Убрав зажим с зубьев проворотного механизма, Сварог развернул прожектор к берегу. Ага, ага, система простенькая, чтоб в ней разобраться, вовсе не обязательно задействовать полумагическое умение ларов осваивать незнакомые механизмы. Даванул рычажок вниз — шторки опустились, поднял рычажок кверху — шторки поднялись, луч света понёсся в тёмное царство. Так и будем отбивать условленный код. Три коротких, два длинных, три коротких, два длинных… Да и чтоб засветить прожектор, не надо быть доктором магических наук. Всего две кнопки на панели. Первая не сработает, надавим на вторую.

В коробке с кнопками шваркнуло, щёлкнуло, что-то прожужжало в прожекторном чреве, и под боком у Сварога, заставив его зажмуриться, зажглось маленькое личное светило. Шарахнувший в пространство луч, пробив дымы и сумерки, упёрся в мутную прибрежную воду. Сварог взялся за скобу, приподнял морду прожектора и, сам себе напоминая инженера Гарина, повёл лучом по береговой кромке. Сползающий в море лес, обрушившиеся скалы, выплевываемые волнами обломки и трупы… Отсвет прожектора падал на воду залива, где все ещё догорали тоурантские парусники, где какие-то животные все ещё плыли, сами не зная куда, но прочь от земли… И дым, пепел, копоть... Конец света живописен только в книгах и кинофильмах.

Сварог поставил поворотный механизм на стопор, доведя луч до устья реки Улак. Если они появятся, то только оттуда. «Отставить „если»", — сам себе скомандовал Сварог. Неужто суб-генерал не подготовит простейшую десантную операцию, а ас контрразведки Гор Рошаль живо не пресечёт панику и не направит пароксизм народного испуга на достижение общей победы!

Ну и поехали. Сварог взялся за рычажок, управляющий шторками. Шторки-то небось тоже бронированные, раз мы на броненосце. Три коротких, два длинных…

В луче прожектора чёрными чертями задёргались тени. Под гвалт, визги и хлопанье. Птицы, чтоб им пусто! Пернатые, повинуясь своему идиотскому инстинкту, устремились на яркий свет и принялись самозабвенно носиться в иссиня-белом пучке, словно дети в аквапарке. Три коротких, два длинных… Ещё не хватало, чтоб начали долбаться в стекло. И тут же — так сказать, реагируя на мысленную просьбу трудящихся, — некая воронообразная тварь впилилась клювом в прожектор. Но не свалилась замертво Сварогу под ноги, зараза, а каркнула и живёхонькой взмыла вверх.

— Водяная смерть, потроха Наваки, вас только не хватало! — от прилива чувств Сварог потянуло ругаться по-местному. — Шило вам под перья!

Три коротких, два длинных… Кто его знает, как справились Клади л Чу, где они сейчас. Оружейной пальбы нет, что непременно сопутствовало бы всеобщему переполоху, и на том спасибо…

Хрясь! В бронированные шторки вмазалась очередная крылатая дура. Ещё раз три коротких, два длинных…

А ведь прожектор пашет-то на электричестве! Весьма любопытно, господа хорошие. Чего ж мы про него не слышали? Вроде и покрутились на Атаре, и с умными людьми беседовали, и на распоследнем атарском чуде летали, а ни намёков, ни слова похожего, ни описания, ни упоминания в легендах-сказаниях, ни следочка электрического. Выходит, крепко Гидернийцы охраняли секрет. И вот вопрос: есть ли это потолок, в который Гидернийцы упёрлись в своём развитии, или до чего-нибудь ещё додумались? И не имеют ли все-таки гидернийскую подкладку разговоры об аппарате, способном открывать Тропу?

Но этот вопрос и все остальные, к нему прилегающие, — на потом, на потом. А сейчас — три коротких, два длинных…

Ну, где, где, сколько можно ждать?! Где ответные сигналы, где, что ещё лучше, лодки? Луч, повинуясь Сварогу, заметался по устью. Может, они пойдут какой-нибудь протокой? А из-за дыма ему не видно ответного сигнала с берега? Где вы, черти, так вас разэтак?!.

И это что ещё за хрень?

Над Атаром горела яркая зеленоватая звёздочка. Неподвижная, как огонёк маяка. Судя по всему, очень далёкая. И каким-то образом светящая сквозь плотную пелену дыма, пепла и пламени. Сварог недоуменно пожал плечами. Какая только ерунда не происходит…

Стоп, это что? Они? Они! А кто ж ещё-то…

Он раздвинул подзорную трубу, рукавом протёр окуляр, вскинул к глазу.

Сквозь дождь, одна за другой, растягиваясь цепочкой, из-за мыса в месте впадения реки Улак в Редернейский залив выбиралась флотилия вёсельных лодок. Вот именно такая картинка, что характерно, всегда рисовалась Сварогу, когда он слышал «Из-за острова на стрежень». Разве что обрамление нынче подкачало. Ни тебе волжских просторов, ни расписных челнов под ясным солнышком и звона свадебных чарок. Есть одна лишь молчаливая гребля сквозь завихрения дыма и пепла.

Гребли слаженно, сильно, рук не жалеючи, подгоняемые жаждой жизни и стоном погибающей земли за спиной. Наверное, на эти рыбацкие лодки можно ставить незамысловатый парус, но дул встречный ветер. и приходилось полагаться только на мускульную силу.

Годится. Нечего тут больше делать. Сварог вырубил прожектор. А то высунет какой-нибудь хмырь своё хайло в иллюминатор — бляха-муха, лодочная атака врагов гидернийской нации! То-се — и тревога. А броненосная громада гребцам и так видна: бортовые огни, свет в иллюминаторах. Увидят, в общем, если жить хочется….

Закинув трофейную подзорную трубу за спину, Сварог ещё раз посмотрел на загадочный огонёк и осторожно, чтоб не сверзиться с мокрых скоб, соскользнул по скоб-трапу на палубу. Так, теперь люки над жилой палубой… Вокруг, хвала Аллаху, ни души: попрятались за броню от греха. Или капитан всех загодя согнал вниз — чтоб панорама гибнущего материка боевой дух не снижала. Это хорошо. Это нам на руку… Держа шаур стволом вверх и пригибаясь, как под артобстрелом, наконец-таки чувствуя себя в родной стихии — это вам, ребятки, не на троне скучать, — он припустил к носу вдоль правого борта. Артобстрел не артобстрел, но гремело очень даже похоже: грозовые раскаты, гул сотрясаемого материка, удары волн о борт… да и птицы, которых тут чёртова пропасть, развели галдёж, будто хорёк в курятник забрался… Оскальзываясь на мокрой палубе, Сварог добежал до трапа, ведущего к рубке. Из-за ящика, в коем можно предположить наличие противопожарного песка, с одной стороны торчали одеревеневшая рука со скрюченными пальцами и ствол карабина, с другой — высовывалась нога в форменном ботинке. Ага, понятно: вахтенный матрос вахту сдал.

Сварог приблизительно мог себе представить, что произошло. Из темноты беззвучно возникла бегущая собака. Ну собака и собака, выловили какие-то раздолбаи из воды, пустили побегать по верхней палубе — или не уследили, и та удрала. Повода поднимать тревогу вахтенный уж точно не усмотрел. Может, забормотал нечто успокаивающе, вроде обычного «хороший пёсик»… Но вот к чему матрос оказался совершенно не готов, так это к стремительному, без рыка и прочих собачьих ритуалов, к не по-собачьи выверенному прыжку — чтоб сразу в горло, чтоб сразу насмерть…

Сварог поднял взгляд на скупо освещённую рубку. Человеческих фигур вблизи залитого дождём ветрового окна (то бишь иллюминатора) не маячило. Выходит, здесь порядок.

Интересно, рубка была заперта? Да уж конечно, не распахнута настежь, а дверную ручку пода поверни собачьей лапой. Наверняка Чу, поднимаясь по трапу, обернулась человеком. Открыла дверь и человеком вошла внутрь. Можно себе представить обалдение вахты, когда уверенно, как к себе домой, в святая святых эскадронного броненосца заходит женщина, коей вообще не место на корабле, и, не дав ни мига на осмысление, вдруг прыгает на тебя, в полёте превращаясь в нечто. Тот счастливчик, что стал первой жертвой, надо думать, даже не успел разобрать, что именно сшибло его с ног и клещами перекусило горло…

Броневые люки на носу Сварог обнаружил без труда. Военному человеку их назначение было понятно с первого взгляда: чтоб в случае аврала, не создавая заторов, морячки быстренько выкарабкались наверх.

Затягивая ворот последнего люка, Сварог услышал за спиной шлёпанье, скрежет и частое дыхание. Отпрянул в сторону, выхватывая шаур, обернулся.

Чуба! Тьфу ты, блин, напугала… Женщина-волк подкралась почти вплотную — умеет, однако. Он вытер мокрое лицо, улыбнулся… да так и застыл.

Чуба стояла неподвижно, на напружиненных лапах, буравя его полыхающими рубиновым светом глазами, и помимо воли и разума Сварогу сделалось как-то… в общем, как-то не по себе. Зашевелились в подкорке обломки суеверий, из глубин потянуло сквознячком мыслеобразов, смутных и размытых, с заплесневелым душком ветхости: треснувшие зеркала, свечи, кладбищенские кресты, бородатые старцы с книгами из человеческой кожи, полнолуние и волчий вой… Чего она смотрит-то? Облик бертольера, который Сварог так и не скинул, псине не понравился, что ли? Так ведь по запаху должна определить, что перед ней свои… И как прикажете вести себя с оборотнем, когда он… она… когда оно в ипостаси волка? Поговоритъ непоговоришь. Почесатъ за ухом, благодаря за службу? Сотворитъ, что-ли, из воздуха кусок сахара?.. Вдруг вспомнилосъ, что шаур-то — с безмерным запасом серебра…

Чуба-Ху сама разрешила сомнения и безотчётные тревоги Сварога: тявкнула глухо, резко повернуласъ и, шкрябнув когтями по палубе, мигом скрыласъ за завесой дождя. Будто и не было её.

А граф Гэйр, к своему стыду, испытал даже очень отчётливое облегчение. Черт те что… Он выпрямился, перевёл дух, огляделся. Никого. Чуба наверняка лишь прибегала показать, чти, мол, все нормально, капитан, все идёт по плану. Наверняка… А что, обежать верхнюю палубу по кругу — это для неё раз плюнуть… Если только волки умеют плеваться. Получается, все спокойно, а раз спокойно — Клади тоже справилась и сейчас должна находиться на левом борту, держать под контролем выходы на палубу…

Сварог заковыристо выругался, помотал головой, отгоняя неприятные и, главное, ненужные в этот момент воспоминания. Прибежала, посмотрела и убежала, делов-то…

Итак, верхняя палуба в наших руках. Но особых причин обольщаться нет. Первая часть их плана, рассчитанная на внезапность, на смятение в рядах противника, на спонтанные и оттого непродуманные вражеские действия, исполнилась, однако совершенно неизвестно — самая лёгкая или самая трудная.

Сварог, крадучись, спустился на палубу ниже и скользнул к штормтрапу, тому самому, по которому сто лет назад взошёл на борт броненосца в образе адмирала Вазара. Посмотрел вниз — и аж присвистнул. На представительной гребной регате этим парням светила бы золотая медаль. Страх смерти, господа, — вот лучший стимул для гребца…

Тоурантские лодочки, отсюда — размером со спичку, не больше, уже тёрлись бортами о бронированный корпус «Адмирала Фраста». На нижнюю площадку штормтрапа запрыгнула фигурка, легко узнаваемая и в сумерках, и в дождь. Человек, несмотря на внушительную комплекцию, одолевал узкий трап проворно, по-молодецки юрко, будто торопился на винное угощение или в объятия к юной распутнице.

Сварог шагнул было навстречу — и вдруг шарахнулся в сторону, в тень. Водяная смерть и кальмара в печень! Личину бертольера-то он ведь так и не скинул! Как нацепил, так в ней и расхаживает. Недолго и пулю схлопотать от неосведомлённого человека, а лишний шум нам ни к чему…

Заклинанием он быстро освободился от чужой видимости, и отставного суб-генерала у верхней балясины штормтрапа встретил уже несомненный граф Гэйр, мастер Сварог.

— Обстановка? — кратко и без приветствия осведомился запыхавшийся Пэвер.

— По плану.

Суб-генерал кивнул, перегнулся через фальшборт и помахал рукой. Потом вновь повернулся к Сварогу:

— Все живы?

— Все. Олес ранен.

— Я вижу, у вас тоже…

— Царапины.

Суб-генерал облегчённо перевёл дух и позволил себе слегка расслабиться. Даже улыбнулся грустно:

— Ну, капитан, я вам доложу: лучше самому голыми руками рубиться с сотней вооружённых до зубов головорезов, чем в отдалении ждать приговора, — рукавом прожжённого в нескольких местах френча Пэвер вытер пот, в изобилии стекавший по лицу вперемешку с дождевыми каплями. Лицо боевой раскраской покрывали подтёки копоти, ёжик на голове сейчас напоминал шерсть помойной кошки.

— Ну, возможность порезвиться в схватке с головорезами я вам предоставлю, слово дворянина… — серьёзно сказал Сварог.

— Согласен. Но до того мне нужно избавиться от сухости в горле. Если я сейчас не приму внутрь бокальчик-другой, то за себя не отвечаю…

— Где наш милейший Рошаль?

— На лодках. Поднимается. По штормтрапу споро потянулась бесшумная цепочка.

— Как там?

Пэвер судорожно, как-то затравленно вздохнул и сказал очень тихо:

— Земля трясётся — стоять невозможно, — голос его сливался с шорохом дождя. — Ветер с гор раскалённый, как из топки. Пожары… нет, пожар, один, всего лишь один пожар, мастер капитан, он накатывается, он уже рядом… Даже я начал шептать молитвы Пресветлому. А представляю, каково тем, кто остался в городах… Впрочем, городов, наверное, уже нет…

Один за другим на палубе появлялись тоурантские «десантники», беззвучно распределялись вдоль фальшборта и застывали в ожидании приказов под проливным дождём. Сварогу их лица, в общем-то, понравились: собранные, решительные… лица людей, готовых рвать врага зубами. Никто из них пока не проронил ни звука. Дисциплинка на высоте, молодцы…

Логика отбора очевидна: старых и немощных среди первого эшелона тоурантцев не было, только молодые, крепкие мужики, примерно столько же — молодых, крепких женщин, столько же — подростков никак не младше двенадцати. Женщины и дети тоже при оружии, держат его умело и занимают места в одном ряду с мужчинами. И дети выбраны не иначе по одному от фамилии. Логично, мысленно согласился Сварог. Генофонд Тоуранта, по крайней мере, имеет шанс на сохранение…

— Арсенал, — негромко доложил Пэвер, — два автомата, один исправный мушкет, два пистоля, семь арбалетов, полтора десятка луков, из, холодного оружия в основном кинжалы и охотничьи ножи. Все остальное оружие пошло на дно, вместе с кораблями…

— Плюс один карабин вахтенного, что лежит за ящиком по правому борту. По левому борту тоже что-то да отыщется, у баронетты надо спросить.

Сварог перегнулся через фальшборт. Лодки, одна за другой деловито и без сутолоки высадив боевые отряды на штормтрап, быстро разворачивались и брали курс обратно на берег: на всех спасшихся пассажиров разгромленного флота лодок не хватало. Остальным предстоит заплыв во вторую очередь, и в третью, и в четвёртую… Пока берег не накроет огнём.

— Бойцы разбиты на взводы. Один род — один взвод, — пояснил Пэвер. — И командовать проще, глава рода — взводный. А мальцы будут вестовыми. Надо же держать связь с командованием и между взводами… — и добавил: — Рошаль придумал. А ведь понимает, стервец…

— Кто у них главный?

— Дож на берегу остался, будет уходить последним, когда всех перевезут… Старик — а силища о-го-го, ни в какую… Так что самого главного у нас пока…

— И сколько их всего? — перебил Сварог: люди по трапу все поднимались и поднимались.

Пэвер на секунду запнулся, посмотрел на Сварога почти беспомощно.

— Примерно тысячи четыре, мастер капитан…

Сварог вцепился в поручень фальшборта так, что хрустнули костяшки. Этого он не ожидал. Сотен пять-шесть — ещё куда ни шло, но — четыре тысячи, мать твою! На корабль с экипажем в триста душ! А запасы провианта, а дети, лекарства, жилые отсеки, топливо?..

— Не потонем, а?..

— Ерунда, — Сварог мотнул головой, изо всех сил стараясь выглядеть уверенным и в завтрашнем дне, и в послезавтрашнем. И вообще в светлом будущем. — Да на такую громадину и десять тысяч влезет…

Он вдруг почувствовал беспричинную злость и до хруста сжал зубы. Нет, врёшь, всех возьмём и всех довезём как миленьких, никто, бляха-муха, не уйдёт обиженным…

Когда дождь прекратился — столь же неожиданно, как и начался, — и вновь повалил густой пепел, на борт «Адмирала» поднялся последний из прибывших в первом эшелоне: Гор Рошаль собственной персоной. Он ступил на мокрую палубу достойно и гордо, будто с докладом в кабинет к князю Саутару, окинул собравшихся презрительным взглядом и, запахнув полы истерзанного плаща, замер в сторонке. Ожидал, должно быть, пока мастер Сварог соизволит обратить на него особое внимание. Держался сей профессионал контрразведки великолепно, надо признать, — вот только, увы, лицо несколько подводило бесстрастного охранителя короны не существующего отныне княжества Гаэдаро. Лицо Рошаля было серым, с красными пятнами на скулах, со сжатыми в белую нитку губами…

Пэвер тем временем подманил к себе высокого жилистого тоурантца с отломанной на треть шпагой, просунутой за пояс:

— Рорис, собери взводных вон у той будки.

— Это надстройкой называется, — поправил Сварог.

— Да какая разница…

— Женщина и собака? — спросил названный Рорисом.

— Так точно, — кивнул Пэвер. — Сыну скажи, чтобы слушался этого человека.

— Граф Гэйр? — Рорис повернулся к Сварогу.

— Он самый, — поклонился король трети Талара. Рорис осмотрел Сварога с головы до ног и проговорил монотонно:

— Вы спасли жизнь нашим жёнам и детям. Понятия не имею, кто вы и зачем помогаете несчастному домену Клаустон, но вы должны знать: отныне наши тела и души в ваших руках, мастер Гэйр. Можете распоряжаться ими по своему усмотрению.

И он, на секунду приложив руки к левой стороне груди, вытянул раскрытые ладони в сторону Сварога. Не иначе клаустонский жест благодарности.

— Его сын поставлен командовать над детьми… — сказал Пэвер, когда Рорис отошёл. — Ну, мастер Сварог, пора.

— Ну, мастер генерал, глядишь, ещё покалякаем когда-нибудь.

— По заранее разработанному? Или последуют новые вводные в диспозицию и тактическую схему?

— По заранее разработанному. Без шума и пыли…

— Как говорили в шестом гвардейском полку имени короля Макария — или лопнем, или наедимся.

— Как говорили у нас — или грудь в крестах, или голова в кустах…

Пэвер — наплевать на испачканный и прожжённый френч, на загвазданные сапоги и лицо в копоти — сейчас смотрелся действительным, а не отставным генералом, он казался стройнее, шире в плечах, серьёзнее, что ли, глаза кипели азартом предстоящего боя… В общем, Пэвер тоже был на своём месте.

Разношёрстное войско народных тоурантских мстителей пришло в слаженное движение. Суб-генерала, шлёпая по лужам, сразу обступили, видимо, те самые предводители родов, они же — комвзводов.

Подошёл Гор Рошаль и с места в карьер спросил о своём, насущном:

— Пленные есть?

Он сутулился больше обычного, под глазами набухли чёрные круги. Да уж, подкосили силы главного чекиста княжества Гаэдаро испытания последних дней, укатали сивку крутые горки.

— Пленные офицеры в адмиральском салоне — знаете, что это такое? Их Олес стережёт…

— Этот балбес вряд ли чего-нибудь добьётся, — с неожиданной страстностью перебил Сварога охранитель Рошаль.

Даже приход апокалипсиса не уменьшил давнюю, дипломатично выражаясь, напряжённость в отношениях между молодым князем и ближайшим помощником старого князя. Не утихали былые гаэдарские страсти, хотя само княжество наверняка уже исчезло с поверхности Атара, исчезло вместе с городом Митрак, замком Саутаров, вместе со слепцами, пикейными жилетами и брошенными на произвол судьбы обывателями. Такие дела…

А эти если и помирятся, то уже на Граматаре, не раньше. Эх, где ты, Граматар…

— А что, мастер охранитель короны, — участливо спросил Сварог, — вы морской болезни, часом, не подвержены?

Рошаль, должно быть, вспомнил дирижабль и надменно поджал губы.

— Не смешно, мастер Сварог. Смотрите, как бы сами не захворали… Я так понимаю, что в морском ремесле вы разбираетесь не лучше моего, а?

— Отнюдь. Капитанствовал я, помнится, на одном корабле… — Он не стал вдаваться в подробности, что кораблик тот был речной, а командовала им, по большому счёту, одна славная боцманша, и примирительно заметил: — Не обижайтесь, Гор, шучу…

— Плевал я на ваши шутки, — резко оборвал его Рошаль. — Я серьёзно спрашиваю, мастер капитан, вы с морским делом знакомы?

— Ну, постольку поскольку…

— Так я и думал. — Рошаль хмуро прищурился в темноту. — Что такое ватерлиния, вам известно?

— Допустим… — Сварог напрягся. — И?

— Эта посудина собирается совершить рейс через полпланеты. Значит, углём должна быть забита в такой перегруз, что сидеть в воде будет по самую палубу.

Сварог секунду подумал, потом опять перегнулся через фальшборт.

Рошаль был абсолютно прав. Борта броненосца были покатыми, отчего корабль издалека напоминал утюг, и отсюда Сварог прекрасно разглядел тёмную полосу краски, которую лизали свинцовые волны вдоль всего корпуса «Адмирала». Ватерлиния. Торчащая из воды кайма на три. Значит, нагружен кораблик едва-едва, ну никак не на океанский марш-бросок.

— И что получается? — с толикой растерянности спросил он. — Мы сели не на тот пароход?

Рошаль передёрнул плечами.

— Обратно играть все равно нет никакого смысла. Продолжаем. А я бы хотел побеседовать с пленными, может, что и удастся выведать…

— С пленными после разберёмся, когда лоханку целиком захватим…Мне вот что пришло в голову. На лодчонках оставшихся тоурантцев быстро не вывезешь. Катера. На борту два катера. Мы с вами спустим их на воду, отправим на берег кого-нибудь из тоурантцев — какая-никакая, а подмога Вперёд, мастер Рошаль.

Гор Рошаль поморщился: какие-то мечущиеся на берегу тоурантцы его, понятное дело, не волновали. Не терпелось заняться пленными: и для дела важнее, и по его прямой специальности. Однако возражать Сварогу он не стал.

Они уже подошли к подвешенному за бортом катеру, накрытому какой-то плотной непромокаемой тканью, уже взялись за тросы, а пустые лодки, остервенело загребающие вёслами воду залива, прошли уже полпути до берега, когда…

Наверное, это можно было красиво сравнить с закатом. С закатом, скатывающимся с гор, с быстро разбухающим закатом, с закатом, устремившимся в море. Да вот только никакой это был не закат.

За спиной Сварога раздался единый многоголосый вздох — тоурантцы тоже увидели это. Он рывком раскрыл подзорную трубу, направил на берег…

На берег хлынула лава. Хлынула по всей береговой полосе. Деревья не успевали вспыхивать, их корни сгорали мгновенно, они валились в кипящую массу и становились её переливающейся белым и красным, булькающей частью. Тёмная прибрежная полоса озарилась ровным неярким светом, будто заработала гигантская подсветка театральной рампы. И в этом свете по пляжу люди бежали прочь от жидкого огня, бросались в воду, плыли. Но лава стекала в залив, и тот закипал. Вода взбурлила пузырями, её вмиг накрыло густое облако пара — и из этого облака не выплыл ни один человек… И над всем этим спокойно светила зелёная проклятая звёздочка.

Лишь две лодки вновь повернули к кораблю. Прочие, слепо уповая на невозможное чудо, курс не меняли, гребли, рвались в пар. А пар продвигался к ним навстречу. И вместе с порывом горячего сухого ветра до корабля докатилось отдалённое шипение, будто из разорванного пневмопровода…

Доменна Клаустон более не существовало. Как не существовало всего сюзерената Тоурант. Да и всего Атара…

— Вот и конец. Быстро. Не успеем, — раздельно и бесстрастно, словно методично посылал пулю за пулей в чей-то затылок, проговорил Рошаль.

— Одно радует, — мрачно сказал Сварог, отпуская трос ставшего бесполезным катера, — что раньше смерти не помрём.