– Что ты хочешь узнать?

Вопрос сформировался в мозгу непонятным образом… Впрочем, Жрец к этому успел привыкнуть.

– Меня интересует карма одного человека… Его имя…

– Я знаю. Могу ответить: его путь пересекается с твоим. Это происходит на протяжении всей жизни, в разные моменты.

– Он способен мне помешать?

– Да.

– Как его остановить?

– Это невозможно.

– Черт возьми, – взъярился Жрец. – Неужели так трудно дать совет? Кто бы ты ни был, ты ведь сам открыл мне, что произошло миллионы лет назад. Древних больше нет… Они ошиблись, полагая, что люди в новой цивилизации будут обладать теми же способностями, что и они сами. Они могли поддерживать

Шары-ворота в Информаторий своей энергией. Среди нас это могут лишь единицы. Я нашел их, собрал вместе, научил… Без меня Шар перестал бы существовать.

Голос молчал. С ним бесполезно дискутировать, вдруг подумал Жрец. Ему бесполезно доказывать. Это всего лишь компьютер с огромным (страшно подумать каким) банком данных.

– Во Вселенной существует равновесие сил, – наконец возникло в голове (Жрец вздрогнул от неожиданности). – Масштаб здесь неважен – равновесие повторяется в большом и малом. Ты сам и тот человек, с которым ты говоришь, – это одно и то же, повторенное в разных плоскостях. Темное и светлое начала. Вы не сможете жить друг без друга.

– Но ведь ты сказал, что я умру… Смерть моя будет насильственной. А как же он?

Но ответа не было – контакт прервался, как всегда неожиданно, на полуслове. Он был в своем мире, в небольшой комнате, и в раскрытом окне благоухал сад. Девочка стояла к нему спиной. Ее плечи были напряжены и неподвижны, как каменные. Жрец невольно залюбовался его – как скульптор своим гениальным творением.

Он не сделал ни одного движения, но девочка ощутила чужое присутствие и резко обернулась.

– Прекрасно, – тихо проговорил он. – Я ставил защиту на свое поле… А ты все-таки меня распознала.

– А может, я просто увидела ваше отражение.

– Так окно открыто.

Аленка почувствовала злость. Ее подловили. Она с вызовом посмотрела на учителя, улыбающегося доброй открытой улыбкой, и протянула ему вскрытый конверт.

«Дорогие папа и мама…»

Почерк был её, и не только почерк… Она сама именно так бы и написала, будь она в настоящем спортивном лагере, все, до последней запятой и кляксы в конце («Как ты умудряешься ставить кляксы обычной шариковой ручкой?» – «Мама, я тебя умоляю…»).

– Откуда это?

Жрец продолжал улыбаться, словно был доволен успехами ученицы.

– Вы меня обманывали!

– В чем?

– Не притворяйтесь! – выкрикнула она, – Я этих писем не писала!

Он невозмутимо открыл конверт и оглядел исписанные странички.

– А по-моему, очень похоже. Одно письмо твои родители уже получили…

– Вы и их обманули!

– Их – да. Но не тебя.

Глаза Жреца вдруг сверкнули (Аленка попятилась, почувствовав ужас).

– Тебе было все известно заранее – с того момента, как ты переступила порог школы. Ты прекрасно поняла, что это был не просто зачуханный балетный кружок при макаронной фабрике… Это – секта. Общество избранных, наделенных могуществом – таким, которое и не снилось простому смертному. Ты занимаешься в школе чуть больше года. И за это время, заметь, стала не просто первоклассным бойцом… Ты стала мастером. Боевой машиной. Ты знаешь теперь три языка, профессионально водишь автомобиль и мотоцикл, стреляешь из любого оружия… И ты полагаешь, все это ради развлечения? С друзьями в компании поприкалываться? Нет, дорогая моя.

(«Какой у него злой взгляд! Как же я раньше-то не замечала, а? Где уж было замечать…»)

– Ты стала очень важным человеком. Я вложил в. тебя массу средств… Я тебя вылепил из обычного куска дерьма, придал форму и сделал так, чтобы ты не пахла. И тебе этого хотелось, не спорь со мной.

Голос его изменился – был резким и грубым и вдруг стал мягким, почти отеческим.

– И если я буду время от времени требовать от тебя определенной услуги… Не кривись так, я вовсе не имею в виду секс… Разве ты сможешь мне отказать?

– Услуги? – пробормотала Аленка с ужасом. – Это что, убить кого-нибудь?

– Убить, – просто подтвердил Жрец. – Убрать, ликвидировать… Называй как хочешь. Ты ведь к этому готовилась. И не только, так сказать, физически. Вся система занятий была направлена на то, чтобы приучить тебя к этой мысли.

– Вы меня что… – Аленка запнулась, – гипнотизировали?

– Нет. Загипнотизированный человек – это человек с подавленной волей. Кукла. Его можно поставить напротив жертвы, вложить в руку пистолет и дать команду нажать на курок. А ты – другое дело. Я вылепил из тебя профессионального убийцу. Ниндзя. Ты способна решать тактические задачи любой сложности… Разве роботу такое под силу?

– И как же вам это удалось? – мрачно спросила Аленка.

– С помощью Шара, – ответил Жрец. – Видишь ли, Шар должен питаться особым видом энергии. Древние – те, кто когда-то создал его, – обладали способностью аккумулировать и передавать эту энергию. А мы – нет. Шар был обречен… И тогда мне открылось, что некоторые из людей излучают нечто похожее в минуты, когда испуганы чем-то… Страх – это очень сильные эманации, человек начинает прямо-таки пульсировать. Шар это чувствует. А мне – мне осталось только найти таких людей, собрать их вместе… И, самое главное, определить причину сидящего в них страха, неважно, какую он имеет природу – иррациональную (необъяснимую) или вполне конкретную.

А ты… Когда я впервые увидел тебя, я просто не поверил. Это была удача. Подарок судьбы.

– Я вроде никогда не была трусихой…

– Ты боялась быть трусихой. Это один из самых сильных человеческих страхов. Остальных кандидатов ещё нужно было как-то готовить. Тебя готовить почти не пришлось. Ты жаждала силы – ты её получила. Разве не так?

Аленка отчаянно замотала головой. Голос Жреца журчал, будто ручей, и сознание почти поддалось («Не гипноз? А по-моему, самый натуральный. Не робот, не кукла… но и не человек».). Письмо ей помогло – тот конверт с идеально сфабрикованным её почерком. Оно будто жгло руку.

– Плевать мне на ваше могущество и на вашу секту, – глухо сказала она. – Я уезжаю домой, сегодня же.

– Боюсь, что не выйдет, – с милой, чуть виноватой улыбкой ответил Жрец.

– Да-а? – Глаза её озорно блеснули. Тело само подобралась в мгновение ока – знакомое приятное ощущение собственной исключительности (прав ведь был, гад). – И что же вы сделаете? Позовете своих волкодавов? Или сами попробуете?

Письмо. Она ощутила ярость – мозг ещё додумывал что-то, а мышцы уже, подстегнутые, сами пришли в движение. Говоришь, ниндзя? Проверим. Она взвилась с места, подобно мощной пружине, в заученном броске. Пяткой в переносицу… Сдвоенный удар «Лапой леопарда» по болевым точкам… Завершающий тычок напряженными пальцами в солнечное сплетение, а там – открытое окно, сад… Свобода!

Жрец плавно взмахнул рукой, и мир вдруг перевернулся. Аленка больно ударилась плечом и локтем (голову как-то успела сберечь, выучка сказалась), попробовала вскочить на ноги, да так и осталась лежать – раздавленная, беспомощная… И злая до ужаса.

– Все равно вы меня не убьете, – выплюнула она. – Побоитесь. Я же такая дорогая игрушка, вы в меня столько вложили…

– Помилуй, – спокойно удивился он. – Разве я о чем-нибудь подобном говорил? Я просто отправлю тебя в одно путешествие… На машине времени, в прошлое. Никогда не каталась? Могу устроить. Я маг все-таки.

– В древний мир? – угрюмо спросила она. – Чтобы меня там сожрала какая-нибудь горилла?

– Да ну, – отмахнулся Жрец. – Всего лишь на полтора года назад. И ты сможешь забыть, как страшный сон, и меня, и поездку сюда, и «Белую кобру»…

Она стояла на тротуаре. Мощенная булыжником улица спускалась вниз, к реке, к старому причалу. Было пусто. Неяркое солнышко приятно щекотало загорелые плечи и стройные ножки в изящных греческих сандалиях. Дорогу перегораживал золотозубый качок с гипертрофированными мышцами. В сером «мерсе» сидел парень в малиновом модном пиджаке и с противной наглой ухмылкой.

– Ну, и куда же мы без мамочки?

Аленка зажмурилась изо всех сил. Она не хотела верить, но. факт оставался фактом… И рука золотозубого была вполне настоящая – с толстыми пальцами, похожими на сосиски. Кажется, она должна была закричать… Или нет?

И улица, самое главное – улица была пуста, никто в клетчатой рубашке не маячил вдалеке, у дома с синей калиткой…

– Давай её в машину. Развлечемся маленько. На лицах у обоих был азарт и бешенство. Желанная добыча! И – полная безнаказанность, она была беззащитна перед этими слюнявыми рожами… Перед потными руками, лихорадочно срывающими с неё одежду… Беззащитность. Тело, мгновенно ставшее чужим, а выучка, позволившая бы разделаться с уродами, придет позже, через полтора года… И придет ли? Нет Артура, а её просто затолкают на заднее сиденье иномарки, отвезут в ближайший лесочек…

– Не-е-ет!

– Кричал кто-то?

Женщина посмотрела на Колесникова уже совсем без зло бы и недоверия.

– Показалось. Хотя, может быть, и нет. Теперь тут лихие люди сплошь и рядом. Страшно.

Он все-таки заставил её немного поесть – крошечную плошку риса, лепешку, кусочек вяленой рыбы, то, что нашел в разгромленной лавке неподалеку. В её глазах промелькнуло что-то вроде благодарности. Она поплотнее закуталась в рваное одеяло и подсела ближе к жаровне с красными потрескивающими угольками.

– Они убили его, – тихо сказала женщина.

– Твоего мужа? Нет, – мягко возразил Игорь Иванович. – Он умер сам. По-моему, у него было слабое сердце.

– Все равно. Сначала его обвинили в сговоре с убийцей. Обещали четвертовать на площади как изменника. Он пытался доказать, что это не так… Не виноваты же мы, в самом деле, что этот человек оставил свою лошадь именно в нашей конюшне!

– Ты имеешь в виду молодого монаха?

– Ну конечно. Он показался мне таким… безобидным. Мой сын был бы сейчас, наверно, похожим на него.

– У тебя был сын?

– Она кивнула.

– Он умер совсем маленьким. Не было дня, чтобы я его не вспоминала, не молилась Всемилостивому за его душу… А в тот вечер, когда убили нашего правителя, мне вдруг показалось, что Кьятти опять пришел ко мне. Я расплакалась, а муж за это накричал на меня…

– Твоего сына звали Кьятти?

– Кьят-Лун, Легкий Ветерок. Кьятти я звала его, когда он был совсем маленький. Я подумала: неужели тот монах мог совершить такое злодейство? Он же ещё мальчик… И его старый учитель показался мне достойным человеком…

Чонг был в сильнейшей растерянности. Он был один, в громадном чужом городе, а вокруг метались обезумевшие люди. Лотки с товарами, которые вынесли торговцы, оказались в мгновение ока перевернутыми, и пыльные улицы усеялись обрывками дорогих тканей, разбитой под ногами посудой, люди скользили и падали, наступая на разлетевшиеся фрукты, на размазанные в кашу сладости, рыбу, масло… Всюду стоял крик ужаса. Кто-то пытался укрыться по домам, кто-то – спасти оставшийся товар, матери, обезумев, звали детей…

И над всей этой массой возвышались черные всадники – словно вестники смерти, с факелами и клинками наголо. Лошади топтали людей копытами, били грудью, расчищая себе дорогу. Из уст в уста пересказывалось: убит император… убит император… Войска подняли мятеж… На трон сел младший брат Лангдармы Ти-Сонг Децен… Он заявил, что короля убили буддистские монахи… Религия Будды объявлена вне закона…

Невозможно было отыскать учителя в таком хаосе. Чонг бросился на постоялый двор, где они оставили лошадей.

Зык-Олла встретил его в воротах. Одежда его была в полнейшем беспорядке, нижняя челюсть отвисла до самой шеи и мелко тряслась от страха.

– Что случилось?

– Лангдарма убит, – еле выговорил Чонг. – Скажите, мой наставник Таши-Галла был здесь?

– О, он недавно уехал. Взял свою лошадь, сказал, что больше не вернется,

Чонг опрометью бросился в свою комнату. Тщедушный Зык-Олла еле успевал за ним.

– Пожилой господин очень торопился. Он не стал даже брать свои вещи, сразу прошел в конюшню, за лошадью… Вань-Ньят, Вань-Ньят! Ты слышала, что произошло?

Женщина спустилась по лестнице и тревожно посмотрела в глаза монаха.

– На улицах опасно, – тихо сказала она. – Тебе лучше спрятаться у нас.

– Почему я должен прятаться? – удивился Чонг. – Разве я преступник?

Женщина продолжала смотреть ему в глаза.

– Ты буддист. Если тебя схватят, то не станут разбираться.

Она почти загипнотизировала Чонга. Ему ужасно захотелось остаться – спрятаться под надежной защитой, в уютной каморке, в темноте… Страсти улягутся, и можно будет выйти на свет. В конце концов, не написано же у него на лице, что он – буддистский монах…

– Я не могу остаться, – твердо сказал он. – Спасибо вам, добрые люди, за все, что вы сделали.

. Женщина шагнула к нему, в глазах у неё читалась мольба, но Зык-Олла вдруг грубо дернул её за руку и заслонил спиной.

– Иди, монах, – торопливо проговорил он. – Иди, лошадь твоя вычищена и накормлена, а твой спутник наверняка ждет не дождется у Западных ворот. Так что торопись.

Чонг молча поклонился и вышел во двор. Хозяин упорно не смотрел на него, отворачиваясь и вжимая голову в плечи. «Bсe равно парень обречен, – твердил он себе, стараясь заглушить совесть. – И у нас в доме его бы быстро нашли – как только начнутся повальные обыски. А так… Он ещё может ускользнуть. Хоть маленький, а все же шанс».

Видимо, последнюю фразу Зык-Олла произнес вслух, потому что женщина вдруг резко повернулась к нему, и в её глазах полыхнул гнев.

– Ты же знаешь, что стража давно перекрыла все выезды из города, – сказала она. Он угрюмо промолчал.

– Его схватят…

– Да, – с яростью отозвался он. – Глупая курица, а ты подумала, что будет с нами, если его схватят не на улице, не у Западных ворот, а в нашем доме? Обо мне, своем муже, ты подумала? Если что-нибудь случится со мной, кто тебя, дуру, будет кормить?

– Он почти ребенок…

– Да что ты, – издевательски проговорил Зык-Олла. И шепотом добавил: – А вдруг это и вправду он убил нашего короля? Или не он – так его наставник…

– Попридержи язык, – испуганно сказала женщина.

Стук в калитку заставил их замолчать. Они застыли, не в силах сделать ни шага, скованные ледяным страхом. Стук повторился, и Зык-Олла, как завороженный, шевельнул подбородком: иди, мол, открывай. Она ещё не верила – сознание слабо цеплялось за надежду: вдруг пронесет, – но тут постучали в третий раз, громче и настойчивее.

– Ну, что стоишь, – прошипел муж. . Не глядя на него, она подошла к двери и помертвевшими пальцами отворила засов. На пороге показалась девочка в коротенькой рубашонке, войлочных башмаках и чумазая. Ей было лет десять. Не больше. Ее ум не мог ещё осознать случившееся, и столпотворение на улицах казалось ей забавной игрой, затеянной взрослыми.

– Что тебе, Тагпа? – спросила женщина с облегчением.

Девчушка озадаченно пососала указательный палец и выпалила:

– Сестра лежит больная. Просила две горсточки риса… Нам раньше давал сосед, у которого лавка. Но его убили сегодня утром. Я сама видела: лежит весь в крови, на лбу вот такая рана (она со сладострастием раздвинула руки. Получалось, что орудие убийства во много раз превосходило размером голову.}. И не дышит. Сестра заплакала и запретила мне ходить туда, велела постирать рубаху, у нас за домом ручей, ну вы знаете…

– Что ж ты не постирала?

– Да постирала. Видите, ещё мокрая.

– Замерзла небось?

– Не-ет; я бегом… Только вода в ручье стала какая-то грязная. Не отстиралась моя рубашка…

– На, держи свой рис… Да поменьше бегай одна!

– Ох, спасибо вам.

– Пронесло, кажется, – одними губами прошептал Зык-Олла, когда девочка убежала прочь. – А про монаха в случае чего и думать забудь. Не было здесь никого, вот и все.

– А солдаты и не думали стучаться, – горько сказала женщина. – Вышибли ворота, налетели… По дому прошлись, будто страшный вихрь… Может, и прав был муж: кабы этот монах остался у нас, его непременно бы схватили…

Она говорила тихо и монотонно, без всякого выражения. Перегруженное страхами сознание включило некий защитный механизм, и чувства отступили и сгинули.

– Двое распластали меня прямо на полу, задрали рубаху… А их главный схватил мужа за волосы… Муж. кричал, что ничего не знает, но ему не поверили. Я думаю, донес кто-то из соседей.

– Но Зык-Олла все-таки признался?

– А что оставалось делать… Мы не какие-нибудь герои – просто мирные люди. Всегда чтили Божьи заповеди, никому не причиняли вреда.

– Скажи, а Почему твой муж решил, будто настоятель отправился к Западным воротам? Ликим ведь расположен к северу от Лхассы. А горный храм как раз недалеко от Ликима…

– Не знаю, – равнодушно ответила женщина. – Только старик поскакал туда. – Она махнула рукой в западном направлении. – И он был очень встревожен. Прямо как ужаленный…

– Может быть, он гнался за кем-то?

Он задал этот вопрос самому себе, словно размышляя и не надеясь на ответ… Но женщина вдруг прошептала, глядя на огонь:

– Да… Здесь был призрак.

– Кто? – не понял Игорь Иванович.

– Призрак, – повторила она. – Он промелькнул во дворе, рядом с конюшней. Быстро, словно тень… И скрылся.

– Когда это было? Она нахмурилась.

– В первый раз – когда те двое монахов остановились у нас на постой. За день до убийства нашего императора.

«Главное – их лошади», – вспомнилось Колесникову. У храма Пяти Хрустальных Колонн убитый монах-реставратор слышал разговор… «Если они захотят поменять лошадей – этого нельзя допустить ни в коем случае…» И тот «призрак» крутился как раз возле конюшни. Случайно? Нет, ему важны были именно их лошади – надо думать, как особая примета.

– Твой муж видел его?

– Нет… Я хотела рассказать ему, но он не стал слушать. Велел, чтобы я не болтала глупостей. А я всю ночь не могла заснуть:

– Ты говорила об этом на суде?

– Ой, что вы… Меня и не спрашивали. А когда мне задали вопрос, знаком ли мне молодой монах, тот, кого обвиняли в убийстве, я долго не смела рта раскрыть, боялась… А он все смотрел на меня. Так грустно… Но что Я могла сделать? Все равно его бы приговорили.

– А после того, как появился призрак, ты подходила к лошадям?

– Да, почти сразу же. Правда, я испугалась. Но по том подумала: а вдруг с лошадьми что-то случилось? Знаете, мы ведь очень дорожим своей репутацией…

– И что ты обнаружила? Она пожала плечами.

– Ничего, они вели себя спокойно.

– И на них не появилось ни новых подков, ни клейма? —

Женщина улыбнулась.

– Сразу видно, в лошадях вы ничего не смыслите. Если бы на них поставили клеймо, они целый день не подпускали бы к себе человека… Нет, призрак их не тронул. Только посмотрел – и скрылся. А почему вы меня об этом спрашиваете?

Несколько секунд она, не отрываясь, всматривалась в глаза Колесникова. Потом решительно произнесла:

– Вы ведь тоже не верите, будто молодой монах убил Лангдарму… Вы его спасете? – В её голосе теплилась надежда. – Ведь спасете?

Игорь Иванович покачал головой.

– Его казнят завтра в полдень.

Женщина вскочила на ноги. В её глазах сверкнул огонь.

– Тогда к чему эти расспросы? Зачем вы вообще явились сюда, раз ничего не можете сделать?

– Затем, что у человека должно быть имя, – тихо сказал Колесников. – Доброе имя, не запятнанное страшным грехом. Для кого-то это даже важнее, чем собственная жизнь.

Они одновременно обернулись. В узком дверном проеме, перекатываясь с пятки на носок, стоял человек в медном шлеме с черным флажком и в черном нагрудном панцире. В руке он сжимал длинный меч с зазубренным, порыжевшим от крови лезвием.

– Что я вижу, – проговорил он, скалясь в волчьей усмешке. – Ты, сучка, уже завела нового любовника? Муженек не успел остыть…

Женщина попятилась к стене, инстинктивно закрываясь рукой. Ее кошмар снова вернулся, будто разом открылись и начали кровоточить все раны на теле. Она хотела закричать, но горло сдавил спазм.

– Узна-ала, – протянул человек, вкладывая клинок в ножны. Отсвет пламени сверкнул на медном круглом амулете, висевшем на поясе, и Колесников наконец понял, кто перед ним. Кьюнг-Ца из рода Орла. Неудавшийся Черный маг, в которого лама Юнгтун Шераб так и не сумел впихнуть даже малую толику волшебной премудрости: неспособны-с. – Узнала, мразь. Вижу, вся трепещешь. Тебе ведь понравилось в прошлый раз? Понравилось, не отпирайся. Ты, – он ткнул пальцем в грудь Колесникова, – будешь стоять смирно и наблюдать. Ее это возбуждает. – Женщина продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Игорь Иванович попытался преградить дорогу бандиту. («Колобок, Колобок! Я тебя съем».) Тот отбросил его, не глядя, ткнув кулаком в грудь и походя добавив коленом. Колесников отлетел в противоположный угол и там затих. Он не особенно и ушибся, но страх парализовал – ноги подкосились, и тело сделалось будто чужим, непослушным… Женщина стояла неподвижно, опустив руки и без всякого выражения глядя перед собой. Она уже не пыталась спастись или защититься. Она просто ждала. На краткий миг Игорь Иванович встретился с ней глазами… И что-то произошло. Будто включилась некая электрическая цепь. Воздух загустел. Краски вокруг приобрели потрясающую яркость и четкость. Кьюнг-Ца, уже протянувший руку к женщине (та буквально замерла от ужаса), вдруг недоуменно обернулся, медленно, будто в толще воды, и Колесников увидел его желтое лицо с разинутым ртом – не в страхе, а скорее, в удивлении… А в следующий миг он ощутил, как его тело взвилось вверх, словно мощная пружина, и обе Ноги с хрустом врезались бандиту в подбородок.

От такой атаки защиты не существовало. КьюнгЦа принял удар целиком и умер в мгновение ока, а его тело ещё падало назад, раскинув руки, и менялось на глазах, будто переходило из одной полосы света в другую. Исчезли панцирь и шлем – на асфальт в темном проходном дворе (фонарь, стервецы, опять разбили!) упал парень в черной кожаной куртке и голубых «пумовских» кроссовках.

– Ах, сука! Ну, держись!

Игорь Иванович присел, одновременно разворачиваясь вокруг оси. Второй нападавший, одетый в точно такую же униформу – джинсы, кроссовки, черная кожанка, – махнул ногой в классическом каратистском «маваши». Колесников подсек опорную ногу, и когда парень начал падать, ударил ладонью, собранной в «лодочку», противника по уху.

Парень ещё успел охнуть, прежде чем коснулся асфальта. Ему показалось, что у него в голове взорвалась динамитная шашка. Игорь Иванович отвернулся, потеряв к нему интерес: непонятно откуда, но он точно знал: удар «лодочкой» по барабанной перепонке оглушает человека надежно, как вакуумная бомба. В ближайшие десять минут его нечего опасаться.

А вот третий…

Игорь Иванович вдруг осознал, что. перед ним – девушка. Хорошенькая, лет девятнадцати, каштановые волосы падали на плечи, отливая медью. Большие васильковые глаза на бледном лице горели холодным огнем. Он на секунду замер в нерешительности (бить женщину?) и тут же получил молниеносную серию: колено, пах, плавающие ребра, ключица. Девица била в болевые точки, как в манекен, – жестко и безошибочно.

Это она была там, на скалах возле санатория, понял Колесников. Это они вдвоем с тем мужчиной следили за Светланой и убили её на «ракете». Вся цепочка высветилась вдруг ясно и четко, как при вспышке молнии. А на конце ее… Он получил удар в голову, отчего в глазах потемнело, упал и откатился к стене дома. Девица крутнулась, словно балерина, целя тренированной пяткой ему в переносицу. Достигни она цели – и его мозги долго отскребали бы от серых кирпичей (куда там Гоги с его совочками-кисточками). Игорь Иванович каким-то чудом успел уклониться в сторону. На миг девица потеряла равновесие, и он (пардон, мадемуазель, не до рьщарства-с) влепил ей четкий «Клюв орла» в солнечное сплетение.

Видимо, несколько секунд он все же был без сознания. Когда окружающие детали – серые стены, арка над головой, чья-то черная «Волга» (одного из богагеньких здешних жильцов) – стали потихоньку проступать из небытия (колокола в голове звонили громко и назойливо), нападавших уже не было, хотя Игорь Иванович мог поклясться: одного он оглушил надежно, на длительное время, второго…

Про второго думать не хотелось. Хруст нижней челюсти, вмиг остекленевшие глаза, тело в неестественной позе… «Убьете?» – «Я никого никогда не убивал». С почином! Его покачивало. Осторожно, стараясь не упасть, он пересёк двор и вышел на вечернюю улицу. Какая-то бабуся отшатнулась прочь, прошипев: «Опять, бесстыжий, зенки налил…» Колесников и сам себе казался пьяным. Земля качалась и шумела, и было неясно: то ли на него в самом деле напали неизвестные (нет, девица-то как раз известна… О Господи, единственная ниточка, которая могла привести к исчезнувшей Аленке!), то ли все это – продолжение его видения-кошмара: постоялый двор в Лхассе, женщина – реальная свидетельница, ожидающий казни монах… Не убийца, теперь все сомнения исчезли.

Не он и не его учитель – оба молчали, так как были уверены в виновности друг друга. И спасали друг друга, как могли: Таши-Галла изображал из себя беглеца, дабы отвлечь внимание, но, парадокс, стечение обстоятельств, сумевший в суматохе выбраться из города. Чонг бросился следом – не для того, конечно, чтобы задержать, а чтобы просто быть рядом…

«Но кто?» – снова спрашивал себя Колесников, нетвердо ступая на мостовую (земля продолжала качаться, но краем глаза он заметил, что на светофоре зажегся зеленый человечек).

В проходном дворе, до смерти напугав занимавшихся любовью кошек, вспыхнули фары черной «Волги». Девушка с густыми каштановыми волосами, придерживаясь рукой за грудь, куда пришелся удар, другой вцепилась в руль и надавила ногой на газ. Взвизгнули шины – автомобиль, словно застоявшийся мустанг, взял с места в карьер.