Верстовой столб 1.
Поединок не по правилам
Когда иссякнут наши времена,
и в пламени сгорят все наши знаки,
цифры, имена,
и люди потеряют ключик
от нынешнего нашего прогресса...
Н. ГильенПуть близился к концу. Анастасия рассчитала все точно – и аллюр коней, и переходы, и ночлеги. Недолгий, но нешуточный опыт путешествий сказался – Лик Великого Бре еще ослепительно сиял высоко над горизонтом, и багровая Луна еще не всплыла, невесомая и загадочная, не поднялась из-за Края Земли, а черепичные крыши башен Тома уже показались впереди, и Пять Звезд на шпиле храма сверкали ясным золотом. Дорога, плавно изгибаясь вправо, скрывалась в высоких распахнутых воротах, чтобы растечься там на десятки улиц и переулочков, уйти в тупики, как уходит в песок вода. Желтые поля простирались по обе стороны дороги – Том славился своими благодатными нивами и хлеботорговлей на всю Счастливую Империю. Шесть подков Росинанта мерно ударяли оземь, клубилась пыль, вороной гигант легко нес хозяйку, ножны меча, кожаные с серебряной оковкой, позванивали о стремя, мир был безоблачен, чист и свеж, и Анастасия вопреки всем печалям последних дней вдруг окунулась в щемящую радость – оттого, что мир именно таков, что она молода и красива, что на свете есть рыцари и она по праву к ним принадлежит. Она мотнула головой, чтобы разметались волосы, рванула золотую с рубинами застежку, распахнув алую Рубаху на груди, озорно свистнула и пустила Росинанта галопом. Желто-палевые близнецы Бой. и Горн, обрадованные Резкой сменой монотонного аллюра, с лаем припустили вслед, Далеко обогнали, вернулись, заметались вокруг, подпрыгивая и ловко уворачиваясь от копыт. Росинант надменно косил на них лиловым глазом, Анастасия неслась вскачь, золотые волосы бились по ветру, стелился за спиной синий плащ с бельм единорогом, щеки пылали, и не стало печалей, не было тревог, все растворялось в ритмичном гуле галопа, и Анастасии даже показалось на миг, что она счастлива, что скачка навстречу ветру будет продолжаться вечно.
Потом она натянула широкие, шитые золотой канителью повода, и Росинант взбороздил копытами землю, взмахнул в воздухе передними ногами. Анастасия оглянулась, смеясь, дунула, отбрасывая с разгоряченного лица пушистые пряди. Ольга скакала к ней, следом на чембуре поспешал заводной конь, звеня объемистым вьюком с доспехами и припасами.
Анастасия мимоходом подумала, что с Ольгой ей повезло. Оруженосец должен быть для рыцаря почти сестрой, он не просто спутник рыцаря и слуга. Бывает, и жизнь твоя зависит от оруженосца. И не так уж редко. Правда, у самой Анастасии, к счастью, не выпадало пока что случая получить тому подтверждение, но все равно, с Ольгой ей повезло (а все Ольгины странности делу не помеха, наедине с собой можно сознаться, что Анастасия тоже не без греха). Жаль будет расставаться по истечении положенного. срока. В утешение можно вспомнить, что девочка получит золотые рыцарские шпоры еще не скоро. Через год самое малое.
Бой и Горн подскакивали на шести лапах, как мячики. Разрумянившаяся Ольга осадила коня.
– Ну вот мы и у цели, хвала Великому Бре, – сказала Анастасия. – И путь наш лежит к «Золотому Медведю».
– Слушай, а что такое медведь? В нашем княжестве я про него не слышала.
– Легендарное чудище, – авторитетно сказала Анастасия. – Крылатое такое, с двумя головами. Оно налетает и похищает прекрасных юношей, а рыцари их потом освобождают. Говорят, когда-то оно во множестве водилось. Потом пропало.
Она погрустнела чуточку – потому что Оленька, оруженосец верный, чернокудрый и черноглазый, не имела еще золотых шпор, зато носила на плече сине-красную ленту цветов своего Прекрасного Юноши. Сине-красная лента на левом плече, надежно приколотая золотой булавкой. Пусть даже ходят слухи, что с обеих сторон нет никакой любви, и дело, как сплошь и рядом случается, в непреклонных матерях, ради сложных политических расчетов обручивших детей еще до их рождения. Все равно. У Анастасии нет ленты. А рыцарь без Прекрасного Юноши, в чью честь, согласно старинным канонам, совершаются подвиги и звенят клинки на поединках, – это, если честно, полрыцаря. Так, половиночка. А битвы и победы над чудовищами – полславы. Особенно, если вдобавок пополз шепоток, что Анастасия – мужественный рыцарь... Анастасия сердито прикусила губу. Возвращалась душевная непогода.
– Тень набежала на твое чело, – сказала Ольга шутливо, но тут же поняла что-то и опустила глаза. – Ничего, на Обедню соберется весь Том, и, как знать...
– Да ладно, – отмахнулась Анастасия. – Вперед!
И вскоре тень зубчатых каменных стен упала на кавалькаду. Двое стражников, как полагалось по древнему ритуалу, встали в пустых воротах, загородили, скрестив начищенные до жаркого блеска ажурные лезвия алебард, и сероглазая с серебряной бляхой начальника стражи спросила, едва скрывая скуку, как спрашивала тысячу раз на дню:
– Не враги ли вы Великого Бре? Не еретики ли? Не диссиденты ли? Не вкушали ли кукурузы?
– Мы верные слуги Великого Бре, Пяти Путеводных Звезд, Сияющего Лика, – ответила Анастасия, строго соблюдая ритуал. – Никогда не давали приюта еретику, не оскверняли свой взгляд видом диссидента, а уст – мерзким вкусом кукурузы. Я – княжна Анастасия с отрогов Улу-Хем, из рода Вторых Секретарей. Все разумные и неразумные живые существа, каких ты видишь перед собой, – со мной.
– Да ниспошлет Великий Бре разумным и неразумным Светлое Завтра!
– Аминь!
Алебарды раздвинулись, и Анастасия тронула коленями теплые конские бока. Копыта затопотали по брусчатке – богатый город Том, Хозяин Житниц, мог себе позволить мощеные улицы. А в остальном он был, как прочие города – высокие узкие дома с резными ставнями, Пять Звезд над каждой дверью (медные у горожан среднего достатка, золоченые у тех, кто побогаче, из чистого золота у дворян и особо тщеславных богатеев), чистенькие тротуары и прохожие обычные – вот мускулистая кузнец в прожженном фартуке, вот голосистая пирожник в белых штанах и рубахе Цвета муки, с лотком на шее, полным румяных пирогов, вот осанистая купец с золотой четырехугольной гривной на Шее – гильдейским знаком.
На Анастасию с Ольгой особого внимания не обращали – рыцарей к Обедне съехалось изрядно, и они примелькались.
– Пирога хочется... – совсем по-детски вздохнула Ольга. – Давай купим?
– Оруженосец на улице лопать не должен, – наставительно сказала Анастасия. – Забыла?
– А хочется...
– Капризная ты у меня, Олька, как мужик, – бросила Анастасия рассеянно.
– Смотри, смотри! Вон тот, рыженький, весьма даже ничего!
Анастасия повернула голову так, чтобы движение выглядело небрежным, проследила за взглядом верного оруженосца. Рыженький с завитой бородой и в самом деле был ничего, но чересчур крикливые наряды его и спутников, обилие дешевых перстеньков на руках с головой выдавали их занятие.
– Олька, это ж публичные мужчины, – сказала Анастасия, наморщив нос. – Я против смазливых слуг ничего не имею, дело житейское, рыцарю не возбраняется, но с этими...
– Уж и посмотреть нельзя. Говорят, другие рыцари...
– Вот когда получишь шпоры, прижимай кого угодно, хоть этих. А пока ты у меня в оруженосцах...
– Поняла. Молчу.
– То-то. Нам вот сюда, где калач над лавкой, потом налево.
Они остановили коней. Вывеска «Золотого Медведя» была искусной работы и впечатляла – на синем фоне, символизирующем поднебесные выси, летел золотой двуглавый медведь – пасти щерились, мощные крылья распростерты во всю доску. В лапах он нес прекрасного юношу в ярком наряде, но в левом углу, как знак грядущего скорого возмездия, изображен крохотный рыцарь, скачущая вдогонку. Анастасия вновь ощутила мимолетный сердечный укол.
Служанки выбежали к ним, повели коней в стойла, псов на псарню, потащили наверх вьюк с доспехами и одеждой. Дебелая трактирщик кланялась в дверях, по обычаю всех трактирщиков расхваливала свое заведение в голос и с чувством, особенно упирая на то, что еще матушка Анастасии, светлая княгиня, частенько проводила здесь не худшие дни своей жизни.
Анастасия глянула поверх ее широкого плеча. Там стоял слуга и зарумянился, поймав ее взгляд. Как раз в ее вкусе – волосы золотые, как у нее, глаза синие, как у нее. Это Ольке все равно, какого цвета глаза и волосы, кидается на любую стройную фигурку, а вот Анастасия – нет, таков уж ее вкус – чтобы глаза и волосы мужчины были того же цвета, что у нее. Ну, и фигурка, понятно.
А посему Анастасия, когда входили следом за дебелой трактирщиком, подтолкнула Ольгу локтем и шепнула:
– Чур, мой!
– Ну вот, вечно ты вперед успеваешь...
– Станешь рыцарем, отведешь душу, – безжалостно ответила Анастасия.
К лестнице на второй этаж нужно было пройти через огромный зал – с камином, сложенным из громадных камней, гербами на стенах, закопченными потолочными балками. Гомон там стоял неописуемый – полным-полно рыцарей. Анастасия ощутила вдруг, как укол концом копья, чей-то злой, ненавидящий взгляд и поняла, что без стычки не обойдется. Ну и пусть, когда это мы уклонялись?
Слуга ойкнул на лестнице – Олька его все-таки ущипнула, улучив момент. Анастасия на сей раз промолчала – пытаясь сообразить, кто мог на нее так зло пялиться. Знакомых лиц в зале хватало, а враги у нее имелись в немалом количестве, это уж как водится... Или на сей раз какие-то хитросплетения родовой вражды, до поры неизвестные? Иногда и такое бывает.
У двери своей комнаты (Олька покладисто исчезла в своей) Анастасия так многозначительно глянула на красавчика слугу, что того бросило в краску, до ушей побагровел. Потом попросила перед тушением огней принести ей квасу и не сомневалась, пожав значительно его тонкие пальчики, – принесет. Затворила за собой дверь, задвинула кованую щеколду. Переодевание с дороги – дело ответственное, почти ритуал, новоприбывшему рыцарю следует достойно войти в зал, где уже собралось множество дворян, любая небрежность в наряде будет подмечена.
Ванна. Вместо дорожных брюк – синие джинсы, дозволенные только дворянам, безукоризненно сшитые ремесленниками в материнском замке. Рубашка – красная же, только с сапфировыми застежками; Вместо грубых дорожных сапог – мягкие красные (но кинжал Анастасия, понятно, сунула за голенище). Черный пояс с золотыми геральдическими серпами-и-молотами. Меч на пояс, конечно. В последнее время некоторые рыцари переняли у мужчин моду носить перстни, но Анастасия этому глупому поветрию следовать не собиралась – если честно, еще и оттого, что и так поползли слухи, приписывающие ей мужественность. Зато серьги с бриллиантами и золотая цепь на шее – это по-рыцарски, кто упрекнет? Анастасия глянула в зеркало и осталась собой довольна. Вот если бы она могла еще пришпилить к плечу цвета Прекрасного Юноши... Ладно, перемелется... И вообще зеркало врет, это отражение взгрустнуло, живя самостоятельной жизнью там, у себя, в таинственном Зазеркалье, а хозяйка отражения ни при чем...
Отражение взгрустнуло. А рыцарь Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, степенно спускается по лестнице в зал, и голова ее поднята гордо, и на лице довольство жизнью читается явственно даже для неграмотного.
Звенели кубки. Звенел женственный рыцарский хохот. Звенели монеты за теми столами, где играли в кости. Шмыгали с подносами стройные юноши. В углу с воодушевлением горланили древнюю боевую песню рыцарей Носиба:
Как ныне сбирается Вечный Олег
отмстить неразумным базарам.
Горкомы и нивы за буйный набег
обрек он мечам и пожарам...
Если честно, никто из нынешних рыцарей не знал толком, что это за племя – базары. Говорили, что эти свирепые дикари жили в седой древности, когда земля только-только отделилась от Мрака, по свету бродили четвероногие лошади и другие чудовища, вскоре истребленные славными предками-основателями, комиссарами в кожаных латах и пыльных шлемах. В седой древности, когда возводились первые замки-горкомы и возникали первые родовые гербы. Потом базаров, видимо, тоже кто-то истребил, но в летописях об этом ни слова.
Анастасия прошла по залу, приветствуя знакомых, уселась за стол. Задумчиво поднесла к губам кубок, отпила. Чисто машинально шлепнула по заду пробегавшего слугу. Удивиться, отчего соседние столы притихли вдруг, не успела – резкий, неприятный голос тут же поставил все на свои места:
– Катерина, пусть меня утащит Гологоловый Хру, если среди нас нет переодетых мальчиков!
Анастасия обернулась – медленно, не роняя достоинства. Так и есть. Двое за соседним столом громко переговаривались, не обращая будто бы на нее внимания:
– Ну да, рыцарская одежда еще не делает мальчика рыцарем.
– Хоть он колец и не надел.
– А вот серьги не забыл...
– И уши у него распухли – только что проколол, бедняжка, непривычен к женским украшениям...
– И меч, как у рыцаря, с гербом, посмотри...
– И единорог в гербе, надо же...
Теперь у Анастасии были законные основания для ссоры. Единорог на ножнах меча был гербом, принадлежавшим лишь их роду. И оскорбление его было оскорблением всего рода, вкупе с поколениями славных предков. Все же она медлила, приглядываясь. Эти рыцари, как и их гербы, Анастасии были незнакомы. Рослые рыцари, женственные – мускулы так и играют.
– Кого вы назвали мужчиной, благородные рыцари? – спросила Анастасия громко.
– Того, кто мужчина наверняка и есть, тоненький такой, стройненький. – Катерина смотрела теперь ей в глаза. – Хоть и прицепил на меч единорога...
– От диссидентов слышу, – сказала Анастасия. Увидев, как их лица вспыхнули от гнева, щедро плеснула масла в огонь, закончив страшным оскорблением, которого не стерпел бы никто: – Сдается мне, такие вот и спят с Косматым Тро.
И тут же вскочила, отпрыгивая назад, ногой отшвырнув табурет, – перед самым ее лицом сверкнули два длинных меча. Тишина расходилась по залу, как круги от брошенного в воду камня, и этим камнем был ее стол. Анастасия молниеносно выхватила меч, чуть повела острием вправо-влево. Лицо Катерины ей доверия не внушало – такие способны на любое нарушение кодексов поединка, самое беззастенчивое. Впрочем, не выйдет – слишком много здесь рыцарей, чтобы Катерина рискнула нарушить кодексы. Жаль, что нет Ольги – увы, оруженосцы не смеют сидеть за одним столом с рыцарями и уж тем более вмешиваться в их споры...
– Благородные рыцари, вы все свидетели, – громко сказала Анастасия. Не сводя глаз с противников, нагнулась, левой рукой выхватила из-за голенища кинжал. – Милорды, прошу свободного места и напарника для боя.
Теперь все зависело от того, куда повернет общественное мнение, – вообще-то ситуацию можно было истолковать двояко... Если присутствующие не согласятся, что первой начала Катерина, Анастасии придется драться сразу с двумя. Но нет, все в порядке – рядом с Анастасией встала светловолосая девушка в белой рубашке с желтыми рукавами, ее меч скрестился с клинком подруги Катерины. Понеслось. Столы во мгновение ока были растащены к стенам, и рыцари взобрались на них, вскрикивая без особого воодушевления – все понимали, что предстояла заурядная схватка до первой крови.
Анастасия рубилась хладнокровно. Не впервые. Она уже прикинула, куда ткнет острием – в правую руку, повыше локтя. И первая кровь будет, и меч эта нахалка не сможет держать пару недель самое малое.
Нехорошую странность происходящего Анастасия поняла быстро, сообразила, что удары Катерины сыплются сплошь рубящие в шею, в голову. А единственный колющий шел в сердце. Первая кровь Катерину никак не устраивала. И действовала она весьма коварно – со стороны ее никак не могли заподозрить в рубке насмерть. Анастасия могла поклясться чем угодно, что герб Катерины ей абсолютно незнаком. Полузабытая родовая месть? Но о таком положено объявлять сразу... Тогда? Снова целит в голову! И опять!
Теперь Анастасия не сомневалась – перед ней весьма искусные в своем ремесле наемные убийцы. Метод испытанный – колющие удары на первую кровь убийца наносит намеренно неуклюже, зная, что они будут отбиты, а в смертельные вкладывает все умение. При надлежащей сноровке можно все сделать так, что никто ничего и не заподозрит, а убийца рано или поздно добьется своего. Случайность. Поединок есть поединок. У Катерины эта сноровка безусловно была. А у Анастасии – нет. Она умела драться либо насмерть, либо на первую кровь. Что-то одно. И если она сейчас начнет отражать серьезные удары всерьез, все рыцари решат, что начала рубиться насмерть как раз Анастасия – и ей согласно кодексу предстоит в случае смерти Катерины драться с большинством здесь присутствующих. Конечно, кто-то из знакомых вступится за нее, но все равно катавасия будет та еще. Так что же делать? Подруга Катерины уже вышла из боя – стоит у стены, зажав кровоточащее запястье. Ситуация нелепейшая – Анастасии предстоит из кожи вон вылезти, чтобы оцарапать противника, который твердо намерен ее убить...
Не парируя удар, она уклонилась, ушла. И снова. И еще раз. Звон и лязг мечей, острое мелькание клинков. Бой. Анастасия краем глаза заметила чье-то удивленное лицо – неужели начинают догадываться и понимать? Что же делать?
А вот что – нужно обернуть против Катерины ее же женственность, то есть силу. Катерина выше, массивнее, а она, Анастасия, наверняка проворнее. Уклоняться, Уходить. Изматывать. Затягивать. Вот так – пируэт на каблуке. И еще. Этот удар парируем, от двух уходим... Пусть дылда злится, недоумевает, уже злится, уже, сейчас откроется... Держи!
Колющий удар по всем правилам фехтовального искусства и непогрешимого кодекса. И темное пятно на голубом рукаве, кровь на запястье противника. И ненавидящие глаза.
Анастасия, тяжело отдуваясь, выпрямилась и отсалютовала мечом:
– Конец, милорды!
И тут же упруго выгнулась в сторону, взмахнув мечом, почти не рассуждая. И успела отбить лезвием, держа его плашмя, короткий кинжал – дружескую любезность от подруги Катерины, неслыханное нарушение кодекса поединков. Нарушительницу уже держали несколько рук, но дело не кончено, что-то нехорошее затевалось – Катерина перебросила меч в левую руку и готова драться, два-три рыцаря явно собираются принять ее сторону, а другие готовы им помешать. Там и сям, в разных углах сверкнули клинки, вот-вот наметятся враждующие пары, вот-вот завяжется нешуточная кутерьма...
– Спокойно, милорды! Первый, кто начнет... Обнаженные клинки растерянно опускались, а иные так и не покинули ножен. На середину зала вышла с обнаженным мечом Сандра из долины Мину – седые пряди в волосах, суровое женственное лицо пожилого рыцаря, – один из лучших мечей Счастливой Империи и неустанная блюстительница кодекса чести. Гомон стих мгновенно.
– Что-то сдается мне, не похоже все это на честный поединок. Никак не похоже. – Она глянула на подругу Катерины так, что попятилась не только та, но и оказавшиеся рядом. – У вас что, родовая вражда?
– Нет, – хмуро выдавила подруга Катерины.
– Тогда почему? Ты что, не знаешь, что за такие выходки придется предстать перед городским советом рыцарей?
– Знаю, – процедила та сквозь зубы.
– Тогда?
– Я отвечу, – шагнула вперед Катерина. – Потому что такие вместе с их оруженосцами, такие вот мужественные тростиночки, позорят рыцарское сословие!
– Основания? – ледяным тоном спросила Сандра, – Ну же, основания? Рыцарь – это человек из благородного рода, который удостоен золотых шпор и соблюдает кодекс. Редко, крайне редко, но случалось даже, что среди рыцарей оказывались, как это ни покажется нам удивительно, мужчины – потому что по капризу природы уродились женственными и обладали достаточной силой, дабы носить доспехи и владеть мечом. Летописи называют таких мужчин амазонками. Как видим, даже мужчины, существа исконно слабого пола, могли быть рыцарями. Почему же чье-то телосложение вызывает такую злобу?
– Потому что она еще и чернокнижник!
– Ложь и клевета, – сказала Анастасия. – Через мои руки прошло исключительно то, что несло на себе Печать Благонадежности жрецов Великого Бре. Старые рукописи, не имеющие ничего общего с чернокнижными, нужны мне, чтобы...
Презрительные усмешки Катерины и ее подруги переполнили чашу. Хандра последних дней, недовольство собой, сегодняшняя стычка – все сплелось в безоглядную ярость. Анастасия шагнула вперед. Вытянула руку. Ткнула острием кинжала в мякоть указательного пальца и провела пальцем по лезвию меча, оставив на зеркально блестевшей стали размытую алую полоску. Подняла меч перед собой, эфесом к потолку, острием к полу. Настала гробовая тишина – в уважение к Клятве Железа и Крови, – ив этой невероятной тишине Анастасия произнесла звонко, решительно, чеканя каждое слово:
– Я, Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, средняя дочь из рода Вторых Секретарей, клянусь железом и кровью, что совершу подвиг, какого прежде не свершал никто. Клянусь достигнуть Закатного Моря, где тонет к ночи Лик Великого Бре. Достигнуть или умереть! Легенды гласят, что вода Закатного Моря солона. Я попробую эту воду!
Равнодушных не было. Даже у врагов глаза стали круглыми от почтительного страха. Сама Анастасия ощущала пьянящую легкость души и тела – ну вот и решилась наконец, теперь сожжены все мосты, отрезаны все пути назад. Отказаться от клятвы – навсегда вычеркнуть себя из рыцарского сословия. Значит, пора. Таково предназначение – странствовать на закат, вслед за клонящимся к горизонту Ликом Великого Бре.
– Что ж, все мы слышали клятву, – задумчиво сказала Сандра. – Возвращайтесь к веселому пиру, рыцари. Желаю удачи, Анастасия, и да хранит тебя Великий Бре.
И все вернулось на круги своя. Потащили на место столб!, зажигали светильники – за окном сгущался серый сумрак. Шмыгали слуги, затирая винные пятна, убирая черепки и неся полные кувшины. Зазвенели кубки. И посреди веселого гомона Сандра тихонько шепнула на ухо Анастасии:
– Еще поговорим. Ночью лучше всего. Сегодня не смогу, завтра...
Анастасия недоумевающе вскинула глаза, но Сандра уже уходила, гордо подняв седеющую голову, и перед ней почтительно расступались юные рыцари. Анастасия тоже пошла к выходу – никого не хотелось видеть, даже друзей. Ее уже не было здесь, посреди коловращения бурной, но устоявшейся до пресноты жизни, где любой прибой, любые волны в конце концов разбивались о незыблемые берега, где у всякой бури были границы, те же обрывистые берега, гасившие бурю, как проливной дождь заливает костер. Пусть на душу ляжет несмываемый грех гордыни, но Анастасия больше не могла метаться среди этих берегов, от одного к другому, от правого к левому и обратно, среди этих стен метаться перепуганной птицей, сглупа влетевшей в тесную комнату. Нужно найти распахнутое окно и вылететь в него, иначе...
Она поднималась по лестнице, ножны меча глухо стукали о балясины перил, и лестница казалась ей бесконечной, как тоска. Кончилась наконец лестница. Тоска не кончалась.
Давешний юноша попался навстречу. Анастасия устало улыбнулась, обняла его, притянула и шепнула в зарумянившееся ушко:
– Пойдем, малыш?
...Она выскользнула из постели, натянула джинсы и тихонько прошла в темно-алом лунном свете к распахнутому окну, присела на широкий подоконник.
Сегодня было полнолуние. Луна висела над крышами, багровая, как всегда, огромная – добрая сажень в поперечнике – вся в темных пятнах, бледно-алых кольцах и полосах. Острая крыша соседнего дома черным наконечником копья четко рисовалась на фоне багрового диска. Говорили, что в незапамятные времена Луна была меньше и другого цвета. Говорили, что раньше ее не было вовсе. Говорили, что на ней живут такие же люди, только выше ростом и щуплее. Говорили, что туда улетела на огненном драконе знаменитая Елена, рыцарь Бурого Ястреба, и этим объясняется ее загадочное исчезновение. Говорили, что там живут не люди, а ведьмы, колдуны и чудовища. Говорили, что есть заклятья, позволявшие увидеть Луну вовсе уж огромной. Говорили...
Дедушкины сказки, легенды, потаенные проповеди еретиков – мало, мало! Временами Анастасия готова была продать душу Гологоловому Хру – в обмен на Знания. Потому что в ее мире не было Знания – одни побасенки. Раздобыть бы что-нибудь, что существовало до Мрака! Ведь должно же было что-то существовать до Мрака. Копатели...
Анастасия поежилась от нахлынувших мыслей, насквозь еретических. И стало страшно – вдруг Гологоловый Хру почует ее мысли и придет? Как он выглядит? И что он сделает с ее душой? А вдруг ее душа уже давно погублена связью с Копателями?
Над крышами показалась Плывущая Звезда, Первая из десятка. Проплыла справа налево над багровым диском Луны, на расстоянии не менее двух лунных диаметров от него – ну, конечно, Первая. Пути всех десяти Анастасия знала наизусть и никогда бы не спутала одну с другой. Голубая, яркая звезда, гораздо больше и красивее Неподвижных Звезд, в основном белых и маленьких. Почему десятки и сотни Неподвижных Звезд остаются на своих местах, перемещаясь незначительно и незаметно для глаза, а Десять Плывущих в сравнении с ними прямо-таки мчатся по ночному небосклону? И куда деваются уплывшие за горизонт облака? И если небо в самом деле хрустальное, как учат жрецы, откуда там берется дождь?
Пора было остановиться. Бесконечные «почему» были форменным падением в бездну, бесконечным падением и оттого еще более грозным. «Ну вот и стала бы ученым», – сердито говорил когда-то дедушка, рассерженный ее бесконечными «почему».
Ученые? Анастасию они от себя в свое время отвратили напрочь. Потому что не знали ровным счетом ничего – ни монахи-ученые, ни светские. Многочасовые споры до хрипоты о значении какого-нибудь третьестепенного понятия; кропотливые расчеты движения звезд, замкнутые на самих себя, гонка по кругу; бесконечные диспуты о том, какую из букв алфавита Великий Бре придумал раньше, какую потом. Б-р-р! Кровь замерзает! А кровь у Анастасии была горячая, что с грустью отмечали учителя, предрекая ей не самое лучшее будущее, сплетенное из одних безумств и безрассудств. И оказались правы, в общем. Золотые шпоры заслужила быстрее других, участвовала в турнирах и междоусобных войнах княжеств, зверей убивала – но все равно, Бре весть почему, осталась несерьезным рыцарем-шалопаем – как в глазах окружающих, так и в собственных. А теперь еще и клятва... Мать женственно промолчит, стиснув зубы, и все поймет. А вот отец – слез будет... И ведь самой страшно до ужаса, но что поделать? Решилась наконец...
Она смотрела на спящий город так, словно там в переплетениях темных улочек таилась сама Истина, правдивое, неподдельное Знание. Но ничего такого, понятно, не было за распахнутым окном – только багровая ночная полутьма, спящие под острыми крышами люди всех сословий да изредка – дремотно пришаркивающие шаги ночного дозора.