ушло на то, чтобы сделать выбор. Значительно больше – чтобы убедить гравера немедленно сделать надпись. Помогли только громадные чаевые.

Потом подарок положили в коробочку на черный бархат и нарядно упаковали. Она расплатилась своей личной кредитной, карточкой и с удовлетворенной улыбкой наконец появилась в дверях.

Им оставался последний вечер в подаренном на две недели раю. Они решили пообедать в лучшем ресторане Гонолулу «Пинк палас», выделяющемся даже среди отменных ресторанов этого божественного острова. Еда действительно удовлетворила бы самый взыскательный вкус, шампанское оказалось выше всяких похвал, а вид на океан довершал впечатление.

Они медлили, по мере возможности отодвигая срок, когда вечер подойдет к концу. Очень скоро надо будет возвращаться в номер, вызывать портье, чтобы снес их багаж вниз, откуда такси доставит их в аэропорт.

Подали кофе. Пока Мигель расплачивался по счету, Ханна достала из сумки тщательно завернутую коробочку и положила перед ним на стол.

– Это тебе, – пояснила она, когда официант удалился.

Прежде чем развернуть подарок, Мигель несколько минут всматривался ей в лицо, затем развязал золотую ленточку, надорвал бумагу и открыл коробочку.

Внутри на ложе из бархата лежали чудесные золотые карманные часы с цепочкой.

– Ханна!

– Там есть надпись. Прочти, – ободрила она.

Он повернул часы, чтобы прочитать, что на них выгравировано.

«Мигель, мое сердце, моя душа. Ханна».

– Боже! – выдохнул он.

– Внутри есть место для фотографии, – мягко сказала она. Той, что будет меняться по мере того, как будет расти их семья.

– Спасибо, милая. – Он поднялся на ноги и обошел стол, чтобы поцеловать ее.

Бок о бок они покинули ресторан и направились к своему номеру.

Впереди долгий полет, времени практически не оставалось.

– Одной жизни не хватит, – нежно сказал Мигель, притягивая ее к себе.

– И думать нечего, – прошептала Ханна за мгновение до того, как губы их встретились.

Трель телефона заставила их буквально отпрыгнуть друг от друга. Мигель поднял трубку, послушал, потом произнес несколько слов в ответ.

– Портье сейчас поднимется, а такси уже ждет внизу, – сообщил он с сожалением.

– Завтра мы будем дома.

Он хитро улыбнулся в ответ.

– Тебя это не спасет. Но сейчас, к сожалению, ничего сделать нельзя.

Она не могла удержаться от смеха.

– Терпение, любимый, принадлежит к числу главных человеческих добродетелей.

Он склонился к ней с поцелуем, стараясь разбудить ее чувственность, и преуспел в своем начинании.

У них была впереди вся жизнь, и вместе они каждый день сделают драгоценным.

ЭПИЛОГ

Алексина Кэтлин Сантанас появилась на свет через одиннадцать месяцев, три недели и четыре дня. Радость для матери, источник неисчерпаемого благоговения для отца.

Семья и близкие друзья собрались на крестины в доме Мигеля и Ханны на улице Тюрак.

Весь этот день ярко сияло солнце, кругом были лишь улыбающиеся лица. К вечеру гости разошлись. Около девяти Ханна отправилась в детскую покормить дочку.

День прошел чудесно, подумала Ханна, перепеленав крошку и собираясь приложить ее к груди. Девочка была удивительно спокойной, исключая моменты, когда требовала кормления или смены пеленок. Сейчас она была голодна. Получив желаемое, она принялась солидно причмокивать.

Ханна смотрела на крохотное личико, нежную младенческую кожу и чувствовала, как ее сердце переполняется материнской гордостью. В самом деле, она самая миленькая крошка в мире. Драгоценный дар.

Какие изменения всего за один год! – мечтательно размышляла она. Они вместе с Мигелем съездили в Рим, путешествовали по Италии, какое-то время пожили в Андалузии. Синди теперь хозяйничала к бутике, взяв в помощницы Элайну.

Жизнь, решила она, очень приятная вещь.

– Как она?

Ханна была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как Мигель тихо вошел в комнату. Подняв голову, она ему улыбнулась.

Знает ли она, как он ее любит? Ей трудно не догадаться, решил он, подходя к жене. Пока она кормила дочку, он ждал, когда же ему дадут подержать его сокровище.

Девочку быстро сморил сон, он осторожно положил ее в кроватку и прижал Ханну к себе. Вместе они стояли, не отрывая глаз от спящего ребенка.

– Она прекрасна, – тихо промолвил Мигель. – Совсем как ее мать. – Он развернул Ханну так, что ее голова оказалась у его груди, дотронулся губами до ее лба. – Теперь наше время, милая. – Он поправил покрывало на детской кроватке и повел Хану в спальню. – Собираюсь доставить тебе удовольствие.

Он медленно начал расстегивать пуговицы ее блузки, снимать остальное. Рот его искал ее губы, и она поцеловала его в ответу подхваченная приливом желания, поддаваясь его мягким направляющим рукам.

Пронзительный крик раздался со стороны детской, и Ханна замерла. Потом быстро поцеловала мужа и соскользнула с кровати.

– У нашей дочери нет никакого чувства времени, – хрипло простонал Мигель, пока Ханна натягивала халат.

– Я вернусь, – пообещала она.

Через пару минут ей действительно удалось утихомирить Алексину. Та снова погрузилась в сладкий сон.

– Так на чем мы остановились? – спросила Ханна, опускаясь рядом с мужем.

– Забудешь – я подскажу, – нетерпеливо откликнулся Мигель, – начнем, к примеру, вот отсюда. – Его дыхание замерло, потом грудь опять начала приподниматься – она взялась ласкать самую чувствительную часть его тела.

Ореол блистающей радости окружил двух людей, праздник страсти осенил своим крылом тех, кого объединила искренняя любовь. Две половинки единого целого. Те, кто навсегда соединились воедино.