Глава XI

Позади нас песчаная пустыня, впереди – мертвый лес; невозможно ни продвигаться вперед, ни отступать назад. Положение удручающее, ибо запасы продовольствия почти исчерпаны, и нет никаких возможностей их пополнить. Единственный выход состоит в том, чтобы, как только больные окончательно поправятся, следовать по течению ручья, ведущего, к сожалению, на запад и, следовательно, уводящего нас от нужного направления. Необходимо быстро принять решение, ибо нельзя терять драгоценные минуты.

За ночью следует жаркий гнетущий день. Большие черные тучи, между которыми виднеются бледные просветы, быстро бегут с запада на восток, гонимые знойным ветром, несущим облака пыли, – нечто вроде австралийского самума. Спящие мечутся в лихорадочном сне, я же не могу сомкнуть глаз. Я испытываю, как говорят в просторечье, ломоту в ногах; надо пройтись, размяться, и за неимением лучшего я брожу по берегу ручья, в котором отражаются мерцающие звезды. Но вскоре почти все они скрываются за тучами.

Мой тонкий слух, различающий малейший шум. улавливает слабый рокот. который то усиливается, то затихает в зависимости от силы ветра. Я с тревогой прислушиваюсь. Шум усиливается. Он чем-то напоминает шум града, барабанящего по листве. Я прикладываю ухо к земле и слышу непрерывный гул, похожий на шум идущего поезда. Взволнованный, я встаю и иду будить Тома, чей безошибочный инстинкт поможет разобраться в характере этого явления. Мне кажется, что воды ручья, которые я с трудом различаю при слабом свете звезд, бурлят и текут сильнее.

Услышав мой окрик, Том вскакивает. Он таращит глаза, прислушивается и, насколько это возможно, раздувает ноздри своего приплюснутого носа. В течение нескольких минут он неподвижен. Вдруг на его черном лице появляется выражение неописуемого ужаса. Он поднимает свои длинные, худые руки в жесте отчаяния и издает гортанный возглас, который заставляет вздрогнуть и вскочить больных.

– Ооак!..

– Что случилось? – спрашивает майор кратко, без видимых эмоций.

– Вода!..

– Что ты этим хочешь сказать?

Абориген с растерянным видом невнятно произносит длинную фразу, которую я не понимаю, но смысл которой тотчас уловил его хозяин, привыкший к грамматике Тома.

– Ладно.

Несколько больших шагов, и майор уже возле сэра Рида, устремившегося ему навстречу,

– Что такое, Харви? – спрашивает сэр Рид.

– Наводнение. Вода движется на нас со скоростью кавалерийского эскадрона.

– Что теперь делать?

– Выбираться как можно скорее из низины.

– У нас есть время?

– Нам много надо успеть сделать.

– Харви, возьмите на себя командование. Я займусь детьми.

И, обретя вновь юношескую энергию, скваттер спешит к девушкам.

– Все ко мне! – кричит старый офицер голосом, привыкшим командовать во время грохота битвы, и этот голос проникает в сердце каждого.

Все на ногах и слушают приказы. Ветер усиливается. Ослепительные молнии пронзают сплошные тучи. Лишь немного отдохнув от усталости, с опухшими, воспаленными глазами поселенцы вновь готовы к бою, хотя и не знают, какая опасность им угрожает.

– Запрягайте лошадей!

Двенадцать человек без сутолоки и паники впрягают лошадей в две повозки.

Справа от повозок два фонаря освещают сцену поспешных сборов, хотя для этого было достаточно и вспышек молний.

– Каждому взять запас еды на два дня и по пять пачек патронов.

Крышка большого ящика отлетает, поддетая топором, и все разбирают консервы. Запасаются также и боеприпасами.

Если людям удается сохранять спокойствие, то стихия, напротив, неистово разбушевалась. Гремит гром, сверкают молнии, гул водного потока, который катит свои бурные воды в узкой лощине, сливается с раскатами грома.

Голос командира подобен звуку горна:

– Все готово?

– Да, – отвечает МакКроули, на которого возложены обязанности помощника командира и который спокоен, как на параде.

– Отлично! Эдвард, возьмите большую карту, поручаю ее вам.

– Есть, командир!

– Фрэнсис, вам даю компас и секстант. Помните, они для нас важнее продуктов.

– Я их буду беречь, сэр, – невозмутимо отвечает гигант.

Эта краткая фраза говорит о том, что он скорее умрет, чем выпустит их из рук.

В момент, когда караван трогается, перед нами вспыхивает громадный язык пламени. Высохшие деревья загораются, как спички. Возникшие от молний пожары возникают в десятках мест и тут же охватывают площадь в квадратное лье. Ветер с безумной яростью раздувает огонь, распространяющийся с невероятной быстротой.

Лошади отпрянули от этой огненной стихии.

Менее чем в пятистах метрах справа от нас при свете пожара мы видим затопленную долину, исчезнувшую под водой, которая наступает беспощадной, грозной стеной высотой в два метра, увенчанной шапкой белой пены. Куда бежать? Что нас ожидает? Не будем ли мы поглощены этим водным потоком?

Нам угрожает смерть от двух грозных стихий, объединившихся против нас. Даже у самых хладнокровных на лбу выступает пот.

Однако, перекрывая треск горящих деревьев, шум катящихся волн и раскаты грома, звучит человеческий голос, отдающий команду сухо и резко:

– Спустить на воду повозку, обитую железом!

Один из путников бросается к головной лошади, хватает ее под уздцы и поворачивает всю упряжку к ручью. Испуганные лошади фыркают и отказываются идти. Приходится подталкивать их острием ножа.

– Режьте постромки лошадей второй повозки. Пять добровольцев – верхом на этих лошадях. Поднимитесь на косогор. Следуйте по течению. В галоп! Остальные – в лодку!

Вскоре они исчезают, скача бешеным галопом…

Команды тотчас выполняются. Пять поселенцев вскакивают на перепуганных чистокровок и устремляются из тьмы в зону, освещенную пожаром. Вскоре они исчезают, скача бешеным галопом и издавая победные клики.

В повозке, обитой листовым железом, нас пятнадцать человек. С колоссальными усилиями мы вводим повозку в маленький залив, где она стоит неподвижно, повернутая носом к надвигающейся волне, что пенится от нас метрах в тридцати.

Раздаются крики отчаяния. И тогда один из поселенцев, стоящий на дышле, одной рукой цепляется за обшивку борта, а другой пытается вытащить чеку, которой прикреплена упряжь. Нос лодки поднимается, корма опускается… Лодка опасно раскачивается, готовая вот-вот зачерпнуть воду. Шесть лошадей, скованные сбруей, унесены водой. Они пытаются добраться до берега, но – тщетно! Вся долина покрыта желтоватой бурлящей водой. Ручей разбух и превратился в неукротимый поток шириной более полукилометра. Агония бедных животных длится недолго.

Килевая качка прекращается, однако две оси с колесами утяжеляют лодку, которая становится игрушкой бурного потока. Она неуправляема, кружится в водоворотах и вот-вот перевернется. У нас не было времени установить руль, но, к счастью, имеются все снасти благодаря предусмотрительности и опыту сэра Рида, снабдившего лодку всем необходимым. Четыре весла опускаются на воду, и поселенцы, теперь матросы, гребут на редкость слаженно. Когда удается установить руль, управление лодкой поручается Эдварду, который вновь становится нашим командиром.

Он снова погружается в воду и находится там так долго, что мы боимся худшего.

Остается выполнить последнее – вытащить чеки, которыми прикреплены оси. Теперь, когда повозка так чудесно превратилась в лодку, оси с колесами не только не нужны, но просто опасны. Они, как я уже упоминал, утяжеляют лодку и препятствуют ее управлению. Потому двое решают рискнуть. Им пропускают под мышками цепь, закрепляют ее, и они храбро ныряют в поток, в котором отражаются блики пожара.

Наглотавшись воды, задыхаясь, они всплывают, так и не сумев вытащить чеки,

– Поднимайтесь на борт, поднимайтесь!

– На этот раз, хозяин, – говорит один из них, – я вас ослушаюсь. Я знаю, где чеки, и теперь все будет в порядке.

Он снова погружается в воду и находится там так долго, что мы боимся худшего.

Лодка несколько раз сотрясается и неожиданно поднимается на десять сантиметров, а оси с колесами уходят на дно. Мужественных ныряльщиков осторожно вытягивают на борт. Они почти без сознания. Облегченная лодка теперь подчиняется рулю, и несколько умелых взмахов весел заставляют ее принять почти идеальное положение. Поборов разбушевавшуюся стихию, она величественно плывет по волнам, легко одолевая водовороты.

Теперь главное – использовать течение, чтобы найти плодородный участок местности, где мы могли бы высадиться и продолжить путь пешком в страну нга-ко-тко, от которой мы не особенно удалились.

Мы не слишком беспокоимся о судьбе пяти наших спутников, ускакавших верхом на лошадях. Они, безусловно, объехали пожарище, следуя по небольшому косогору, отделяющему долину от горящего леса. Надеемся, что скоро наши товарищи объявятся.

Мы плывем всю ночь и теперь идем близко к берегу, движимые течением, Судя по всему, наводнение не будет длительным, и поток недалеко унесет нас. Конечно, хотелось бы остановиться возможно раньше: нам кажется, что водный поток удаляет нас от намеченного маршрута.

Хотя лодка очень удобна и хорошо оснащена, она несколько маловата для пятнадцати человек. Оружие, боеприпасы, провизия – увы, ее слишком мало все же занимают много места. Мне грустно. Мои бедные собаки, несомненно, погибли. Я так любил этих славных животных, особенно моего старого товарища Мирадора, но никак не мог позаботиться о них в момент катастрофы.

Отдельные реплики на лодке постепенно сменяются всеобщим разговором. Все ломают головы над причиной, вызвавшей этот катаклизм, но никто так и не может прийти к определенному выводу. Хотя подобные явления довольно часты в Австралии, в данном случае его невозможно объяснить только ливнем, учитывая колоссальные размеры наводнения. Майор объясняет это землетрясением, которое изменило течение реки или направило в долину воды какого-нибудь озера. Фрэнсис разделяет это мнение, приводя многочисленные примеры.

Однако беспокойство о нашем положении возвращает всех к реальной действительности. Какое значение имеет причина, если остаются ее последствия? Консервов у нас осталось дня на полтора, максимум – два. Из нашего великолепного каравана скорее всего выжило пять лошадей. Но где они и их наездники? Из шести повозок осталось единственное средство передвижения – лодка, на которой мы плывем. Из пятнадцати ее пассажиров двенадцать еще больны. Так что будущее далеко не утешительное.

Меж тем голод дает себя чувствовать. Хорошо бы пристать к берегу и там приготовить еду, потому что на лодке огонь не разведешь. Несколько взмахов весел подводят лодку к берегу, и мы привязываем ее к стволу великолепной софоры. Наш ответственный за питание вскрывает охотничьим ножом оловянные пакеты, в которых хранятся продукты. Вдруг он замирает, бледнеет, бросает нож и кричит:

– Тысяча чертей! Консервы испортились!

Новый удар судьбы не только не сгибает нас, но, напротив, вызывает прилив энергии.

– Ну конечно, мой лейтенант, мне это представляется совсем простым делом, и если командир разрешит…

– С радостью! Но поскольку вам одному было бы опасно пускаться в неведомые пустынные места, пусть половина мужчин сопровождает вас.

К нам присоединяется и МакКроули. Мы с Робартсом едва удерживаемся от улыбки при виде того, как наш друг, побуждаемый неумолимым голодом, жертвует беззаботным ничегонеделанием, которое он предпочитает всему другому.

Когда мы уже собрались уходить, он с чарующей простотой совершает бескорыстный поступок: изящным жестом щеголя сняв каскетку с надзатыльником, МакКроули достает из полотняной котомки две съедобного вида галеты и галантно преподносит их мисс Мэри.

– Бедняжки хотя бы сегодня не умрут с голоду, – говорит обрадованный сэр Рид. – До скорой встречи, господа! Я не выражаю пожелания удачной охоты, потому что, быть может, это пожелание так и не сбудется.

День обещает быть трудным. Солнце печет по-прежнему, а мы ведь не верхом на послушных и выносливых лошадях. Приходится идти пешком, и мы почтем себя счастливыми, если немного дичи вознаградит нас за труды. Где ты, мой верный Мирадор? Как бы нам сейчас пригодился твой безошибочный нюх! Что делать, Том тебя заменит. Все надежды мы возлагаем на его инстинкт человека, выросшего среди этой природы.

Мы шагаем быстро, несмотря на муки голода или скорее подстегиваемые ими. В течение некоторого времени мы идем по ущелью, похожему на высохшее русло ручья. Справа и слева высятся деревья, корни которых нашли достаточно влаги, чтобы выдержать тропическое пекло. Однако нас удивляет отсутствие птиц. Возможно, что огонь вчерашнего пожарища спугнул их, Песок приобретает все более красноватый оттенок, и в некоторых местах он напоминает огромные скопища ржавчины. Ущелье сначала сужается, потом вдруг расширяется, и мы входим в круглую долину шириной более двух километров. Здесь нас ожидает новый сюрприз. На этом красновато-коричневом гравии, окрашенном окисью железа, посреди которого тянутся полосы известковой глины, произрастают какие-то чахлые кустики. С подобным пейзажем мы знакомы давно: эта земля, пыльная, пустынная, блеклая и бесплодная, золотое поле. Природа, которая не дала себе труда украситься богатым одеянием из зелени и цветов, подобна миллионеру в рубище, уверенному в том, что он всюду желанный гость. Наносная почва, по которой мы ступаем, вполне пригодна как хранилище металлических руд.

Представшее перед нами золотоносное поле полно неслыханных богатств. Но увы! – мы можем уделить этим миллионам лишь мимолетное внимание. Мне невольно приходят на ум слова из басни о петухе, который нашел жемчужное зерно:

А я бы, право, был гораздо боле рад Зерну ячменному: оно не столь хоть видно, Да сытно.

Эти строки Лафонтена как нельзя лучше подходят к нашей ситуации. Нас мучит голод, а находим мы только золото.

Подкованный железом ботинок Сириля отбрасывает нечто желтое величиной с куриное яйцо и весом, вероятно, в 700– 800 граммов . Это изумительный самородок в форме груши, хорошо отшлифованный, без блеска, как бы слегка задымленный.

– Сколько же их тут! – говорит Сириль со смехом. – Ведь это надо: золото растет здесь как у нас картошка!

– А ты предпочел бы картошку этому самородку? Ну что ж, жалуйся, гурман, ничего тут не поделаешь.

– И все-таки я положу этот слиток в карман, мало ли что может с нами случиться.

– Не стесняйся, тебе только достаточно наклониться. Но ты, кажется, надеешься найти ресторан?

– Ну если бы мы натолкнулись на таверну, я заплатил бы за завтрак для всей компании и не взял бы ни с кого ни полушки.

С Сирилем вдруг что-то произошло… Глядя по сторонам, перебегая с места на место, он возбуждается и начинает собирать слитки, обладание которыми, видимо, заставляет его забыть о голоде. Его пример заражает поселенцев. Они присоединяются к Сирилю и, в свою очередь, начинают жадно разгребать драгоценный песок. МакКроули, Робартс и я, удерживаемые самолюбием, остаемся холодными к этому богатству, столь же бесполезному, сколь и неожиданному. Однако любопытство постепенно делает свое дело. На несколько минут мы превращаемся в золотоискателей-любителей и ковыряем ножами верхний слой песка, затвердевшего от смены солнца и дождей. На какой-то момент мы забываем о цели нашего похода, подчиняясь неодолимому опьянению, что овладевает всеми европейцами, когда они первый раз начинают копать золотоносную почву.

Но скоро пустой желудок напоминает о себе: золотая лихорадка лишь ненадолго победила усталость и голод. Покрытые потом и задыхаясь на солнце, мы трое смотрим друг на друга и не можем удержаться от смеха.

– Что скажете, МакКроули?

– Стыжусь своей выходки. А вы?

– Какая нелепость. Том созерцает нас уже полчаса, и, верно, у него сложилось о нас неважное мнение.

– О! Если бы я был в Мельбурне, – говорит Том, – собирать бы песок – пить виски. Здесь виски у майора в повозке, зачем мне работать?

Та же мысль, по всей вероятности, приходит в голову поселенцам. Голод возвращает их к действительности, и они прекращают поиски золота.

– Пошли, ребята, – зовет их Робартс. – Урожай-то хоть приличный?

– Да, сэр Робартс. Как жаль, что нельзя набрать побольше.

– Несомненно. Однако не забывайте, что дома вы получите компенсацию за все перенесенные страдания, потому что сэр Рид намерен обеспечить вам всем хорошее будущее. Найденное золото вам еще пригодится, пока же надо искать пищу. Здесь, к сожалению, мы ее не найдем.

Золотая лихорадка отняла у нас немало драгоценного времени. Уже почти четыре часа пополудни, в мы ничего не ели со вчерашнего дня.

Покинув золотоносную долину, мы попадаем в эвкалиптовый лес. Деревья здесь несколько порыжели, но в общем все еще полны живительных соков. Надрезав корни, мы утоляем жажду.

Том, который рыскает повсюду, время от времени отыскивает среди листьев, покрывающих землю, каких-то червей и личинок и тут же с удовольствием их поедает. Славный старик, нетребовательный, как и все его соплеменники, переживает, что нам нечего пожевать, и усердно ищет добычу, которой пока нет.

Наконец он останавливается перед высоким эвкалиптом, внимательно рассматривает кору, отходит, измеряет на глазок высоту ствола и вдруг начинает пританцовывать, отчаянно жестикулируя.

– Опоссум, – кричит он своим гортанным голосом.

– Где ты видишь опоссума? – заинтересованно спрашивает Сириль.

– Там, – отвечает старик, ударяя по стволу дерева топором.

– Откуда ты знаешь, что он еще там?

Том пожимает плечами и показывает Сирилю царапину на коре.

– Я тоже ее видел, но, может быть, след давний или опоссум мог поцарапать кору, когда спускался…

Молча абориген показывает на несколько песчинок, прилипших к царапине; они могли остаться только тогда, когда животное поднималось, и это для него, как и для нас, неоспоримое доказательство, что животное все еще находится в дупле этого дерева.

– Но как он забрался туда? – спрашивает Сириль, все еще недоверчиво.

Том тянет свои черный и сухой палец, напоминающий солодковый корень, и показывает скептику круглую дыру диаметром в шапку примерно в сорока футах от земли.

– Да, ты прав. Но как ты собираешься его оттуда извлечь? И потом опоссум весит всего пять или шесть фунтов. И на восьмерых-то недостаточно такого рагу. Что уж говорить тогда о тех, кто ждет в лагере…

Том считает на пальцах, но а арифметике он явно не силен. Он сбивается и снова пересчитывает пальцы на обеих руках, потом на ногах и, наконец, говорит:

– Три, четыре, пять, еще, еще, много!

Впрочем, Том привык не говорить, а действовать, руководствуясь правилом: «Acta, non verba» [13] . Поэтому он берет топор и делает глубокую зарубку на стволе в метре от земли. Четырьмя ударами он вырубает ступеньку, забирается на нее и столь же быстро метром выше делает новую. Такой способ взбираться на высоченные деревья очень хорош, но не всякий может воспользоваться этим приемом.