Утро выдалось препаршивейшим, да и настроение к утру стало соответствовать погоде более чем. Снаружи – пронизывающая до костей сырость, холод, туман; в душе – раздражение, усталость, обида на судьбинушку… Нет, блин, ну надо ж, чтоб такая невезуха, а? Середина ясного, солнечного в этих широтах июня – и вдруг именно вчера зарядил к ночи дождь, поначалу не дождь даже, а так, просто морось, но противная, осенняя, никакими синоптиками не спрогнозированная. Резко похолодало, лес стал наполняться влагой, как губка… Абыдно, да? Ну почему не завтра, почему не на прошлой неделе?

Он смахнул с носа каплю, упавшую с ярко-зеленого глянцевого листа. Весь вечер накануне Мазур, уже втянувшись в ритм, мужественно пер к цели, напролом через лес, сквозь заросли и сгущавшиеся сумерки, сквозь сыпавшуюся с неба водяную пыль, наплевав на маскировку, на предательский хруст веточек под ногами, силясь лишь не сбиться, выдержать направление и темп. Пер, сжав зубы, не обращая внимания на гудящие ноги и заходящееся сердечко.

Потому что – надо. Однако из-за обложивших небо туч стемнело значительно быстрее, нежели он рассчитывал, да и морось чуть погодя усилилась, превратилась в настоящий дождь, несильный, но мерзкий, унылый, монотонно шуршащий в листве над головой. Видимость упала метров до пяти, скорость продвижения замедлилась – и вот только тогда Мазур остановился. Огляделся, шумно втягивая воздух через ноздри и выпуская через рот, успокаивая сердчишко. Темнота, тишина и безлюдье вокруг. Только скотский дождь по-прежнему шебуршит в кронах деревьев.

И он сдался. Ладно, так и быть. Привал. Все равно в такую сволочную погоду ни одного ориентира не разглядишь, да и эти вряд ли решатся продолжить погоню. Наверняка уже поставили, гады, палатку и сейчас жрут разогретые на бездымном костерке консервы, в тепле и сухости…

Впрочем, нет, одернул он себя. Эт-то вряд ли. Эт-то вы, товарищ адмирал, просто-напросто брюзжите по-стариковски. Не могут преследователи двигаться кучно, одной группой, сколько бы их ни было – ну не совсем же они идиоты. Наверняка растянулись цепью и неторопливо просеивают лес. И палатки у них нет… А вот рации, в отличие от Мазура, есть стопудово. И, может быть, автоматы. И, вероятно, приборы ночного видения. И прочие хитрые штучки, предназначенные для обнаружения незваных гостей хоть в град, хоть в пургу… Почему бы и нет?

Главное – сигареты у них точно есть, бли-и-н. Курить хотелось зверски. Особливо в дождик. Он проглотил слюну и постарался вытеснить упаднические мысли о табаке другими, успокаивающими. «А ежели с другой – с оптимистической стороны, товарищ адмирал, глянуть, – думал он, – так ведь преследователи тоже люди, не роботы, им такая погода аналогично не в кайф. И ребята они подневольные, трудятся исключительно по долгу службы, а не из идейных соображений, не по велению сердца и не в надежде на премию. У них имеется приказ – найти и обезвредить, зато материального стимула никакого нет, откуда стимулу-то взяться… Так что появляется стойкое подозрение: охоту ребятки продолжат только утром, когда распогодится. Тем более что лес большой, а точного месторасположения диверсанта по имени Кирилл Мазур они не знают, чего ж зря под дождем-то мокнуть, у Мазура фора часов пять есть…»

В общем, надо делать привал. Устраиваться на ночлег. Все равно ни хрена не видно, с направления сбиться – раз плюнуть, да и чай не мальчик уже, организм роздыху требует. Да и утро помудренее вечера будет.

Времени для того, чтобы диверсанту Мазуру подобраться к объекту, подлежащему уничтожению, оставалось – до завтрашних четырнадцати ноль-ноль.

Успеем, ежели с утреца пораньше выдвинемся?

Должны.

Пока лес не пропитался влагой насквозь, он в темноте наломал достаточно сухого лапника, устроил себе ночлежку под прикрытием корней заранее присмотренного огромного вывортня, перед отбоем машинально проверил, на месте ли скудные запасы, не растерял ли во время рывка от места высадки.

Так, все на месте. Соль, спички, аптечка – во влагонепроницаемых пакетах, нож, покрытый густой смазкой, – в ножнах на бедре, в кармане – пакетик соды и три метра фала, сиречь тросика из тонких кевларовых нитей в синтетической оплетке… А больше у него ничего и не было. Ни часов, ни компаса, ни, тем более, карты.

Он вздохнул, залез под выворотень, поворочался малость, завел «биологические часы» и – отключился в момент. Отключился в ту же секунду, как только его голова в бандане коснулась локтя, устроенного на камуфляжной куртке, брошенной поверх наломанных ветвей.

А что вы хотите, товарищи мои дорогие? Сказались и изматывающий полуторасуточный, практически непрерывный марш-бросок, и единственная за сутки с половиной трапеза из корешков и с трудом пойманной малосъедобной рыбешки, и… И возраст, знаете ли, сказался, чего уж скрывать.

А приснилось Мазуру, что он сидит в китайском ресторанчике, почему-то возле метро «Войковская», перед ним стоит шкворчащий тъепан, и девушки в расписанных драконами и журавлями нарядах наливают в бокалы сливовое вино. Вот только ногам холодно отчего-то. И вроде бы напротив кто-то сидит, кто – непонятно, но существо явно женского пола. Мазур неторопливо достает из свежевскрытой пачки белый цилиндрик сигаретки, предварительно проводит им под носом, с предвкушением вдыхая аромат табака, потом чиркает спичкой (никаких зажигалок, господа, только спички!), потом подносит треугольничек пламени к кончику сигареты, вдыхает, а потом…

А потом он проснулся. Очнулся резко, и сон как корова языком слизнула. Вместо шкворчания тъепана – унылый шелест листвы над головой, вместо запаха сливового вина – благоухание прелых листьев. А вокруг лес, лес, лес.

Э-хе-хе…

Мазур поежился, возвращаясь к реальности, зябко клацнул зубами и выбрался из-под выворотня. Сторожко осмотрелся. Вокруг все тихо, спокойно и туманно. Дождь закончился. Никто не кричит: «руки вверх!» и прочее «фойер!»

Ну и слава богу. Ну и хорошо.

Лениво сделал несколько упражнений, призванных восстановить бодрость в теле и в духе.

Ни в том, ни в другом бодрости не прибавилось.

Зато хотелось пить, курить, есть и никуда дальше не ходить. Первое желание он более-менее удовлетворил росой с листьев, а на остальные требования организма пришлось прикрикнуть: заткнитесь, дескать. Но затыкаться они напрочь не желали. В брюхе сердито заурчало.

На востоке серело небо, солнце уже встало над невидимым горизонтом, но определить по нему, сколько сейчас времени, не представлялось ни малейшей возможности. Если доверяться «будильнику», было не больше восьми утра. Подсвеченный желтыми лучами восходящего солнца туман, будь он неладен, поднимался выше человеческого роста, путал перспективу, скрывал ямки и кочки…

В общем, утро выдалось пренеприятнейшим. Однако дальше все пошло не так уж плохо.

Вскоре туман рассеялся, окружающий мир приобрел-таки утраченные за ночь яркие краски… и вообще стало не так уж плохо. Более-менее сносно стало. Начало припекать солнце, день обещал выдаться погожим и даже обещал забыть о ночной сырости.

А через час стало жарить так, что пришлось сначала расстегнуть камуфляжную куртку до пупа, а потом и вовсе снять ее: и легче, и просушится быстрей.

Он быстро продвигался по густому лесу, лишь изредка останавливаясь, чтобы прислушаться, не нарушает ли монотонный шум листвы посторонний звук. Внимательно оглядывался по сторонам – нет ли на земле сломанной неловким движением ветки и прочих следов присутствия нежелательных персон. Ветра совсем не было, и потому игра света и тени на листьях и стволах была естественной и спокойной. Похоже, человек сюда забредал редко. И все же, выйдя к небольшому болотцу, он зачерпнул тины и провел рукой по лицу – для боевой раскраски. Привычка, знаете ли, вторая натура…

Перескакивая с кочки на кочку, Мазур добрался до неглубокого, ожившего после ночного дождя ручейка, остановился, поднял глаза к небу, синевшему в просветах между кронами деревьев, еще раз с тоской подумал о куреве и перемахнул на другой берег.

Настроение было не то чтобы веселым, но вполне сносным. Выражаясь заковыристо, его настроение улучшалось вместе с ростом температуры окружающей среды и одновременным уменьшением уровня влажности… А по мере приближения к замаскированному командному пункту настроение так и вовсе скакнуло до верхней отметки.

ЗКП располагался на бережку крошечного лесного озера. Мазур поднялся на пригорок и сразу увидел его – метров сто оставалось. Собственно, это было даже не озеро – так, озерцо, лесная лужица площадью с половину школьного футбольного поля и метра полтора глубиной, не больше. По темной, подернутой ряской глади водоема плавал будущий завтрак…

Мазур определил приближение незваных гостей задолго до того, как увидел их – по крикам всполошившихся птиц. Вот это скорость! Летают, они что ли? Вчера он их минимум на пять часов опережал. Неужто всю ночь шли? Мазур посмотрел на небо. До двух еще время есть, если обойти их сзади, все равно к месту вовремя поспеет. А топают-то как! Будто не диверсанта выслеживают, а на прогулку вышли…

Он углубился в лес и принялся описывать петлю, постепенно приближаясь к преследователям. Когда до тех оставалось не больше полукилометра, стараясь не шуметь, полез напрямик, через бурелом. Бурелом, впрочем, быстро закончился, и тут послышались голоса. Он прикорнул за здоровенным, сплошь покрытым мхом валуном, выглянул и увидел между деревьями лужайку, заросшую высокой травой. На лужайке расположились трое.

Так называемые преследователи выглядели хоть и крепенькими, но, на первый взгляд, вполне безобидными. Они вольготно раскинулись на уже подсохшей траве и деловито трапезничали, запивая поздний завтрак весьма подозрительной мутной жидкостью из литровой бутыли. Один в «комке», сиречь в камуфляже, прислонившись к ближайшему стволу дерева, беспечно пускал вверх клубы сигаретного дыма. Двое других были в гражданском. Тот, что постарше, скинул плащ и болотные сапоги и блаженно вытянулся на земле поближе к бутылке. А самый молодой с остервенением крутил ручку допотопного портативного приемничка. Рядом валялись явно самодельные корзины, с какими за ходят грибами. Корзины были пустыми.

Мазур затаил дыхание и вжался в траву, слился с ней – хотя куда уж, казалось бы, сильнее вжиматься, сливаться-то… Жары и сырости он уже не замечал, привык за двое суток лесного бродяжничества. Нет, вот режьте меня, но на преследователей эти трое никак не походили. Они никуда не торопились, они ни от кого не таились. Одно смущало: какие на хрен грибники в Подмосковье в середине июня? Разве что – по сыроежки пришли?

Сквозь скрипы и хрипы из динамика приемника продирался задорный голос:

Хозяин говорящего ящика радостно осклабился.

– Классно поет! – громко сообщил он сотрапезникам. – «Король и шут» – это круто!

– Херня это все, Серега, – поднимаясь, с видом бродячего философа буркнул камуфляжный. – Ну, чего расселись. Пошли. Не ровен час, в магазине все пораскупят. Выходной, чай… Опять придется весь день это Светкино пойло хлебать.

Остальные нехотя стали собираться. Старший, кряхтя, натянул сапоги, подхватил пустую корзинку, запихнул в нее плащ, с тоской глянул на опустевшую бутылку и потопал вперед. Камуфляжный снова закурил и потрусил следом, а владелец приемника, собрав остатки нехитрого завтрака, долго и пристально смотрел на опорожненную емкость, будто ожидая, что на дне что-то заплещется. Не дождавшись чуда, он отбросил бутылку в кусты и двинулся следом за другими. Топал он, как хорошо пообедавший мишка, да и радио орало на весь лес, не стесняясь:

Мазур перевел дух. Вот всегда так… Крадешься, прячешься, от каждого шороха вздрагиваешь, погони ждешь. А вместо нее – напарываешься на мирную компанию алкашей, спокойно совершающую вояж за бухлом в соседнюю деревню.

Вот только фиг ли они через лес ломанулись, а не по дороге? Ведь есть же тут дорога, Мазур собственными глазами на карте в штабе видел…

Ладно, проехали. В любом случае, в задании сказано, что он должен избегать любых контактов с людьми, не важно – гражданское это население или же нет. Вот и избегаем.

От опушки до ЗКП пришлось ползти – место было открытое. А тут, как назло, небо снова затянуло тучами, заморосил дождь. Трава стала мокрой, и в первые же минуты он опять промок до нитки. Но вот к запаху прелой земли примешался едва заметный запах металла, и Мазур разглядел в пелене дождя небольшой блиндажик. Весьма качественно замаскированный, следует признать. В жизни не заметишь, мимо пройдешь, если, конечно, не знать, что ищешь.

Мазур скользнул в темноту через узкую амбразуру, вытащил коробок из непромокаемого пакета, чиркнул спичкой – и обнаружил на грубо сколоченной лавке телефон. Огромный, из черного эбонита. Без диска. Толстый провод в матерчатой оплетке уходил куда-то под земляную стену. Мазур снял с рычагов тяжеленную, скользкую от сырости трубку, поднес к уху.

В трубке щелкнуло, пискнуло, зашуршало. Он произнес пароль, и тут же равнодушный мужской голос в ответ дал последние координаты – на этот раз уже самого объекта. Мазур прикинул – недалеко, к четырнадцати ноль-ноль точно успеет.

Дождь, закончился так же быстро, как и начался. Снова светило солнце. Он с надеждой посмотрел в сторону озерца. К его радости, серая неуклюжая утка вышла из воды и с интересом пристально изучала берег у себя под лапами.

Несколько секунд потребовалось на то, чтобы найти нехитрого живца, прицепить его к тросику и аккуратно, чтобы не спугнуть, метнуть поближе к пернатой твари. Как и предполагалось, утка мгновенно заметила аппетитную приманку и натурально ею заинтересовалась. Мазур начал медленно выбирать тросик, и завтрак покорно двинулся за живцом.

Как только утица оказалась в пределах досягаемости, он резко накинул на нее петлеобразный конец веревки… Шансов у пернатой не было ни одного. Мгновение – и тонкая шея свернута. А еще через двадцать минут освежеванная тушка сочно поблескивала капельками жира на импровизированном вертеле из найденного в блиндаже куска стальной проволоки…

Вот тогда он и совершил первую ошибку. Нельзя, нельзя было расслабляться, поглаживая сытое брюхо, и беспечно предаваться нехитрым буколическим и гастрономическим радостям. Э-э-х, старость… Идиллическая лесная тишина расслабила, притупила бдительность.

Сзади кто-то, подкравшись бесшумно, намертво обхватил шею, слегка придушил и резко поднял на ноги. Чьи-то руки, обыскивая, профессионально прошлись по телу. Из-под опущенных век он рассмотрел противников.

Трое… Один сзади, один напротив с пистолетом и третий – слева. Не те грибники, что встретились давеча. Хотя тоже дилетанты, кто ж так берет языка…

Мазур резко ударил в пах стоявшего напротив, не опуская ноги, махнул вправо, достав носком другого. Не останавливаясь и не думая, автоматически закинул руки за голову, схватил заднего за длинные лохмы и перекинул через себя. Аккурат на того, который от боли согнулся пополам напротив. Сцепил руки в замок и с размаху въехал по челюсти правому. Схватил патлатого за воротник, развернул и вцепился всей пятерней в морду.

В этот момент очухался тот, что с пистолетом, поднялся на колено, другой ногой провел подсечку, и Мазур рухнул на землю, увлекая за собой волосатого. Рывком отбросил его, перекатился набок и пружинисто взвившись, встал ноги.

Успеть нанести удар ближайшему противнику, развернуться к вооруженному пистолетом и со всего маху зазвездить бедолаге ногой под ребра. Уклониться от кулака третьего и врезать ему по челюсти… На это ушло два удара сердца. Не дожидаясь результата, Мазур снова прыгнул к пистолетоносцу, ткнул тому растопыренными пальцами в глаза, выбил оружие из разжавшееся ладони – описав дугу, черный ствол с плеском шмякнулся о воду. Все, пропал пистолет…

Мазур зазевался и тут же получил удар по печени. Не страшно. Сделал вид, что падает, одновременно меняя позицию так, чтобы солнце слепило нападавших, сгреб левой рукой горсть мягкой земли и швырнул в лицо лесному разбойнику. Выпрямился, увернулся от удара ногой… Сам, сделав обманный выпад, въехал одному по ребрам, другому носком сапога в висок. Удар, как и планировалось, прошел по касательной.

А дальше – задачка для новобранца: отмахнуться от троих безоружных, хоть и подготовленных, но деморализованных противников, по возможности избегая их ударов, держась на безопасном расстоянии и не позволяя напасть со спины…

Они кружили еще несколько секунд. И вот один уже лежит мордой в прибрежной ряске, другой тихо постанывает, обхватив руками буйну головушку, а последний – нога, что ли, сломана? – с подвываньем ползет к лесу. В два прыжка Мазур догнал его, заломив руку за спину, подтащил к остальным. Быстро скрутил всех троих жгутом из их же собственных курток, заткнул пасти первым, что подвернулось под руку, проверил, не слишком ли сильно повредил организмы горе-боевиков – не слишком, не помрут, а путы перетрут через полчасика осколком камня – к этому времени Мазур будет уже далече.

Он с интересом осмотрел трофеи. Пленники злобно зыркали глазенками. Мазур молча им подмигнул. А чего тут разговаривать-то? Ничего полезного. Единственная рация треснула во время боя (да и не нужна ему рация), а нож у него и свой имеется. Часы, компас? Так направление он теперь и сам знает. Вот разве что курево пригодится…

Он несколько раз глубоко набрал в легкие воздух, восстанавливая слегка сбившееся дыхание. Постоял несколько секунд, покурил трофейную сигаретку, затоптал окурок и, не оборачиваясь, двинулся в сторону объекта.

Объект находился прямо перед ним, любуйся, сколько влезет. Мазур и любовался, выбрав под наблюдательный пункт небольшой пригорок, поросший не слишком густым кустарником. Объектом был небольшой завод. Вернее, то, что от него сохранилось, – а сохранилось, надо сказать, не слишком много. Крайне плачевный вид заводских строений наводил на мысли о послевоенном Сталинграде, а прилегающая территория вызывала в памяти Зону из фильма далекой юности – «Сталкер».

Тут и гадать не приходится, отчего да почему, да как так вышло. Банальнейшая до тошноты история глупости российской. Разрушен завод был не столько временем, сколько людскими стараниями. Сперва постарались те, кто вдруг начал по всей стране закрывать вот такие же там и сям разбросанные заводики, принадлежавшие ВПК. Новые хозяева страны почему-то вдруг решили, что обороняться нам более не от кого, а о проживавших в маленьких городах и поселках людях, которым работать кроме как на этих заводиках было негде, понятное дело, никто не подумал. Ну, а поганое дело разрушения довершили как раз эти самые люди, растащившие брошенный завод вплоть до самого распоследнего гвоздя.

И вот теперь Мазур сквозь кусты любуется не на сполохи сварки в замызганных окнах и не на фланирующих по двору бодрых работяг, а на огроменную бетонную коробку без дверей и оконных рам, с крошащейся кирпичной кладкой и мусором внутри.

Вся прилегающая к заводу территория поросла бурьяном, среди коего догнивают ржавые останки каких-то механизмов и транспортных средств. В траве утонули порыжевшие рельсы подъездных путей узкоколейки, кое-где еще торчат чугунные головы железнодорожных стрелок, не сгодившихся ни в хозяйство, ни на продажу…

В общем, унылая картина, глаз не радует. А не радует, главным образом, вот по какой причине: бурьяном-то, конечно, тут все поросло основательно, да только местность вокруг завода остается все равно открытой и с высоты заводских этажей распрекрасно просматривающейся. Было бы кому просматривать. А просматривать есть кому – энто точно, энто к бабке не ходи. И поскольку часовые не поднимают любопытные головы, не перекликаются и не выдают себя сигаретными огоньками, стало быть, ребятки эти ученые, кое-что в охранном деле соображающие…

И как прикажете подобраться незамеченным? Разумнее всего было бы дождаться темноты. Да вот только времени нет никакого ее дожидаться.

Эх, будь у Мазура под командованием хотя бы парочка ореликов, рядовых бойцов героического спецназа при полном боекомплекте, все бы вмиг упростилось до невозможности. Взяли бы сей оплот на раз-два. Схемы давно известны и отработаны, как у пианиста гаммы. Пока один прикрывал бы шквальным огнем, двое прорвались бы к зданию, а оказавшись внутри, враз устроили бы там маленький блицкриг, Ватерлоо и Варфоломеевскую ночь вместе взятые… Но нет с ним ореликов, Мазур один-одинешенек, и к тому же, прямо как в том фильме, без оружия, а, стало быть, волей-неволей должен оставаться невидимкой до самого последнего момента. Вариант заблудившегося грибника, алкаша, ищущего среди развалин интимного уединения с бутылкой и тому подобных инсценировок Мазур даже не рассматривал – успокоят сразу, не вступая в беседы.

В общем-то, с вариантом он уже определился – после того, как обошел, вернее, прополз вдоль периметра завода и со всех сторон осмотрел подходы. Между прочим, как бы не прятались часовые, он срисовал расположение постов. Имеется, знаете ли, некоторый опыт по этой части. Посты, следовало признать, расставлены грамотно. Однако, как верно замечено не нами, ни в чем нет идеала, он недостижим, а слабые места имеются во всем. Главное, нащупать их. И Мазуру казалось, что он нащупал. Пора за работу.

Собственно говоря, Мазур и не оттягивал начало акции. Он просто ждал, когда над головой пройдет замеченная им дождевая туча. Слабенькая надежда на дождь. Нет чтоб не вчера поливать со всей дури, а погодить бы до сегодня! Завеса дождя – она ж какая-никакая, а помощница диверсанту… Но туча прошла стороной, и выжидать более не было никакого смысла.

Мазур отполз в лес, скрываясь за кустиками пробрался к заранее намеченному месту. Место это являло собой пятачок, заваленный всевозможным металлическим и прочим хламом. Хлам во время оно выбрасывали в лес прямо через забор, от которого сейчас сохранилось лишь бетонное основание. Возле каждого предприятия обязательно обнаружится подобная стихийная помойка – памятник русской лени.

И хотя уже давно никто ничего сюда не выбрасывал, и все мало-мальски ценное давно было растащено, однако среди ржавого барахла люди понимающие все равно могут отыскать массу полезнейших вещей. Во всяком случае, для Мазура тут нашлось все, что требуется. Скажем, в засохшей краске дырявое ведро – разве это не сущий клад для диверсанта? Из подручных средств он быстро соорудил нехитрый подарочек из арсенала рэмбовских сюрпризов.

Теперь пришла пора выдвигаться на позицию. Мазур выбрался к тому месту, где узкоколейка выходила из леса. Задумка была проста.

Возле самой разгрузочной рампы рельсы были уложены заподлицо с бетоном, а по обеим сторонам колеи имелась пусть не слишком высокая, однако же насыпь. Прижавшись к ней крепче, чем к любимой женушке, можно подползти незамеченным. Конечно, не к самому заводу, но сократить расстояние примерно вдвое можно, а это уже кое-что, согласитесь.

Мазур выскользнул из леса, под прикрытием фундамента ограды подобрался к бывшим воротам, сквозь которые некогда въезжали на территорию вагончики. Подполз к невысокой насыпи.

Под животом зашуршал щебень. От частично прогнивших шпал все еще шибало в нос креозотом. Мазур змеей заскользил вперед… И его пронзило знакомое, не единожды испытанное ощущение, всякий раз будоражившее кровь чем-то неописуемым, незнакомое для того, кто сам не переживал подобного… Азарт! Увы, в последнее время это ощущение Мазур стал забывать.

Пока не было признаков того, что он замечен. Однако Мазур не обольщался. То, что по нему не ведется прицельная стрельба, ровным счетом ничего не значит. Умная охрана ни за что не стала бы палить. Что попадешь – не факт, а вот диверсанта вспугнешь точно, и тот совершенно безнаказанно может ретироваться в лес. Гораздо логичнее прикинуться лопухами, приготовиться к встрече и дождаться, когда диверсант сам упадет в распахнутые объятия.

Он не спешил, но и не мешкал, потому что заготовленный им в лесу сюрприз должен был сработать минут этак через пятнадцать, и эти минуты были уже на исходе.

Забитый землей переезд уже совсем близко, именно у этого переезда заканчивалась прикрывающая Мазура насыпь. Ну все, дополз…

Мазур не стал высовывать голову и оглядываться. Все, что надо, он рассмотрел еще раньше и прочно держал в памяти. Теперь оставалось лишь собраться для решающего рывка. Задумка его была проста.

Там, на лесной помойке из нижней части пластиковой бутылки, разнообразной ветоши и ведра с засохшей краской он соорудил примитивный запал. Сейчас тлеют тряпки, потом расплавится пластиковое дно бутылки, потом полыхнет краска в ведре и огонь расплавит волокна капроновой веревки, которым удерживается согнутое дерево. Распрямившийся ствол подбросит вверх привязанный к верхушке всякий металлический хлам, швырнет его в заросли. Громкий внезапный шум заставит караульных на миг обернуться в ту сторону. Будь ты хоть чемпионом по караульному делу – все равно против рефлексов не попрешь. И этого мига Мазуру должно хватить, чтобы пробежать полтора десятка метров и оказаться в мертвой зоне, не просматривающейся сверху с территории завода.

Впрочем, Мазур не исключал, что ничего не произойдет, что вплетется-вмешается какая-нибудь случайность. Уж больно ненадежна его импровизированная катапульта, ведь случается, даже хитромудрая электроника сбоит, а тут…

Мазур был собран и готов к броску, поэтому, когда с другой стороны завода донесся треск и лязгающий грохот, он взмыл, будто подброшенный мощной пружиной, и понесся по растрескавшемуся бетону, что твой спринтер с низкого старта.

Все! Получилось!

Он припал к шершавой стене заводика. Сердце отчаянно колотило в ребра. Последствия рывка он чувствовал нутром и всеми прочими частями организма.

Мазур бесшумно переместился к пустому оконному проему и обратился в слух. Вроде бы тихо… Нет, ни фига: изнутри донеслись шаги человека, спускавшегося по лестнице. Непонятный переполох в лесу встряхнул охранничков – решили обойти объект.

Бесшумно передвигаться у человека внутри объекта не получалось – не то хреново обучен был, а, скорее всего, считал осторожность ненужной и излишней. По хрусту и шороху Мазур легко определял, где тот находится и в каком направлении движется. А направление такое, что человек движется аккурат вдоль этой стены и вскоре окажется напротив окна.

Мазур примерился, оценил траекторию и прочие необходимые параметры, прокачал в голове последовательность действий, подобрался… Пора. Мощно оттолкнулся обеими ногами от земли, перемахнул, опершись на руку, через оконный проем и приземлился на полусогнутых точнехонько перед замершим от удивления бугаем в черном комбинезоне. И сходу отработал сложенными «клювом орла» пальцами удар в горло. Такой удар, ежели без промаха угодишь в нужную точку, вмиг отправляет человека на небеса, тот даже не успевает осознать, а что с ним, собственно, произошло. А произошло то, что Мазур планировал.

Он завладел трофейным оружием, быстро осмотрел его – полный магазин, пять толстеньких, черных патронов. Обыскал бесчувственное тело – ни черта интересного, и огляделся. Никого. Тишина и пустота вокруг.

Значит, как он и предполагал, все бандитские силы сосредоточены на втором этаже. Первый этаж представлял собой бывший цех с высоченными потолками. На втором этаже, в бывших кабинетах заводской администрации, согласно полученной оперативным путем информации, некое бандформирование, напропалую торгующее оружием, устроило временный склад предметов своих негоций. Партия приличная. Покупатели должны приехать под вечер. Что за покупатели и на кой им оружие – неизвестно. Оружие потом может всплыть в Чечне, а равно Дагестане, или расползтись по черным рынкам страны. А то и какими-нибудь окольными путями отправиться в Ирак, где стволы сейчас, ясное дело, покупают охотно и помногу. Задача, поставленная перед Мазуром, проста, как банный лист на мокрой заднице – не дать оружию покинуть завод. Хочешь – взрывай весь завод, хочешь – взорви помещение с оружием, хочешь – перебей всю охрану и уничтожь партию, дело твое…

Лестница наверняка под присмотром. Мазур перемещался по бывшему цеху от бетонной колонны к бетонной колонне, осторожно осматриваясь под их прикрытием. В отличие от выведенного из игры охранника, Мазур ступал по заваленному мусором полу бесшумно – в свое время его обучили этому искусству отменно.

Конечно, из цеха бывшие работяги вынесли все, что к полу не прибито: со всем старанием и тщательностью, обглодали, что саранча поле. Однако вещи капитальные оказались им не по зубам. А может, просто лень было возиться. Скажем, рельсы и кабина мостового крана были на месте. И лесенка (вбитые в стену скобы, прикрытые решеткой), ведущая к крановой площадке, тоже никуда не делась.

Кран, разумеется, в нерабочем состоянии, но Мазур раскатывать на нем и перемещать грузы не собирался. А вот ежели забраться на площадку крана, перебраться на рельсы, по которым некогда туда-сюда катался по цеху кран, и пройти по ним, как альпинист по горному карнизу, – то можно добраться до небольшого окошечка. А окошечко определенно ведет в некое помещение второго этажа…

Мазур додумывал детали, уже карабкаясь по лестнице. Причем, делать все пришлось в темпе – скоро верхние спохватятся, куда это запропастился наш, условно говоря, Вася или как там его, начнут вызванивать по мобильному, который Мазур, кстати, изъял из кармана «Васи» и убил, безжалостно выдрав сим-карту. А не дождавшись «Васиного» «але, слушаю», его приятели немедленно сыграют аларм, и для Мазура все, мягко говоря, усложнится.

До окошка он добрался без приключений – ни одна скоба не вылетела из стены под тяжестью его тела, нога не соскользнула с рельсины, и кран вдруг сам собой не заработал и не поехал давить простого диверса.

Хорошо, что не надо возиться со стеклами по причине их полного отсутствия. Подтягивайся, запрыгивай в оконный проем и… И гадай, где оказался.

А оказался он в небольшой комнате, предназначение каковой отгадать было непросто, поскольку выгребли из нее все подчистую. Но, судя по невеликим размерам – бывшая то ли кладовка, то ли раздевалка. Ступая по стеклянному и кирпичному крошеву (и делая это, разумеется, бесшумно), Мазур добрался до дверного проема. Замер.

За порогом начинался пол, застеленный коричневым линолеумом. Линолеум пережил советскую власть, при которой был уложен, уцелел несмотря ни на что. Мазур аккуратно, на миллиметр выдвинулся из проема, бросил беглый взгляд влево, вправо и снова отпрянул.

Пусто. Справа лестница, там делать нечего. Слева – поворот коридора. Ступая тише самого бесплотного духа, Мазур добрался до поворота, на мгновение выглянул из-за угла и тут же снова спрятался. Сфотографировал взглядом обстановку – и назад. Анализировать увиденное можно и потом.

А тут было что проанализировать. Мазур увидел дверной проем, двух часовых возле него. И даже заметил внутри охраняемой комнаты составленные аккуратным штабелем ящики. Стало быть, вот она – цель… Блин!

Раздались сперва шаги, а потом и голоса. Всполошились из-за «Васи»? Он решился выглянуть еще раз.

О-па! К тем двоим у двери подошел третий. Наверное, из-за дальнего поворота. Как и прочие обряженный в черный комбез… Совсем интересно. Судя по топоту, этот новый товарищ, перекинувшись парой слов с коллегами по незаконному обороту оружия, двинулся в сторону Мазура. Не исключено – идет на поиски «Васи». А может, и по другим делам. Главное – сюда идет.

План созрел сам собой. Мазур быстро, но не переходя на бег, вернулся на место предыдущей дислокации – не то в кладовку, не то в раздевалку. И, едва боец миновал дверной проем, выпорхнул из него бесплотно, аки призрак, и со спины провел классическое снятие часового. Отработал вбитую тренировками и многолетней практикой схему с прилежанием и точностью автомата. Одна рука зажимает рот и вздергивает голову, другая рука полосует ножом по шее. Не дать автомату упасть на пол, придержать опадающее тело и уложить на грязный линолеум со всей возможной нежностью. Втащить снятого часового в кладовку-раздевалку…

На то, чтобы раздеть успокоенного противника и напялить его одежку на себя, у Мазура ушли считанные секунды, даже самый придирчивый старшина остался бы доволен. Он надел чужой комбез поверх собственной одежды – павший товарищ был малость покрупнее Мазура, – и двинулся по коридору расслабленной непринужденной походкой, уговаривая себя не спешить. Свернул за поворот, заранее наклонив голову. Ну мало ли почему человек может повесить голову – может, расстроен чем-то очень или на ходу рассматривает обувку! По идее, такое поведение не должно насторожить сразу. А Мазуру и надо было всего-то, чтоб не сразу. Чтоб еще пять шагов отшагать к уже сделанным после поворота пяти…

Периферией зрения он, разумеется, пас охранничков. Ага, заподозрили неладное! Дернулись. Еще мгновение – и вскинут свои пукалки. Но Мазур уже летел вперед. Всадил первому локтем в горло, второго в прыжке достал ногой в голову. Не теряя темпа, влетел в комнату, готовый к тому, что там есть кто-то еще. Но в комнате были только ящики. Немного что-то…

И вдруг и слева, и справа что-то слаженно щелкнуло, из щелей в ящиках повалил желтый дым, быстро заволакивая помещение, окон не имеющее…

– Вы покойник, товарищ адмирал. Самый натуральный покойник, – услышал Мазур чуть насмешливый голос, раздавшийся из-за желтой завесы.

Вашу мать!..

Мазур вернулся в коридор, отошел подальше от двери, из которой все еще валил желтый дым, опустился на корточки, привалившись спиной к стене.

– Больно бьешь, – пожаловался один из тех караульных, что давеча стерегли комнату с ящиками. – Так ведь и насмерть ушибить можно.

– Хотел бы насмерть, было в насмерть. Да и вообще работа твоя такая. Дайте лучше сигарету, черти.

Мазур хоть и был объявлен покойником, но отправляться на тот свет, не перекурив, не собирался.

Тот, кого он лишил черного комбинезона и кто громогласно объявил Мазура покойничком, протянул ему сигарету, потом выглянул в коридор и громко позвал:

– Серега! Оживай.

Внизу с кряхтеньем и матерком завозились – это «оживал» часовой, у которого Мазур отобрал оружие – резиномет, какая-то, Мазуру незнакомая модификация КС-23, плюющая резиновыми пулями. Не смертельно, но крайне болезненно.

– Фотоэлементы? – спросил у него Мазур, жадно затягиваясь.

– Они самые, – хмыкнул бывший «смертельный враг».

– Выходит, это – заминированная ловушка для тех, кто вздумает покуситься на бандитское добро?

– Ага.

– А где у нас настоящий схрон с оружием?

– Еще выше, на чердаке, – собеседник Мазура ткнул пальцем в потолок.

– Думаете, настоящие бандюки стали бы заниматься такой мурой, как заминированные ловушки?

– А кто их разберет, настоящих, – философски пожал плечами «смертельный враг». – Они, сдается мне, разные. И с разными заскоками. В любом случае вы, миль пардон, не выполнили боевую задачу. А проще говоря, задание провалили, игру проиграли и отправились в Страну Вечной Охоты. А мне говорили – будет ас, которому равных мало…

– Что-то ты разболтался, для жмурика-то, – Мазур затушил окурок о подошву. – Ты часом не забыл, орелик, что тебя-то я давно уже отправил бродить по той же самой Стране? Причем упокоил тебя без каких-либо барахтаний с твоей стороны. И от охотничков ваших, которые по лесу за мной тащились, я ушел легко и просто, как два пальца об асфальт…

– Вон и комендант идет, – в голосе собеседника Мазура чувствовалась обида. – Он все и объяснит, кто живой, а кто покойник, кто справился с заданием, а кто провалил его позорно…

Мазур поник. Комендант. Вот позорище-то…

Комендант Полигона[2] со смешной фамилией Лихобаб свернул пробку с литровой бутыли и разлил водку по алюминиевым кружкам.

– Или ты народные напитки уже не употребляешь? – поинтересовался он у Мазура. – Небось, все больше вискари да текилки хлебаешь, да всякие там кьянти с мартинями? – Лихобаб завинтил пробку, поставил бутылку на стол. – Может, тебе еще фужеры сбегать поискать?

– Да не пошел бы ты, а? И без твоих подколок тошно, – расслабленно после парил очки произнес Мазур, поднимая кружку. – Давай лучше выпьем за Эль-Бахлак и прочие местечки, где одни нас уважали, имея к тому все основания, а другие боялись, как чертей. А то и поболее, чем выходцев из преисподней.

– Давай, – враз посерьезнел Лихобаб. – За империю, которой больше нет. Эх, а какая была империя! Как поется в какой-то песенке: «и всякая пся крев дрожала, завидев наши эскадроны!» А просрали всю до последней нитки…

И он залпом жахнул содержимое кружки, затем с грохотом брякнул опустевшей алюминиевой посудиной о стол и шумно втянул воздух ноздрями. И лишь после того без спешки приступил к закусыванию.

– Ностальгическая вещь, – Мазур постучал ложкой по жестянке с надписью «Гороховая каша с мясом». – Я думал, уже не снабжают вооруженные силы, кормят личный состав исключительно китайской тушенкой – несъедобной, зато дешевой.

– А хрен его знает, чем там сейчас кормят вооруженные силы, – Лихобаб залихватски наворачивал разогретую на плитке прямо в банке кашу с мясом. – Тут прикрыли очередной гарнизонный склад, это который на случай ядерной войны был. Помнишь, раньше такие повсеместно строили? Теперь, наоборот, повсеместно ликвидируются: войны же не будет. Словом, выпил я с кем надо и по-хозяйски прибрал, перевез на Полигон списанное добро. Чай, сухари, консервы всякие. Срок годности, правда, год как вышел, но ничего, мы же не померли, и ты бог даст не помрешь.

Мазур отогнул крышку и поглядел на цифры – действительно кашица просроченная. Вот сволочь Лихобаб, ну неймется ему, никак не может успокоиться.

– Ничего, – сказал Лихобаб, – тебя в буржуйском госпитале в случае чего в два счета вылечат за хрустящие доллары. Это нам поможет только бог и народные средства…

– Доллары уже не в моде, – сказал Мазур и пригладил влажные после парилочки волосы. – В моде рубли.

– Ну, тебе виднее. По мне и то, и то – бумага резанная…

Мазур и Лихобаб изредка встречались, но исключительно здесь, на Полигоне, примерно раз в три месяца, когда на Мазура накатывало и он, плюнув на все, мчался сюда. Де-юре – чтобы пройти маршрут и не потерять форму, а де-факто – чтобы вернуться хоть ненадолго к своей прежней, настоящей жизни. Так что встречались, здоровкались, обнимались, но вот так задушевно не сидели ни разу. Черт его знает почему. То у Лихобаба находились какие-то срочные дела, то Мазур торопился домой, после двухсуточного-то отсутствия… А вот теперь, что называется, отчего-то зацепились языками…

С момента их последней встречи прошло больше двадцати лет. Судьба свела их в Эль-Бахлаке, в крохотной стране, обладавшей единственным, но огромным для понимающего человека достоинством – она запирала Красное море в самом узком его месте, на юге. За такой лакомый кусочек схлестнулись не на жизнь, а на смерть в тайной, невидимой миру войне две сверхдержавы, стремясь установить свой контроль над выходящим к морю клочком пустыни. В те годы это удалось Советскому Союзу. Увы, как позже выяснилось, ненадолго.

Вместе им довелось поработать всего раз, в соседствующем с Эль-Бахлаком Могадишо. Не забыть Мазуру той высадки, внушительно, блин, выглядела, вызывая законную гордость, какой теперешним уж не придется испытать: покачиваются на легкой волне эсминцы, тральщики, атомный крейсер «Аметист»; в небе кружат разведывательные самолеты, над самой водой зависли вертолеты, и к берегу идут десантные корабли… А когда они достигают мелководья, их аппарели (съездные, то бишь, платформы) опускаются, и на берег по наклонной плоскости медленно выползают бронетранспортеры с морской пехотой…

Кто не видел – не поймет, а кто видел – не забудет. Морпехами, с которыми тогда бок о бок трудились Мазур и его орлы, командовал капитан: жилистый, чернявый, то ли казацкого, то ли цыганского вида… За стремительно пролетевшие двадцать лет Лихобаб чернявость частично утратил, сменив ее на седины. Ну так и мы не помолодели…

Лихобаб, цыган чертов, похоже, угадал направление мыслей Мазура.

– Распущены когорты Древнего Рима, – произнес он с непонятной интонацией. – Раскидало легионеров кого куда.

– Раскидало, – согласился Мазур, отставляя в сторону все-таки доеденную, несмотря на истекшие сроки годности, консерву. – Встречаешь в самых неожиданных местах.

– Вот я иногда и думаю, – Лихобаб закурил, – а не лучше бы, если в меня грохнули где-нибудь в африканской или какой иной экзотической заварушке? Сложить удалу головушку в отчаянном рукопашном месиве с национальными гвардейцами какой-нибудь обезьяньей республики или с наемным сбродом иностранного легиона, прихватив с собой в Вальгаллу[3] с дюжину врагов? А? Отличная смерть, мечта викинга. Зато не увидел бы, во что превратили скоты великую державу…

– Давай-ка еще по одной, – нейтральным тоном сказал Мазур.

Все эти пустые разговоры про рухнувшую империю и покалеченную судьбу ему порядком надоели. Что толку сотрясать воздух? Раньше надо было кулаками махать…

– Давай, – с готовностью отозвался Лихобаб и потянулся к бутылке.

Выпили. Закусывать не стали, заменили закусь табачным дымом.

– Скажи, вот разве об этом мы мечтали? – Лихобаб описал рукой в воздухе некий, полный неопределенности полукруг. Но Мазур понял, о чем он. – Такой поворот и в дурных кошмарах не мог привидеться. А ведь ничего, мать вашу, как-то приобвыкли, прижились…

– Ты где пропадал эти годы, не сразу ведь после демократизации сюда определился? – вдруг спросил Мазур. – Да и Полигон этот, поди, не так давно тут обустроили…

– Точно, – кивнул Лихобаб, – недавно. Когда главным злом объявили терроризм и обязали всех и каждого с ним бороться. А где пропадал, говоришь?

Бывший морпех налил в кружки на сей раз по чуть-чуть.

– Девяносто первый, ни к столу будь помянут, застал в Монголии. Ты не лыбься! Еще просвети меня, что там моря нет. Давай, давай. А я тебе отвечу на это истиной более глубокой и правдивой: начальству виднее, что где есть и где надлежит находиться советским морпехам. Начальство постановило, что Китай вот, сволочь, имеет выход к морю-акияну, и на всякий случай морской пехоте не помешает находиться в непосредственной близости… Вот, кстати, давай-ка за спецназ надводный и подводный!

Чокнулись, сдвинув алюминиевые бока кружек.

– Однако вскоре нас вернули на родину, – продолжал разошедшийся Лихобаб. – И тут я малость прихренел. В Монголию только отголоски долетали, а тут пришлось погрузиться по самую макушку в бурлящее дерьмо. Короче, поглядел, поглядел я на творившееся блядство да и подал в отставку. Ушел в свободное плаванье. Покидало, конечно. Карабах, Приднестровье, Сербия, Абхазия… В Абхазии предлагали остаться, строить вооруженные силы неприсоединившейся республики, сулили генеральское звание. Оно, конечно, некоторым образом сомнительное вышло бы генеральство, но все же. Так и вовсе никакого не перепало, и уже не упадет. Жалею, короче, что не остался. Жил бы у моря, как тот старик, рыбку бы рыбачил. Главное, настоящим делом занимался, а не валял дурака… Но я именно как дурак вернулся домой и тут несколько лет перебивался вовсе ни пойми чем. В откровенный криминал, правда, не лез. Не сроков боялся, а противно было. Однако все равно ходил по краешку. Один неверный шажок – и можно сверзиться, ломая шею. Потом, когда про армию с флотом снова вдруг вспомнили, начали чего-то делать, в том числе и этот Полигон замыслили, разыскал меня сослуживец, ну и предложил. И вот я здесь. Словом и короче, вполне обычная биография для бывшего легионера Советского Рима…

Лихобаб запустил руку в большой бумажный мешок, тоже притараненный со склада ядерной войны, выудил из него большой ржаной сухарь.

– Вот я все думаю, Кирилл, а для чего мы резались столько лет подряд? Для чего погибали твои и мои парни? Многим ведь и могил нормальных не досталось, остались лежать в пустынях и лесах на прожор зверью. Выходит, все это было для того, чтобы теперь жрали и пили от пуза совсем другие, не партийные, а демократичные, которые от первых отличаются только новыми фамилиями и еще большим, уж вовсе ненасытным аппетитом…

Лихобаб вдруг замолчал.

– Ну? Чего споткнулся? – Мазур усмехнулся уголком рта. – Вдруг вспомнил, что и я теперь из тех, кто по твоим словам, жрет и пьет от пуза?

– И ты, – Лихобаб сжал ладонь, в который хрустнул, разламываясь, ржаной сухарь. – Это ты только сегодня про меня узнал. Я-то про тебя наслышан. Живешь в домишке собственном, в Серебряном, блин, бору…

Мазур открыто расхохотался.

– Хреновые у тебя осведомители. От Серебряного Бора наша деревенька далековато… Понятно, что молва любой коттеджный поселок автоматом приписывает к Рублевке. Раз свой загородный дом, да еще со встроенным гаражом – значит, буржуи, раз буржуи – значит, проживают на Рублевке. Уж поверь, что особняком мой дом может считаться разве где-нибудь в Псковской или Тульской губерниях, но уж никак не в видавшей виды Москве. Просто добротный домик в три этажа на участке всего в двадцать соток…

– Во как! Для тебя это уже «просто»! А для большинства людей, хочу тебе сказать, в той же Москве – недостижимая мечта.

– Ты не поверишь, но я никогда не мечтал ни о чем подобном, – жестко сказал Мазур. – На привалах, валясь на траву, никогда не чертил в башке пейзажи будущего отставного счастья: дома, машины, три сортира и две ванные комнаты…

– А ванных и вправду две? – спросил Лихобаб, грызя ржаной сухарь.

– Две, – не стал отпираться Мазур. – На первом этаже с джакузи, на втором – с душевой кабиной. Еще имеется сауна и при ней купальня. А также две спальни, наша с супружницей и гостевая, и три машины, из которых две – женины… Ну что, в тебе уже вскипела классовая ненависть или еще что-нибудь припомнить из затянувшей меня трясины буржуазного быта? Может, перечислить тебе поименно всю бытовую технику? Ее, как сам понимаешь, немало. Один телевизер в стену длиной чего стоит…

– Все хотел спросить, – Лихобаб хитро прищурился, отчего его сходство с цыганом только усилилось, – а из джакузи ты вылезаешь довольным жизнью или как?

– Жена до последнего времени вылезала довольная. Теперь и она недовольна. Бассейн, вишь ты, хочет пристроить к дому. Вон, говорит, погляди, у всех соседей уже есть, одни мы как нищеброды.

– Посочувствовать тебе, что ли… – Лихобаб снова запустил руку в мешок, нащупывая новый сухарь.

– Можешь и посочувствовать, – вполне серьезно сказал Мазур. – Думаешь, отчего меня вдруг на старости лет понесло на Полигон? Причем, заметь, по собственной воле, никто не принуждал, никто не гнал палкой. Сам к тебе пришел, сам заплатил за маршрут… Во, гляди.

Откинувшись на стуле, Мазур похлопал себя по животу.

– Жирок. Впервые в жизни отрастил пузо. Узнал, что это такое. И это, заметь, при том, что каждый день на штатовский манер бегаю по утрам и целая комната в доме заставлена тренажерами… Просто организм привык к пределу, фальшивыми нагрузочками его не обманешь… К адреналину привык, сволочь такая. Но даже это, в принципе, терпимо и решаемо. Другое хуже. Пропал, высокопарно говоря, вкус к жизни.

– Я плачу, – Лихобаб разломил очередной сухарь.

– Да иди ты! – махнул на него Мазур. – Ему, понимаешь, душу изливаешь… Давай лучше выпьем.

– У тебя жена – миллионер? – вдруг спросил Лихобаб.

– Почему миллионер? – удивился Мазур.

– Ну, обычно как бывает. Живет какой-нибудь чиновник. Или, допустим, генерал. Зарплатишка, что у того, что у другого, между нами говоря, дрянь. Но живут красиво, дома возводят, машины меняют. Их наконец спрашивают: «А денежки откуда, уважаемые?» От жен, они отвечают, они у нас бизнесменши. Люди глядят – и вправду жены у них бизнесменши, чем-то там владеют. Правда, откуда к женам денежки пришли, никому не ясно… Но тут легко отбрехаться – мол, копила с детского сада и накопила. Вот я и хочу спросить на правах старого знакомца: и к тебе тоже денежки от жены пришли? Или появилось возможность хапнуть и ты случая не упустил?

Сказано было довольно зло. А Мазур отчего-то считал, что Лихобаб подкалывает его в шутку. Оказывается, шуткой это было лишь на первый взгляд.

– Дать бы тебе в морду, старый знакомец, – раздумчиво проговорил Мазур.

– Ну попробуй, – с показной вялостью ответил Лихобаб. – Мы ж еще на Полигоне. Считай, что это у тебя будет испытание бойцовских качеств. Правда, мне отчего-то кажется, что ты и этот тест провалишь. Как провалил маршрут.

– Еще успеем и по мордам постучать, еще не вечер, – Мазур разлил по кружкам остаток водки, поставил пустую бутылку на пол и вытащил из сумки новую – как чувствовал, что понадобится. – А пока я тебе все же отвечу. Пожалуй, ты имеешь право знать. Ты говоришь – «появилась возможность хапнуть»… А ты думаешь, раньше у меня ни разу не было возможности хапнуть? Так что хочу тебя огорчить: возможностей этих было превеликое множество. Еще в те годы, когда нас с тобой посылала и направляла партия. Еще тогда через эти руки прошло злата-серебра на три человеческие жизни, прожитые с размахом. Это уж не говоря про возможность предать всех и вся, за что получить пожизненное содержание в тридцать сребреников в день и коттеджик где-нибудь на калифорнийском побережье в придачу. И позже, уже в эпоху новых ценностей, тоже, знаешь ли, ни единожды случались возможности обогатиться разом. Но мне, хочешь верь – хочешь нет, даже не приходилось перебарывать в себе соблазн. А оттого, что не надо. Как зверю не нужна кожаная куртка от какого-нибудь там Гуччи – или кто там у них куртками заведует – и последняя модель «бентли». Я, считай, тот же зверь, которому всегда хватало собственной шкуры, а нужна была лишь охота, дичь и погоня за спиной. Только тогда жизнь казалось полной… Кстати, этого-то сейчас и не хватает. Как того же зверя – посади в клетку, пусть и в золотую, все равно начнет медленно подыхать с тоски…

– Красиво излагаешь, – помолчав, сказал Лихобаб. – Проникновенно, образно. А как же вдруг так случилось…

– В казино банк я не срывал, – перебил Мазур. – Такие залепухи я приберегу для участкового…

– Ага, а для меня ты, не иначе, приготовил историю про наследство. Какой-нибудь африканский царек, которому ты спас жизнь… Разве нет таких?

– Найдутся и такие, – легко согласился Мазур.

– Который, помирая, оставил тебе наследство. Старшему сыну – неулаженный конфликт на юге, среднему – на севере, а спасителю моему, другу сердечному Мазуру – сундук с алмазами.

– А ведь «тепло», как говорят в детских играх, – невесело усмехнулся Мазур. – В корень зришь, чертяка. Можешь верить, можешь нет, но я обогатился с одного лишь гонорара. За разовую работу по профилю. Ну, почти по профилю – с учетом того, что работать приходилось на суше, а не в родимом подводном царстве… Помнишь, как у классиков: это смотря, какой отец. Так и я могу сказать – смотря на кого работать.

– И на кого же? Или это великий секрет?

– Ежели имен не называть, – а я называть, уж прости, не стану, – то секрет невеликий. Есть такое слово: «олигархи», слыхал, поди?

– Да откуда нам! Мы ж из подвалов не вылазим, – Лихобаб потянулся к бутылке. – А вот раньше у тебя были другие наниматели. Вернее, один-единственный, лица не имеющий. Которому ты присягу, между прочим, давал.

– Это ты не трожь, присягу я не нарушал. Больше четверти века сполнял государеву службу, отправлялся, куда пошлют, блюдя верность присяге. И заслужил, понимаешь! Уж одну «работу» исключительно на себя и для себя я заслужил…

Мазур взял кружку, которую подвинул к нему Лихобаб. Выпил, не дожидаясь тостов и чоканий.

– Когда узнал, что у меня будет ребенок, в башке что-то щелкнуло. Будто кто-то хлопнул по выключателю. Что, подумалось, оставлю ему? Блестящую груду орденов и медалей? Так ведь это только для меня они ценность, потому как за ними моя жизнь, люди, многих из которых уже нет, кровь – своя и чужая. Для посторонних же – это всего лишь железки с ленточками… А ведь я, блин, уже не мальчик! И шансов что-то взять от этой гребаной жизни у меня осталось мало! А я хочу быть уверен: случись что со мной, дите не будет ни в чем нуждаться и станет поминать отца лишь добром!..

– Ну, хорошо, – махнул рукой Лихобаб. – А что, работа на олигарха так хорошо оплачивается? Почем двадцать соток в Подмосковье стоят…

– Не трудись, в нулях запутаешься.

– И этот олигарх нанял тебя грохнуть кого-нибудь?

– Я все-таки и обидеться могу, несмотря на общее героическое прошлое, – очень серьезно произнес Мазур. – Я же сказал, что работа была по профилю. Собственно, заниматься пришлось почти тем же, чем мы с тобой занимались в Эль-Бахлаке… И не только в нем одном. То есть помогать удержаться у власти правящему режиму, потому как в сохранении режима кровно был заинтересован мой наниматель…

– У олигарха в том царстве-государстве, не иначе, имелись свои собственные коммерческие интересы, которым многое бы угрожало, случись там переворот или тем паче революция…

– Совершенно в точку, – сказал Мазур. – Кроме того, у него еще нашлись там интересы, но я узнал об этом, уже находясь в задании. Видишь ли, страна та была африканская, более того – одна из тех, что славна алмазными месторождениями…

– Ах вот оно что!

– Именно так и никак иначе. И кроме всего прочего в тех краях образовались бесхозные алмазы, так уж случилось.

– Ага. Известно, насколько бесхозным бывает такое добро, – понимающе хмыкнул Лихобаб. – Ну-ну. Значит, тебе поступила вводная на завладение бесхозным добром?

– Можно и так выразиться.

– И много было добра?

– Вполне. Какой-нибудь Белоруссии хватило бы на несколько госбюджетов.

Лихобаб присвистнул.

– И ты, выходит, справился с заданием?

– Справился, – сказал Мазур. – Отсюда и дом, и машины, и все остальное. Скромный процент от того добра, которое, наконец, нашло своего хозяина.

– Почему же тебя…

– Не убрали? – понятливо подхватил Мазур. – Потому что сейчас все-таки не безумные девяностые, а прагматические нулевые. В ноль седьмом году уже не разбрасываются профессионалами налево и направо – дескать, только свистни, и к нам новые набегут, не хуже прежних. Теперь профессионалов принято беречь и избавляться от них только в самых крайних случаях. Таковым алмазную историю не посчитали… А чем я могу навредить? Только тем, что проболтаюсь об алмазах. И кто мне поверит? Судя по тому, что с меня не брали подписок о неразглашении, даже честного слова не брали – никто в моем лице угрозу не усматривает.

– Хочешь сказать, что олигарх твой по-своему приличный мужик, с которым приятно иметь дело?

– А я и не имел с ним дело. В глаза его не видел. Общался же исключительно с его доверенными лицами. В основном с одним лицом, особой женского полу по имени Олеся… – Мазур замолчал, вспоминая…

Те, кому по должности положено все знать, уже, оказывается, все знали про эту лирику-романтику. Откуда – Мазур как-то и не интересовался. И по Адмиралтейству покатилась такая мутная волна, поднялся такой шторм, что у многих (а кое у кого даже в Кремле) началась форменная морская болезнь.

Завистники радовались. В коридорах Мазур ловил на себе злорадные и довольные взгляды некоторых сослуживцев по Штабу ВМС.

Мазура таскали по кабинетам и отделам, допрашивали, беседовали, интересовались деталями и подробностями предательства.

Именно так: предательства.

– Как вы могли, товарищ Мазур! Пока еще – товарищ!. Вы, адмирал Российского флота, боевой офицер, более тридцати лет беспорочной службы – и докатиться до чего?! Стать наймитом кучки каких-то нуворишей! Ты эти алмазы не у африканской обезьяны упер – ты их у Государства упер! Своего государства! Которое тебя, с-сука, кормило и одевало! Которому ты присягу, между прочим, давал! Офицер, твою маму…

Примерно так изволил изъясняться, брызжа слюной, некий чиновничек в форме кап-раза во время очередной «беседы».

И Мазур, к стыду своему, не выдержал. Сорвался. Дал волю эмоциям.

– Да, блин, я офицер! – в ответ повысил голос Мазур. – И всегда оставался офицером! Потомственным офицером, морским офицером, воспитанным и выпестованным державой! Я – адмирал имперского флота, и не сметь повышать голос на пока еще старшего по званию!

– Имперского? Какого еще имперского?

– А почему это вас так удивляет? До недавнего времени у нас была держава, забыли уже? Которой вы тоже давали присягу! Клялись «защищать до последней капли крови»! И как – защитили, хоть капельку пролили в этом кабинетике? А я защищал! И проливал! И все Мазуры защищали, поддерживали честь флага, сначала Андреевского, затем Советского и снова Андреевского! И, уж если о том зашел разговор, то предки и моей покойной супруги, по фамилии, между прочим, Вяземские, тоже отличились, в том числе и при Гран-Чако, если вам известно, что это такое! Тенденция, знаете ли! Так что присягу я не нарушал, а этими долбанными алмазами, государству не принадлежащими, занимался исключительно во внеслужебное время! И подчиненных к этому делу не привлекал, поверите ли, все сам! И миллионов с этого дела не получил! И свою дачу за этот самый миллион руками матросиков не строил!

При этих словах кап-раз малость сник. И все равно сцена получилась некрасивая…

Ну, как бы там ни было, дело замяли – Мазур подозревал, что не без помощи Лаврика Самарина, – и товарища адмирала приказом по флоту тихонько спровадили в отставку «по выслуге лет»… Хотя если честно, ежели положить руку на сердце, то все могло закончиться значительно хуже. Существовала определенная возможность, как намекнул шапочный знакомец из пресс-службы, что товарищ адмирал запросто мог пойти по статье «измена Родине». Шутка ли – поддержка антипрезидентской кампании, чуть ли не финансирование террористических организаций… Но – не пошел.

Где-то там, наверху, кто-то замолвил за него словечко, кто-то указал на былые заслуги и подвиги, и Мазура тихо-мирно выперли на пенсию. Да еще и пенсион неплохой положили – опять же учитывая и принимая во внимание, так что охранять стоянку Мазуру, слава богу, не грозило.

Тем более, что нежданно-негаданно нарисовался еще один пенсион, по размерам превышающий военно-морской в разы! Господа олигархи, вопреки всему, что пишут о них в газетках, оказались людьми слова и людьми благодарными, и Мазур в одно прекрасное утро – ну, не утро, это так, к слову – стал обладателем нехилого счета в нехилом банке.

Причем счет был… ну, «Челси», конечно, не купить, однако, по Мазуровым меркам, са-авсем не маленький. Первой его реакцией, когда он узнал о существовании сего счета, было даже не возмущение, а… как это правильно выразить… недоумение, что ли. Ну не бывает так! По всем канонам он уже должен лежать хладным трупом. Либо погибнуть в случайной автокатастрофе, либо, что более соответствовало бы профессии, кормить рыбок с тазиком цемента на ногах. Когда на кону такие деньги и такие цели, исполнителей обычно зачищают пачками…

В общем, Мазур пожал плечами, но от нежданного вспомоществования со стороны олигархов отказываться не стал. А что тут такого, скажите на милость? Во-первых, свою работу он выполнил? Выполнил. Так что вправе требовать обещанную награду… А во-вторых, счет в банке появился, когда он уже стал пенсионером, следовательно, никакими правилами, приказами и подписками кроме как о неразглашении некоторых подробностей службы Мазур не отягощен, поэтому, господа бывшие командиры, отдыхайте и завидуйте.

Вон американские копы, уходя в отставку, получают золотые часы. А русские адмиралы, даже пинком под зад отправленные на пенсию, – получают малость больше…

Нет, на родную контору он обижен не был.

Но вот на касту, которая его выперла…

Ладно, проехали.

Переодевшись в чистое и выпив пару таблеток алкозельцера, Мазур ощутил приятную усталость во всем теле и приятную же расслабленность после маршрута, баньки и принятого внутрь алкоголя. Не вынимая из кармана руку, утопил кнопочку на брелоке сигнализации. Перегнанный сюда железный конь в ответ интимно мяукнул, мигнул фарами. Еле слышно щелкнул центральный замок. Чувствуя спиной направленные на него взгляды охраны и прочего обслуживающего персонала и делая вид, что ему на оные взгляды глубоко плевать, Мазур потянул на себя дверцу и небрежно нырнул в салон. Дверь с мягким хлопком встала на место.

Хотя эти оценивающие взгляды, чего уж греха таить, были приятственны. Не даром говорят, что автомобиль есть продолжение мужского… гм, достоинства. Мазур ощущал это в полной мере, да и завистливые взгляды, что ни говори, приятно щекотали самолюбие.

Повернув ключ зажигания, Мазур прислушался к едва слышно работающему движку, поставил ручку в положение D и чуть притопил педаль газа. Его новенький BMW X5 4.8is мягко, но быстро набрал скорость.

Эту игрушку Мазур приобрел относительно недавно и еще не успел наиграться. Каждый раз, садясь за руль, он ощущал чувство сродни… ну, мужчина поймет. Так что герр Фрейд был бы счастлив! Как только Мазур в автосалоне увидел эту лошадку, ни на что другое смотреть уже не мог. Так он и стал обладателем этого четырехколесного друга.

Мазур свернул к Рублевке и рванул в сторону Москвы – от Полигона до дома было что-то порядка семидесяти километров, радио негромко, но бодро заливалось голосом Чака Берри, после маршрута количество адреналина в крови и уровень тоски в душе пошли на спад, светило солнышко – в общем, жить стало лучше, жить стало веселей.

Начался так называемый десятикилометровый отрезок привилегированной правительственной спецтрассы – Горки-2, Усово, Жуковка, Раздоры… Не доезжая семи километров до МКАД, Мазур свернул на Жуковку.

Кстати говоря, он до сих пор никак не мог привыкнуть: машина сворачивает в поселок и начинает петлять вдоль заборов – прочных, как оборонительные сооружения, и высоких, как стены каких-нибудь там средневековых замков. Стены и справа, и слева, а ты медленно катишь по узкому коридору под бдительным присмотром систем видеонаблюдения. Мимовольно в голову Мазуру всякий раз лезли мысли о способах проникновения на объекты и путях отхода – специфика службы, знаете ли! Вспомним, господа, Полигон… Нет, конечно, при всем уважении к службам безопасности, он бы задание выполнил, буде такой приказ поступит, но – самокритично говоря – дорогой ценой…

Раньше это был рай для так называемой номенклатуры, сначала советской, а потом и российской. И если в прежние времена прописаться тут было все равно что выхватить из рук у Бога счастливый лотерейный билет, то сегодня кусочек рая можно было запросто купить, о чем назойливо извещали рекламные щиты, понатыканные вдоль трассы. Сегодня бывший номенклатурный парадиз превратился в подобие Беверли-Хиллз: в этой удивительной «дачной» местности – именно так, в кавычках! – существовали и рестораны, и ночные клубы, и теннисный центр… Был, блин, даже арт-центр! Совсем недавно Мазур и слова-то такого не знал… Короче говоря, светская жизнь била среди «дач» ключом. От цен на бриллианты и колбасу в придорожном магазине, называемом попросту, без затей – «Жукоffка-плаза», – хотелось проснуться в советском прошлом.

К счастью для собственного психического здоровья, Мазур жил не в самой Жуковке. Вообще-то их, Жуковок, кстати говоря, несколько, номерных таких частей. Например, есть Жуковка-3, где расположена дача самого товарища Сталина. Промежду прочим – простой, непритязательный, деревянный дом. По сравнению с нынешними – смотреть не на что, нищета нищетой.

А жил Мазур чуть далее, в поселке неохраняемом. Там и «домики» были поменьше и подешевле, и публика попроще… А главное, что больше всего нравилось Мазуру – не было всей той гламурной суеты, присущей Москве и ейным окрестностям. Мазур тихо сатанел, едва заслышав это слово: «гламур», блин.

Еще километр, и вот он перед воротами скромной «хижины дяди Киры». Нажал очередную кнопочку на брелоке, подождал, пока неторопливо, с чувством собственного достоинства, поднимутся ворота. А потом, уже на территории собственной «резиденции», еще раз нажал ту же кнопку. Ворота стали опускаться, а вот гаражные, наоборот, открылись. Удобно, черт подери…

Он поставил своего железного коня рядом с Audi ТТ – молодая супружница, стало быть, дома – и прямо из гаража поднялся в прихожую.

– Жена, открывай, муж пришел! – Мазур бросил ключи на столик у вешалки, снял куртку.

Из непритязательного такого каминного зала показалась малость взбалмошная, но все-таки верная спутница, боевая, так сказать, подруга пенсионера Мазура, одетая по-домашнему – в джинсы и футболку. Везде, где надо, этот наряд обтягивал и облегал. Благо было что. И ведь после родов фигурка благоверной ничуть не испортилась, а где-то даже наоборот – подтянулась и выправилась. Мазур ненароком вздохнул и пробормотал под нос:

И в очередной раз ощутил прилив не только законной гордости: значит, рано нас в пенсионеры зачислили, рано – если вот таки юные (по сравнению с ним, конечно) создания не только удостаивают своим вниманием, но и идут в законные жены! Можем, значит, еще кое-что. И хотим. После Полигона тестостерончик в крови так и булькает. Равно как и желудочный сок.

– Что ты там бормочешь? – Нина остановилась в дверях, оперлась о косяк и изогнулась в продуманно соблазнительной позе, положив руку на бедро. – Ну, наигрался в войнушку? Между прочим, супруга твоя тут скучает в одиночестве…

Детеныш был на недельку отправлен с бэби-ситершей в санаторий под Москвой: лето, нужен свежий воздух… да и роздых родителям нужен.

– Когда это ты скучала… – Мазур подошел и чмокнул Нину в подставленную щеку, пахнущую не то гелем, не то кремом, Мазур в этом не разбирался. – А дадут ли старому голодному морскому волку в этом доме, гламурно выражаясь, жрать?

– Ой, тоже старик выискался, – Нина игриво стрельнула глазами. – Иди руки мой, волчара, все готово уже… Ты помнишь, что сегодня мы идем на раут?

Мазур по-гусарски щелкнул каблуками…

Отобедав (или, скорее, отужинав), Мазур без лишних церемоний увлек супружницу на шкуру какой-то зверюги перед камином и неторопливо, с чувством вернувшегося с добычей охотника, воина-триумфатора да и просто Настоящего Мужика принялся чаровницу избавлять от лишней одежды. Та особенно и не сопротивлялась – разве что так, для виду, пожеманничала немного, позакрывалась, поотталкивала и шепотом повозмущалась беспардонным напором, но Настоящий Мужик свое дело знал и ломал любое сопротивление «противницы», преодолевая преграды, сминая заслоны и захватывая укрепрайоны. За долгое время совместного проживания все нужные места на телах друг друга были изучены досконально, так что все получилось превосходно, противник очень быстро стал соратником, сподвижником и помощником… И главное, что не возникало у Мазура ощущения, будто выполняешь привычную и оттого неинтересную работу, что набиваешь, так сказать, оскомину или читаешь «прочитанную книгу», как говорилось в одной оперетте…

Нет, все было как в первый раз и оттого вдвойне здорово. Спасибо Полигону.

Через часик адмирал, облачившись в длинный – до пят – махровый халат, уселся в любимое кресло перед «плазмой» и закурил. Нинка же, приняв душ и засунув тарелки в посудомоечную машину, прощебетала что-то о необходимости срочно посетить фитнесс-центр, или солярий, или маникюрный кабинет – Мазур так и не уразумел, понял только, что это очень важное, не терпящее отлагательств действо, на которое она и так опаздывает из-за одного невоспитанного морского волчары, – и упорхнула на второй этаж одеваться. Еще через час, не меньше, она явилась в полном боевом раскрасе, мимоходом поцеловала Мазура, напомнила о предстоящем рауте, взвизгнула, получив напутственный шлепок пониже спины, и, позвякивая ключами на пальчике, спустилась в гараж.

Из окна Мазур наблюдал, как игрушечная – по сравнению с его, конечно, BMW, – аудюшка выехала за ворота и двинулась в сторону трассы. Мазур постоял, потом, достав из бара на две трети наполненную бутылочку «Кутузова» (двадцатипятилетней выдержки, обзавидуйтесь, господа), пузатый толстый бокал и баночку с импортными солеными орешками, расположил весь этот натюрморт на журнальном столике со стеклянной, цвета морской волны столешницей, вновь уселся в кресло. Плеснул коньяку. Сделал глоток. Опять закурил. И задумался.

Лаврику, что ли, позвонить. Или Змею – он ведь тоже в отставке, нехай научит, как жить…

Иногда и в жизни случаются ситуации, знакомые только по женским романам. Сказал бы кто еще год назад, что он, выйдя на пенсию, будет сидеть в собственном коттедже на Рублевке, чуть ли не в самой в Жуковке?! Да Мазур на полном серьезе посоветовал бы собеседнику немедленно сходить, как это теперь модно, к психоаналитику, да ограничить себя в спиртном и в галлюциногенных препаратах! А сейчас он, адмирал в отставке, сидит в каминном зале собственного, кирпичного, крытого металлочерепицей, трехэтажного коттеджа с четырьмя спальнями, тремя санузлами, бильярдной, тренажерным залом, гаражом на три машины плюс стоянкой еще на пять – и все это на территории в двадцать соток с голубыми елями и ландшафтным дизайном. (Во дворе, кстати, еще наличествует неплохая банька с сауной.) И все это добро обнесено высоким забором с автоматическими воротами и видеофоном. Ну не сюрреализм ли, ребяты?! Иногда Мазуру казалось, что это все с ним происходит во сне. Вот проснется он – и окажется в джунглях да с мешком алмазов, одинокий, потный и голодный…

Докурив, Мазур еще глотнул коньяку. Да вот, вроде и жизнь наладилась, во всяком случае, в бытовом ее аспекте, и денег, тьфу-тьфу, достаточно… Мало того – почти превратился в этакого светского льва – да еще и при молодой любящей жене! Живи и радуйся… Однако в душе чувствовал он некоторую неудовлетворенность. Душа, выражаясь метафорически, просила моря. Или, как говаривал лондоновский бродяга Смок Белью, – медвежьего мяса хотелось до колик. Нет, Мазур конечно понимал, что ему не тридцать, да что там – даже и не сорок лет, что на подвиги в стиле ранешних времен у него нет уже ни сил, да и, если честно, ни желания. Но все же, все же…

Та-ак, а это кто еще к нам пожаловал?

Расцвеченный яркими слоганами «пежо», в каких обычно разъезжают курьеры, доставляющие очередные приглашения посетить очередное светское мероприятие, остановилась перед воротами, из машинки тут же выскочил шустрый парнишка в бейсболке. Тяжело вздохнув, Мазур пошел к видеофону. «Блям-блюм-м-м!» – сообщил вызов.

– Да иду я, иду, – пробормотал Мазур и сказал в микрофон отнюдь не приветливо: – Ну?

– Служба срочной доставки, – жизнерадостно отозвался динамик. – Пакет на имя господина Мазура!

Означенный господин Мазур, мысленно матюгнувшись, утопил кнопку, открывающую калитку, и неторопливо двинулся во двор – с видом человека, оторванного от доказательств теоремы Ферма в завершающей стадии.

Жизнерадостность молодого курьера была неколебима. С улыбкой до ушей он протянул Мазуру красивый конверт:

– Вам пакет, господин Мазур!

– А с чего ты решил, что Мазур – это я и есть?

– А я вам уже не первый раз корреспонденцию доставляю, – улыбка юноши стала еще шире, хотя, казалось бы, сие было невозможно.

– Ну, вроде, да, припоминаю, – чуть более дружелюбно сказал он. – Давай, где там у тебя расписаться надо…

Курьер протянул бланк извещения и стило. Поставив напротив своей фамилии закорючку, долженствую изображать подпись, Мазур молча вручил хлопцу сотенную купюру. Потом закрыл за курьером калитку (собственно говоря, этого можно было и не делать – калитка закрывалась автоматически, но все же прогулка, хе-хе!) и ленивым шагом направился к дому, на ходу надрывая плотный конверт.

Послание было напечатано на плотной розоватой бумаге витиеватым шрифтом и, разумеется, оказалось очередным приглашением. «Уважаемый господин Мазур, бла-бла-бла…»

Так, а вот это уже интересно!

Мазур остановился, внимательней перечитал начало. Вот что было непонятно: обычно во всех подобных приглашениях указывалось: «господин Мазур с супругой» или же наоборот: «госпожа Мазур с супругом». Здесь же про Нинку не было ни слова.

Дальше становилось все страньше и страньше. Его приглашали на очередное сборище, пардон – светское мероприятие, причем не куда-то, а на Украину, в Одессу. Причем приглашали его одного, без жены!

«Нет уж, хватит с меня этих раутов и суаре, – с раздражением подумал Мазур. – Мало того, что в Москву чуть ни каждый божий день зовут потусоваться, так теперь еще куда-то к черту на рога! Да пошли вы все…»

Высказав все, что он думает по поводу надоедливых адресатов и определив координаты, по которым им надлежало направляться, Мазур несколько поостыл и даже усмехнулся. Какая, однако, важная птица – господин Мазур, даже на Украину приглашают… Или, как теперь принято выражаться – в Украину. Дожил, блин, до славы всесоюзной…

Впрочем, мрачное настроение вскоре вернулось – Мазур представил, как расстроится Нина, узнав, что на Украину приглашают его одного. Ей-то как раз вся эта светская жизнь была в кайф! Представив реакцию жены, неизбежную обиду и ехидные подколки: мол, хохлушку какую-то завел, потому и выпросил, чтоб тебя одного пригласили! Седина в бороду, бес в ребро! А со мной, дескать, с законной Ниной ходить – так каждый раз как под пыткой!

Не, на фиг. Тем более, ехать Мазур никуда не собирается. Так что ничего мы дражайшей половине и говорить не будем. И ответ с извинениями посылать тоже не станем, тем более что обратного адреса на приглашении (да и на конверте, кстати говоря) нема.

Тоже любопытный факт – указаны только номер рейса, время вылета и время, когда драгоценнейшего господина Мазура встретят в аэропорту.

Да и бог с ним с посланием… Мазур выкинул вскрытый конверт в ведро на кухне, а приглашение машинальным движением сунул во внутренний карман пиджака.

С самого начала эта затея Мазуру была не по душе. Нет, а что вы на его месте подумали бы? Боевой офицер, цельный адмирал – и в этой, с позволения будет сказать, клоаке?!

Все нутро Мазура противилось такому времяпрепровождению. А что делать… Как говорится, попала собака в колесо – пищи, но бежи. Более того! Даже слово это идиотское – «тусовка», то и дело в разных вариациях повторяемое «контингентом», – уже не так резало слух. Человек ко всему привыкает, знаете ли.

А привыкать не хотелось.

Мазур сидел на кожаном диванчике в уголке обширного холла, с дзенским пофигизмом разглядывал участников вечеринки и думал, что лучше, то ли покурить, то ли выпить, то ли свалить отсюда побыстрее.

Хотелось только последнего.

Народу собралось много, и все морды сплошь где-то виденные, вроде знакомые и в чем-то родные, хотя при таком скоплении медиа-лиц, представляющих всяческие телеканалы и СМИ, каждая из них, морд этих, быстрой идентификации поддавалось с трудом. Уж слишком много известных было. Какие-то физии, мелькающие на телеэкране чаще, чем Петросян, какие-то фигуры не то поп-звезд, не то бедолаг, вытащенных из расплодившихся реалити, блин, шоу, какие-то политики вроде даже…

Фигачил по ушам рэп (или как это там правильно сейчас называется), кто-то извивался, как умел, на импровизированном танцполе в зале, кто-то тихо нюхал «дорожку» с зеркальца в уголке, а кто-то просто, по-советски, накачивался бухлом в другом уголке…

Короче, каждый оттягивался, как умел, и Мазур не намеревался кого-либо судить. Ведь, что греха таить, сам, бывало, надирался до состояния розовых чертей. Правда, предпринималось сие исключительно ради снятия стресса… А какой стресс может быть у юных и не очень юных оболтусов, чуть ли еженедельно собирающихся здесь? Разве что стресс от избытка секса и бабла?

Кожаное сиденье дивана, тихонько скрипнув, просело рядом с Мазуром.

– Я тут за вами уже долго наблюдаю…

Услышав женский голос, он повернул голову и узрел справа от себя миловидное белокурое создание лет этак семнадцати, сидевшее закинув ногу на ногу и одетое во что-то донельзя смелое, воздушное, голубенькое, с открытыми плечами и блестками (не исключено, что с натуральными брюликами), во что-то, напоминающее одеяние римских весталок. И без того короткая юбчонка задралась почти до самых бедер, вызывающе обнажив длинные, стройные и, признаться, зело привлекательные ножки.

– А вы правда настоящий адмирал? – девчушка была сама непосредственность.

Мазур видел ее впервые. Вернее, так ему показалось сначала. Личико фарфоровое, фигурка точеная, прикид новомодный, в глазах пустота и уверенность в собственной, обеспеченной здоровым образом жизни неотразимости – подобных куколок в последнее время развелось, что грязи. Клонируют их, что ли…

– Польщен, сударыня, – лениво, но светски, как ему показалось, ответил Мазур, – вашим вниманием к моей скромной персоне… Истинная правда: аз есмь взаправдашний адмирал, хотя и в отстав…

– Тогда как насчет по бокалу шампусика? – перебило ангельское создание с еще большей непосредственностью.

Мазур на мгновенье смешался, но соответствовать было надо – хрена ли в родной деревне сидеть истуканом и кислой миной портить людям праздник? Поэтому он со всей своей учтивостью, сверкая белозубой улыбкой во все шестьдесят четыре зуба, произнес старомодно, не по-современному, но оттого чуть двусмысленно:

– Все, что пожелает прекрасная незнакомка…

И небрежным жестом подозвал официанта, бесшумно возникшего из небытия с подносом, уставленным бокалами с игристым напитком от старушки «Клико», кои бутылки господа русские офицеры в ранешние времена заказывали не иначе как дюжинами.

Юная фемина непринужденно подхватила бокал за ножку двумя пальчиками и, чуть откинувшись на спинку дивана, сделала символический глоток. При этом ее оголенное плечико столь же недвусмысленно коснулось плеча Мазура, а вьющийся локон щекотнул ухо… А потом этого же уха коснулись прохладные влажные губы, и Мазур услышал шепот:

– Я тут случайно узнала: есть такие интере-есные комнаты отдыха на судах… как это у вас, у матросов, называется – кубики, да?

Мазур непроизвольно стиснул зубы.

– Вы мне не устроите небольшую, но познавательную экскурсию по этим покоям? Прямо сейчас, а? Я знаю в этом доме несколько таких комнат… – закончила младолетняя чертовка, сопроводив тираду столь блядским взглядом, что Мазуру ощутимо захотелось надавать ей по заднице – причем без всяческого эротического подтекста.

«Если она знает, что я адмирал, значит, должна и понимать, что Нинка здесь. Так какого дьявола?..»

Мазур мельком огляделся, выискивая среди толпы супружницу. Как назло, в пределах видимости ее не наблюдалось. Вот уж кто чувствовал себя тут как рыба в воде, так это молодая женушка. Собственно, это она и затащила Мазура на сей очередной – уж неизвестно какой по счету – светский, по ее словам, раут. Прежде все как-то обходилось: им присылали приглашения на всяческие презентации и открытия салонов (кстати, на одном таком салоне – автомобильном – Мазур и присмотрел себе нового «железного мустанга»), на экспозиции, промоушен-акции, корп-вечеринки, дефиле-промилле-суфле-сильвупле и всякие прочие биеналле.

Кинофестиваль даже один раз открывали, блин. За все это время он насмотрелся на стольких знаменитостей (а с некоторыми даже и познакомился), что голова пухла. На одном из таких раутов, кстати, пообщался даже с Ксюшей С. и приобрел стойкое впечатление, что СМИ, мягко говоря, привирают…

Нина же от такой жизни была в полном восторге. И слава богу. Ну, хоть в ночные клубы она ходила без Мазура – этого он попросту не перенес бы и сорвался.

Нет, среди всего этого высшего света были и нормальные люди, с которыми ему было интересно – да и Мазур был интересен им… Но так, как сегодня, господин адмирал еще не влипал на энтих раутах. При живой, обретающейся где-то неподалеку супруге, да еще и при наличии детеныша (к счастью, оставленного на попечение няни), о чем малолетка в голубом, несомненно, знала? Увольте меня от таких соблазнов!

Делая вид, что полностью поглощен процессом потребления шампусика, Мазур еще раз украдкой огляделся и к своему неописуемому облегчению увидел направлявшуюся к нему Нину.

– Извини, принцесса, – с удрученным насколько возможно видом сказал он девице. – Храброму капитану прямо сейчас похитить тебя не удастся: вон на траверсе моя жена-пиратка, и если что – нас ждут абордаж, плюмаж и так ото ж… – И отставив недопитый бокал, он поднялся с дивана, даже не глянув на девицу.

А зря, иначе мог бы заметить, как та быстро достала сотовый, набрала номер и с враз посерьезневшим лицом сказала несколько слов в микрофон.

Платье на Нине было достаточно строгим, темным и длинным, как и подобает благовоспитанной замужней женщине с ребенком. Если в только не разрез, тянущийся аж до самых трусиков…

– И что это за киска к тебе клеилась? – весело поинтересовалась супруга, но в глазах ее Мазур заметил колючий холодок.

И внутреннее усмехнулся: знай наших. На наших и детенки еще западают, так что не думай, что мы такие уж эти… только орденами и выслугой лет брать могем… А ты в следующий раз трижды подумаешь, прежде чем приглашать меня на такие вечеринки…

– А вот не надо меня было одного оставлять, – хмуро заметил Мазур. – Ну не виноватый я, она сама пришла… А если серьезно, может, уже поедем домой, а?

Рассмеявшись, Нина взъерошила ему волосы:

– Ну что с тобой поделать… езжай. А я еще побуду, ладно? Я же по твоим глазам тоскливым вижу, что тебя тут уже достало. Хотя на ножки доченек кое-кого из киношников у тебя глазки так и постреливали… Да ладно, не бери в голову. Кстати, о киношниках: я только что на эти выходные к нам на шашлыки пригласила нескольких человек, очень твоей биографией интересуются, хотят фильм снять… Ты ведь не против? – и она просительно заглянула мужу в глаза.

Мазур только вздохнул.

Ну как можно отказать женушке в невинных забавах типа тусни среди богачей и знаменитостей? А киношники пусть приезжают. Мазур их встретит, не сомневайтесь, такую биографию распишет, что Мюнхгаузен застрелится от зависти…

Он чмокнул Нину в щеку, наказал сегодня не изменять мужу и с облегчением вышел на воздух. Спустился к BMW, мельком огляделся – а то вдруг соплюшка в голубом решит, что это именно заради нее всамделишний адмирал сбежал от супруги, и ломанется следом? Приятно, конечно, кто бы спорил, но остались понятия о приличиях какие-никакие…

Вокруг тихо и безлюдно, лишь из дверей только что покинутого здания бухает приглушенная музыка. Да лениво шелестит ветер в ветвях. Солнце склоняется к верхушкам сосен на той стороне улицы. Лепота, одним словом.

«А вот нарублю-ка я сейчас дровишек для баньки, – вдруг решил Мазур. – Вот приеду – и нарублю.» И это вовсе не комплекс Челентано из «Укрощения строптивого», уж поверьте, милостивые государи. То есть, конечно, комплекс, но возникший не от сексуального неудовлетворения, а от неудовлетворения деятельного…

Разумеется, дрова можно было купить, привезли бы целый КамАЗ аккуратно, словно лазером разрезанных полешек. Но, во-первых, Мазур считал это извращением, а во-вторых…

Впрочем, во-вторых и так понятно. Поэтому в сараюшке позади баньки у него всегда хранилось несколько кубов.

И не просто дров наколоть, но предварительно их еще и напилить, причем не какой-то там бензопилой, а обычной и в чем-то родной, двуручной, в народе прозванной «Дружбой» задолго до того, как появилась одноименная бензиновая! И наплевать, что о тебе думают соседи, тем более забор высок, а привычки подглядывать за чужой жизнью у здешних обитателей как-то не водилось…

Он уже взялся было за ручку автомобильной дверцы, как блямкнул сотовый. Мазур глянул на экран – номер не определился. Поразмыслил, стоит ли брать. Все же решил ответить, нажал кнопку и сказал неприязненно в трубку:

– Мазур.

– Что, правда? – притворно интонировал удивление насквозь знакомый голос Самарина. – Тот самый Мазур?! Ой, извините, ради бога, господин Мазур, что побеспокоил, я номером ошибся. Всего лишь какому-то Лужкову звонил, а вот случайно на такого человека попал, кнопочки перепутал…

– Очень смешно, – недовольно пробурчал Мазур, хотя в душе рад был безмерно: хоть один нормальный человек нашелся, позвонил. – Какой я тебе, ко всем морским чертям, господин…

– А кто ж ты, если разобраться? – даже по телефону было явственно, что Лаврик ухмыляется. – Живешь в господском доме, значит – господин и есть… Чего долго трубку-то не брал?

– Дрова колол, – сказал Мазур.

В трубке раздался смешок:

– А что так, сам-то? Деньги, что ль, кончились?

– Да иди ты, Кимыч. Будто не понимаешь.

– Не-а. Не понимаю.

– Ты волосы все так же красишь?

– А, в этом смысле… Все ты помнишь, паскудин сын, – Лаврик рассмеялся. – Крашу, крашу, а как же. Я ж тебе говорил, что должен быть у меня какой-нибудь пунктик?

– Вот и я о том же.

– Ага… Как жизнь на пенсионе?

– Видал я такую жизнь…

– Что-то, вы, мой друг, нервный какой-то, – вдруг очень серьезно произнес Лаврик.

– Озвереешь тут.

– А не попить ли нам пивка по старой памяти? – выдал вдруг заклятый приятель.

– Ага, и закусывать будем сушеной ящерицей? Или бегемотиной? – спросил Мазур.

– Нет, я серьезно. Черт-те сколько времени уже не виделись. Посидим, посплетничаем по-стариковски…

– Я себя в старики не записывал!

– Ну это я так… Фигура речи. Так что скажешь?

– Да запросто. Давай приезжай, к пивку и шашлычок организуем.

– Нет, давай лучше в городе где-нибудь. А то у тебя жена строгая, будет потом говорить, что спаивают, мол, мужика старые сослуживцы…

– А в городе, можно подумать, мы в зоопарк пойдем… – начал Мазур – и осекся.

Приходилось признаться самому себе, что он действительно расслабился. Следовало бы помнить, что уж кто-кто, а Самарин, за исключением единичных случаев, кои можно по пальцам пересчитать, просто так никогда ничего не говорит. А значит, следовало максимально сконцентрироваться. Да и сейчас говорит наверняка по закрытому каналу, ни одной прослушкой не берущемуся.

– В зоопарке, промежду прочим, тоже небезопасно, – заявил Мазур после едва уловимой паузы. – А ведь секретность превыше всего, даже на пенсии. Враг не дремлет – и среди гамадрилов тож. Хотя – нам, пенсионерам, уже на секретности наплевать…

– Да какая, к лешему, секретность, – недовольно буркнул в трубку Самарин. – Ты, как ты правильно заметил, на пенсии, я в отгулах… Не боись, ничего эдакого я тебе не скажу и не прикажу. Просто так посидим, честное слово. Сколько мы с тобой, говоришь, не виделись?

– Я ж не против… Посидеть так посидеть. Когда?

– Завтра я не могу, дела, поверишь ли… А вот в четверг, а? Ты не занят?

– Счас посмотрю в органайзере, – съязвил Мазур, достал сигареты, сунул одну в рот и закурил. – Так… У, брат, у меня тоже дела… Но ради тебя, так уж и быть, партию в домино на заднем дворе с Чубайсом перенесу на следующую неделю.

Лаврик шутку не оценил, сказал:

– Пивной ресторан на Малой Дмитровке, возле метро «Пушкинская». «Старина Мюллер» называется…

– Душа моя, ты и рестораны с подтекстом выбираешь! – удрученно вздохнул Мазур.

– В смысле? А, название… – Лаврик хмыкнул. – Да ну что ты, никаких аналогий. Просто рядом с ним есть забегаловка, попроще, поуютнее и подушевнее… – И он вкратце объяснил, как найти кабачок. – Ну так что, давай тогда в четверг, часиков в семь?

– Давай в семь… – у Мазура в ушах запели военные трубы.

– Жена-то отпустит? – напоследок деловым, даже озабоченным тоном поинтересовался Лаврик.

– Иди ты… – ласково попрощался Мазур, нажимая кнопку отбоя.

Мазур даже не заметил, не услышал, не уловил, как они приблизились. Или это был всего один человек? Прятался за машиной? В кустах? В тени портика? Черт его знает… Надо признаться, сработано было профессионально. И нагло. Прямо здесь, на освещенной стояночной площадке, где в любую секунду мог появиться либо припозднившийся, либо, напротив, покидающий раут гость, где охраны, как блох на барбоске, – и сделать все столь грамотно… Заслуживает уважения, честное слово.

Самое обидное, что Мазур, открывая дверцу автомобиля и одновременно выуживая зажигалку, краем глаза увидел собственную тень на асфальте, а рядом с ней еще одну, неведомо откуда возникшую сзади. Он рефлекторно бросил тело в сторону, но было поздно: раздалось негромкое шипение, в глаза, в нос, в гортань метнулось белесое облачко – и все исчезло.

Вообще все…

– Ну как? Нормально себя чувствуете? Не бойтесь, это совершенно безвредное средство…

Человеку, только что предъявившему краснокожее удостоверение, было лет сорок. Глядя на него, Мазур вспоминал газетные карикатуры на бытовые темы. Там обычно рисовали дородных жен со сварливыми лицами, с прическами в виде пирамид, с упертыми в бока руками, и при таких женах мужей – маленьких, пухленьких, в трениках и майках, с обязательным венчиком волос вокруг лысины. Человек, что сидел напротив Мазура, был, ясное дело, не в майке и трениках, а во вполне приличном костюме, но венчик вокруг лысины присутствовал. Равно как и уютная, домашняя полнота. Так и тянуло потрепать его за хомячью щечку. И выражение лица человека напротив походило на те, которые придавали своим персонажам карикатуристы, а именно – глуповато-удивленное. Вот глаза, правда, напрочь выпадали из этого ряда. Напрочь не карикатурные глаза. Холодные и цепкие, похожие на зрачки пистолетных стволов.

– Примите мои извинения, Кирила Степанович, за некоторую… неделикатность обращения, – продолжал человечек. Он так и сказал: «Кирила», на пушкинский манер. – Однако пригласи мы вас в гости обычным порядком, ведь не пришли бы.

Начинается, блин. Только этого нам и не хватало…

Мазур огляделся. Обычная комнатка вроде как в обычной хрущевке: продавленный диван у стены с выцветшими обоями, телевизор в уголке, облупившаяся батарея, журнальный столик из лакированной ДСП, вокруг него – два вытертых кресла с обивкой салатного цвета, в которых, собственно и сидят Мазур и… и его собеседник. Правда, окно задернуто заглухо. Плотными шторами. Хотя и видно, что там, снаружи, стоит ночь… Вот только какого дня?

Он будто невзначай легонько мазнул подбородком по воротнику. И шороха щетины не услышал. Значит, это все еще сегодня. Если только его не брили в бессознательном состоянии. Попробовал пошевелить руками. Не связан, не пристегнут. Странно. Хотя вряд ли, если начать действовать, действо ему дадут закончить – судя по тому, как его взяли…

Поэтому он просто спросил:

– А кто это «мы», позвольте узнать? «Мы» бывают разные…

Вот язык у Мазура был все еще как неродной. Как будто он лизал перед этим «сухой лед». Да и в горле чувствовались, как бы это выразиться поточнее… Остаточные явления, что ли…

– Весьма справедливое замечание. И удостоверения бывают разные. Например, настоящие и поддельные. Так вот: то, что вам было предъявлено, самое что ни на есть настоящее, уж поверьте.

– Так и тянет повозмушаться, – без всякого выражения произнес Мазур. – Мол, да какое право имеете! Как так можно без суда и следствия! И завернуть что-нибудь про тридцать седьмой год и гуманитарные ценности. Пообещать жалобы во все инстанции…

– Ну и повозмущайтесь, не держите в себе, – собеседник закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее и как бы готовясь к долгой и крайне приятной во всех отношениях беседе. – Смею вас заверить, я благодарный слушатель.

– Зато у меня, знаете ли, времени не очень много, супруга, опять же, беспокоится… Так что давайте покороче, и я пойду.

– Можно и покороче, – покладисто согласился карикатурный человек. – Поговорим – и ступайте себе с миром. Кстати, продолжительность и… атмосфера, так сказать, нашей беседы зависят исключительно от вас.

– Если б вы знали, как я устал от подобных разговоров, – искренне вздохнул Мазур. – От этих словесных кружев, от закамуфлированных угроз. Честное слово, тысячу раз все это было.

И он закрыл глаза.

– Я понимаю, – посочувствовал человечек. – Поэтому не буду задавать вам глупых вопросов. Вроде в каком полку служили, и тем паче, как звали вашего политрука? Это нам и так известно. И вообще нам многое известно… Давайте сразу перейдем к делу. Сразу поговорим о насущном. Во-первых, поговорим о вашем большом туристическом вояже.

– В Барселону? – вяло поинтересовался Мазур, открыв глаза.

– Кирила Степанович, – с укоризной протянул карикатурный человек, и Мазур понял, что тот даже с русской классикой знаком: во всяком случае, «Дубровского» в школе проходил. – Вы же сами высказывали желание побыстрее со всем покончить. И тут же начинаете изображать. Ну на кой нам знать про ваши с женой прогулки по магазинам и засидки в кабаках?

У этого человека было какое-то имя, он носил какое-то звание, и Мазур, что интересно, мог бы запомнить и то, и другое, поскольку не так давно вертел в руках удостоверение – к слову сказать, с виду самое что ни на есть подлинное. Но не имело никакого смысла запоминать ни имени, ни звания. Винтик – он и есть винтик, то бишь часть механизма, его имя никого не интересует. А вот что это за механизм такой, и на кого винтик работает – это вопрос интересный.

– Тогда, может, хватить говорить намеками? – спросил Мазур.

– Какие уж тут намеки… Я впрямую спрашиваю вас о поездке в Африку, совершенную вами год назад. О пребывании там на протяжении достаточно долгого времени. Хотелось бы, что называется, полюбопытствовать деталями. Для начала, скажем, послушать о ваших тамошних знакомствах, уж это-то, согласитесь, прямо проходит по нашему ведомству, поскольку знакомства вы там водили, как нам доподлинно известно, насквозь примечательные.

– А с каких это кислых щей я должен отчитываться перед вами? То была чисто коммерческая поездка в рамках моей временной работы по найму. А раз так, то все, что касается моей поездки, есть коммерческая тайна. Причем не столько моя, сколько корпорации, которая меня нанимала… Я понимаю, что вы сейчас начнете нудно вещать про безопасность страны, про происки мирового терроризма и про то, что я как гражданин прямо-таки обязан… А ежели я, мол, не желаю и препятствую, то можно создать мне всяческие жизненные сложности… Ну и в таком духе. Не трудитесь, уважаемый. Вот когда вы мне выложите да положите убедительные факты, что известные мне люди или организации имеют отношение к терроризму, тогда я, конечно же, окажу всемерную помощь.

– Знаете, в чем ваша самая главная ошибка, гражданин Мазур?

Не дождавшись ответа, человечек продолжал:

– В том, что вы держитесь так, словно за вашей спиной по-прежнему стоит контора. Привыкли за столько-то лет, понимаю. А ведь за вашей спиной сейчас нет ничего…

«И ведь он прав, сука такая», – подумал Мазур.

– Вы сейчас сам по себе, – мягко напомнил карикатурный человек. – Может, вы, конечно, надеетесь на помощь некоего покровителя, скажем, того, кто вас тогда нанимал. Если так, то это непростительное для вас заблуждение. Уж кому, как не вам, знать, что государственная контора всегда сильнее одиночек, как бы ни была слаба эта контора и как бы ни сильны были эти одиночки.

Мазур, не испрашивая разрешения, закурил, благо сигареты и зажигалку у него не отобрали. Возражений не последовало.

– Сами посудите, Кирила Степанович, – собеседник Мазура провел ладонью по ладони, будто снимал невидимый налет. – У вас молодая жена, ребенок, отличный дом, спокойная семейная жизнь на лоне природы… Знаете, мне даже угрожать вам лень. Угрожать можно человеку, которому нечего терять. Или самонадеянному глупцу. Вам же достаточно перечислить то, чего вы можете лишиться… Впрочем, я уже перечислил.

Человек-винтик выжидательно взглянул на Мазура, но Мазур молчал. Пускал дым и молчал.

– Хорошо, давайте попробуем еще одну тему для разговора, – с печальным вздохом произнес собеседник. – На какие средства существуете, позвольте узнать? Только не надо вставать в позу и вещать насчет тайны вкладов, неприкосновенности личной жизни и про то, что это-де не по нашей части. Как раз по нашей, смею вас уверить. Может быть, вы позабыли, но нам вменяется в обязанность бороться с преступными доходами, а уж тем паче, когда грязный след тянется в далекое зарубежье. Как в вашем случае.

– В моем случае как раз таки все чисто, – твердо сказал Мазур. – Могу показать контракт, где прописана причитающаяся мне сумма. С подписями и печатями. И налоги я, между прочим, честно заплатил.

– И эта сумма, я так понимаю, поражает воображение?

Мазур мог ответить на этот вопрос красиво. Что и сделал:

– Не особенно и поражает, если вдуматься. Вы, наверное, имеете представление, сколько получают топ-менеджеры больших компаний за свою работу ежемесячно? Немалые денежки, не так ли? А теперь помножьте эту цифру на несколько лет безупречной службы во благо компании… Всего-навсего то, что топ-менеджеры делают для компании за годы, я сделал за более короткий срок. Принес, так сказать, ровно такую же пользу. И, соответственно, всю причитающуюся сумму получил сразу.

– Со всех сторон подстраховались, значит? Уважаю, – человек-винтик любезно подвинул поближе к Мазуру пепельницу. – И, полагаю, ровно так же юридически благополучно все обстоит и с вашими предыдущими заработками, коими вы пробавлялись до поездки на Черный Континент? Я, конечно же, имею в виду не вашу основную службу, упаси боже меня лезть в дела соседей! Нет, я имею в виду ваши халтуры во внеслужебное время.

– Это какие же такие халтуры? – Мазур сделал удивленное лицо.

– Криминального толка халтуры, любезный Кирила Степанович, криминального. Вашу помощь в выколачивании долгов. Ох, простите: в возврате долгов истосковавшимся по ним кредиторам.

– А как насчет презумпции невиновности? – жестко спросил Мазур.

– Ну, мы же не в суде и обвинений я вам не предъявляю, – собеседник Мазура изобразил чуть виноватую улыбку. – Нам всего лишь хотелось бы снять некоторые неясности и недоразумения, не более того. Вам, я полагаю, тоже бы не хотелось, чтобы недоразумения между нами затянулись…

– Ну, допустим, – пробурчал Мазур. – Только и вы уж тогда выражайте свои мысли конкретнее. Кто, где, когда. Фамилию хоть одну назовите, чтобы я смог сориентироваться.

– Фамилии? Запросто. Могу даже провести очные ставки с некоторыми… товарищами.

Человек-винтик подался вперед. Лицо его вдруг закаменело, враз утратив сходство с карикатурными персонажами.

– Мы ведь тоже умеем собирать информацию, имеем агентуру в самых разных кругах и кое-кто из ваших клиентов давно у нас на крючке. И ваши… шалости нам хорошо известны вплоть до некоторых несущественных, но живописных подробностей.

– Неужели вы имеете в виду те случаи, когда меня просили поговорить кое с кем, в разговоре поминая свою принадлежность к спецслужбам и делая при этом грозное лицо? – облегченно улыбнулся Мазур, как и надлежит честному человеку, наконец-то сообразившему, чего от него хотят. – Упаси господи, что ж в том криминального! Я всего лишь читал нравоучения, шпарил практически по Библии: не обижай ближнего своего, занял – отдавай, не возжелай и возлюби. Произнесу проповедь – и тотчас ухожу. Это карается законом?

– Фу, – устало выдохнул собеседник. – Знаете, вам покажется странным, но я иногда жалею, что мы не в американском правовом поле. Как известно, там показаниям свидетелей доверяют больше, чем вещдокам и иным уликам. Для тамошнего законодательства двух свидетелей вполне достаточно, чтобы законопатить обвиняемого на приличный срок. А уж двух свидетелей мы бы вам нашли, и сели бы вы у нас как миленький…

– А как быть еще с тремя свидетелями со стороны обвиняемого, которые тоже придут в суд, будут бить себя кулаками в грудь и клясться на конституции, что в означенный час резались с обвиняемым в домино во дворе дома нумер четыре по Кривоколенному переулку?..

– Все, хватит упражнений в словоблудии, – собеседник Мазура заговорил жестко. – Это раньше ты, адмиралишка хренов, был со всех сторон прикрытый, предельно серьезный и от ушей до пяток засекреченный. В прежние времена за один разговор с тобой, ежели б я его организовал без согласования с твоим и моим начальствами, мне б яйца оторвали под самый корешок. А может, ты себе думаешь, что твои бывшие отцы-командиры заступятся за тебя по въевшейся привычке, или там во имя сохранения незапятнанности мундира? Так ты это выброси из головы, адмирал. Во-первых, едва они прознают про твои внеслужебные подвиги, как отрекутся от тебя быстрее, чем Петр отрекся от Христа. Во-вторых, они могут ничего и никогда не узнать. Пропал человек – и все. Вышел погулять – и не вернулся. И твои искать тебя не будут. Это раньше на ноги подняли бы всю армию и флот. «Пропал главный боец невидимого фронта, ходячее хранилище государственных секретов!» А теперь ты кто? Теперь ты пенсионер с сомнительными связями, занятия которого отдают нехорошим душком.

– Пугаешь? – поинтересовался Мазур сквозь зубы.

– Докладываю обстановку, – сказал человек-винтик. – Чтобы развеять иллюзии, буде таковые имеются.

– А что тебе от меня надо тогда, ежели сам сказал, что все мои шалости хорошо известны? – недобро спросил Мазур. – А коли известны, так затевай следствие, передавай дело в суд – там и договорим наши разговоры в компании с адвокатами и гражданами присяжными заседателями. Что от меня-то тебе надо в таком случае? Чистосердечного раскаяния?

– Разве что в качестве бесплатного приложения, – человек-винтик вновь улыбнулся широко и приветливо. – Но можно обойтись и без раскаянья. Нам просто хотелось бы уточнить некоторые детали.

– Это какие же?

– Да самые наипустяковейшие. Красочно описывать свои подвиги от вас не требуется. Бог с ними, с подвигами, в самом-то деле. Можно и позабыть о них, будто и не было. Если вы нам, конечно, честно расскажете о той организации, которая посылала вас творить нехорошие дела.

– Организация? – нешуточно удивился Мазур. – Кроме известной вам организации, в других не состоял. Ну разве еще в компартии, но это было давно, еще при царе Горохе.

– А про Белую Бригаду вы тоже никогда не слышали? – человек напротив поднял на Мазура лукавый взгляд.

Теперь пришла очередь Мазура улыбаться.

– Конечно, слышал. Вернее, читал. В газетах и в книжках читал. Красивая байка. В стиле Союза Девяти или Тайного Мирового правительства… Людям хочется своих, доморощенных робин гудов, вот и выдумывают сказочки про Белую Бригаду. Фольклор, народное творчество. Ну сами посудите, разве…

– Понятно, – перебил Мазура карикатурный человек. – А с кем из своих сослуживцев вы сейчас поддерживаете контакт?

– А вот тут уж вы вторгаетесь, как говорится, в область не своей компетенции. Я, конечно, в отставке и все такое прочее, но некоторые подписки сроков давности не имеют. И несмотря на горячее желание оказать вам всемерную помощь вынужден предложенную тему отклонить.

– Тяжело с вами, – покачал головой собеседник Мазура.

– А на что вы рассчитывали, позвольте узнать? Вы утверждаете, что многое обо мне знаете. Так неужели вы надеялись, что я на старости лет раскис, как залежавшийся помидор? И стоит только пальцем надавить, как потеку? Ни за что не поверю в эдакую вашу наивность. Тогда зачем вы устроили этот цирк с похищением и допросом?

Человек-винтик улыбнулся так широко и приветливо, словно Мазур только что пообещал ему повышение в звании.

– Вы мне не поверите, Кирила Степанович, – доверительно сказал он, – но лично я ни на что не рассчитывал. И вопросы вам я задавал исключительно ради того, чтобы выслушать ваши ответы, какими бы они ни были. А цирк с похищением, как вы изволили выразиться, был устроен по велению вышестоящего начальства и исключительно ради того, чтобы вы задумались, как дальше жить. Вот вы придете сегодня домой, походите по дому, окинете взглядом нажитое непосильным трудом добро, поужинаете в семейном кругу и, закурив вечернюю сигару, предадитесь непростым раздумьям. Можете даже посоветоваться с женой, мол: нравится ли тебе, дорогая, уют нашего домашнего очага, урчание моторов трех наших машин и крепость такого прочного с виду нашего домика-пряника? И как ты посмотришь, дорогая, если мы вдруг в одночасье всего этого лишимся? И вот когда мы во второй раз вас призовем, Кирила свет Степанович, то меня будут устраивать только честные ответы в вашем исполнении. И никак иначе.

– Ну и сволочь ты, мужик, – вежливо сказал Мазур.

– Служба такая, – ничтоже сумняшеся развел руками человечек. – Можно подумать, ты всегда был любезен и обходителен и, как Санта-Клаус, раздавал всем исключительно пряники и подарки, и ни-ни кого-нибудь тронуть хоть пальчиком. – Он нажал кнопку под столом. – Диспут считаю закрытым. Вас проводят. Простите, что не приношу свои глубочайшие извинения. Мне отчего-то кажется, что вы не очень-то и нуждаетесь в моих извинениях.

Дверь распахнулась, вошел мордоворот в сером костюме, встал у двери. Мазур не прощаясь поднялся, шагнул к выходу.

– И вот что еще скажу вам напоследок, – донесся сзади голос человека-винтика.

– Ну? – Мазур обернулся…

Честно говоря, он расслабился. Решил, что все и в самом деле закончилось. Непозволительная глупость, ежели откровенно… А то, что еще ничего не закончилось, он сообразил, лишь когда почувствовал легкий укол в правое плечо. И еще успел повернуться, успел мутнеющим взглядом разглядеть, как мордоворот в сером костюме выдирает из его плеча опорожненный шприц. А потом тело налилось свинцовой тяжестью, ноги подкосились, и мир вокруг погас мгновенно, будто повернули выключатель.

Сперва он услышал звяканье, какое издает металлический предмет, допустим, скальпель или щипчики, когда их опускают в металлическую ванночку. Вслед за слухом вернулись и остальные чувства. Мазур ощутил, что он лежит на чем-то прохладном, а ноги и руки надежно прихвачены ремнями. Чуть выше локтевого сгиба правой руки имелось дополнительное неудобство. Во рту же стоял горький привкус, растекшийся по глотке и небу.

Он открыл глаза, и тотчас над ним склонился человек, в котором Мазур признал своего недавнего собеседника. И настолько добродушным, где-то даже детским было выражение его лица, что невольно на ум опять пришли карикатурные персонажи. Правда, над головой человека-винтика нимбом зависло похожее на подсолнух соцветие ламп, сейчас погашенных, какие украшают операционные кабинеты, и сие обстоятельство напрочь отбивало желание мило улыбнуться старому знакомому.

Мазур скосил глаза вправо и увидел стойку капельницы с закрепленной наверху пластиковой бутылью, емкостью граммов на триста. Желтая гибкая трубка, по которой вниз сбегала жидкость, оканчивалась металлической иглой, воткнутой Мазуру в вену. Картина, прямо скажем, безрадостная. Вряд ли вводимый ему препарат являлся безобидной глюкозой или полезными для жизни витаминчиками. Есть кое-какие соображения, что это может быть на самом деле…

Вдобавок на средний палец правой руки Мазура была надета прищепка, от которой куда-то тянулся сине-белый провод. И случайно где-то рядом слышалось характерное монотонное гудение аппаратуры.

Человек-винтик несколько секунд внимательно вглядывался в Мазура. Потом улыбнулся приветливо.

– Мне известно, Кирила Степанович, что вы человек подготовленный. Следует признать, в ваше время спецов готовили обстоятельно и прочно, ничего не упуская. Школа тогда была на зависть. Знаю, что вас готовили и к возможной химии… Но все же это было давно, с тех пор наука далеко-о-о шагнула вперед… Сейчас вам доведется вкусить препарат нового поколения, с которым вы доселе не сталкивались. Крайне занятная вещица, доложу я вам. И говорят – увы, сам не проверял, повторяю с чужих слов – крайне приятная для пациента вещица. Так что, надеюсь, все пройдет ко взаимному удовольствию…

Мазур даже не злился. Глупо злиться на отдельно взятый винтик механизма. Это все равно, что когда тебя переедет машина, обрушивать всю свою злость на правое переднее колесо или на отказавшие тормоза.

– Долго еще? – спросил человеческий винтик у кого-то, кого Мазур видеть со своего места не мог.

– Нормально, сейчас подействует, – пообещал этот доктор Вальтер, так и оставаясь за кадром.

Поначалу ничего не происходило. Ровным счетом ничего. Потом Мазур почувствовал, как вокруг него заколыхались теплые волны, убаюкивающе закачали тело. Веки налились тяжестью, и глаза закрылись само собой…

Это были не амфитамины и не барбитураты – с действием и тех, и других Мазур был прекрасно знаком как в теории, так и, увы, на практике. Нет, это было нечто совершенно другое.

– Не беспокойтесь за здоровье, Кирила Степанович, – как сквозь вату услышал Мазур ласковый голос своего собеседника. – Компоненты не токсичные и через пять часов выводятся из организма без следа. Средство разрабатывалось как универсальное, в том числе и для проверки своих. А своих не станешь же кормить всякой дрянью…

– Можно приступать, – вклинился второй голос.

Мазуру в это время казалось, что он плавает в теплом, обволакивающем желе. Точно находишься между сном и явью. И при этом охватывало чувство всеобъемлющей доброты. Хотелось всем без исключения отвечать взаимностью. И не было никакой возможности противиться просьбам. Собственная воля вышла на перекур, и от этого стало легко и приятно. Может быть, так и выглядит нирвана?..

– Ваши фамилия, имя, отчество? – услышал Мазур голос человека-винтика.

– Мазур, Кирилл Степанович.

– Ваше прозвище среди своих?

– Пиранья.

– Что скрывается под аббревиатурой ББ?

– Белая Бригада.

– Она существует на самом деле?

Пауза.

– Да…

Еще одна пауза.

– Структура организации?

– По принципу пятерок.

– С кем вы имели дело из вышестоящих?

– С Самариным. По кличке Лаврик. Он…

– Не трудитесь, это персона нам известна. Как часто вы с ним встречались?

– По мере необходимости.

– По чьей инициативе?

– Обычно по его. Бывало, я приглашал его на встречу.

Мазур услышал откуда-то из невообразимой дали: «Спрашивайте быстрее, он засыпает». И невесть откуда возникло гулкое эхо: «…пает… пает… ает…»

– Последнее полученное от него задание? Ну, говорите! Последнее задание?!

«Последнее – это не значит нынешнее», – напоследок подсказало угасающее сознание, и Мазур с трудом выдавил:

– Выяснить, почему некая российская олигархическая группировка всерьез заинтересована в судьбе некоего чернокожего президента некой африканской страны Ньянгаталы…

На него наваливался сон. Накатил, как сходящая с гор лавина. Мазур еще услышал какой-то вопрос, даже попытался на него ответить, но не успел – его поволокло куда-то, и темные воды сомкнулись над ним.

Кафе действительно было не слишком-то навороченным и отнюдь не дорогим, даже до понятия «ресторанчик» не дотягивало. Но и простецкой пролетарской забегаловкой оно не являлось – да и откуда взяться пролетариям в центре столицы-то! Это на окраинах – да: чипсы, сушеные кольца кальмаров в пакетиках, сушеные же бутерброды, шашлык непонятно из кого, зато пиво в пластиковых стаканах и водочка в стаканах стеклянных в агромадном количестве… Тут было не так.

Тут было чистенько, уютненько, светильники на стенах источают приглушенный свет, ненавязчиво играет радио за барной стойкой – что-то такое попсовое (гламурное, блин), что крутят по всем московским ФМ-станциям… Одним словом – кафешка для более-менее среднего класса, притулившаяся совсем рядом с Дмитровской. Под названием «Уголек».

Меню в бархатной обложке, не слишком дешевое пиво в толстостенных стеклянных кружках, причем не какая-нибудь там патриотическая «Балтика», а главным образом чешское и «Варштайнер». И разливной «Варштайнер» был очень недурственным, это Мазур оценил уже сразу после первого же глотка из первой запотевшей кружки.

– Извини, – мрачно сказал он, перехватив вопросительный взгляд Лаврика.

– За что?

Мазур промолчал, сделав еще один глоток (из кружки, если память не изменяет, за порядковым номером четыре), зажевал кусочком нежнейшей солонинки, тонким, как газетный лист. И сказал:

– Понимаешь, очень уж все четко тогда у них получилось. Как по нотам разыграли. Ты позвонил, пригласил в этот шалман, и едва я повесил трубку, как… Как меня скрутили что твоего кутенка. Без сучка, без задоринки… И ведь никто ничего не слышал, никто ничего не видел!.. А потом меня выпотрошили – и тут же отпустили. Вот что непонятно. Ведь знали же наверняка, что я тут же побегу с докладом к тебе! Или не к тебе, но все равно молчать не буду!

– И на этом основании ты решил, что это именно товарищ Самарин организовал твое псевдопокушение, заставил выболтать все, что ты знал о ББ, а потом отпустил с миром? И чего ради, спрашивается?

Мазур пожал плечами.

– Понятия не имею. Последняя проверка, какая-нибудь провокация, тест на непредвиденную ситауцию… Понятия не имею! Откуда мне знать, что у тебя в черепушке происходит. Но… Но почему меня отпустили? Почему ты позвонил именно в тот момент? И кто кроме тебя мог организовать нападение посередь поселка, да еще и вернуть меня туда?! Минуя охрану, промежду прочим…

– Ну, спасибо за комплимент… Нет, погоди, не кипятись, я абсолютно серьезен… Ты считаешь, что только старина Лаврик сумел бы все это провернуть, – вот за это и спасибо. И нечего извиняться. Хотя, на самом деле, ни я, ни мои орелики – не бэтмены и не черепашки-ниндзя…

Мазур ничего не ответил.

Тогда, после задушевной беседы под действием сыворотки правды, он очнулся только под утро. Причем очнулся в собственной машине, аккуратнейшим образом припаркованной на грунтовой дорожке возле ворот его собственного, Мазура, дома. Мирно вставало солнце, щебетали пичуги, вполголоса, воспитанно тявкала собачка… Мазур тряхнул головой, быстро охлопал себя по карманам. Документы, права, ключи, кредитки, сигареты, зажигалка, телефон, еще какая-то мелочь – все на месте. Ключи от машины торчат в замке зажигания…

Пошатываясь, он выбрался на воздух. Огляделся. Никого. Сыро и зябко, но именно прохлада и сырость быстро привели Мазура в чувство. Состояние – как после отсыпа по завершении трехдневной пьянки, когда пивком организм уже чуток подлечен: имеет место небольшой тремор[4], голова, словно воздушный шарик, и окружающий мир воспринимается как из аквариума.

Суки.

Первым делом Мазур глянул на часы в мобильнике: девять утра. Причем утра следующего за раутом дня. Бизнесмены уже укатили по своим офисам, а их подружки и жены – равно как и люди творчества, каковых здесь тоже полно – еще нежатся по постелькам. В общем, идеальное время, чтобы подбросить труп…

Но Мазур трупом отчего-то не был, вот в чем непонятка!

Он загнал машину в гараж, поднялся в дом. Посмотрел, где супружница. Нинка, змея, как ни в чем не бывало дрыхла, раскинувшись, в агромадной постели – даже и не беспокоилась, судя по всему, где муж пропадает…

Ну и хорошо.

Он схватил городскую трубку и набрал – удалось с третьего раза – контактный, только для своих, номер Лаврика…

Лаврик, словно догадавшись, что Мазур думает о нем, произнес негромко:

– Это не я…

– А? – Мазур поднял на него глаза.

– Это не я, – повторил Лаврик.

– Поклянись.

– Не веришь? Хорошо. Клясться не буду, но объясняю. Ты достаточно подробно описал весь ваш диалог с твоим… э-э… собеседником. Так вот. Он не знал, что означает ББ. А потом спросил: «Белая Бригада существует на самом деле?»

– И я сказал, что да.

– Не в том дело. Он не знал, что означает аббревиатура ББ. И не знал, что это не миф.

– И?

– Значит, это был не я.

Мазур нервно хохотнул:

– Ты, душа моя, меня вовсе за идиота держишь? Тоже мне, доказательство.

Лаврик не ответил. А Мазур спросил после паузы:

– Но если не ты… Это случайно не продолжение скачек с алмазами? Это не Олеся?

Самарин хлебнул пивка:

– Нет. Вряд ли. Очень не похоже. Однако ж, как говорится – спасибо за сигнал… Приму в разработку. А ты этим особо не парься: разберемся. И пока закроем тему.

– Значит, ты ждал чего-то подобного? – в лоб спросил Мазур.

– Ну-у… – протянул Лаврик, – не столь кардинальных поступков.

– Темнишь.

– Темню. Горячее будем заказывать?

– Скотина.

– Или лучше коньячку?

– Дважды скотина.

– Да, скотина… Но зато какая! – губы Лаврика растянулись аж до ушей. Пальцами он выудил из мисочки оливку, подбросил и поймал ее ртом. Запил пивом.

Мазур задумался. Что-то здесь не так. Не так все идет. Ну, допустим, весь кабак под колпаком ББ, не то что мышь – даже самый навороченный «жучок» не проскочит… Но ведь его, Мазура, учитывая недавнее происшествие, наверняка пасут, могли допасти и до этого заведения, а тут он встречается со своим, скажем так, куратором, которого противник прекрасно знает… Уже можно делать выводы. И почему Лаврик так спокоен, будто ничего особенного не произошло? Ведь под препаратом Мазур выложил неизвестному противнику все, что знал о Белой Бригаде! О своем участии в ней рассказал, о Лаврике!..

– Ты приглашение в Одессу получил? – вдруг спросил Самарин и сделал большой глоток.

– Куда?!

– В Одессу.

– А… – Мазур вспомнил курьера, конверт, странное приглашение. – Ну, было что-то такое… Блин, начинается! Ты что, следил? Хотя о чем это я… С твоего поста просто так не уходят.

– Причем тут мой пост? Так что?

– Ну, получил. Все равно ехать никуда не собираюсь. Во-первых, без жены – Нина меня не поймет. А во-вторых, знал бы ты, где у меня уже все эти светские мероприятия сидят, – Мазур провел ладонью по горлу. – Тут-то не знаешь, как отвертеться, а еще и на Украину…

– А ты съезди, съезди, – Лаврик невозмутимо подцепил вилкой креветку. – Там тепло. Развеешься. А для жены придумаем что-нибудь.

– О как! – Мазур наклонился вперед. – Слушай, ты куда меня опять втравить хочешь?

– Я? – сделал большие глаза Самарин. – Да когда я тебя куда-нибудь втравливал?!

– Ага, ни разу, – Мазур мрачно поднес пиво ко рту…

Предчувствия, как говорится, его не обманули. Поговорили (безрезультатно), а после дежурных слов о здоровье, о житье-бытье, об общих знакомых и сослуживцах Лаврик без обиняков перешел к делу. «Нет, но за каким чертом ему так на эту Украину меня надо отправить? И к кому, интересно в гости?» – подумал Мазур и произнес вслух:

– Кто там будет-то?

– В Одессе? Да обычная тусовка, – это последнее слово Лаврик выговорил с неуловимым презрением. – Примерно те же круги, в коих ты последнее время и вращался. Разве что с примесью хохляцкости, вот и вся разница.

– Ну и зачем мне все это надо? – обреченно спросил Мазур, понимая что в душе он уже согласился, а обреченно потому, что пока смутно представлял себе, что он скажет Нине. – У меня ж детеныш годовалый!

– Насчет детеныша не волнуйся ты, это недолго – на самолете туда и обратно, да там максимум пару дней.

Мазур поднял брови – ничего себе вечеринка, на пару дней. Явно старая лиса Лаврик что-то недоговаривает.

– А насчет того, зачем это надо… – Самарин, оставшийся, сразу видно, крепким профессионалом, ловко разоблачил очередную изъятую из тарелки креветку, – насчет этого мы с тобой сейчас и поговорим.

Стоя в своем номере перед огромным, в рост человека, и явно старинным зеркалом в массивной, темного дерева оправе, Мазур в очередной раз пытался выровнять упрямо съезжавшую набок бабочку. Бабочка отчего-то не поддавалась уговорам. Мазур тихо стервенел. А что прикажете делать? Если в приглашении указан определенный dress-code, то будьте любезны соответствовать.

Вот и маялся он у зеркала – в белоснежном смокинге с обязательным платочком в нагрудном кармане, и в белоснежной рубашке, подпоясанный белоснежным же кушаком, поправляя в очередной раз непокорную белоснежную бабочку. Весь из себя белый такой и пушистый, короче. Еще раз взглянув на себя в зеркало, Мазур мысленно сплюнул. «Надо было адмиральский мундир с собой взять, и все дела, – мрачно подумал он. – А что? В ранешние времена вполне даже приемлемая форма одежды на всякие разные торжественные мероприятия была, гордились господа офицеры мундиром-то!»

Сорвав с себя непокорную бабочку, Мазур вернулся в гостиную, открыл дверцу мини-бара. Помедлил секунду, выбрал маленькую, граммов на сто, бутылочку «Реми Мартин». Набулькал в пузатый бокал, вышел на балкон, устроился поудобнее в уютном плетеном кресле.

«Однако стареете вы, батенька, – думал он, любуясь великолепным видом на море, – раньше, бывало, орлом выглядели на всяческих там раутах и суаре, и костюмчик, даже с чужого плеча, сидел на вас, как родной…»

Вспомним, к примеру, далекую республику Санта-Кроче, где в гасиенде Куэстра-дель-Камири донья Эстебания выделила ему коммодорский мундир своего какого-то там по счету мужа и где благородные сеньоры и сеньориты танцевали малагуэну… Ведь не ударил же тогда Мазур в грязь лицом, смотрелся в непривычной морской форме очень даже вальяжно! А сейчас даже бабочку толком повязать с первого раза не получается…

Ну и плевать.

Он сделал маленький глоток и с наслаждением закурил. Открыл предоставляемую отелем (как выяснилось, бесплатно) газету и принялся лениво перелистывать. Ничего интересного, все как обычно, хоть и газета была не русская, и даже не украинская – издание ВВС. На русском, правда, языке. Времени еще было полно, и Мазур прикрыл глаза, подставив лицо легкому освежающему ветру, пахнущему солью, водорослями, портом – и бог его знает, чем там еще пахнет морской ветер. В своей жизни он такие запахи обонял многократно и в преизрядных количествах под всеми широтами и меридианами. «Хорошо хоть, не порохом пахнет», – мелькнула мысль, но Мазур, тряхнув головой, отогнал ее, затушил сигарету в хрустальной пепельнице, стоявшей на маленьком столике красного дерева с мраморной крышкой (столик был до безобразия антикварного вида), и сделал еще один глоток.

Собственно говоря, вся мебель в этом номере была антикварная, примерно конца девятнадцатого века, за исключением, разумеется, оборудования ванной и туалетной комнат, где стояла техника века исключительно двадцать первого – ну, это понятно, не было у предков в принципе таких удобств, чего уж там…

Утром, едва разместившись в отеле, Мазур в полной мере оценил достижения технического прогресса. Принял душ, ради интереса экспериментируя с устрашающим количеством кнопочек на пульте управления (иначе и не скажешь!) душевой кабины. Освежившись, с интересом побродил по номеру. Большая гостиная, в коей наличествует камин, по всему видно – действующий, спальня чуть поменьше, но кровать в ней чудовищных размеров и – ну надо же! – под балдахином (Мазур хмыкнул), ванная и туалетная комнаты, большой балкон с видом на море. Да-с, ребята, неплохо…

Вообще, идиллия началась с самого раннего утра, когда самолет компании «Дельта» приземлился в одесском аэропорту. Мазур, дождавшись своей очереди, попрощался со стюардессой, вдохнул морской воздух, чувствовавшийся даже здесь, и начал спускаться по трапу. Солнце жарило не по-утреннему, на небе – ни облачка, воздух был влажным и теплый, вдалеке маслянисто блестели сигары самолетных фюзеляжей…

Возле самого трапа пристроилось несколько весьма нехилых, лоснящихся в утренних лучах намытыми бортами авто – что, естественно, нарушало все правила безопасности, но тем самым автоматически свидетельствовало о весьма нехилом же ранге прилетевших.

Мазур усмехнулся.

Видать, какие-то бонзы приперлись бизнес-классом. Ну, это не для нас. Этого мы и в России насмотрелись, удивительного тут нет ничего, в общем-то, – мало ли какого полета москали могли пожаловать в незалежную…

Когда Мазур в толпе прибывших благополучно спустился по трапу и направил было стопы к ожидающему пассажиров автобусу, над самым его ухом раздалось негромкое: «Кирилл Степанович?»

Голос был женский, подчеркнуто вежливый, с едва заметным хохляцким акцентом.

Ага, вот и комитет по торжественной встрече высокого гостя нарисовался…

Оглянувшись, Мазур узрел черноволосую дивчину лет двадцати пяти, в брючном сером костюмчике и белой открытой блузке. Симпатичную, между прочим. Быстро окинул ее профессиональным взглядом. Безоружна. Если пиджачок что и топорщило, то отнюдь не кобура – пиджак сидел как влитой… Ну, если не считать небольших выпуклостей спереди. Выпуклостей весьма аппетитных, следовало признать. Но все равно он машинально сдвинулся немного левее, совсем чуть-чуть, якобы для того, чтобы солнце не било в глаза, а на самом деле – дабы заработать несколько дополнительных мгновений, если девица решит выхватить откуда-нибудь ствол и начнет разворачиваться в его сторону.

Хотя – бред, конечно, если поразмыслить. Кто ж начнет пальбу в таком месте… Но вот что любопытно: кем же является эта подружка, если ее пускают на летное поле? Или точнее: кому она служит?..

– Кирилл Степанович? – повторила она, обнажая белоснежные зубы в дежурной улыбке.

– Допустим, – ответствовал Мазур.

– Кирилл Степанович, мне велено встретить вас и препроводить в отель. Ваш багаж доставят следом. Машина ждет, прошу! По всем вопросам и пожеланиям можете обращаться прямо ко мне – меня зовут Оксана.