* * *

Получить квартиру в новом доме, если до этого не имел никакой, событие, безусловно, радостное, где-то даже эпохальное. Смотреть на наш дом одно удовольствие, такой он новый и красивый: песочно-желтый, девятиэтажный, с длинными балконами и узором из красных кирпичей на торцевых стенах. Если бы только не подходы к нему… Когда-нибудь здесь появятся аккуратные асфальтовые дорожки, клумбы и детские площадки, но пока вместо этого планируемого благоустройства лишь взрыхленная земля, разнообразный строительный мусор и канавы, в которые уже три раза проваливался пьяница местного значения, мой новый сосед, отставной вертухай Бережков, а один раз угодил кто-то трезвый, плохо знакомый с топографией новостройки.

Я перешел канаву по узкой грязной доске, вошел в свой подъезд, достал из почтового ящика «Комсомолку» и письмо, почему-то без обратного адреса. Предназначалось оно мне, хотя я так и не смог вспомнить, чей это почерк. Решил прочесть его дома и пошел на свой третий этаж.

Щелкнул замок, я шагнул в прихожую, хотел весить сетку на вешалку и остановился с нелепо вытянутой рукой.

Это была не моя прихожая. Вместо досок пола рыжего цвета — великолепный блестящий паркет, вместо зеленой краски, какой обычно покрывают стены в прихожей — красивые сине-черные обои с полуабстрактным рисунком. Вместо моей простенькой ширпотребовской вешалки — ультрасовременное сооружение из меди, которое и вешалкой-то назвать казалось нетактичным. Произведение искусства, а не вешалка. Место стандартного плафона над дверью в туалет занял элегантный светильник, а сама дверь была не больничной-белой — приятной для глаз синей, гармонировавшей с обоями. Ни такой вешалки, ни таких обоев, ни такого светильника я никогда не видел ни в кино, ни в магазинах, ни в чьей-нибудь квартире. Все это было до ужаса красиво и, без сомнения, очень современно, а из прихожей я видел комнату, напоминающую декорацию для фильма о современном западном бомонде.

Первое, что пришло мне в голову — я ошибся квартирой, по рассеянности проскочил выше или не дошел до своего этажа. А то, что ключ подошел к замку — в конце концов при нынешней стандартизации такие вещи происходят не только в фильме Эльдара Рязанова и юмористических рассказах, но и в жизни. Мне приходилось слышать о таких случаях, а теперь это произошло со мной. Мелкая бытовая хохмочка.

Я забрал сетку и осторожненько, неслышно ступая, вышел на площадку. Оказавшись в неловком положении, самое лучшее — как можно быстрее выпутаться.

И все-таки я не ошибся ни площадкой, ни дверью! Та незнакомая роскошная квартира была двенадцатой, моей, а на двери соседней одиннадцатой, где обитал пьяница местного значения Бережков, белела знакомая царапина от пола до замка, оставленная кем-то из его дружков. И возле моей, двенадцатой, лежал старенький, привезенный из общежития половичок. Это была моя квартира.

И я снова вошел в великолепную прихожую, повесил сетку на произведение искусства, снял туфли и вошел в комнату так неожиданно ставшую чужой. Комнату? Ну да, моя квартира состояла из одной-единственной комнаты. Сейчас, неизвестно откуда, появились еще две, значит, двух лишились соседи, но пока что не слышно, чтобы они взволнованно метались, чтобы они заметили. Правда, они могли еще не вернуться с работы…

Тут я заметил, что старательно думаю о второстепенном, не решаясь задать себе главный вопрос — кто это устроил и зачем? В отлучке я пробыл максимум тридцать пять минут. Не в человеческих силах за такой срок настелить паркет, оклеить стены обоями заменить лампы, привезти и расставить мебель, привести квартиру в такой вид, словно она пребывает в нынешнем великосветском состоянии месяц по крайней мере. Не говоря уж о том, что не в человеческих силах добавить две лишних комнаты. Люди такого не могут, по крайней мере — пока.

И мне стало страшно. Просто первобытно страшно. Я сидел в великолепном кресле у великолепного стола посреди великолепной гостиной, и меня бил озноб. Хотелось сесть спиной к стене, чтобы никто не прыгнул сзади, хотелось бежать, но куда? От кого? От чего? И к кому? Я не сплю, я не сошел с ума. Мир не изменился. Кроме моей квартиры.

Я распечатал письмо и стал читать. Внешне оно не выглядело необычным — конверт, какие продают в киоске на углу, текст умело, без помарок отпечатан на пишущей машинке.

«Уважаемый Борис Петрович! Без сомнения, вы удивлены и, вполне вероятно, напуганы случившимся. Хотим сообщить вам, что волноваться и бояться не нужно. В случившемся с вами нет ничего сверхъестественного или мистического. Обстановка квартиры, деньги и машина (еще и машина!?) принадлежат вам лично, и вы можете распоряжаться ими, как сочтете нужным. Деньги настоящие, и пользование ими не связано с какими бы то ни было сложностями. Что касается Жанны, то здесь вы также свободны в своем выборе. Советуем ни в коем случае не обращаться в органы милиции или иные аналогичные организации — это для вас чревато».

Я отложил письмо. Это для вас чревато… «Палажи под втарую скамейку тыщу руб. новыми, стукнешь ментам — тебе хана». Похоже? Нисколько. Такие письма пишут, когда хотят что-то от тебя получить, но здесь противоположное — от меня ничего не требуют, наоборот, только дают, а неприятное грозят, если я это сдам властям. Странные шантажисты, шантажисты навыворот…

Действительно, почему бы не набрать 02? Приедет капитан или лейтенант с институтским ромбиком, мне без труда удастся убедить его, что все это не мое и никогда моим не было — я не вороватый завбазой и не подпольный валютчик, я простой программист. Все это богатство скорее всего конфискуют. Интересно, будет ли оно считаться кладом, найденным мною и переданным государству? И… Что? Неизвестный в темном подъезде, сопя, сует мне нож под ребро? Четверо неизвестных заталкивают в машину и увозят?

Дело даже не в обещанных неприятностях, хотя и они — не сахар. Я могу так никогда и не узнать, кто это сделал и для чего, а ведь я страшно любопытен, да и не одно любопытство двигало бы любым, попавшим в такую ситуацию. Еще и долг — долг исследователя, если хотите. Человек, столкнувшийся с таким, просто обязан докопаться до сути — не ради славы, не ради любопытства. Жажда познания, вот что это такое. Если есть загадка, она должна быть решена.

Письмо прояснило кое-что, но одного я решительно не понимал — кто такая Жанна. Слово написано без кавычек — имя женщины? Но где она в таком случае?

Я встал и начал обыскивать квартиру — медленно, методично, как сыщики в романах.

Мебель была великолепной, ковры тоже, одежда, — такую должно быть, носят миллионеры или еще не свергнутые короли. Огромный цветной телевизор, стереомагнитофон, подключенный к квадрофонической системе и установке цветомузыки. Кухня — скопище технических новинок, призванных максимально облегчить труд хозяйки. Ванная — цветной кафель, озонаторы и куча других приспособлений, назначения которых я не знал. Деньги я нашел в секретере, по приблизительным подсчетам, их оказалось сорок три тысячи в рублях, пять тысяч в долларах и еще десять тысяч в неизвестных мне банкнотах. Для живущего на одну зарплату скромного программиста более чем достаточно…

Огромный холодильник забит разными деликатесами, бар — не менее полсотни бутылок, я узнал три-четыре марки, про которые слышал или читал. Миниатюрный рай. Эдем на одного. На одного ли?

Во время обыска я убедился, что Жанна — имя женщины, и появление этой женщины здесь был предусмотрено. Половину гардероба составляла женская одежда, а в секретере лежали футляры с украшениями — золото и драгоценные камни. Мои неизвестные благодетели были кем угодно, только не крохоборами, и уж безусловно людьми со вкусом. Людьми? Не знаю, не знаю…

Одна маленькая странность — вместе с моими старыми пожитками исчезли все мои книги. Библиотека у меня была небольшая, но хорошая, я подбирал ее семь лет, и если что-то огорчило, так это исчезновение книг.

Зная, что анонимные филантропы боялись крохоборства как черт ладана, логично было предположить, что вместо моих пропавших книг появится масса новых, дорогих и дефицитных. Однако ни одной книги в квартире не было. Думать и над этим ребусом мне уже не хотелось. Хотелось есть.

После того, как я ознакомился с содержимым холодильника, моя авоська с бутылкой кефира, двумя плавлеными сырками и банкой хека в масле, казалась инородным телом. Я отнес ее на балкон, вернулся в гостиную и сел пировать, прихватив из бара какую-то красивую бутылку. Интересно начинается отпуск, право…

Звонок в дверь, мелодичный, нисколько не напоминавший звук старого, раздался минут через сорок. К тому времени, несмотря на обильную и вкусную еду, я успел немного опьянеть и уже не боялся никого и ничего, даже неизвестных филантропов. Впрочем, не было смысла их бояться — неприятностями они грозили, если я обращусь в «иные аналогичные организации»…

Первый раз я окаменел часом ранее, обнаружив, во что превратилась моя квартира. Второй раз — сейчас.

Удачнее всего было бы сказать о ней одним единственным словом — Совершенство. Мисс Вселенная. Самые синие в мире глаза, самые красив светлые волосы, даже не прикасаясь к ним, чувствуешь, какие они легкие и пушистые. Фигура… губы… улыбка…

На ней были обыкновенные джинсы и голубой батник, но это не имело значения: если напялить на нее рогожный мешок и поставить рядом с королевой я парадном платье со всеми регалиями, никто и не взглянет на королеву, все станут, разинув рот, глазеть на это чудо, мисс Вселенную.

Она улыбнулась, и от этой улыбки где-то на другом конце Галактики полыхнула сверхновая, а я понял, что погиб, и окончательно, любой на моем месте погиб бы…

— Боря, вы меня впустите наконец?

— Я… мы… вы… — сказал я. — Пожалуйста… Протрезвел я мгновенно, но язык решительно отказывался повиноваться. Если это сон, просыпаться я не хочу. Проходя мимо, она задела меня плечом, ее волосы коснулись моего лица, и я вдохнул приятный легкий аромат незнакомых духов. Я посмотрел в зеркало — оттуда на меня растерянно пялился Борис Петрович Песков, двадцати шести лет от роду, не урод, но и не в коем случае не первый парень на деревне. Среднестатистический молодой специалист. О научной работе не думал, рацпредложений не вносил, изобретений не делал и вряд ли сделаю, фантастических рассказов не публиковал даже под псевдонимом, потому что к литературному творчеству неспособен. Смею надеяться, что не совсем серенький: знаю много, читаю много, в компании не ударю лицом в грязь сумею поддержать и веселье, и умный разговор. Таких миллионы — средние скромные люди, умеющие с должной самокритичностью оценить себя и потому не претендующие на что-то большее, чем они есть. Типичные представители определенной социальной категории. Почему же тогда именно со мной случились эти странности? Чем я их заслужил или в чем провинился по большому счету вселенской бухгалтерии?

— Боря, идите сюда, — позвали из комнаты, и я покорно пошел.

— Здравствуйте, — сказал я. — Вы Жанна?

— Да, — ответила она, открыто глядя мне в глаза. — Боря, вы очень удивлены?

— А как бы вы думали? — спросил я. — Не могли бы вы мне объяснить, кто со мной все это проделывает и зачем?

— Не могу, — сказала она. — Не обижайтесь Боря, так надо. Скоро вам расскажут все.

— И долго ждать?

— Вряд ли долго.

— Уже лучше, — сказал я, — Ну, а вы? Чем обязан счастью видеть вас в сих чертогах?

— Понимаете, Боря… — она, кажется, смутилась. — Я — ваша жена.

— Елки-палки, — сказал я. — Вы это серьезно?

— Серьезно, у меня и документы есть… Вы хотите меня прогнать?

— Нет-нет, что вы, Жанна, — на этот раз смутился я. — Зачем же сразу гнать… то есть… в общем, я совсем не то хотел сказать, не в том смысле, что вас нужно гнать… Вы, может, есть хотите?

— Хочу.

Я помчался к холодильнику. Пока она ела, не спеша и очень воспитанно, я стоял на балконе и смотрел вниз. Внизу ходили обычные люди, занятые обыденными делами и развлечениями. Две подружки из второго подъезда весело играли в бадминтон на свободном от канав и мусора пятачке. Мальчишки возились с красным мопедом, мопед громко тарахтел и чадил на весь двор. У моего подъезда выгружали мебель припозднившиеся новоселы. Студентка с третьего этажа прогуливала большую палевую овчарку, пес задирал ногу возле обломков бетонных плит и ржавых железяк. От автобусной остановки по сложной траектории, которую я не взялся бы рассчитывать, двигался Бережков и нес две бутылки вермута. Как это ни удивительно, на сей раз он ухитрился благополучно форсировать канаву.

Вокруг продолжалась обычная жизнь. И мальчишки с мопедом, а Бережков с вермутом, и махавши ракетками девчонки, и все остальные — никто не видел никаких изменений, для них этот день оставался обычным днем. Рядовой день одного из летних месяцев тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.

Именно их поведение успокоило меня, я перестал бояться за свой рассудок. Просто со мной случилось Необычайное. В какой-то мере это даже интересно, раньше жилось скучненько, пресновато. Что ж, теперь не заскучаешь, теперь просто некогда скучать… Взглянуть, как там Жанна?

В столовой ее уже не было. Я нашел ее в спальне, она легла поверх одеяла, сбросив только туфельки, подложив ладонь под щеку. Либо спала, либо очень ловко притворялась. В ее лице не было ничего пугающего или сверхъестественного. Не привидение, не ведьма — хотя откуда я могу знать, как выглядят ведьмы, если никогда их не встречал? Молодая красивая девушка. Моя жена.

Я вернулся в гостиную. Чувствуя себя одновременно Джеймсом Бондом, Штирлицем и любопытной Варварой, открыл сумочку Жанны. Паспорт — Пескова Жанна Федоровна, русская двадцати трех лет, прописана в моей квартире со вчерашнего дня. Паспорт тоже выдан вчера — на новую фамилию, надо полагать. Свидетельство о браке — если ему верить, вчера мы с Жанной, оказывается, зарегистрировались. Комсомольский билет, взносы уплачены. Пропуск в один из наших НИИ. Красивый тюбик губной помады. Всякие женские мелочи — гребешок, зеркальце и тому подобное. Автобусный билет. Деньги — одиннадцать рублей потрепанными бумажками и мелочь. Ключ от моей квартиры, новенький, как две капли воды похожий на мой.

Документы я исследовал внимательно, они выглядели самыми настоящими — хотя какой из меня специалист по распознаванию фальшивых документов? И вообще — любой школьник, если он прилежно читает детективы, знает, что любая разведка штампует прекрасные поддельные документы, которые можно отличить от настоящих лишь с помощью сложных и трудоемких исследований.

Но я не нужен ни одной иностранной разведке. Государственных, военных, экономических и прочих тайн, коих домогаются ЦРУ, БНД, МАД и остальные, я не знаю. Наш вычислительный центр никогда не был связан с секретными работами. Ну и, наконец, ни одна иностранная разведка не смогла бы сотворить из ничего две новые комнаты… кстати, что там с комнатами? И Бережков, и соседи из тринадцатой давно вернулись с работы, но никто не поднял шума, следовательно, их жилплощадь в целости и сохранности.

Я разыскал ключи и пошел в гараж смотреть машину. «Волга» вполне соответствовала квартире — светло-голубая, обтянутые коврами сиденья, кондиционер, стереомагнитофон, какой-то особенный руль, нестандартные колпаки колес, фары, обивка салона. От обыкновенной серийной машины она отличалась, как венский экипаж от простецкой арбы, не средство передвижения, а роскошь…

Потом я запер гараж и немного постоял, глядя на людей во дворе. Я чувствовал, что отделен от них невидимой стеной. Им оставаться в ритме повседневности, мне разгадывать загадку, может быть, самую хитроумную за всю историю человечества. Получалось, что я уже не один из них, не прежний Песков, исправно работавший с восьми до пяти, вовремя плативший взносы и толкавшийся в очереди за бананами…

Жанна спала. Я устроился перед телевизиром, приглушив звук, и стал смотреть вторую серию трех мушкетеров. Они радовались красавице и кубку, разгадывали козни и разрушали их, дрались — правда, шпаге было отведено обидно мало места, первенствовал вульгарный мордобой, а д'Артаньян с мучительным раздумьем в глазах пытался понять, с какой же стороны, черт возьми, у его шпаги эфес…

Интересно, что сделал бы на моем месте д'Артаньян — не этот шут из телефильма, а тот, из романа? В первую очередь влюбился бы в Жанну. Предположим, это случилось и со мной, а дальше? Ведь несмотря на то, что его имя прочно спаялось с понятием романтики, хотел он сугубо материально — денег, повышений. Это в первом томе мушкетеры по молодости лет очертя голову бросались во всевозможные авантюры, не сулившие никакой выгоды, кроме поцелуев и приятного чувства победы над врагом. В последующих темах они во сто раз рассудочнее, меркантильнее, расчетливее, очень грустное зрелище — четверка друзей двадцать лет спустя…

Вероятнее всего, гасконец, дитя своего дымившего кострами инквизиции века, провонявшего ладаном времени, несомненно, принял бы все за козни сатаны, стремящегося заполучить очередную грешную душу.