Текст предоставлен издательством «Эксмо» http://litres.ru
      «Бушков А. Сварог. Война за мир»: ОЛМА Медиа Групп; М.; 2007
      ISBN 978-5-373-01090-0

      Земной мир может погибнуть, но может и выжить - его судьба зависит от того, кто из двух Сварогов первым доберется до наделенных магической силой развалин древнего сибирского города Аркаима. Проделав нелегкий путь и преодолев многочисленные препятствия, противники оказываются в Аркаиме почти одновременно. Но в последний момент настоящий Сварог проигрывает схватку. Теперь Земля полностью принадлежит демону…

      Барышня Лана дрыхла без задних ног, закопавшись щекой в подушку и трогательно выставив на всеобщее обозрение аппетитную попку. Признаться, и Сварог закемарил - сказались усталость, обилие впечатлений последних дней, адреналиновый всплеск последних часов… да и физические упражнения последних минут, не лишенные приятности, тоже, конечно, сказались.
      Сколько он проспал? Почти полтора часа! Серый сумрак за окошком превратился в серое утро, обещанной телепрогнозом солнечной погоды пока что-то не наблюдалось. Сварог, легонько погладив Лану по спине - та в ответ что-то во сне пробормотала, - натянул тренировочный костюм с начесом (на удивление пришлось впору), кроссовки и вернулся в гостиную. Пора, пора сваливать отсюда, но сначала…
      Не включая свет, он снова сел за компьютер, вышел в Интернет, нашел личный сайт Серафима Пака. (Господин Пак на фотографии, предваряющей перечисление регалий и, собственно, сам текст, был подозрительно похож на товарища Солженицына: такие же окладистая борода, прищур чуть раскосых глаз и изможденность.) А вот и адрес Института внеортодоксальных проблем: Шантарск, улица подпольщика Карчика, дом пятьдесят восемь. Еще и какой-то электронный адр…
      Мартовским котом взвыл детектор опасности, и Сварог, не думая, действуя скорее инстинктом, нырнул влево и вниз, краем глаза зафиксировав, как посреди разом погасшего монитора образовалась небольшая дырочка с вывернутыми наружу краями, от которой в разные стороны зазмеились трещинки. Чпок-чпок-чпок! Цепочка таких же дырочек пробежалась по стенам. Взорвались бутылки в баре-нише, получил свое и холодильник. Думать было некогда, одна только мысль - какого черта, черт вас всех раздери?! - промелькнула у него, а потом пошла работа, работа подзабытая, поскольку Сварог вдруг поймал себя на том, что действует, как учили его в затерянной во времени и пространстве десантной школе - отражение атаки в закрытом помещении, и все он делал на автомате, напрочь отключив разум, оставив одни лишь рефлексы. Где-то в глубине дома со звоном лопнуло стекло, и Сварога как обожгло: Лана, как она? Стреляют-то из бесшумок, это к бабке не ходи… ну, будем надеяться, забралась под кровать и пули ее не задели. А теперь прочь лишние мысли!
      Сварог начал произносить слова заклинания, перемещаясь в мертвую зону справа от двери из гостиной и попутно недоумевая: как в охраняемое элитное поселение проникла нехило вооруженная бригада? Что это именно бригада, а не один человек, засевший на верхушке кедра, он почему-то не сомневался.
      В полуприседе приоткрыл дверь (хорошо, что внутрь открывается!), уже держа наготове материализовавшийся меч и некстати поминая свои давешние мысли насчет ниндзя. Выглянул в коридор: вроде чисто…
      Ан нет! Фигура в лохматом камуфляже, более подходящем для полевых операций, с чем-то явно огнестрельным в руках, как раз обернулась от другой двери…
      Конечно, работать двуручным мечом в не шибко просторном коридоре не очень удобно… Но возможно.
      Р-р-аз - и одним движением снизу-справа-вверх Сварог отправил незнакомца в поля вечной охоты, спустя мгновенье после того как незнакомец нажал на спусковой крючок. Стену коридора украсили завитушки кровавых брызг, почти одновременно с этим раздалась серия приглушенных «тых-тых-тых!», и в дополнение к завитушкам на стене появилась дуга кругленьких отверстий. Сварог тут же обернулся и, чуть присев, завел возвратным движением меч в ожидающую позицию за левым плечом. Острие длинного клинка ширкнуло по потолку. Лана где, трах ее тибидох?! Неужели дрыхнет еще?
      Второго Сварог поймал в дверях гостиной, примитивно проткнул мечом чуть выше пупка (тот даже не пискнул, даже на спусковой крючок нажать не успел) и метнулся к спальне. Осторожно, по миллиметру отворил дверь. В комнате все было тихо, мирно и спокойно, вот только простреленное окно вносило определенный диссонанс. Он шагнул внутрь, уловил предупредительный писк детектора, движение воздуха над правым ухом, шевеление краем глаза и - едва успел увернуться от обрушившегося сверху магнитофона. Кавказская пленница с подносом против пришедшего спасать ее Шурика, етить… Ну, хоть жива. Сварог перехватил руку и громко прошипел, одновременно хлопнув по выключателю, погружая спальню в тьму кромешную:
      – Тихо, я это, я!
      Лана, облаченная в костюм Евы, смотрела на Сварога с таким выражением, что тот, по идее, должен был бы немедля вспыхнуть и развеяться пеплом по ветру.
      – Что… - начала было она, но Сварог договорить ей не дал:
      – Живо. Молча. Одеваться. И на выход.
      Ну, молодец баба, что тут еще сказать: мигом погасив зеленый пожар в глазах и ни слова более не говоря (разве что бросив выразительный взгляд на меч), Лана отбросила на разворошенную кровать магнитофон, метнулась в глубь темной комнаты и принялась практически на ощупь раскидывать детали одежды. Без всякого намека на эротические мысли - не до того, судари мои разлюбезные! - Сварог наблюдал за процессом превращения девушки обнаженной в девушку одетую и, держа в поле зрения обстановку в коридоре, шепотом давал вводную:
      – Значит, так: идешь за мной. Если я говорю: стой - стоишь, если я говорю: падай - падаешь, если лети - взлетаешь. Понятно?
      Лана, дрожащими руками натягивая свитер, кивнула. (Опять же - молодца девка, правильно оделась: джинсы, кроссовки, легкий свитер. По-походному Волосы даже успела забрать в конский хвост.)
      – Сколько входов в дом? - спросил он.
      – Т-три… Парадный, в гараж и со стороны сада, вон там, где бильярд… Но ты можешь хотя бы сказать…
      – Умница. Тогда вперед, - скомандовал Сварог.
      Не зря, ох, не зря ему мнились ниндзя! Едва они покинули комнату, как немедля с двух сторон кинулись наперехват одетые в темную облегающую одежду фигуры - эти ребята не стреляли, потому как не из чего им было стрелять. Вместо огнестрельных пукалок в лапах у них блестели, как навскидку определил Сварог, боевые ножи, и держали они сии перышкиумело, грамотно. Руки, сжимающие меч, сами собой приняли оборонительную позицию, и все мысли опять же отошли на задний план. Ножи в ограниченном пространстве боя имеют, знаете ли, значительное преимущество перед громоздким мечом… Лана, издав неопределенный писк, вновь нырнула в комнату, а Сварог отточенным пируэтом переместился так, что оба противника оказались перед ним, мешая друг другу. Теперь обманный выпад вправо, удар, уход, нож просвистел у головы, зато один уже не опасен, схватился обеими руками за проколотое горло, второй отбил ножом возвратный выпад Сварога, перебросил клинок в левую руку - обеими руками работает, зараза! А ежели так? Сварог сымитировал глубокий выпад в нижнюю часть туловища и едва не напоролся на кинжал, исцарапавший ему предплечье. Снаружи донесся шум. Перебросив меч в левую руку, Сварог примитивно достал кулаком противника и, отступив на шаг, с разворота вспорол ему живот. «Хорошо хоть бронников на них нет, - отстранение подумал он. - А кстати: почему нет?…»
      И позвал шепотом:
      – Лана!…
      В дверном проеме нарисовалась боевая подруга, губы ее дрожали, но слез пока не было, и на том спасибо. Снизу вновь послышался приглушенный шум.
      – Что происходит?… - выдохнула она.
      – Похоже, твои гаишники с большой дороги вновь решили позвать нас в гости к Аллаху, - сказал он, скоренько обыскивая жмурика. Ничего. Ни документов, ни радиотелефона с гарнитурой, никакого прочего, помимо ножичка, оружия. Странно? Странно. Значит, заказчику известно, что Сварога пули не берут? А откуда, позвольте спросить?… - Значит, так. Сейчас ты идешь в комнату… Да не в свою! - он едва успел поймать Лану за рукав свитера. - А вот в эту, - и указал на дверь напротив.
      – Это же кладовка!…
      – Тихо! - яростным шепотом произнес Сварог. И затараторил успокаивающе: - Вот и хорошо, вот и ладно, я сам недавно из кладовки, и ничего, они наверняка знают, где ты в первую очередь находиться можешь… ну и я с тобой, соответственно. Судя по всему, у них может быть и план этого милого гнездышка, так что сиди там как мышь, прикинься пылесосом и… и жди. Я тебя позову. Возьми вот, - Сварог бесшумно поднял выпавший из руки самого первого типа, того, что в лохматом комбинезоне, автомат, подозрительно напоминающий виденный им однажды израильский «узи», но с коротким толстым цилиндриком на стволе, в просторечии именуемым глушителем. - Управишься?
      – Да уж разберусь, - выдавила Лана, принимая стрелялку. - Ходили мы тут на полигон, или как там тир на воздухе называется, так что в общих чертах усвоила… А ты что, ты собираешься…
      – Ага, собираюсь, - грубо перебил Сварог. - Уже собрался. Теперь марш в кладовку.
      Лана, оглянувшись на Сварога и буркнув: «Очень хочется верить, что ты знаешь, что делаешь», скрылась за дверью комнатки-и впрямь оказавшейся вроде чулана… вот только размером чулан сей был с его ванную в квартирке некой военной части, заброшенной среди монгольских степей…
      Он уже шептал слова заклинания, отступая к комнате Ланы и слыша еле уловимый шум очередного приближающегося гостя - того самого, который хуже татарина. Открыв дверь, Сварог прошептал последние слова заклинания, и в коридоре возникла его точная копия, да столь реальная, что Сварог в который раз непроизвольно коснулся себя рукой, убеждаясь, что вот он и есть настоящий, единственный и неповторимый… Фантом двинулся в другой конец коридора, к выходившему во дворик огромному окну, пока еще - надо же! - уцелевшему после вражьего артналета. Сам же Сварог, настоящий, прикрыл дверь комнаты как раз в тот момент, когда из-за поворота показалась тонюсенькая ниточка лазерного прицела.
      Ну дети малые, право слово: свет же в коридоре горит, зачем такие сложности!… И, промежду прочим, интересно: а почему онив самом-то деле свет не вырубили, щит не раскурочили? Куда сподручнее было бы - при наличии лазерных прицелов, приборов ночного видения и прочих прибамбасов - справиться с клиентом… Или им откуда-то было известно, что клиент умеет видеть в темноте?…
      Красный лучик маятником покачался вправо-влево, вверх-вниз, обшарив весь коридор, и, вероятно, наблюдатель остался довольным увиденным, потому как лучик исчез и на смену ему явилась голова в шерстяной черной маске.
      Стоя за порогом комнаты Ланы, Сварог услышал два негромких хлопка, мягкие шаги, еще два хлопка, уже ближе…
      а потом Сварог уже не слушал. Сделав шаг вперед, он плавным движением меча снизу вверх распорол спину нападавшего. (Фи, мон шер: атаковать сзади? А вы что предлагаете, мон ами? Сейчас не до приличий, мусье. А-ля гер, как говорится, ком а-ля гер!) И когда противник, заваливаясь, развернулся, возвратным движением прошелся тому под подбородком. Сквозь прорези в маске Сварог увидел донельзя удивленные глаза боевика и невредимого - а что ему сделается-то! - фантома у окна.
      Прислушался. В кладовке тихо. Дверь закрыта. И, прошептав очередное заклинание, он отправил двойника к задней двери, за бильярдную. На этот раз выстрелов не последовало, и Сварог уже было собрался двинуться следом, но…
      Но опять же раздался негромкий, на грани слышимости шум - и именно оттуда, где скрылся Сварог-призрак. Да сколько же вас понаехало, молодцев… Сварог-настоящий метнулся к бильярдной - и оказался лицом к маске очередного нападавшего: тот как раз пытался вторично прикончить Сварога-призрака охотничьим ножом. С реакцией, впрочем, у этого типа был полный порядок: Сварог едва успел присесть, как широким маховым движением ему - уже ему, а не двойнику! - примитивно чуть не вспороли горло. Чуть. После чего противник перебросил нож в левую руку и тут же нанес удар в горло. Сварог ушел от атаки и, в свою очередь, кистевым ударом попытался достать противника в голову, но тот парировал лезвием.
      Они на секунду замерли друг перед другом, каждый оценивал своего визави. И Сварог вдруг с холодной ясностью понял, что судьба подкинула ему подлянку. Похоже, судьба выставила против него одного из тех мастеров клинка, которых он в жизни видел всего лишь дважды. Однажды, например, ему довелось наблюдать показательное выступление одного замкомроты разведки, и у Сварога тогда создалось впечатление, что замкомроты мог запросто и пули своим ножом отбивать… Второй же никакого отношения к армии не имел - это был монгольский пастух. Но в том, что он вытворял с ножом, было что-то… запредельно-мистическое. Даже вспоминать не хотелось. (Чуть позже, впрочем, Сварог поговорил с пастухом, втерся в доверие посредством водки и сигарет и узнал… но - об этом позже.) А пока супротивник сделал движение ножом, Сварог закрылся тяжелым мечом, но нападающий в последний момент изменил направление удара, Сварог дернул головой - и почувствовал, как что-то теплое потекло по рассеченной щеке.
      Ого, блин…
      Неизвестно еще, чем закончился бы этот поединок для Сварога, но тут противник на долю секунды отвлекся на фантома. Винить его не в чем, Сварог на его месте тоже опасался бы нападения с двух сторон… но этой доли Сварогу хватило, чтоб нанести два своих коронных удара, причем первый удар мастер этот гребаный ухитрился каким-то чудом отбить, да и от второго почти ушел, но, господа, то-то и оно, что почти…Как говорится, чуть-чуть не считается.
      Сварог прислушался - в доме было тихо, как в склепе, однако не стоит забывать про сквозное отверстие в мониторе и цепочку дырочек в стене: значит, снаружи имеет место быть прикрытие, имеется снайпер, минимум один. Хотя выбираться отсюда надо в любом случае, не дожидаясь, пока подтянется подкрепление или этим ребятам не придет в голову светлая мысль поджечь или, скажем, подорвать дом. В темпе осмотрев комнаты и убедившись, что в данный момент наблюдается полное отсутствие присутствия противника, Сварог вместо себя, любимого, оставил неплохо зарекомендовавшего себя фантома, убрал меч и поспешил за Ланой. Перед дверью в кладовку он притормозил и негромко произнес киношно-классическую фразу:
      – Лана, не стреляй, это я.
      После чего осторожно потянул дверь. Прижавшись спиной к стене и сжимая автомат обеими руками, Лана целилась Сварогу точнехонько в грудь. Он мягко отвел ствол в сторону и сказал:
      – В доме никого, а вот снаружи наверняка есть, да не один. Так что надо рвать когти, желательно незаметно и быстро. Подумай, как.
      Все ж таки умницей оказалась его новоиспеченная боевая подруга - никаких тебе слез, истерик и прочих повисаний на шее. Напротив: она быстро смекнула, что мужчина по имени Гэйр главный, стало быть, его надо слушаться, если хочешь жить.
      Все бы так…
      – Если быстро, - с трудом выдавила боевая подруга, побелевшие губы ее не слушались, - то можно на машине… только вот тихо, боюсь, не получится.
      – На какой машине?
      – А в гараже моя малютка стоит… Два автомобиля? Кучеряво живете, однако…
      – В гараж можно попасть прямо из дома?
      – Можно… Но ведь когда ворота начнут открываться, все равно заметят…
      – На месте разберемся. Веди.
      Лана собралась что-то спросить, но передумала и дисциплинированно двинулась вперед. Сварог, прикрывая тылы, пошел следом. Попутно он пробормотал отменяющее фантома заклинание - чего доброго, и так за это время напряженные до предела нервы Ланы не выдержат двоих Сварогов. А сотворить двойника, в конце концов, он может в любой момент.
      Слева от барной стойки, изящно огибающей плиту и холодильник, обнаружилась неприметная дверь. Спустившись на пару железных ступенек, они оказались в гараже, рассчитанном автомобиля на три. А сейчас там стояла лишь маленькая перламутровая трехдверная машинка, но вида самого что ни на есть футуристического, Сварог таких и не видел никогда.
      – Ворота гаража брелоком открываются, - прошептала Лана, - а что толку?
      Нуда, плавали, знаем: в бытность свою майором Сварог по видео смотрел такое - герой спускается к своему авто, пикает брелоком, и ворота неторопливо скрываются в потолке. Прогресс, блин.
      – Значит, так, - сказал Сварог. - Брелок давай сюда, сама садись в машину. Как только я открою ворота - выезжай, и я спокойненько подсяду. Понятно?
      Лана кивнула.
      – Вот и хорошо. А пока пойду погляжу что у нас там за комитет по встрече во дворе обосновался.
      Сварог вернулся в дом, прихватил по пути клинок едва не переигравшего его мастера (клинок все ж таки сподручнее тяжелого меча будет), прикинул балансировку и, остановившись возле двери, ведущей в садик, вновь сотворил двойника. Фантом первым шагнул на крыльцо…
      Ну да: с двух сторон раздались приглушенные хлопки - но стреляли по бедняге-фантому Сам же Сварог, ускорившись до предела, метнулся в сторону одного из стрелявших и широким махом успокоил того навсегда. Развернулся в сторону второго, чувствуя, как автоматный огонь переносят на него. Отводить глаза не было времени (да и зачем?), и Сварог метнул нож метров с пяти. Лезвие вошло точно под кадык автоматчика.
      Еще минус двое. А сколько вас всего? Он выключил фантома, чтоб не путался под ногами. А если честно - перевел огонь на себя. Показательно-испуганно вжался в стену коттеджа, осторожно выглянул из-за угла… Где тут у нас снайпер? Тот самый, что изуродовал компьютер? Даже если он видит, что Сварогов здесь только что было аж целых двое и ни один не поражаем автоматными очередями, даже если б ему сообщили, что, судя по всему, ни одного, ни второго пулей не взять, - даже в этом случае снайпер прямо-таки обязан выстрелить. Хотя бы один раз. Хотя бы для очистки совести и следуя инстинкту. Если, конечно, он не настоящийпрофи…
      Тишина.
      Сварог, сгибаясь в три погибели и всем телом демонстрируя полного лоха, вышел на открытое пространство, судорожно вертя головой направо и налево и всем и каждому притаившемуся среди деревьев показывая, что он абсолютно безоружен.
      Что ни говори, а в магии ларов есть своя прелесть. Можно, например, не таясь, открыто стоять посреди освещенного двора и ждать, пока стрелок сам не обнаружит себя. И чем обширнее двор, тем лучше - ни один урод с пикойнезамеченным не подберется…
      Ну и? Чего ж не подбираетесь, не стреляете?
      По-прежнему тишина.
      Было свежо. Уже почти рассвело, небо на востоке быстро наливалось желтым рассветным сиянием. Верещали в кронах пробуждающиеся пичуги. Лепота, одним словом. Будто никто и не собирается прикончить парочку людей в элитном охраняемом поселке. (А где, между прочим, охрана поселка?!.) Или действительно боевые единицы противника закончились?
      Сварог шарил глазами по кустам, ограде, деревьям за оградой, выискивая засевшего снайпера, но тот пока ничем себя не проявлял. Да и вообще больше ни одна живая душа не проявляла желания выстрелить в Сварога. Или напасть с ножом в руках. Спустя две томительные минуты Сварог решился и переместился к двери гаража. Еще секунда, взгляд на брелок, нажатие пальцем, и брелок бесшумно мигнул зеленой лампочкой. Ворота начали медленно, слишком медленно, подниматься…
      Лана, вопреки всем Свароговым инструкциям, не сидела в машине, а держа автомат в руках, стояла на корточках у дверей. Сварог выматерился про себя, но вдруг увидел ее расширяющиеся глаза, потом протарахтела негромкая очередь, и, обернувшись, он увидел, как безмолвно валится откуда-то с росшего за забором кедра человек в камуфляже.
      Тело все сделало само - уход вперед и вниз, в расширяющуюся щель неторопливо поднимающихся ворот, кувырок вправо, под защиту бетонной стены. Снова все тихо. Так что снайпер, будем считать, нейтрализован. И кем? Не мной, королем-суперменом, а какой-то девицей, любовницей местного буржуя…
      – Кажется у меня кончились патроны, - спокойно - слишком уж спокойно! - сказала Лана. - Это был последний, как ты считаешь?
      – А хрен его знает, - честно ответил Сварог. - Судя по тому, что из тебя… да и из меня тоже дуршлаг пока не сделали, в зоне прицельной стрельбы больше никого нет… Давай-ка, садись за руль, надо отсюда смываться, скоро тут не протолкнуться будет от представителей доблестных правоохранительных органов… Как ворота с участка открываются?
      – Второй кнопкой на брелоке, пониже…
      – Как это я их не перепутал-то… Короче, давай за руль, и на скорости уходим.
      Дождавшись, когда Лана села за руль, и услышав рев работающего на высоких оборотах мотора, Сварог нажал кнопочку «пониже», еще раз окинул взглядом окрестности и прыгнул на переднее сиденье. Едва он захлопнул дверцу, как Лана отпустила сцепление, и машина, выбросив из-под колес дымную струю сгоревшей резины, рванулась в открывающиеся ворота…
      В воротах возникла фигура в уже набившем оскомину лохматом облачении. Присев на одно колено, боец держал на плече короткий черный цилиндр, похожий на тубус для чертежей…
      Какой, к чертям, тубус, это ж базука!
      Сварог ничего не успел сказать.
      Лана, еще прибавив газу (хотя куда уж больше-то?!), чуть довернула руль, и фигура с «тубусом», вроде бы чуть коснувшись правого крыла, отлетела в сторону. Автомобиль выскочил на дорогу, вильнул, наплевав на всевозможные помехи справа, и метнулся прочь от так и не ставшего убежищем коттеджа. Впереди никого. Сзади тоже никто не стреляет.
      Неужели ушли?
      Ушли.
      – И куда теперь? - неестественно спокойно спросила Лана.
      Сварог скоренько прикинул варианты. И понял, что самое время делать шаг вперед.
      – Улицу подпольщика Карчика знаешь? - отрывисто спросил он.
      – Ну вроде…
      – Давай туда.
      – А что там?
      – Не слишком ли много вопросов, сержант?
      – Простите, сэр…

Кто-то умирает, кто-то восстает из мертвых

 
      – Вот и Карчика, приехали, - сказала Лана.
      – Так, ну-ка стоп, машина, - сказал Сварог одновременно с напарницей.
      Напарница послушно притормозила у бордюра, и Сварог, нахмурившись, посмотрел в лобовое стекло.
      Солнце уже встало. Предутренние облака, сплошняком закрывавшие небо, куда-то исчезли, и мир был наполнен свежестью, умиротворением и уверенностью, что сегодня уж точно будет лучше, чем было вчера.
      Но Сварог с некоторых пор привык не доверять мирам.
      Номер пятьдесят восемь по улице подпольщика Карчика против ожиданий оказался обыкновенным жилым домом - Сварог-то, в наивности своей, полагал, что Институт внеортодоксальных проблем располагает если не собственным зданием, то хотя бы вывеской и положенным охранником у входа. Ничуть не бывало. Дом был как дом: серого силикатного кирпича в глубине относительно чистого зеленого дворика, занавесочки на окнах, сушащееся белье на балконах, и… И еще кое-что, что и заставило Сварога скомандовать «стоп».
      Еще вокруг дома, точнее возле одного из подъездов, наблюдались приглушенно гомонящая толпа, две милицейские машины и карета «скорой». Тревожно похолодело в животе, но детектор опасности молчал.
      – Та-ак… Посиди-ка пока здесь, - приказал он Лане. - И в случае чего будь готова рвать когти.
      – В случае чего?
      – В случае чего-нибудь.
      – Гос-споди, - простонала Лана, вытянув шею и разглядывая толпу. - По-моему, Гэйр, ты просто притягиваешь к себе неприятности.
      – Поверишь ли, но я об этом уже давно думаю, - искренне сказал Сварог. И тут же успокоил: - Я просто осмотрюсь и сразу обратно. Кстати, меня зовут Сварог. А Гэйр - это… это типа фамилии.
      Лана кивнула и спросила как примерная ученица:
      – А куда мне рвать когти, господин Сварог? Если в случае чего…
      – Ну… Просто тихонько поезжай за угол и жди меня.
      – Уф-ф…
      – А что делать? - философски пожал плечами Сварог и выбрался из машины.
      …В толпе, состоящей, главным образом, из лиц самого что ни на есть пенсионного возраста, слышались отрывистые реплики: «…пятый этаж…», «…в лепешку…», «…а что вы хотели…»
      По уму, конечно, ему следовало нацепить чужую личину, а хоть бы и Гаудина, - внешность Сварога, несмотря на то, что в этом мире он появился всего лишь вчера вечером, уже наверняка известна многим… Но он отчего-то остался в собственном обличье, пусть даже и в примитивном спортивном костюмчике. Трудно сказать, почему. То ли потому, что это - его родная Земля, на которой нет места магии, то ли потому, что на родной Земле ему ничего грозить не должно…
      К месту происшествия было не подобраться: толпа стояла перед подъездом, как вражья армия перед воротами осажденной крепости.
      – Бабуля, - учтиво обратился Сварог к старушке в потрепанном зимнем пальто и платочке, которая мелко крестилась, не отрывая взгляда от верхних этажей дома, - а что случилось-то? Я к приятелю приехал, а не пущают…
      – Дык самоубивец, - охотно ответила бабушка, на Сварога не глядя. - Ентот, который китайский псих ученый, из девяносто четвертой. Сиганул из окна - и алё… Уже часа два как, а менты, уроды, только щас понаехали.
      – Я-асно.
      Сварог протиснулся чуть поближе, в партер. Скучающий санитар охранял накрытое куском рубероида тело на асфальте, молоденький сержантик, что-то сосредоточенно записывая в блокнот, опрашивал свидетелей, на подножке милицейского «уазика» устало курила, повесив голову, рыжеволосая дама в длинном, кофейного цвета плаще, с балконов свешивались любопытствующие жильцы в надежде увидеть что-нибудь интересненькое…
      Сварог не стал подходить ближе. Каким-то восемнадцатым чувством он понимал, что под рубероидом лежит именно Серафим Пак, президент, директор и председатель… Кто-то планомерно и не скрываясь ставит Сварогу палки в колеса. И он даже догадывался - кто именно.
      Что ж, не он первым начал. Сварог почувствовал, как в нем поднимается волна ярости… И тут рыжеволосая тетка на подножке «уазика», бросив окурок на газон, устало подняла голову. И посмотрела в глаза Сварогу. И Сварог ни секунды не сомневался, что она его тут же узнала.
      Да и он узнал рыжую - это именно она срисовала незваного гостя в камзоле официанта на карнавале, а потом палила по вертолету из пистолета. И теперь тоже прекрасно понимала, что и Сварог узнал ее. Значит, валькирия тоже выбралась из мясорубки? Браво. Хотя что с такой станется…
      Безмолвная дуэль закончилась вничью: к рыжей некстати подошел давешний сержантик, позвал: «Дарья Андреевна…» - а потом что-то зашептал на ухо, и она отвела взгляд.
      Сварог тоже не стал продолжать игру в гляделки, отвернулся, сделал шаг прочь из толпы…
      И почувствовал, как кто-то ласково, но крепко взял его под руку.
      – Прошу вас, - раздался над ухом тихий, вкрадчивый мужской голос, - давайте обойдемся без проблем. С вами хотят поговорить. Просто поговорить, ничего больше.
      Сначала Сварог едва не начал действо вать,машинально, на автомате, рефлекторно… Но потом увидел рядом с собой тупоносые ботинки светло-коричневого цвета, похожие не то на обувку битников, не то на башмаки Олега Попова. И моментально вспомнил их: «ледяная» кладовка, диалог Ботинок и Красивых Сапог. Ключник.
      Он поднял глаза, встретился взглядом с коротко стриженным худощавым блондином, бережно держащим его под руку. Ага, вот как ты выглядишь, с-сука. У блондинчика были водянистые равнодушные глаза, худощавое лицо и едва заметный шрам на левой скуле. А где, интересно, Красивые Сапоги? Несут охрану по периметру?
      – Эй, - столь же негромко начал играть Сварог, - что это вы себе…
      – Пожалуйста, - почти шепотом перебил крепыш просительным тоном, который напрочь не вязался с его обликом. - Помните, что Лана ждет вас… вместе с человеком, который желает с вами просто побеседовать.
      Что самое интересное, блондинчик не врал. Сварогу и в самом деле ничего не угрожало - пока, если точнее.
      – Где она? - спросил Сварог. И добавил - из чистого мальчишества: - Где она, Ключник?
      Опа! Рука, державшая его под локоть, на мгновенье сжалась стальной пружиной. Нуда, нуда, господин Ключник, кажется, весьма не любит, когда его называют этим прозвищем…
      – Лана недалеко, - послышался спокойный голос. - Я не принуждаю вас, не заставляю, не угрожаю. Я прошупройти вместе со мной.
      «А ведь он меня боится, - понял Сварог. - И не только он…» И сказал:
      – Ну, если столь вежливо… Что ж. Идем. Ведите.
      Они выбрались из толпы (Ключник его локоть вежливейшим образом не отпускал), пересекли улицу, направились к двум припаркованным возле пустой Ланиной малолитражки черным «джипам» с тонированными стеклами. Дверца одного из них распахнулась, на мгновенье показалось перекошенное гневом лицо Ланы. Она махнула Сварогу ладошкой: дескать, милости просим.
      Сварог пожал плечами, сунул голову в салон - водитель, на переднем пассажирском сиденье Лана, сзади кто-то третий… короче, плевое дело, если начинать акцию, -и смело полез внутрь.
      Дверца на роликах тут же захлопнулась за ним, Сварог сел, Ключник остался снаружи.
      – Наконец-то, - недовольно выдохнула Лана.
      А третий, тот, который не водитель, а вовсе даже сосед по заднему сиденью, повернулся к Сварогу. И Сварог узнал Сергея Ольшанского, олигарха, любовника Ланы. Того самого седогривого льва, которого расстреляли из станковых пулеметов на Олеговой пустоши.
      – Думаю, мне нет нужды представляться, - холодно сказал лев, внимательнейшим образом Сварога разглядывая. Был он одет вполне демократично: джинсы, мокасины, клетчатая рубашка.
      – Н-да, - лихорадочно выискивая манеру поведения, осторожно ответил Сварог. - В смысле - нет. Нужды то есть, нет. Я видел, как вас изрешетили на сцене Ледяного замка.
      – Именно, - преспокойно кивнул господин Ольшанский. - И, прошу заметить, тут мы в чем-то похожи. Я выживаю после пулеметной очереди в упор, а вас вообще очереди не берут. Не так ли… профессор Беркли?
      И Ольшанский растянул губы в самой что ни есть дружеской улыбке. От которой за сто верст веяло неприязнью и… опасностью. А чертов детектор молчит!
      Беркли? Что еще за Беркли? За кого его принимают на этот раз?
      Сварог почел за лучшее промолчать.
      – И неужели вы думали, - продолжал Ольшанский, улыбку с лица не убирая, - что я, собственно, и спонсировавший экспедицию Беркли в Центральную Африку, не распознаю подмены? Профессор вернулся вчера, но мне не звонит, не связывается со мной… Я посылаю людей в наш аэропорт, просматриваю видеозаписи всех прибывающих… И кого же я вижу? Совершенно незнакомого типа, который под именем профессора проходит регистрацию! А куда вы своих дружков задевали? Ну, этого Крокодила Данди и негрилу?
      – Значит, это ты организовал бойню на Олеговой… - сквозь зубы проговорила Лана с переднего сиденья.
      – Позже об этом, - жестко отрезал Ольшанский, на подругу даже не глядя, а глядя по-прежнему в глаза Сварогу - И вот какая петрушка получается, профес сор.Вы не Беркли, коего я прекрасно знаю в лицо. И наверняка никакой не профессор. Из Москвы вы прямым авиарейсом двинулись не куда-нибудь, а именно в Шантарск. Потом засветились на закрытом - повторяю: закрытом, только для своих\i0 -празднике. А теперь объявились аккурат возле дома, где проживал мой безвременно почивший друг по фамилии Пак… И как, уважаемый, вы мне все это объясните?
      Они сидели рядышком, оружия в руках льва не было, охраны не было - ежели не считать водилу, который еще не известно, боец ли, - так что при желании Сварог запросто в минуту мог отправить льва в Страну Вечной охоты. Но…
      Этот Беркли - он тот, другой,вдруг понял Сварог. Значит, онуже в Шантарске. На самолете прилетел, да еще под чужой фамилией, да еще и с дружками… Так кто из нас демон: тот, кто прикрывается чужими именами, или тот, кто выступает под собственным именем?… И еще Сварог понял: времени у него мало. Потом будем думать, кто он на самом деле: бес или настоящий граф Гэйр - времени осталось в обрез.
      – Значит, это все-таки ты, сука, - гремучей змеей прошипела Лана, со змеиной грацией поворачиваясь с переднего сиденья. - Все-таки ты. Ты организовал расстрел на Олеговой пустоши. Сволочь. И меня хотел убить!
      – Заткнись, истеричка! - вдруг заорал олигарх, мигом переключаясь со Сварога на подружку. - Я же сказал: потом!
      Эге, да у полюбовничков страсти кипят почище мексиканских…
      – Если б я хотел тебя прикончить вместе со всеми, я бы тебе приглашение прислал, идиотка! А я не прислал, если ты помнишь? Интересно, почему? Но нет, ты же вообще думать не обучена! И решила сама пробраться на презентацию, без моего разрешения! Баба Ольшанского, кто ж ее не пропустит! Не так, что ли? Не так, да?!. Так что себя вини, дура чертова!
      Лана открыла было рот, чтобы ответить достойно, но, видно, не нашлась - явно олигарх был прав на сто кругов - и перевела ищущий поддержки взгляд на Сварога. А что Сварог мог сказать? Покамест он помалкивал в тряпочку и в семейных разборках участия не принимал. Зато отметил про себя, что Ольшанский вовсе не открещивается от обвинения в расстреле.
      Ну и нравы у вас тут, ребятки…
      – И не смотри ты на него жалобно! - уже на излете вспышки злости выкрикнул Ольшанский. - Делать ему больше нечего, как…
      Он осекся, помолчал секунду… и вдруг понимающе протянул - еще больше успокоившийся и даже более-менее искренне ухмыляющийся:
      – А-а… вот оно что! Как говорилось в каком-то фильме аккурат по этому же поводу: теперь мы с вами вроде как родственники, месье… Ну, пусть так, ревновать уж точно не стану. Все это где-то даже символично.
      В его голосе уже не было угрозы. И лжи тоже не было, насколько Сварог мог верить собственному индикатору вранья. Словно Ольшанский что-то решил для себя и теперь круто сменил тактику.
      Сварог же оставался в полном недоумении. Все происходящее напоминало ему плохонький любительский спектакль - где все вроде правильно и логично, но веры доморощенным актерам нет ни на грош.
      – И в дом ко мне ты никого не посылал, да? - нашла новый аргумент Лана, быстренько возвращаясь к гремучести.
      Ольшанский бросил мимолетный взгляд в окно, где за тонированным стеклом терпеливо маячил блондинистый Ключник, и твердо сказал:
      – Нет. Я никого к тебе в дом не посылал. Оправдываться я не собираюсь. Если хочешь… если вы оба хотите знать правду…
      Он нажал какую-то кнопку на ручке двери (стекло со стороны Сварога чуть опустилось. Сварог, опять же машинально, напрягся) и сказал, в сторону окна даже не глядя:
      – Ключник, загляни-ка.
      Тут же с чмокающим звуком распахнулась дверца. Сварог, поразмыслив, немного подвинулся - и означенный Ключник послушно занял место рядом с ним. Ключник, буквально пышущий угрозой. Но пока не опасный. Как заряженный револьвер со взведенным курком, но - лежащий на столе вне пределов досягаемости.
      – Расскажи-ка нам, - спокойно приказал ему Ольшанский, - что совсем недавно произошло в доме Светланы Артемьевой. Правду рассказывай.
      Блондин едва заметно нахмурился и спросил:
      – Ас какого момента…
      Он на миг запнулся, а Ольшанский этот миг прошляпил, и Сварог не замедлил этим воспользоваться:
      – А с того, голубь ты мой, - ласково сказал он Ключнику, по-прежнему держа общую картинкупод контролем, - с того самого момента, когда на горизонте нарисовался вертолет и принялся в две струи поливать людей лекарством от жизни…
      Ё!… Попал! Вот кто организовал нападение на праздник в Ледяном дворце. Ключник, кто же еще. И известно, по чьему приказу. И нет ни малейшего сомнения: дай Ключнику волю, и Сварог - моргнуть не успеете - уже превратится в доброкачественный и гарантированный труп.
      – Спокойно, - жестко сказал Ключнику Ольшанский. - Выкладывай и не мельтеши. И не с вертолета начинай, а с гаишников.
      Ключник помолчал малость и заговорил отрывисто скучным голосом, глядя в никуда:
      – Наблюдатель на трассе передал на контрольный пост, что кордон ГБДД уничтожен неизвестными… точнее, неизвестным - всех бойцов из группы заграждения положил один человек, мужчина, которого якобы пули не берут. Причем, положил посредством двуручного меча. К сожалению, эту информацию принял не я, а мой… мой помощник, Константин Заславин. У него был приказ не допустить прорываиз Олеговой пустоши на этом участке… А Светлана Витальевна и неизвестный прорвались. Заславин запаниковал, вычислил хозяина… то есть хозяйку «Гелендвагена» и послал ударную группу к ней домой. В коттедж в «Золотой пади». Меня в известность не поставил. Когда я узнал о нападении на коттедж, было… в общем, было уже поздно. Но это целиком моя вина. Никто не собирался стиратьСветлану Витальевну…
      По крайней мере у меня, а значит, и у моих людей, такого приказа не было. Он не врал.
      – А что стало с мистером Заславиным? - спросил Сварог. Не то чтобы он в самом деле хотел знать. Спросил, просто чтобы не молчать, чтобы участвовать в беседе.
      Значит, был, был наблюдатель там, на трассе…
      – Заславин наказан, - кратко, но веско ответил Ключник. - Я дал ему шанс подняться, но Заславин им не воспользовался. Я допустил ошибку.
      А Сварог явственно представил себе Красивые Сапоги, нюхавшего кокаин в кладовке Ледяного дома, а теперь лежащего где-нибудь в трех аршинах под землей… И ни малейшей жалости по этому поводу не испытал.
      – Ну, разобрались? - нетерпеливо спросил Ольшанский. - Коля, трогай помаленьку. Не хватает только, чтобы нами занялась Дашка и чтобы мы продолжили наши выяснения в ментовском «обезьяннике».
      – Вы эту рыжую имеете в виду? - Сварог небрежно мотнул головой в сторону подъезда дома. Джип мягко и мощно взял с места, покатил по улице. Второй тонированный «бомбовоз», брат-близнец первого, черной тенью двинулся следом.
      Ольшанский и не скрывал своего облегчения от того, что отъехали от опасного места.
      – Ее, ее имею в виду… - сказал он, расстегивая пуговицу рубашки. - К сожалению… а может, и к счастью, только в виду. Доводилось сталкиваться. Если вцепится, хрен отдерешь… Знаете, есть риск оправданный, а есть риск до невозможности глупый. А крутиться в поле досягаемости рыжей Дашеньки - это и есть верх ничем не оправданной глупости.
      Ольшанский повернул голову, взглянул Сварогу в глаза.
      – Мне нравится, как вы держитесь. Думаю, мы сработаемся.
      – Зачем мне с вами срабатываться?
      – А у вас другого выхода нет, - олигарх обезоруживающе растянул губы в улыбке. - Вы этого еще не поняли?
      – Признаться, нет, - нагло ответил Сварог. - Я вообще медленно соображаю.
      Ключник сидел рядом молча и неподвижно, положив руки на колени. Манекен, а не человек. Но манекен опасный, как Терминатор.
      – Вы не боитесь, - серьезно отметил Ольшанский. - Это плюс. Хотя любой, я подчеркиваю - любойна вашем месте… - он помолчал. - Знаете, поначалу я действительно всерьез намеревался выудить из вас всю информацию, а потом примитивно утопить в Шантаре. Но… передумал. Потому что все это неспроста. Не верю я в такие совпадения. И ваше появление под именем Беркли, и звонок Пака, и его смерть…
      Последние фразы он явно адресовал самому себе. Странный тип. И слишком много тараканов в голове…
      – Что случилось с Паком? - спросил Сварог.
      – Вы с ним знакомы?
      – В Интернете нашел, - ответил Сварог честно. А что врать-то… - Сегодня ночью.
      – Его убили, - буднично сказал Ольшанский. - Инсценировали самоубийство. И я даже подозреваю кто… Пак позвонил мне неделю назад, весь на нервах, сказал, что ошибся в расчетах и все произойдет не двадцать девятого сентября, а буквально завтра. Умолял взять его с собой. Я разобрался с тусовкой, подорвался, приехал - а он уже превратился в блин на асфальте…
      Привратник яростно ударил ладонью о спинку водительского сиденья.
      – Твари узкоглазые! Мало им китайщины, еще и к нам лезут… Наших людей убивают!
      Сказать, что Сварог ничего не понимал, - значит, ничего не сказать.
      Машины обогнули небольшой сквер с фонтаном, возле которого по утреннему времени резвились только дети и алкоголики, выехали на довольно оживленную улицу, влились в поток. Водитель Ольшанского вел «бомбовоз» не нагло - напротив: соблюдая, пропуская и даже перед пешеходными «зебрами» притормаживая. А Сварог почему-то был уверен, что это отнюдь не свойственный ему стиль вождения; во всяком случае, даже во времена Сварога (а точнее, во времена его пребывания на Земле) люди высокопоставленные и высокооплачиваемые позволяли себе ездить так, как им надо, а не так, как предписывают ПДЦ. И сейчас Сварог отчего-то был уверен, что времена ничуть не изменились. Так что, скорее всего, водила получил указания от «погибшего» для всех Ольшанского ехать аккуратно.А вот зачем - вопрос…
      – Куда ты направляешься? - спросила Лана.
      – Ты веришь, что я тебя не подставлял? - спросил Ольшанский.
      – Да пошел ты…
      – А вы? - Ольшанский повернулся к Сварогу.
      – Я бы, конечно, ответил словами уважаемой госпожи Артемьевой, - осторожно сказал Сварог, - и тоже поинтересовался бы, куда мы, собственно, едем… Но не буду. Покане буду.
      – Расстрел праздника организовал я, - помолчав, негромко сказал Ольшанский. - Равно как и инсценировку собственной гибели. Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иного варианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому как незачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничего тогда не знал…
      «А ведь не врет», - отметил Сварог
      – И не твои люди залезли в мой дом и пытались убить нас, да?! - спросила Лана.
      – Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тоже врет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем, думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что наш разговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, а уж потом разборки устраивать…
      – А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжей Дашеньки боитесь и ничего более? - слегка надавил Сварог на олигарха. Что называется, в исследовательских целях. - Меня, например, нисколько не боитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.
      Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся - это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил его рядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чего напрягаться хозяйскому цепному псу.
      – Нет, нисколько не боюсь, - твердо сказал Ольшанский. - И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!
      Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару, остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра, аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша «Последний день Помпеи».
      А что, очень даже символично…
      – Ключник, дай мне купюру, - приказал Ольшанский.
      – Какую, Сергей Александрович? - обернулся Ключник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенный Ключник сносит вполне.
      – Любую, - нетерпеливо бросил олигарх.
      Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудил зеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краем глаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что и почем в нынешнее, прямо скажем - странноевремя, но приблизительное представление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюра значимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянуть десятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе - хорошо. К скупому завсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, как говорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур, однако…
      – Вот так, - Ольшанский недрогнувшими пальцами порвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу Сварог ее взял.
      – Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половина Знания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же по отдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово «Знание» Ольшанский именно так и произносит - с заглавной буквы, вкладывая в него некий особыйсмысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся с бесполезными бумажками на руках.
      Сварог на всякий случай глубокомысленно промолчал. А потом спросил:
      – Почему вы решили, что вторая половина… Знания у меня?
      Ольшанский полез в нагрудный карман рубашки, достал сигареты. Признался:
      – Ведь бросил. Год не курил. Сегодня разговелся. Но сегодня можно.
      – А что, сегодня постный день? - с легкой подначкой спросил Сварог.
      – Вот что определенно точно - день сегодня особенный.
      Ключник перегнулся через Сварога, поднес зажигалку к сигарете шефа, дал прикурить. Выпустив ароматную струю, Ольшанский сказал с усмешкой:
      – Надо сказать, для английско-подданного вы прекрасно владеете великим и могучим. Наверное, скажете, что выучили на курсах? Под гипнозом?
      Сварог равнодушно пожал плечами.
      – Увы. Я никакой не Беркли. И в аэропорту я не был. Вы принимаете меня за кого-то другого.
      Ольшанский внимательно посмотрел на него - наверное, именно так он смотрит на какого-нибудь заместителя, который явился с докладом, что, мол, котировки акций по совершенно неизвестной причине упали на десять пунктов. Шумно выдохнул и потер лицо ладонями. Сказал:
      – Ладно. Давайте, черт возьми, с самого начала. С представления, с имен. С того, с чего начинают нормальные люди, к коим мы, понятно, не относимся, иначе не сидели бы здесь, а шли бы сейчас там, - Ольшанский махнул рукой с сигаретой в сторону улицы, роняя пепел на пол и себе на джинсы. - Шли бы, размахивая полиэтиленовыми пакетами с пивом, чтобы выжрать его перед телеящиком под болтовню дуры-жены о сериалах… Впрочем, вернемся к именам. Мое вы знаете. Теперь позвольте узнать ваше? Коли уж вы настаиваете, что никакой вы не мистер Беркли…
      – А когда это я называл себя мистером Беркли? - ответил Сварог вопросом на вопрос.
      – Не мне, не мне! Но на таможне вы предъявляли паспорт на имя Чарльза Беркли. Прибыли вы из Конго. Ну не напрямую, конечно, а через Москву, что, впрочем, неважно…
      Ого! Значит, второй Сварог оказался в Конго? Так его, болезного, не фиг демонам по цивилизованным местам разгуливать…
      Хотя… Кто из них настоящий бес - это, знаете ли, еще ба-алыпой вопрос…
      Ольшанский между тем выдвинул вмонтированную между передними креслами пепельницу и размочалил о ее дно окурок. «Ага, нервничает, - отметил Сварог. - Очень хорошо. Так, глядишь, и проговорится о чем не хотел».
      – Вашу мать! - воскликнул Ольшанский. - Я не поленился, сделал запрос… есть кое-какие завязки кое-где. Я сравнил номер паспорта моего хорошего знакомого профессора Беркли, эсквайра, и вашего! Совпадение один в один! Что на это скажете?
      «Интересно, - вяло подумал Сварог, - а что сделал с настоящим профессором тот, второй…»
      – Скажу то, что уже говорил: мало того, что я не знаю никакого Беркли, мало того, что не прилетал не из какого Конго… я вообще не был в аэропорту ни вчера, ни сегодня, ни неделю назад.
      – Ваш двойник?
      – Возможно.
      – Шутите?
      – В моем положении шутки противопоказаны, - очень серьезно сказал Сварог. И добавил: - Особенно в свете грядущего События…
      Опа! Это задело, зацепило и заставило олигарха задуматься.
      – Так кто же тогда вы такой? - спросил Ольшанский негромко. - И как вы попали на праздник?
      – А вам, собственно говоря, какое дело? Я имею в виду - конкретно до меня какое дело? Что вам от меня нужно?
      – Правильно, так его, - зло бросила Лана с переднего сиденья. - А то возомнил себя хозяином мира, понимаешь, перед которым все должны трепетать и отчитываться.
      – Знаете, в чем ваша ошибка, господин Ольшанский… Или это вы его двойник? А то и родной брат самого Ольшанского?
      – Бросьте ерничать, мистер Беркли, -поморщился олигарх. - Вы ничуть не сомневаетесь, что я - именно Ольшанский и именно Сергей Александрович. А вот кто вы… Как минимум вы серьезный про… Нет, не противник, это я неправильно выразился. Вы серьезный человек. И я все больше и больше убеждаюсь, что мы с вами сработаемся, хочется вам того или нет. Ну так в чем моя ошибка?
      – Вы почему-то вообразили, что я испужаюсь вас и ваших ореликов, - Сварог кивнул в сторону Ключника. - Видимо, выработавшаяся за последние годы привычка, что все принимают перед вами позу покорности, не так ли? А я могу просто выйти. И увести за собой Лану И вы, уважаемый… покойничек,ничего не сможете мне сделать. Во-первых, не захотите, элементарно испугаетесь. И чтобы вы там ни говорили, пусть вы приказа не давали, но вы в курсе того, что произошло в «Золотой пади»…
      Ольшанский едва слышно хмыкнул:
      – Приятно иметь дело с умным человеком… Однако вы же не выскочили на ходу, не выскакиваете сейчас. Значит, вам по меньше мере любопытно: а что я такого знаю, чего не знаете вы?
      Сварог кивнул.
      – Что правда, то правда. Любопытен я, знаете ли, от природы. Но и скрытен - все от той же природы. И как вы посоветуете преодолеть это противоречие?
      – Кажется, я знаю способ, - улыбнулся Ольшанский. - Называется он «откровенность за откровенность». Слово вы, слово я. Поскольку я позвал вас в гости, а не наоборот, то и начинать мне. Согласны на такой обмен? Ну а дальше уж как получится…
      – Попробовать можно, - сказал Сварог, только и ждущий информации.
      – Тогда спрашивайте. Что вас интересует в первую очередь?
      Сварог поразмыслил и спросил:
      – Вы сказали - «к обоюдной выгоде». Упомянули про часть Знания. Нуте-с, так какой выгоды вы ждете от меня, какую часть Знания вы намерены от меня получить?
      – Не о том спрашиваешь! - буркнула Лана. - Спроси его, как он убивал всех, включая тебя и меня!
      – Еще успею, - пообещал Сварог.
      – Ваше право, с чего начинать, - пожал плечами Ольшанский. - Чего я жду от вас? Многого, признаться. Я жду от вас рассказа о том, что случилось с экспедицией профессора Беркли, что ему удалось узнать. И какое вы имеете к этому отношение. А уж имеете непременно. У вас паспорт на имя Беркли, вы прибыли не куда-нибудь, а в Шантарск, оказались не где-нибудь, а на празднике. Ну а на следующий день я встречаю вас у дома Серафима Пака - аккурат в то время, когда бедняга размазался по асфальту. Таких совпадений не бывает даже в бразильских сериалах.
      – Вы не ответили на мой вопрос, господин Ольшанский, - слегка улыбнулся Сварог. Кажется, он поймал нужный тон разговора. - Я спрашивал о другом. Я спрашивал, часть какогоЗнания вы от меня хотите получить? А вы хитро увильнули от ответа. Так, знаете, у нас разговора не выйдет.
      – Хорошо, хорошо, - примирительно сказал Ольшанский. - Я просто не успел договорить, а вы уже в бутылку… Меня интересует часть Знания об Аркаиме.О пирамидах. Об Истинной Пирамиде. О Предтечах. В общем, все, что удалось узнать профессору Беркли. Вот что меня интересует. А вас, - Ольшанский ткнул Сварога пальцем в грудь, - не могло в этот город привести ничто другое, кроме как желание добыть недостающую часть Знания. Ага, вижу при слове «Аркаим» у вас загорелись глаза. Однако…
      Совсем рядом вдруг заиграла, сначала тихо, но становясь все громче, электронная музыка. Ольшанский, изогнувшись и пробормотав: «Извините», - запустил руку в карман джинсов, вытащил плоскую коробку, раскрыл, как раскрывают пудреницы и табакерки, приложил к уху. Это что же такое, телефон?
      – Да. Где? Сколько? - голос Ольшанского изменился. Сейчас он говорил презрительно-повелительным голосом начальника, беседующего с подчиненным. - А ты? Ясно. Действуй по плану. Понял меня? Хорошо.
      Ольшанский захлопнул крышку телефона. Нервно постучал коробкой по колену. Повернул голову, посмотрел на Сварога.
      – Из города надо выбираться. Срочно. Оченьсрочно. Можем попасть в кольцо, прорваться сквозь которое скоро будет весьма затруднительно. Шевчук, сука… Можем продолжить наш разговор за городом.
      – За городом, конечно, удобнее, - сказал Сварог. - Особливо ежели кто лелеет задумки нехорошие…
      – Да бросьте вы, в самом деле! - скривился Ольшанский. - Чем мне поклясться, что и в мыслях нет от вас избавиться? А вовсе даже наоборот…
      – Спелся с ним, да?! - зашипела Лана, поворачиваясь к Сварогу с переднего сиденья. - Сволочь ты. Он же нас чуть не укокошил!
      Сварог колебался недолго.
      – Ты можешь уходить, - сказал он ровно. И посмотрел на Ольшанского: - Она может уйти?
      – Да ради бога, кто ж ее держит! - ухмыльнулся олигарх. - И вы, кстати, тоже можете валить. Хотя, повторюсь, это будет ошибкой. Поодиночке ни вы, ни я ничего не добьемся.
      Детектор зафиксировал ложь. Что бы это значило?…
      – С вами или без вас я покидаю Шантарск, - сказал Ольшанский. - Видите ли, я направляюсь в Аркаим. Прямо сейчас. Потому что время поджимает. Хотите - можете выйти. Хотите - можете ехать со мной. Я не неволю… Послушайте, вы, Беркли-неберкли. Вы что-то хотели узнать у Серафима Пака? Для того к нему и приехали? Так вот: скорее всего я знаю это «что-то». И нам есть чем обменяться. Ну, решайте скорее, времени нет…

Мирные беседы за столиком

 
      Шантарск остался далеко позади.
      Дорога тянулась то среди однообразных степных раздолий, то среди тайги. Два джипа, сверкающих никелированными частями экстерьера, на скорости под сто двадцать летели друг за другом по асфальтовой полосе, пугая встречный и попутный автотранспорт. Кортеж из двух машин цвета воронового крыла, с тонированными стеклами, с «мигалкой» на крыше первой машины выглядел весьма внушительно, и, понятное дело, никому из водителей на трассе даже в голову не могло прийти не пропустить их, подрезать или, тем паче, устроить с ними гонки на шоссе. Все заранее сторонились и покорно уступали путь-дорогу Зато без труда можно было вообразить, какими могучими словесными этажами простые водилы провожали вконец оборзевшие буржуйские лайбы…
      Лана молчала. Сидела, привалившись к мягкой боковине переднего сиденья, как-то вся сжавшись, и угрюмо смотрела в окно. Пребывая, похоже, в полном душевном опустошении.
      Да и Сварог молчал. Бывает так, что сама по себе дорога завораживает, особливо ежели мчишь по ней на внушительной скорости. И ехал бы так, казалось, целую вечность: позади старые неприятности и странности, впереди - новые, торопить которые нет ни смысла, ни охоты, а за окном тянется, сливаясь в смазанные серо-зеленые полосы, сибирский ландшафт. И не хочется не то что разговаривать, а и думать ни о чем не хочется, и уж тем более что-то там прокачивать и анализировать. В чем тут причина - неизвестно, возможно, что-то сродни гипнотическому трансу, когда пациента усыпляют, монотонно раскачивая перед ним на цепочке какой-нибудь медальон…
      – Куда все же едем, командир? - повернув голову, выдавил из себя вопрос Сварог. - И скоро ли остановка?
      Вопрос этот он задавал во второй раз. На раз первый олигарх шантарского розлива сказал: мол, потерпите, салон автомобиля - не самое лучшее место для задушевных бесед, «скоро будет вам подходящая точка…» Но на этот раз Ольшанский удостоил Сварога более развернутого ответа:
      – Вообще-то, мы едем в Старовск. Слышали про такой город Солнца?
      – Сознаюсь в своей серости, не слышал. Сколько до него еще… и что мы там забыли?
      – А град сей примечателен тем, что является последним форпостом цивилизации на этом направлении. Дальше - только безбрежная тайга аж до самой до границы с инородцами сволочного китайского роду-племени. Более ничем этот Старовск не примечателен. А вот что мы там забыли… По большому счету - ничего. А по малому… Кое-что заберем, кое-кто к нам должен присоединиться, малость отдохнем и двинем дальше.
      – «Кое-что», «кое-кто»… Что-что, а туман ты всегда любил напускать! - уже значительно спокойнее заговорила Лана. - Я так и не услышала: какого хрена тебе надо было расстреливать праздник? Время ему выиграть надо было, надо же!…
      Ольшанский повернулся к Лане. Хмыкнул, тряхнув седой шевелюрой.
      – Оказывается, малыш, когда ты суровым голосом задаешь лобовые вопросы, ты чудо как хороша. Тебе бы, наверное, очень пошел прокурорский мундирчик…
      – Да иди ты на хрен, тварь! - опять сорвалась Лана на крик. - И хватит называть меня «малыш»!
      – Далеко ли мы продвинемся, если будем пререкаться из-за отдельных слов? - Ольшанский говорил нарочито медленно. - Впрочем, твоего душевного спокойствия ради, я, так и быть, не стану называть тебя «малыш», стану звать «радость моя». Так лучше? Ага! - Ольшанский наклонился вперед, что-то высматривая за лобовым стеклом. - Ну вот и обещанная остановка, голуби мои! Готовьтесь к выходу…
      Придорожное кафе называлось «Руслан», о чем сообщала деревянная, стилизованная под нечто русское народное вывеска. Однако на резное деревянное крыльцо встречать гостей выскочил отнюдь не светловолосый русак в поддевке и картузе, а откровенно кавказский человек, смуглолицый и усатый. В его излишне суетных движениях и бегающем взгляде угадывался страх - машины к его заведению свернули уж больно непростые, поди догадайся, кто там за тонированными стеклами и чего можно от них ждать.
      Ключник выскочил первым, открыл переднюю дверцу, помог выбраться Лане, потом выпустил шефа. Сварогу же ни одна сволочь не помогала, пришлось все сполнять самотужки. Блин, ну никакого почтения королевскому званию…
      Ольшанский смачно потянулся, щурясь на солнце. Огляделся, на миг задержав взгляд на стоянке, где сейчас находились две большегрузные фуры и неприметный «жигуль». Чуть повернул голову в сторону замершего в напряженном ожидании кавказца.
      Еще раньше хозяина на волю выбрались добры молодцы охранники из второго джипа, голов числом в три. Автоматы на их плечах не висели, однако от внимательного взгляда не могли укрыться характерные очертания под рубахами навыпуск. Водители джипов остались за баранками.
      – Здорово, уважаемый! - обратился к трактирщику Ольшанский. - Звать тебя, небось, Руслан, и ты - хозяин этой ресторации?
      – Хозяин, да, - часто закивал кавказец. - Я - Ахмет. А Руслан - брат мой. Его хотите видеть? Позвать?
      – Вот что, Ахмет, - по-барски сообщил Ольшанский. - Давай-ка с тобой посчитаем. Так, так, - он деловито прошелся по скрипучим половицам крыльца. - Домик из бревен, вагонкой и сайдингом не обшитый, лишь крашеный. Ну, предположим, внутри имеется евроремонт, проверять идти лень… Та-ак, значит, что еще? Сараюшка с дровами, совсем копеечная беседка, хозблок с каким-то барахлом… А, от нее идет провод к дому! Значит, там стоит дизельный генератор. Приплюсуем и генератор. Ну, еще так и быть учтем всякую дребедень типа микроволновок, содержимого бара, запаса продуктов и даже… малэнкий маралный ущэрб, да? Короче, земеля… Двести тысяч зеленых долларов будет за глаза и за уши. Устроит тебя, Ахмет, такая сумма за твой «Шашлык-дональдс»?
      – Все сделаем в лучшем виде, - с языка не на шутку перепуганного множащимися непонятками кавказца, видимо, слетела заготовленная стандартная фраза. - Шашлыки пальчики оближешь, дорогой…
      – Значит, так, Ахмет, - Ольшанский шагнул на крыльцо и покровительственно опустил руку на плечо кавказцу. - Деньги получишь прямо сейчас. Потом сообразишь нам покушать. Шашлычки, чую, уже готовы, - Ольшанский шумно втянул носом воздух. - Ах, как люблю этот запах! Не из собачатины? Шучу, шучу… Накроешь вон там. - Ольшанский кивнул на отдельно стоящую беседку. - Принесешь все свое самое лучшее и свежее. И тут же, Ахмет, уезжаешь отсюда навсегда.Я покупаю твое заведение. За двести тысяч баксов. Ключник, выдай нашему другу и деловому партнеру обговоренную сумму. А заодно распорядись насчет перекусить.
      И не дожидаясь вопросов и возражений, оставив кавказца на своих подчиненных, Ольшанский направился к беседке. Сварог и Лана последовали за ним. Олигарх зашел в беседку и с выдохом «фу-у-у» устало плюхнулся на лавку, будто только что пробежал стометровку, а не перебрался сюда с мягкого сиденья внедорожника.
      – Мы перестали спешить? - Сварог занял место за дощатым столом напротив олигарха.
      – Пока да, - сказал Ольшанский. - Задерживаться в городе дольше было чрезвычайно опасно. Счет шел уже на минуты. Эта сучка Даша могла крепко сесть нам на хвост. Нюх у нее, как у ищейки… Но мы вроде вырвались. Сейчас же спешку можно поумерить. Потому как мы идем даже с некоторым опережением графика… А кроме того, нам надо обговорить детали, выяснить позиции друг друга и определить расклад сил.
      Олигарх посмотрел на часы (даже полный лох, совсем не разбирающийся в наручных часах, сразу бы понял, что за изделие, украшающее запястье Ольшанского, можно купить не один придорожный «Руслан») и сообщил:
      – Мы опережаем график ровно на час. Этот час предлагаю провести в моем собст венномзаведении общепита. Всегда хотел попробовать себя в ресторанном бизнесе. Мечта идиота наконец сбылась.
      Сварог задумчиво смотрел в сторону.
      Что-то не клеилось.
      Вот хоть убейте - не клеилось, и все! За двести тысяч долларов купить плевую придорожную забегаловку? Даже если доллар тутвообще ничего не стоит - достаточно посмотреть на рожу Ахмета и понять: такая покупка не лезет ни в какие ворота. Нет, некая сумасшедшинка в глазах Ольшанского определенно присутствует, это к бабке не ходи, но не до такой же степени… словно человек обналичил все свои чеки и кредитки и теперь сорит кэшем направо и налево. Словно завтра Конец света и деньги уже вообще никому не понадобятся.
      О, Ключник как раз таки передает пачки зеленых фантиков кавказскому человеку Ахмету. Достает прихваченные банковской оберткой параллелепипедики из спортивной сумки, лежавшей сверху в битком набитом багажнике. (А что ж там еще такого интересного, в багажнике-то, что бабки валяются на самом верху?…) Ахмет рассовывает деньги по карманам, судорожно, с остановившимися глазами пихает за пазуху. Не приходится сомневаться: хлопцы Ольшанского быстро и доходчиво растолковали кавказцу, что принять предложение этого большого человека во всех смыслах гораздо выгоднее, чем гордо отвергнуть.
      – Денежек не жалко? - Лана вытащила из пластикового стакана бумажную салфетку, обмахнула ею лавку и только потом села. Села рядом со Сварогом. - Ну, положим, скупым ты никогда не был, но и гусарства за тобой не замечалось.
      – Просто сегодня особенный день, - весело сообщил Ольшанский, выкладывая на стол пачку сигарет и зажигалку в серебряном корпусе с крупным зеленоватым бриллиантом посередине. Рядом с пепельницей в виде тарелочки из алюминиевой фольги зажигалка смотрелась, как алмаз на помойке. - Последний день старой жизни, друзья мои, - сказал он торжественно. - Не то чтоб завтра не наступило никогда, но… Но завтра все будет по-другому. Прежние цели, старые фетиши - вся эта мелочь и суета враз сделается смешной и глупой, как… смешны нам сейчас конфетные фантики, которые в детстве представлялись величайшей ценностью. Завтра над всем сегодняшним мы станем смеяться. И деньги, эти зеленые бумажки, завтра станут тем, чем они и есть на самом деле - нарезанной на куски цветной бумагой…
      – Ты не ответил на мой вопрос, - не спрашивая разрешения, на правах хозяйки (пусть и донельзя разозленной) Лана вытряхнула из пачки Ольшанского сигарету, прикурила от брильянтовой зажигалки. - Расстрел - это твоя работа?
      Олигарх откинулся назад, разбросал руки по ограде беседки. Широко, открыто улыбнулся - так улыбаются только честнейшие из людей, добившись правды.
      – Я ж уже говорил! Моя работа, только моя и ничья больше. Завтра наступает особенный день, друзья мои. Отпал всяческий смысл что-то друг от друга скрывать. Потому я и не стану отрицать, что это моих рук дело. Вернее, моего ума: руки были не мои. Грешен, - Ольшанский скорчил виноватую гримасу и изобразил шутовской поклон.
      – И зачем тебе это понадобилось? - Лана, сделав всего несколько затяжек, растерла окурок о дно алюминиевой тарелки. - Выхода другого у него, понимаете ли, не было, времени не было, понимаете ли… Просто захотелось превратить наш городок в Чикаго? Дон Ольшанский, блин…
      – Поверь мне, ты вообщеничего не понимаешь. Ничегошеньки.
      Лана не затушила окурок как следует, он продолжал дымить, Ольшанский спокойно послюнявил палец и загасил его.
      – Прежде всего, ты не знаешь размаха игры. А размах, я тебе скажу… - олигарх тряхнул седовласой гривой, покрутил головой. - Когда игра идет на такие ставки, правила у игры могут быть только одни: самые древние правила, по которым не может быть иных итогов, кроме победы или поражения. Никаких промежуточных состояний не признается. Вряд ли ты поймешь меня, малыш,если сама никогда не поднималась до такихставок…
      – Ну куда уж мне! - презрительно скривилась Лана. - Только все равно никогда не докажешь мне, что была необходимость убивать ни в чем не повинных людей!
      – Была бы другая возможность - не убивал бы, - вмиг стал серьезным… очень серьезным Ольшанский. Сделал паузу и тоже закурил. - К сожалению, время поджимало, а ставки, как я уже сказал, слишком велики.
      – И что это за ставки, позвольте поинтересоваться бедному страннику? - вклинился Сварог, чтобы прекратить эти выяснения отношений. - Аркаим?
      – Ага, он самый, - тут же кивнул Ольшанский. - Территория в двадцать квадратных километров. Или историко-археологический заповедник «Аркаим». Презентация, позволю напомнить, и была посвящена окончанию тендера по приватизации сей территории…
      – Каковой тендер вы проиграли, - напомнил Сварог.
      – А вы когда-нибудь садились за карты с поездными кагалами? Много ли шансов у пассажира выиграть, когда игра идет краплеными картинками,когда их сдают сами каталы? Когда проводники и дежурные менты у них на прикорме, а на подстраховке в тамбуре дежурит парочка амбалов? Вот то-то! Здесь та же самая история с теми же самыми шансами на выигрыш… разве что масштаб иной. И даже при моих, уж поверьте, весьма не слабых возможностях, честновыиграть борьбу было решительно невозможно…
      Из кафе вышли двое мужиков в поношенных кожаных «косухах». Один из них держал в руках большую столовую тарелку, накрытую другой такой же тарелкой… Ага, понятно: это шоферы-дальнобойщики, которых культурно попросили закончить свои обеды и топать на выход, но разрешили забрать недоеденное с собой, щедро презентовав и заведенческую посуду. Вслед за шоферами из дверей «Руслана» выскользнули две черноволосые женщины с подносами. Почти бегом направились к беседке.
      – Вам наверняка знакомо излюбленное выражение сегодняшних дней: «Бабло побеждает зло». Или вот еще: «Завалить проблему баблом». В точности соответствует тому, что произошло, - Ольшанский продолжал говорить, не обращая внимания на женщин, что вошли в беседку и теперь расставляли на столе тарелки с какими-то салатиками, бастурмой, лимончиком и икоркой, бутылки, стаканы. - Мои узкоглазые конкуренты баблом завалили все, что можно, и всех, кого надо. И здесь завалили, и в Москве. Этот Чжоу И, чтоб ему в его китайском аду… Словом, однажды я четко осознал, что ссать против ветра - пардон, мадемуазель, - нет ни малейшего смысла…
      – О! - сказал Сварог, изображая внезапное озарение и при том намеренно малость переигрывая. - Некто Чжоу И выиграл Аркаим, который вам тоже был жизненно необходим. И тогда вы решили отступить. И выждать. И тем временем подготовить сокрушительный удар?… Послать вместо Чжоу свойвертолет, но не пассажирский, а боевой?
      – Чтоб у китаёз земля под ногами загорелась, - удовлетворенно кивнул Ольшанский. - А вы быстро схватываете суть! Ну да, чтоб все конторы, начиная от ФСБ и заканчивая ГБДД, землю носом рыли, выясняя, какого дьявола Чжоу И понадобилось с собственного вертолета изничтожать толпу ни в чем не повинных людей…
      – Ну так, а зачем вам нужен был Аркаим? - спросил Сварог.
      Ольшанский, сволочь, лишь невинно улыбнулся.
      Дальнобойщики тем временем забрались в кабины своих фур. Один, чуть зад ержавшись на подножке, скользнул взглядом по людям в беседке и, как показалось Сварогу, остановился на Ольшанском. А ведь мог и узнать: сибирский олигарх, по словам Ланы, был фигурой публичной, нередко мелькал в местных новостях. Кстати, и весть о его смерти должна была прогреметь по всей области…
      А вот еще раз кстати: чего ж Ольшанский-то стал вдруг вести себя столь неосмотрительно? Приложил недюжинные старания, чтобы его считали навсегда погибшим, и вот на тебе - берет и запросто открывается встречным-поперечным! Мало ли кто кому брякнет: слух мигом разнесется, в прессу попадет. Случайностей и совпадений в жизни хватает. Сварог мог объяснить подобное безрассудство только одним - Ольшанский уверен, что ему уже никто и ничто не сумеет помешать… Так почему молчит об Аркаиме? Если уж Сварог ему, дескать, столь необходим…
      – Никак нельзя было допускать, чтобы китайцы добрались до Аркаима, - это Ольшанский сказал, дождавшись, когда обслуживающие женщины отойдут. - Они бы там мигом развернулись. Тогда Аркаим можно было бы считать потерянным навсегда.
      – И другого способа не было? Кроме расстрела?
      – Ни одного, - убежденно сказал Ольшанский. - Думаете, я не рассмотрел все возможные варианты? Нет. Только акциейможно было отсечь китайцев от Аркаима, хотя бы на время. То время, что необходимо мне… особенно после звонка Серафима Пака. Событие произойдет завтра. Я успею. Они опоздают. Поверьте, был бы другой способ, я выбрал бы его.
      – И что это за Событие, вы так и не ответили.
      – Разве? А мне казалось, вы и так в курсе… Ну так отвечаю: завтра наступит конец старого мира и родится мир новый, - просто ответил олигарх. - И если роды нового мира буду принимать я, то я обрету такие силу и власть, которые не снились ни одному богу.
      Олигарх взял бутылку коньяка, скептически хмыкнул, мол: «И это у вас лучшее?» - свернул пробку и набулькал себе, Лане и Сварогу граммов по пятьдесят. Именно в такой последовательности.
      Значит, конец, вот как. Ни больше и ни меньше.
      Нельзя сказать, что Сварог был удивлен - чего-то подобного он и ожидал.
      Об этом и говорил ему бес в обличье красотки…
      «Вот ведь странно, - Сварог вдруг поймал себя на чудовищной по своей сути мысли. - Я разговариваю с убийцей… С человеком, который сам признал себя убийцей. На его совести не одна человеческая жизнь, я сам видел, что он натворил со своим вертолетом… И это только то, что я видел своими глазами! И тем не менее я спокойно что-то там обсуждаю с ним… Либо я настолько уже зачерствел душой, либо… - и тут опять накатило ненужное: - Либо это демоническая сущность проявляется…»
      – А разве китайцев еще как-то можно отсечь? - спросил Сварог, качнув головой и прогоняя лишние мысли. - Контракт-то о перепоручении Аркаима все равно подписан…
      – А вы не догадываетесь, в чем дело? - Ольшанский пристально посмотрел в глаза Сварогу - Время это дает, что ж еще. Выигрыш времени, а значит, победу. Так и вышло, как задумывалось. Шум поднялся до небес. Еще бы ему не подняться, когда в одночасье полег чуть ли не весь шантарский истэблишмент, во всяком случае - то крыло чиновников и бизнесменов, что стояло за вице-губернатором. И вместе с ними смерть жуткую, лютую приняли иностранные гости и, что еще важнее, стратегические инвесторы. А это уже, дорогие мои, означает международный скандал и, самое главное, расследование высшей категории под контролем самой Москвы. Подобное расследование подразумевает, что под подозрением находятся все, невзирая на чины, звания и былые заслуги… - Ольшанский ухмыльнулся. - Ну разве что кроме погибших, включая и убиенного господина Ольшанского. Конечно, контракт никто не отменял и вряд ли намерен пересматривать, но уже объявили, что проходит проверка всех обстоятельств подписания договора и так далее. А сие означает, что никаких китайцев до окончания следствия к Аркаиму не подпустят. Собственно, чего я и добивался. Вернее, добился. Время выиграно. И выиграть-то надо было всего ничего…
      Ольшанский выпил коньяк залпом, как водку, скорчил гримасу, которую можно было перевести как: «Хм, думал будет хуже», - подцепил дольку лимона. Закусил.
      – Позволю себе глупый вопрос, - сказал Сварог, крутя на столе тупой столовый нож. - А кто погиб вместо вас? Случайностью ваша смерть никак быть не могла, видел своими глазами. Двойник? Или, быть может, имелся родной брат-близнец, которого вы и отправили на тот свет вместо себя?
      В голову Сварогу пришла странная мыслишка: «А ведь не составляет труда подвести черту под бурной жизнью олигарха Ольшанского. Обойтись при этом без всякого колдовства… Хоть бы этим тупым ножом. Резко наклониться вперед, одно быстрое движение руки… Бандерлоги Ольшанского дернуться не успеют, как все уже будет кончено. А еще я могу перемахнуть через стол, прихватить олигарха в заложники и начать приказывать его псам: мол, бросить оружие на землю, отойти подальше от машины…»
      Почему Ольшанский так в Свароге уверен? Неужели олигарх искренне считает, что желание Сварога узнать что-то там насчет Аркаима гарантирует ему, Ольшанскому, полную безопасность?! А ведь, похоже, так оно и есть, так Ольшанский и думает…
      – Родных братьев не имеется, - серьезно сказал Ольшанский, опять же ничуть не кривя душой. - Равно как и сестер. А вам, как я погляжу, непременно надо выставить меня сущим монстром. Ладно, считайте кем хотите… - Ольшанский махнул рукой. - Да, да, с двойником вы в точности все угадали. К слову сказать, двойника я себе подыскал задолго до того, как началась борьба за Аркаим. Еще в то горячее перестроечное времечко, когда сколачивались российские капиталы. Не слышали о Зубкове?
      Вопрос был адресован Сварогу но Ольшанского опередила Лана:
      – Алюминиевый магнат, убитый в позапрошлом году во время воровской сходки в недостроенном метро… Ты о нем?
      – О нем, чтоб ему черти на том свете угольку подкинули, - кивнул Ольшанский. - В свое время угораздило меня оказаться с ним по разные стороны баррикад… А это для всех было чревато. Пришлось срочно обзаводиться за бешеные деньги броневиком, дополнительной охраной, двойником… и вообще черт знает чем. Я и на Тибет отправился, когда стало совсем горячо и надо было где-то переждать. Ну, а меня здесь все то время успешно изображал двойник. А во второй раз - вчера. С Зубковым кое-как разошлись, и вообще все стало успокаиваться. Но с двойником я не разорвал, приберег человечка, подкармливал его все это время. Вот он и сгодился…
      – Слушай, Ольшанский! - Лана вдруг резко придвинулась к столу. - А тебе нисколько не жалко всех этих людей, ни сном, ни духом не ведавших об Аркаиме, о тендере, о прочей херне, которая не стоит даже одной человеческой жизни? А скольких ты расстрелял! Я уж о себе не говорю, тут-то как раз мне все ясно… О других. И смотри, как ты говоришь. «Подкармливал», «сгодился». О людях, как о мусоре.
      Ольшанский поначалу закатил глаза - типа, насколько его достали сумасбродные дурочки, - но потом вдруг шарахнул кулаком по столу изо всех сил, едва не разбросав шашлыки:
      – Жалость, говоришь?! Невинные люди? Ну-ну! Где ты там невинных разглядела, дура! Я лично ни одного ягненочка не видел. Тебе перечислить всех поименно, кто там был? Половина - толстожопая чиновничья сволочь, озабоченная только тем, как бы еще где какой кусок отхватить. Другая половина - бизнесмены. Такие же, как я. Из тех, кто пробился наверх и сдружилсяс властью. А пробивались исключительно по головам. И по трупам. Как и я сам. Там еще присутствовала самая мерзкая из нынешних человеческих разновидностей - сынки.Мы-то хоть зубами свое выгрызали, а эти получили даром и теперь строят из себя наследных принцев! Вот уж кого ни капельки не жалко. Да и вообще, ты же покрутилась в нашем мире, кто там кого хоть когда-нибудь жалел? Сейчас ты скажешь: «А как же женщины?» А точно так же! Хочешь полного душевного и телесного спокойствия, так выбирай себе слесаря, пекаря, токаря или малобюджетного интеллигента. А если хочешь сытно жрать, спать на мягком, одеваться в бутиках от всяких карденов и шастать по заграницам, то будь готова, дорогуша, что машину с твоим дружком могут взорвать или упокоить с ним рядышком перекрестным огнем из дюжины автоматных стволов. Короче, ни учителей, ни врачей, ни детей, ни монашек на Олеговой пустоши не было…
      – А если б были, хочешь сказать, это бы тебя остановило, - криво усмехнулась Лана.
      – Я хочу сказать то, что уже сказал: ставки слишком велики. Когда идет игра по таким ставкам, земля горит на сто верст окрест от эпицентра. Это как падение метеорита. Метеорит ты тоже обвинишь в жестокости?… Ладно, хватит пустого трепа.
      И вообще, я заканчиваю до поры с монологами, приступаю к вопросам. Я представился, я рассказал о себе, теперь ваша очередь, мистер Беркли. Или, может, все же назовете вашу настоящую…
      Ольшанский резко оборвал фразу, потому что давешние черноволосые женщины принесли подносы, принялись с них сгружать одуряюще аппетитно пахнущие шашлыки, лаваши, зелень, помидорчики, две бутылки французского вина. Открыванием такой бутылки занял себя Сварог, пока женщины раскладывали еду. Он вдруг понял, что дьявольски проголодался. Когда он ел нормально в последний раз? Еще там, на Короне, бутерброды перед Даниным компьютером не в счет…
      – Ну так как все же вас звать и кто вы такой на самом деле? - спросил Ольшанский, когда чужие уши отдалились от стола.
      Сварог налил вина Лане, потом себе, взял в руки бокал (дешевенький, с дурацким цветочком на стекле), поболтал вино по стенкам, отпил. Наверное, вино было все же французское, но явно не из элитных сортов. «А может, ты, ваше странствующее величество, просто избалован до невозможности винами из королевских подвалов?»
      – Зовите меня Сварог. Просто Сварог. Это фамилия, но меня все так зовут, я привык… - он деловито принялся стаскивать вилкой куски шашлыка себе на тарелку. - Я так понимаю, все зигзаги моей биографии вам не должны быть интересны. Ну какая, в сущности, разница, где родился, на ком женился, по каким краям мотало. Главное, что на сегодняшний день я - профессиональный искатель Аркаима. Это точка на карте меня крайне интересует… равно как, я понимаю, и вас.
      И он положил в рот кусочек мяса. К чести заведения, мясо оказалось превосходным.
      В это время двое мужчин (давешний Ахмет и несомненно Руслан, поскольку был столь же черняв и при таких же усах) и невесть откуда взявшийся пацаненок лет десяти торопливо вышли откуда-то из-за кафе и направились к потрепанному «жигулю». Ахмет что-то вполголоса втолковывал брату, экспрессивно размахивая руками, Руслан же в высшей степени задумчиво косился на компанию за столом в беседке. Все трое погрузились в «жигуль» и споро отъехали, взрыкивая пробитым глушителем. Придорожная забегаловка «Руслан» отныне, пусть и без нотариального оформления сделки, перешла в безраздельную собственность олигарха Ольшанского. А кроме того, сейчас тут не осталось кроме них никого, никаких посторонних свидетелей - ну, кроме официанток и, может быть, еще поварихи. Факт сей Сварог просто констатировал, и не более. Объяснений причин, по которым Ольшанскому приспичило за сумасшедшие деньги покупать забегаловку, не прибавилось. Посторонние свидетели всяко бы его не остановили ни перед чем. Тем более превратить свидетелей в потерпевших - дело минутное…
      Сварог искоса наблюдал за олигархом и только сейчас сообразил, кого Ольшанский ему напоминает. Именно такое выражение лица было у тех салаг, которым предстояло впервые прыгнуть с парашютом. Ожидание, восторг, ужас перед бездной, нетерпение - и все это под плохонькой маской спокойствия: мол, мне на эти прыжки положить с прибором, я самый смелый.
      – Ну допустим, господин… Сварог, - сказал Ольшанский, вновь наливая себе коньяка, а к мясу пока не притрагиваясь. - Не хотите выкладывать факты вашей несомненно бурной биографии - не настаиваю. Тогда расскажите мне про Африку и про Беркли.
      – Жаль, что вы не умеете отличать правду от лжи, Сергей Александрович, - вздохнул Сварог, запив шашлык вином из бокала. - А никаким клятвам, я так понимаю, вы все равно не поверите. В противном случае я бы поклялся вам хоть на Библии, хоть на томике Карла Маркса, что имя Беркли впервые услышал от вас, что не из какой Африки я не прилетал и ни через какую таможню не проходил…
      Ольшанский забарабанил пальцами по столешнице.
      – Вы не совсем правы, милейший Сварог, в большинстве случаев я как раз таки вижу, когда человек врет, иначе грош цена мне бы была как деловому человеку… И отчего-то сейчас мне кажется, что вы говорите правду. Признаться, сам не понимаю, почему мне так кажется. Ну, допустим. Предположим. В конце концов, у меня был двойник, и я не вижу причин, почему бы и вам не иметь двойника. Хорошо… - он маханул коньяк залпом. И закусывать не стал. - Хотя и странно. Я всегда полагал, что умею разбираться в людях. А вас я, откровенно говоря, раскусить не могу.
      – Не надо меня кусать, - процитировал Сварог, но Ольшанский его не слушал.
      – Откровенно говоря, я вас боюсь. Вы ведь не простой человек, да? Я знаю, можете не отвечать. Как вы оказались без приглашения на Олеговой пустоши, да еще в лакейском наряде? Как изничтожили до зубов вооруженный кордон на шоссе? Как выбрались из коттеджа? И самое главное: кто прилетел в Шантарск под именем Беркли? Ответьте мне на эти вопросы, Сварог. А там видно будет…
      Сварог задумчиво посмотрел на олигарха. Момент настает прещекотливейший. Ольшанский - голову на отсечение можно дать - напряженно размышляет, как ему быть с этим типом напротив. На контакт по-хорошему «Сварог» не идет, а по-плохому… Так ведь неизвестно еще, чья возьмет, ежели начать по-плохому Да и ссориться как-то не с руки ни одной стороне, ни противоположной, обе стороны пока нужны друг другу, это Сварог понимал четко. Но ведь не станешь же рассказывать олигарху про Талар, путешествия между мирами, про бесовское судилище…
      Надо было что-то сочинять.
      – Вы не простой человек, - напряженно повторил Ольшанский, чувствуя колебания Сварога и наклоняясь вперед. - Откуда-то взявшийся и куда-то исчезнувший меч, неуязвимость, двойники какие-то… И это, я подозреваю, не все ваши возможности,не так ли?
      – А если и так?
      – Покажите.
      В глазах Ольшанского проявилось прямо-таки детское нетерпение.
      «Ну я тебе», - подумал Сварог. И пожал плечами:
      – Ежели вы так настаиваете…
      Он мысленно произнес нехитрое заклинание и откинулся на деревянную спинку лавки, искренне наслаждаясь зрелищем.
      А наслаждаться было чем. Преобразившийся Ключник за его спиной сдавленно, но явственно произнес «ой-ё…», вслед за чем раздался отчетливый звук выдираемого из кобуры ствола, и Сварог каким-то верхним чутьем понял, что его затылок оказался аккурат на продолжении линии «глаз - мушка». «Ну-ну, ты пальни еще, соколик…» Остальные преобразившиеся охраннички, грош им цена, впали в состояние ступора, обалдело глядя друг на друга и за волыны пока не хватаясь, потому как не видели вокруг конкретнойцели. Точнее, целей стало слишком много.
      Преобразившийся же Ольшанский выступил более эмоционально: он вскочил, резким взмахом руки сбив наземь шампур с мясом, отшатнулся, как от привидения, уперся спиной в непрочную оградку беседки. Не менее (и, что характерно, не более) преобразившаяся Лана переводила остекленелый взгляд с одного одинакового лица на другое. Потом малость собралась - перекрестилась и вполголоса матернулась, но с места не сдвинулась. А Сварог едва не расхохотался, глядючи на обалделые лица присутствующих. Да и не только на лица, но и на фигуры, на одежду…
      И как тут было выдержанному господину Ольшанскому сдержать эмоции, когда и лица окружающих олигарха людей, и фигуры, и одежка - всё, в общем, до последнего штришка в мгновенье ока изменилось, и теперича его, господина Ольшанского, окружали шестеро одинаковых Сварогов. (Сам он тоже, кстати говоря, превратился в Сварога, но покамест сего прискорбного факта не заметил.)
      Да, отсталый мирок. Никто не знает элементарного заклинания, посредством которого возможно нацепить на любого из присутствующих против его воли любую личину. Вот настоящий Сварог и решил в качестве наглядной демонстрации нацепить на всехличину собственную. Так что теперь в беседке при кафешке под названием «Руслан» размещались аж семеро Сварогов. Трое за столиком, четверо по периметру. Было от чего впасть в небольшое, мягко говоря, замешательство…
      – Это… гипноз? - хрипло спросил Сварог-Ольшанский, придя в себя и разглядывая шестерых Сварогов.
      А Ключник, умница, даром что убивец, негромко и очень ровно произнес, поводя стволом с одного Сварога на другого, на третьего:
      – Сергей Александрович, я знаю, кто из вас… из них…
      Ну да, элементарно: ведь все остались на своих местах, лишь преобразились, стало быть, и виновник сего маскарада сидит себе преспокойно на своей лавочке. «Эх, что-то многовато Сварогов развелось в последнее время…»
      Но Ольшанский уже взял себя в руки, громко сказал:
      – От-тставить. Я тоже знаю.
      Он сел на место, брезгливо посмотрел на запачканную кетчупом спортивную форму и поднял глаза на Сварога-настоящего. Сказал сдавленно, но очень искренне:
      – Убедительно. Весьма впечатляет, признаюсь. Не знаю, как вы это делаете, но… Лучше давайте вернемся к… прежним обликам. Не ровен час, бойцы начнут пальбу…
      – О, у ваших еще и оружие есть? - весело изумился Сварог, но заклинание все же снял, а то в самом деле пальбу устроят, еще заденут кого-нибудь с перепугу. Или официанточка, выглянув и узрев подобную картину, скоренько съедет с умишка. Спортивная форма на Ольшанском вновь превратилась в клетчатую рубашку, а вот пятно от кетчупа никуда не делось, так и осталось. - Или, боярин, желаете окончательно убедиться насчет моей пуленепробиваемости? Желаете пострелять, ваше благородие? Или вам недостаточно отчетов о другихстрельбах? Олегова пустошь, допустим. Или инцидент с гаишниками. Или нападение на дом Ланы… Попробуйте, попробуйте. Ай-ай, шашлычок-то остывает…
      И он, несомненно рисуясь и делая это совершенно сознательно, впился зубами в сочное мясо. Остальные застыли, прямо по Гоголю, в немой сцене. Шашлычок, вопреки ожиданиям, оказался недурственным, мясо было промариновано неплохо, разве что некоторые куски чуть сыроваты, но оно и понятно - некогда было бывшему хозяину придорожного общепита прожаривать его до полной готовности.
      Ольшанский смотрел на него хмуро. Лана же сидела, распахнувши рот и вытаращив глазищи.
      – Кто вы такой? - чуть погодя спросил олигарх напрямик. Достал салфетку из стаканчика и принялся пятно оттирать.
      – Человек божий, обшит кожей, как говаривали в стародавние времена… - беспечно ответил Сварог с набитым ртом. - Но, насколько я помню, вы обещали начать первым - вроде как на правах хозяина.
      Еще одна многозначительная пауза.
      – И что вы желаете знать?
      – Душа моя, - проникновенно сказал Сварог, тщательно прожевав и проглотив мясо, - я многое желаю знать. Например, решаема ли теорема Ферма и есть ли жизнь на Марсе. Но в данный конкретный момент меня интересует только одно: какого ляда лично вам нужно от Аркаима и от меня. Кажется, это именно вы любезно пригласили меня прокатиться и поговорить? Вот и начинайте, хватит уже вопросов. Устал я.
      Над столом повисла гнетущая тишина.
      – Ладно, - наконец сдался Ольшанский, бросая салфетку в пепельницу, - ваша взяла. У меня цейтнот, у вас, кажется, тоже, хоть вы и… ну, неважно. Итак. Давайте все сначала. С какого момента вы желаете начать?
      – Если можно, с самого начала и начистоту, - вежливо сказал Сварог. И добавил: - Раз уж пошла такая пьянка… то давайте начнем с Аркаима и вашего к нему немалого интереса.
      – Аркаим… - Ольшанский словно покатал это название во рту, пробуя на вкус. - Что ж, я готов открыть карты. Но история моего интереса к нему - это долгая история, так что наберитесь терпения, мон шер…

Две биоерафии

 
      Ольшанский сграбастал бутылку коньяка и - опа! - запрокинув голову, принялся пить прямо из горла, словно он не олигарх никакой, а заурядный российский алкаш. Хотя, конечно, алкаши предпочитают употреблять внутрь чего-нибудь попроще и, главное, подешевше, но в остальном совпадение полное. Многоградусную жидкость Ольшанский пил жадно, пил как воду и выдул, не отрываясь, примерно треть бутылки, а то и поболе. Наконец остановившись, утер рот тыльной стороной ладони, сильно выдохнул и следом шумно втянул в себя воздух.
      Судя по тому, как Лана взирала на это действо, ничего необычного для себя она не увидела. Похоже, водилась за олигархом привычка заливать жизненные сложности и стрессовые ситуации крепкими спиртными напитками.
      – Я всегда говорил: в этом мире нет места случайностям, все предопределено, все, - произнес Ольшанский, расстегнув несколько пуговиц рубашки и откинувшись спиной на ограду беседки. Поднял палец: - А сначала, как оно и положено, было Слово. И Слово то было явлено в Книге…
      Ольшанский взял с продолговатой металлической тарелки шампур с нанизанным на него жареным мясом, повертел задумчиво, положил на место, не притронувшись. Посмотрел на часы. А вообще-то, олигарха слегка забрало от коньяка - появилась некоторая дерганость в движениях и легкая замутненность во взгляде.
      – Время у нас еще есть, - сказал Ольшанский. - Кстати, знаете, как называлась та книга? «Дорога в Атлантиду», вот как она называлась…
      …Книгу он обнаружил на общественном чердаке того дома, в котором появился на свет и в котором прожил с родителями до получения аттестата зрелости. Такие дома принято было называть домами барачного типа - двухэтажная деревянная уродина, наспех сколоченная в послевоенные годы. Правда, строителям не ставилась тогда задача возводить всенепременно шедевры деревянного зодчества и строить не меньше, чем на века. Задача была иной - склепать временное жилье для тех, кто по комсомольским путевкам или по доброй воле приехал возводить Шантарскую ГЭС.
      Временное, как водится, превратилось в вечное (между прочим, некоторые из такого рода бараков и по сю пору украшают рабочие окраины многих городов вообще и Шантарска в частности, и люди в них еще как-то умудряются жить).
      – Прошу заметить, у меня было счастливое детство, несмотря на всю убогость и неустроенность быта. Сейчас вспоминаю, как мы ютились втроем в одной комнатухе, какая слышимость была в бараке, как перед зимой конопатили все щели, коим число было мульон… Вспоминаю, что если… М-да, а ведь действительно был счастлив!
      Ольшанский вновь приложился к бутылке, но на сей раз ограничился одним глотком. Затем все же стянул с шампура кусок мяса, забросил его в рот. Прожевав, продолжил:
      – В общем, и ослу понятно, что все мало-мальски ненужные вещи не хранили в комнатах, где и без того было не развернуться, а либо выкидывали на улицу, либо волокли на чердак. Чердак был любимым детским местом, хоть взрослые и гоняли нас оттуда, справедливо опасаясь пожаров. Эдакий романтический мир отверженных вещей…
      Кто отнес на чердак ту книгу, мальчик Сережа Ольшанский так и не выяснил. Да и не пытался выяснить, поскольку всерьез опасался, что объявившийся хозяин вдруг возьмет и отберет у него книгу.
      Это было дореволюционное издание с «ерами» и «ятями», со всякими там «жуткаго облика» и «страшныя истории», с черно-белыми гравюрами. Книга слегка обгорела по краю, побывав в неведомых передрягах, обложка отсутствовала, как и добрая четверть страниц. Хорошо хоть автор и название были пропечатаны сверху на некоторых из страниц: Пашутин И. Г. «Дорога в Атлантиду»…
      Много лет спустя Ольшанский навел справки об этом Пашутине И. Г. и его «Дороге в Атлантиду». Между прочим, нелегким делом оказалось. Запросы в обычные общедоступные библиотеки и архивы ничего не дали. И пришлось задействовать чудотворящую силу больших денег, которая сбоев, как правило, не дает и к результату рано или поздно приводит. Вот и на этот раз брошенные на проблему ученые мужи, которых никто не ограничивал в средствах, расстарались со всем мыслимым усердием и где-то раздобыли-таки интересующие олигарха сведения.
      Выяснилось, что книга была издана автором за свой счет в 1907 году в Санкт-Петербурге, в небольшом, никому не известном издательстве «Золотой грифон» (кстати, так и не ставшем большим и известным, а благополучно перекупленном вскоре успешным «т-вом М. О. Вольфа», где оное издательство и растворилось), и напечатано сей книги было всего сто экземпляров. По всей видимости, автор и не предполагал продавать свой труд, просто хотел раздать родственникам и друзьям, ну и оставить пару-тройку экземпляров для семейного архива - вдруг удастся заразить своим энтузиазмом кого-нибудь из детей или внуков с правнуками, вдруг кто-то из них возьмет да и продолжит дело отца…
      Вполне возможно, так бы оно и было, и продолжил бы кто-то, и пошел бы по стопам, и завершил бы начатое - да на беду грянули годы сурового российского лихолетья. Первая мировая война, затем Февральская революция, а после и Октябрьская. Тут уж стало не до мифических дорог в Атлантиду, тут элементарно жизнь свою спасать надо было. И так уж вышло, что не спасли - у Ильи Григорьевича было трое детей, и ни один из них не пережил революционных бурь семнадцатого года.
      Где-то на пыльных дорогах исторических эпох затерялись и девяносто девять экземпляров книги «Дороги в Атлантиду». Во всяком случае ни в одной библиотеке книгу обнаружить не удалось, в известных частных собраниях - тоже. Конечно, сохранилась вероятность того, что где-то в далекой Канаде у потомков эмигрантов первой волны среди снесенного в гараж хлама между самоваром и патефоном пылится еще один экземпляр «Дороги в Атлантиду» и, может быть, рано или поздно он всплывет в каком-нибудь из букинистических магазинов Торонто… Но вероятность сия сугубо теоретическая и грозит таковою остаться. Сто экземпляров - это все же слишком мало для более чем сотни лет и тьмы тьмущей пронесшихся над страной исторических бурь…
      О самом же авторе, то бишь о Пашутине Илье Григорьевиче, выяснить удалось немало, благодаря, в первую очередь, самому же Пашутину, который в «Дороге в Атлантиду» кое-что поведал о своих предках и о себе самом.
      – И у этого Пашутина был крайне любопытный дед… Нет, вот не надо этих гримас удивления. Чему я не намерен предаваться в столь горячее время, так это пустопорожней болтовне. Уж поверьте, - Ольшанский налил себе коньяка в водочную рюмку и теперь цедил его неторопливо. - Так вот, предки этого самого Пашутина проживали в Бухтарминской долине, что находится в юго-восточном Алтае, возле границы с Китаем. К слову сказать, недалеко отсюда. По сибирским, конечно, меркам, недалеко…
      Туда, еще в екатерининские времена, ушли гонимые никонианской церковью староверы, основали там поселение. Жилось им в Бухтарминской долине спокойно, потому как ненавистная власть «попов-троеперстцев» добраться до них была не в состоянии: уж больно далеко и неудобно добираться. Однако и среди своих товарищей по вере те старообрядцы были если не изгоями, то людьми не вполне обычными. Они принадлежали к раскольничьей секте под названием «бегуны» или «скитальцы». Их религиозное своеобразие заключалось в том, что верили они в Беловодское царство, или, иначе, в Беловодье. Дескать, есть за морями и долами «земля обетованная», где свято блюдут заповеди исконные, где нет зла и распутства, где искоренен грех, за что Бог щедро одаривает обитателей той страны своими милостями. Именно в честь заповедного царства, в существовании которого раскольники-сектанты ни на миг не сомневались, они назвали свое поселение в Бухтарминской долине Беловодьем. Но и поиски настоящего Беловодского царства не забросили.
      Каждый год по весне группы паломников отправлялись в «хождение за Беловодьем». Устроить «хождение» для мужчины было делом не обязательным, но крайне почетным, равно как для мусульман - совершить хадж в Мекку. Причем одного желания отправиться в странствие было недостаточно, сперва надо было заслужить это право прилежанием в труде и усердием в вере. Где искать ту страну никто не знал, поэтому «ходили», в общем-то, куда глаза глядят, «ходили» подолгу, иногда по нескольку лет. Разумеется, из таких странствий возвращались домой не всегда и не все. И такую жизнь обитатели Бухтарминской долины вели почти полтора века…
      Семейная легенда гласит, что дед Пашутина по имени Антиох, один из раскольников Бухтарминской долины, тоже «хаживал за Беловодьем». Записок он не вел (быть может, по причине безграмотности), поэтому ничего не известно о том, где он побывал, что видел и что пережил, в каких хоть примерно краях пропадал то ли пять, то ли даже шесть лет. А может, еще и оттого ничего не известно, что не больно-то прадед Антиох делился с кем бы то ни было рассказами о пережитом.
      По окончании «хождения за Беловодьем» дед отчего-то не вернулся в Бухтарминскую долину, а пришел в город Бийск, что на востоке Алтая, где осел и зажил вполне обыкновенной жизнью. Занялся кожевенным ремеслом, в чем преуспел, даже забогател, женился, нарожал шестерых детей - короче говоря, стал одним из добропорядочных, зажиточных мещан города Бийска и вроде бы даже начал посещать никонианскую церковь. Одного из его сыновей звали Григорием, и у того, в свою очередь, родился сын, которого нарекли Ильей.
      Видимо, Илюша уже в раннем детстве показал себя смышленым и любознательным мальцом - иначе чем объяснить тот факт, что по достижении девятилетнего возраста отец отправил его учиться в далекий Санкт-Петербург? Конечно, гимназии наличествовали и поближе, и обучение в них стоило подешевле, но отец захотел дать сыну самое лучшее образование из возможного и средств на это жалеть был не намерен.
      Перед самым отъездом Илюша был отведен попрощаться с дедом Антиохом, который в то время уже не выходил из своей комнаты и почти не вставал с кровати. Дед выгнал из своей комнаты всех, кроме Илюши (надо сказать, что до последних минут авторитет у деда в семье был непререкаемый, домочадцы слушались его, как новобранцы грозного сержанта), показал пальцем, чтобы внук придвинул стул поближе к кровати. И заговорил тихо, почти шепотом:
      – Запомни мои слова. Хорошенько запомни. Как стих заучи. И повторяй их всегда про себя - сперва молитву божью скажи, потом мои слова, - голос деда сделался еще тише: - Страна небесных лам на самом востоке - там найдешь ответы. Истинная Пирамида - там ключ к замочной скважине. И слово главное запомни: Аркаим. Аркаим и есть Беловодье, место, где царства и земное, и небесное сходятся. Где один раз в много столетий решается судьба мира. Где ты сам можешь стать судьей… Запомнил?
      Илюша кивнул.
      – Ты смышленый, ты не забудешь.
      Илюша всегда боялся деда (и не случайно тот навсегда запечатлелся у него в памяти эдаким грозовым библейским старцем: лохматая борода, гневно сдвинутые брови, пальцы сжимают березовый посох, которым он громко лупит об пол). Но в тот момент, если умом не понимая, то чувствуя, что видит деда в последний раз, решился задать ему вопрос:
      – Дедушка, а когда вы за Беловодьем ходили, то что видели?
      И внутренне сжался, ожидая, что дед накричит на него. Но тот не накричал.
      – Лучше бы и не видел того, что видел, - вздохнув, прошептал дед. - Но я ошибся. И теперь за это расплачиваюсь. А хуже нет, чем ошибиться - и не суметь исправить ошибку. Но ты не ошибешься. Ты все сделаешь правильно. Когда настанет час Вращающегося воздуха, ты все поймешь. И успеешь встать в круг света… А теперь ступай, я устал…
      Дед умер спустя месяц после отъезда внука в столицу, о чем Илюша узнал из отцовского письма…
      – Хочу заметить, - Ольшанский поднял палец, - из этой книги я узнал слово «Аркаим», когда до открытия сего замечательного места оставались годы и годы. Между прочим, я спрашивал у отца, у учителей, у всех, короче, кто казался мне в те пацанские годы умным и образованным, что такое Аркаим. Никто ничего не знал. Отродясь, говорили, такого слова не слышали. Вот так-то. Ну ладно, вернемся к жизнеописанию автора «Дороги в Атлантиду»…
      Илья Григорьевич Пашутин поступил в столичную классическую гимназию, через положенные восемь лет закончил ее и, продолжая получать денежную помощь от отца, стал студентом Петербургского университета по Географическому факультету.
      Понятное дело, дедовские слова он как «Отче наш» не повторял, довольно было и того, что он просто помнил их и забыть никак не мог. И уж те ли слова виноваты, или просто так само оно сложилось, но как раз в студенческие годы Илья серьезно заинтересовался буддизмом, Дальним Востоком, астрофизикой и популярным в те годы социокосмизмом. Сей интерес привел его в Русское Общество Любителей Мироведения, общественной организации, чьей задачей являлось объединение людей, увлеченных естествознанием и физико-математическими науками. Он прилежно посещал проводимые обществом семинары, собственную обсерваторию общества, знакомился со множеством самых разных людей, а вскоре как-то незаметно, незаметно - и сам стал одним из самых заметных людей этого общества, на лекции которого ходилислушатели. Он съездил с экспедицией в калмыцкие степи, съездил на Алтай, в ту самую Бухтарминскую долину, где еще жили раскольники, помнившие его деда, побывал в Поморье.
      И по материалам экспедиций, множества прочитанных по интересовавшей его теме книг, по материалам бесед с учеными людьми и с людьми, зачастую безграмотными, но знающими,в девятьсот седьмом году Илья Григорьевич Пашутин написал книгу «Дорога в Атлантиду», чудом сохранившийся экземпляр которой попал в руки Ольшанского…
      Ольшанский помолчал, задумчиво посмотрел на коньяк, но решил повременить. И сказал очень серьезно, будто на исповеди, глядя куда-то за спину Сварогу:
      – К чему это я так подробно? А вот к чему. Я не сразу, не в детстве, но все же понял, в чем смысл этой преемственности. И сейчас знаю точно: я - прямой духовный наследник Пашутина Ильи Григорьевича. Как тот в свою очередь был духовным наследником своего деда, Антиоха Пашутина. От кого получил Знание сам Антиох, осталось неизвестным. Получил от кого-то в странствиях за Беловодьем, может быть… имею основания считать, что от тибетских лам. Но ясно, что не от своего кровного родственника. Вопрос крови тут даже не второстепенен - его просто нет. Самое главное, что Знание попадает из-би-ра-тель-но, понятно вам? В случайные руки Знание не попадает и попасть никак не может. Поэтому и уцелел всего один-единственный экземпляр книги. Кому-то это может показаться смешным, но Знание само находит избранных…
      По тому, как это было сказано, по быстрому взгляду, который Ольшанский бросил в его сторону, Сварог каким-то непронумерованным чутьем понял, что можно позволить себе в разговоре многое, но ни в коем разе не следует подвергать сомнению вот эту самую богоизбранность господина Ольшанского, в которой он пытается Сварога сейчас убедить. Разом заработаешь личного смертельного врага. А разве нам нужен еще один враг? Да еще такой. Не нужен.
      – К слову, когда я из пацана, которому не хватало на мороженое, превратился в человека, способного купить не то, что цех по производству мороженого, а весь молокозавод с потрохами, - даже тогда мне так и не удалось выяснить, какими уж неисповедимыми путями книга попала на чердак нашего барака. Хотя шустрили мои хлопчики по этой теме старательно и прилежно. Но даже большие деньги иногда оказываются бессильны…
      – Так что было в той книге помимо рассказа автора о себе самом и о своем деде? - лениво спросила Лана. Видно было, что все происходящее ей категорически не интересно.
      Ольшанский все же подлил коньяка себе в рюмку.
      – О том, что и Беловодье, и Шамбала, и Атлантида, и Аркаим - это суть одно и то же, а не четыре разных места и наименования. Все, начиная с древнегреческого Платона и, от себя уже добавлю, заканчивая нынешними исследователямии искателями(произнесены эти слова были с нескрываемым пренебрежением) вроде Шмулдаева и иже с ним, искали и ищут одно и то же, называя это по-разному…
      – Вы хотите сказать, что Аркаим… - сказал Сварог задумчиво, - это и есть та самая древняя Атлантида, которую ищут и не могут найти? Что она здесь, в тайге, практически рядом?
      – Нет, не совсем так. Вернее, и так, и не так… Тьфу ты! Слушайте, давайте я уж по порядку, а то собьюсь и вы сами ни черта не поймете.
      Видимо, чтобы уж точно не сбиться, Ольшанский снова сделал внушительный глоток прямо из горла, забыв про коньяк, уже налитый в рюмку. После чего наставительно произнес:
      – Дело ведь даже не в том, что я хочу сказать и что я говорю. Дело в фактах. А факты говорят…
      – Что к нам пожаловали гости, - вдруг сказала Лана, и одновременно с ней Ключник позвал негромко:
      – Сергей Александрович… Ольшанский посмотрел на Ключника, потом перевел взгляд на дорогу. Сварог обернулся.

Сварог идет по стопам сварога

 
      …Сварог пощупал голову. Крови не было, но чуть правее затылка набухла громадная шишка, прикосновение к которой болезненно отдавалось по всей голове. Но и без того перед глазами все плыло, стоило излишне резко повернуть голову, и тут же череп прошибала колючая боль. Головную боль он бы сам себе вылечил (или хотя бы ее уменьшил) при помощи простенького заклинания, да вот беда - чтобы произнести заклинание, ему требовалось остаться одному. А одного его не оставляли. И, верно, еще долго не оставят.
      А вообще, глупо как-то все получилось. Ох как глупо! И самое главное - неожиданно. И кого винить, не поймешь…
      Из аэропорта они доехали до гостиницы - действительно роскошной. Разместились. Сварог надежно припрятал ножик в форме муравья. Потом заказал в номер кое-что перекусить и кое-чем это «кое-что» запить. А после трапезы все трое буквально провалились в сон - утомили троицу приключения и смена часовых поясов… Причем Н'генга свернулся калачиком возле входной двери: дескать, так привычнее, да и враг не войдет. Сварог не возражал.
      Водитель, нанятый вчера, честно уже ждал у входа и за очередную зеленую бумажку повез их на улицу подпольщика Карчика.
      Сварог вышел первым, захлопнул дверцу и задумчиво на нее посмотрел. В его время с «шашечками» на борту разъезжали только «Волги», и Сварог пока еще не мог привыкнуть к тому, что по городу раскатывает в качестве таксомоторов автотранспорт самого разнообразного вида и происхождения, а что уж по его мнению было вообще за рамками здравого смысла - многие машины были с правым рулем.
      – Сэр, - негромко сказал Гуго за его спиной, - туда посмотрите. Не нравится мне это…
      Сварог повернулся.
      Возле одного из подъездов нужного дома толпились люди (судя по спортивным штанам, халатам и домашним тапочкам - преимущественно жильцы этого дома) и что-то оживленно обсуждали. И именно у этого же подъезда наблюдалось раза этак в два больше автомобилей, чем у других подъездов.
      – Не нравится мне это сборище, - повторил Гуго, оглядевшись. -А эта колымага желто-синей расцветки с мигалкой на крыше - машина ваших копов? Или как они у вас тут зовутся…
      – Зовутся они у нас ментами, это и вправду их машина. И другая машина под названием «рафик» судя по задрипанному виду, из той же конюшни, - сказал Сварог, закуривая. (Обычным, человеческим манером закуривая - еще не хватало посреди Шантарска извлекать из воздуха сигареты, равно как и другие предметы, и высекать из пальца огонь. Как говорится, трудящиеся не поймут). - М-да, симптомчики весьма не обнадеживающие. Что-то у меня дурное предчувствие.
      – Святая правда, сэр, - горячо согласился Гуго. - Вы говорили, мы едем навестить одного человека. Забери дьявол мою душу, если не по его поводу этот переполох.
      – В твоей жизни не случалось совпадений?
      – Чутье, мистер Сварог… Простите, мистер Беркли, сэр. Оно мне подсказывает, что нам сейчас отсюда лучше убраться.
      – К чутью надо прислушиваться, это бесспорно, это медицинский факт. Только зачем, как ты советуешь, «убираться отсюда поскорее»? Вовсе нам это ни к чему. Разве мы совершили нечто противозаконное? Или близость копов любой страны включает в тебе рефлексы панического бегства.
      – Есть такое дело, - нехотя признался Гуго.
      – Нет, бояться нам совершенно нечего. Что бы тут ни произошло, мы к этому отношения не имеем. К тому же мы - иностранцы, нас так просто за хвост не ухватишь, мы под защитой заграничных паспортов и консульств с посольствами. А к иностранцам, уж поверь, в нашей стране завсегда относились с ничем не объяснимым, прямо-таки - прости за это слово - иррациональным почтением, особенно в городах провинциальных и на иноземцев не богатых. И органы власти в том числе и в первую очередь. Значит, делаем так, Гуго, - Сварог бросил окурок на асфальт, затоптал носком ботинка. - Вам с Пятницей лучше пока постоять в сторонке. Лишнее внимание в любом случае ни к чему, а внимание вы к себе сразу привлечете, вид у вас для здешних мест не вполне, так сказать, соответствующий обстановке.
      Вон видишь скамеечку под липами. Посидите на ней, семечки погрызите. Если все нормально, я за вами выйду.
      – О'кей, сэр.
      Пятнице требовалось отдавать приказы напрямую - он слушался только хозяина и, ежели не поступало никаких иных распоряжений, просто тупо следовал за ним, как черная тень.
      – Пятница, - Сварог перешел на таларский: - Ждать меня здесь. Понял?
      Туземец энергично кивнул. (Между прочим, вполне цивильный белый костюм, рубашка-«гавайка» и кроссовки на толстой подошве сидели на НТенге так же, как штатская одежда на редко снимающем форму военном человеке, - приглядевшись, можно было заметить, что человек ощущает себя в этом облачении непривычно и неуютно).
      (А насчет семечек Сварогом было сказано отнюдь не в шутку. Еще перед аэропортом Гуго заинтересовался, что это такое черное и рассыпчатое черпает стаканом в мешке старушка в переднике и что она затем насыпает в свернутый из газеты кулек. Сварог ответил: мол, это есть семечки, «сьемьетцки», их у нас издревле используют вместо вашей жвачки. На ваших западах-де еще жвачку не изобрели в то время, как у нас вовсю семечки грызли, занимая рот. Гуго осчастливил бабушку покупкой стакана семечек, выслушал инструктаж Сварога по правильному лузганью, попробовал и… как-то сразу пристрастился к этой русской народной забаве. С тех пор он таскал в кармане запас семечек. Не далее как двадцать минут назад в такси Сварог сказал ему: «Еще немного, и ты не сможешь обходиться без балалайки, квасу и удалой езды на тройках с цыганами по бездорожью в не-знаю-куда. А закончишь тем, что спустишь все до копейки и тихо сопьешься где-нибудь под Рязанью». На это Гуго ответил: «Деверо, чтоб ему на том свете досталась сковорода похолоднее, любил повторять, что наш удел - это пуля или нож, а наше счастье - чтобы сразу насмерть. И я с ним согласен».)
      Сварог направился к подъезду. Он и не подозревал, что почти один в один повторяет действия Сварога номер два, отбывшего отсюда пять минут назад. Откуда ему было знать?
      Дурные предчувствия лишь усилились, когда оказалось, что люди толпятся аккурат у того самого подъезда, в котором и располагалась нужная квартира. Причем в карету «скорой» грузили накрытое брезентом тело, а на асфальте явственно темнело малоприятное пятно… Сварог прошел мимо. Донеслось: «…со странностями был…», «зато чтоб пить или в хулиганстве каком…», «книжищ у него полные шкафы, я столько ни в жизнь не видел». Все факты налицо: в доме имело место некое происшествие из числа нерядовых и насквозь криминального характера. Правда, необязательно оно имеет отношение к дедушке Паку. Хотя чутье сигнализировало… Впрочем, бывает, и оно подводит.
      Сварог мог бы вступить в беседу с жильцами и ненавязчиво выспросить, что да с кем тут случилось, однако он все же предпочел подняться в квартиру. Даже если что-то произошло с Паком, он может поговорить с его домочадцами. Конечно, они сейчас убиты горем, но он выразит сочувствие, представится профессором Беркли, покажет паспорт, узнает, когда похороны. То-се, слово за слово, немного успокоить, немного магией помочь, вставить фразу про документы и спешку, глядишь, и дадут посмотреть бумаги этого Пака…
      По табличке над парадным Сварог установил, что искомая квартира находится на пятом, верхнем, этаже. Поднимаясь, Сварог поймал себя на том, насколько же он отвык от запахов некогда родных подъездов.
      На площадке между вторым и третьим этажами курили двое неброско одетых мужиков средних лет. Они сразу замолчали, стоило на лестнице появиться незнакомцу. По цепким взглядам, которыми они мазнули по Сварогу, можно было сделать предположение об их профессии и скорее всего не ошибиться. Поднимаясь выше, Сварог спиной чувствовал их взгляды.
      Между четвертым и пятым Сварог решил поглядеть сквозь веками немытое общественное окно, что творится на улице. Как раз отсюда отлично была видна лавка под кленами, на которой должны были сидеть, скучая, Пятница и Гуго.
      – Бляха-муха! - вырвалось у Сварога.
      Гуго ни на лавке, ни поблизости почему-то не было. Зато вместо него там объявились аж три персонажа, которые вмиг вызвали у Сварога беспокойство. Это были трое молодых парней, бритыми головами похожие на новобранцев и одетые по неведомой Сварогу моде - тяжелые, армейского вида ботинки на толстой подошве и с металлическими перетяжками, широкие, стилизованные под камуфляж штаны, черные футболки. Двое сели на лавку по обе стороны от Н'генга, третий встал перед ним, широко расставив ноги и сведя за спиной руки. Двое налавке, оживленно жестикулируя, по очереди и одновременно что-то говорили чернокожему Пятнице. Третий, что стоял к Сварогу спиной, монотонно, как настольный болванчик, покачивался с пятки на носок.
      С каждой секундой ситуация нравилась Сварогу все меньше. В жестах бритоголовых юнцов (а надо сказать, хлопчики были отнюдь не дистрофичной породы, наоборот, откормленные и накачанные) явственно сквозила агрессия - это было заметно даже издали, даже сквозь немытое окно. Чер-рт, все это здорово смахивало на обыкновенную, как это называли в годы Свароговой юности, заводку.
      Ну так и есть! Вот один из них толкнул Пятницу в плечо. То же самое сделал второй, с другой стороны. Скучающая местная молодежь, чешущиеся кулаки, бляха! Принесла же нелегкая… Только вот удивительно, что наличие милиции в непосредственной близости ничуть не смущает бритоголовую троицу. А не видеть желто-синий «уазик» они не могут. Уверены, что успеют слинять, а милиция преследовать их не станет, потому как ментам сейчас не до каких-то мелких хулиганов?
      Да собственно говоря, не в гопниках было дело, а в чернокожем обитателе тропического леса. Пока Пятница ведет себя спокойно, отчасти оттого, что на свое счастье не понимает великого и могучего, на котором к нему обращаются бледнолицые обитатели каменных джунглей. Может быть, и толчки в плечо он принимает за некий ритуал дружелюбия. Да вот только черт его знает, что будет через секунду. Что тому же Пятнице может вдруг показаться. Н'генга - человек джунглей, для него город - незнакомый, полный опасностей мир, и совершенно невозможно предугадать, как он поведет себя, на что и как среагирует предоставленный сам себе… Он сейчас похож на городского белого человека, которого впервые в жизни занесло без проводника в тропический лес и который в этом лесу станет опираться на прежние свои страхи и привычки. Например, шарахнет из револьвера в проползающую мимо змею, потому как любой ползущий гад кажется ему источником смертельной опасности. А убьет он на самом деле (это еще если попадет) какого-нибудь совершенно безобидного полоза тропических широт. Но зато совершенно не обратит внимания на рев ягуара, которым тот предупреждает вторгшегося на его охотничьи угодья чужака: вали, дескать, пока я сыт и добр. Та же история с Пятницей, только знаки надо поменять на противоположные…
      Короче, надо бежать вниз. Да где же Гуго, мать его взагреб! Куда он подевался?
      Но Сварог никуда не успел убежать. Даже отойти от окна не успел.
      – Бля! - вырвалось у Сварога, и он с досады двинул кулаком по стене.
      Все случилось за считанные секунды. Стоявший перед Н'генга парень вдруг шагнул вперед, наклонился, расцепил руки за спиной, правую вытянул в сторону Пятницы. Что уж он там сделал своей правой, Сварог увидеть не мог (может быть, взял Н'генга за нос, может быть, потрепал по щеке), зато Сварог увидел последствия содеянного.
      Бритоголовый вдруг резко выпрямился, будто его позвоночник прошил разряд тока или ему приказным генеральским ревом в лицо гаркнули «смирна-а!». А из накачанной шеи бритоголового вышло наружу инородное тело - длинное и узкое. Кровь хлынула по шее, потекла ему за шиворот. «Это же щепа от скамьи, - с ужасом понял Сварог. - Я видел, там на нижней доске отставал недоломанный кусок. Твою мать…» Через мгновение бритоголовый рухнул на спину. И взгляду Сварога открылась еще более чудовищная картина: один из парней, сидевших на скамье рядом с чернокожим, сползал сейчас по сиденью вниз, шаря руками по доскам, на его лице вместо глаз темнели два бесформенных пятна, а его вопль проникал сквозь стекло даже на таком расстоянии. А Пятница что-то втаптывал в землю каблуком белых летних ботинок, выбивая пыльное облако. Сварог сразу догадался, что он топчет глаза, которые только что вырвал у бритоголового.
      Второй хлопец на скамейке так и не сдвинулся со своего места, хотя по уму должен был бы улепетывать со всех лопаток от эдаких страстей. Но он, как сплошь и рядом бывает в подобных ситуациях с неподготовленными людьми, от шока впал в ступор. Его била крупная дрожь, он бессмысленно таращился на чернокожего паренька, из безобидного и смешного, над которым так славно было потешаться, враз превратившегося в убийцу-маньяка.
      Однако когда Пятница поднял голову и посмотрел на него, парень все же нашел в себе силы скинуть оцепенение, вскочил и бросился наутек.
      Сварог сперва даже не понял, что такое пронеслось вослед убегающему смазанной белой полосой. И только когда бритоголовый со всего разбега, сбитый с ног, рухнул лицом в землю, а над ним замер с отведенной назад рукой Н'генга, до Сварога дошло, что это было. Пятница это был, развивший с места немыслимую скорость. Но некогда сейчас было ломать голову над чудесами и пытаться постигнуть, отчего ранее чернокожий друг ничего подобного не показывал. («А не оттого ли, что после встречи с Пирамидой, в нем пробудились какие-то сверхспособности?» - случайным порывом ветра пронеслось в голове).
      Легко угадывалось, что сейчас будет: даже сквозь плотно закрытое окно уже доносятся шум и крик во дворе, вот-вот менты рванут брать убивца и станут с ходу палить на поражение без всяких там предупредительных в воздух и прочих обходительных церемоний. И главное, что Пятница спасаться бегством не станет, насколько Сварог понимал нехитрую логику его поступков. Он должен дождаться хозяина там, где хозяин его оставил. А уворачиваться от пуль он долго не сможет. Да и станет ли, вот в чем вопрос!
      Сварог не колебался ни секунды. Оконная ручка отсутствовала, видимо, кто-то свинтил для личных нужд. Попытка распахнуть фрамугу ни к чему не привела - окно не открывали хрен знает сколько времени и створки чуть ли не срослись с рамой. Уд,аром ноги Сварог вдребезги разнес окно и выпрыгнул наружу - некогда было бежать по лестнице, счет шел уже на секунды…
      Не приходится сомневаться, этот день обитатели дома 58 по улице подпольщика Карчика запомнят надолго. Просто криминальный вихрь какой-то пронесся сегодня по их двору. А вдобавок к этой жути они стали свидетелями форменного чуда: на их глазах из лестничного окна на уровне четвертого этажа в брызгах осколков стекла вылетел человек («Гля, Серега, еще один летит!!!»), размахивая руками и кувыркаясь в воздухе, понесся к земле, но не разбился в лепешку, как вроде бы было положено по всем физическим законам, а аккуратненько приземлился на ноги, словно его в последний момент придержали некие невидимые мягкие руки. И человек этот удивительный, едва приземлившись, тут же куда-то бросился стремглав. Такое, понятно, долго не забудешь, такое не каждый день происходит на улицах российских городов.
      Сварог летел вперед мимо заполошно и бестолково мечущихся у подъезда старушек, мимо падающих на газон и накрывающих голову руками граждан, мимо прячущихся за машинами и бегущих к подъезду. Сварог мчал со всех ног, уже понимая, что опаздывает. Он видел, как двое сотрудников, один в форме милицейского сержанта, другой в штатском, перемещаясь вдоль машин, палят по Н'генга из табельных пистолетов.
      Попали! Упал Пятница!
      Оно и неудивительно, если парень и не пытался уклониться от пуль, залечь или укрыться за деревом. Да хоть за скамейку бы нырнул, и то прикрытие! Не пытался он и спастись бегством. Просто стоял и ждал, что будет. Дождался, блях. Ну может, еще ранение и не страшное…
      Сварог выбежал на линию огня и, прикрывая собой Н'генга от стрелков, побежал к скамейке. Опустился рядом на колени, быстро осмотрел его. Пуля угодила в голень и, судя по всему, задела кость. Это плохо, очень плохо, это больница, и никак иначе…
      – Зачем Пятница убил этих людей? - наклонившись ниже, быстро спросил Сварог.
      – Плохие люди. Н'генга знать, они хотят убить Н'генга, потом убить хозяин, - пробормотал чернокожий, пытаясь улыбнуться.
      Понятно. Как Сварог и предполагал, Пятница принял обыкновенную дворовую заводку за серьезную угрозу. Самое бессмысленное дело сейчас выяснять, какой именно жест юнцов заставил его немедленно атаковать. Какая разница…
      – Где Гуго? - спросил Сварог.
      – Ушел за черные зерна.
      Сварог тихо выругался себе под нос. Гуго отправился на проспект (когда проезжали, видели бабку, сидевшую с мешком и стаканом у ларька) покупать семечки. Вовремя отправился, нечего сказать. Как все глупо получилось! Вроде бы приказа Гуго не нарушил, не было приказа никуда не отлучаться ни на минуту, Сварог ведь сам сказал, чтоб грызли семечки, но ведь должен был понимать…
      Сзади доносился нарастающий топот. Вот кто-то, шумно отдуваясь, остановился за спиной.
      – Я медик, - Сварог быстро оглянулся и увидел одного из тех двух неброско одетых мужичков, давеча куривших на лестнице. В руке у него сейчас был хорошо знакомый «макарка». - Этот человек серьезно ранен. Он больше не представляет опасности. Сейчас я окажу ему первую помощь, а вы пока вызывайте «скорую».
      Сварог отвернулся от человека в штатском и принялся закатывать Пятнице окровавленную штанину. План был простой: дождаться кареты «скорой помощи», выяснить, куда повезут Пятницу. Потом он его оттуда вытащит.
      – Знаем мы, какой ты медик! - произнес сзади насмешливый голос.
      А затем перед глазами сверкнули невыносимо яркие искры, словно в мозгу разорвалась петарда. «Рукояткой „макара“, сука», - успел подумать Сварог, теряя сознание…
      Сварог еще раз пощупал голову и еще раз скривился от боли.
      – Таблетку обезболивающую хотите? - спросила его сидящая напротив рыжеволосая женщина в черном деловом костюме. Она выдвинула ящик стола, достала оттуда шуршащую упаковку с крупными зелеными таблетками. - От этой чертовой работы у самой частенько голова раскалывается, как гнилой орех. Перепробовала всякие таблетки, остановилась на этих. Действуют быстро и вполне эффективно.
      Сварог замешкался, обдумывая, чем ему это может грозить. Ну, отравлением не грозит, отраву он вовремя почувствует, а вот психотропные средства его магическое умение, скорее всего, как яд не определит. От рыжеволосой не укрылось его замешательство.
      – Боитесь, что подсуну вам некий хитрый препарат, от которого развязывается язык и притупляется воля? - она улыбнулась какой-то вымученной улыбкой. И вообще, у нее были глаза смертельно уставшего человека. - Значит, есть что скрывать? Ну шучу, шучу. Всем нам есть что скрывать. Могу поклясться и побожиться, что таблеточки чистые, ежели вы, конечно, готовы моим клятвам поверить. А могу просто сообщить вам, если сами не догадались, что вы находитесь в милиции. А у нас, увы, как-то вот не заведено баловаться всякой хитрой химией. Может быть, другие службы и прибегают к эдаким методам дознания, чего не знаю - не скажу. Мы же развязываем языки совсем другими способами, все больше по старинке работаем, ну уж так исторически сложилось. Так что берете пилюлю или предпочитаете помучиться? Витя малость перестарался - ну, тот, который вас по головушке приголубил.
      – Давайте вашу пилюлю, - пробормотал Сварог. Будь что будет, но уж очень голова болит. Настолько болит, что нет никаких сил возмущаться, требовать врача, требовать объяснить, за что задержали, ироды, требовать консула и представителей свободной прессы.
      Рыжеволосая выдавила на ладонь одну таблетку, налила в стакан воды из графина, подошла к Сварогу Положила таблетку ему на высунутый язык, поднесла ко рту стакан с водой. Со скованными за спиной руками Сварогу самому забрасывать в рот таблетки было как-то не больно сподручно.
      Проглотив пилюлю, Сварог откинулся на спинку стула (слава богу, хоть посадили не на прикрученный к полу табурет), закрыл глаза. Он вдруг подумал о том, что хрен с ними, с подавленной волей и развязавшимся языком, лишь бы голова перестала разламываться. А то совершенно невозможно сосредоточиться ни на чем. И еще неизвестно, сумеет ли он в таком состоянии вспомнить и воспроизвести хоть какое-нибудь завалящее заклинание…
      А очухался Сварог в «уазике», скованный наручниками и этими же наручниками пристегнутый к какой-то скобе - видимо, чтобы не свалился на пол от дорожной болтанки. Очухавшись, понял, насколько же ему плохо. Кузов «уазика» хранил запахи предыдущих «счастливцев», побывавших здесь до Сварога, и сии благоухания улучшению самочувствия отнюдь не способствовали. Что-то затевать в подобном состоянии было крайне неразумно, надо было хоть немного прийти в себя, а то свалишься в обморок в самый неподходящий момент и этим добьешься только того, что контроль за тобой усилят.
      Потом его вывели из машины, повели через какой-то двор, провели в какую-то дверь, потом была лестница, истертая тысячами тысяч подошв. Крутить головой, вглядываться пристально и запечатлевать в мозгу детали обстановки не было никакой возможности - так было плохо. Он воспринимал окружающее, сам себе напоминая рыбу, вынужденную созерцать мир сквозь грязные стекла мутного аквариума.
      Потом он очутился на стуле в этом насквозь казенном кабинете. Сперва здесь еще крутился какой-то тип с оттопыривающейся подмышкой, но он быстро куда-то делся. Может, рыжая ему мигнула, чтобы вышел?
      – Потерпите, подействует самое большее минут через пять, - услышал он голос рыжеволосой. - Я пока кое-что заполню…
      Сварог открыл глаза. Женщина что-то писала на вынутом из бумажной коричневой папки листе стандартного размера.
      Почувствовав его взгляд, оторвала глаза от бумаг, подняла голову.
      – Да, забыла представиться. Моя фамилия Шевчук, зовут Дарья Андреевна. Не слышали о такой?

Как допрашивают пришельцев

 
      Отпустило. Никак не позже, чем через пять минут, так что не обманула рыжеволосая. Головная боль и головокружение прошли, осталась разве что легкая слабость и нытье в затылке. Действительно, стоящие пилюли. К тому же вроде бы и без подлой начинки - по крайней мере прямо сейчас, прямо немедленно Сварога не тянуло выворачиваться наизнанку в чистосердечнейших признаниях. И не было тревожных показаний от индикатора ядов… Зато захотелось чего-нибудь съесть, неплохо было бы и чего-нибудь выпить, а также закурить… словом, Сварог слегка ожил.
      – А как насчет сигареты для арестанта? - громко сказал он. - Хотя… неправильно выразился, слово «арестант» - это не ко мне. Просто очень хотелось бы знать, что я, английский подданный, тут делаю? По какому праву, так сказать. И вообще. И где, черт побери, консул? Может быть, консул ждет за дверью?
      – Ого, какие речи! Подействовало, значит! - сказала рыжеволосая, вставая из-за стола. - Сигарету - это пожалуйста. Можно сказать, положено и законно.
      Она наполовину выбила сигарету из пачки, протянула пачку Сварогу дала уцепиться зубами за фильтр, поднесла прикурить - поухаживала, одним словом. Задымила и сама. Протянув руку, взяла со стола пепельницу. Осталась стоять, привалившись к столу. На менте женского пола были узкие джинсы, что позволяло вволю любоваться бесспорной стройностью ее ножек. А плотно облегающий свитер позволял оценить и прочие достоинства фигуры. Крепкой, спортивной фигуры, надо признать. «Годочков-то ей, конечно, уже не двадцать и даже не тридцать, - подумал окончательно излечившийся от головной боли Сварог, - достаточно посмотреть на шею и руки. Однако только эти части тела, пожалуй, и выдают истинный возраст, а так и не догадаешься…»
      – Давайте с вами поговорим, - сказала она. - То есть проведем разговор служебного характера - а иной вряд ли возможен в этих стенах, - но неофициальный, без протокола. И давайте сразу договоримся, что вы не станете требовать адвоката, английского консула и рассказывать мне про права человека. Если вы именно это и собираетесь делать… - она пожала плечами. - Ваше право. Только придется нашу беседу отложить. И боюсь, надолго отложить. Вы должно быть в курсе, какое у нас сейчас горячее времечко…
      Она сделала небольшую паузу, похоже, ожидая какой-то реакции на свои слова. Сварог никак не отреагировал, ибо о том, что тут происходит «горячего», не имел совершенно ни малейшего понятия.
      – И продолжения разговора, уж не посетуйте, вам придется дождаться в наших, - рыжеволосая хмыкнула, - пятизвездочных люксах с изумительными решетчатыми видами из окон.
      – Поговорить, оно, конечно, можно. Даже и без адвоката. И - черт с ним - пусть даже без осмотра у врача. Ну уж тогда и без этого железа на запястьях, - Сварог повернулся боком на стуле, показывая скованные за спиной руки. - А то уж больно неправильно получается. Вины за мной нет, никаких гнусных злодеяний я не совершал, зато получил ущерб здоровью и, сидя в этих кандалах, продолжаю получать психологическую травму. И, к слову сказать, совершить что-либо противоправное я никак и не мог - прибыл в ваш гостеприимный город практически только что, еще и оглядеться-то толком не успел…
      – Как у нас говорят, дурное дело - нехитрое. И в пять минут можно уложиться, чего уж говорить про только что прибывшего… Как-нибудь, даст бог, за рюмкой хорошего коньяка я вам расскажу множество забавных случаев из своей практики на тему: «Ах, как же мало времени занимает преступление!» Значит, наручники, говорите, вам мешают морально расслабиться и предаться чистосердечным откровениям?
      – Да уж не помогают, это точно, - тяжко вздохнул Сварог.
      – А хулиганить не станете? - с усмешкой спросила рыжая. - Бросаться на меня с криками: «Волки позорные, убью бля, нах!» - не будете? Я ж не знаю, как у вас в заграницах принято вести себя на допросах…
      – Мне поклясться? Какие ваши клиенты обычно дают клятвы - «век воли не видать» или «божусь за пидараса»?
      – Ого! Поражаюсь информированности рядового заграничного обывателя.
      Шевчук забрала у Сварога искуренную до фильтра сигарету, загасила ее в пепельнице, загасила свою сигарету, поставила пепельницу на стол рядом с телефоном, обошла стул, на котором сидел Сварог, и расстегнула ему наручники. Помахивая «браслетами», вернулась за стол.
      – Ну что, начнем разговор?
      – Начинайте, - сказал Сварог, растирая запястья.
      – Значит, вы у нас… - из большого бумажного пакета рыжеволосая достала прямоугольных очертаний предмет в пупырчатой кожаной обложке, в котором Сварог признал «свой» заграничный паспорт. - Чарльз Беркли? Гражданин Великобритании?
      – Подданный ее величества английской королевы, - поправил Сварог
      – Вам виднее, вам виднее, - проговорила рыжая, постукивая корочкой паспорта по столу. - А вот скажите, как такое может быть? Имя у вас насквозь нерусское, местожительство тоже, а говорите без малейшего акцента. И более того, знакомы с… весьма специфическими оборотами русской речи. Признаться, я заинтригована. Пожалейте женщину, удовлетворите ее любопытство.
      – А разве это имеет хоть какое-то отношение к моему пребыванию здесь?
      – Мы же просто разговариваем, не забыли? - напомнила Шевчук с легкой насмешкой.
      – Это вы просто,а у меня так, простите великодушно, не получится, - Сварог почувствовал, что помаленьку начинает злиться. - Вы лучше объясните мне, наконец, в каком качестве я здесь нахожусь? Насколько я знаю вашезаконодательство, я ничего противоправного не совершил.
      – А я вот в этом не уверена, представьте, - пожала плечами Шевчук.
      – Неуверенность в вашей стране - весомая причина для ареста?
      – Для задержания… мистер Беркли, для задержания. Разницу улавливаете? Для того чтобы арестовать, необходим подписанный прокурором ордер, а для задержания достаточно лишь весомых подозрений. Например, в том, что человек выдает себя за другого, а сам, может быть, находится в розыске и даже пуще того, в международном розыске. Поэтому необходимо всесторонне проверить его личность, сделать запрос в Интерпол, дождаться ответа оттуда…
      – И на какое время ваше законодательство разрешает задерживать ни в чем не повинных людей?
      – Ах да, простите, что сразу не сказала! Я все время забываю, что передо мной представитель другого государства, - ласковейше улыбнулась Шевчук. - Тогда спешу вас уведомить, что имею законнейшее право закрыть вас всего на семьдесят два часа. Не очень много, согласитесь? Правда, иногда случаются досадные неприятности, которые у нас принято прятать за хитрой формулировочкой «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». С ее помощью… ну если между сторонами никак не желает складываться должный консенсус… можно затянуть чье-то пребывание здесь ой как надо-олго, уж поверьте.
      – А сложностей международного характера не боитесь?
      – Не-а, не боюсь, - тряхнула головой Шевчук. - Во-первых, битая настолько, что уже, право, и сама не знаю, чего могу по-настоящему испугаться. Во-вторых, сейчас вам не вчера. Это вчера от одного слова «иностранец» у русского человека тут же начинали дрожать колени. Как же, к нам явились почти полубоги! Теперь к иностранцам, видите ли, привыкли, даже в нашей глуши. И в-третьих, отчего-то мне кажется, что не примчатся за вас вступаться авторитетные международные структуры. И неавторитетные тоже. Чутье мне подсказывает…
      «В себя я пришел, душеспасительные беседы с этой рыжей лисой мне вести ни к чему, - вдруг понял Сварог. - Так что следует попытаться вызнать что-либо полезное про Н'генга. И делать отсюда ноги».
      – А чутье просто так не возникает, оно возникает из множества мелких деталей. А в нашем с вами случае таких деталей - пруд пруди, и одна другой подозрительнее. Сначала я встречаю вас на Олеговой пустоши, а спустя несколько минут там начинается бойня. Потом на трассе находят сгоревшую машину, набитую, как шпротами банка, изуродованными телами. Выясняем, чей автомобиль - и тут на домик хозяйки авто нападают весьма серьезно экипированные люди. Люди перебиты, причем довольно экзотическим способом, а хозяйка и ее спутник исчезают в неизвестном направлении. Но один из охранников «Золотой пади» описал ее спутника, и сие описание удивительным образом подходит к вам. Я еду домой отоспаться, проезжаю мимо улицы Карчека - а тут опять труп. И угадайте, кого я вижу около дома? Ну не подозрительно ли… Вот чутье и включилось. Только вотума не приложу, откровенно говоря, как это вы умудрились так быстро сменить костюм и, главное, зачем. Думали, что не узнаю?
      Сварог промолчал. Он вообще ни бельмеса не понимал. Какая такая Олегова пустошь, какая «Золотая падь»? Какой костюм, ешкин кот?!
      – Можно только два вопроса? - спросил он.
      – Ну?
      – Кто погиб на Карчека?
      Шевчук ненадолго задумалась, но все-таки ответила:
      – Некий гражданин Пак, Серафим Иванович. Знакомы?
      Она не врала. И Сварог покачал головой.
      Черт. Эх, надо было не отсыпаться в гостинице, а сразу ехать к дедушке! Черт, черт, черт…
      – А второй?
      – Что второй?
      – Второй вопрос. Что сталось с моим приятелем? Где он сейчас? - впрямую спросил Сварог
      – Приятель, говорите? - задумчиво прищурилась рыжеволосая. - Так и рвется с языка: «Вот, значит, какие у вас приятели!» Он, ни много ни мало, убил трех человек. Трех. Причем с особой жестокостью и без видимых мотивов. Не знаете, кстати, что на него нашло?
      – Не знаю, - честно сказал Сварог. - Думаю, его спровоцировали. Он, знаете ли, всю сознательную жизнь провел в диких лесах, где много-много хищных зверей, жил вдали от цивилизации. Жил по своим законам и привык защищать себя сам, как умеет, а не звать на помощь полицию. Он и слова-то такого - «полиция» - еще не успел разучить. Так он… жив?
      – Когда увозила «скорая», был жив, - равнодушно сказала Шевчук.
      Не врет.
      – Он сейчас в больнице?
      Шевчук бросила на него недоуменный взгляд:
      – Да зачем вам эти подробности? Все равно сможете навестить его только лет эдак через несколько. Потому как незнание законов, увы, не освобождает от ответственности. И придется вашему приятелю отвечать по всей строгости и отбывать, сколько назначит суд. Тут уж ничего не поделаешь и не изменишь. А что же вы так - зная о его неуправляемости, оставили его одного?
      – В том-то и дело, что до сего дня поводов для беспокойства он не давал, - развел руками Сварог, - поэтому и оставил спокойно его одного. Я же говорю - спровоцировали. Если уж на то пошло, каждого из нас можно вывести из себя, и цивилизованный человек зачастую не может удержаться в рамках.
      – Что верно, то верно, - задумчиво подтвердила Шевчук.
      «Судя по тому, как она увиливает от моих вопросов, при эдаком течении беседы я ни хрена полезного для себя не узнаю, - подумалось Сварогу - И не пора ли уже сваливать отсель?…»
      – Удивляюсь с вас, как говорят у нас на юге, - еще более обворожительно улыбнулась рыжеволосая. - Ну насквозь неправильно себя ведете. Нормальный безвинный иностранец уже давно не выдержал бы, несмотря на все наши уговоры, и принялся бы возмущаться неправедным задержанием, нанесением телесных повреждений… понятное дело, без устали поминал бы о правах человека, орал бы и грозился всяческими карами. А вы же - ну просто само спокойствие. Сидите, ножкой покачиваете, беседуете.
      – Просто знаю, что этим ни на йоту не приближу себя к главной своей цели - как можно скорее выйти отсюда, - спокойно сказал Сварог. - Так чего зря возмущаться и задавать идиотские вопросы. А вам не кажется, Дарья Андреевна, в свою очередь спрошу я, что мы тратим время… как бы это сказать, несколько нерационально, что ли? Спросили бы четко, что вас интересует, я бы дал вам четкие ответы и ушел бы отсюда…
      – И куда бы вы пошли? - быстро спросила Шевчук.
      – В гостиницу, где уже устроился, - без раздумий отозвался Сварог. - Куда ж еще! Название, номер комнаты сообщить?
      – Понятно. А цель вашего визита в наш город, разумеется, - какие-нибудь корни-гены, зовущие на родину предков, заочная любовь к России? Ну, и попутное знакомство с сибирской экзотикой, куда ж без этого, всякие медвежьи охоты, бани с квасом, вениками и крепостными девками, водка с балалайками…
      – Угадали, Дарья Андреевна, просто настолько точно угадали, что мне нечего добавить.
      Наверное, во имя простоты имеет смысл дождаться конца допроса. Ежели не отпустят на все четыре (а в это отчего-то не верится), всего-то и надо, что отвести глаза конвоиру…
      – Я понимаю, что вы всерьез рассчитываете вот на это, - Шевчук двумя пальчиками подняла со стола и показала Сварогу паспорт на имя Беркли. - Думаете, рано или поздно сработает ваш заграничный статус. Только вопросов к вам накопилось столько, дорогой мистер… - она развела руками, - что мои знакомые из парижской префектуры на моем месте уже давно бы светили вам в лицо лампой и отвешивали бы оглушительные пощечины. Я же, по доброте душевной, еще пытаюсь сложить с вами дружеский разговор…
      – Накопились вопросы? Ко мне? - Сварогу даже не пришлось подделывать недоумение, оно было абсолютно искренним. - Я прилетел сюда несколько часов назад. Все, что я успел, - доехать до улицы этого чертового подпольщика, где влип в историю. Заметьте: не по своей воле… Какие могут быть ко мне вопросы?!
      – Какие, говорите? - Дарья стерла с лица улыбку. - Честно вам скажу: вы или прекрасный актер, или… поразительной, прямо-таки сказочной наглости человек. Ну что ж, раз так, давайте галопом пройдемся по… вопросам, - голос ее изменился, стал жестче, она заговорила напористо, чуть подавшись вперед за столом: - Итак, вы с непонятным мне упорством утверждаете, что прилетели в город только вчера. Так? Алиби, признаться, хиленькое, серьезной проверки не выдержит. Интересно бы знать, на что надеетесь? Да и зачем вам это, никак не пойму!
      – Не понимаю, о чем вы, - более-менее искренне изумился Сварог. - И вообще, вы скажите конкретно: за что и почему меня арестовали? Пардон, задержали. Что я такого совершил? На что я надеяться-то должен?!
      – Вы мне никак не кажетесь глупым человеком, - не слушая его, напористо продолжала рыжая. - Неужели вы всерьез надеетесь, что я вас не запомнила и не узнаю? - Шевчук откинулась на стуле и скрестила руки на груди. - Или станете утверждать, что не были на Олеговой пустоши? И меня там не видели?
      Е-мое! Опять Олегова пустошь, что еще за хренотень?! За кого она меня принима… И вдруг Сварог ясно осознал - за кого. За второго.Демона. А ч-черт… Вот сволочь, он уже здесь!
      – Не был, - предельно честно сказал он и виновато развел руками. - И вас не видел. И впервые слышу про эту пустошь!
      Так что ничем не могу помочь. Зато, сдается мне, вы сами себе можете помочь элементарнейшим образом. Я ведь не в багажных отсеках в самолетах летал, лежа согнутым в три погибели в полосатом чемодане. Я летал честным пассажиром, везде предъявлял паспорт, везде меня заносили в компьютерную базу, наверняка скрупулезно проставляя дату отлета-прилета и время суток. Вам это проверить - раз плюнуть… Да! Кроме того, как в московском, так и в шантарском аэропортах я повсюду видел камеры слежения и уж в объектив хотя бы одной из них я попал наверняка. Если и это не алиби… то тогда уж и не знаю, что вам надо. - Я вам скажу, что мне надо, - Даша опять обворожительно улыбнулась. - Мне надо того же, чего добивался гражданин Остен-Бакен от гражданки Инги Зайонц. А именно - глубокого раскаянья в содеянном и искреннего желания искупить вину тесным сотрудничеством с органами дознания. Вот, к примеру, лично я с вами совершенно честна и предельно открыта. И я вам откровенно признаюсь - нет у меня ни малейшего сомнения, что ваша фамилия значится во всех этих аэропортовских списках, а вашу физиономию прилежно запечатлела добрая дюжина аэропортовских камер. Вот нисколечко не сомневаюсь, что все обстоит так, как вы сказали, хотя, конечно, будем проверять… вернее, уже проверяем. А еще я с подкупающей девичьей доверчивостью откроюсь вам в том, чего сама пока не понимаю: как вам это все удалось так лихо провернуть. Правда, одна скороспелая версия у меня появилась… Вы слышали что-нибудь о фалып-турах за границу?
      – О чем?
      Сварог и вправду не слышал об этом ни слова.
      – Значит, не слышали. Это такая столичная, с позволения сказать, услуга. К сожалению, официально разрешенная и, к еще большему сожалению, уже добравшаяся и до нашего медвежьего угла. Суть ее в следующем. Приходишь ты, значит, в контору, предлагающую эти фалып-туры, и говоришь: хочу, чтобы все поверили, будто я побывал, ну допустим, в Таиланде. Платишь, на сколько сторговались. И контора изготавливает для тебя поддельный договор с турфирмой, поддельные визы, липовые билеты на твое имя в Таиланд и из Таиланда, снабжает тебя профессионально сработанным фотомонтажом, где ты позируешь на фоне пагод в обнимку с озорными тайскими девчонками, обеспечивает экзотическими сувенирами, якобы купленными в лавочках Бангкока. Как правило, клиенты преследуют вполне безобидные цели - пустить пыль в глаза сослуживцам и бывшим одноклассникам или обмануть свою вторую половину, свято верящую, что муженек знакомится с достопримечательностями загадочного Востока, в то время как на самом деле он неплохо проводит время с любовницей в соседнем районе города. Класс подделки зависит от готовности клиента раскошелиться. А если клиент вовсе за ценой не постоит - получит подделку того класса, для обнаружения которой будут нужны очень уж скрупулезные исследования. Скажем, если клиент пожелает, то и артиста нанять можно для изготовления липового видеофильма или чтобы вместо клиента прошел где-нибудь паспортный контроль. Потому как биометрические паспорта у нас пока не введены и отпечатки пальцев на контроле не сверяют.
      – Выходит, я никогда не смогу доказать вам, что не был ни на какой вашей пустоши, а прилетел только сегодня утром, - усмехнулся Сварог. - Как бы я ни изощрялся в доказательствах?
      Он ровным счетом ничего не понимал из того, что говорит рыжеволосая милиционерша. Далась ей эта пустошь! Что еще за пустошь? Снова Олегова?… Но она говорила правду. А насчет закрытьСварога на несколько лет - это враки. Но ведь как талантливо играет, чертовка. Не будь у Сварога детектора лжи, он бы мог и купиться…
      – Это сущая правда, мистер Беркли, - сказала Дарья. - Все дело в том, что я доверяю своим глазам. На Олеговой пустоши незадолго до прилета вертолета с крупнокалиберной начинкой я видела именно вас, и в этом меня не разубедят никакие живописные кадры и документы с печатями. Дело не только во внешности. Вы никак не могли знать, что попадете ко мне на допрос - это ж каким всевидящим пророком надо быть, чтобы просчитать такое наперед! - и вы не подделывали наперед походку, посадку головы, жесты. Я вижу сейчас перед собой именно того человека, что был на Олеговой пустоши. Знаете, гражданин Беркли, я люблю повторять, что не бывает идеальных преступлений, бывают лишь до поры нераскрытые…
      Зазвонил телефон на столе. Дарья подняла трубку. Долго слушала, не перебивая.
      – Даже так! - вырвалось у нее. - И что говорят врачи? Ага, ага… Еще и это? И что потом? - И после паузы: - А что Василий? Скверно, мальчики… Да, скоро буду.
      Она повесила трубку. Взглянула на Сварога. И что-то поменялось в ее взгляде.
      – Ну вот что, - сухо сказала Шевчук. - Враз стало некогда разводить с вами тары-растобары под сигаретный дым. Получены оперативные данные, что Ольшанский жив и здоров и чего-то там мутит в окрестностях Шантарска. Это усугубляет ваше положение несказанно. Не находите?
      На этот вопрос Сварог ответил выжидательным молчанием. А чем еще ответить? Заметил лишь про себя, хитрая лиса зачем-то слила ему оперативную информацию, которую сливать не полагается ни под каким видом. Тем более - задержанным. И возникает вопрос: зачем слила? Знать бы еще, что за Ольшанский такой…
      – Если невредимым и целехоньким оказывается человек, которого по самую завязку нафаршировали свинцом, который сейчас должен лежать и не рыпаться в морге третьей городской больницы - то чего уж говорить про связанные с вами, мистер, блин, Беркли, странности, - вздохнула Шевчук. - И сдается мне… Скажу больше, я нюхом чую… все мое ментовское нутро и немалый жизненный и профессиональный опыт прямо-таки вопиет про то, что вы имеете прямейшее отношение к расстрелу на Олеговой пустоши и тесно связаны с проказами господина Ольшанского.
      Ну, блин, и дела тут творятся…
      – А еще бойня на трассе, - внимательно глядя Сварогу в глаза, напомнила Шевчук. - И бойня в «Золотой пади»… Или вы тоже к этому никакого отношения не имеете?
      И что, простите, мог Сварог на это ответить?!
      В Африке, кажись, и то спокойнее было, чем в этом вашем Шантарске…
      А Шевчук, видя некоторое замешательство Сварога и чуть ли не наслаждаясь этим, поведала более подробно о трупах на шоссе и в элитном поселке. По-прежнему внимательно следя за реакцией аресте… извините, - задержанного.
      А задержанный изо всех сил старался сохранить лицо.
      «Это - второй, -окончательно уверился Сварог. - Это он, и никто другой. Выходит, он уже давно здесь и уже успел здорово наследить…»
      И еще он уверился: раз этот второйзапросто кладет трупы штабелями, то он и есть демон…
      – Значит, так, - Шевчук по-кошачьи сузила глаза. - Мне глубоко плевать на вас,мистер Беркли, и на вашу английскую «крышу» в виде королевы и свободолюбивого парламента. Можете потом жаловаться в НАТО, писать в Страсбург и в ООН. Это мне фиолетово. Но сперва своего добьюсь я. И ты, массаБеркли-Шмеркли, выйдешь у меня отсюда только после того, как расколешься без остатка, до самого что ни на есть донышка. Скажу тебе по секрету, что ввиду особой важности преступления и особой тяжести содеянного, а также ввиду того, что дело взяли под личный контроль губернатор и наш представитель в Совете Федераций, мне негласно даны особые полномочия. Веришь ты или нет, но у меня в кармане карт-бланш, выданный мне, пусть и неофициально, но зато с очень больших верхов. Мне дали понять, что в методах и средствах могу себя не стеснять. Главное - расследовать в кратчайшие сроки. Подчеркну красной и жирной чертой слово «кратчайшие». То бишь я хочу услышать от тебя признание прямо здесь и сейчас. Ну что, мистер Беркли, или как вас там, будете давать показания под протокол или без оного? Мне, знаете ли, все равно.
      – Мне нечего добавить к тому, что говорил раньше, - малость подумав, сказал Сварог. - Отправляйте уж на свои семьдесят два часа. Да и в чем я должен признаваться-то?!
      – Отправлю. Обязательно, - пообещала Шевчук. - А еще я, пожалуй, примешаю во всю эту историю немножко личного отношения и перегну палку там, где в ином случае, может, и не стала бы. Ты уж извини, иностранец, но я не привыкла, когда меня держат за дуру. Семьдесят два, говоришь? А знаешь, как ты их проведешь в отеле под ласковым названием «Эль-СИЗО»? Весело проведешь. Я тебе по блату выпишу путевку с сопроводительным листком в виде шепотка на ухо сержанту из охраны: мол, есть у нас серьезные подозрения, что сей гражданин как раз и есть тот самый злобный камышанский маньяк, который сперва насилует, а потом душит трехлетних девочек и которого безуспешно ловят вот уже второй год. И намекну, что ежели этого гражданина поместят в пресс-хату то никому никакого урона в служебном плане не выйдет, а выйдет лишь сплошное благолепие и взаимная признательность. А к моим словам и даже полунамекам, знаешь ли, привыкли относиться со всей серьезностью -
      слишком давно тяну лямку. И свой авторитет зарабатывала исключительно горбом, а не каким-нибудь другим местом.
      Шевчук снова закурила, на этот раз Сварогу сигаретку не предложив.
      – Через семьдесят два часа у тебя, иностранец, очко превратится в проходной двор. А лучше сказать, в общественную парашу, и кишки будут свисать из него, из очка, как порванные провода. Я уж не говорю про выбитые зубы, сломанные ребра и прочую мелочевку. А когда тебе потом определят срок… да-да, уж в этом ты не сомневайся, какую-нибудь статеечку мы тебе обязательно подберем, с этим у нас никогда проблем не было и не будет… да вот хоть подельника твоему чернокожему другу из тебя сделаем, мол, на пару вы тех молодчиков на скамейке убивали, а ты еще и науськивал, идейно вдохновлял. И когда ты попадешь на зону с таким аттестатом, как разработанная задница… - Шевчук мечтательно закатила глаза. - Весь срок от параши ни на шаг не отойдешь. Понял? Или ты думаешь, на понт беру и не сделаю?
      «Не сделает, - понял Сварог. - Именно что, мадам ажан, на понт берете». Но, если честно, МХАТ плакал по ней крокодиловыми слезами. У них тут что в Сибири, все менты такие актеры? Куда там Фрейндлих и прочим Тереховым…
      И он сказал деланно усталым голосом:
      – Да отправляй куда хочешь.
      – Идет, - Шевчук загасила сигарету вернулась за стол и нажала что-то на столешнице снизу. - Ладно… Как для иностранца и по женской доброте своей я сделаю для тебя одну поблажку махонькую такую. Я оставлю тебе шанс все прекратить в любой момент. Затарабанишь в дверь: «Спасите-помогите! Готов во всем сознаться!» Спасут и помогут. Но только ежели ты и после этого начнешь лгать и запираться, тогда вернут тебя, голубка, назад, и уж кричи, не кричи…
      Открылась дверь, и на пороге комнаты нарисовался конвоир. Шевчук сделала ему знак рукой подождать.
      – И вот еще что… - она замолчала, словно споткнувшись. Сварогу показалось - задумалась, говорить или не говорить. Но все же сказала: - Твой чернокожий приятель, между прочим, сейчас тоже на пути в следственный изолятор. Или уже в СИЗО. Будете соседями.
      – То есть как? - Сварог от удивления аж привстал. - Он же…
      – Вот именно! Никто ничего не может понять. Укладывали на носилки и вдвигали в «скорую» полутруп. Который, пока везли в больницу, вновь превратился в здорового человека. Рана затянулась, и даже не замечено слабости, обязательной после такой кровопотери. Случаем не знаешь, в чем тут фокус?
      «Подземная пирамида, - мог бы сказать ей Сварог. - Она же Истинная Пирамида, если верить Беркли. Судя по всему, это она передала Пятнице часть своей силы. Или… не только ему?» А еще Сварог подумал о том, что раз Н'генга в следственном изоляторе, то это кардинально меняет его собственные планы. Теперь бежать в коридоре нет никакого смысла, а есть прямой смысл дать себя отконвоировать в СИЗО и бежать уже оттуда. Уже с Пятницей.
      – О чем задумались? - спросила Шевчук, вставая. - Пожалуй, я догадываюсь, в чем дело. Вы-то рассчитывали, что ваш шоколодного цвета приятель замолчал навечно, ну, в худшем случае, надолго, а теперь он может заговорить в любой момент и сообщить что-нибудь, вас напрочь не устраивающее. Не так ли, мистер Беркли? Может, все же желаете что-то рассказать? Тогда давайте быстрее определяйтесь, мне пора ехать.
      – Я уже определился. Отправляйте, куда собирались.
      – Что ж… Будь по-вашему.

По прозвищу «Колдун»

 
      Старший прапорщик был уже в серьезных годах, уже, наверное, и пенсию выслужил, но вот продолжал работать. Отчего ж мужику не работать, ежели здоровье позволяет? Озвереешь сидя дома.
      – Лицом к стене, - скомандовал прапорщик.
      Сварог встал, как велели. За спиной шаркнули по бетону сапоги, чиркнула спичка, потянуло ароматным табачным дымком.
      – Повернись. На, закури.
      Старший прапорщик протянул раскрытый портсигар. Сварог не стал вставать в позу: мол, с вертухаями не курю, вытащил из-под резинки сигарету, прикурил от протянутой спички.
      – Послушай меня, паря, - сказал прапорщик, приглаживая небольшие аккуратные усы. - У меня глаз наметанный, я человека насквозь вижу. И вижу, что ты, паря, человек непростой. Есть в тебе какой-то стержень. Но… Это камера. Не пресс-хата, конечно, но и тут не интеллигентики сидят. Если будешь много выступать - а мне отчего-то кажется, что будешь, - тебя превратят в инвалида. Если ты надеешься на силу или на приемчики, то зря, оставь ты это. В это СИЗО таких Негрошварцеров приводили, что ты против них хиляк из хиляков. Иные храбрились: мол, я на воле по двадцать рыл одной левой раскидывал. Да только никто из этих Шварцеров не выгреб отсюда таким же целым, как вошел, против кодлы из десятка рыл никто не устоит. А здоровье взад никогда потом не вернешь. Хорошенько подумай, стоит ли того твое залупательство.
      – А ты, батя, агитируешь меня по доброте душевной или по обязанности? - напрямую спросил Сварог, щурясь от дыма. - Хотя, спасибо, конечно, за науку.
      – А тебе не все равно, паря? Я вот что тебе скажу напоследок. Я тут всего навидался, паря. И всяких. И к жизни после этого начал относиться, прости за умное слово, философически. Все суета, нет в жизни правды со справедливостью, каждый за себя, и все в таком духе. Короче, никого не жаль, потому как никто тебя самого не пожалеет. А теперь сам думай.
      – Ты мне вот что лучше скажи, старшина, - Сварог с усмешкой посмотрел на прапорщика. - А если бы тебе прямо сейчас предложили махнуть из этого мира да головой в неизвестность? Провалиться куда-нибудь на другую планету, оставив здесь все эти коридоры, надоевший дом в панельной многоэтажке с квартиркой в три шага, провонявшую мочой лестницу, загаженный воздух и химическую пищу? И вперед на волю, где боевой топор ударяет по бедру при каждом шаге коня, где рядом настоящие друзья, где… (он на миг запнулся, не зная, как продолжить, но тут кстати вспомнился Смок Белью) где ты ешь настоящее медвежье мясо?
      – Да ну тебя! - махнул рукой прапорщик. - Я с тобой серьезно, а ты мне вкручиваешь… Ладно, если что - ори в три горла и колоти в дверь что есть мочи. Я тут рядом буду, выручу…
      – Договорились, - сказал Сварог, бросая окурок на пол. - Заводи.
      – Что там шепчешь? Молитву? Правильно. Ну, ни пуха тебе, паря. Давай…
      И Сварог перешагнул порог.
      Старший прапорщик вряд ли обратил внимание, что в коридоре вдруг едва заметно похолодало. Сквозняк гуляет - и всего делов. Прапорщик запер дверь, откинул «глазок», прилип к нему, несколько секунд полюбовался видами камеры, на пару шагов отошел от двери и полез в карман за своим портсигаром.
      Не стал старшина смотреть тюремное кино. «А немало интересного увидал бы товарищ вертухай, чего в кино и за деньги не кажут, - подумал Сварог. - Увидел бы такие яркие картинки, по мотивам которых граждане уголовнички потом еще долго будут предания слагать…»
      Прапорщик мог бы увидеть, как с нар сползают с ног до головы разрисованные зеки и неторопливо, вразвалочку направляются к замершему у порога арестанту. Кто-то из них вертит на пальце цепь, кто-то шлепает об ладонь сложенный пополам ремень, кто-то поигрывает укрытой от всех шмонов выкидухой. Из кодлы обязательно должен вывалиться нагловатый живчик, эдакий всеми признанный спец по болталову с новенькими.
      Ага, вот и вывалился…
      – Ну чё, фраерок, давай знакомиться, - заводила приблизится к «гостю» на расстояние шага. - Поглядим на тебя внимательно и вдумчиво. Познакомимся, поговорим. По «радио» напели, что больно крут?
      Ну дык покажи, покажи! Давай насчет тебя поупражняемся, какой ты в натуре крутой…
      Ясно, что живчик провоцирует Сварога. И от того, какСварог ответит, будет зависеть многое дальнейшее. Испугается - один вариант будущего, начнет понты кидать - огребет по полной…
      Сварог пошел вразрез с советами доброго прапора и кинул понты.
      – Полезай под нары, машенька , -сказал ласково он, - ибо благородному дону западло балакать с пидорами.
      Оскорбление, признаться, было действенным.
      Живчик оглядывается назад, словно ищет подцерки у корешей, и вдруг с неожиданного резкого разворота наносит жуткий удар кулаком в живот, от которого Сварог должен был бы скрючиться в три погибели.
      Да вот только каково же будет удивление уголовника, когда его кулак пробьет пустое место, пройдет сквозь«фраерка»! А новоприбывший гостькак ни в чем не бывало будет глупо и молча перетаптываться там, где стоял. Вся кодла с воплями налетит на «фраерка залетного» и начнет топтать и месить его… Думается, все же пройдет какое-то время, прежде чем постояльцы разберутся, что имеют дело с иллюзией, а не с живым человеком. А когда наконец разберутся… Сложно даже вообразить всю глубину их удивления.
      Ну и напоследок, дабы посеять в их умах окончательный разброд и шатание, фантом рассеется как дым, будто и не было его никогда. И можно голову дать на отсечение, нескоро утихнут споры, было это все или привиделось, и дойдут те споры до драк. И еще долго по тюрьмам будут ходить легенды и байки о каком-нибудь Таинственном Фраере, Привидении старого СИЗО, о Призраке Изолятора…
      Ну, пошутил так Сварог.
      Вот что мог бы увидеть в «глазок» старший прапорщик, а возможно, и услышать, если бы приложил ухо к двери. Но вместо этого он курил рядышком с дверью и что-то тихо бормотал себе под нос. Докурив, бросил окурок на пол, старательно растер носком казенного ботинка, вздохнул, повернулся боком к двери… И в этот момент, прямо по пошлейшим канонам фильмов ужасов, ему на плечо легла рука.
      Прапор медленно повернулся и, когда увидел, кто стоит за спиной, челюсть у него отвисла самым натуральнейшим образом.
      – Не-ет… Чур… - прапор помотал головой и скрюченными пальцами левой руки что-то изобразил перед своим лицом, словно отгонял нечто невидимое. - Как же так… Откуда? Ведь я же тебя…
      Правая рука надзирателя привычно потянулась к висящей на поясе дубинке. Сварог перехватил руку, крепко сжал запястье. Проговорил, глядя глаза в глаза:
      – Не надо, батя, не поможет. Ты вот о чем задумайся. Я мог бы двинуть тебя сзади по голове, забрать ключи, переодеться в твою форму, открыть любую камеру - да хоть бы и пресс-хату! - и забросить тебя внутрь.Представляешь, что бы с тобой было? Я этого не сделал. Покане сделал. Ну, думай, соображай, батя.
      – Ты хочешь, чтобы я тебя вывел отсюда?
      Сварог ухмыльнулся.
      – Не хочу. Надо было бы, я бы вообще не доводил дело до своего заключения в этот неприятный мрачный дом. И когда потребуется, я смогу выйти отсюда и без тебя… Мне нужно другое. В каждой тюрьме есть смотрящий, то бишь главный по узилищу. Король воров, атаман здешних головозеров. Мне всего-то и нужно, чтобы ты отвел меня к нему. Только не говори, что не знаешь, кто атаманствует в вашей богадельне. Ни за что не поверю. И, ей-ей, выполню свою угрозу, закину тебя в камеру к нехорошим, злым уголовникам… А после и без тебя управлюсь со своей задачей. Ты мне тут давеча про философию самосохранения вкручивал. Ну вот! Зачем тебе на старости лет сложности? Хочешь на пенсию выйти инвалидом?
      – А что… кто там? - прапорщик судорожно мотнул головой в сторону камеры.
      – Да какая разница! Некогда объяснять. Ну что, идем? Только душевно тебя прошу, не надо геройствовать, - Сварог легонечко сжал прапорщику локоть и произнес елейно: - Мне больно об этом говорить, но если ты меня подведешь, я вынужден буду очень сильно тебя обидеть…
      Этажи, переходы, забранные решетчатой сеткой лестницы, грохот шагов по железным ступеням, лязгающие двери, однотипные фразы, которыми перебрасываются вертухаи. Одинаково серые коридоры. Они остановились в конце одного из таких коридоров перед камерой с номером 178.
      – Здесь,- сказал, глядя в пол, прапорщик.
      – Как кличут здешнего смотрящего?
      – Погоняло-то? Да Пугач его погоняло. Только, это… Не любит он, когда без приглашения.
      – Ах, вот как значит! Его благородие не любят, когда без доклада! Ладно, пусть мне будет хуже… Открывай, батя.
      Вздохнув тяжко, прапорщик завозился с ключами.
      – Да, вот еще что, - сказал Сварог. - Ежели ты задумал, едва я окажусь за дверью, бежать за подмогой, то одумайся скорее, прошу тебя.
      – Да ничего такого я не задумал! - воскликнул прапор с наигранным возмущением.
      И ведь соврал!
      – Вижу, что как раз так и задумал, - любовно произнес Сварог. - Ну, не стану долго говорить и грозить жуткими карами. Просто скажу, что, поторопившись,ты наживешь себе врага в лице Пугача. Самого Пугача, я бы сказал. Смекаешь? Ведь ты же еще не против здесь послужить верой и правдой? Вот так-то, батя. Ну, открывай…
      По результатам явления Сварога обитателям тюремной хаты можно было бы живописать картину маслом «Не ждали-2». Видимо, и вправду не привык смотрящий по этому каземату, что к нему могут заявиться без приглашения и без согласования времени аудиенции. Вся четверка, что находилась в камере, обернувшись к дверям, застыла в ступоре.
      Сварог огляделся. Камера, в которой обитал смотрящий по изолятору, мало походила на привычные тюремные застенки. Стены завешены коврами (понятно, что не персидскими, а весьма потрепанными и облезлыми, но все же!). В камере имелись холодильник, телевизор, магнитофон, микроволновая печь. На столе перед каждым из заключенных лежал мобильный телефон. Да что там телефон! На кровати валялся ноутбук (Сварог спутать не мог - тесно познакомился с этим чудом за пятнадцать лет шагнувшей вперед техники в гостях у конголезского приятеля Гуго, хозяина частного аэродрома). Стол, за которым культурно отдыхали четверо узников, ломился от еды, которую вряд ли готовили на кухне следственного изолятора и которую вряд ли потом развозил по камерам в своих бачках баландер. Икорка, водочка, балычок, копченая колбаска, фрукты…
      – Как понять сие явление? - наконец нарушил молчание один из сидевших за столом. Мужичок лет пятидесяти, невысокий и сухощавый, с совершенно седыми волосами и волчьим взглядом исподлобья. Никаких сомнений почему-то не было, что это и есть вожак, сиречь тот самый пресловутый Пугач.
      – Кликуха моя Колдун, не слыхал? - Сварог небрежно достал из воздуха сигарету, прикурил от пальца.
      – Гляди, люди, циркача заслали! - воскликнул чернявый, похожий на цыгана хлопчик (у него даже серьга в ухе была). - А чего, это дело, Пугач, да? Мужик пришел скуку нашу скрасить. Может, станцует еще, споет.
      – Завянь, Цыган, - бросил седой. - И чего дальше… Колдун?
      Дальше для усиления эффекта Сварог наколдовал себе кофе - в его руке из воздуха материализовалась дымящаяся чашка кофе с непременным блюдцем.
      – Впечатляет, - лишенным всяких эмоций голосом проговорил еще один, доселе молчавший бритый наголо человек. - Правда, видал я колдовство и похитрее. В восемьдесят пятом с зоны под Печенгой сдернули Матрас с Чухонцем. Зашхерились между бревен в лесовозе. Даже Кио, думаю, такой фокус повторить не сможет. Ну, то ладно, так ведь и дубаки с собаками бегунков не унюхали… А это уже форменное колдовство выходит и чернокнижием попахивает.
      – Это что! - воскликнул, сверкнув белозубой улыбкой, Цыган. - У нас в таборе тетка Натэлла - вот с кем в карты не садись. Заговорит тебя, загипнозит, и ты, как во сне, пробубнишь «Хоре, себе», когда на руках будет какой-нибудь валет с шестеркой, или прикупишь к двадцати на руках еще карту. Вот это цирк, я понимаю! А сигарету из уха доставать и кофе из штанов - это любой баклан смогет, чутка потренировавшись.
      – Вижу, народ вы бывалый, пустяками вас не заинтересовать, - Сварог поставил на пол чашку кофе, так и не сделав ни глотка. - Ну хорошо… Сделаем заход по-крупному Цыган, серьга у тебя золотая?
      – Слышь, Колдун, ты за базаром следи. Я тебе не молдаванин какой-нибудь, а цыган. Туфту не носим.
      – Вот сними и дай мне. Назад получишь. И еще одну такую же.
      – Да ты… За кого он меня держит, а! - Цыган повернулся к пахану, раздался щелчок, и в его руке вдруг сверкнула невесть откуда выскочившая в ладонь выкидуха. - Слышь, Пугач, пора баклана ставить на место…
      Пугач задумчиво поскреб щетину на подбородке. Сварог легко угадывал направление его мыслей. В камере - и не просто в камере, а в наиглавнейшей хатеследственного изолятора, откуда, собственно, и управляется сей изолятор - происходят немыслимые, не укладывающиеся в привычные рамки вещи. Правда, пока ничего угрожающего не просматривается, скорее уж чистой воды развлекалово. В общем, нет причин раньше времени устраивать серьезный разбор, с этим всегда успеется. Пусть сперва залетный чудак покажет свои фокусы…
      – Дай ему серьгу, Цыган. Или боишься, что сопрет?
      – Ха, я ему сопру! Ну ладно, держи, мужик.
      «Мужик» было произнесено с явным подтекстом, и Сварог даже знал, в чем дело (не забыл еще всех особенностей российского воровского жаргона и этикета, почерпнутых им из книжек и общения с сослуживцами). Эдаким макаром Цыган легонько прощупал Сварога на причастность того к воровскому сообществу. Ежели причастен, то на «мужика» должен был возмущенно среагировать: дескать, ты кого мужиком назвал! Сварог усмехнулся про себя - выдавать себя за вора он и не думал. А вскоре Цыгану должно и вовсе стать не до всякой словесной муры.
      Исподтишка подмигнув Пугачу, что не укрылось от Сварога, Цыган вытащил из уха серьгу и протянул Колдуну. Золотая побрякушка оказалась весьма увесистой. Серьга была похожа на старинную. Ага, кажется, даже клеймо имеется, затертое и грязное. Однако некогда сейчас вдумчиво изучать.
      Сварог пробормотал нехитрое заклинание, держа серьгу на вытянутой ладони, и рядом с первой появилась еще одна, точь-в-точь такая же.
      – На, возьми! И найди десять отличий. Или хотя бы одно, - Сварог отдал Цыгану золотые побрякушки.
      – Слышь, братва, в натуре рыжье! - Цыган, в лучших традициях трактирщиков, попробовал сотворенную Сварогом серьгу на зуб. - Рыжье, чтоб мне не жить! И один в один моя серьга, вот и царапинка точь-в-точь такая же. Слышь, Пугач, этого не может быть, это же еще дедовская серьга, она ж старинная! Второй такой не было!
      – Я тебе и третью такую же сделаю прямо сейчас, - спокойно предложил Сварог.
      – И сделай, - не менее спокойно сказал Пугач. - А мы посмотрим.
      Сварог без труда создал еще одну копию золотой побрякушки.
      – А чего-то холодно стало, - поежился Цыган.
      – Побочный эффект, научно выражаясь, - сказал Сварог. - Ну что, уважаемые, есть интерес к разговору?
      – И много таких можешь налепить? - бритый наголо человек уже не сидел за столом, а поднялся на ноги и в возбуждении ходил между нарами и столом.
      – Сколько угодно, - сказал Сварог. Бритый присвистнул.
      – Тогда с тобой можно мутить дела.
      – Иди к столу, - решил Пугач. - Цыган, пересядь на шконку, дай человеку стул.
      Когда Сварог сел, пахан спросил:
      – Ты кто и откуда такой? Почему о тебе не слышал?
      – Из Конго я, - сказал Сварог. - Страна такая в Центральной Африке. Кликуха, как сказал, Колдун. Отец - бывший советский военспец. Так уж вышло, что ребенком попал в одно лесное племя. Из-за войны попал, там в Африке кругом война. В племени моим воспитанием занимался шаман, кое-чему научил. Буду Слышали про такое?
      Пугач посмотрел на четвертого своего кореша, который пока не проронил ни слова. В ответ на взгляд пахана, тот кивнул.
      – Ну, ну, - Пугач вновь перевел взгляд на Сварога. - И чего еще умеешь?
      – А тебе мало разве? Могу и еще кое-что… Много чего могу. Отсюда выйти могу в любое время. И вывести могу, кого угодно.
      – Ну, это не колдовство никакое, - хмыкнул Пугач. - Я сам кого хочешь отсюда выведу, была б нужда. А как сюда попал, за что замели?
      – Да он по фене не ботает, Пугач, ему толмач нужен…
      – Заткнись, Цыган! - прикрикнул Пугач. - Будешь вступать с ариями, когда я разрешу.
      – Замели не меня, - пояснил Сварог, - а кореша моего африканского, за ним я сюда и пришел…
      – Погоди-ка, погоди, - Пугач внимательно взглянул на Сварога. - Это не тот ли негрила, про которого маляву час назад отстучали?
      – Если негрила и час назад, то это он самый и есть, - кивнул Сварог.
      – Его же упаковали за тройное мочилово, - сказал бритый. Усмехнулся: - Серьезный у него корефан, Пугач.
      – И чего ты от меня хочешь, Колдун, за чем ко мне пришел? - спросил Пугач.
      – Мне нужно выйти отсюда вместе с моим корешем. Прямо сейчас. Не откладывая.
      – И всего-то? - с иронией спросил Пугач. - А может, тебе еще и подогрев организовать в дорогу? И «корову» с собой в придачу отправить? Ты, похоже, не догоняешь, Колдун, что это за громадина с решетками, собаками и сапогами - своего рода учреждение, директором которого я поставлен. Власти у меня, ясно дело, тут немало, но я поставлен,сечешь? Людьми поставлен следить за порядком. И меня могут точно так же снять, как любого директора, если я на своем месте накосячу И вот скажи, зачем мне все твои сложности?
      – Скажу, - Сварог говорил, глядя Пугачу прямо в глаза. - Я все равно добьюсь своего. И твои архаровцы ничего мне не смогут сделать. Надо будет, я превращу эту тюрьму в ад, но прорублю путь на волю себе и моему товарищу. Развалю до кирпича эти домики, если понадобится… Твое дело, верить мне или нет, но как я сказал, так и будет. Это первый путь.
      – А второй? - спросил Пугач, сминая пальцами мундштук «беломорины».
      – Второй - договориться с тобой ко всеобщему удовольствию сторон.
      – И в чем будет мое удовольствие?
      – Во-первых, спокойствие во вверенном твоему попечению хозяйстве. Думается, тебе мало перепадет радости от бурных потрясений на хозяйстве. Комиссии потом понаедут, твои начнут шептаться, «не удержал», мол…
      – Слышь, Пугач, а он никак на понт берет! - крикнул чернявый. - Нас!
      – Отзынь, Цыган! Дослухаем товарис чадо конца, - Пугач мял, мял «беломорину» и довел до полной непригодности к курению. Пришлось выбросить в пепельницу. - Ну допустим, Колдун… всего лишь допустим, что я к тебе прислушался. Только позволь усомниться в твоих терминаторских способностях…
      – А ты спроси прапора, что околачивается за дверью, как я добился, чтобы меня привели в твою камеру. Полагаю, сомнений у тебя убавится. А пока я перейду к обещанному «во-вторых». Во-вторых, все будет оплачено по высшему тарифу. Я тебе предлагаю отличный гешефт. Или, на новый манер говоря, бизнес. Побег в обмен на золотой дождь. Ты отправляешь со мной кого-нибудь, или отправляешься сам, или поручаешь своим доверенным людям на воле. Думаю, договориться, чтобы твои люди на воле в кратчайшие сроки раздобыли алмаз - для тебя никакая не проблема. Примерная стоимость алмаза тебе известна. Я скопирую для тебя десять таких алмазов. Это с лихвой покроет затраты на побег двух арестантов и даже моральный ущерб. Ну, что скажешь? Пугач молчал, задумчиво катая по столу новую «беломорину». Какие мысли крутились под черепной коробкой пахана, узнать Сварог не мог. Зато чуть позже он сможет узнать, станет ли ему врать смотрящий. А это дорогого стоит.
      – Побег провернуть - дело плевое, - наконец заговорил пахан. - Вас обоих определят в местную больничку. У одного внезапно прихватит сердце, у другого, допустим, откроется острый аппендицит. А из больнички ход на волю у нас уже готов…
      – Слышь, Пугач, - вставил слово бритый наголо уголовник, - ты что всерьез…
      – Ты че, Гоша, хочешь поучить меня дела вести? - Пугач сказал это так просто и так спокойно, будто означенный Гоша спросил у него - сколько времени. И снова обратился к Сварогу: - Значит, Колдун, вот как решаем. Слов нет, предложение твое заманчиво. Мнеоно нравится. Ты говоришь, отец у тебя военным был? Значит, должен понимать про дисциплину с субординацией. У насона похлеще воинской будет. У меня тоже свои командиры имеются, и я поперек них по-важному решать не могу. А ну как вы с твоим чернокожим корешем в делах против братвы замешаны, а верить тебе на слово я никак не могу… Короче, я тут по мобиле перебазарю с нашими, а тебя пока устроим в хате со всеми удобствами. Там отдохнешь, а по ходу цацек золотых наколдуешь, чтобы было чем подкормить вертухайских шакалов. Ну и после снова посвиданькаемся и обкашляем все окончательно. Устраивает, Колдун, или станешь бурно возражать?
      – Вполне устраивает, - соврал Сварог.
      Собственно, он мало надеялся на удачный исход переговоров с тайным хозяином тюрьмы, предполагая, что в лучшем случае процесс может затянуться надолго (что никак Сварога не устраивало), а в худшем и наиболее вероятном случае - его попробуют обманом и хитростью оставить при изоляторе (а если потребуется - и силой), чтобы он пополнял общак скопированными деньгами и золотыми побрякушками. Зачем такое нежданно привалившее счастье отпускать от себя на волю к чужим хапужистым дядям? Все это Сварог прекрасно понимал, и плевать ему было по большому счету, что там надумает смотрящий по тюрьме, какую поганку сочинит. Сварог пришел к Пугачу совсем для другого. Он пришел, чтобы увидеть «черного хозяина тюрьмы», услышать его голос, запечатлеть манеру того вести разговор, запомнить, в конце концов, отдельные излюбленные словечки пахана, а также усвоить некоторые характерные обороты воровского жаргона, которых не знал и знать никак не мог. Все, что хотел, Сварог уже увидел и услышал и вполне мог приступать к задуманному.
      Задумку никак нельзя было назвать оригинальной - однажды Сварог проделывал точь-в-точь то же самое. Он бежал из Равены со Странной Компанией, придав Шедарису облик короля Конгера. Здесь же Сварог намеревался самого себя выдать за… ну, тоже можно сказать за короля - короля тюремных воров. Кстати, и здесь их путь лежит на аэродром, как было и в Равене. Правда, в тот раз аэродром был стратегического значения, охраняемый драгунами и снольдерскими мушкетерами, здесь же им всего лишь нужно будет попасть на территорию местного аэроклуба, где если и есть охрана, то состоящая из пары-тройки полусонных вохровцев. Впрочем, сути дела это не меняет.
      Когда знакомый Сварогу прапорщик откроет дверь, он увидит перед собой не Сварога, а Пугача. «Пугач» велит отвести себя в камеру, куда посадили чернокожего арестанта: мол, потолковать надо с человеком. «Да не боись, начальник, через дверь и под твоим надзором». Возле камеры, где томится Пятница, старшего прапорщика придется со всей возможной аккуратностью выверенным ударом уложить на бетон, а потом перенести в укромное местечко, чтобы какое-то время полежал в уголке, отдохнул и подумал, не пора ли и в самом деле на пенсию, домино во дворе осваивать. А Сварог, надев на себя личину старшего прапорщика, поведет во двор Н'генга в приданном ему обличье Пугача. После первого же встреченного ими вертухая Сварог поменяет личину Н'генга на личину этого вертухая. И во двор изолятора выйдут двое работников внутренней охраны СИЗО. И кто, скажите, их не выпустит за ворота? Какая падла посмеет не выпустить?!
      Вот такая комедия переодеваний. Или, если угодно, - театр эпохи Возрождения.
      В общем-то, Сварог мог уже прощаться с Пугачом и валить на выход. Тем более пахан вот уже добрую минуту выразительно смотрит на него, явно дожидаясь, когда Колдун поднимется и почапает к двери. Однако Сварог подумал, что, поскольку разговор клеится вполне нормально, не мешает на несколько минут подзадержаться, немножко поболтать с авторитетным и знающим человеком и кое о чем аккуратненько выспросить. Глядишь, кое-что полезное между строк и высверкнет. Дарья Андреевна Шевчук, помнится, упоминала некоего Ольшанского, почему-то думая, что «задержанный Беркли» с ним связан какой-то таинственной криминальной связью…
      – А фамилия Ольшанский вам ни о чем не говорит? - спросил Сварог.
      – Ты знаешь Привратника? - без всякого интереса отозвался Пугач. - Или, по-другому говоря, Ольшанского Сергея, как там его… Алексеевича, что ли?
      – Уж не за тем ли ты заявился к смотрящему? - прищурился бритый.
      Сварог не ответил.
      – Ну, допустим, знаю, - сказал Пугач. - Я тут знаешь ли, обо всех странностях бытия в числе первых узнаю. Слушок сего дня прошел, что он жив. Совсем свеженький слушок - и часа ему нет. И вдруг появляешься ты. Странно?
      – Сдвинулся Привратничек на своем Аркаиме, - встрял Цыган, но одернут паханом не был. Пахан о чем-то крепко призадумался.
      Ого! Воры, оказывается, тоже про Аркаим знают!
      Так придется задержаться, поговорить еще малость…
      В общем, посещением шантарского СИЗО Сварог остался вполне доволен. Спасибо вам, Дарья Андреевна. Во-первых, он многое узнал про Ольшанского, еще одного искателя Аркаима, одержимого какой-то идеей, связанной с этим местом, - а такой информацией пренебрегать ни в коем случае нельзя. Во-вторых, выяснил, где этот Аркаим примерно находится - пока Ольшанский окончательно не съехал с катушек на этой теме, они с Пугачом, бывало, общались (было у них много общего в прошлом; но потом Привратник перекрасился, заделался коммерсом, а смотрящий изменять воровским принципам не захотел), так вот Ольшанский Пугачу все уши прожужжал про этот Аркаим, карты какие-то показывал, так что Пугач и кое-кто из воров были более-менее в курсе этого доисторического городишки…
      Да и покинуть СИЗО оказалось делом достаточно простым: Сварог в обличье Пугача выпустил Пятницу из камеры, успокоил доброго прапора часика на два (ну, извини, отец) и, меняя личины как перчатки и на себе, и на туземце, совершенно беспрепятственно вывел Н'генга за территорию тюряги. Даже обидно как-то стало: из СИЗО выйти оказалось легче, чем туда попасть… Неинтересно.
      Сварог поймал частника (где-то теперь честный водитель? И где теперь Гуго?), и через полчаса они уже стояли на территории частного аэроклуба, обозревая вертушки, ждущие на небольшом поле в отдалении. Семь штук, неплохо.
      И тут его ждал очередной приятный сюрприз: возле входа в здание администрации, но чуть в сторонке, чтоб зря не светиться, топтался Гуго.
      – Вот уж не ожидал! - искренне обрадовался Сварог. - Ты-то как тут оказался?
      – Так мы ж сюда вроде и собирались! - чуть опешил Гуго. - Тот таксист сказал: аэроклуб «Сибирские витязи», вы сказали: завтра. Я потом спросил, о чем это вы там? Вы перевели… Вот оно и завтра, и вот я здесь… - он вдруг виновато потупился. - Сэр, сегодня утром, там, возле этого дома… я не думал, что… я просто на минутку…
      – Ладно, забудь. Прощаю, - сказал Сварог. - Я сам виноват, надо было четкие инструкции давать. А за то, что, не зная русского, нашел это место - объявляю благодарность.
      – Рад служить, сэр!
      – А если б я не сейчас приехал? Ты бы так и торчал перед клубом? Мы, между прочим, в тюрьме были, настоящей, русской. А если б я оттуда не выбрался?
      – Вы, сэр, не выбрались бы? - широко ухмыльнулся Гуго. - Вы?Ха-ха!
      – Ну, вперед.
      В пятнадцать часов по шантарскому времени в кабинет директора аэроклуба «Сибирские витязи» вошли трое посетителей. Директор давно занимал свое кресло и всяческих персонажей повидал здесь в достатке и переизбытке: начиная от скоробогачей, вечно пьяных, вечно увешанных золотом и хохочущими девицами, и заканчивая приехавшими за русской экзотикой иностранцами. И разных бандюганов, кстати, тут тоже перебывало предостаточно. Однако он, бывший летчик-испытатель, привыкший полагаться на интуицию, которая не раз его вытаскивала из самых гиблых передряг, вдруг каким-то непостижимым образом почувствовал, что эта троица опаснее всех прежних его гостей.
      Хотя, на первый взгляд, вроде бы вполне мирная и даже где-то смешная троица: несколько нелепого вида негр с глазами, в которых навсегда застыло удивленное выражение; похожий на Данди-Крокодила, мерно перемалывающий во рту жвачку тип с оловянным взглядом и вполне приличного вида господин, одетый в явно дорогой черный костюм, черные с золотыми пряжками туфли и черную рубаху. Ничего вроде бы угрожающего… Однако интуиция однозначно говорила директору - ни в коем разе не стоит с ними связываться. Ну а когда главный в этой троице, представившийся мистером Беркли, английским профессором археологии («Не удивляйтесь моему языку, господин директор, у меня русские корни»), изложил свою просьбу, директор еще больше укрепился в своем убеждении.
      – Вертолет? - переспросил директор, чтобы потянуть время и придумать, как бы половчее отказать. - Арендовать хотите? До Аркаима лететь? Далеко, однако, вы собрались…
      Но и Сварог в свою очередь понял настроение сидящего перед ним директора. По глазам догадался.
      – Вы беспокоитесь о сохранности летающего железа? - напористо спросил Сварог. - Есть такое понятие, как залог, верно? Вот в этот сейф, - Сварог вытянул руку в направлении железного ящика в углу кабинета, - я положу вам сумму, равную стоимости новоговертолета. И это не считая денег за аренду машины. Погода летная. Дозаправляться нигде не нужно, топлива в баках хватит на дорогу туда и обратно, исправных машин у вас много, даже выбор есть, пилоты изнывают от желания лететь, - по дороге сюда я уже переговорил с вашим персоналом. Ну! Найдите хоть одну причину для отказа!
      – Не знаю… Предчувствие… - директор откинулся на спинку кресла. - Вы верите в предчувствия?
      – Еще как, - серьезно сказал Сварог. - И что вам шепчут предчувствия?
      – Шепчут про беду. Однажды я не прислушался, жалею до сих пор. Погиб человек. Теперь я дую на воду.
      – Понятно, - кивнул Сварог. - Я утраиваю вознаграждение за аренду вертолета.
      – Все равно я вынужден вам отказать, - выдохнул директор. - Даже несмотря… несмотря ни на что, на любые условия. Думаю, в другом месте вы получите желаемое.
      – Понятно, - еще раз произнес Сварог. - Только времени у нас мало…
      – Местному боссу что-то не нравится? - по-английски спросил стоящий за креслом Сварога Гуго.
      – Да, Гуго, ты прав.
      – Как говорил Деверо, чтоб ему на том свете досталась не самая горячая сковорода, наши рожи не могут нравиться всем подряд, но тем, кому они не нравятся, понравятся наши револьверы, - вот такой тирадой разразился Гуго.
      – Извините, - вновь перешел на русский Сварог и улыбнулся директору, - а могу я для разговора с вашим персоналом воспользоваться вашей личиной? - И вновь перешел на английский: - Гуго, твой выход…

О способах ведения деловых переговоров

 
      На стоянку перед кафешкой неторопливо въехала не первой свежести темно-синяя «Нива» с тонированными стеклами, остановилась в сторонке от джипов. Распахнулась пассажирская дверца, и на свежий воздух выбрался невысокий пожилой крепыш (хотя и с изрядным брюшком) вида насквозь кавказского. С эдакой напускной ленцой огляделся и двинулся к беседке. Серьезный и целеустремленный. В черных брючках и черных штиблетах, зато в белой рубашке и при белых носках.
      – Вижу, - сказал Ольшанский Ключнику. - Ты его знаешь?
      – Первый раз вижу.
      – А вы? - это уже к Сварогу
      – Еще не хватало. Ключнику:
      – Ну, будь начеку.
      – Как всегда, Сергей Александрович… Сварогу:
      – Вы со мной?
      – До какой-то степени, - сказал Сварог. Чернявый приблизился к их столику, охрану и Ключника игнорируя напрочь, без улыбки и приветствия осведомился с характерным акцентом:
      – Разрешите?
      Причем обращался он исключительно к олигарху.
      – А чего ж нет, - вежливо сказал Ольшанский, прищуриваясь. - Садитесь… Коньячку?
      – Э, это разве коньяк? - чуть поморщился кавказец и сел на свободное место. - Это позор, а не коньяк. Меня Тенгиз зовут.
      – Безмерно рад. Сергей Александрович. Чем обязан?
      – Чем обязан… - чуть усмехнулся Тенгиз. Потом неторопливо обвел взглядом территорию кафе и всех присутствующих, не забыв Ключника, Лану Сварога и трех охранников. Причем, когда он глянул на Сварога, у того тихо бренькнул сигнализатор опасности. - Я просто спросить хочу. Вот что я тебе скажу, Сергей Александрович… Допустим, у тебя стадо овец. И кто-то просит тебя продать ему овцу за мешок золота, на которое можно купить и весь твой кишлак, и все окрестные. Ты согласишься, продашь?
      – Продам, - чуть помолчав, ответил Ольшанский. - Только сначала спрошу: а зачем ему моя овца.
      – Чем обязан? Вот тем ты мне и обязан, - бесхитростно пожал плечами Тенгиз. - Скажи, зачем тебе мое кафе за мешок денег?
      – Это твое кафе?
      – Это - мое. Я - хозяин. И еще восемь вдоль дороги… И вот приезжают ко мне Руслан с братом, говорят: кто-то только что за сто тысяч купил мое кафе. Мое,Сергей Александрович, а не Руслана. За сто тысяч купил. Вот что я и хочу спросить: это нормальная цена за одного барана?
      «Сто?» - на мгновенье удивился Сварог, прекрасно помня, что Ольшанский оценил забегаловку в двести тысяч. Но потом вспомнил людскую натуру и удивляться перестал.
      – Это та цена, которую предложил я и на которую Руслан с Ахметом согласились, - жестко сказал олигарх, внимания на сумме не акцентируя.
      – Брат, я же не упрекаю! - всплеснул руками Тенгиз.
      Краем глаза Сварог заметил, как Ключник едва заметно дернулся при слове «брат». Ольшанский же был - сама невозмутимость.
      – Я не спрашиваю, почему так много денег! Я не спрашиваю, откуда у тебя столько денег! Я просто спрашиваю: зачем?
      «Переигрывает, - отметил Сварог, подцепляя на вилку немного красной икры и даже не включая детектор лжи. - Интересно, а Ольшанский это чувствует? Ну разумеется…»
      – Потому что я Ольшанский, - весомо ответил олигарх. - Потому что мне так захотелось.
      – Ольшанский, Шмолыпанский! - махнул ладошкой Тенгиз, и Сварог понял, что эта фамилия ничего Тенгизу не говорит.
      Нуда, нуда… Вот она, известность: все тебя знают - кроме какого-то мелкого содержателя нескольких забегаловок вдоль трассы. Которому и знать-то про тебя не обязательно, потому как плаваете вы на разных глубинах…
      – Это не ответ, брат. Зачем тебе «Руслан», а?
      – А тебе что за дело, а?
      – А то дело, дорогой, что есть у меня к тебе коммерческое предложение.
      – Если коммерческое, то излагай.
      Ольшанский набулькал себе коньячку, выпил, смачно закусил шашлыком, зубами снимая кусок прямо с шампура.
      Тенгиз, нахмурившись, понаблюдал, как он жует, потом сказал негромко, буквально взял быка за рога:
      – Я так понимаю, что ты человек не бедный. Деньги у тебя есть. Это хорошо. Мужчина без денег - все равно что… - Тенгиз пощелкал в воздухе пальцами, подыскивая сравнение, - все равно что сациви без курицы, да? И если ты покупаешь это кафе за деньги, и без документов, и без нотариуса, то ты можешь купить и больше, да? Молчишь. Правильно молчишь, не надо лишних слов, - обеими пятернями он, как граблями, пригладил волосы на голове. - Я, Тенгиз Абдуллаев, предлагаю тебе хорошо заработать, Сергей Александрович. Купи у меня все кафе на трассе, да? Дорого не возьму, да и, как говорится, оптом дешевле, мамой клянусь. Девять кафе - и ты в девять раз богаче, а? Подумай, дорогой, это большие деньги…
      – Спасибо, уважаемый, - едва заметно улыбнулся Ольшанский, вытирая губы салфеткой. - Я одно купил - мне достаточно…
      – Э, зачем торопишься? - поморщился кавказец. - Я же еще цену не назвал! А вдруг тебе понравится?
      – Послушай, - сказал Ольшанский, и улыбка его мигом стерлась, а в голосе прорезалась сталь. - Мы с партнером разговаривали о серьезных вещах. Потом приходишь ты и перебиваешь. Да? Так дела не делаются. Если хочешь серьезно говорить - приходи завтра ко мне в офис, побеседуем, обсудим, поторгуемся… А сейчас зачем мешаешь?
      Сварог не мог не восхититься. Теперь он понимал, каким именно макаром Ольшанский заработал себе репутацию и, собственно, деньги: с каждым клиентом он говорил на его, клиента, языке… И теперь в речи Ольшанского появились отчетливые кавказские интонации, хотя и без всякого акцента.
      Интересно, какие нотки появились у него во время матча Ольшанский - Сварог. Сам Сварог, по крайней мере, ничего неестественного в речах олигарха не заметил…
      – Я мешаю? - деланно удивился Тенгиз. - Это мое кафе! Мои стол, лавки, еда. Я хозяин, а ты - гость, так почему не уважаешь дом, в который пришел…
      – Ну так и веди себя как хозяин! - резко наклонился вперед Ольшанский, и сталь в его голосе превратилась вовсе уж в дамасскую: - Ты зачем горы позоришь? Мы гости, дай покушать спокойно, поговорить, потом спрашивай!…
      – Так ты ж не просто гость, - растянул губы в ухмылке Тенгиз. - Ты думаешь - денег дал, значит, дом твой. А я еще не сказал, что этот дом - твой.
      – Ахмет взял деньги, - напомнил Ольшанский.
      – Слушай, кто такой Ахмет? - всплеснул руками Тенгиз. - Директор? Владелец? Ахмет никто. Ты мог деньги дать кому угодно, и что теперь?
      – Хорошо, - сказал Ольшанский. - Твое кафе - пусть остается твое. Верни деньги, и разойдемся.
      – Э, что говоришь! Сначала дал деньги, теперь забрал… Потом снова дашь и снова заберешь? Так мужчины не делают…
      А Сварогу вдруг стало невообразимо скучно. Боже мой, телевизоры во всю стену уличные телефоны в кармане у каждого второго, не считая каждого первого, отдельные дома, тачки вовсе уж умопомрачительные - ну чем не Америка? А дешевый наезд как был дешевым наездом, там им и остался…
      – Мне не нужны твои точки вдоль трассы, - с нажимом повторил Ольшанский. - Ни еще одна, ни четыре, ни все девять. И эта, по большому счету, не нужна. Оставь ее себе… И деньги оставь.
      Тенгиз задумчиво сдвинул брови.
      – Ты странный человек, Сергей Александрович, - протянул он. - Кафе не нужны, деньги не нужны… А вот я человек бедный, я человек приезжий. Меня милиция останавливает, налоговая придирается, СЭС эта, чтоб ей провалиться, все время приезжает, чуркой нерусской на улице называют… Мне нужны деньги, Сергей Александрович.
      – Чего тебе надо, Тенгиз, а? - устало спросил Ольшанский.
      – Купи мои кафе. Клянусь, не прогадаешь.
      – Не хочу, Тенгиз, - с ленцой только отобедавшего льва сказал Ольшанский. - Просто - не хо-чу И денег я тебе больше не дам. Я, видишь ли, не подаю.
      – Ай, как нехорошо говоришь, - расстроился Тенгиз. - Я к тебе по-доброму с деловым предложением, а ты - «не подаю». Я не прошу подачек! Слушай, а можно я попробую тебя убедить?
      – Ну? - без всякой заинтересованности сказал Ольшанский и налил себе еще коньяку.
      – О, это правильный разговор! - тут же обрадовался кавказец. - Вот. У меня есть несколько доводов. Первый довод вон там, - короткий волосатый палец вытянулся в сторону мирно стоящей «Нивы». Тонированные стекла были чуть приопущены. - Точнее, там целых три довода. И все три калибра 7.62, и все три сейчас смотрят на нас. Еще один довод, - палец устремился в направлении крыши, - с СВД. Это очень меткий довод, он в Чечне работал. И смотрит он вот на него, - палец указал на Ключника. - Потому что, мне так кажется, что этот твой друг - опасный, как гремучая змея. Самый опасный из всех твоих друзей. Ну и последний довод с гранатометом сидит за хозблоком… Ну что, Сергей Александрович? Как тебе мои доводы?
      Причем все это было сказано спокойно и неторопливо, словно Тенгиз скромно хвастался достоинствами своей забегаловки: туту нас, дескать, кухня, а тут, извольте видеть, сортир.
      Ничего себе!
      Даже Сварог такого не ожидал. Автоматы - это уже серьезно. Не для него, конечно, но - вообще, для ситуации…
      – Послушай, мил-человек, - сказал Ключник, но вовсе не из-за спины Сварога, а откуда-то справа. Сварог изумленно замотал головой - а, вот где он! Телохранитель, оказывается, незаметно успел переместиться под прикрытие беседки и теперь держал Тенгиза на мушке, сам оставаясь недосягаем для возможных автоматных очередей. - Я ведь могу тебя свинцом накормить по самые гланды, прямо сейчас, и никакие автоматы не спасут.
      Молодец, Ключник, даже Сварог не заметил, когда, в какой момент он совершил этот маневр…
      – Спокойно! - поднял руку и громко сказал Ольшанский, обращаясь и к Ключнику, и к троице охранников, которые Тенгиза не слышали, зато увидели маневр начальника охраны и тоже схватились за оружие. - Мы сами разберемся!
      Лана вот малость подкачала, от неожиданности грохнула выпавшей из пальцев вилкой о стол, но на лице сохранила все же полное равнодушие - не иначе, полагала, что не следует вмешиваться в игрушки взрослых дядь. (И правильно полагала, между прочим.) Как на столь милое сообщение отреагировал Ключник, Сварог не видел, тот находился за его спиной, а за спиной сейчас было тихо и покойно. И это было хорошо.
      Больше же всего Сварог опасался неправильной реакции олигарха. Если тот сейчас взбрыкнет, станет качать права, вспомнит о своей олигаршьей неприкосновенности… Конечно, Тенгиз лишь угрожает, вряд ли он решится открывать пальбу, но если Ольшанский поведет себя глупо, то нервы горячих кавказских парней в «Ниве» могут и не выдержать. И пальцы на курках могут дрогнуть.
      Но Ольшанский остался невозмутим. То есть настолько невозмутим, словно кавказец говорил самые банальные вещи. Словно кавказец действительно всего лишь хвалил кафе перед заезжими гостями: тут кухня, тут сортир… Выдержки олигарху было не занимать, и не с такими наездами сталкивался, должно быть. Вот только маленький, но гордый Тенгиз о том не имел ни малейшего представления.
      Что ж, искреннее браво, олигарх…
      – Это правильно, Сергей Александрович, - не очень уверенно сказал кавказец: реакция олигарха оказалась совсем не такой, какую он ожидал.
      – В самом деле, Тенгиз, - сказал Ольшанский. - В конце концов, твое желание получить много-много денег на халяву вполне понятно…
      Он согласно покивал доводам Тенгиза, потом, к немалому и плохо скрываемому удивлению хозяина кабака, подцепил вилкой немного салата, тщательно прожевал, прислушиваясь к вкусовым ощущениям. И вполне дружелюбно сказал:
      – У тебя вкусный шашлык, Тенгиз, спасибо. Но немного недожаренный. Сыроватый малость. Готовить надо тщательнее.Ведь если начнут лупить из автоматов или, не дай бог, из гранатомета, так ведь и тебя положат, дорогой ты мой… А тебе это надо?
      Вот так.
      Ай, молодца олигарх. Чувствует человека так, что любой штатовский психоаналитик, прознай он про такого самородка из сибирской глуши, немедля сиганул бы со своего сорокового этажа на мостовую. От зависти. Правильно Ольшанский все это сказал, ровно и наплевательски. Что Тенгиза из колеи и выбило. Русские должны были испугаться. Русские должны были хотя бы вступить в переговоры, поторговаться, попросить отсрочки, в конце концов - начать ругаться и наезжать… А русские оставались совершенно равнодушны к доводам.Тенгиз пару секунд сидел с приоткрытым ртом, а когда вознамерился что-то возразить, в дело, повинуясь некоему внутреннему толчку, вступил до сих пор молчавший Сварог
      – Так ведь нету никакого гранатомета, мессир, - почтительно сообщил он Ольшанскому. Потом отломил кусочек лаваша и закинул в рот. - И снайпера на крыше отродясь не было… Автоматы есть, спорить не буду, три штуки в машине. А вот все остальное - блеф наипростейший. Тут наш южный друг попросту соврал. - Он посмотрел в глаза Тенгизу добивая того: - Так что - поздравляю вас, гражданин соврамши. Южный друг буркнул:
      – Эй, откуда знаешь?… - и прикусил язык.
      – Ну!… - укоризненно воздел руки Ольшанский, мигом подхватывая игру и не давая кавказцу слова сказать. (То есть это он так думал, что игру - Сварог ведь говорил чистую правду, но олигарх-то того не знал! И Сварог опять мысленно поаплодировал буржую: грамотно тот подхватил, вовремя и в тон, и даже тени сомнения в его словах не проскользнуло.) - А ты говорил, дорогой, что, мол, честное коммерческое предложение, мамой клялся, прибыль обещал… Что ж ты обманываешь, а, Тенгиз? Где гранатомет, а? Где снайперка? Нет, где, я тебя спрашиваю?… Молчишь… Врешь, значит… Нехорошо обманывать. И что ж нам теперь с тобой делать?
      Лицо Тенгиза серело на глазах. Лицо Тенгиза на глазах теряло уверенность и значимость.
      А тут еще добавила и Лана. Совершенно трезвая Лана. Мгновенно придя в себя и тоже включившись,она томным голосом изнеженной дамы из высшего света изрекла:
      – Да голову ему оторвать, и все дела…
      А Сварог тем временем, специально для кавказца, родилиз воздуха сигарету и прикурил ее, как обычно. От пальца.
      В общем, хэппеннинг на тему бессмертного произведения оказался разыгранным как по нотам.
      Тенгиз был повержен и растоптан.
      Потом Сварог спрашивал себя: как так получилось, что они, не сговариваясь, буквально несколькими фразами и одним не самым хитрым фокусом сразиликавказца? И ответа не находил. Как-то не воспринялась угроза Тенгиза всерьез, вот в чем дело. Просто очень уж не соответствовали его автоматно-снайперские доводыокружающему благолепию - пустынная трасса, небольшой кабачок на обочине, вкусные шашлыки. И рассказу Ольшанского его доводы не соответствовали… Аркаим, Атлантида, конец света, предназначение - и вдруг гранатометы, «калаши» какие-то, СВД на крыше. Доводыэти показались слишком уж примитивными.
      Сварог, пуль не боявшийся, просто развлекался, кидая реплики, подвыпивший Ольшанский, надо понимать, развлекался, подсознательно уверенный в статусе неприкосновенности всеми почитаемого олигарха, а Лана подыгрывала им, уверенная в них обоих и в Ключнике…
      В общем, закончилось все комедийно.
      – Ты не прав, Тенгиз, - сказал Сварог. - И не мешай нам, пожалуйста, душевно тебя прошу. Потому что тогда я подниму ее еще выше, метров на двадцать… И отпущу.
      – Кого поднимешь? - нахмурился окончательно сбитый с толку Тенгиз. Он уже понял, что зашел в гости совершенно не к тем людям, и теперь лихорадочно думал, как достойно выйти из положения.
      – Да ее вон, - и Сварог показал пальцем.
      Тенгиз повернулся… и издал что-то вроде хрюка. «Как бы его кондратий не хватил», - с беспокойством подумал Сварог.
      Палец указывал на «Ниву», которая висела в воздухе, сантиметрах в двадцати над площадкой.
      Зрелище, что и говорить, производило впечатление. Магическим манером лишенная веса, машина слегка покачивалась и медленно взмывала все выше. Тень от нее лежала на земле черным пятном.
      – Э, не надо, опусти, слышишь?! - прошептал Тенгиз, не в силах оторвать взгляд от воспарившего авто. - Мамой клянусь, не буду стрелять!
      Абреки в «Ниве», надо думать, поняли, что происходит что-то не то, открылась дверца, выглянул чернявенький юноша, посмотрел вниз, заверещал что-то по-своему и дверцу захлопнул. Машина закачалась еще сильнее. Ну чисто «Бриллиантовая рука»: «Спокойно, сядем усе!»
      «Нива» тем временем уже взяла планку в полметра.
      – Мамой клянусь! - уже громче повторил Тенгиз. - Не надо! И деньги не надо!…
      Сварог плавно, то снимая заклинание и давая автомобилю немного просесть, то снова задействуя магию, опустил несчастный драндулет.
      – А теперь вон отсюда, - бесстрастно приказал Ольшанский.
      Никогда еще Сварог не видел такой прыти. Вот Тенгиз сидит за столом, а вот он уже в машине, и «Нива», ревя, с проворотом покрышек, рвет с места и исчезает на трассе.

Исповедь олигарха

 
      – Ну не идиоты, а? - брезгливо спросил Ольшанский, ни к кому конкретно не обращаясь, когда посрамленные горцы ретировались. - С голой пяткой против сабли, как говорилось в одном старинном анекдоте… - Он внимательно посмотрел на Сварога: - А вы, оказывается, много чего умеете, мон колонель. Кто же вы такой…
      – Позже, - сказал Сварог. - А вы, кажется, не очень-то удивлены моими… способностями?
      – Потому что я знаю, кто вы, - быстро ответил олигарх. - Вы из тех,кто спит в монастыре, - задумчиво и очень понятно сказал Ольшанский. И добавил еще более понятно: - А теперь вы проснулись. Это еще один Знак. Значит, и в самом деле грядет Шамбалинская война…
      – Рассказывайте сначала вы, - с каменным лицом предложил Сварог, абсолютно ничего не понимая.
      Ключник опять переместился ему за спину. Кажется, этот человек вообще ничему не удивлялся.
      – Вы обещали по порядку, - и Сварог съел еще кусочек шашлыка.
      – Да, - думая о чем-то другом, протянул Ольшанский, - по порядку…
      Лана смотрела на Сварога молча, с непонятным выражением на лице - то ли изучала, то ли любовалась. И в ее голове явно шла напряженная мыслительная работа.
      – Знаете что, а поехали-ка отсюда, - начал вставать олиграх. - Что-то мне тут разонравилось. Расскажу по дороге.
      Когда джипы снова выехали на трассу Ольшанский долго молчал. Потом заговорил снова:
      – Ладно, продолжаю. На чем я остановился? На книге. «Дорога в Атлантиду». Понятно, почему та книга так подействовала на мальца. Загадки древних веков, экспедиции в неизведанные земли, исчезнувшие цивилизации - все это здорово будоражило воображение. А еще треть страниц, учтите, из книги была вырвана. И мне тогда казалось, что как раз на этих вот страницах писателем и раскрывалась самая страшная, самая роковая тайна мира. Например, там могла быть карта пути в Шамбалу, сиречь Атлантиду, с нанесенными на нее красными крестиками, коими указаны клады, а зловещими черными крестами отмечены ловушки и западни…
      Книгу ту Ольшанский перечитал несчетное количество раз. Практически заучил наизусть. Тогда-то он раз и навсегда поверил, что Атлантида (она же Шамбала, Аркаим или Беловодское царство) на самом деле существует и он рано или поздно найдет ее, чего бы это ему ни стоило. Отправиться на поиски он, понятное дело, готов был немедленно. И скажи ему кто тогда - мол, твоя Атлантида, или твой Аркаим, находится там-то и там-то, «точно-точно, зуб даю и землю ем», сбежал бы Ольшанский из дома и на товарняках, на попутках рванул бы хоть через всю страну. К счастью для Сережи Ольшанского, никто его ни в какие путешествия не отправлял. Да и вообще некому было даже просто поддержать с ним разговоры про Атлантиду…
      В те глубоко советские времена об Атлантиде, как о явлении насквозь антинаучном и идеологически сомнительном, писали мало. В общедоступных изданиях так вообще почти ничего. Ну, разве что в журнале «Наука и жизнь» могла появиться статья какого-нибудь взращенного на дрожжах марксизма-ленинизма доцента, где бы он изобличал спекуляции западной печати на почве любви простого народа к загадочному и необъяснимому с целью отвлечь трудящихся от классовой борьбы и в качестве примера мог привести лженаучные, мелкобуржуазные измышления об Атлантиде. Поэтому попытки Сережи Ольшанского расширить и углубить свои знания про Атлантиду мало к чему приводили, хотя он старательно обследовал районные и городские библиотеки, книжные магазины и книжные полки в домах друзей и знакомых. Конечно, живи он не в Шантарске, а в Москве или Ленинграде, улов наверняка был бы побогаче. А так… В общем, страсть оставалась неудовлетворенной.
      – Та книга, наверное, у вас сейчас с собой? - Сварог указал за спину, в сторону багажника.
      – Вы чертовски догадливы, мой друг, - потер лицо Ольшанский. - Конечно, была бы с собой. Если б… В общем, довелось мне потоптать места не столь отдаленные в самом прямом смысле этого слова. В точном соответствии со строчками классика: меня однажды «повезли из Сибири в Сибирь». А первая жена, с-сука, когда мне впаяли десятку, быстренько оформила развод и выкинула все мои вещи на помойку - дескать, нет у меня ничего общего с этим зеком. Сие случилось незадолго до начала перестройки, меня замели во время прокатившейся по стране кампании борьбы с «цеховиками». Правда, до миллионера я тогда еще не дорос, только начал разворачиваться, подбили, можно сказать, на взлете… А знаете, чем занимался? Организовал подпольный цех по производству цветастых полиэтиленовых пакетов, которыми государство по неведомой мне причине не могло обеспечить своих граждан в надлежащих количествах. Дефицит был огромнейший, люди переплачивали за копеечный кусок полиэтилена раз эдак в сто больше его себестоимости. Нынешняя наркомафия по сравнению с той доходностью, как сейчас говорят, курит в сторонке. Между прочим, на пакетах, по моему, разумеется, научению, откатывали иностранными буквами надпись «Arkaim». В тот момент мне это показалось забавным. Кто знает, уж не за эту ли свою легкомысленность я расплатился пятью годами свободы, если учесть, что все в этой жизни взаимосвязано, одно тянет за собой другое, а?…
      – Минутку, - сказал Сварог. - Почему пятью? Вас же к десяти приговорили.
      – Внимательный, смотрю! - Ольшанский притворно погрозил пальцем Сварогу. - Да нет, все просто. По амнистии вышел. С началом перестройки тех, кто чалился по хозяйственным статьям, стали понемногу выпускать. Типа чтобы было кому поднимать кооперативное движение. Помните, что такое кооперативы?
      – Помню, - угрюмо сказал Сварог. - Боевая, погляжу, у вас биография.
      – А то, - довольно кивнул Ольшанский. - Помотало и пошвыряло по бурным водам человеческой жизни… Даже в столицу успел съездить, счастья поискать. И вернуться оттуда успел, потому как понял, что на периферии спокойнее - конкуренции меньше, органы особо не зверствуют, а шансов развернуться для делового и умного человека никак не меньше. За всеми этими коловращениями Атлантида как-то сама собой отступила даже не на второй, а на самый далекий-предалекий план. Я бы в конце концов забыл о своей детской мечте отыскать Атлантиду, как говорится, естественным образом. Так оно обычно и бывает с детскими мечтами и увлечениями. Но… - Ольшанский опять поднял палец, - мне не давали забыть об Атлантиде. Кто не давал? Или - что не давало? Самое смешное, я не найду, что ответить… Знаете, кто-то умный сказал: неизвестно, где заканчивается случай и начинается судьба. А я бы в ответ возразил: иногда это становится совершенно очевидным. Тому пониманию способствуют Знаки, подаваемые Судьбой или теми силами, что кроются за этим словом… Мы в состоянии разглядеть эти Знаки, тем более если они преследуют тебя на каждом шагу, как было со мной… Олигарх усмехнулся.
      – Даже срочную меня определили служить знаете куда?
      Сварог пожал плечами. Его малость утомила пьяная болтовня Ольшанского. Лана так вообще уже клевала носом… Ну да, ведь бессонная ночь.
      – На Алтай, в Бухтарминскую долину! - объявил Ольшанский тоном Якубовича, орущего: «Приз в студию!!!». - Туда, где некогда жили раскольники, хаживавшие за Беловодьем. Да-да, именно так! Совпадение, скажете? Нуда, сперва я тоже так считал. Да только слишком много в моей жизни было таких совпадений. На каждом шагу о совпадения спотыкался.
      В семьдесят девятом поехал я на заработки в Бурятию. С бригадой шабашников строили в одном колхозе-миллионере дом культуры, помогали государству осваивать капвложения. И между прочим, мы отхватили эту работенку у чеченских шабашников, увели прямо из-под носа. Тогда по стране раскатывало много чеченских стройбригад - при советской власти не очень хорошо получалось зарабатывать воровством скота и похищениями людей, приходилось осваивать мирные профессии. Правды ради следует признать, что строили чеченцы качественно. Однако меньше чеченами от этого они не становились, то бишь мстительность и злоба никуда не девались… В общем, впоследствии это обстоятельство ударит по нам из всех орудий, но поначалу все было спокойно. Мы вкалывали себе в привычном для шабашников ритме, часов по двенадцать-четырнадцать в день, с одним выходным в неделю, приближая сладкий миг расчета… Вот. А поблизости, где-то в полусотне километров от нашего поселка, находился древний дацан. Буряты, как известно, исконно исповедуют буддизм, и буддийских храмов у них хватает. И этот храм при всей своей удаленности и труднодоступное™ был любим местным населением, туда постоянно ездили паломники. Все дело было в том, что в дацане хранилась некая буддийская реликвия под названием «намчувандан». Вот я и решил посмотреть, что это за «намчувандан» такой…
      Смотреть ее Ольшанский поехал в одиночку, на рейсовом автобусе. Никого из бригады зазвать с собой не вышло, мужики вообще не понимали, как можно вместо того, чтобы в кои-то веки отоспаться всласть, тащиться за тридевять верст глазеть на какую-то сельскую церкву Наверняка, проводив его, работяги покрутили пальцем у виска.
      Дацан и впрямь не поражал воображение размерами и архитектурными изысками. Небольшое квадратное здание с многоярусной крышей. Внутри храма злато-серебро сосульками с потолка, разумеется, не свисало. Простенько, скромно, даже бедно. В зале для молений, единственном помещении дацана, правый дальний угол был отгорожен ширмой. За этой ширмой и хранилась храмовая святыня.
      О том, что за «намчувандан» такой, он узнал еще в автобусе, от попутчика-бурята, который тоже направлялся в дацан. Согласно легенде, храм обязан своим появлением пришедшему из Халхи, то бишь из Монголии, махатме Кушо Дхонду «Махатма, напомню, обозначает „учитель“ и является высоким духовным званием, которого буддисту не так-то просто удостоиться».
      Проходя по берегу пруда, Кушо Дхонду увидел белый лотос и, восхитившись его красотой, сорвал и взял с собой. Вскоре сорванный цветок стал чахнуть, и махатма пожалел о своем поступке, пожалел о том, что уничтожил живое. И тогда он сказал лотосу: «Если бы я мог, я отдал бы тебе часть своей жизненной силы». Он бережно положил цветок на лежавшую в траве деревянную колоду. С ним были люди, они слышали его слова. И случилось чудо - цветок не завял. Проходили дни, недели, месяцы, махатма уже куда-то ушел своей дорогой, а цветок выглядел, как только что сорванный. Минуло столетие, и ничего цветку не сделалось. А там, где махатма оставил цветок, построили дацан. И неувядающий цветок лотоса, закончил свой рассказ попутчик в автобусе, и есть та самая храмовая реликвия.
      И вот настала очередь Ольшанского зайти за ширму - к реликвии запускали по одному. Заходит. Видит грубую деревянную колоду, возле нее сидит в позе лотоса священнослужитель в желтом облачении. А на колоде лежит цветок лотоса, который действительно выглядит как только что сорванный. «Хитрость невеликая, - подумал тогда Ольшанский, - каждый день посылай человечка к пруду за новым цветком - и неиссякаемый ручеек паломников обеспечен».
      «Прикоснись к цветку», - говорит священнослужитель. Ольшанский аккуратненько так, пальчиком дотрагивается до лотоса. И вдруг чувствует… обжигающий удар. Некая огненная струя проносится по кроветокам, по позвоночнику, затылок сотрясает, как от удара кувалдой изнутри черепной коробки, в глазах вспыхивают круги. «Что с тобой?!» - закричал, вскочив со своего места, бурят в желтой одежде. Вот те, думает Ольшанский, и хваленая буддистская невозмутимость…
      – Так же внезапно, как началось, так же вдруг меня и отпустило. Выдохнув и вытерев выступивший пот, объяснил я этому человеку, что со мной случилось. Он выслушал со всей внимательностью и серьезностью. «Такое здесь происходит впервые, - говорит он мне. - Это какой-то знак тебе. Запомни это и всмотрись в себя».
      Возможно, я бы и не обратил серьезного внимания на его слова, но совсем скоро кое-что случилось, и это «кое-что» перевернуло всю мою жизнь.
      Сломался рейсовый автобус, на котором я должен был уехать. Пришлось ждать следующего, то есть до утра. «Коли не явлюсь к началу рабочего дня, - подумал я тогда, - мужики сложат на меня все маты». Ну, вернулся где-то в полдень и узнал, что изба, в которой квартировала наша бригада, ночью сгорела. Вместе со всеми, кто был внутри. Впоследствии выяснилось, что подожгли те самые чечены, у которых мы перехватили подряд на Дом культуры, - они вынуждены были податься в соседнее село, совсем нищее, и подрядиться строить коровник…
      Он замолчал надолго, а потом с нажимом глубоко верующего человека произнес:
      – И тогда я понял: все не случайно! Случайностей вообще нет! Эта сила будет хранить меня и далее, если только я не сойду с пути - вот как объяснялся явленный мне Знак. А как по-другому объяснить? Правда, тогда я еще не вполне представлял, в чем заключается мой путь, в чем мое предназначение. Смутно понимал, что выстраивается некая линия, - Ольшанский провел рукой в воздухе, словно гладил по поверхности стола, - и на ней, как звезды в созвездии, горят слова: Атлантида, Аркаим , Беловодье, Шамбала.И я стою на этой линии… Но где, в какой точке? В чем мое предназначение? И вот интерес к теме снова вспыхнул во мне. А время тогда, напоминаю, стояло советское, со всякой занимательной литературой было туго, Интернет еще не изобрели. Приходилось собирать по кусочкам, по лоскуточкам, по обрывочкам, там сям… кое-какими знаниями я обогатился, но все равно ответа на главный для себя вопрос не получил… Однако - не было бы счастья, да несчастье помогло. Ежели вы забыли, то напомню, что меня незадолго до перестройки отправили на баланду. Спасибо лично Тебе.
      Ольшанский задрал голову к потолку салона автомобиля, обращаясь в этот момент, надо думать, прямиком к небу.
      – Юрий Владимирович Андропов, развернувший бурную деятельность по отлову узбекских хлопковых баев, прогульщиков по кинотеатрам, а заодно и подпольных советских миллионеров в городах Сибири - вот кто меня посадил…
      …Рассказ Ольшанского становился путаным и щедро приправленным многочисленными подробностями, к делу отношения не имеющими, однако Сварог слушал внимательно и не перебивал, поскольку, во-первых, вопрос касался Аркаима, а во-вторых… Во-вторых, Сварог сам полагал, что все его приключения и встречи далеко не случайны, что за всеми ними стоят некие силы. И не обязательно бесовские…
      Короче, в лагере Ольшанский пережил клиническую смерть. История вышла преглупая. Стычка в бараке между двумя зековскими группировками, он полез растаскивать. Ну и, понятно, сам получил. Здоровенный амбал с одной извилиной в башке засадил кулачищем ему точнехонько в сердце, от ушиба моторчик-то и остановился. Потом одни говорили, что состояние, когда Ольшанский валялся, аки труп хладный, и не прощупывался пульс, и вообще никакие признаки жизни не угадывались, - длилось несколько секунд, другие говорили о нескольких минутах. Самому ему, по вполне понятным причинам, судить о том, сколько времени прошло, было бы затруднительно. Хотя он и не провалился в совершеннейшее, темное беспамятство. Отнюдь…
      Не было никакого туннеля, который обычно описывают люди, пережившие клиническую смерть. Ну, или они описывают колодец… что, по сути, тот же туннель. А видел Ольшанский облака. Вокруг были одни облака, эдакие нагромождения небесной ваты, и он падал сквозь них. Падение было быстрое, но постепенно замедлялось. Затем перешло в парение, будто летишь на дельтаплане.
      Когда он выскочил из облаков, то, как из огня да в полымя, попал в густой туман, который, вопреки всем законам природы, поднимался высоко, едва не доставая края облаков. Но все же между этими слоями был просвет, и Ольшанский успел кое-что разглядеть там, на земле…
      Помните, господин Сварог, был такой древний эстонский фильм «Отель „У погибшего альпиниста“»? Лана вряд ли его видела, возрастом не вышла да и на других картинах воспитывалась, а вы-то наверняка смотрели - в те годы любая фантастика на киноэкранах была гостем наиредчайшим, как наша, так и зарубежная. Даже такая дурь была редкостью. Вот и у него, у Ольшанского, было как в том фильме: высокогорье, заснеженные склоны, кругом, куда ни глянь, сплошные горы, снег, камни, безлюдье и - единственное жилище посередь всего этого снежно-горного безмолвия. Жилище это казалось занесенным сюда сошедшей с гор лавиной, занесенным ненадолго - до следующей лавины, которая смахнет его вниз.
      Потом Ольшанский погрузился в густой беспросветный туман и ничего не видел до тех пор, пока ноги не коснулись земли. А почувствовав под ногами опору, осмотрелся и кое-что все же разглядел. Сквозь туман проступали очертания высокой каменной ограды и смутно - темных строений. К ним-то он и направился, сам мало понимая, зачем и почему. Впрочем, так обычно в снах и бывает…
      …А туман стоял такой, что сделал бы честь любому Лондону… Еще книжка такая есть. Кто ее написал? «Я тоже, господин Сварог, не помню». Там про то, как на весь белый свет наползает непроглядный туман, а в тумане том водятся чудовища, одно другого монструознее и злее… Так вот: в этих его, Ольшанского, видениях если и обитали некие чудовища и крались сейчас в тумане, то самое время им было выпрыгивать и вцепляться вострыми зубками, чтобы не опоздать совсем. Потому что он довольно быстро одолел расстояние до тех самых строений, уже подошел к высоким деревянным воротам, по краям обитым самоковаными железными полосами, и в эти ворота принялся настойчиво стучать.
      Сперва послышались протяжное шуршание, звяканье и стук, потом заскрипели воротные петли. Одна половина ворот отошла внутрь, и в проеме показался бритоголовый человек с раскосым азиатским лицом, одетый в желтый балахон, какой носят буддийские монахи и священнослужители. Он оглядел Ольшанского, на его лице не отразилось ровным счетом ничего, бровью не повел, ни единым мускулом не дрогнул. Потом что-то спросил на незнакомом языке - но Ольшанский его почему-то отлично понял! Монах спросил, нет ли еще кого-нибудь. Отставших, заблудившихся, - вот что сказал монах. А Ольшанский ни слова не произнес в ответ, ни по-русски, ни по-английски. Он просто пожал плечами. Бритоголовый (а не только волосы, но и брови у него были сбриты) не пытался более налаживать с ним диалог, а отступил, еще больше приоткрыв створку ворот, и жестом руки показал: мол, входи, путник.
      Пройдя в ворота, Ольшанский оказался на просторном песчаном дворе. Дождался, пока бритоголовый человек сведет воротные створы и задвинет в скобы затворный брус, потом направился следом за фигурой в желтом балахоне. Ничего толком нельзя было разглядеть сквозь туман. Угадывались очертания каких-то строений…
      Они шли через обширный двор, и под ногами похрустывал песок. В гробовой тишине (хотя и хотелось на всякий пожарный избегать такого рода сравнений) этот хруст звучал прямо-таки оглушительно, гранатным грохотом отдавался в ушах. И Ольшанский против воли старался ступать мягче. «Хоть бы брякнуло, грохнулось, звякнуло что-то… Например, плохо закрепленное ведро. Или каменюга какой с горы скатился. А то аж жуть продирает».
      Сквозь клубы тумана он разглядел в глубине двора высокое, где-то в полтора человеческих роста, сооружение из камней, более всего напоминающее… пирамиду. Спрашивать у проводника: «Что это такое?» - он не стал. Опять же - по совершенно непонятной причине.
      «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», - припомнился Ольшанскому детский стишок, когда из тумана им навстречу вдруг выплыл еще один бритоголовый азиат в желтых одеждах, прошел мимо, из тумана в туман, не то что ножика не вынув, но даже не взглянув в их сторону…
      Неясные пятна и неотчетливые контуры приближающегося строения постепенно сложились в фундамент здания, крыльцо и лестницу, идущую вверх снаружи по стене здания по типу пожарной. Насколько велико здание, отсюда, снизу, понять было невозможно, лестница уходила в туман, как в облака, поэтому и дом, казалось, не имеет крыши и завершения. И вдруг все стало размываться и пропадать…
      – Тогда я так и не узнал, куда привел меня бритоголовый, - сказал Ольшанский, глядя на дорогу. - Я узнал об этом много позже. А в это время солагерники делали мне массаж сердца и искусственное дыхание и вернули меня к реальности. Вырвали меня из видения.
      Ни тогда, ни после Ольшанский ни на секунду не усомнился, что это был еще один Знак. Ему указывали путь. Ему показывали место, которое он должен отыскать, а отыскав, что-то обязан там узнать для себя. И нашел он это место спустя одиннадцать лет.
      Впрочем, гораздо раньше Ольшанский, так сказать, сузил район поисков и определил объект. Помогли явленные в видении подсказки. Пирамидальное сооружение в полтора человеческих роста высотой, как заверили его щедро оплачиваемые консультанты, было не чем иным, как Ступой. Ступа - это обязательная принадлежность буддистских монастырей, вертикальная модель мироздания и памятник Просветленному Уму Будды, ее начинают строить вместе с монастырем…
      После этого не оставалось уже сомнений, что раскосые бритоголовые люди в желтых одеждах - монахи, ну а само место - не что иное, как затерянный в горах монастырь. Только где именно, в каких горах? Большинство из консультантов, с которыми советовался Ольшанский, приводя разные аргументы, все же сходились на том, что монастырь находится, скорее всего, в Тибете или Непале. Только там таких монастырей полным-полно, тут же добавляли ученые, а кроме того, не про все горные монастыри известно на равнине и в городах. И уж тем паче не во всякий монастырь приведут белого человека.
      Зацепок было немного. И все же Ольшанский отыскал этот монастырь, который существовал и в реальности, а не только в видениях. И тут спасибо надо сказать уже не генсеку Андропову, а козлу вонючему, алюминиевому магнату Зубкову, пошедшему на олигарха войной…
      – Город Старовск, - прочитала Лана название населенного пункта на придорожной табличке.

Вдали от шума городского

 
      Старовск они проскочили за считанные минуты, хоть и сбросили скорость до сорока кэмэ в час, как того требовали суровые правила дорожного движения и почему-то обилие гаишников на дороге. Ольшанский несколько напрягся, но все обошлось, никто их не остановил. Большой протяженностью Старовск похвастать никак не мог, да и обогнули они его по окраине, не заезжая в центр. И вот перечеркнутая табличка «Старовск» осталась позади. Еще какое-то время вдоль дороги тянулись отчего-то не вошедшие в городскую черту обнесенные шаткими заборчиками частные дома с непременными огородами, но и они вскоре пропали за кормой джипа. Слева и справа стеной встала тайга, с каждым километром подступавшая к дороге все ближе.
      – Не понял, - сказал Сварог, - мы же должны были что-то забрать в этом Старовске, кого-то захватить, а также отдохнуть, перекусить и насладиться видами этого чудного города. Или я что-то напутал?
      – Увы, приходится быть чертовски осторожным, мои колонель, приходится натаптывать ложный след, в такие времена живем, никому нельзя верить, - с деланной скорбью произнес олигарх. - Чем меньше знают друзья, тем меньше знают враги. Что знают двое, то знает и свинья.
      – Ну, ну, герр Мюллер, старый лис, - Сварог покачал головой. - А отчего-то я нисколечко не удивлен, представьте.
      – Ладно, на сей раз скажу вам истинную правду - ваши расчеты на отдых скоро оправдаются. Часика через два, это ведь скоро?
      Ольшанский замолчал. Уточнять насчет отдыха, равно как и продолжать свой рассказ про тибетско-непальские монастыри, он не намеревался, видимо, отложив все это до того самого таинственного места, до которого осталось «часика два»…
      Езда пошла насквозь унылая. Пейзаж за окнами не радовал большим разнообразием - деревья и сопки, изредка ручьи и речки. Сопки то подступали вплотную к дороге, то отпрыгивали подальше. Сварог ожидал, что асфальт вот-вот закончится. Ежели закончились обитаемые места, то кому нужен этот ваш асфальт, скажите на милость?
      Так оно и вышло. Вскоре они уже катили по грунтовке, дорога становилась все уже, вот-вот и ветки начнут хлестать по стеклу…
      На одной из развилок они свернули с грунтовки на еще более узкую и уж совсем, что невооруженным глазом видно, малопроезжую дорогу. С колдобинами не справлялись даже амортизаторы олигархических автомонстров, и пришлось им всем досыта попрыгать на автомобильных сиденьях.
      – Блин, куда ты нас завез… - начала было Лана, но тут же утихла, едва не прикусив язык.
      – Сейчас увидишь, - пообещал Ольшанский.
      И действительно, неизвестность тянулась недолго. Лес расступился, и взорам открылся хуторок в лесу. Бревенчатый дом, дощатые сараи, ухоженный огород - все это обнесено высоким частым стамовником. Дорога упирается в ворота (довольно хилые, видимость, а не ворота). Дальше хутора дорога не ведет.
      – Похоже на дом лесника, - сказал Сварог. - Именно так они обычно и выглядят
      – Он и есть, - сказал Ольшанский. - Несколько лет здесь работает егерем мой человек. За лесом приглядывает надежно, у него не забалуешь, не забраконьерствуешь. Отсюда и до Аркаима рукой подать… ежели мерить по сибирским меркам, конечно. А за Аркаимом тоже тщательный пригляд нужен.
      Машины остановились перед воротами. Из первого джипа выскочил шофер, размотал скрепляющую створки проволоку распахнул ворота.
      Машины въехали на просторный двор, остановились у крыльца. Хлопнули дверцы, хлопцы привычно рассредоточились по двору, держаобстановку, Ключник же застыл за спиной олигарха.
      Хозяин, вопреки ожиданиям, появился не из дверей дома, а откуда-то из-за сараев. Был он в свитере, непромокаемых охотничьих штанах со множеством карманов, кирзовых сапогах. И с охотничьим карабином в руке. Сварог не сомневался, что, заслышав шум моторов, лесник выскочил из дома, может быть, выпрыгнул из окна, чтобы сперва со стороны поглядеть, кто пожаловал, и в зависимости от этого либо выйти с распростертыми объятьями, либо на партизанский манер уйти в тайгу Значит, есть кого опасаться гражданину отшельнику…
      – Осторожен ты, брат, как я погляжу, - такими словами встретил «своего лесника» Ольшанский.
      Это был невысокий, худощавый азиат. Как полагается, раскосый и скуластый. К какой именно народности принадлежит хозяин лесного хутора, по лицу Сварог определить не мог даже приблизительно. А помнится, когда-то его учили в этом разбираться, но поскольку навыки по-настоящему ни разу не пригодились, то учение забылось - голая теория, знаете ли, всегда плохо приживается. Да и возраст товарища лесника Сварог не взялся бы угадать. Равно может быть как тридцать, так и все пятьдесят. С этими восточными людьми ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.
      – Будешь тут осторожным, - чуть усмехнулся лесник. - Недавно из Старовска приезжали поквитаться любители незаконного отстрела бедных диких животных. Серьезные люди, между прочим.
      – Не начальник ли милиции Старовска? - спросил Ольшанский. - Который не единожды обещал навести в лесу порядок и по единственно справедливым таежным законам разобраться с наглым лесником, который никак не может уяснить, кто в районе хозяин и кому все позволено?
      – Он, - лесник улыбнулся загадочной восточной улыбкой. - Привез с собой еще две машины дружков.
      – И вооружены все были, конечно, что твоя воздушно-десантная дивизия?
      – А как же, - лесник мазнул по Сварогу своим загадочным восточным взглядом, и отчего-то Сварогу сделалось от этого взгляда не по себе. Но детектор опасности молчал в тряпочку. - На одни погоны и удостоверения решили не полагаться.
      – Сколько уцелело? - деловито спросил Ольшанский.
      – Двое рядовых ментов, которые вовремя сообразили, как надо правильно себя вести. Они же и… подчистили все следы.
      – Ты их отпустил? Думаешь, они никому не расскажут?
      – Расскажут. Но представят дело так: начальник лично возглавил погоню за опасными преступниками и погиб на боевом посту вместе со своими героическими сподвижниками. И я тебя уверяю, этим ментам и в голову не придет рассказать правду хоть кому-то, пусть и под строжайшим секретом. Даже женам и надежнейшим из друзей.
      Произнесено это было без всякой патетики, можно сказать, небрежно, но было в словах и взгляде лесника нечто такое, отчего Сварог преисполнился уверенности: все так и есть, эти чудом выжившие менты и под пытками не признаются, что же на самом деле произошло в тайге.
      Так вот почему столько гибэдэдэшников на трассе: по случаю геройской гибели начальника Старовского ГУВД от лап злобных рецидивистов наверняка объявлен какой-нибудь там «Перехват» или «Невод»…
      – Так кого ж ты еще боишься, сокол мой? - спросил Ольшанский, закуривая. - Разве остались еще какие-то враги?
      – Сюда нет-нет, а наезжают еще и из других городов, и из других районов. Приходится вразумлять. А кто-то мог затаить на меня злобу.
      – Жаль лишать тайгу такого защитника, - с притворной печалью вздохнул Ольшанский. - Но придется. Тебя как представить моему новому знакомому - твоим настоящем именем или тем, которое у тебя в последнем паспорте?
      – А что… - голос лесника как-то странно изменился. - Пришло время… называть имена?
      – Пришло, - кивнув, со всей серьезностью сказал Ольшанский. - Пришло этовремя.
      И тут с лесником стали происходить вещи престранные и поразительные. Сварогу крайне редко приходилось видеть, чтобы люди бледнели так молниеносно и качественно. Как стена. Как мел. Лицо азиата враз утратило пресловутую азиатскую непроницаемость. Какое там «утратило»! На его лице явственно проступила полнейшая растерянность. Он прямо-таки задрожаллицом, глаза округлились, а взгляд заметался - с Ольшанского на Сварога и обратно. На миг Сварогу показалось, что сейчас лесник непременно вытянет дрожащий палец в его сторону или в сторону олигарха, сопровождая жест каким-нибудь протяжным нечленораздельным мычанием. Но нет. Лесник все же справился с собой, хотя, похоже, это стоило ему немалых усилий. Помогло, не иначе, врожденное азиатское умение управлять своими эмоциями. Он опустил глаза в землю и произнес довольно ровным голосом:
      – Тогда называй меня моимименем.
      – Позвольте представить, - повернувшись к Сварогу, с некоторой торжественностью произнес Ольшанский, - мой верный… компаньон Донирчеммо Томба. А это господин Сварог, который прибыл из Африки вместо профессора Беркли, но так пока и не рассказал, что же стало с профессором. Так ты будешь держать нас во дворе или пригласишь в дом?
      – Да, конечно. Проходите.
      Лесник первым взбежал по лестнице крыльца, распахнул дверь, заглянул внутрь дома, сразу за порогом поднял руку и что-то привычно нащупал у стены. Оказалось - коробок.
      Чиркнув спичкой, Томба зажег свечу вставленную в стеклянный фонарь. Светильник сей, надо признать, немногое высветил, разве что дал понять: они находятся в коридоре.
      – Забыл предупредить, - наклонившись к Сварогу, отчего-то шепотом проговорил Ольшанский. - Донирчеммо Томба не жалует электричество. Живет при лучине.
      – Однако в сарае стоит дизелюшка, и запас топлива имеется, - услышав его слова, сказал лесник. - Ради вас могу запустить.
      – Не надо, - отмахнулся Ольшанский. - Может, попозже, когда совсем стемнеет.
      – А разве мы здесь заночуем? - спросила Лана.
      – По тайге ночью много не наездишь, - сказал олигарх. - Отправимся завтра с рассветом, к десяти будем на месте. В самый раз прибудем.
      Без всяких указаний со стороны начальника вся охрана Ольшанского, и Ключник в том числе, осталась внизу.
      Повесив светильник на крюк возле двери, лесник жестом пригласил гостей за собой. Через сени Томба провел их в просторную гостиную, тут же стал обходить комнату, зажигая висящие в углах свечные фонари.
      Обстановка здесь была воистину аскетическая: циновки на полу, около полудюжины деревянных колодок с набитыми поверху кусками войлока (то ли крохотные табуретки, то ли подголовники, задуманные как замена подушкам). А добрую половину комнаты занимал стол на коротких, сантиметров двадцать, ножках. Стульев, пусть и таких же мелких, к нему не прилагалось. Вот и вся обстановка, не считая стен, потолка и фонарей. Сразу приходили на ум такие выражения, как примат духовного над материальным, отказ даже от мало-мальских плотских радостей во имя укрепления силы духа, во имя самосовершенствования и еще более глубокого проникновения в Истинное Знание… Монастырем попахивает, короче говоря. Вернее, монастырскими привычками.
      Случайно ли?
      – М-да, не зашикуешь, - тихо проговорила Лана, ни к кому конкретно не обращаясь. - А вокруг безлюдная тайга, точно такая же, как и тысячи тысяч лет назад… Бог мой, даже как-то не верится, что где-то есть компьютеры, Интернет, стереосистемы и реклама. А также биржевые котировки и идиотское шоу Малахова. Не верится, что где-то в офисах люди готовы душу дьяволу продать за повышение из младших клерков в полусредние. И начинаешь думать: а так уж ли важно и необходимо все вышеперечисленное? - она печально вздохнула. - Видишь, Ольшанский, что делает тайга даже с насквозь практичными женщинами…
      – Возвращает к истокам, - хмыкнул олигарх. - А может, ты просто завидуешь, а? Потому что закрадывается мыслишка: а вдруг живущие тут счастливее всех нас, так называемых цивилизованных людей?
      – А на мой взгляд, философствовать гораздо сподручнее на сытый желудок, - вставил и Сварог свое слово. - Пора бы уж и подкрепиться.
      – Эт-то верно, - согласился Ольшанский. - Донирчеммо, сходи потом к машинам. Там у ребят в багажниках кое-что прихвачено с собой…
      После чего олигарх опустился на циновки, сел, сноровисто подогнув под себя ноги, и жестом призвал Сварога и Лану последовать его примеру.
      – А… - открыла было рот Лана.
      – А стульев в этом доме нету, ни одного, - предвосхитил ее вопрос Ольшанский.
      – Ну и завез ты меня, - пробурчала Лана и попыталась примоститься на обитых войлоком деревянных колодках, но у нее ничего не получалось, она плюнула и, сев на циновки, заплела ноги каким-то замысловатым способом, едва не морским узлом, продемонстрировав недюжиную гибкость в членах. Ну а Сварог, не мудрствуя, без должной грациозности и без акробатических изысков уселся на пол по-турецки.
      – Очень романтическая обстановка, не находишь, прелесть моя бывшая? - с явной подначкой обратился к Лане олигарх.
      – Да пошел ты в жопу со своей романтикой, - огрызнулась та.
      Обещанной трапезы ждать пришлось не дольше получаса. Беседа за столом как-то не клеилась все это время, они вяло, без всякого энтузиазма обменивались короткими репликами. Вялость, наверное, была от усталости, в общем-то, напрашивалась какая-то встряска. Может, сытный ужин встряхнет?
      Наконец лесник с невыговариваемым именем накрыл стол. На молочного цвета скатерть поставил четыре вместительные глиняные миски с чем-то белесо-коричневым и яростно дымящимся, медное блюдо с лепешками, плошку с чищеными лесными орехами и плошку с плавающим в коричневом соусе яством, похожим на груду миниатюрных голубцов. На подносе пускал пары из носика медный чайник, окруженный, как генерал адъютантами, мелкими, на один глоток, чашками. Отдельный угол стола был выделен под яства из багажников машин: копченую колбасу, сыр, ветчину, какие-то жестянки и прочие баночки. А кроме того, из тех же багажников на стол попало три бутылки - водка, коньяк, вино.
      Назначение блюда с водой, принесенного лесником в последнюю очередь и водруженного в центр стола, Сварог угадал правильно - омовение. Пример показал Донирчеммо Томба, первым окунув пальцы в чуть теплую, дурманно пахнущую травами воду, после чего несколько раз сильно встряхнул кистями рук. «Сомнительная гигиена, - подумал Сварог, дождавшись своей очереди макнуть конечности. - Надо быть железно уверенном в чистоте рук того, с кем садишься за стол… Ну оно, правда, лучше, чем вовсе никакой гигиены».
      – Не знаю, кто как, а я предпочитаю стряпню Донирчеммо Томба, - заявил Ольшанский, вытирая руки льняной салфеткой. И свои слова он подтвердил тем, что вооружился палочками для еды и поднял со стола дымящуюся глиняную миску.
      Донирчеммо Томба, закончив все хлопоты, привычно опустился на пол, ловко подвернул ноги. Он, разумеется, тоже предпочел свою стряпню. Да и Сварог, подумав, последовал его примеру.
      Вопреки ожиданиям, еда оказалась вполне даже ничего. Правда, ни кусочка мясного на столе и в мисках не отыскалось. В мисках обнаружилась лапша в большом количестве, вареные овощи, крошеные сырые овощи, изюм и какие-то вареные корешки, по вкусу отдаленно напоминающие курятину. Все это было залито неким коричневым отваром и обильно приправлено специями, напрочь изничтожающими изначальный вкус блюда, но создающими новый и, следует признать, недурственный вкус. И никакого, заметьте, яда не подсыпали в угощение - что весьма радовало и обнадеживало.
      Некоторое время все молча насыщались. Правда, Лана предпочла продукты, привезенные с собой. Она попробовала лепешки «от Донирчеммо Томба», у которых был медовый привкус, скривилась и перешла на более привычную еду.
      Молчание нарушил Ольшанский. Он налил только себе (другие отказались) коньячку, пригубил его, сказал, обращаясь к Сварогу и Лане:
      – Пари держу, вы сейчас гадаете, мучаетесь вопросом: а кто таков этот наш хозяин и что за неслыханное у него имя - Донирчеммо Томба? А имя самое что ни на есть тибетское, скажу я вам, хотя… Ну впрочем, надо по порядку…
      Он выпил коньяк. Странно, но Ольшанский обвально, лавинообразно трезвел прямо на глазах.
      – Итак, мы с алюминиевым Зубковым не сошлись во мнениях по некоторым деловым вопросам. И умные люди мне сказали: «Беги, ежели хочешь еще немножко пожить. И желательно как можно дальше. Пересиди где-нибудь, пока закончится передел». Я внял мудрым советам. Потому как и сам премного был наслышан о господине Зубкове. А ломать голову над тем, где отсидеться, не пришлось. Наконец-то у меня появилось свободное время выбраться в Тибет и в Непал и заняться поисками монастыря из своего видения.
      Начал Ольшанский с Тибета. Горных монастырей в тех краях действительно оказалось преогромное множество. Чтобы просто обойти их все, потребовался бы не один год. Ну даже не в этом была главная проблема, а в нем самом. Кто он такой для тибетцев? Белый турист. Или лучше сказать, белый дурачок с деньгами, которого надо на эти деньги развести. Оказалось, эти проклятые ламы великолепно насобачились вешать лапшу на уши и знают, что надо петь туристу. Они довольно много выдоили из Ольшанского, глубокомысленно вещая о тайнах бытия, о «третьем глазе», о прочей ерунде. Так бы и дурили дальше, облегчая кошелек, ежели б однажды к Ольшанскому не пришел… вот он.
      Олигарх кивнул в сторону Донирчеммо Томба.
      – До него дошел слух, что какой-то русский пристает ко всем с расспросами о горных монастырях и ему нужно всенепременно отыскать какой-то определенный монастырь. «Уж не тот ли самый монастырь ему нужен?» - так подумал вот этот азиатский человек, потому и пришел ко мне… А теперь продолжай ты.
      Лесник-азиат поставил на стол недопитую чашку чая и едва заметно поклонился.
      – Вы ничего не слышали о Джа-ламе? - спросил он, посмотрев по очереди на Лану и Сварога, и ответом ему было пожатие плечами и разведенные в стороны руки. - Джалама, «святой-разбойник». Знаменитый был человек. Между прочим, по происхождению астраханский калмык. У него был собственный город-крепость на границе китайских провинций Синь-Цзян и Цин-хай. Джа-лама грабил караваны, проходящие поблизости от его владений. Это происходило в конце первой четверти двадцатого века…
      – Это легенда? - перебила Лана. Ее вопрос бесспорно был порожден былинным тоном повествования и… вызвал странную реакцию у лесника и олигарха. Оба одновременно засмеялись.
      – Нет, это быль, барышня, - сказал Донирчеммо Томба. - Самая что ни на есть. Думаю, еще можно отыскать людей, воочию видевших Джа-ламу. Им, конечно, лет под сто, но в горах хватает долгожителей. А главное доказательство того, что Джа-лама никакая не легендарная выдумка…
      – …будет явлено чуть позже, - перебил Ольшанский. - Иначе это нас отвлечет.
      – Хорошо, - опять чуть заметно поклонился лесник. - Тот случай, о котором я вам расскажу, произошел в девятьсот двадцать третьем году. Джа-лама напал на монастырь Намчувандан. В иные годы он ни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гнева Далай-ламы…
      – Подождите, подождите, - сказал Сварог. - Название монастыря… Где-то я его уже слышал. Причем совсем недавно…
      – Совершенно верно, именно недавно, - хитро подмигнул ему Ольшанский. - Я же вам говорил, что нет в этом мире случайностей и все взаимосвязано. Так называлась храмовая реликвия, хранившаяся в бурятском дацане. Цветок лотоса. Теперь вы понимаете, что, услышав от пришедшего ко мне незнакомца название монастыря, я враз переменил к нему отношение - поначалу-то я был уверен, что он явился морочить мне голову и деньжат срубить. Кстати, с тибетского слово «намчувандан» переводится как «десять сил».
      – Так я продолжу, - дождался своей очереди лесник. - В иные годы Джа-лама ни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гнева Далай-ламы. В то время Тибетом правил Далай-лама Тринадцатый…
      Далай-лама управлял страной с середины девяностых годов девятнадцатого века и до своей кончины в тридцать третьем году века двадцатого. Его считают человеком, открывшим Тибет для остального мира, хотя точнее будет выразиться «вынужденно приоткрывшим». Далай-лама во внешней политике придерживался, как сейчас говорят, системы сдержек и противовесов. В те годы, о которых вел речь Томба, для Тибета все складывалось очень непросто. Натянутые отношения с Пекином, постоянная готовность войны с Китаем… А тут еще в результате Синьхайской революции на свет появляется Южный Китай и его чрезвычайный президент, основатель партии гоминьдан Сунь Ятсен тоже заявляет о своих притязаниях на Тибет. Вдобавок «красные русские», как в Тибете называли большевиков, заняли Монголию, приблизились к границам Тибета, разом превратившись из угрозы далекой и мифической во вполне реальную и близкую. И тут же, разумеется, активизировались англичане, в том веке главные противники русских на Востоке. Англичан никак не устраивало, чтобы «красные русские» вошли в Тибет и превратили его в плацдарм для дальнейшего проникновения на Восток и, в первую очередь, в Индию. Так англичане стали еще и переворот готовить…
      – Простим Донирчеммо его многословие, - усмехнулся Ольшанский, цедя коньяк. - Для него все это крайне важно, и вскоре вы поймете почему. А как потом выяснится, и для нас это не менее важно. Продолжай, Донирчеммо.
      Итак, англичане вступают в тайные переговоры с Панчен-ламой, вторым по значимости духовным лидером буддистов: Панчен-лама должен занять место Далай-ламы. Англичанам вести тайные сношения очень удобно - Панчен-лама живет в монастыре Ташил-хумпо в Южном Тибете, его владения лежат на границе Тибета с Индией, главной английской колонии на Востоке. Так же удобно будет англичанам в случае чего ввести из Индии в «Снежную страну» экспедиционный корпус. Заручившись поддержкой англичан, Панчен-лама начинает объединять вокруг себя недовольных нынешним Далай-ламой.
      А при дворе самого Далай-ламы тоже все не слава богу. Ссорятся две могущественные партии: консервативная партия высшего духовенства (партия лам) и сторонники преобразований (англофилы во главе с министром обороны Царонгом). Ко всему прочему, некая часть вельмож вынашивает замыслы создания так называемого Великого Тибета с присоединением соседних китайских провинций и за спиной Далай-ламы ведет поиски сильного союзника за пределами страны.
      Неспокойно и в монастырях. Крупнейший и влиятельнейший монастырь Дрепунг в открытую недоволен политикой Лхасы, в окраинных монастырях волнения, было даже самое настоящее восстание монахов, придерживающихся прокитайской ориентации.
      – Я вам рассказываю обо всем этом так подробно, - размеренно говорил Томба, прикрыв веки, - чтобы вы поняли, почему разбойник Джа-лама решился на столь беспрецедентный для буддиста… нет, это слишком мягкое определение… на столь кощунственный поступок, как нападение на монастырь. Впрочем, слово «поступок» неверное, верное - преступление. Он пошел на это преступление,прекрасно понимая, что сейчас властям Тибета не до какого-то разбойника и все ему преспокойно сойдет с рук… Однако достаточно представить себе карту Тибета, как сразу возникает вопрос: почему для нападения Джа-лама выбрал далеко не самый близкий к его владениям монастырь? И это еще мягко сказано, не самый близкий!
      Разное говорят. Кто-то считает, что Джа-лама якобы прослышал о несметных сокровищах, хранящихся в монастыре. Например - о неком артефакте, способном одарить владельца силой древних героев… Но большинство людей объясняло все гораздо проще: Джа-лама оказался в этих краях, преследуя богатый караван, а когда по каким-то причинам караван упустил, то выместил злость нападением на монастырь, оказавшийся на свою беду ближе прочих. К тому же как главарь он не мог допустить, чтобы рядовые члены шайки разуверились в удачливости своего предводителя… Правда, все почему-то упускают из виду одно маленькое, но очень важное обстоятельство. Часть прозвища разбойника переводится как «святой». А это означает, он подавал себя людям как истинно верующий, примерный буддист. Преследования властей он не боялся, но ведь непременно пошла бы молва о том, как он грабит монастыри. Эта молва могла переменить к нему отношение… даже отвратить от него людей. Нет, чтобы просто выместить злость и успокоить своих башибузуков, «святой-разбойник» скорее предпочел бы напасть на какую-нибудь деревню или даже вернуться ни с чем…
      – Я тебе всегда говорил, что это никакой не аргумент, - перебил лесника Ольшанский. - Знавал я преступников, которые прикидывались верующими похлеще этого Джа-ламы, что не мешало им проделывать штуки, перед которыми грабеж монастыря - всего лишь веселая детская проказа вроде игры в куличики… - Он повернулся к Сварогу: - Но вообще-то, мне сразу понравилась идея насчет артефакта. А вдруг, подумал я, артефакт существует на самом деле и вдобавок до сих пор находится в монастыре? А вот золоту, сразу сказал я тогда себе и Донирчеммо, в заштатном монастыре взяться неоткуда, это все выдумки.
      – Я позволю себе продолжить и рассказать, чем все закончилось, - как ни в чем не бывало сказал Донирчеммо Томба. - Джа-лама привел примерно около сотни своих людей к монастырю. Оружия у него было вдосталь - в придачу к прочим своим подвигам Джа-лама довольно активно приторговывал оружием: ведь его город-крепость находился возле самой границы… Известно, что его люди были вооружены британскими винтовками «Ли Энфилд», что у них с собой было по меньшей мере два пулемета и динамитные шашки в немалом количестве. В монастыре же, разумеется, никакого оружия не было, ибо это табу.
      В общем, монастырь был почти разрушен, однако, как ни странно, Джа-лама тоже не победил. Он потерял почти всех своих людей и убрался ни с чем. А вот из монахов в живых остался лишь настоятель хамбо-лама Догпа Кхенчунг и один из послушников - хувараков… О деталях происшедшего мало что известно. Сохранились две легендарные версии событий. Согласно первой, монахи, отступая, заманили разбойников в монастырский дацан, с помощью неких механизмов обрушили здание, похоронив и нападавших, и себя под обломками. А вот вторая легенда гласит, что монахи владели тайным знанием, позволявшим им без оружия противостоять ораве вооруженных до зубов бандитов…
      – А в легендах хотя бы намекают на то, что это было за тайное оружие? - заинтересовалась Лана.
      – Нет, ничего, - покачал головой Донирчеммо Томба. - Но мы впоследствии учитывали то обстоятельство, что тайное оружие могло сохраниться и по сей день. Раз настоятель остался в живых, он должен был передать знание ученикам, а те - своим ученикам.
      – Надо так понимать, что вы оба направились в тот монастырь? - спросил Сварог, задумчиво крутя в руке стакан с вином.
      – Ага, - кивнул Ольшанский, доливая в рюмку остатки коньяка. - Я уже почти не сомневался, что монастырь Намчувандан - тот самый, который утопал в тумане в моем видении во время клинической смерти. Слишком много совпадений для простой случайности. И, кстати говоря и забегая вперед - я оказался прав.
      Он помолчал, вспоминая, а потом сказал:
      – Мы были друг в друге заинтересованы. Донирчеммо знал, где находится монастырь, знал язык и местные обычаи, разбирался и в монашеских делах, потому как одно время и сам был монахом. А у меня были деньги, без которых в нашем предприятии никак не обойтись. Монастырь располагался очень высоко в горах. Чтобы добраться до него, нужно было организовать настоящую экспедицию: запастись провизией на неделю, купить - вы будете смеяться! - мулов, набрать подарков, чтобы было чем расположить к себе монахов, нанять проводника по горным тропам. Да и потом, ежели артефакт и в самом деле существует, кто сказал, что нас подпустят к нему бесплатно!
      – Подождите, подождите… Зачем вам понадобился тот монастырь, я понимаю, - сказал Сварог. - Но зачем он понадобился уважаемому Донирчеммо?
      – В том-то все и дело! - Ольшанский взмахнул рукой, едва не опрокинув тарелку. - Помните, я вам сказал, что Джа-лама - не выдумка былинных сказителей и тому имеется убедительнейшее доказательство? Это доказательство сидит перед вами. Донирчеммо Томба - внук того самого, знаменитого «святого-разбойника» Джа-ламы!
      – Истинная правда, - кивнул лесник. - Разбойник Джа-лама - мой дед. После того как я узнал, чья кровь течет в моих жилах, во мне все перевернулось. Это было самым сильным потрясением в моей жизни. Меня охватила одна-единственная страсть - узнать о моем деде Джа-ламе как можно больше. Страсть была настолько сильной, что я даже испугался этой силы, она раздирала меня на части. Чтобы успокоиться и разобраться в себе, я несколько лет провел в монастыре в Монголии. Именно там я со всей отчетливостью осознал, что мне не уйти от этого проклятия - я должен пройти по следам своего деда Джа-ламы, только так я обрету самого себя. И если Джа-лама зачем-то рвался в монастырь Намчувандан, я тоже должен был побывать там и выяснить, что заставило моего деда напасть на обитель…
      – Замечу, что Донирчеммо появился в Тибете одновременно со мной, - Ольшанский повернулся к Сварогу: - Еще одна случайность, скажете?
      Сварог в ответ пожал плечами. И был в этом жесте совершенно искренен.
      – Вы замечательно говорите по-русски, - Лана вскинула глаза на Донирчеммо Томба, - а как утверждает Ольшанский, и по-тибетски тоже. И имя у вас тибетское. А еще, насколько помню, были какие-то астраханские калмыки, из которых происходил ваш дед. Как все запутано, однако…
      – Даже более запутано, чем вы себе представляете, - усмехнулся лесник. - Потому что еще были монголы, благодаря которым я и заговорил по-русски. Дело в том, что мой отец ушел из города-крепости Джа-ламы, забрав всю свою семью. Ушел еще при живом деде. Шаг с его стороны был отчаянный. С одной стороны, он предчувствовал, что век Джа-ламы заканчивается и вот-вот до «святого-разбойника» доберутся если не те, то эти. И тогда всему ближайшему окружению «горного Робин Гуда» придется несладко, а в первую голову достанется, конечно, детям разбойника. С другой стороны, вместо благополучной жизни в городе-крепости мой отец обрекал семью на скитания и неизвестность… Он выбрал последнее.
      Лесник на несколько секунд замолчал, глядя на догорающую в фонаре свечу. Его скуластое лицо на миг окаменело, на него легла тень.
      – Я не могу обсуждать выбор отца, - заговорил он снова. - Он сделал его, и на этом все… Наша семья долго скиталась, жила в нищете. Я родился уже в Монголии. С детских лет говорил на двух языках, тибетском и монгольском. На первом - дома, на втором - на улице. А потом случилось… В общем, в один день я потерял отца, мать, всех братьев и сестер. И сам должен был сдохнуть, но так уж вышло, что не сдох, а выжил. Меня подобрал, спас и приютил один пастух. Он выучил меня многому и среди прочего русскому языку. Он говорил мне: «Поверь мне, этот язык станет для тебя главным языком». Сам Мэлсдорж знал русский не хуже…
      – Кто?! Как звали пастуха, ты сказал?! - вырвалось у Сварога. Он чуть было не вскочил со своего места.
      – Мэлсдорж, - удивленно повторил лесник. - Человек, который воспитал меня, заменив отца.
      На миг все качнулось перед глазами Сварога…
      Имя Мэлсдорж - редкое имя. Оно хоть и имело традиционное для монгольских имен окончание «дорж», но «мэлс» переводилось как Маркс, Энгельс, Ленин. Одно время и в Монголии тоже, как и у нас, была такая мода. Но, как и у нас, мода быстро прошла, поэтому не многие дети успели получить экзотические имена. Разве у нас часто встретишь всяких Октябрин и Велемиров?
      Мэлсдорж… Воспоминания нахлынули штормовыми волнами. Военный городок в монгольской степи, раскопки древнего кургана, археологиня Света, слухи, бродившие по части о шаманских способностях Мэлсдоржа, провалы в неизвестность, светлобородый вождь Нохор, золотая пуля. А потом - последний, окончательный провал в мир Талара…
      «Может быть, все же совпадение? А что пастух… Так кто в Монголии не пастух». Впрочем, нет ничего проще, чем узнать, тот или не тот Мэлсдорж. Один-два уточняющих вопроса…
      – Похоже, вам знакомо это имя? Доводилось встречаться?
      Сварог заметил, что Ольшанский пристально на него смотрит. Кстати, чересчур пристально для нетрезвого человека. И голос у олигарха был не так уж и нетверд, как можно было ожидать, исходя из того, сколько он всего выкушал за сегодняшний день и за отдельно взятый вечер.
      – Да, имя знакомо, - не стал скрывать Сварог. - Возможно, совпадение…
      – Ну конечно! - скептически хмыкнул олигарх. - Я же вам весь день талдычу: нет на этом свете никаких случайностей и совпадений, все взаимосвязано. И вы здесь не случайно, и он, и она, и я. И этот ваш монгол должен был сыграть свою роль, он ее и сыграл. И вообще, пришла пора вам увидеть, что картина, которую пишет неизвестный нам Художник и на которой все мы лишь фигурки, кто помельче, а кто покрупнее, близка к завершению: линии сходятся в одной точке, круги замыкаются, подводятся итоги. Осталось набросать последние штрихи…
      – Что ж, возможно, вы и правы, - вынужден был согласиться Сварог.

Последняя ночь старого мира

 
      Для ночлега Сварог выбрал сарай со сваленным в углу шанцевым инструментом и прочим хозяйственным хламом.
      Он лежал на набитом соломой матрасе, бросив его прямо на дощатый пол. Не в комфорте, зато в уединении. Никто не храпит над ухом, никто не ворочается, кряхтя и скрипя пружинами, никто каждые пять минут не ходит на кухню пить воду, переступая через тебя, как через предмет неодушевленный…
      Место нашлось всем. Лане постелили на русской печи, Ольшанский завалился спать в комнате, где они пили-ели, непростой тибетский лесник сказал, что будет спать на кухне. Охрана Ольшанского облюбовала баньку и машины.
      Сварогу не спалось. Мысли кружили под черепной коробкой потревоженным осиным роем. Сварог был бы рад отсутствию любых мыслей и присутствию сна, но в том-то и дело, что никак было не заснуть. Баранов, что ли, посчитать, в самом деле? Курить на воздух он уже выходил - не помогло, сон не пришел. Кстати, хорошая сегодня была ночь, теплая и тихая, а над головой простиралось густо облепленное звездами и какое-то очень близкое небо…
      Слишком много всего нового вылилось сегодня на мозги, надо признать. От информации пухла голова. Вдобавок информация сплеталась в причудливую вязь из необъяснимых совпадений, роковых случайностей и таинственных загадок. А рассказ Ольшанского о посещении монастыря добавил в этот котел тайн и загадок еще одну пригоршню…
      Мыслями Сварог все время невольно возвращался к этому рассказу.
      До монастыря экспедиция, состоявшая из Ольшанского, будущего сибирского лесника Донирчеммо Томба, местного проводника, навьюченных мулов и, между прочим, из Ключника (единственного, кого олигарх захватил с собой из России в Тибет), добралась не без трудностей, но зато, ко всеобщей радости, без приключений. Горную местность вокруг монастыря Намчувандан Ольшанский сразу признал - именно ее и наблюдал в своем вызванном клинической смертью видении. Тот самый пейзаж, словно позаимствованный из старого советского фильма «Отель „У погибшего альпиниста“».
      Их впустили в монастырь, не пытая у ворот, кто такие и чего надо. Впрочем, так вроде бы и положено поступать правильным божьим людям - не отказывать усталым странникам в приюте.
      Их отвели к приземистому, сложенному из камня дому. Когда проводили по двору Ольшанский увидел пирамидальное сооружение в полтора человеческих роста под названием Ступа - точь-в-точь такое же, как и в видении. Навстречу попадались монахи, одетые в желтые одежды. И как тогда в видении, они проходили мимо, не обращая никакого внимания на незнакомцев. Хотя можно было поклясться, что гости в этом монастыре - персонажи наиредчайшие, уж больно высоко в горы забрался монастырь, уж больно узка, извилиста и мало натоптана тропа, ведущая к нему.
      В домике, что отвели им для отдыха, было две комнаты. Размерами и убранством комнаты стопроцентно отвечали требованиям, которые обычно предъявляют к монашеским кельям, - маленькие, тесные и необставленные, то есть как нельзя лучше пригодные для умерщвления плоти и молитвенных бдений. Ну, дареному коню известно куда не смотрят…
      Зато Ольшанский был приятно удивлен, когда отправленный к настоятелю монах вернулся назад с сообщением, что хамбо-лама рад будет видеть у себя путников, когда те отдохнут с дороги.
      Путники отдыхали недолго - не для того они, в конце концов, лезли в горы, чтобы бестолково валяться на циновках. После часового отдыха и приведения себя в порядок (негоже появляться перед здешним владыкой небритыми и немытыми) Ольшанский, Ключник и Донирчеммо Томба попросили монаха проводить их к настоятелю. Местный проводник с ними не пошел, остался в гостевом домике.
      Хамбо-лама Догпа Кхенчунг, настоятель и духовный пастырь, принял гостей в монастырском дацане - в том самом, у входа в который оборвалось видение Ольшанского.
      По всему залу были расставлены глиняные плошки с горящими в них толстыми восковыми свечами. Хамбо-лама Догпа Кхенчунг в церемониальной одежде и островерхом головном уборе восседал в позе лотоса на задрапированном желтой материей помосте. Помост имел форму буквы «Т», ножкой повернутой к центру зала, и как раз в основании этой ножки сидел хамбо-лама. Гости монастыря в количестве трех человек рядком выстроились перед помостом - лицом к ламе, спиной к выходу.
      А вот чего напрочь не наблюдалось в этом зале, равно как и по дороге к нему, так это блеска злата-серебра, зазывно поблескивающих груд драгоценных камней и прочих сокровищ, от которых должно перехватывать дух у любого мало-мальски отчаянного авантюриста. Ну откуда возьмутся богатства у заброшенного в горах небольшого монастыря! Понятное дело, крупные монастыри, в первую очередь столичные, купающиеся в паломниках и туристах, - те не бедствуют, поскольку давно уже стригут денежки, как чабаны овец. Желаете осмотреть наш дацан? Конечно-конечно, а не соизволите ли пожертвовать во благо и во имя? Желаете пообщаться с самим растаким-то ламой, наимудрейшим, воплощением самого ого-го кого - устройте обед для братии и не забудьте опустить монетку в распахнутую пасть этой бронзовой жабы, для вашего же блага, чтоб было вам счастье. Все эти разводки Ольшанскому довелось испытать на себе сполна…
      Беседа с настоятелем монастыря Намчувандан началась весьма неожиданно. Можно сказать, с места и в карьер.
      – Я знал, что кто-то должен появиться, - сказал хамбо-лама Догпа Кхенчунг. - Потому что Шамбалинская война близка. Очень близка…
      Хамбо-лама говорил по-тибетски, Донирчеммо Томба переводил. Кстати говоря, вопреки ожиданиям Ольшанского настоятель монастыря оказался не седобородым старцем, а довольно молодым человеком - ему было где-то между тридцатью и сорока.
      – Некоторые считают, что Шамбалинская война уже началась, - продолжал Хамбо-лама. - Они говорят, что война ислама с христианством, беды, взрывы, убийства, что приходят сейчас к людям вместе с именем ислама, - это все и есть Шамбалинская война. Они говорят, что скоро в эту гибельную воронку будет затянут буддистский мир, а затем и весь мир вообще. Но они ошибаются, все не так просто… Шамбалинская война еще не началась, и начнут ее не люди…
      Хамбо-лама обвел взглядом своих гостей.
      – В священном знании, что хранит наш монастырь, сказано, что три приметы укажут на близость Шамбалинской войны. Первое - с горы Царонг сойдет ледник. Неделю назад он сошел. Второе - треснет фундамент монастырской Ступы. Несколько дней назад он треснул. Третье - придет белый человек с Севера и первым его словом будет одно из трех… Скажи это слово!
      На последней фразе Хамбо-лама повысил голос и вытянул руку в сторону Ольшанского.
      Ольшанский, сам не понимая, как и почему, от неожиданности брякнул первое, что пришло на ум:
      – Аркаим.
      Хамбо-лама удовлетворенно улыбнулся, кивнул.
      – И первым его словом будет одно из трех. Одно из трех и есть «Аркаим». Все сошлось, как и было предсказано. Ожидание Шамбалинской войны подходит к концу, - настоятель показал пальцем на Ключника: - Ты слуга белого человека с Севера, это я вижу. А кто ты? - Палец настоятеля переместился и указал на Донирчеммо Томба. - Для простого переводчика у тебя слишком дерзкий и заинтересованный взгляд. И что-то жжет тебя изнутри, как лихорадка. Кто ты?
      – Я - внук Джа-ламы, - признался Донирчеммо Томба.
      – А-а, - протянул хамбо-лама. - Понятно. Не удивлен. Вот что значит кровь. Идешь по следам своего деда? Не дает покоя, ради чего твой дед решился на святотатственное преступление - напал на обитель?
      – Да, - выговорил сквозь сжатые зубы Донирчеммо Томба.
      – Возможно, ты скоро об этом узнаешь. Впрочем, решать даже не мне и уж всяко не тебе. А ему, - хамбо-лама показал на Ольшанского. - Я, как настоятель монастыря Намчувандан, всего лишь должен отвести Белого человека, который придет с Севера незадолго перед началом Шамбалинской войны и который будет знать Слово, в Пещеру Девяти Сводов. Кого брать с собой, а кого не брать, решать уже ему.
      – Они пойдут со мной, - уверенно сказал Ольшанский.
      – Хорошо, - сказал хамбо-лама. - Одно условие, и оно не мое. Путь в Пещеру знают только монахи и то не все, а лишь цан-шавы, избранные. Поэтому вы должны прежде испить травяного отвара, благодаря которому пройдете путь в Пещеру Девяти Сводов, но не запомните его.
      Хамбо-лама хлопнул в ладоши. Откинулся полог, прикрывавший неприметный проем за помостом, оттуда вышел монах с деревянной чашей в руках.
      Некоторое время Ольшанский провел в борениях с самим собой. Потому что напиток запросто мог оказаться ядом. Но потом он прикинул, что отравить, равно как и каким-либо другим образом отправить их в мир иной, монахи могли бы и без столь сложных прелюдий. Допустим, просто предложив угоститься чайком. И приняв чашу из рук монаха, Ольшанский безбоязненно отпил первым. Вслед за ним отпили Донирчеммо Томба и Ключник.
      – Идите за мной, - сказал хамбо-лама, поднимаясь на ноги.
      Он спустился с помоста, снял островерхий головной убор, скинул церемониальную одежду, оставшись в желтом монашеском облачении. Жестом пригласил следовать за собой. Они направились к прикрытому шерстяным пологом проему, из которого недавно появился монах с чашей. Настоятель свернул полог трубочкой, закрепил, чтоб не раскручивался, специальным ремешком, прибитым над притолкой, и только после этого повел гостей дальше.
      Они очутились в коридоре со множеством дверей, расположенных по одной стороне и прикрытых пологами из толстой шерстяной ткани, прошли по нему до противоположного конца. В коридоре было довольно светло - через каждые три шага горели факелы.
      Потом они ступили на винтовую деревянную лестницу, стали по ней спускаться. Все ниже и ниже. Деревянная лестница перешла в каменную, по-прежнему винтовую. Становилось все холоднее. Откуда-то бралось ощущение, что они спускаются в глубь горы. Хамбо-лама вынул из петли на стене факел и освещал им дорогу…
      И с какого-то момента Ольшанский почувствовал, что с ним происходит нечто странное. Свет факела сделался гораздо ярче, желтее и маслянистее, этот свет резал глаза. Звуки шагов гулко отдавались в голове. «Начал действовать выпитый отвар», - догадался Ольшанский.
      Что-то творилось со стенами. Стены смыкались под странными углами, то отступали, то приближались, причудливо выгибались. И уже не поймешь, по лестнице ты спускаешься или плутаешь какими-то коридорами, под землей все еще бредешь или же выбрался на поверхность.
      Может быть, было на самом деле, а может, только привиделось, что они прошли через некий зал, куда сквозь стрельчатые витражные окна просачивался дневной свет. Наверное, все же привиделось, ну откуда на Тибете стрельчатые окна и витражи?
      Ольшанский отчетливо видел лишь расплывчатое маслянистое пятно факела впереди себя, только на этом пятне мог сфокусировать взгляд, за ним и шел…
      Раздался громкий хлопок в ладоши, и Ольшанский начал приходить в себя.
      Несколько секунд прошло, прежде чем Ольшанский, Ключник и Донирчеммо Томба окончательно избавились от наваждения. Пелена спала с сознания, и они обнаружили, что находятся в пещере, похожей на сводчатый склеп. Только склеп тот был целиком изо льда - стены, пол, потолок. И холод здесь стоял соответствующий - без свитера долго не выдержишь.
      Оконечность склепа терялась вдалеке, и было непонятно, насколько он велик. А похоже было на то, что весьма велик… ежели, конечно, дело не в оптическом обмане. По обеим сторонам склепа через равные промежутки, на расстоянии в полчеловеческого роста от пола, располагались проемы, имевшие геометрически правильные очертания. И что-то там было внутри…
      Ольшанский шагнул к ближайшему проему, заглянул… И удивленно присвистнул. Там, под стеклом, лежал человек - таково, по крайней мере, было первое впечатление. Защитное стекло (если, конечно, это стекло) было толстым, призматическим, что делало силуэт лежащего под ним размытым, нечетким и словно бы разбитым на небольшие фрагменты, по которым представить что-либо в целом было крайне затруднительно. Да невозможно представить, чего уж там! Запросто под стеклом мог лежать не человек, а существо, имеющее лишь отдаленное сходство с человеческим телом. И лица совершенно не видно. Даже не разглядеть - два глаза у существа, один или три. А нижнюю часть туловища и вовсе не видно. Ниже уровня груди все тонуло в непроницаемой тьме, подозрительной, наводящей на мысли о ее искусственном происхождении.
      – Что это? - Ольшанский повернулся к хамбо-ламе.
      – Это величайшая тайна из всех тайн мироздания, - голос настоятеля взволнованно дрожал. - Тайна, которую оберегал наш монастырь более трех тысяч лет, ради сбережения которой и был когда-то основан. Нет на планете Земля более важной и страшной тайны.
      – Это инопланетяне? - сдавленно спросил Ольшанский.
      – Нет… Это… - хамбо-лама на миг запнулся. - Как только их не называли… Сомати. Лемурийцы. Атланты… Да, их можно назвать древними атлантами. Это будет правдой, потому что издревле принято называть древнюю, достигшую невиданного могущества и исчезнувшую в результате неизвестной нам мировой беды цивилизацию Атлантидой. Мы же называем их Предтечи.
      – Они - люди?
      – Ты спрашиваешь меня о том, как они выглядят? Я не знаю. И никто не знает.
      – Они спят?
      – В нашем представлении это сон. Длиной в несколько тысяч лет. Но как давно он начался, этот сон? Доподлинно неизвестно. И проснутся ли когда-нибудь? Неведомо. Но дело не столько в них, Белый человек с Севера. Дело в том, что та мировая катастрофа, что уничтожила народ атлантов, снова приближается. Грядет великая Шамбалинская война. И от того, кто в ней победит, зависит, будет ли человек по-прежнему ходить по этой планете. И исход битвы под силу решить одному человеку.
      «Мне?» - чуть было не спросил Ольшанский, но промолчал.
      – Не знаю, тебе или не тебе, - покачал головой монах, будто прочитав его мысли. - Но я знаю, что ты являешься фигурой в еще не начатой партии. Атланты оставили нам Знаки, по которым, как по камушкам через ручей, можно добраться до Ответа. Первый камушек - на него указывают египетские пирамиды. Но сколько всего таких камушков? И как долго придется по ним идти?
      Буддизм оставлен нам Атлантами, Предтечами. Буддизм никого ни к чему не принуждает, полная свобода воли. Но зато человеку приходится самому отвечать за свои поступки. Христианство допускает, что человек, совершив дурной поступок, может покаяться и тем снять с себя грех. Буддизм учит, что человек должен искупать вину. Если не успеешь искупить в этой жизни, придется искупать в последующих. Они, Предтечи, хотят искупить вину за грехи, о которых мы ничего не знаем и вряд ли узнаем когда-либо. Но, возможно, совершенные ими грехи и привели их цивилизацию к катастрофе…
      …Благодарить следовало магию ларов, а конкретно - встроенное в Сварога посредством той магии чувство опасности. Именно оно распиликалось не на шутку. А может быть, Сварог обошелся бы и без всякой магии. Одним звериным чутьем и рефлексами старого солдата…
      И вроде бы ничего пугающего вокруг. Ну, хрустнуло что-то за стеной, едва слышно прошуршало. Мало ли ночных звуков. Но в том-то и дело, что эти тихие звуки несколько выпадалииз обычных ночных звуков, были неуловимо посторонними. Трудно объяснить непосвященному человеку…
      Сварог поднялся, осторожным шагом двинулся к двери, старательно следя, чтобы ненароком не наступить на что-нибудь громыхающее, не говоря уж про грабли, и не выдать себя. Дверь сарая отодвигал по миллиметрику Когда дверь отошла от косяка на достаточную ширину, Сварог бесшумным призраком выскользнул на улицу. Показалось или темнота возле соседнего строения едва заметно шевельнулась?
      И тут же сбоку из-за угла на Сварога обрушился темный силуэт.
      Инстинкт раньше всяческих мыслей заставил Сварога рухнуть на землю и перекатиться к стене. И кабы не это, быть ему распоротым от уха до уха - сверкнувший в лунном свете клинок с шумом прорезал воздух там, где за миг до этого была голова Сварога.
      Одетый во все темное незнакомец по инерции пролетел вслед за своим клинком, но на ногах удержался. Более того: ловко и проворно развернулся и вновь был готов без промедления пустить в дело широкий и короткий, похожий на мясницкий тесак, что сжимал в правой руке. Впрочем, может, это и не тесак был никакой, а ритуальный меч. Только вот брюху-то все равно, чем его вспорют.
      Вскочить на ноги Сварог не успевал и сделал единственное, что ему оставалось при таком раскладе, - когда неизвестный кинулся в атаку, он крутанулся на земле, подсек бегущему ноги и, стоило противнику загреметь всеми костьми оземь, вскочил на ноги.
      В теле ощущалась столь хорошо знакомая звенящая пустота, а в голове - холодная ясность, словно он вмиг переключением незримого тумблера превратился в запрограммированный на битву автомат.
      Противник уже поднялся с земли, но не ринулся в заполошную атаку, как можно было предположить. Нет, противник, вопреки здравому смыслу (ведь на шум борьбы могут сбежаться), вдруг перестал торопиться. Противник стоял напротив Сварога, сжимая свой короткий широкий меч, и… смотрел.
      Сварог не видел его лица - оно было закрыто черной лыжной шапочкой с проделанными в ней прорезями для глаз. Зато видел глаза. И премного странен был взгляд человека напротив. Сварог не помнил, чтобы такна него когда-либо смотрели. В этом взгляде не было ничего от простого интереса или от патологического любопытства палача к жертве, у которой тот собирается отнять жизнь. Это было нечто совсем иное.
      Полное впечатление, что стоящий напротив человек хотел благоговейно запечатлеть в мозгу каждую его морщинку. Если и можно подобрать сравнение, то представим себе Микеланджело, который стоит с кувалдой перед статуей Давида, зная, что через секунду разрушит свое гениальное творение, и любуется им напоследок. Благоговейная ненависть, так можно сказать.
      Стояние и гляделки закончились.
      Противник ринулся вперед. Сварог уклонился, пропустил над головой свистящий клинок, рубящую воздух сталь, отпрыгнул, перехватил запястье, толкнул противника головой в стену сарая и, крутанувшись, провел завершающий удар пяткой под ребра. Противник распластался на земле, тесак отлетел в сторону.
      Ну вот и все… Сварог вытер пот со лба. Он сделал шаг к тому месту, куда упал тесак, собираясь его подобрать…
      Неизвестный, гибко прогнувшись, ловко, без помощи рук вскочил со спины сразу на ноги. И… выбросил перед собой руку, направив открытую ладонь с полусогнутыми пальцами в сторону Сварога.
      В грудную клетку ударила, сшибая с ног, тугая волна. Сварог грохнулся на спину, больно приложившись обо что-то затылком («Ну да, там какая-то деревянная чурка валялась», - отстранение промелькнуло в мозгу). Он потерял сознание на считанные мгновения. Но и этого хватило. Открыв глаза, Сварог увидел над собой одетого в черное незнакомца, уже заносившего тесак для удара.
      И опять этот взгляд вперившихся в Сварога глаз. Взгляд был лучистым, поистинне счастливым,словно незнакомец не человека убивал, а с богом напрямую беседовал. Он хэкнул и…
      Где-то неподалеку, во дворе, прогремел выстрел. Голова убийцы дернулась, как груша под боксерским кулаком. Выронив тесак и подломившись в коленях, тот завалился набок. Сварог рывком поднялся с земли. Рефлекторно пощупал грудную клетку. «Что это было? Но точно не магия. Пресловутый энергетический удар? Выходит, от него магия ларов не спасает? М-да, неприятное открытие, - Сварог усмехнулся. - Главное, чтобы никто об этом не узнал».
      Он нагнулся, подобрал с земли тесак. Автоматически проверил подушечкой большого пальца остроту лезвия. Острое, бляха.
      К нему подошел Ключник, по-ковбойски вертя на пальце револьвер.
      – Наверное, ты ждешь от меня чего-нибудь пафосного, вроде: «Теперь я твой должник»? - повернулся к нему Сварог.
      – Считай, мы квиты, - сказал Ключник, опускаясь на корточки рядом с убитым. - Пропусти ты его мимо себя, он мог бы положить… не скажу всех, скажу «кого-нибудь». Меня, допустим. А это была бы для всех нас невосполнимая потеря, не так ли?
      Ключник содрал с головы убитого лыжную шапочку. И тут же во дворе стало тесно - появились охранники, примчался запыхавшийся Ольшанский, пригнав вместе с собой тяжелую коньячную волну.
      – Кто? - выдохнул он.
      – Китаец… похоже. Во всяком случае, азиат… - Ключник поднялся на ноги, отбросил в сторону шапочку.
      Убитый, несомненно, принадлежал к азиатской расе - резко очерченные скулы, узкие глаза, уже остекленевшие. А его лицо между тем показалось Сварогу преисполненым каким-то удивительным спокойствием - похоже, в свой последний миг он не усомнился, что его ждет большое путешествие в счастливые края…
      – Китаец, - как-то незаметно возле них появился и тибетский лесник по имени Донирчеммо Томба. - Китайский тип лица.
      Ольшанский затейливо выругался.
      – Нет, ну я, конечно, предполагал, что они могут встретить нас там,но здесь-то откуда! - олигарх лихорадочно зашарил по карманам. - Дайте кто-нибудь закурить, мать вашу!
      Так и не взяв протянутую кем-то из охраны сигарету, Ольшанский вдруг застыл с протянутой рукой и пристально посмотрел на лесника. Потом перевел недобро изменившийся взгляд на Ключника, а с него и на Сварога. В общем, нетрудно было догадаться, о чем вдруг подумал Ольшанский.
      – Не факт, что измена, - о мыслях своего патрона догадался и Ключник. - Китаец пришел один. Стукни кто из наших, китаезы явились бы толпой. А это, - Ключник показал пальцем на убитого, - больше похоже на засаду, выставленную на всякий случай. Давайте, шеф, думать, что они не глупее нас. И что они тоже могли оставить кого-то поблизости от объекта.Приглядывать. Присматривать за подозрительными движениями.
      Ольшанский все же взял сигарету у охранника, прикурил.
      – Может, ты и прав… - олигарх сделал глубокую затяжку. - Неужели он всерьез рассчитывал перебить всех?
      – Кто знает, - сказал Ключник. - Может быть, ему и нужен-то был всего один из нас, кто-то конкретный…

Новые персонажи

 
      – Притормози-ка, Коля, - распорядился Ольшанский и первым выбрался из остановившейся машины.
      – Уже приехали? - сонно пробормотала Лана из-под одеяла. Она дремала, свернувшись в клубок на заднем сиденье.
      – Техническая остановка, - сказал ей Сварог. Подумал малость и выбрался наружу вслед за Ольшанским. Потянулся. Будь возможно, он бы тоже сейчас вздремнул еще часиков пять. Общий подъем сыграли, как и было накануне уговорено, с рассветом… Словом, толком поспать удалось часа два. Да и сон вполуха, вполглаза вряд ли можно назвать полноценным. А после скорого завтрака сразу и отъехали. На все стенания Ланы, что она не может так, что ей надо вымыться как следует, привести себя в порядок, отвечали: «Так оставайся, с собой не тащим, на обратном пути подберем». Однако в лесничестве она не осталась.
      – Не хотите взглянуть на наш Аркаим сверху? - олигарх появился из-за кедра, застегивая ширинку.
      – Отчего бы не взглянуть.
      – Тогда, как говорится, пройдемте. Ключник, останешься здесь…
      Они сошли с дороги, обогнули заросли кустов, прошли сквозь молодой ельник и вышли к обрыву, протянувшемуся вниз острыми гранями камней метров на триста. Они находились сейчас на вершине одной из сопок, окружавших огромную долину.
      Было около десяти часов утра. В общем-то, пора бы утреннему туману и рассеяться без остатка. Ан нет. Туман в долине рассеиваться, похоже, и не помышлял. Он слоился по долине, окутывал ее молочно-белыми, плавно перекатывающимися клубами. Из-за тумана не то что древнего города не было видно - все в долине было скрыто от глаз туманом. Ну ладно туман! Что туман по сравнению с тем, что висело в небе…
      Серое утреннее небо кое-где было запятнано белыми, похожими на клочья овечьей шерсти облаками, медленно кочевавшими на восток почти по безветренному небу. И среди этой благолепной акварели, аккурат над противоположной сопкой, висел натуральнейший, всамделишный, огромный смерч. Он был таким, каким его всегда показывали в телерепортажах: темно-серая воронка, тонкой извивающейся «ногой» шарящая по земле. Черт его знает, без бинокля не видно, вбирал ли в себя и закручивал ли сейчас этот смерч камни, траву и деревья, вырывая их с корнем, но вертелся он как заводной.
      Сварог аж прикрыл глаза и потряс головой. А когда поднял веки, смерч никуда не делся, не оказался бредом и наваждением.
      Насчет наваждения Сварог решил все же удостовериться, включив магическое зрение…
      Оп-па! Л-любопытно. А непростое, однако, явление сибирской природы мы тут наблюдаем, все из себя такие счастливые. Внутри смерча кое-где мерцали немногочисленные крохотные зеленоватые огоньки, наводя на невольное сравнение со светляками в ночной траве. М-да, вроде бы смерч - творение не магической природы, но, тем не менее, совсем уж без магии, выходит, не обошлось. То же самое, между прочим, творилось и с туманом. Кое-где внутри него вспыхивали зеленоватые точечки. Вспыхнут и погаснут. В другом месте снова вспыхнут и снова погаснут.
      Но даже если выключить магическое зрение и забыть об этих неприродного происхождения зеленоватых вкраплениях, все равно не удается отделаться от ощущения, что перед тобой фрагмент некоего неземного пейзажа, словно не на краю обрыва стоишь, а на пороге звездных врат и сейчас распахнется вход в иные миры…
      – Хотел бы уйти я в небесный дым, измученный человек, - проговорил Ольшанский.
      – Что? - невольно вырвалось у Сварога.
      – Да вот… Припомнилось отчего-то, - сказал Ольшанский. - Туман этот удивительно похож на тот, сквозь который я шел в своем видении к монастырю.
      – Еще бы ему не быть похожим. Туман - он и есть туман.
      – Не скажите, - возразил Ольшанский, закуривая. - Нет двух совершенно одинаковых предметов или явлений. Даже фонарные столбы при всей своей похожести чем-то друг от друга отличаются.
      – Странно, что вы обращаете внимание на туман, когда над головой висит такая вот дура.
      – А она который день уже висит. Уже не актуально. Правда, до сего дня она висела несколько севернее, медленно перемещаясь к востоку, а сегодня вот передвинулась сюда. Все метеорологи давно уже на ушах стоят из-за этой хреновины. Симпозиумы готовятся созывать. Кстати, вполне безобидная штука при всей угрожающей внешности, стихийных бедствий и разрушений народному хозяйству не причиняет.
      – Аркаима с этой обзорной площадки я так, похоже, и не увижу.
      – Не повезло нам с туманом, - сказал Ольшанский, бросил недокуренную сигарету под ноги и брезгливо растоптал. - Он там, уж поверьте мне. Мысленно проведите линию от себя к просвету между теми двумя дальними сопками. Видите? На этой линии, где-то примерно посередине долины, но все же чуть ближе к нам, и находится Аркаим. А еще, благоволи погодка, мы бы увидели рядом с древним городом лагерь археологов.
      – Тут еще и археологи? - удивился Сварог.
      – Ага, - кивнул Ольшанский. - Я вам разве не говорил? Археологи нашего Шантарского университета под руководством ученейшего доцента из самой Москвы удовлетворяют тут свой научный интерес на мои деньги.
      – И сколько среди них настоящих археологов, а сколько ваших людей, оставленных приглядывать за ученым народом?
      – Моих двое, - спокойно ответил Ольшанский. - Вполне достаточно, чтобы держать тут все под контролем и вовремя оповещать меня о научных открытиях. Ну мало ли, выкопают что-то ценное или до чего-то гениального додумаются. Важно, чтобы я первым узнал и именно я, а не какие-нибудь китайцы или москвичи, решал, что делать дальше.
      – Скажите… а зачем вам понадобились еще и археологи?
      Олигарх хмыкнул:
      – Я так и понял, что вы сейчас меня об этом спросите.
      – Значит, продумали и ответ?
      – А чего его продумывать. Ответ на самом деле простой - а вдруг чего нароют. Лишним не будет.
      – Ага, значит, полной уверенности у вас нет. До последнего проверяете, перепроверяете?
      – Полную уверенность даст наступление часа Икс. И он не за горами.
      – А если его наступление ничего не принесет?
      – Не может не принести, - с фанатичной убежденностью отрезал Ольшанский. - Ну, пора в машину. Начинается последняя часть нашей трагедии. Кстати, о древнегреческих трагедиях. Знаете такое понятие в них - неотвратимость Рока? Предначертано - значит, обязательно сбудется…
      Они въехали в долину и остановились у границы тумана. Дальний свет обеих машин нисколько не пробивал серую пелену которая в высоту достигала полтора человеческих роста. Ехать дальше было безрассудством.
      – Все, выходим, - скомандовал Ольшанский. - Тут пройти метров семьсот, не больше.
      Они выбрались наружу. Лана подошла к светло-серой стене, окунула руку в туман.
      – Такое впечатление, что он живой.
      – Смотри, чтобы не укусил, - с мрачным видом пошутил Ключник, забрасывая за спину автомат.
      – Я первый, вы за мной, - Донирчеммо Томба забросил за спину небольшой рюкзак, бегло осмотрел охотничий карабин. - Дистанция метр. Возьмите каждый по фальшфейеру. Вон там.
      Он пнул сумку, которую охранники вытащили среди прочих из багажника.
      – Если отстанете, зажигайте огонь, по нему легче будет найти. Все готовы?
      Лесник уверенно распоряжался, и никто не думал оспаривать его право стать на время главным.
      Двинулись. Шли цепочкой. Темп лесник держал невысокий, поэтому сохранять дистанцию было нетрудно. Сварог обернулся, встретился взглядом с идущим позади него Ключником. «Интересно, орелик, - подумал Сварог, - а ты тоже веришь в идею фикс своего начальника? Или просто следуешь за ним тенью?…»
      Что характерно: чем дальше они забирались в глубь долины, тем реже становился туман. Вот уже видна не только спина впереди идущего, но также и спина идущего перед ним. Вот и землю под ногами можно разглядеть. А вот уже можно разглядеть впереди зеленые стенки палаток… То ли туман понемногу рассеивался, то ли по непонятным физическим (а может, и не только физическим) законам его плотность падала с приближением к Аркаиму
      К палаткам подходили, уже сбив изначальный походный порядок. Цепочка сама собой распалась, потому как отпал смысл идти друг за другом след в след - возле палаток было уже вполне сносно все видно, по крайней мере по сравнению с тем, что творилось на входе в долину.
      Палатки были шатровые, армейского образца, Сварогу хорошо знакомые. Отсюда, от палаток, уже можно было видеть очертания первой, внешней кольцевой стены Аркаима. Стена была высотой метра три…
      Высоко в небе вдруг раскатисто прогрохотало, заставив всех вздрогнуть, а кое-кого присесть и схватиться за оружие. Эхо унеслось в тайгу, дробясь в чащобе. Вроде бы гром, да только с чего бы это грому громыхать при чистом небе…
      – Гроза? - оказавшаяся рядом со Сварогом Лана испуганно прильнула к нему.
      – Гроза, - не стал еще больше пугать девушку Сварог. - Во время таких туманов в тайге грозы - явление зауряднейшее.
      – Странно, - раздался голос Ольшанского. - Никого не слышно и не видно.
      Олигарх показал указательным пальцем на одного из своих охранников, потом - на палатку. Охранник кивнул и направился к входу в брезентовый шатер. Откинул закрывающую вход полу, достал из кармана фонарик, более похожий на авторучку, посветил им внутри, потом на несколько секунд скрылся в палатке, но тут же вышел и почти бегом вернулся к ждавшим его.
      – Одни трупы, - доложил вернувшийся охранник. - Стреляли недавно. Еще порохом воняет.
      – Бля-я, - протянул Ольшанский и провел ладонью по лицу, словно паутину смахивал. - Живо сходи проверь вторую палатку. Хотя вряд ли кого-то… - И безнадежно махнул рукой. - Но ты все же сходи!
      – Если недавно, то палили определенно из бесшумки, - сказал Ключник, скидывая с плеча автомат и сдвигая предохранитель, - иначе мы бы услышали.
      – Опять ваши китайцы? - спросил Сварог у Ольшанского.
      – Похоже на то. Но как они меня вычислили?!
      – А зачем им убивать археологов?
      – Чтоб лишние под ногами не путались, - ответил за хозяина Ключник. - Надо идти туда. - Он показал в сторону Аркаима. - За стенами будет спокойнее.
      «Не факт, мин херц, ой не факт, - подумал Сварог, но о своих сомнениях решил промолчать. - Очень уж все здорово смахивает на засаду. А раз так, то и до стен не дадут добраться…»
      Ключник махнул рукой своим подчиненным, показывая, чтобы взяли хозяина в живое кольцо.
      – Во второй палатке только ящики, - доложил вернувшийся охранник. - Видимо, сперва всех согнали в этот шатер, а уж потом… Еще видел, что под навесом, где они обедали, лежит женщина в белом платке. Повар, наверное…
      – С-суки… - сквозь зубы проговорил кто-то из охранников.
      – Где вход в Аркаим? - спросил Сварог у Ключника.
      Ключник показал рукой влево.
      – Там. До него метров триста.
      – Я бы на их месте прихватил нас прямо здесь, - сказал Сварог, оглядываясь. - Но если до сих пор не прихватили…
      – Хотите сказать, ждут у ворот, - понимающе кивнул Ключник. - Возможно, возможно… Ну мы туда и не пойдем! Перелезем здесь.
      – Как перелезем? - быстро спросил Ольшанский. Похоже, он занервничал. - Высоко.
      – Да уж как-нибудь осилим, - сказал Сварог. - Коли жить хотим. Возьмем ящики из палаток. Поставим друг на друга. Все, надо идти…
      Их группа с Ольшанским в центре образованного охранниками кольца направилась к стене, передвигались настолько быстро, насколько получалось. Лесник и Ключник тащили пустые ящики, размером с телевизор, вытряхнув из них предварительно какие-то черепки и кости. Сварог держался чуть в стороне от группы, прикрывая собой Лану
      Вот и стена. Сложена из одинаковой величины шлифованных камней, обмазанных коричневатой, похожей на глину массой. Только это не глина, та бы за давностью лет отсохла и отвалилась, эта же - будто вчера намазали.
      Ящики поставили друг на друга, придвинув вплотную к стене. Двое охранников первыми забрались на них и, сделав из рук упор, помогали подниматься остальным.
      Сварог влез на стену одним из последних. И задержался на какой-то лишний миг, чтобы бросить взгляд на древний город Аркаим.
      Как ни странно, за стеной, внутри города, тумана вообще не было. Ни единого намека на туман. Законы природы вообще и физики в частности, думается, здесь были ни при чем. Какие-то иные законы совсем иной природы распоряжались сегодня на этой земле…
      Заветный город не поражал размерами, в радиусе был не более пятисот метров. Два вписанных друг в друга кольца, внешнее и внутреннее. Внутреннее кольцо радиусом было примерно метров сто пятьдесят-двести. И эта внутренняя стена вдобавок была заметно ниже внешней - той, на которой сейчас восседал Сварог.
      Действительно, как где-то Сварог читал, город сверху походил на колесо. Все из-за невысоких (метра, наверное, полтора, вряд ли выше) стенок, берущих начало от центральной площади и идущих до внешней стены. Эти стенки делили город на равной площади сектора, в них были проделаны неширокие проходы из сектора в сектор. Внутри этих секторов, там и сям, на первый взгляд, совершенно хаотично, грибами торчат фундаменты - каменные тумбы разной высоты и ширины.
      «И вправду все это здорово смахивает на гигантский ребус, - пришло в голову Сварогу. - Понятно, почему Аркаим не дает покоя…»
      А вот чего так и не увидел со стены Сварог - так это макушек засадного полка и торчащих из-за стен стволов. Только стоит ли этому радоваться?
      Ладно, пора вниз.
      Его подхватили внизу крепкие руки. Ноги коснулись земли древнего города Аркаим…

      Это было похоже на щелчок. Будто кто-то с размаху хлопнул ладонью по выключателю и в комнате зажегся свет. И сразу осветились все углы памяти Сварога. До того лишь какие-то тени проступали сквозь комнатный мрак: поди скажи, что это там притаилось в углу - простой стул или чудовище. Теперь же стало отчетливо видно, что есть что. Вернее - кто есть кто…
      Пелена вдруг упала, и, едва ступив на землю Аркаима, он понял, кто он есть, бес или подлинный Сварог.
      «Оказывается, вот как просто…»
      И у него появилось чувство такого облегчения, которое, пожалуй, он не испытывал ни разу в жизни.
      – Что с тобой? - услышал Сварог голос Ланы.
      – Нормально, - ответил он. И улыбнулся загадочно. - Голова закружилась. Пошли…
      И тут же другое торкнуло: если я осозналсебя, значит, и тот, второй,если он где-то рядом, тоже понял свою сущность?…
      Растянувшись цепочкой, ощетинившись стволами, шаря взглядами во все стороны, они двинулись по Аркаиму Сварог отметил, что несмотря на всю несыгранностьгруппы, одновременное совместное продвижение у них получалось довольно грамотно. Может быть, всеми ощущаемая и без всяких детекторов с индикаторами близкая опасность мобилизовала всех без остатка.
      …А в Аркаиме стояла поразительная тишина. Ни шорохов, ни шебуршания мелких зверьков, ни птичьего щебета… Кстати, вдруг обратил внимание Сварог, земля Аркаима цветом, твердостью и ровностью странно напоминала монгольскую степь. И точно так же лишь кое-где торчат редкие худосочные травинки. И так же, наверное, эту почву лопатой не возьмешь, надо ломом долбать, намучаешься, как с бетоном…
      Сварог задрал голову - смерч монотонно кружил над долиной. Вроде бы несколько приблизился к городу. Или только кажется?
      Добрались до второго, внутреннего радиуса. Вторая стена была чуть пониже первой - метра два с половиной от силы. Через нее перебрались быстро и без проблем.
      Во втором круге Аркаима, как заметил Сварог, фундаментов было больше. Что уж стояло на них и стояло ли что-либо вообще, неизвестно, однако почему-то у Сварога сложилось стойкое убеждение, что никогда и ничего. «Интересно, - подумал он, - а если это все же был нормальный город, то почему не сохранились фундаменты жилых домов?»
      Сходящиеся к середине, как спицы в колесе, лучи обрывались перед центральной и единственной площадью Аркаима. Площадка была поразительно ровной, покрытой белым, похожим на бетон раствором. Посреди нее лежала серая гранитная плита, квадрат со стороной метра в полтора, с небольшим чашеобразным углублением…
      – Стойте, шеф! - Ключник схватил за плечо попытавшегося сунуться на открытое пространство олигарха. - Так мы подставимся.
      Ольшанский, резким движением вскинув руку, посмотрел на часы.
      – У нас сорок минут, - сказал он леснику-тибетцу
      – Четверть часа в запасе есть, - ответил Донирчеммо Томба.
      «Ну конечно! - вдруг догадался Сварог. - Есть некий ритуал, не может не быть. Как пить дать древний-предревний, может быть, позаимствованный ими в том самом монастыре. А иначе зачем наш богатенький буратино таскает за собой этого тибетца! Добавим сюда еще вещмешок за спиной у Томба, куда наверняка сложен ритуальный инвентарь, и все срастается наилучшим образом…»
      – Мы успеем только на тот свет, шеф, если сейчас выйдем на площадь, - Ключник говорил, чеканя каждое слово. - Сперва я со своими ребятами должен зачиститьземлю. Если лесник и вот он, - показал пальцем на Сварога, - нам помогут, справимся минут за семь. После блокируем подходы, и вы сможете…
      Поблизости раздался сухой хлопок, и один из охранников, пьяно шатнувшись, начал медленно падать. Что-то просвистело, и арбалетная стрела угодила в шею другому охраннику - тому, кого Ключник назвал Олегом. Хрипя, Олегупал, как подсеченный.
      – К стенам! - рявкнул Ключник. - Прижаться к стенам! Живо!
      – Оружие на землю! - раздался отчего-то вполне предугадываемый крик, откуда-то слева. То ли из-за невысокого фундамента, то ли из-за делящей город на сектора стенки. - Иначе смерть!
      Очередь прошла по земле, потом по стене. Сварог увидел, откуда стреляют! Автоматчик засел за метровой высоты фундаментом. А была еще арбалетная стрела. Если даже предположить, что первый винтовочный выстрел и автоматная стрельба - дело рук одного человека, то стрелков все равно уже получается как минимум двое.
      Конечно, он может броситься сейчас к автоматчику, пуль бояться ему не приходится. Да вот только тогда из-за него положат всех остальных…
      Еще раз хлопнул одиночный винтовочный выстрел. Пуля вошла в землю рядом с ботинком Ольшанского. Это была демонстрация: вы, мол, в полной нашей власти. А снайпер засел определенно где-то далеко, так сразу его позицию и не вычислишь… И ведь знает, гад, в кого палить, кто главный в их команде и кого трогать пока не след.
      – Надо подчиниться, шеф, - Ключник выматерился и положил автомат на землю. - Тьфу, как глупо…
      Ольшанский, все еще не веря, что проиграл, яростно крутил головой по сторонам, выискивая врага.
      – Всем выйти на площадку! Быстро! Руки за голову! - продолжал командовать уверенный, спокойный голос с легким акцентом.
      Протрещала, будто сучья ломали, автоматная очередь, и перед Ольшанским взметнулись фонтанчики земли. Стоявший рядом с олигархом лесник охнул и, схватившись за ногу, сел на землю.
      – Следующая порция по головам, - пообещал неизвестный.
      – Ладно, выходим! - закричал Ольшанский, закладывая руки за голову. - Кладем оружие.
      Они вышли на ровную, как взлетно-посадочная полоса, главную и единственную площадь Аркаима.
      – Стоять! - окрик остановил их на полпути к гранитной серой плите.
      Остановились. Как тут не подчинишься!
      «Ничего, - подумал Сварог, - если не перестреляли сразу, из засады, значит, у них касательно нашего брата иные планы».
      – Сесть на землю! - продолжал распоряжаться неизвестный. - Руки держать за головой! Кто дернется или вздумает шутить…
      Подчинились. Опустились на землю - кто на колени, кто сел по-турецки. Какоето время ситуация не менялась. Потом потихоньку из своих нор, щелей и прочих укрытий начали выползать господа ворошиловские стрелки.
      Четверо невысоких худощавых азиатов (у одного за спиной арбалет) и один тип явно славянской наружности, который тоже не мог похвастать выдающимися габаритами, зато мог похвастать большим автоматом. Держал он оружие, стоит заметить, весьма умело. Да и по остальным было сразу видно, что с оружием они на ты. Все пятеро были одеты в камуфляж песочного оттенка, предназначенный для боев в пустыне и отлично маскирующий бойцов на фоне аркаимовских стен. Выходит, товарищи продумывали, готовились…
      Славянин с автоматом (а не иначе, он и выкрикивал команды) громко свистнул, и несколько секунд спустя из-за стены вышел еще один человек. Неторопливой, вальяжной походкой, помахивая тросточкой, направился в сторону своих бойцов. Не только тросточка делала этого человека похожим на прогуливающегося по садовым дорожкам дачника. На нем были белые летние брюки, просторная рубаха-балахон и широкополая шляпа с дырочками. В свободной руке он держал складной стул.
      Сварог видел этого господина впервые, но сразу догадался, кто перед ним. Азиат, взгляд и манеры человека, привыкшего повелевать, но главное - габариты. Необъятнейшие габариты, человек-гора. «Господин И, китайский магнат. Кто ж еще? Помнится, таким его и описывали».
      Китаец разложил стул, с опаской опустился на него, но конструкция из куска брезента и алюминиевых трубок выдержала вес. Человек-гора достал из кармана платок размером, наверное, с парус и принялся вытирать им потные шею и лоб.
      – Я знаю, что ты меня понимаешь, - господин И показал рукой с платком на Ольшанского. Говорил китаец по-английски. - Тебе почти удалось меня переиграть. Там, на Олеговой пустоши, ты показал себя хорошим профессионалом и почти победил. Я уважаю сильного противника.
      Он коротко поклонился. Причем проделано это было без всякого шутовства.
      Сварог испытывал идиотское чувство - будто наблюдает все это со стороны, как спектакль из зрительного зала. Вообще, все происходящее попахивало какой-то опереттой. Или дешевым голливудским фильмом: затерянный город, вооруженные люди, благодушный азиат в роли Главного Плохого…
      – Почему ты здесь, а не даешь показания в милиции, в ФСБ? Или тебя не вызвали в Москву объясняться в посольстве? - оказывается, Ольшанский говорил по-английски весьма недурно.
      С первым шоком олигарх справился похвально быстро и теперь был спокоен и собран. Как готовая к нападению змея.
      – Потому что как раз этого ты и хотел, - господин И запустил руку с платком под рубашку, чтобы вытереть грудь. - Фу-у, ну и жара! А ты живой, да? Не умер, получается?
      – Какое удивительное совпадение, я тоже уже и не надеялся встретиться с тобой на этом свете, - Ольшанский говорил ровным, даже светским тоном. - Я полагал, что ты сейчас как раз ожидаешь своей очереди на перерождение в теле какого-нибудь хищного хитрого зверька.
      На это господин И коротко захихикал, и было видно, как гуляют под рубашкой жировые складки.
      – Ты все сделал, Ольшанский, чтобы убрать меня из этого мира. Но в том вертолете, который потерпел крушение над тайгой, был не я. Я как чувствовал в тот день, что не надо лететь. Послал вместо себя одного очень похожего на меня человека, а сам поехал на машине…
      – Есть кто-то, кто очень похож на тебя? - искренне удивился Ольшанский.
      – Смешно, - сказал китаец. - И я рад, что даже сейчас у тебя сохранилось чувство юмора.
      Очередь выбила фонтанчики земли у самых коленей Ключника.
      – Рук опускать не велели! - закричал славянин.
      Ключник усмехнулся уголком рта и снова завел руки за голову.
      – Ты скажи своим людям, - посоветовал господин И, - что на этом предупреждения закончились. Мне твоих людей беречь ни к чему. Я даже Пака велел наказать, а он мог бы принести еще много пользы. Но предателей надо наказывать.
      – В чем же он провинился? В том, что работал на меня? - спросил олигарх.
      – Мы знали, что он работает на тебя, - сказал господин И. - Но у нас с ним была договоренность - нам он передает информацию первым. Он нарушил договоренность. Очень грубо нарушил. Не только назвал тебе первому новую дату -он только тебе ее и назвал, от нас хотел скрыть…
      – А вы все же узнали, - кивнул Ольшанский. - Значит, прослушивали его телефонные разговоры…
      – И дом, и телефон. Конечно, - господин И принялся обмахиваться платком. - Ты много денег пообещал Паку? Поэтому он решил предать нас, так?
      – Подслушивали, а ни хрена не поняли, - Ольшанский сплюнул. - Пак жил не для денег, ему бесполезно было предлагать бабки. Он был исследователем до мозга костей. А чем можно купитьисследователя?
      – Взять с собой в Аркаим, где должно произойти событие, которого ждали двадцать шесть тысяч лет, - подумав, сказал господин И. - Понятно. Ты прав, а я не прав. О такой версии я не подумал…
      – Ага, - сказал Ольшанский. - Да любой ученый душу продаст за возможность стать сторонним свидетелем такого события, а на что он готов пойти, чтобы оказаться в эпицентре этого события, стать его участником, я даже и предположить не берусь.
      – И участником какого же события ты надеялся стать сегодня? - спросил господин И.
      – Вы хотите, чтобы я открыл перед тобой карты…
      – Бросьте, господин Ольшанский! - рявкнул господин И. - Мы с вами не на дипломатических переговорах Шанхайского клуба. Вы, похоже, забыли, что сидите под прицелом. Так никогда не поздно напомнить!
      Ольшанский пожал плечами.
      – А почему бы, собственно, и не открыть карты? Вам все равно это ничем не поможет. Вы-то как раз только зрителями и будете. Шамбалинская война - это вам о чем-то говорит? Пятьдесят две тысячи лет назад с лица Земли исчезла древняя Атлантида. Случилась некая мировая катастрофа, которая теперь называется Шамбалинской войной, и могущественной цивилизации, намного превосходящей по развитию нашу, не стало. Уцелели лишь немногие из Предтеч. Атлантов. Они сделали все, чтобы предупредить о новой Шамбалинской войне, которая должна грянуть спустя пятьдесят две тысячи лет. Они построили этот город, который и не город вовсе, а что-то вроде огромного энергоприемника, с помощью которого Избранный человек станет могущественнейшим из людей, будет наделен могуществом бога. Этому человеку предстоит возглавить проснувшихся после многотысячелетнего сна сомати и с ними спасти цивилизацию. Этим человеком должен стать белый человек, человек с Севера. Хранители знания об Атлантиде, Шамбалинской войне и Хранители тел сомати указали на Избранного. Я - Избранный…
      Господин И снова захохотал. И на этот раз он хохотал долго, утирая платком глаза.
      – Ты сумасшедший, Ольшанский, а не избранный, - сказал он, отсмеявшись. - Царь Мира Ольшанский, хо! Основатель династии правителей Земли! Рассмешил… Хотя, - он убрал платок в нагрудный карман рубашки, - во многом ты прав, мой любезный враг. Об этом городе рассказано и в древних китайских хрониках. И построили его никакие не атланты, а выходцы из Китая. Может, тебе и не известно, но в древнем Китае были весьма развиты астрономия и астрология. Еще в глубокой древности было рассчитано, что именно в этой точке Земли, именно в этот день произойдет сотворение бога. Раз в двадцать шесть тысяч лет такое происходит. Иногда боги получаются, иногда нет - если никого не оказывается в нужной точке, в нужное время. Может, так распорядилась природа, может, кто-то, кто сильнее природы, но совершенно определенно: кем-тодается шанс дать этому миру резкий, невиданный толчок в прогрессе. Пассионарии, слышал о таких? Так вот: раз в двадцать шесть тысяч лет кому-то выпадает шанс стать Абсолютным Пассионарием. И возвеличить свою страну. И сегодня мы воспользуемся этим шансом…
      – Позволь спросить, вы так стараетесь только для себя или во благо всей Поднебесной? - спросил Ольшанский.
      – Благо отдельных граждан станет благом для всей страны, - торжественно, как с трибуны, произнес китаец. - И Поднебесная в невиданные сроки станет самой могущественной державой на планете. Я верю, что будущий год, год Красного Дракона, станет для нас…
      Это было в высшей степени неожиданно - шел, шел спокойный разговор, ничто не предвещало беды, и вдруг пятерка бойцов господина И вскинула стволы и открыла огонь на поражение. Никто из сидящих на земле не успел дернуться…
      Только задним числом можно было догадаться, что прозвучали кодовые, заранее обговоренные слова. Скорее всего словами этими были «Год Красного Дракона». Бойцы господина И ждали этих слов, и огонь открыли незамедлительно.
      Пули должны были за считанные секунды превратить людей в решето.
      Сварог рванул к господину И, не рассуждая.
      И всей грудью налетел на стену из свинца…
      Натяните частую рыболовную сеть, вместо узелков поместите пули, потом уберите сеть, а пули останутся висеть в воздухе. Вот такой «забор» преградил путь Сварогу
      Сварог оглянулся. Ни Ольшанский, ни те, кто был рядом с ним, не пострадали. Сидели и таращились на всю эту чертовщину.
      Бойцы господина И все еще продолжали стрелять… ну разве за исключением славянина, тот уже понял, что все бесполезно, и опустил автомат. Новые пули, подлетая к невидимой преграде, застывали в воздухе и пополняли коллекцию пуль в «заборе».
      А чертовщина между тем и не думала заканчиваться.
      Неведомая сила вдруг выдрала из рук стрелков оружие, автоматы и винтовку протащило по воздуху, к ним добавился содранный с плеча арбалет, - все это образовало кучу аккурат возле «забора» из пуль. Словно включили некий огромный магнит. Правда, магнит действовал уж больно избирательно, не притягивая пряжки, пуговицы, шпильки. Только оружие.
      Та самая таинственная сила играючи порвала у единственного в китайской бригаде славянина пояс, на котором болтались ножны, и швырнула их к груде оружия. Словно войдя во вкус, неведомая сила стала отрывать с мясом карманы, в сторону кучи полетели ножи. Причем сила эта обезоруживала и людей Ольшанского. С треском порвалась брючная ткань на правой щиколотке Ключника, и, болтая оборванными ремешками, по воздуху пролетела кобура с вложенным в нее револьвером. Из кармана оставшегося в живых охранника Ольшанского вырвало шипастый кастет, а у лесника был изъят нож с костяной рукоятью в кожаных ножнах.
      Словом, куча конфискованного оружия получилась немаленькой. И на этом забавы неведомого шутника не кончились. Оружие вдруг стало превращаться в ком. Металл, кожа, дерево прикладов - все материалы одинаково податливо, как пластилин, деформировались под нажимом невидимых рук.
      Как завороженные, все - и китайцы, и некитайцы - наблюдали за происходящим. По вполне понятным причинам никто ничего не пытался предпринять. Откровенных глупцов здесь не было, все понимали, что от них мало что зависит, что в игру вступила сила, по могуществу стократно превышающая человеческие возможности, и противиться ей глупо и опасно.
      – Не думайте, что я боюсь вашего оружия. Нисколько я его не боюсь. Ну совершенно не боюсь… - голос звучал отовсюду одновременно. Потрясающий акустический эффект. Словно динамики вмонтированы во все фундаменты, стены, гранитные плиты и в саму землю.
      И Сварог узнал голос.
      Этот голос был его собственным.
      «Вот и свиделись…»
      – И поверьте, я не любитель дешевых театральных эффектов, - продолжал вещать невидимка. - Эта маленькая демонстрация затеяна лишь для того, чтобы остудить горячие головы. И уберечь кое-кого от необдуманных действий, чреватых потерей этих самых голов. Я не слишком вычурно изъясняюсь? Ну, вы меня поняли! И теперь, когда вы подготовлены к моему появлению, я, пожалуй, явлю себя. Несолидно мне, право, корчить из себя призрака…
      Несмотря на уверения в своей нелюбви к дешевой театральщине, именно в этом жанре второй Свароги обставил свое появление. С высоты трех метров посыпался дождь из алых цветочных лепестков. Лепестки появлялись ниоткуда, опускались, кружась, и оседали на невидимой глазу преграде, очерчивая человеческий силуэт. «Дождь» становился все гуще и гуще, и наконец из него показался автор всей этой постановки.
      Явился в обличье опереточного демона: грива иссиня-черных волос, густые смоляные брови вразлет, козлиная бородка, орлиный нос, углями пылающие глаза. Кутался в черный плащ с кровавым подбоем. Разве только рожек на голове не хватало.
      – Нет, этот облик чересчур академичен, - голосом Сварога произнес второй. -Не беда, поменяем.
      Воздух рядом со вторым(или уже следует говорить - бесом?) на мгновение помутнел, и на месте опереточного демона появился еще один Сварог. Правда, по-другому одетый - в ало-серый камзол.
      – А этот облик чрезвычайно всем надоел, я так полагаю, - сказал бес. - Пожалуй, я все же воспользуюсь личиной, с которой так много связано, причем отнюдь не самого плохого. К который я привык за последние долгие - в человеческом понимании - годы, как некоторые привыкают к домашним тапочкам.
      Снова на секунду дрогнул и расплылся воздух перед бесом. И на месте Сварога в камзоле появился Мар-Кифай, бывший верх-советник Короны, бывший Президент Короны, разжалованный демон. Знакомые Сварогу узкое породистое лицо, высокий лоб мыслителя, седые волосы. Правда, одежду он предпочел здешнюю - вельветовые штаны, ботинки на толстой подошве и футболку с надписью «Be cool».
      – Вот так-то лучше, - сказал Мар-Кифай. - Что скажешь, двойничок !Признаешь свое поражение?
      Слава богу, он изменил не только внешность, но и голос, а то слушать самого себя Сварогу было уже невыносимо.
      – Руки опустить можно? - спросил Сварог. - А то затекать начали.
      – Да, конечно, какие вопросы! Неужели кому-то могло прийти в голову, что я испугаюсь ваших рук? Разве ваши руки чего-то стоят без оружия! Даже вы, мой дорогой враг… - легкий поклон в сторону Сварога. - Ведь сегодня принято выказывать врагам уважение? Так вот, даже вы сейчас, когда ко мне вернулась моя мощь, не в силах тягаться со мной своей, увы, детской магией…
      – Ты кто такой? - визгливо и на чистейшем русском крикнул господин И.
      – Молчать! - рявкнул Мар-Кифай, шевельнул коленом, и китайца могучим пинком невидимой ноги отшвырнуло метров на пять. - Не сметь перебивать! Говорить будете, когда я разрешу! Так, о чем я? А, да. Поэтому, господа и дамы… вернее, дама, - Мар-Кифай изящно поклонился Лане, - можете сесть поудобнее. Выбирайте любую позу, я милостиво разрешаю. Можете даже в любимой древнегреческой позе - полулежа, подперев голову рукой. Я тут кое-что почитал о древних греках на досуге - интересные были люди, симпатичную цивилизацию создали, жаль только, нежизнеспособную. Кстати, театр они очень уважали. Увы, теперь вы все из полноправных игроков вмиг превратились в обыкновенных зрителей, которым, правда, ужасно повезло с представлением. Вам будет на что посмотреть. Уже близок час, я это чувствую… Вам это не дано почувствовать, а я ощущаю приближение, - MapКифай закрыл глаза. - Невероятное ощущение! Простые человеческие наслаждения ничто только по сравнению с этим нарастанием Мощи…
      Сварог пробежался взглядом по лицам своих и чужих. Очень похожие сейчас у всех были лица - осунувшиеся, усталые. Во взглядах - тоска и безнадега. Все понимали, что это конец. Это был не сон, не галлюцинация, морок или гипноз - это была реальность. Проделать такой огромный путь, чтобы перед самой финишной ленточкой тебя, оставляя ни с чем, издевательски легко обошел какой-то…
      – Нопокау нас еще есть время, я вам, людям… - Мар-Кифай поднял палец. - Заметьте, я говорю «людям», а не «людишкам»! Так вот, я хочу вам кое-кого представить. Только что ж вы молчите, судари мои разлюбезные? Языки проглотили?
      Никто не ответил.
      «Какой болтливый демон пошел, однако», - вяло подумал Сварог. Ни ярости, ни злости, ни жуткой досады на то, что он, Сварог, проиграл в бесовской игре, в душе почему-то не было. Были только пустота и усталость. Наверное, как и у всех. Он в который раз прокачивал в уме варианты, но вариантов не было ни единого.
      – Я представлю вам, первым из людей, будущих правителей вашего мира! - с интонациями циркового шпрехшталмейстера заявил Мар-Кифай.
      И опять не обошлось без дешевой театральщины. Просыпался дождь из синих цветочных лепестков, и из этого листопада шагнули двое: белый, но загорелый до черноты жилистый человек с бесцветными глазами профессионального убийцы и негр, причем по некоторым признакам Сварог понял, что перед ним именно доподлинный африканец, а не родившийся в Европах с Америками афро-кто-то-там.
      – Идите оба сюда, - махнул рукой Мар-Кифай. - Вот. Они были моими верными слугами, пока я пребывал в облике этого человека и еще не знал, кто я на самом деле. И за верную службу они будут мною вознаграждены. Один из них станет править одной половиной мира, другой - второй половиной. Кто-то же должен будет вами править! А мне, право, недосуг. Мне скучно заниматься этой рутиной. Я лишь буду задавать им общий стратегический план, и пусть внутри него слуги делают с вами, что хотят. Они заслужили.
      Они выбрали меня своим Хозяином еще тогда, когда знать не знали о моем могуществе. И получат за то достойную плату. Зато очень не поздоровится одному африканскому шаману. Даже если он успел ускользнуть в мир духов и предков, я достану его и оттуда, - лицо Мар-Кифая перекосила гримаса. - Этот шаман чуть не лишил меня всего в самом начале пути. Каким-то непостижимым образом этот дикарь понял, кто я, и пытался уничтожить мое астральное тело. В его представлении я был духом зла, и он пытался изгнать этот дух из моей физической оболочки. Даже сейчас мне становится не по себе, когда подумаю, а ну как у него получилось бы! И я погиб бы от рук пустоголового дикаря! Бр-р! Ладно, вам все равно не понять. К счастью, все уже позади. Теперь уже ничто и никто не в силах помешать. Что, Пятница, - Мар-Кифай повернулся к африканцу: - Какую половину мира ты выбираешь?
      Мар-Кифай, к немалому удивлению Сварога, обратился к чернокожему на таларском, и на таларском же тот почтительно ответил:
      – Я буду служить Хозяину Ягуа, как он скажет. Куда скажет, туда и пойду.
      – Молодец. А что скажешь ты, Гуго?
      – Я скажу, что сделал правильную ставку, - Гуго сплюнул шелухой от семечек. - Это как в казино высыпать из мешочка все заработанные за многие годы алмазы и двинуть их на одну цифру. И эта цифра вдруг выпадает. Деверо, небось, плачет сейчас в аду, что в свое время не разглядел свою удачу. А касаемо половины мира… - Гуго задумчиво прищурился, забросил в рот новую порцию семечек и сказал с набитым ртом: - Я бы взял Европу, мой Хозяин, и Америку, Северную и Южную. Остальное пусть берет Н'генга. Африка мне уже вот где, Австралию тоже не люблю после одного дельца…
      – У тебя губа не дура, Гуго, - усмехнулся Мар-Кифай. - Я решаю по-другому. Половина мира - так пусть будет ровно половина мира. Южное полушарие и Северное. А кому какое достанется - бросите монетку. Границу своих владений проведете по экватору… Что скажете, господин И? Как жители Поднебесной отнесутся к такому вот правителю, - Мар-Кифай показал на Гуго, - все прихоти которого вы вынуждены будете беспрекословно исполнять? Или вам больше по сердцу мой чернокожий слуга?
      Господин И ничего не ответил, лишь понуро опустил голову.
      – Приближается… - Мар-Кифай запрокинул голову, закрыл глаза. - Какая мощь, если бы вы знали…
      Еще во время предыдущего длинного монолога Мар-Кифая лесник заворочался, словно пытаясь найти позу поудобней, и потихоньку переместился поближе к Сварогу Скинув вещмешок, он толкнул его Сварогу.
      – Достань из рюкзака желтую накидку и надень.
      – Зачем?
      – Это накидка сомати, Предтечей, - зашептал лесник. - Помнишь, рассказ о Пещере Девяти Сводов? Мой дед когда-то узнал об этом артефакте, за ним и охотился всю свою жизнь. Накидку вручил мне хамбо-лама, настоятель монастыря. Велел отдать ее Избранннику, когда начнется Шамбалинская война. Я долго верил, что Избранник - это Ольшанский. А сейчас понял, что ошибался. Это ты. Надевай. Это даст тебе Силу.
      – Эй-эй! - повернулся к ним Мар-Кифай. - О чем это вы там шепчетесь?
      – Обмениваемся мнениями: а вдруг тебя расплющит какая-нибудь небесная плита, - громко сказал Сварог. - Ведь ты же не знаешь, что именнодолжно произойти. Небо падет на землю? Прискачут всадники Апокалипсиса? Разверзнется земля?
      – Честно признаюсь вам, мой дорогой враг, не знаю, - расхохотался бывший верх-советник Короны. - И это придает грядущему событию столь необходимую остроту. Я чувствую приближающуюся мощь, я чувствую, как созвездия проворачиваются в небе, словно ржавые механизмы. Как, словно шары в лунки, встают на свои места небесные тела. Я ощущаю, как эфир нетерпеливо пронизывают волны всевозможных известных и неизвестных науке энергий. Как нарастает напряжение этого эфира. Я ощущаю, как все токи и волны сходятся в центре этого древнего города. Смотрите!
      Он вытянул руку в сторону гранитной плиты в центре главной площади Аркаима. Плита светилась матово-белым переливающимся светом. А над лункой в ее центре проскакивали крупные желтые искры.
      – Видите, как все меняется, - Мар-Кифай задрал голову к небу. Он смотрел на заметно приблизившийся к Аркаиму смерч. - Близок час!
      Сварог более не колебался. Запустил руку в вещмешок, сразу наткнулся на скомканную материю, вытащил желтый ком, тряхнул, расправил. Накидка была самой что ни на есть примитивной кройки: три отверстия - для рук и головы, более никаких изысков, а также никаких узоров, простроченных краев и прочих дизайнерских выкрутасов. Правда, ткань совершенно незнакомая, на ощупь удивительно мягкая, будто пуха касаешься.
      Свечение нарастало. Смерч сместился еще больше. Мар-Кифай не обращал внимания на Сварога. Не до него.
      – Пора вам занимать места на сцене, - сказал Мар-Кифай, оборачиваясь. Он увидел Сварога, встающего с земли, и удивленно поднял брови: - Что это за маскарад, милейший?
      Улыбку стерло с лица бывшего верх-советника. Какая там улыбка! Его лицо перекосило. Каким-то непостижимым образом он понял, что происходит.
      – Не позволю, - тихим, но страшным голосом произнес Мар-Кифай.
      – А я и не собираюсь спрашивать позволения, - сказал Сварог и одним махом набросил накидку на плечи…

Война за мир

 
      … и невиданного прилива сил не ощутил. Равно как и не почувствовал, что его наделили новыми магическими возможностями, которые не чета прежним. Нет, он всего лишь испытал чувство защищенности. Словно поддел под бушлат титановый бронник.
      А еще Сварог сразу же, не дожидаясь сюрпризов, включил магическое зрение - почему-то он был уверен, что сюрпризы эти непременно последуют. И простым зрением, пожалуй, будет не обойтись…
      – Не позволю, - еще раз, еще страшнее повторил Мар-Кифай.
      И выбросил вперед обе руки. Нечто серебристое, похожее на брызги ртути вырвалось из его ладоней и ударило в Сварога.
      Не зря Сварог испытал давеча чувство защищенности. Брызги магической ртути отлетели от него, отраженные магией каких-то там Предтечей, как шарики для пинг-понга отлетают от включенного вентилятора.
      Но это все ерунда по сравнению с тем, что вдруг ощутил Сварог. Он почувствовал, как вложенная Мар-Кифаем в атаку магическая мощь перешла к нему, к Сварогу Хорошую накидку изобрели эти сомати с Предтечами! Видать, и впрямь развитая была цивилизация.
      Но чертов Кифай опять обо всем догадался.
      – Ты, вижу, хорошо подготовился, человечек. Думаешь, этого тебе хватит, чтобы одолеть меня?
      Один из китайцев пытался под шумок скрыться. Несколько пуль из тех, что по-прежнему висели в воздухе, сорвались со своего места, догнали беглеца и вошли ему в спину с силой, не уступающей выстрелу в упор. Вряд ли Мар-Кифаю зачем-то было нужно, чтобы все непременно оставались на своих местах, просто он сорвал злость на беглеце. Выходит, и бесы умеют злиться…
      Бывший верх-советник развел руки в стороны, и в каждой из них появилось по изогнутому на восточный манер мечу.
      «Ага, - подумал Сварог со злорадством, - Боится обрушивать на меня мощь колдовских батарей. Опасается, сука, магического рикошета. И правильно делает».
      Сварог произнес заклинание, и его ладони сомкнулись на рукояти хорошо знакомого ему прямого двуручного меча.
      Мар-Кифай ринулся в атаку без всяких прелюдий и раскачек. И надо сказать, страшна была его атака.
      Сварог лишь в последний момент отпрыгнул вбок, когда два сверкающих круга готовы были искрошить его на мелкие части, как капусту. Нисколько не стесняясь своего страха, Сварог бросился наутек. Мар-Кифай кинулся за ним.
      Каждый человек понимает без всяких проб и головоломных расчетов, что он не сможет перепрыгнуть пропасть шириной в пятнадцать метров. Просто понимает это, и все. Точно так же, оказывается, бывает и с точностью до наоборот: когда человек понимаетбез предварительных проб и расчетов, что может перепрыгнуть пропасть шириной в пятнадцать метров. И еще много чего может. Например, пробежать вверх по стене или пролететь по воздуху на довольно большое расстояние. Просто знает, что он это может, и все. И это знание вдруг пришло к Сварогу Сильно толкнувшись, в отчаянном прыжке он вмиг оказался на вершине ближайшего фундамента.
      Но и чертов Кифай мог все то же самое! Толкнувшись, он взмыл в воздух и понесся к Сварогу
      В Аркаиме вдруг враз потемнело - это смерч завис над головами, закрыв солнце. Гранитная плита с лункой в центре уже ярко светилась ровным желтым светом, будто под ней врубили тысячи армейских прожекторов.
      Сварог кинулся прочь от налетающего Мар-Кифая, побежал по лучевым стенам к малому кольцу, ничуть не удивляясь, что ему удается без труда удерживать равновесие и спокойно развивать совершенно невероятную, превышающую все спринтерские рекорды скорость.
      Он совершенно сознательно бежал от битвы. Пока. Когда он почувствует, что готов, тогда и развернется к опальному бесу лицом.
      Сварог спрыгнул со стены, сделав в воздухе кувырок, и понесся вперед, петляя между фундаментами. Он снова бежал к центру Аркаима.
      Мар-Кифай преследовал его по воздуху. «Очень хорошо, - подумал Сварог, чуть снижая скорость, - ну давай же, нападай!»
      Ага! Демон коршуном упал сверху. Сварог, не мешкая, взлетел ему навстречу по стене, кувыркнулся в воздухе и засадил ему носком ноги в подбородок. Удар был не из слабых, а если добавить сюда собственную скорость бывшего верх-советника… Не удивительно, что Мар-Кифай на миг потерял ориентацию, отчаянно замахал руками, рисуя в воздухе мечами беспорядочные стальные круги, а затем шумно навернулся вниз. Сварог не наслаждался мигом торжества, понимая, что это всего лишь временный успех или, что вернее, всего лишь выигрыш времени. Он снова взмыл в воздух, взбегая по нему, как по ступеням…
      А на гранитной плите между тем развернулось, оказывается, нешуточное побоище. Там дрались отчаянно и беспощадно, дрались, похоже, все со всеми. Не сразу и разберешь, где кто в этой куче-мале. Разве что туша господина И выделяется…
      Сварог вовремя оглянулся и совсем близко увидел нагоняющего его по воздуху Мар-Кифая. Судя по перекошенной физиономии, тот был не на шутку зол. Хорошо бы еще его позлить и потаскать за собой по Аркаиму, да вот только времени не остается…
      Сквозь зависший над древним городом смерч медленно опускался сияющий сероголубым свечением квадратный столб. Колонна света - так казалось со стороны, а что уж это на самом деле… кто ж его знает. Сразу можно было определить, что когда нижний край колонны достанет до земли, то он войдет точнехонько в лунку в гранитной плите.
      Едва над головами возник этот луч, как побоище внизу вспыхнуло с особой яростью. Вот уже кто-то отползает, весь в крови. Вот уже кто-то… похоже, это славянин из китайского отряда - валяется с неестественно свернутой набок шей. Каждому захотелось первым оказаться на заветном месте.
      Нужно было решаться. Иначе проклятый верх-советник просто нагонит и всадит мечи в спину.
      Сварог рывком изменил траекторию полета, развернулся и с разворота обрушил меч на налетающего Мар-Кифая. В общем, Сварог и не ждал, что первым же ударом разрубит советника пополам. Он хотел всего лишь перехватить инициативу, напасть самому, заставить Кифая защищаться, обрушить на него град ударов, чтобы у того не оставалось времени что-то изобрести.
      И это Сварогу удалось.
      Он бил сбоку, сверху, двумя руками, одной, пробовал колющие удары. А главное, он не чувствовал усталости. Какие силы его подпитывали, дело ли в накидке, доставшейся от древних пралюдей, и, может, даже не людей вовсе, или дело еще в чем-то - все это было сейчас неважно. Не кончаются силы - и ладно, и зашибись, и будем биться, аки львы, не снимая частоты нанесения ударов. Атак, а так, может быть, вот так хочешь попробовать! Пока сволочной Мар-Кифай все удары Сварога успешно отражал…
      Ведя бой, они сдвигались в сторону опускающегося столба света. Конечно, это происходило не случайно. Каждому из них хотелось держаться поближе к центру событий. А еще они, начав бой на высоте около пяти метров, опускались все ниже - потому что все ниже опускался столб.
      Как-то незаметно все поменялось, Сварог даже не уловил точки перелома. Но факт есть факт, и вот уже Кифай наступает, а Сварог защищается. Причем атаковал советник с никак не меньшей яростью и настырностью, чем Сварог.
      Они оказались возле столба. Меч советника, нацеленный в голову Сварога, прошел сквозь свечение… Вернее, должен был бы пройти, будь это и вправду свечение. Но меч, звякнув и выбив сноп искр, ударился о вполне твердую преграду. Гадать, из какого такого хитрого вещества состоит серо-голубой столб, Сварог не стал, а быстро скользнул за него. Получилось дополнительное препятствие, своего рода щит, за которым можно укрываться от ударов.
      Он не мог себе позволить то и дело бросать взгляд под ноги - чья берет и что происходит со знакомыми персонажами, но краем глаза видел, что земля и копошащиеся внизу люди уже совсем близко…
      Мар-Кифай вдруг резко ушел вниз, выписал головокружительный пируэт, оказался возле самой земли, но чуть в стороне от дерущихся людей, отклонился назад, резко нагнулся вперед, открыв рот - что уж это был за беззвучный крик, Сварог сказать не брался, но поскольку магическое зрение не выключал, то увидел ярко-белую вспышку и пронесшийся в сторону людей маленький, похожий на пыльную бурю вихрь.
      В не магической, а в самой что ни есть реальной реальности людей снесло с гранитной плиты, что крошки со стола.
      Сварог нырнул вниз вслед за Мар-Кифаем и, вслед же за Мар-Кифаем, встал на гранитную плиту. И сразу же оглянулся: где там бесовские слуги, будущие, блин, правители мира. Они оба белый и черный, находились на прежнем месте - вдали от событий, на краю площади. Они не принимали участия в сваре остальных граждан на гранитной плите, они просто стояли в стороне и ждали, когда их повелитель расправится со всеми врагами. И смело можно было уверять: ни один из них ну ни на миллионную долю процента не сомневается в победе своего господина.
      «А ведь так мы оба одновременно окажемся на плите, когда таинственный столб войдет в лунку, и участь наша будет одинакова, хороша она или плоха», - вдруг пришло в голову Сварогу Видимо, об этом же подумал Мар-Кифай, и, кажется, сия мысль его не обрадовала. Потому что он с удвоенной яростью ринулся в атаку.
      Сварог отбивался как мог, крутясь на гранитном пятачке. Он уворачивался от града ударов, сам молотил слева и справа, рычал, как зверь, пропускал удары, краем сознания отмечая, что накидка предохраняет его, как надежнейшая из кольчуг, но пропускал он удары и по открытым частям тела, пока вроде несерьезные, хотя в горячке боя можно было и серьезный принять за пустяк…
      А столб неотвратимо опускался, что твой дамоклов меч. Этот столб уже оттеснил их на край плиты, столб уже в полутора метрах от лунки, а они скачут вокруг, продолжая иступленно молотить друг друга…
      В голове словно разорвалась петарда. Руки вдруг перестали слушаться, пальцы разжались, выпуская меч, подкосились ноги, что-то теплое потекло по затылку на шею. Падая, Сварог обернулся и увидел за спиной Лану сжимавшую в руке булыжник…
      Очухался он от ударов по щекам и тут же услышал далекий голос Мар-Кифая:
      – Не-ет, я не дам тебе провалиться в беспамятство. Я хочу, чтоб ты все увидел своими глазами.
      Сварог пошевелился и обнаружил, что руки-ноги у него связаны. Кто ж это так подсуетился? Две пары рук ухватили Сварога под бока и приподняли. Ага, все понятно. Слуги Мар-Кифая, черный и белый.
      В затылке невыносимо ломило, превозмогая боль, Сварог кое-как сел. Оказывается, его стащили с гранитной плиты, где теперь безраздельно хозяйничал Мар-Кифай, оттащили в сторону.
      Остальные люди жались шагах в двадцати испуганной кучей. Похоже, им был преподан урок. Ну да, как еще объяснить человеческие останки, разбросанные в радиусе десяти метров, и лужи крови. Скорее всего, кто-то из них попытался прорваться к гранитной плите, и Мар-Кифай примерно разметал кого-то, воспользовавшись чем-то вроде той россыпи ртутных брызг. Но убил он не Ольшанского, и не Ключника, и не господина И - эти все, видел Сварог, живехоньки.
      Лана же пребывала наособицу ото всех, сидела на земле между проигравшей и победившей стороной. И старательно не смотрела в сторону Сварога.
      – Ты совершил типичную ошибку демона, двойник! -пророкотал Мар-Кифай. - Ты не принял во внимание людей. Что люди, подумал ты, когда я так велик и могуч! А люди могут подойти со спины с простым немагическим булыжником. Меня тоже недавно долбанули по черепу, так что я знаю… Но все, хватит с тобой. Не до тебя…
      Мар-Кифай опустился на колени и смотрел, как луч достиг лунки в плите, как он входит в эту лунку…
      – Ну и зачем? - поморщившись от боли, Сварог повернулся к Лане: - Или ты ведешь какую-то свою игру?
      Та молчала, повернувшись в профиль. Сварог уж решил, что ответа не дождется. Но, выдержав паузу, Лана все же ответила:
      – Ты не поймешь.
      М-да, ясности больше не стало. Но сейчас было не до установления полной и безусловной ясности. Слишком бурные события разворачивались неподалеку.
      Серо-голубого свечения луч вошел в лунку в гранитной плите. От поверхности плиты ударило вверх янтарного цвета и прозрачности свечение, образовав куб, в центре которого находился Мар-Кифай. Гранитная плита же сделалась похожей на квадрат раскаленного золота.
      Сварог задрал голову… Батюшки святы! Смерч давно уже заслонял солнце, поэтому слепить глаза было нечему. А та часть неба, которую смерч не закрывал, в полном смысле слова утопала в звездах. Они были видны так отчетливо, словно это не звезды, а вбитые в небесный купол гвозди с серебряными шляпками.
      По телу Мар-Кифая снизу вверх побежали золотистые разряды. Бывший верх-советник вскинул руки, прогнулся назад - судя по раскрытому рту, он кричал что есть мочи, но ничего не было слышно. И тут вертящееся «щупальце» смерча вонзилось ему в грудь.
      Постепенно уменьшаясь наверху, смерч ввинчивался в тело верх-советника, и тело сотрясали конвульсии. Так продолжалось, пока смерч целиком не исчез в Мар-Кифае.
      И серо-голубая колонна мгновенно пропала, словно втянулась обратно в небо. Гранитная плита обрела прежний вид, погас, будто и не было, янтарный прозрачный куб.
      Все закончилось.
      Мар-Кифай медленно обернулся к Сварогу:
      – Я подарю вам жизнь в честь сегодняшнего праздника - моей… ну назовем это коронацией. К тому же вы мне не соперник более, милейший. Вы - один из миллиарда ползающих по земле муравьев. Отныне я ваш господин и повелитель, хотите вы этого или нет, ваш бог. Богу, как известно, можно и не молиться, если не боитесь его прогневить. Гуго, Пятница, Лана - сюда. Все, мы уходим. И вряд ли теперь встретимся.
      Сварог еще успел заметить, как Гуго шутовски прикладывает два пальца к воображаемой шляпе, а потом - бах! - и все трое исчезли, будто их выключили.
      В наступившей тишине было слышно, как в голос плачет толстый китаец, как проклинает все и вся Ольшанский.
      Тогда Сварог вновь лег на землю Аркаима и закрыл глаза.
      Он проиграл. В последний момент - проиграл.
      Земля теперь полностью и безвозвратно принадлежит демону.
       Продолжение следует…
      Красноярск, 2006