НА ТВОЕМ БЫ МЕСТЕ (А.Проханов)

Что бы я предпринял, сидя в высоком кресле главного редактора всемирно знаменитой газеты «Завтра» и вдыхая несказанный аромат своей собственной великой славы?

Прежде всего, я регулярно учинял бы нежные экзекуции своим сотрудникам, в первую очередь – заместителям. Например, я заботливо спросил бы одного из них: «Ты на кого работаешь, голубь, когда сочиняешь хвалебную до небес статью о романе Георгия Владимова „Генерал и его армия“, который тут же получает демократскую премию то ли Букера, то ли Пукера, то ли Какера?.. Ты кого поддерживаешь, ангел подколодный, когда ставишь в номер стихи безвестного графомана, который, вишь ты, грозится, что, как Кутузов отступающих наполеоновских солдат, он заставит коммунистов жрать конину? Ведь тогда у нас в редколлегии состоял сам товарищ Зюганов, коммунист № 1-бис. А таким коммунистам, как Бушин, конина в охотку. Он еще весной 1943 года на фронте под Сухиничами жрал ее, как и все братья-славяне, так, что за ушами пищало. Где тогда был твой графоман?.. Ты кого прославляешь, болезный, когда захлебываешься от восторга по поводу позорной постановки в Малом театре деревянной пьесы Солженицына „Пир победителей“? Шолохов писал о ней, что ее форма „беспомощна и неумна“, а если говорить о сути, то „поражает какое-то болезненное бесстыдство автора“. Неужели для тебя творец бессмертного „Тихого Дона“ меньший авторитет, чем сочинитель уже ныне, при его жизни, никем не читаемых гроссбухов? Да ведь и сам он еще в известном письме к IV съезду писателей СССР в мае 1967 года отрекся от этой пьесы, а теперь видит, что власти-то никакой в стране уже не существует, никакого надзора за приличием нет, скоро без штанов ходить будут, и он полез на чердак, разыскал там замшелую рукопись, стряхнул полувековую пыль и с тем же болезненным бесстыдством помчался в Малый… Соображаешь ли ты, что делаешь, аспид, когда на первой полосе нашей газеты в День Красной Армии в одном ряду с портретами великих русских полководцев от Александра Невского до Георгия Жукова помещаешь – или это не ты? – портрет адмирала Колчака? Да это же беспримесный американский наемник! Почитай хотя бы, что писал о нем в „Нашем современнике“ Вадим Кожинов. Он не только называет по именам его заокеанских советников и инструкторов, но и приводит дотошные цифровые данные о полученных из США военной технике и снаряжении: винтовки, пулеметы, пушки, шинели, связь…»

Что я сделал бы еще на месте Александра Проханова? Конечно же, перестал бы печатать литературных психов. Например, того, который настрочил книгу о генерале Власове, духовном сыне Колчака. Он, между прочим, и сам генерал. Ну, правда, пуровский, как, скажем, адмирал Гайдар, и скорее всего – волкогоновской выпечки. Так этот волкогоновец уверяет, что всеми самыми крупными победами в Великой Отечественной войне мы обязаны именно Власову. Как это? Как это?

А очень просто, говорит: под тайным, но непререкаемым командованием Власова было 50 дивизий, сформированных немцами из наших военнопленных, эти дивизии командование вермахта бросало во все крупные битвы, но в решающий момент они расступались перед Красной Армией, и та наносила удар с фланга или тыла, что и давало нам победу. Ну, хорошо, один раз немцы могли оплошать, но как же они попались на удочку и второй раз, и третий, и пятый? Не глупые ведь люди. Это они показали, между прочим, и тем, что понимали русского солдата и Красную Армию гораздо лучше, чем наш власовец-волкогоновец: немцы боялись дать оружие в руки нашим пленным и лишь в конце войны, в отчаянную пору, в ноябре 1944 года, когда Красная Армия уже вступила на немецкую землю, сформировали не 50, а только две дивизии, одной из которых командовал Буняченко, другой – Зверев.

Но газетный генерал стоит на своем и требует памятника Власову рядом с памятником Жукову. Ну, как же не псих! Тем более что уверяет, будто его любимец был сознательно заслан к немцам и выполнял личное задание Верховного Главнокомандующего, и потому после войны его вовсе не расстреляли, а присвоили звание Героя Советского Союза, маршала, дали отменный пенсион и хотели было отправить доживать дни в Австралию от лишних глаз подальше, но там подняли бунт полчища кенгуру: «Не пустим на свою землю пособника Гитлера!»

Тогда ему дали генеральскую квартиру на одной площадке с его будущим биографом и апологетом, и тот уверяет, что Власов жив и поныне; вероятно, заходит картишками переброситься.

На месте Проханова дал бы я полный отлуп от газеты и тому литературному психу (на сей раз не генерал, а газетный капитан первого ранга), что поносит чуть ли не всю нашу литературу, начиная со Льва Толстого. Его он называет «отравителем колодцев русской жизни», а его произведения – это, оказывается, "вагон книг типа (!) «Войны и мира». И при этом, естественно, взывает к авторитету – кого же еще! – дяди Сэма: «Весь этот вагон художественности американцы точно называют „фикшн“ – „фикция“, вымысел, сочинительство». И не соображает при этом, что с помощью таких доводов можно объявить эшелоном барахла не только почти всю русскую литературу – сочинительство же! – но и американскую тоже, хотя бы Фолкнера с его выдуманной Йокнапатофой.

Толстой, Бунин, Вересаев видятся психу то ли вдохновителями, то ли прямыми соучастниками Ягоды, Ежова, Берии, поскольку лет за 30-40 до них имели неосторожность напечататься в газете, которая потом стала большевистской. А свихнулся он на монархизме, и потому истинными светочами русской литературы считает лишь особы великокняжеские: известного Константина Романова и неизвестного Олега Романова, погибшего молодым, но успевшего сочинить несколько стихотворений. Например:

Тем не менее, псих заявляет: «Князь Олег более народен, чем его сверстник Есенин». А недавно надеждой русской литературы объявил по телевидению Олега Романова еще и всем известный Радзинский, который по нечаянно меткому замечанию Н. Сванидзе, в дополнительной рекомендации не нуждается…

В советской литературе капитан-монархист, естественно, признает и любит только Булгакова, только. «Дни Турбиных». Но, мамочка родная, какими ворохами новостей и открытий окружена эта африканская любовь! Пишет, допустим, что на премьере «Дней Турбиных», которая-де состоялась во МХАТе «в начале тридцатых годов», как только артисты на сцене по ходу пьесы затянули «Боже, царя храни…», так весь зал вскочил и тоже благоговейно затянул. И вместе со всеми, говорит, затянул председатель Совнаркома Н.И. Рыков. А когда очухался от приступа монархизма, то побежал за кулисы и устроил артистам разнос: как, мол, посмели меня, предсовнаркома!..

Ах, как все это живописно! Но, во-первых, при чем же здесь артисты? Они лишь играли текст Булгакова, и разнос надо бы делать ему, художественному совету театра, дирекции. Неужто Рыков этого не понимал? Во-вторых, в начале тридцатых годов Рыков уже не был предсовнаркома, его сменил сорокалетний В.М. Молотов. В-третьих, премьера «Дней Турбиных» состоялась во МХАТе вовсе не «в начале тридцатых». Спроси любого пожарного или омоновца, да что там – даже Ельцина, и они без запинки ответят: 5 октября 1926 года. Тогда действительно предсовнаркома был Рыков, но все-таки он не вскакивал и не пел царский гимн, ибо никто, кроме артистов на сцене, его не пел. Все другие рассуждения капитана о литературе – на таком же примерно умственном уровне.

И, наконец, последнее. У Александра Проханова юбилей. На его месте я непременно учел бы опыт некоторых нынешних посткоммунистических торжеств этого рода. Недавно я был на одном из них…

Как это делалось раньше? Ну, во главе стола или в президиуме рядом с юбиляром сажали директора или другого большого начальника, секретаря парткома, а то и райкома – по пропаганде, дальше – знатного стахановца, ветерана войны или труда… А что я увидел теперь? Все то же, только наоборот: секретарь, но не партийный; а союзописательский; не директор, а губернатор (недавний секретарь обкома); наконец, не ветеран войны, не стахановец, а старенький батюшка. Он-то, батюшка, был особенно уместен, ибо сподобился еще и стихи сочинять. За это его и приняли в члены Союза… И приглашали на юбилей.

А что дарили раньше на юбилеях? Разное. Допустим, однотомник Проскурина или «Книгу о вкусной и здоровой пище», портрет Брежнева или шестеренку, увитую олеандром и т.п. Что подарили теперь? Икону. А кто подарил? Доктор социалистических наук, профессор, член КПСС с 1956 года, бывший редактор «Комсомольской правды», кавалер ордена Красного Знамени, дважды лауреат премии имени Ленинского комсомола, автор замечательного исторического исследования «Боевой опыт комсомольской печати. 1917-1925» (в частности, ее опыт по борьбе с религией)…

А как раньше начинались такие торжества? Очень нередко – с пения гимна. Или «Интернационала», или (уже после двух-трех рюмок) пели «Вот мчится тройка удалая». А как обстояло дело теперь? Поднялся в президиуме батюшка, член секции поэзии, и возгласил: «Братие? Всякое доброе дело надо начинать с молитвы. Так воздадим же хвалу Господу нашему и возрадуемся хлебу насущному, что он нам сегодня послал!» Все вскочили, и кое-кто даже затянул вслед за батюшкой. Оно и понятно: сегодня послано нам было отменно, столы ломились от яств и питий. Рядом со мной подпевала, например, мой старый друг Наташа Дурова, знаменитая наша зверолюбка. От умиления и восторга я хотел было ее расцеловать, но вспомнил, что дня три назад на телевидении – кстати, тоже на чьем-то юбилее, она целовалась со своим удавом…

Так вот, на месте дорогого Александра Проханова, я на свой юбилей для полного ажура или, как говорили у нас на Благуше, для понта тоже непременно пригласил бы парочку губернаторов (родного тифлисского – уж обязательно!), кого-нибудь из бывших боссов комсомольской или партийной печати, одного-двух лауреатов КГБ, одну циркачку с проволокой, но без удава, и уж, конечно, священнослужителя, желательно из секции критики. Уж то-то они устроили бы торжество!..

И все, что я тут насоветовал, ты прекрасно успеешь сделать, ибо ты еще очень молодой – всего-то шестьдесят. А по духу и работоспособности тебе нет и сорока. А улыбка у тебя – та же, что и в двадцать лет.

«День литературы», № 2, февраль 1998

ИЗ-ЗА ЧУЖОЙ СПИНЫ (В. Бондаренко)

Диву даюсь, до чего резвы, неутомимы и вездесущи все эти антисоветчики – от полнометражной Валерии Новодворской и широкоформатного Радзинского до малогабаритного Владимира Бондаренко! Круглые сутки бдят, как бы да где бы пнуть советское время, советских людей. И пинают даже там, где и ожидать невозможно.

Вот недавно исполнилось восемьдесят лет Юрию Бондареву. Естественно, в патриотических газетах были юбилейные статьи, поздравления, телевидение расщедрилось на пару фильмов по книгам юбиляра, отбил телеграммку даже президент.

Так вот, казалось бы, в юбилее Бондарева абсолютно нечем поживиться антисоветчику, негде ему разгуляться. И, однако же, Бондаренко изловчился, нашел.

В своей газете «День литературы» (№ 3) тоже напечатал статью о юбиляре. В ней, прежде всего, удивляет какой-то совершенно неуместный в праздник слезливо-жалостливый тон разговора о фронтовиках как о каких-то несчастных «солдатиках», «лейтенантиках», «студентиках»… Отличительной чертой так называемой лейтенантской прозы автор считает то, что она повествует «о студентиках, попавших (!) на фронт взводными да ротными и погибших там в первом же бою». Это, мол, мы видим, например, в произведениях Бондарева и Бакланова.

Какая неопрятность мысли и слова! Во-первых, как понимать «попавшие на фронт» – случайно, что ли? Вовсе нет – согласно указу о мобилизации, а кто и добровольно. Во-вторых, взводами и ротами командовали не «студентики», а офицеры, как правило, имевшие за плечами военное училище, подобно тому же Бондареву, летом 1942 года окончившему артиллерийское училище, и Бакланову – тоже артиллерийское в августе 1942-го. В-третьих, первый провоевал до октября 1944 года, второй дошел до Венгрии.

Что же касается гибели в первом бою, то, конечно, случалось такое. Даже и в тылу были жертвы войны. Так, за первые полгода войны или, точнее, за пять месяцев налетов немецкой авиации в Москве погибло 1327 человек, в Московской области – 1275, да еще в несколько раз больше – ранено. («Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», М., 2000, т. 2, кн. 2, с. 351-352). Но герои произведений Бондарева и Бакланова, как и создатели их, тоже, слава Богу, не погибают в первом бою – иначе, о чем было бы писать молодым авторам? А «студентиками» оба они стали только в сентябре 1946 года, но тогда уже никем не командовали.

О непременной гибели в первом же бою любит почесать язык Ал. Яковлев, академик в особо крупных размерах. Кстати, ровесник Бондарева и Бакланова, он тоже оказался на фронте летом 1942 года после окончания военного училища и пробыл на войне два-три героических месяца.

Продолжая свои сопоставления, Бондаренко пишет, что вот, мол, у В. Богомолова «была смершевская закваска, и как бы правдиво ни превозносил (!) подвиги смершевцев Юрий (?) Богомолов, высшая правда войны все-таки остается не за ними, а за миллионами таких, как Юрий Бондарев, за безусыми солдатиками, лейтенантиками, добровольно шедшими в бой и умиравшими за Родину».

Тут опять много удивительного. Начать с того, что добровольно можно идти в армию, на фронт, а в бой идут не когда кому вздумается, а по приказу командования: хочешь не хочешь, а иди. К тому же автор странным образом не знает, что вторичные половые признаки, в том числе усы, появляются у мужчин гораздо раньше, чем он думает: в солдатском возрасте усы может иметь любой. И хорошо помню, как на первом курсе мы бубнили в коридорах Литинститута стихи фронтовика-старшекурсника Немы Рамбаха, ставшего позже Наумом Гребневым, гениальным переводчиком гениальных гамзатовских «Журавлей» и других советских поэтических шедевров того времени:

Но гораздо важнее, чем усы и старые фотографии, постоянное хобби Бондаренко: искать, у кого правды больше, у кого меньше, кто выше и главнее, а кто так себе. Что ж, это занятие интересное. Но беда, что обладателем вершинной правды Бондаренко вместе с Радзинским и Немцовым объявил антисоветчика № 1 Солженицына: «Главное уже навсегда останется за ним – народная правда!» («Завтра», № 47, 2003). Народная! Что может быть выше? Вот и теперь, столкнув недавно почившего Богомолова и благополучно здравствующего Бондарева, объявляет: у второго – высшая правда, надо полагать, почти солженицынская.

Более того, о первом, как мы уже видели, сказано, что он при его «смершевской закваске» «правдиво превозносил подвиги смершевцев», которые в отличие от героев Бондарева будто бы и не умирали за Родину. Здесь уже не только в слове «превозносил» (ведь о правде так не скажешь) проклюнулось главное – то, что малотиражный антисоветчик намерен далее сказать о советской военной контрразведке, о смершевцах. Вот это: «Я знаю резко отрицательное отношение героев прозы Бондарева, да и других фронтовиков, Виктора Астафьева и Евгения Носова, – к местным армейским смершевцам, которые не врагов ловили, а среди своих врагов находили и весьма успешно».

Да, случалось, находили. Но что значит «я знаю»? У меня нет возможности верить Бондаренко на слово. Если знаешь, то приведи примеры, а там разберемся. Зачем прятаться за три широкие спины и лаять из-за них на чекистов? И тут приходится разъяснить критику, что «среди своих», увы, враги были. Да и почему им не быть? Ведь армия – это сколок всего общества, а в обществе враги Советской власти имелись. Уж если ныне выползли орды Горбачевых, ельциных, Чубайсов, то шестьдесят-то лет назад… А при мобилизации учитывались только возраст и здоровье, о политических взглядах никто не спрашивал.

Да взять хоть и самого Бондаренко. Когда в День Советской Армии 23 февраля 1992 года он поместил в «Дне» под заголовком «Витязи России» рядом с портретами Александра Невского и маршала Жукова фотографию американского наймита Колчака, я сперва думал, что это по причине плохого образования и убогой осведомленности. Ведь он же при этом еще что-то там и о России декламировал, о народе… Когда принялся исступленно защищать Солженицына, я поначалу решил, что это из-за слабого соображения. И лишь когда он, продолжая превозносить (тут это слово уместно) Солженицына, начал восхищаться народностью Бродского, обещавшего маршалу Жукову и всем советским солдатам ад на том свете, да еще стал употреблять в своих писаниях такие словечки, как «советчина», «голь перекатная» и т.п., – только тогда стало вполне ясно, что есть Бондаренко как явление духа. Такие были и до войны, и в войну.

И как им не быть! У кого-то в революцию народ отобрал фабрику или поместье, кого-то раскулачили справедливо или не очень, кто-то за дело, а случалось, и за пустяк отсидел срок, кого-то исключили из партии и лишили важного поста… Да мало ли что могло быть в бесконечно разнообразной жизни!.. На этом фоне генезис нынешнего Бондаренко весьма загадочен. Ведь поместья у него вроде не отбирали, сенаторской должности не лишали, не высылали, как того же Бродского, даже 25% зарплаты за опоздание на работу не вычитали. В чем же дело? Естественно предположить, что его вражда к советскому времени чисто книжно-парникового происхождения. Знать, шибко начитался белогвардейщины, перебрал. Что ж, это случается. Еще когда о таких людях говорили:

И вот представьте себе подобного человека на фронте. Таким «своим», конечно же, сразу заинтересовались бы смершевцы.

Утверждать, что во время войны «среди своих» не могло быть врагов и контрразведка «весьма успешно» фабриковала их из честных солдат и офицеров, – это почти то же самое, что уверения в духе иных «демократов», будто у России не было и нет врагов, что все ее безумно любят и желают ей лишь добра да процветания.

Но отнюдь не только среди своих работали наши контрразведчики. Уже 9 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны принял за подписью Сталина постановление «О мероприятиях по борьбе с десантами и диверсантами противника в Москве и Московской области» (т. 2, кн. 1, с. 222). А 11 июля НКВД и НКГБ издали директиву «Об усилении борьбы с диверсантами, забрасываемыми противником» (т. 2, кн. 1, с. 229). 18 июля НКГБ Белоруссии сообщал: «Органы немецкой разведки широко практикуют обработку и вербовку пленных красноармейцев, переодевают их в гражданскую одежду и направляют в районы расположения воинских частей для ведения разложенческой работы в Красной Армии, агитации красноармейцев, толкать их к переходу на сторону немцев». И тут же приводились конкретные факты, назывались имена завербованных немецких агентов, получивших задание проникнуть в свои прежние части и сеять там панические слухи, вести пораженческую пропаганду (т. 2, кн. 1, с. 353).

Мало того, нашим контрразведчикам приходилось иметь дело и с агентами наших драгоценных союзничков, в частности Англии. Вот поразительный, ярко характеризующий дело документик. 23 июня 1941 года состоялось заседание начальников штабов всех родов английских войск. И читаем: "Начальник штаба ВВС Великобритании сэр Чарльз Портал в связи с нападением Германии на Россию предложил послать телеграмму командующим войсками в Индии и на Ближнем Востоке с запросом, когда будет закончена подготовка к бомбардировке нефтяных промыслов в Баку.

Комитет постановил: предложение утвердить и просить военное министерство послать такую телеграмму" (т. 2, кн. 1, с. 61). Вот чем были озабочены, чего хотели иные высокопоставленные головы за Ла-Маншем на второй день после нападения Германии на СССР. Им не терпелось помочь агрессору.

Неудивительно, что в директиве НКВД от 20 августа 1941 года говорилось: "Установлено, что английские разведывательные органы, используя существующие отношения между СССР и Англией, намерены развернуть в СССР работу по созданию шпионской сети и диверсионных групп в важнейших центрах страны под предлогом необходимости продолжения борьбы с немцами в случае поражения СССР.

С этой задачей, в состав прибывшей в СССР английской военно-экономической миссии, введены специалисты по разведке и диверсии". Далее приводятся конкретные имена (т. 2, кн. 1, с. 492). Подобных фактов и имен в цитируемом издании множество. Вот бы почитать такие интересные анналы нашему президенту…

Этот сборник документов издается с 1995 года. Пока вышли три тома в шести книгах, а всего должно быть восемь томов. Замечательное издание! И оформлено отлично, и прекрасный научный аппарат. Но главное – большой коллектив редколлегии трудится весьма плодотворно. В научный оборот введено множество новых и очень ценных исторических документов. На страницах книг оживают десятки, сотни новых имен истинных героев нашей контрразведки. Читатель узнает документально о коварстве и беспощадности врага, его приемов и методов. Но там можно прочитать и гневные строки из приказа Сталина № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы в Красной Армии репрессиями»: «Самосуды, рукоприкладство и площадная брань, унижающая звание воина Красной Армии, ведут не к укреплению, а к подрыву дисциплины и авторитета командира и политработника. Надо самым решительным образом, вплоть до предания виновных суду военного трибунала, бороться со всеми явлениями незаконных репрессий, рукоприкладства и самосудов».

Но Бондаренко, начав с «местных смершевцев», т.е., надо полагать, с таких случаев, что подобны упомянутым в приказе, тут же опять-таки за чужой спиной перешел к безответственному обобщению: «Для Юрия Бондарева „смершевец“ (в отличие от В. Богомолова) – скорее отрицательное явление. Близкое к фашисту». Ничего себе юбилейный комплимент… Советский контрразведчик близок к фашисту! Так, дескать, считает уважаемый юбиляр. А у юбиляра, между прочим, родной отец был в армии следователем…

Поздравляя прославленного однокашника с большой датой, я спросил: что он думает о таком юбилейном комплименте? Юра выразил величайшее изумление…

Если Бондаренко так пишет кривой ручкой из-за чужой спины о смершевцах, то что же он изобразит (если еще не сделал этого) о заградчиках? Если все-таки еще не изобразил, то хорошо бы ему задуматься хотя бы вот над этими строками из докладной записки начальника 3-го отдела КБФ дивизионного комиссара Лебедева о действиях в начале войны флотского заградотряда в Эстонии: "В разгар сражения за Таллин заградотряд работал особенно интенсивно. Под давлением противника защищавшие город части в некоторых местах отступили. В этой обстановке заградотряд не только останавливал и возвращал на фронт отступающих, но и удерживал оборонительные рубежи.

Особенно тяжелое положение сложилось днем 27 августа. Отдельные части 8-й армии, потеряв руководство, оставив последнюю линию обороны, обратились в бегство. Для наведения порядка был брошен не только заградотряд, но и весь оперативный состав отдела. Отступающие под угрозой оружия остановились и в результате контрудара отбросили противника на 7 километров. Эта операция имела решающее значение в эвакуации Таллина.

В ходе боев и эвакуации заградотряд потерял свыше 60% личного состава, одного оперуполномоченного (до 1943 года так называли смершевцев. – В. Б.) и почти весь командный состав роты".

Да, под угрозой оружия… Да, свыше 60%… Да, почти весь состав… Это война, а не рейды Радзинского по тылам, не метания от Солженицына к Бондареву и обратно.

Статья Бондаренко заканчивается так: «Юрий Васильевич, я равняюсь на Вас».

Да в чем же Бондаренко равняется на Бондарева? И сколь успешно? Бондарев одним из первых раскусил Солженицына в статье «Злоба съедает талант». Вот и последуй ему в этом хотя бы теперь. Нет, это для него немыслимо, и он, наоборот, пытается подравнять большого писателя под свои малотиражные взгляды. Пустые хлопоты…

НАПЕРЕГОНКИ С РАДЗИНСКИМ (Ю. Качановский)

Статья Ю. Качановского большая, она печаталась в трех номерах «Советской России» по четыре подвала в каждом номере. Это, собственно, и не статья, а главы из книги. Поскольку работа над книгой, судя по всему, еще не закончена, то, надо полагать, есть смысл высказать некоторые соображения о напечатанных главах – возможно, они окажутся не бесполезны. Да мы и не первыми здесь будем. Члены семьи покойного М.Г. Первухина, первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, в надежде на доработку книги уже отметили на страницах «Советской России» некоторые упущения автора.

В публикации многоопытного эрудированного автора, разумеется, много полезных сведений, справедливых оценок, интересных суждений. Все это редакция видела, принимая решение о печатании глав. Надо полагать, это увидел, оценил и читатель. Но, к сожалению, остались не замечены некоторые неточности, ошибки, а порой и такие суждения, оценки, что на страницах патриотического издания просто изумляют.