Глава седьмая,

где выясняется, что английские служители правосудия, собственно говоря, ничем особенным и не отличаются от своих французских собратьев

Король Людовик Тринадцатый выпрямился во весь свой немаленький рост, став по-настоящему величественным и грозным, подобно иным из его венценосных предков, внушавших страх европейским державам, вражеским армиям и нерадивым министрам с непокорными вельможами. Взор его метал обжигающие, ослепительные молнии, голос гремел, как гром:

- Вы обманули мое доверие, мадам! Мой драгоценный подарок... ценный даже не алмазами, хоть и они сами по себе недешево стоят, но главное - сделанный от чистого сердца, в приливе истинных чувств, вы самым беззастенчивым образом преподнесли английскому хлыщу! И не просто очередному воздыхателю, а откровенному любовнику, с коим вы занимались блудом прямо в Лувре! В моем доме, черт побери! И кто же вы после этого?

Королева Анна Австрийская, побледневшая, как смерть, молча ломала руки. Слезы текли по ее щекам двумя ручейками, и фамильная нижняя губка уже не оттопыривалась высокомерно, а жалобно подрагивала, как осенний лист на ветру. Жалким, неуверенным голосочком она пролепетала:

- Луи, это наговор! Клевета! Интриги! Меня хотят погубить злобные враги...

- Да? - саркастически расхохотался король. - Мадам, меня не зря зовут Людовиком Справедливым! И я разберусь во всем справедливо, черт меня побери со всеми потрохами, волк меня заешь! А это что такое, побрехушка вы испанская? А? Это что такое, спрашиваю? - и он со зловещим выражением лица потряс в воздухе двумя алмазными подвесками, вовсе не распространявшими сейчас радужного сияния, а выглядевшими жалко и уныло, как поднятые за шкирку нашкодившие котята. - Я вас спрашиваю, что это такое? Молчите? Черт вас побери, посмотрите на этого юного дворянина! Он служил своему королю, как способен только гасконец, чтобы уличить вас в неверности и воровстве, в раздаривании кому попало французских драгоценностей, он прошел сквозь многочисленные опасности, преодолевая интриги вашего любовника, тяготы морского путешествия, штормы и бури, английские зловредные для здоровья туманы...

- И уиски, ваше величество, и уиски, - скромно напомнил д'Артаньян, стоя в сторонке и не без злорадства наблюдая за упавшей на колени королевой, растерявшей все свое величие и достоинство.

- Да, и уиски! - воскликнул король. - Чтобы уличить вас, молодому человеку пришлось даже пить уиски, самую страшную жидкость для питья, какая только существует на земле! Но он и на это пошел из любви к своему королю и в борьбе за супружескую добродетель! Молчите же, несчастная! Вы приперты к стене неопровержимыми уликами! Боже мой, я бы еще как-то понял, задери он вам юбку где-нибудь в стогу или на поляне под дубом! Но осквернить прелюбодеянием Лувр, старинное обиталище моих предков! Кто вы после этого? Я вам скажу, прах вас побери! Шлюха ты подзаборная! Проститутка ты коронованная! Да я тебя законопачу в монастырь на веки вечные, паршивка этакая! Я тебя отошлю в кварталы Веррери в тамошнее веселое заведение - там тебе самое место, поблядушка ты испанская! Где были мои глаза, когда я на тебе женился? Меня же предупреждали многие, о тебе еще в девках ходила та-акая слава...

- И не забывайте про герцогиню де Шеврез, ваше величество, - почтительно напомнил д'Артаньян. - И про других ее шлюшек тоже...

- Вот именно! - в ярости взревел король, швыряя подвески на пол и безжалостно топча их ногами. - Мало вам было мужчин? Вы еще и с женщинами развлекались самым гнусным образом! До служанок докатились, как будто мало было вам титулованных дворянок и собственных камеристок! Да надо мной будет хохотать вся Европа! Тот самый Людовик, чья беспутная женушка блудила с заезжими англичанами и, не удовольствуясь этим, таскала к себе в постель не только герцогинь, но и простолюдинок! Ты подумала, стерва такая, что скажет обо мне Европа? Какая у меня будет репутация среди монархов? Я же не смогу показаться ни в одном иностранном дворце, мне будут хихикать вслед, кто только вздумает, а крыть будет и нечем! Да я тебя туркам продам в гарем и специально попрошу, чтобы подобрали самого старого, мерзкого, извращенного турка!

- О Луи...

- Не смей называть меня по имени, презренная! Пошла вон отсюда! Эй, кто там! Гвардия! Вышвырнуть ее за ворота в чем стоит, и пусть убирается ко всем чертям!

Грохоча сапогами, вошли два бравых мушкетера короля, подхватили рыдающую королеву под локотки и поволокли к дверям, как она ни упиралась, как ни царапалась, как ни пыталась цепляться за портьеры, кресла и статуи. Ее отчаянные покаянные вопли умолкли за дверью. Король, удовлетворенно улыбнувшись, сказал:

- Вы, кажется, сударь, изволили спьяну обозвать меня в Лондоне слабохарактерным рогоносцем?

- Ваше величество, я был неправ! - покаянно сказал д'Артаньян. - Простите, на меня какое-то затмение нашло! Я сейчас и сам вижу, что в вас взыграла кровь благородных предков! Не велите казнить, велите миловать! Это все из-за уиски, невыносимого для всякого истого француза!

- Успокойтесь, успокойтесь, любезный д'Артаньян, - сказал король, положив ему руку на плечо. - В конце концов, мы, гасконцы, должны держаться друг за друга, не правда ли? Волк меня заешь, вы мне оказали слишком большую услугу, чтобы я на вас сердился по пустякам! Мало ли что можно наболтать спьяну, особенно после этого смертоубийственного уиски... Оставьте, я не сержусь!

- О, ваше величество, вы так добры... - растроганно сказал д'Артаньян. - Право же, спьяну...

- Я обязан вас вознаградить, - сказал король решительно. - Что скажете о маршальском жезле? Черт побери, вы достойны того, чтобы нынче же стать маршалом Франции! И еще... Я хорошо помню, что гасконцы бедны, как церковные мыши... Ста тысяч пистолей вам хватит?

- Вполне...

- Нет, этого мало, и не спорьте! Меня не зря зовут Людовиком Справедливым. Двести тысяч! Да, это подходящая сумма для вас... И еще я вас делаю кавалером ордена Святого Духа...

- А вы поможете мне жениться на Анне?

- На Анне? - поднял брови его величество. - Да ее же вышвырнули отсюда, блудливую кошку! Зачем вам эта шлюха?

- Тысяча извинений, ваше величество, но я имел в виду мою Анну, миледи Кларик, образец чистоты, добродетели и красоты...

- А, ну это другое дело! Мы немедленно пошлем за ней гонцов, и я велю ей выйти за вас замуж немедленно. Кардинал Ришелье вас обвенчает... не правда ли, кардинал?

- С превеликим удовольствием, ваше величество, - сказал Ришелье, кланяясь. - Наш отважный д'Артаньян это вполне заслужил...

Король, дружески улыбаясь, воскликнул:

- А потом мы все вчетвером отправимся в какой-нибудь кабачок вроде "Головы сарацина" и выпьем там как следует...

- Если мне будет позволено поправить ваше величество, я предложил бы "Сосновую шишку", - сказал д'Артаньян. - Туда как раз завезли испанское вино, и колбасы там недурны...

- Ради бога, ради бога! Подождите минуточку, я сейчас повешу вам орден на шею, чтобы вы выглядели еще достойнее...

Он повернулся было к секретеру, но вместо этого схватил д'Артаньяна за шиворот и принялся ожесточенно трясти, крича:

- Сударь! Сударь! Сударь!

В одно мгновение бесследно исчезли и одна из роскошных зал Лувра, и король с королевой, и кардинал, а вместо этого обнаружился Планше, без особых церемоний трясший д'Артаньяна за ворот и тихо звавший: "Сударь! Сударь!" Однако прошло еще какое-то время, прежде чем гасконец окончательно уяснил, что высший орден Франции и маршальский жезл, равно как и решительная расправа короля с неверной супругой были лишь предрассветным сном, а на самом деле он лежал сейчас на кровати в гостинице "Кабанья голова" - почти полностью одетый, скинувший только сапоги и камзол.

Прежде всего он схватился за шею - но подвешенный на тонком ремешке мешочек с двумя подвесками был на месте, он только съехал под левый бок из-за того, что ремешок был чересчур длинный...

Отчаянно моргая, д'Артаньян всецело вернул себя к реальности, успев еще мимолетно пожалеть о привидевшихся в столь приятном сновидении наградах, коих ему во всамделишной жизни вряд ли дождаться с этаким-то королем, обязанным своим прозвищем не высоким качествам характера, а исключительно знаку зодиака...

- Что-то случилось? - спросил он озабоченно, видя удрученное лицо Планше, и, не теряя времени, вскочил с постели, принялся на всякий случай - вдруг придется срочно куда-то бежать? - натягивать сапоги. - Да не молчи ты!

От одежды Планше на три фута вокруг несло промозглой речной сыростью, а глаза были красные - похоже, нынче ночью верный слуга вообще не улучил минутки вздремнуть.

- Кажется, дела не особенно хороши, сударь, - сказал Планше. - Быть может, даже и плохи...

- Черт побери, это ты от англичан нахватался этих словечек! - вспылил д'Артаньян, натягивая камзол и через голову надевая перевязь со шпагой. - Это от них только и слышно: "Боюсь, он умер..." "Предполагаю, дела не особенно хороши..." Брось эти их ухватки и объясни все толково, как подобает французу!

- Слушаюсь, сударь... Так вот, когда вы уплыли, я направился поискать словоохотливого собеседника, а где его лучше всего искать, как не за выпивкой? Понимаете ли, бал в королевском дворце - это не только залы, где веселятся господа. Это еще и превеликое множество слуг, как дворцовых, так и тех, что прибыли с господами. А значит, слетелись, как мухи на мед, и торговцы с разной снедью и вином... Вы мне приказали не жалеть денег, и я старался...

- Короче! - взревел д'Артаньян.

- В общем, сударь, мне быстро удалось выведать, что двух наших соперников, то бишь господина Атоса и Гримо, посадили в один из винных подвалов, к тому времени уже опустевший. Винные подвалы, сударь, строят надежно и запорами снабжают изрядными... Как только я это выяснил, тут же постарался пробраться как можно ближе. И мне удалось - это все-таки не тюрьма, а обыкновенный подвал, так что я с парочкой новых приятелей поместился совсем близко от входа, и мы все вместе выпивали понемножечку, то есть, с точки зрения стражи, выглядели вполне благонамеренными людьми, занятыми абсолютно житейским делом...

- Короче!

- Короче некуда, сударь, я как раз перехожу к главному... Сидели мы, стало быть, поблизости от лестницы в подвал, выпивали, как приличные люди, - и вдруг появился некий англичанин, по виду из благородных, и звали его капитан Паддингтон.

- Он что, тебе представился? - фыркнул д'Артаньян.

- Да нет, конечно, с чего бы вдруг? Просто стражник начал ему докладывать: мол, вы уж простите, капитан Паддингтон, что я вашу милость вызвал с бала, но дело в том, что этот самый схваченный француз, тот, что выглядит дворянином, все время выкрикивает ваше имя и твердит, чтобы мы вам передали слово "Пожар", иначе, дескать, всем вам - это стражник ему говорит - головы поотрубают, как пить дать... Капитан этот, как услышал про "Пожар", тут же кинулся в подвал - и, пары минут не прошло, вышел оттуда с обоими нашими заключенными. Я так понимаю, этот капитан Паддингтон - из людей герцога Бекингэма, а слово это было у них заранее обговоренным паролем на случай какого недоразумения...

- Клянусь небом, мне и самому так кажется, - сказал д'Артаньян. - И что было дальше?

- Этот самый капитан Паддингтон увел Атоса прямехонько во дворец. Прошло совсем немного времени, и все они выскочили оттуда, как сумасшедшие - герцог Бекингэм, Атос с ним, Паддингтон, еще несколько человек, надо полагать, из свиты герцога. Кинулись на герцогскую барку и отплыли, хотя на реке стояла тьма-тьмущая... Ну, я не растерялся, нашел лодку - их там множество стояло, наемных - и велел плыть за баркой, заплатил ему с ходу столько, что он про вопросы забыл... Когда они приплыли в Лондон, пошли во дворец герцога. Там сразу же загорелись огни, началась преизрядная суматоха, со двора вылетел верховой и куда-то помчался сломя голову, да так, что и нечего было думать угнаться за ним на своих двоих. Я еще постоял чуточку напротив дворца и решил, что все равно ничего больше не узнаю, время уж больно раннее, так что лучше поспешить к вам и доложить все... Надеюсь, сударь, я ничего не напортил?

- Ну что ты, наоборот, - хмуро сказал д'Артаньян. - Ты выше всяких похвал, Планше... Похоже, для нас в этом городе становится слишком уж горячо. Атос, без сомнения, уже открыл герцогу глаза на мою скромную персону, и тот, спорю на все свое невыплаченное жалованье, уже горько пожалел о своей щедрости по отношению к "Арамису"... Пора бежать, а?

- Осмелюсь добавить, сударь, - и побыстрее... Сдается мне, герцог не станет церемониться ни с вами, ни со мной, в таких делах не разбирают, кто господин, а кто слуга...

- Золотые слова, Планше, - сказал д'Артаньян. - Вульгарно выражаясь, нужно уносить ноги. Благо вещей особенно собирать и не нужно, много ли их у нас...

Он ни капельки не паниковал - просто лихорадочно прикидывал в уме степень грозящей им опасности и пытался предугадать, как будет действовать герцог, уже, несомненно, обнаруживший пропажу двух подвесков. Самое лучшее в таких случаях - поставить себя на место охотника. Безмозглая дичь сделать это не способна, но мы-то люди...

В Лондоне нет ничего похожего на парижскую полицейскую стражу, и это несколько облегчает дело. Здешние городские стражники - народ ленивый и пожилой, занятый главным образом тем, что толчется на главных городских улицах, притворяясь, что надзирает за порядком там, где его все равно не нарушают. Полицейских сыщиков вроде парижских здесь тоже нет - и лондонец, которого, к примеру, обокрали, должен заплатить судейским за розыски преступника, иначе никто и пальцем не шевельнет...

С другой стороны, у герцога есть свои собственные агенты, сыщики и прочие клевреты - вроде этого самого капитана Паддингтона или чертова Винтера. Какие действия они предпримут в такой вот ситуации?

Да, безусловно, станут рыскать по гостиницам, старательно описывая хозяевам и вообще всем встречным-поперечным д'Артаньяна, - другого способа просто не существует. Если учесть, что гостиниц в Лондоне превеликое множество, а соглядатаев у герцога вряд ли особенно много - уж никак не сотни, десятка два-три, в худшем случае четыре-пять, а ведь их всех надо еще собрать вместе, растолковать, кого надо найти...

Кажется, хватит времени, чтобы благополучно улизнуть, оповестить Каюзака, если он еще не встал, разбудить, вместе с ним добраться до порта, где в трактире "Золотая лань" остановился де Вард, сесть на корабль, благо разрешение герцога в кармане и вряд ли Бекингэм спохватится его отменить...

С этими бодрыми мыслями д'Артаньян застегнул последние пуговицы, сунул за пояс два своих пистолета и оглянулся на Планше:

- Что ты там копаешься? Пошли...

Дверь распахнулась, вошел де Вард, мрачнее тучи, и с порога заявил:

- Д'Артаньян, измена!

- Что такое? - воскликнул гасконец, невольно хватаясь за шпагу.

Следом вошел хозяин, великан Брэдбери, с лицом хмурым и озабоченным, он без усилий, одной рукой волок за собой тщедушного человечка, насмерть перепуганного и одетого, как слуга, - волок с таким ожесточением и усердием, что подошвы полузадушенного коротышки частенько не имели соприкосновения с полом. Оглядевшись, он выбрал самый дальний угол, откуда трудненько было бы выбраться, поставил в него пленника, выразительно покачал перед его носом громадным кулаком и внушительно что-то произнес по-английски. Д'Артаньян, от расстройства чувств начавший было помаленьку понимать здешний язык, сразу догадался, что это было приказание смирнехонько стоять на месте во избежание еще больших неприятностей, - предупреждение, к коему следовало относиться серьезно, учитывая комплекцию трактирщика, едва ли не царапавшего макушкой потолок (а потолки тут были не такие уж низенькие).

- Мне, право, жаль, сэр Дэртэньен, - прогудел хозяин удрученно. - Но воля ваша, а моей вины тут нет. Тут ведь не простым воровством попахивает, а этому ни один расторопный хозяин гостиницы не в состоянии помешать...

- О чем вы? - растерянно спросил д'Артаньян.

Брэдбери, отвернувшись, погрозил кулаком трепетавшему в углу субъекту:

- Это, изволите ли знать, мой непутевый слуга. Вечно с ним какие-то неприятности - то пару монет в карман по нечаянности смахнет, то приворует по мелочи, то нахамит господам постояльцам... Давно бы, по совести, следовало его вышвырнуть за дверь, да все руки не доходили. Вот доброта моя меня и подвела... Его, паршивца, выдал Дэйр - вот где образец слуги, расторопный, почтительный, верный, грошика не прикарманит... Ваш друг, сэр Каюзак, проснулся поутру и заказал бутылку вина по своему обыкновению... Так вот, Дэйр прибежал ко мне и сказал, что собственными глазами видел, как этот чертов мошенник зашел под лестницу и принялся в откупоренную бутылку какой-то белый порошок сыпать... А потом, как ни в чем не бывало, взболтал бутылку, чтобы, надо полагать, растворилось побыстрее, и понес ее в номер сэру Каюзаку... Эй, погодите, ничего страшного...

Но д'Артаньян был уже в коридоре. В три прыжка он достиг двери той комнаты, где разместился Каюзак, толкнул ее и вбежал, терзаемый ужасными предчувствиями.

Однако сразу же убедился: дела обстоят гораздо лучше, чем ему поначалу представлялось. Зрелище, представившееся его глазам, напоминало скорее старую гасконскую сказку о зачарованном дворце, все обитатели которого стараниями на что-то прогневавшейся злой феи погрузились в беспробудный сон, застигший их средь бела дня за самыми обычными занятиями, кто где был...

Эсташ, полностью одетый, сидел в уголке, привалившись спиной к стене и разбросав ноги, с зажатой в кулаке бутылкой. Он храпел оглушительно, переливчато, рыча и клокоча, но, как ни старался, не мог превзойти хозяина: Каюзак сидел за столом, уронив голову на руки, перевернув локтем стакан, и испускал такие рулады, взревывая, присвистывая и ужасно сопя, что казалось, будто столешница вот-вот треснет.

Судя по всему, в бутылку подсыпали не яд, а снотворное. Хозяин выпил большую часть, по доброте души позволив слуге разделаться с остатками, - и оба моментально свалились с ног, одурманенные... Зелье, должно быть, сильнодействующее...

Вернувшись через пару минут к себе в комнату, он пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд де Варда:

- Все то же самое, что вы наверняка уже видели, граф, - они оба усыплены, причем ничего ценного из комнаты не взято, я проверял. Кошельки в карманах, кольца на пальцах, пистолеты на столе... И все остальное на месте.

Хозяин пробасил:

- Слышал я про подобные фокусы воришек - как-никак потомственный лондонец и потомственный содержатель постоялого двора с трактиром. Вот только воры снотворное подсыпают на ночь глядя, чтобы потом без помех порыться в вещах, - а чтобы наоборот, ранним утречком... Никак не воровская повадка. Да и нет у меня воров, я за этим строжайшим образом слежу, в старые времена покалечили мои молодцы парочку, с тех пор стороной и обходят... Рубите мне голову, сэр Дэртэньен, но это совсем другое. Это уж какие-то ваши барские забавы - интриги, заговоры и чем там вы, благородные господа, еще балуетесь на досуге... Это вы за собой приволокли, и я, вот уж честное слово, ни при чем. Вины заведения тут нет ни малейшей, это вам всякий скажет, если рассудить по совести...

- А он что говорит? - кивнул д'Артаньян на смирнехонько стоявшего в углу виновника переполоха.

- Что он говорить может? - Хозяин показал проштрафившемуся слуге здоровенный кулак, и тот затрясся мелкой дрожью. - Будто подошел к нему вчера вечером неприметный субъект, судя по виду - из простых, дал порошок и посулил деньги за то, чтобы этот прохвост, если сэр Каюзак чего спросят утром, подсыпал этот самый порошок в заказанное, будь то вино или прохладительное питье. Поначалу этот олух упирался, как ни заверял его незнакомец, что там не яд, а безобидное сонное снадобье, - но тот стал набавлять и набавлять денежку, пока мошенник не соблазнился...

- Вчера вечером? - переспросил д'Артаньян.

- Вчера вечером, сэр Дэртэньен, по крайней мере, мошенник в этом клянется и божится, вчера вечером, когда еще не тушили огни...

"Вчера вечером, - повторил про себя д'Артаньян еще раз. - Когда не тушили огни... В это время я был даже не во дворце Хемптон-Корт, подплывал к нему на лодке, и Атос еще не успел туда добраться, и ни одна живая душа не знала о моем присутствии там, не говоря уж о том, чтобы подозревать в фальшивом Арамисе посланца кардинала. В таком случае, дело решительно запутывается. Ничегошеньки не понимаю. Да и потом, случись все не вечером, а утром, какой смысл подсыпать снотворное моему спутнику, когда проще было тут же схватить обоих? Опасались нешуточной силушки Каюзака? Но тогда достаточно было послать побольше дюжих молодцов, от десятка рослых англичан и Каюзак бы не отбился голыми руками... Ничего не понимаю. К чему и зачем? Полное впечатление, что эта выходка не имеет ничего общего с главной интригой..."

Хозяин сказал с некоторой удрученностью:

- Мне, право же, неловко, сэр Дэртэньен... Но, повторяю, заведение тут ни при чем, это явно ваши дела...

- Я вас ни в чем и не обвиняю, любезный Брэдбери, - сказал д'Артаньян чистую правду. - Мы все равно собирались уезжать этим утром... Сделайте такое одолжение, заберите отсюда этого прохвоста и приготовьте нам счет...

- Значит, этот скот вам больше не нужен?

- Ни для каких надобностей, - твердо сказал д'Артаньян.

Он понимал, что любые допросы были бы бессмысленны, они ничего не дадут: снотворное передавала и деньгами соблазняла наверняка какая-нибудь мелкая сошка, которую бессмысленно разыскивать по остывшему следу. Вряд ли тот, кто замышляет серьезные интриги, отдает приказы и платит деньги, сам отправится на подобное дело - к чему, если есть нижестоящие, наемники, мелкая шушера?

Брэдбери, сграбастав виновного могучей десницей за шиворот, поволок его из комнаты, что-то вполголоса говоря по-английски, - судя по его ожесточенному лицу и закатившимся глазам подлеца слуги, тому было обещано множество самых неприятных вещей, и, зная хозяина, не стоит сомневаться, что угрозы будут немедленно приведены в исполнение, пересчитают мерзавцу ребра где-нибудь на заднем дворе...

- Собственно говоря, д'Артаньян, я намеревался ожидать вас на судне или в "Золотой лани", - тихо сказал де Вард. - Но что-то словно бы толкнуло... Я сначала заглянул к Каюзаку и увидел уже известное вам зрелище. Полагал, с вами то же самое...

- Бог миловал... или на мой счет у нашего неизвестного врага какие-то другие планы, - сказал д'Артаньян озабоченно. - За кораблем не следят?

- Я уверен, что нет. И в "Золотой лани" безопасно - уж за это-то можно ручаться...

- Как, кстати, называется корабль?

- "Лесная роза". Шкипера зовут Джеймисон, он человек вполне надежный - пока платишь ему исправно...

- Хорошо, я запомню, - сказал д'Артаньян. - Отправляйтесь туда, граф, а я расплачусь по счету, осмотрюсь тут немножко, нет ли поблизости каких-нибудь подозрительных типов, потом найму повозку, чтобы доставить Каюзака со слугой... Планше успел вам сказать про то, что случилось во дворце?

- Нет. Хозяин понимает по-французски...

- Атос приплыл в Хэмптон-Корт вчера ночью, - сказал д'Артаньян, опуская все ненужные сейчас подробности. - С каким-то письмом - определенно ее величество в панике послала его за подвесками... Боюсь, они уже знают, кто я на самом деле...

- Пора уносить ноги, - с напряженной улыбкой покрутил головой де Вард. - Самое время...

- Спешите на судно, черт возьми!

Кивнув, де Вард скрылся в коридоре.

- Ну, ты уложил вещи? - повернулся д'Артаньян к Планше. - Отлично, оставайся пока здесь, а я пойду поищу повозку. Никто ничего не заподозрит - мало ли дворян напиваются до такой степени, что их приходится везти куда-то, как дрова? Когда хозяин принесет счет, расплатись и добавь что-нибудь за беспокойство, чтобы он не чувствовал себя обиженным всем, что творилось вокруг нас. Если расстанемся друзьями, он вряд ли станет откровенничать с кем-то, кто явится по наши души...

Он нахлобучил шляпу и вышел. Спустился на первый этаж, огляделся в поисках какого-нибудь слуги, чтобы поручить ему нанять повозку, - как назло, ни одного не наблюдалось поблизости, обширная прихожая или "holl", как выражаются англичане, была пуста.

Внезапно раздались тяжелые шаги, которые д'Артаньян, сам служивший в войсках, опознал безошибочно. Отчего-то так повелось, что шаги солдат звучат особенно гулко и тяжело, хотя весом они ничем не отличаются от прочих людей, да и сапоги у них точно такие же. А вот поди ж ты - отчего-то поступь солдат всегда громоподобна...

Восемь человек в красных камзолах и блестящих стальных шлемах, разомкнувшись, страшно топоча, охватили его плотным кольцом. Девятый, в таком же камзоле, но не в шлеме, а в шляпе с пером и при шпаге, спросил негромко:

- Это ведь вас зовут д'Артаньян?

У гасконца был сильный соблазн ответить, что незнакомец обознался, но он тут же оставил это намерение. Будь он один или на пару с Планше, можно было попытаться незаметно скрыться - но куда прикажете девать Каюзака с Эсташем, которые так и попадут в лапы врага безмятежно храпящими?

- Это мое имя, - сказал он спокойно.

- Меня зовут Джон Фельтон, - сказал молодой человек. - Я лейтенант королевского флота. Вы арестованы... именем короля.

Чуткое ухо д'Артаньяна уловило некоторую паузу меж двумя последними словами и теми, что им предшествовали, но он сохранил свои наблюдения при себе. Лишь спросил почти спокойно: