НЕ НАШЕЙ УЛИЦЫ ПРАЗДНИК (А. Ильин)

…Угодничество нынешних властей перед Америкой поистине не знает границ, они даже не подозревают о существовании национальной гордости и государственного достоинства. И началось это угодничество даже не с экстренного ночного доклада национального кастрата из Беловежской Пущи американскому президенту: «Ваше высокопревосходительство! Великая держава СССР, так долго досаждавшая США на мировой арене, благодаря безмозглым стараниям Горбачева и неусыпным усилиям Кравчука, Шушкевича и вашего покорного слуги, наконец-то прекратила свое существование. Можете спать спокойно. Я, ваше высокопревосходительство, пришлю Бурбулиса, Шахрая или Шурика Яковлева чесать вам пятки и отгонять мух. Покойной ночи, мой великий сюзерен!»

И до этого лакейского доклада и после него державные кастраты, как вам известно, коллеги, хватали и перенимали у Америки все, что попадало им на глаза. Там, допустим, вся страна заляпана рекламой, на телевидении не продохнуть от нее – и у нас теперь то же самое. Там бесчисленные книги и фильмы из веселой жизни убийц и совокупленцев – и здесь от этих фильмов и книг уже некуда деваться. Там на государственном гербе красуется раскоряченный орел – и у нас теперь такой же раскоряка. Там полосатый государственный флаг – и наши говорящие попугаи вытащили из нафталина тоже полосатый. Там главный государственный праздник – День независимости, и наши голозадые мартышки навязывают нам День независимости и т.п.

Правда, при всем этом между тем, что там и что здесь, имеются некоторые прискорбные несовпадения, как вы знаете. Так, американцы рекламируют главным образом свои товары, свое искусство, а вывески у них везде и всегда на родном языке; у нас же рекламируют главным образом их товары, чужое искусство, а вывески на чужом языке и в таком обилии, что испохабили даже центр русской столицы, даже священную для каждого русского площадь Пушкина с ее памятником национальному гению родной словесности.

А флаги? Американцы под своим полосатым флагом, не похожим на флаг ни одной другой страны, еще в XVIII веке завоевали независимость, на протяжении двух веков во многих сражениях и войнах одержали громкие победы, немалые земли оттяпали, например, половину Мексики. А у нас полосатый флаг использовался предателем Власовым в годы Великой Отечественной войны, что само по себе покрыло этот флаг позором. А теперь под этим флагом происходит развал страны и вымирание народа. Под Красным же флагом, под Червленым стягом русские воины ходили на Царьград, защищали Русь от набегов хазарских, печенежских, половецких орд, били захватчиков на льду Чудского озера, на Куликовом поле, под Полтавой, при Бородине, он развевался над нашими полками в победных боях у озера Хасан, на Халхин-Голе, надолго нагнавших страха на японцев, в сражениях самой жестокой и страшной войны в истории человечества – Великой Отечественной, закончившейся водружением этого флага над столицей поверженной фашистской Германии… Под этим флагом, украшенным самыми емкими и древними символами народного труда – серпом и молотом, страна мужала, крепла, вернула себе многие земли, утраченные царем в японской войне и в другие трудные годы, и вышла в число самых первых держав мира. Словом, наш Червонный стяг, наш Красный флаг, как и американский, это гордые символы славы и побед, а власовско-ельцинский – символ поражений и предательства, развала и вымирания. И только дремучий невежда и дуролом, только лютый враг русской славы мог, чтобы угодить американцам, сорвать с Кремля бессмертный стяг предков, швырнуть его под ноги бесполым Гайдарам, а вместо него повесить и над Кремлем, и над всей страной, и чуть ли не в каждом сортире это трехцветное купальное полотенце. Американский прихвостень Козырев перепугался однажды: «Зачем возвращать красный флаг, когда во всем мире уже привыкли к новому трехцветному!» Будто не понимает лжец, что за семьдесят лет, когда Красный флаг был государственным символом великой державы, к нему привыкли гораздо больше, чем за пять лет трепыхания трехцветного утиральника.

Столь же бездумно и малограмотно перехватив у США, навязали нашей стране День независимости. У американцев этот праздник наполнен конкретным и гордым историческим содержанием: в результате войны против англичан их родина из колонии превратилась в независимое государство. И у нас можно было учредить такой праздник, допустим, после свержения татарского ига или изгнания Наполеона. Но от кого Россия освободилась, от чего стала независимой в то время, когда павиан из уральских лесов придумал этот праздник? От друзей и союзников в лице народов Украины, Белоруссии и других республик, ставших «ближним зарубежьем». От 25 миллионов своих соплеменников, оставшихся в этом «зарубежье». От военных баз на Балтийском и Черном морях. От надежной противовоздушной обороны страны. От крымских курортов с их первоклассными санаториями, пляжами и виноградом. От молдавского вина и фруктов… И вот правящая орда то ли сдуру, то ли спьяну орет нам: «Празднуйте, люди русские, эту замечательную независимость! Веселитесь! Пойте и пляшите! Привет вам от американского президента!»

Да, лакейство наших высоколобых властителей перед США беспримерно в мировой истории по тупоумию и униженности, по презрению к родному народу и по оскорбительности для него!

НАУЧНЫЙ ПЛАН СПАСЕНИЯ КРОВОСОСОВ (А. Салуцкий)

Нет, дорогие товарищи, пресловутый крот истории не дремлет! И локомотив истории не стоит на месте. Совместными усилиями они, по крайней мере, многое проясняют нам в самых разных сферах бытия. Возьму примерчик свежайший, до меня лично близко относящийся. Я был уверен, что с известным писателем Анатолием Салуцким мы единомышленники, притом полные, задушевные, просто свои в доску. Уж как пылко мы с ним чуть ли не дуэтом гвоздили и Горбачева, и Ельцина, я – академика Шаталина, он – академика Заславскую, и всех демократов, как гневно проклинали установленные ими гнусные порядки на нашей родной земле, как уверенно пророчили их затеям крах и забвение! Но вот в газете «Правда-5» недавно появились его статьи "К вопросу о «дворцовых переворотах» (№ 27, 96) и «Власть и совесть» (№ 32, 96). И вдруг обнаружилось, что между нами появились отдельные нестыковочки, кое-какие неувязочки, иной раз мне просто удивительно то, что он пишет.

Так, у далеко не молодого уже собрата я неожиданно увидел изрядную наивность, сказавшуюся, в частности, в его душевных просьбах, заботливых остережениях, смелых прогнозах, с коими он прямо обращается к таким людям, как Б. Немцов, Ю. Лужков и даже сам Б. Ельцин, которых еще вчера мы с ним вместе, мягко выражаясь, сурово порицали. Он уверен, что с помощью таких обращений можно «уберечь лидера от крайностей». То есть совершенно убежден не только в том, что помянутые лица непременно прочитают его статьи, но и поступят согласно обращенным к ним просьбам и советам. По-моему, это абсолютный рекорд наивности. Хотя бы потому, что один из этих трех давным-давно ничего не читает, кроме «Московского комсомольца», другому просто некогда – сам книги сочиняет, а третьему начхать на всех салуцких СНГ, вместе взятых.

Впрочем, наивность – не самый тяжкий из грехов писательских. Лев Толстой тоже пописывал письма царям да премьер-министрам. И даже иногда получал ответы, например, от Столыпина. Бог даст, и Салуцкий удостоится ответа от Лужкова хотя бы. Не в этом дело. Гораздо важнее другое.

В названных статьях мой уважаемый коллега, попрекая иных ретроградов «неумением зрить в корень» и налегая на «вечные закономерности истории», рассматривает очень многие исторические и житейские события, факты, поступки конкретных лиц, ныне здравствующих и почивших, используя при этом весьма разнообразный «научный инструментарий». Так вот, и сам выбор объектов исследования, и его прием, доводы, аргументы порой несколько озадачивают, не говоря уж о некоторых выводах, рекомендациях и пророчествах.

Например, автора сильно заинтересовало еще окончательно не оформившееся течение мыслей президентского помощника Г. Сатарова, и он, зря в корень, опираясь на теорию Фрейда о подсознательном, загорелся желанием проникнуть в глубины помошницкого мышления. А я бы, во-первых, предпочел ныне исследовать подкорку и мозговые извилины самого президента, а не одного из бесчисленных помощников. В свое время я изучал глубины мышления некоторых из них, например, Д. Волкогонова и Г. Старовойтовой. Удручающая картина. В одном случае – пустыня Гоби, в другом – джунгли, кишащие ядовитыми рептилиями.

Или вот многозначительно сообщается: «Уже в ночь 4 июля с экрана исчез генерал Лебедь… Не случайно…» Но ведь буквально через два-три дня он так часто замельтешил на экране, такие грозные, в духе Васьки Буслаева, речи принялся толкать, что экран едва не лопался от перегрузок, смущения и страха. И вскоре едва вылупившийся государственный муж дошел до такой буслаевщины, что стал разговаривать с президентом прямо по телевидению, на глазах всего народа. Да ведь еще как! Ультиматум предъявил. Вам, говорит, уважаемый, надо сделать трудный выбор: или генерал Куликов – или генерал Лебедь. Два пернатых жить в одной берлоге не могут.

Я обомлел. Да где это видано!.. Представьте себе, если в свое время, допустим, Алексей Толстой, несомненный литературный генерал, в выступлении по радио заявил бы: «Товарищ Сталин! В русской литературе три Толстых, и все генералы. В одной берлоге они жить не могут. Требую запретить книги двух первых. Или я – или они!» Думаю, мудрый товарищ Сталин за такую выходку даже не в государственном деле распорядился бы направить Толстого Третьего на медицинское освидетельствование. И в нынешнем случае такое решение было бы столь же благодетельным. В самом деле, человек заявился в политику с прекрасным девизом: «Правда и порядок!» Но оказалось, ему неведома даже такая простенькая «правда», что, во-первых, пернатые живут не в берлогах, а в гнездах; во-вторых, у лебедя и кулика совершенно разные среды обитания, они не мешают друг другу, не соперники.

О подлинной сути Васьки Буслаева можно было догадаться хотя бы по тому факту, что «накачивали» и «раскручивали» его такие личности, как Боровой, на ланитах которого до сих пор пылает клеймо «мерзавец и подонок!» – пощечина от Геннадия Селезнева, третьего лица в государстве. Васька пленил Борового прежде всего, конечно, своим местечковым антикоммунизмом, но еще и интеллектом, превышающим интеллект самого Борового. Можно было раскусить генерала и по его собственным павлиньим афоризмам: «Я никогда не был удовлетворен должностью, которую занимал», «Я стану президентом еще до 2000 года!», «Последним смеется тот, кто стреляет первым» и т. п.

Принимая все это в расчет, мне представляется несколько неосновательным то чрезвычайное внимание к Лебедю и особенно – те надежды, которые А. Салуцкий с ним связывает, о чем речь пойдет ниже.

А вот еще один отставной генерал – А.В. Руцкой. На сей раз автор пытается разгадать не смысл его появления или исчезновения на телеэкране, а тайну его гардероба, почему в критический момент своей жизни храбрый генерал снимает серые штаны и натягивает черные. «Не случайно (!) на пленум ЦК РКП, на котором его исключили из партии, Руцкой пришел в супермодном черном костюме – черный пиджак и широченные в коленях брюки…» Я никогда не обратил бы на это внимание, ну, разве что при большом мозговом усилии расценивал бы черные штаны как знак траура о коммунистическом прошлом их владельца. Но совсем иначе думает мой собрат: «Этим отличительным одеянием „новых русских“ он словно бросал вызов партократам, затянутым в невзрачные стандартные одеяния». Какое глубокое проникновение в перипетии партийно-политической борьбы! Я-то, простофиля, ни за что не догадался бы, что Руцкой теперь в стане «новых русских» и смело бросает в лицо партократам новые черные штаны… Кроме того, до сих пор полагал, что в жизни кое-что происходит все-таки случайно, и легко поверил бы, что в тот роковой день Александр Владимирович натянул черные штаны просто потому, что серые были в химчистке. Ан нет, оказывается…

После двух русских генералов для автора было естественно при его столь редкостной широте интересов обратиться к фигуре иностранного. Он обратился к генералу и президенту де Голлю, точнее, к его роли в решении проблемы деторождения во Франции с помощью магической силы своего слова. Оказывается, в послевоенной Франции была очень низкая рождаемость, и никакие усилия не могли исправить катастрофическое положение. Но однажды утром, сообщается нам, проснувшись в хорошем настроении, де Голль "произнес историческую фразу: «Я хочу видеть пятьдесят миллионов французов!» И представьте себе, читатель, фраза имела колоссальный эффект. Она «перевернула общественное настроение, так всколыхнула национальную гордость, так глубоко задела патриотическое чувство народа, что стала девизом в такой интимной сфере, как деторождаемость». Отныне, надо полагать, ни один француз до семидесяти пяти лет не всходил на супружеское ложе без этого девиза. А если у одного из супругов притупилось патриотическое чувство, допустим, по причине возраста, то другой, движимый национальной гордостью, считал своим гражданским долгом завлечь антипатриотку или антипатриота в постель, чтобы через девять месяцев отрапортовать президенту де Голлю: «Ваше высокопревосходительство! Процесс пошел! Готов еще один французик. Новенький, как с иголочки»! Я не знаю, дождался ли де Голль, умерший в 1970 году, появления 50-миллионного француза, но, во всяком случае, через восемь лет после его смерти их было 53,2 миллиона. Эффект невозможно оспорить…

Строки прекрасной баллады А. Салуцкого о магической силе генеральско-президентского слова в детородном вопросе невольно напомнили мне не менее роскошные рулады другого известного писателя, Феликса Чуева, о магической силе некоторых генеральских имен. Он пишет, например, что в декабре 1941 года 10-я армия генерала Голикова никак не могла взять город Сухиничи. Что такое? Досадно! Вызывает Верховный Главнокомандующий генерала Рокоссовского и говорит: «Товарищ Рокоссовский, можете взять Сухиничи?» – «Могу!» – «Каким образом?» – «А у меня секретное оружие имеется». – «Что еще за секретное оружие?» – «А имечко собственное. Как метну его, так немцы и разбегутся». Товарищ Сталин, будучи материалистом, не поверил в такую мистику, хотя как воспитанник духовной семинарии знал, конечно, что

Но ведь это когда было! В библейские времена. Однако Сталин сказал ободряюще: «Действуйте!»

И вот, рассказывает Ф. Чуев, поехал Рокоссовский на фронт под Сухиничи, а сам приказал, чтобы все средства связи открытым текстом вещали: «Едет Рокоссовский! Едет Рокоссовский!..» А немцы так его боялись, что бросили все укрепления, все оружие и сломя голову бежали из города. Вот она какая война-то была, без малейших усилий, без потерь брали города…1

Великолепно! Одна история краше другой. Но возникают некоторые вопросики. Например. Авторитет Сталина после войны был и в Советском Союзе, и во всем мире гораздо выше, чем у де Голля во Франции. Хотя бы потому, что де Голль не сыграл никакой крупной роли, когда в 1940 году немцы за шесть недель разгромили Францию. А вернулся он в 1944 году на родную землю только благодаря вторжению англо-американских войск, среди которых французская дивизия генерала Леклерка занимала достаточно скромное место. Сталин же возглавлял борьбу нашего народа и нашей армии, как в страшную пору трагических неудач, так и в годы великих блистательных побед. Так вот, при всем его авторитете, не имеющем в мире равных примеров, Сталин не бросил магическую фразу: «Хочу видеть двести пятьдесят миллионов советских людей!» И, следовательно, наши сограждане не имели такого вдохновляющего детородного девиза, как французы, и лезли под супружеское одеяло без него, то есть совершенно безоружными идейно. Однако с делом справлялись неплохо: население и сразу после войны и позже, вплоть до полного торжества демократии, до 1992 года, непрерывно росло. Сей факт заставляет подозревать, что дело тут было не в магических словах, а в том, например, что еще в конце 1947 года мы – первыми в Европе! – отменили карточную систему. И до 1 апреля 1953 года у нас шесть раз снижались розничные цены, а это, разумеется, не только сказывалось на уровне жизни, но и внушало людям чувство уверенности, стабильности их бытия. Может быть, нечто подобное происходило тогда и во Франции?

Что же касается мистическо-патриотических рулад Ф. Чуева, то тут неясно вот что. Если немцы разбегались врассыпную при одном имени Рокоссовского еще в 1941 году, когда его слава только занималась, то после побед под Сталинградом, на Курской дуге – еще больше! Отчего же не воспользовались иерихонским эффектом имени маршала для взятия, скажем, Минска, да и самого Берлина? Ведь опять бы – никаких потерь!