1. Падение Удока

Владигор и сам не ожидал, что за каких-нибудь три десятка дней его ватага увеличится до пяти сотен бойцов. Впрочем, все они вряд ли могли всерьез называться бойцами, поскольку большинство умели орудовать лишь вилами и косами. В крепких мужицких руках, между прочим, тоже весьма грозное оружие… Но можно ли с ним выступить против прекрасно подготовленных и отлично вооруженных борейцев? Выхода он не видел, кроме единственного — быстрейшее нападение!

Самым удивительным было то, что Климога пока не предпринял никаких действий против обнаглевшей черни, появившейся буквально у него в подбрюшье. Возможно ли было, что просто не знал?

Размышляя над всем этим, Владигор нередко поглядывал на аметистовый перстень, пылающий на безымянном пальце. Однако упрямо не желал прибегать к его помощи. Уж если, находясь в плену, считал, что обязан справиться сам, то сейчас и подавно должен это сделать. Хотя, например, возможности Фильки-разведчика были бы нынче как нельзя кстати…

Ватага стояла в одной ночи пути от Удока, когда появились первые свидетельства того, что Климоге все же кое-что о них известно. В плен был захвачен гонец, отправленный удокским наместником Мизей в Ладор с невразумительной грамотой о появившихся в окрестных лесах многочисленных разбойниках.

Мизя не просил помощи, а лишь испрашивал дозволения вздергивать бунтарей на березах без суда и разбирательства.

Из сообщения наместника становилось ясно, что Климога хотел узнать о происходящем в окрестностях Удока, в частности, не слышал ли Мизя об исчезнувшем вместе с богато груженной ладьей замостьинском Зотии? Мизя, конечно, ничего о ладье не слыхал, однако не исключал возможности ее разграбления на Чурань-реке.

В своих силах он был абсолютно уверен, считая, что достаточно пройтись с крепким борейским отрядом по близлежащим деревенькам — и порядок будет наведен. Может, что и про Зотия вызнать удастся.

Зачитав грамоту перед ватагой, княжич спросил:

— Кто желает на березах болтаться? Нет таковых? Что ж, друга, выступаем сегодня же! А завтра посмотрим, чьи ноги будут дергаться над землей!..

Воинственными криками ватага поддержала решение своего предводителя. Люди давно рвались в битву ненавистными иноземцами, хотя понимали, что многих из них она может стать последней.

Владигор собрал короткое совещание сотников на борту бывшей борейской ладьи и изложил им свой дерзкий план захвата крепости.

— Две сотни — Третьяка и Саввы — поднимутся левым берегом Звонки. К утру им надлежит выйти к предместью Удока, но ничего более не предпринимать до моего сигнала. По правому берегу и со всей возможной скрытностью пойдет сотня Горбача. В предрассветном тумане они вплавь переберутся на удокскую пристань и захватят ее, дабы не позволить борейцам сбежать из крепости по реке. Они же первыми ворвутся в западные крепостные ворота.

— Как мы откроем их, князь? — удивился Горбач. — Не голыми же руками взламывать! Нет ни лестниц, ни «быков», ни метательных орудий…

Владигор усмехнулся:

— Тебе не придется ломать их. Горбач. Наместник Мизя сам распахнет ворота, встречая долгожданного Зотия. Вот на этой посудине, под флагом Замостья и с разнаряженным Зотием на палубе мы с первыми же проблесками зари причалим к Удоку. Зря, что ли, столько дней кормим нашего поросеночка? Пусть теперь хлеб отработает… На ладье сам пойду. Полусотню ветеранов в борейские латы оденем, привратную стражу для тебя. Горбач, перебьем. А уж дальше ты не плошай. Ясно?

— А мне в обозе плестись? — сердито спросил Ждан.

— И для тебя дело есть, не волнуйся. Когда Третьяк и Савва начнут брать восточные ворота, ты со своей сотней, в драку не вмешиваясь, пройдешь к Лебяжьему порогу и встанешь там по обеим берегам Звонки. И чтобы ни единая душа мимо твоего заслона в Ладор не просочилась!

— Переплут меня забери! — вспылил Ждан. — Все биться будут, а я сложа руки сидеть?

— Ерунду говоришь! По-твоему, Мизя полный дурак? Как только сообразит, что ватага уже внутри крепости орудует, сразу в Ладор кинется. И будут в его отряде лучшие воины. Мне их в крепости не сдержать, обязательно прорвутся. Вот ты их и встретишь, поскольку другой дороги в Ладор из Удока нет, кроме как мимо Лебяжьего порога. Ну, если, конечно, в Заморочный лес не сунутся, в чем я очень сомневаюсь.

Разработав план предстоящего сражения до мельчайших подробностей, сотники отправились поднимать людей в поход. Едва стемнело, как Владигору сообщили: отряды Саввы и Третьяка двинулись на Удок, сотня Горбача переправляется через Звонку, ладья готова к отплытию.

Выйдя на палубу, Владигор отдал команду, и гребцы разом налегли на весла. Черное покрывало неба, усыпанное крупными самоцветами звезд, распростерлось над ним. Княжич мысленно обратился к своему небесному покровителю, ни о чем не моля его, но лишь призывая не отворотить божественного взора от многострадального Синегорья в день первой битвы за Свободу, Правду и Совесть.

Падающая звезда прочертила вдруг мгновенный след по небосклону — и Владигор постарался уверить себя, что это сам Перун подал ему добрый знак…

Крепость Удок, хотя и не могла равняться с Ладором, представляла собой весьма внушительное сооружение. Внешняя стена, точнее, высокий частокол из сосновых стволов, окружая ее с трех сторон, оставлял сравнительно незащищенными лишь причалы на берегу Звонки. Однако внутренняя стена, сложенная из камня, являлась уже гораздо более надежной защитой. Попасть за нее можно было только по подъемному мосту, к которому почти вплотную подступали деревянные причалы.

Восточные и северные ворота пропускали лишь за сосновый частокол, а далее всякий, явившийся в Удок посуху, должен был продвигаться в узком пространстве меж двух крепостных стен — под строгим присмотром стражников — все к тому же подъемному мосту. Правда, существовали еще две крошечные железные дверцы, за которыми скрывались лестницы, ведущие в сторожевые башни. Но врываться в крепость через эти проходы было бы нелепо: два-три хороших латника с легкостью удержат здесь натиск целого отряда нападающих.

В общем, наместник Мизя с полным основанием мог считать свою крепость неприступной. Тем более что в его распоряжении находились три сотни наемников и полусотня из личной дружины князя Климоги. Дружинникам он в последнее время не слишком доверял, полагая, что в душе они сочувствуют бунтарям из окрестных деревушек. Поэтому полусотню предпочитал держать вне крепостных стен, велев ей охранять речные причалы.

Так и получилось, что первыми приближающуюся к Удоку ладью заметили дружинники — и чуть было не подняли тревогу.

Они сразу определили, что ладья борейская. Но откуда ее принесло? Еще не забылась история пятилетней давности, когда взбунтовавшиеся борейцы — здесь же, в Удоке! — перекрыли все пути к Ладору от Чурань-реки, дабы выбить из Климоги плату за службу. Ох, покуролесили они тогда вволю!.. Князь едва откупиться смог. Тех наемников услали на восточные земли с кочевниками биться. Не возвращаются ли нынче?

Громоздкая ладья, с трудом преодолевая встречное течение реки, медленно надвигалась из предутреннего тумана. Послав человека будить наместника Мизю, караульный десятник подумывал уже о том, что надо бы призвать к оружию борейцев, дрыхнущих за крепостными стенами. Останавливало его лишь то, что ладья была одна. Да и станут ли борейцы от своих же Удок защищать, если, конечно, их соплеменники действительно возымели вдруг дурные намеренья? Нет, пусть лучше Мизя сам на пристань явится и сам во всем разберется.

Отложив в сторону тяжелую колотушку, которой только что собирался ударить в медное било, десятник велел своим людям приготовить луки к стрельбе, но этим пока и ограничился.

Ладья приближалась к главному причалу довольно странным образом, словно кормчий совершенно не знал здешней воды. Сперва продвинулась излишне вверх по реке, будто намереваясь вообще миновать Удок без остановки, затем стала все же подплывать к причалу.

Откуда было знать десятнику, что кормчий затеял столь замысловатые действия с единственной целью — скрыть корпусом ладьи от глаз крепостной стражи воинов, вплавь перебирающихся в это время с поросшего густым березняком правого берега Звонки к левобережной пристани…

Клочья тумана, крадущегося над рекой, наконец раздвинулись настолько, что десятник сумел разглядеть флаг над мачтой и человека, стоящего на ладейном носу. Флаг с изображением оленя на фоне пылающего костра означал, что ладья принадлежит наместнику Замостья. А человек в роскошном кафтане на лисьем меху — уж не пропавший ли Зотий? Судя по малому росту и большому брюху, он самый!

Все сомнения исчезли, когда ладья тяжеловесно прижалась к причалу и утреннюю тишину порушила визгливая ругань любимчика князя Климоги:

— Почему, едрена плешь, никто не встречает владыку Замостья?! Что за лучники по мосткам прячутся? Кто я вам, купчишка безродный?..

— Не гневайся, господин, — поспешил выбежать к нему десятник, снимая на ходу шапку. — Уже послано за наместником Мизей, сейчас прибудет. Не чаяли мы дождаться тебя…

— Ладно, — прервал его извинения Зотий. — Промерз я нынче, веди в крепость, к очагу поближе. И посмотри, кого привез — самозванца, что себя за князя выдавал! Славный подарочек будет Климоге, а?

Из-за спины наместника по шатким сходням в окружении дюжины угрюмых латников сошел рослый, плечистый молодой человек, лицом очень похожий на бывшего князя. Десятник, когда-то самолично встречавшийся со Светозором, даже вздрогнул от неожиданности. Не знай он твердо, что и князь, и отпрыск его погибли, бросился бы сейчас приветствовать подлинного властителя Синегорья!

На крошечный балкончик главной караульной башни торопливо вышел наместник Мизя. Голова его жутко трещала с похмелья, глаза с трудом могли видеть происходящее.

— Какого лешего принесло? — зарычал он сверху вниз.

— Я тебе сейчас покажу какого!.. Опускай мост, старый пьянчуга! Не узнаешь разве?

Протерев заспанные очи, Мизя радостно возопил:

— — Зотий, клянусь Велесом! Откуда, каким ветром? А я намедни отписал князю, что ведать Не ведаю, куда ты запропал! Эй, люди, живо пропустить дружка моего любезного!..

Со ржавым скрипом заработали старые шестерни подъемного механизма. Многопудовые ворота поползли вверх, а навесной деревянный мост одновременно стал опускаться над искусственным каналом, разделяющим пристань и крепость.

Собираясь уже сойти с башни, чтобы обнять своего давнего приятеля, Мизя обратил внимание на статного парня, окруженного борейской охраной Зотия.

— Кто там с тобой?

— Потерпи, милейший, — широко улыбнулся ему Зотий. — Сейчас все сам узнаешь.

Первым заподозрил неладное караульный десятник. То ли физиономии «борейцев» показались не вполне иноземными, то ли вооруженный до зубов карлик (меч явно не по росту, затейливый охотничий нож и кинжал на поясе да еще короткая булава в руке) рядом с пленником выглядел не совсем к месту, то ли смутили его настороженно-цепкие взгляды гостей, однако десятник чуть приотстал у самых ворот и оглянулся на ладью. В тот же миг он вытаращил глаза от удивления, рука дернулась К мечу.

Но это движение стало последним в его жизни: «бореец», замыкавший группу гостей, молниеносно кинулся на него и коротким отточенным жестом перерезал глотку.

Другие стражники, встречавшие Зотия в крепостных воротах, тоже не успели выхватить оружие и полегли замертво, сраженные ловкими и быстрыми пришлецами. Лишь один из них смог выкрикнуть нечто нечленораздельное, поскольку Чуча подзадержался (перебрасывал меч Владигору) и лишь со второй попытки сумел сокрушить хребет противника своей булавой.

Впрочем, этот предсмертный вопль уже не играл существенной роли. Десятки полуголых людей — ни дать ни взять подводная нечисть, — мокрых и беспощадных, выпрыгнули из реки на причал под самым носом у оторопевших дружинников. Их поддержали «борейцы», скрывавшиеся на ладье. В мгновение ока стража была перебита, а в железные шестерни подъемного механизма вогнаны крепкие дубовые клинья. Путь к сердцу крепости был открыт.

К сожалению, покидавший балкончик караульной башни Мизя все делал — со сна, вероятно, — несколько замедленно. Поэтому задержка оказалась для него спасительной: уничтожение стражи произошло буквально на его глазах и заставило наместника наконец очухаться. С воплем: «Измена! Враг в крепости!» — он кинулся в галерею, ведущую из башни к главной крепостной обители, а оттуда — к тайным переходам, мало кому известным в Удоке.

Его телохранители — пятеро дюжих борейцев — последовали за хозяином, успев по пути следования закрыть на засовы железные двери, отсекающие входы в башню. В результате один из важнейших элементов плана захвата Удока оказался под угрозой: ведь именно с этой, самой высокой, крепостной башни, видимой на пять верст всей округе, нужно было подать сигнал другим отрядам.

Порубив в куски первый заслон защитников крепости, люди Владигора столкнулись с отчаянным сопротивлением выскочивших из постоялых дворов борейцев. Схватки велись на каждой улочке, возле каждого дома. Продвижение повстанцев к центру крепости замедлилось.

Сам Владигор находился в гуще битвы. По силе и ратному мастерству равный десятку опытных бойцов, он вел за собой полусотню бывших разбойников, и там, где прошел его отряд, оставались лишь трупы и стонущие недобитки, которых с остервенением приканчивали пробудившиеся местные жители.

Увлеченный сражением, княжич не сразу заметил, что его отряд опередил сотню Горбача, которую сдерживали оправившиеся после первого удара борейцы. Хотя коренное население Удока старалось помочь невесть откуда явившимся освободителям (кто подпирал поленьями двери своих «постояльцев», кто бил зазевавшихся чем попало при удобном — и безопасном — случае, а кто и, вооружась вилами и топорами, становился в ряды ватаги), однако опытные, закаленные и готовые ко всяким неожиданностям борейские воины уже начинали понемногу теснить мятежников.

— Где Чуча? — закричал Владигор, оказавшийся со своим отрядом в окружении борейцев. Сейчас, когда увертливый и малоприметный коротышка был необходим более всего, поскольку именно Чуче предназначалась в сегодняшней битве роль гонца при Владигоре, он вдруг исчез!.. Струсил, забрался в какую-нибудь щель, ожидая исхода битвы?

— Карлик с ума спятил! — прокричал в ответ своему предводителю разбойник, с трудом отбиваясь от двух наседавших на него копьеносцев. — Взгляни на башню!

Рубанув от плеча ближайшего борейца, княжич выхватил палаш из мертвой уже руки и метнул его в одного из настырных копьеносцев. Только после этого задрал голову, чтобы посмотреть на пятиярусную караульную башню, возвышающуюся над крепостью.

— Безумец! — воскликнул он, вторя утверждению своего соратника. Но тут же опроверг его и свои слова, радостно возопив: — Умница!.. Стервец! Молодчина!

Картина в самом деле была впечатляющей — к отвесной стене четвертого яруса башни буквально прилипла маленькая фигурка его оруженосца.

Чуча, врожденно не переносивший (как и любой подземелыцик) даже самой незначительной высоты, вдруг совершил поступок, на который не осмелился никто из бойцов Горбача! Ведь это им поручалось овладеть башней и подать сигнал разбойникам, ожидавшим возле восточных ворот Удока. Но сейчас, пока люди Горбача безуспешно рубились в железные двери, коротышка вдруг оказался намного ближе их к вожделенной цели и, слава Перуну, вот-вот подаст весточку двум сотням свежих бойцов Владигора!

Использовав в начале своего сумасшедшего восхождения абордажные крючья и веревки речных разбойников, теперь он, цепляясь за стену как муха, медленно полз вверх, чудом уклоняясь от тяжелых борейских стрел, вонзающихся рядом с ним в бревенчатые коленца.

— Всем к башне! — проорал Владигор и первым бросился назад по узкому проулку, только что отбитому у врага.

Отряд устремился за ним, вводя в заблуждение борейцев, посчитавших бегство за отступление. Если бы отряд Владигора был менее подготовлен к замашкам своего командира, борейцы оказались бы полностью правы. Однако где им было догадаться, чего можно ожидать от Владигора!

Когда он со своими людьми возник вдруг у подножия караульной башни, дерущимся здесь двум десяткам разбойников приходилось туго: борейцы наседали на них отовсюду. Неожиданное появление Владигора внесло сумятицу в ряды иноземных наемников. Теперь им пришлось спасать свои шкуры, не помышляя уже о том, чтобы сбить стрелами забравшегося на башню наглеца. И хотя вскоре в общую рубку ввязались борейцы, вынужденно оставленные без возмездия отступившим отрядом княжича, ситуация возле башни стала еще более запутанной и абсолютно непредсказуемой.

Приученные к четко организованным сражениям: когда приказы командиров ясны и посему выполняются безукоризненно, когда враг известен и биться с ним приходится лицом к лицу, борейские воины столкнулись вдруг с совершенно иными «приемами» боевых действий. Разбойная вольница, поддержанная схватившимися за оружие местными жителями, дралась без всяких правил, с какой-то невероятной лихостью и мужицкой сноровкой.

Меч, разумеется, крепче и надежнее серпа или косы, но умело владеющий серпом землепашец может оказаться гораздо хитрее своего закованного в броню противника. Не стесненный железными латами, он уворачивается от тяжелого двуручного меча и бьет снизу, стараясь взрезать незащищенный пах или хотя бы подсечь ноги. К тому же синегорцы, за редким исключением, уклонялись от схватки лицом к лицу. Если выпадало столкнуться с ратоборцем вплотную — улепетывали без зазрения совести, однако, едва представлялась возможность ударить врага в спину, тут же выныривали из-за каких-нибудь деревянных лачуг… Нет, меньше всего эта горячая схватка у подножия караульной башни напоминала военное сражение! Пожалуй, сравнить ее можно было лишь с пьяной дракой двух компаний, не поделивших между собой последнюю бочку браги. Но именно такой оборот событий соответствовал сейчас замыслу Владигора.

Княжич понял, что главная цель почти достигнута, когда над башней появился густой черный дым. Это означало, что отважный Чуча сумел-таки подать сигнал и что вот-вот наступит перелом в битве за крепость.

В подтверждение его мыслей с востока донесся отчаянный призыв борейской трубы. Начался штурм! Отряды Саввы и Третьяка атаковали внешний частокол, отвлекая на себя основные силы борейцев.

Одновременно с началом штурма произошло то, чего не ожидал ни Владигор, ни иноземцы: жители Удока, отбросив последние страхи и сомнения, кинулись избивать своих многолетних притеснителей. Грады камней, Удары топоров и кухонных ножей, ухваты и вилы — все, что было под руками, обрушилось со всех сторон на спины и головы борейцев!

Преодолев сосновый частокол, разбойная ватага почти не встретила вражеского сопротивления. Борейские ратники с трудом отбивались от наседающих на них с тыла местных жителей и не могли уже защитить крепостные стены. Очень быстро их сопротивление было окончательно сломлено. Оставшиеся в живых побросали оружие, мечтая лишь о том, чтобы не оказаться растерзанными безжалостными толпами горожан, и в страхе и надежде кидались в ноги любому, кто хоть немного походил на командира этого удивительного войска…

Что ж, иноземные наемники получили по заслугам. Пусть народ сам решает их дальнейшую участь. А Владигора сейчас волновало другое: куда исчез Мизя?

2. Болотные крысы

Около тридцати борейцев, предприняв отчаянные усилия, сумели вырваться из осажденной крепости через северные ворота. Третьяк выслал за ними погоню из десятка своих бойцов и почти полусотни примкнувших к ним местных парней, жаждущих мести. Оказавшись в клещах между преследователями и заслоном, выставленным у Лебяжьего порога, наемники должны были вскоре погибнуть или сдаться в плен.

Однако, по уверениям Третьяка, среди прорвавшихся борейцев наместника не было. Его вообще никто не видел во время битвы.

— Мы нашли здесь целую сеть тайных переходов и галерей, соединяющих башни, господские покои и подвалы, — сказал сотник. — Возможно, в них и прячется Мизя. Надо бы Зотия порасспрашивать, вдруг чего знает про секреты своего давнего дружка.

— Кстати, а он-то где?

Неожиданно выяснилось, что и Зотия никто не видел с того момента, как были захвачены главные ворота. Вроде бы юркнул в проулочек за караульной башней, но в разгар сражения никто этому не придал значения.

Владигор нахмурился. Что-то настораживало его в исчезновении двух наместников, он предчувствовал очередную каверзу Черного колдуна…

Раздумывать над смутными опасениями времени не было. Его ждали более важные дела. Прежде всего требовалось подсчитать потери, организовать питание и постой для ватаги, разослать разведчиков по округе, связаться с отрядом Ждана. В общем, забот хватало, поэтому Владигор постарался до поры до времени выбросить из головы загадочное исчезновение наместников.

К полудню между тем загадка сия наполовину разрешилась сама собой — нашелся Зотий. Боги небесные, в каком он был состоянии! Мелкая непрекращающаяся дрожь сотрясала его жирное тело, из полуоткрытого рта по двойному подбородку текла слюна, поросячьи глазки, наполненные ужасом, готовы были вылезти из орбит.

— Он что, в гостях у Переплута побывал? — удивился княжич. — Где вы его раскопали?

— В чулане возле господской горницы, — ответил Третьяк. — Чуланчик этот оказался с секретом. Там и окошечко скрытное, чтобы в горницу подглядывать, и дверца запасная, за которой тайный ход имеется. Похоже, Зотий воспользовался именно этим ходом, когда с наших глаз пропал. Думал отсидеться в безопасности, пока либо мы, либо борейцы не одержат верх. И на всякий случай хотел быть поближе к Мизе, чтобы узнавать, как складывается битва. Но что-то его перепугало до полусмерти, слова вымолвить не может.

— Приведи в чувство, — приказал Владигор. — В речку окуни, брагой напои, что угодно делай! Надо язык его развязать как можно скорее. Сдается мне, очень важным делам стал он свидетелем.

Владигор не ошибся. Когда к Зотию вернулась способность соображать, он рассказал княжичу невероятную, леденящую кровь историю.

Как и предположил Третьяк, бывший замостьинский наместник не собирался рисковать своей шкурой при штурме Удока. Он юркнул в тайный ход, о существовании которого знал от своих шпионов (хотя и приятелями с Мизей считались, однако ревностно следили друг за дружкой, не чурались ни шпионов подсылать, ни Климоге доносы строчить), и прокрался в секретный чулан, используемый Мизей для подсматривания за гостями.

Зотий утверждал, что хотел разведать, как Мизя собирается оборонять крепость, дабы затем сообщить об этом князю Владигору. А не успел этого сделать, потому что увидел такое… такое!..

Пришлось рассказчика, вновь затрясшегося от страха, окатить холодной водой. После этого он сумел продолжить:

— Когда я глянул в оконце, Мизя был уже там. Он выставил за дверь телохранителей и принялся поспешно разводить огонь в очаге. Едва пламя занялось, кинул в него горсть красного песка, забормотал какие-то непонятные слова… Пламя вдруг стало ядовито-лиловым, из очага повалил густой черный дым… Мизя туда же бросил крошечный папирусный свиток. И прямо в горнице сверкнула молния! Дым превратился — клянусь Велесом! — в черного человека, лицом очень похожего на главного советника Климоги, на Ареса…

Зотий сделал несколько крупных глотков из кружки, протянутой ему Третьяком, утер ладонью губы. Вероятно, он даже не ощущал сейчас крепости браги, настолько был потрясен всем пережитым.

— Голос у него тоже был как у Ареса, только жуткий очень, как будто из пещеры доносился. Он разразился руганью, едва услышал о нападении на крепость. А когда Мизя сказал, что я вел за собой пленника, что пленник и командует нападавшими на Удок, он вообще рассвирепел! В горнице сами собой стали падать и ломаться вещи, тяжеленный сундук взлетел и ударился о стену, ковер на стене мгновенно обуглился, как от огня… На грохот вбежали телохранители, но тут же повалились замертво, едва колдун на них оглянулся.

— Да, это был Арес, — негромко сказал Владигор.-Черный колдун, «советник» Климоги и верный слуга Триглава. Узнаю его замашки… Говори дальше!

— Дальше еще хуже было. Он велел Мизе любым способом изничтожить бунтовщиков, а твою голову доставить в Ладор, лично ему. Мизя ответил, что местные жители взбунтовались, что с восточной стороны подступило сильное войско, что борейцы не удержат крепости… И тогда колдун прямо у меня на глазах превратил его в большую болотную крысу! Бедный Мизя, как он верещал и крутился!.. Потом затих, встал перед колдуном на задние лапы, будто собака перед хозяином, а тот ему приказал: отыщешь на болоте у Заморочного леса свое крысиное войско и поведешь его к Лебяжьему порогу. Дескать, другого пути у голодранцев нет. Самозванец, к Ладору двигаясь, обязательно вдоль Звонки пойдет, медлить не будет. Здесь, говорит, его и встретишь, и загрызешь, а иначе навсегда останешься крысой болотной… Дальше, князь, ничего не помню, поскольку дух из меня весь вышел. Как подумал, что колдун сейчас меня узрит и тоже тварью какой-нибудь сделает на веки вечные, так и потерял всякое разумение. В себя пришел уже здесь, когда люди добрые в речке искупали и вином отпоили.

— Плохо дело, — сказал Владигор, когда Зотия отправили отсыпаться, а рядом остались лишь Горбач, Третьяк и Чуча.

— Нам в самом деле не миновать Лебяжьего порога, если на Ладор пойдем. Отсиживаться в Удоке тоже нельзя — Климога живо нас в колечко возьмет, вызвав подкрепления из Комара и Замостья.

— Неужто, князь, тебя какие-то болотные крысы пугают? — удивился Горбач. — Что они против наших молодцов?! Эвон как сегодня с борейцами разделались!

— И крысы страшны, когда их много, а еще хуже что время упустим. Аресу того и нужно теперь чтобы мы кинулись лесную нечисть резать, силы свои измотали еще до подступов к Ладору. А страх, что в людях поселится, когда их на каждом шагу кусачие твари поджидать будут, не давая ни сна, ни отдыха? А болезни, которые начнутся после ядовитых укусов? Половину войска потеряем, пока до стольного города доберемся.

— Да здесь пути не более трех дней!

— Это если налегке идти и малым отрядом, — согласился с Владигором Третьяк. — Всей ватаге, которая уже сегодня до полутысячи бойцов насчитывает, да с обозом, да с орудиями стенобитными, да еще много чего, — нет, пять дней, это точно.

— Что же делать будем?

— Подумать надо.

Владигор подошел к распахнутому окну, внимательно вгляделся в голубой, без единого облачка, небосвод над Удоком. Похоже, сухая и безветренная погода установилась надолго. В такие жаркие дни нередко сами собой вспыхивали иссохшие луговые травы…

Некоторое время он сосредоточенно размышлял над мелькнувшей в его голове идеей, затем произнес:

— На Ладор ватага не пойдет. Вернее, сейчас не пойдет.

— А когда? — разочарованно спросил Третьяк. — Ты же сам говоришь, что зажмут нас здесь.

— Не успеют! — улыбнулся ему Владигор. — Арес колдовством одолеть нас хочет, а мы его хитростью и ловкостью пересилим. Забыли разве, что у нас почти полторы сотни бойцов уже на пути к Ладору? Люди Ждана и те, которых послали в погоню за борейцами. Вот они без задержки в поход и выступят! Вряд ли болотная нечисть успеет до вечера к Лебяжьему порогу Добраться, чтобы им помешать.