И что же? Никакой гений не способен, скрываясь где-то на земле, восстановить оборудование, даже жалкое подобие здешних лабораторий. Нет, исключено. А эти три… живых бомбы… Я повторяю, до сих пор там и сям всплывает из небытия нечто, считавшееся прочно забытым. Или объявляется очередной гений – гении, прах их побери, совершенно непредсказуемы. Но ничего страшного. Если хотите, возьмите у меня так называемый «Кодекс жути ночной». Под этим пышным названием скрывается сухой отчет о примерно двухстах с лишним феноменах, которые мы до сих пор не в состоянии объяснить. Ну и что? Все это – мелконькие, локальные феномены, в большинстве вовсе не опасные при условии осторожного с ними обращения. Вы – человек здесь новый, а потому, простите, с детским восторгом бросаетесь к иным сомнительным сенсациям. А я долгонько служу, многого насмотрелся… Словом, «Кодекс» я вам пришлю нынче же вечером. Изучите на сон грядущий. И станете гораздо спокойнее относиться к разным чудесам… Ну, а что касается Горрота… Доберемся когда-нибудь и до Стахора. И умельцев, мастерящих живые бомбы, непременно возьмем. Невозможно предвидеть появления иных гениев, предвидеть, что им может прийти в голову. Однако в ы я в л е н н ы х хитроумцев не так уж трудно вылавливать… – Он вдруг ухмыльнулся. – Вот взять хотя бы вас. Нет, я не в том смысле, что вас следует вылавливать… Я о том, что вы собственной рукой покончили с одной из самых жутких и устойчивых легенд – я о Хелльстаде. А ведь тысячи лет люди сочиняли страшные сказки… И как же вы себя теперь чувствуете в роли хелльстадского короля?
      – Как идиот, – признался Сварог. – Нет никаких страшных тайн – по крайней мере, мало-мальски б о л ь ш и х. Мелочишки, правда, наберется целый ворох, но это не то… По большому счету, у меня в руках вдруг оказалась огромная, сложная игрушка – я еще не изучил Хелльстад до конца, но выводы могу сделать уже теперь. Действительность оказалась донельзя прозаической: кучка реликтовых чудовищ, немножко тварей, в свое время сконструированных покойным королем, несколько уцелевших со времен Шторма зданий… Знаете, вашему миру крупно повезло. Подумать страшно, что могло случиться, если бы в свое время власть над Хелльстадом захватил кто-то поумнее и несколько разностороннее покойного короля…
      – Но ведь сейчас, по-моему, именно это и произошло? – каким-то незнакомым голосом, пусть и с деланной бравадой, сказал Гаудин.
      Нехорошее у него было сейчас лицо… Молчание затянулось. Они не смотрели друг другу в глаза. Наконец Сварог сказал с кривой улыбкой:
      – Типун мне на язык… Скажите сразу, я, вообще-то, смогу по окончании нашего разговора из этой комнаты выйти? И пойти куда захочу? И не опасаться, что по дороге или чуточку позже вдруг…
      Он прекрасно понимал, что улыбочка у него сейчас вымученная. В точности как та, что прямо-таки зеркальным отражением застыла сейчас на застывшем лице Гаудина.
      – Полноте, к чему такие мысли и подозрения, – мягко сказал Гаудин. – Императрица ни за что не позволила бы и не простила нам…
      – Многозначительная оговорка, – сказал Сварог. – Открывает простор для домыслов и реконструкций кое-каких недавних бесед, посвященных моей скромной персоне. Дискуссии о моей дальнейшей участи были, надо полагать, весьма оживленными?
      – А вы ожидали чего-то другого? – серьезно спросил Гаудин. – Нет, в самом деле? Бросьте, вы не настолько наивны. Интересно, на моем месте вы что, встретили бы новость о новом хозяине Хелльстада милой и лучезарной улыбкой идиота? Позвольте усомниться.
      – Послушайте, – в сердцах сказал Сварог. – Я вовсе не стремился заполучить эту шапку. – Он сердито хлопнул ладонью по безвинной митре из серебряных сосновых шишек тончайшей работы. – На землю меня отправили вы. И в Хелльстад, строго говоря, меня загнал не только Конгер с Амондом, но еще и вы, обозначив именно такие условия игры. Вам не кажется? Можно подумать, что я рвался к хелльстадскому трону из всех человеческих сил… Да я с превеликим удовольствием убрался бы оттуда, отпусти он нас по-хорошему!
      – Согласен, все произошло по глупой случайности. Но ведь это ничего не меняет…
      – Так выйду я отсюда или нет? – почти грубо спросил Сварог.
      – Да выйдете, успокойтесь… – усмехнулся Гаудин. – Позвольте быть с вами предельно откровенным, как встарь: дискуссии о вашем будущем и в самом деле имели место… и они были, нетрудно догадаться, более чем оживленными. Но они отнюдь не напоминали деловую встречу наемных убийц в окраинном трактире. И людоедских предложений прозвучало гораздо меньше, чем вам, сдается, мерещится. Во-первых, ситуация из тех, что не терпит излишней торопливости. Во-вторых… Вы знаете, мы не испытываем перед Хелльстадом столь уж паниче­ского страха. Как-никак все эти пять тысяч лет он не доставлял окружающему миру ни малейших неприятностей. Гипотезы о том, что Хелльстад представляет собой самозамкнувшуюся систему, ничуть не склонную к внешней экспансии, родились не сегодня и не вчера. Их вдумчиво разрабатывали еще наши предки – и оказались, в общем, правы. В конце-то концов, у нас достаточно возможно­стей, чтобы справиться и с Хелльстадом. В-третьих же… Можете не верить, но порой я испытываю к вам самую обычную человеческую симпатию. И хочу верить, что сумел вас немного узнать. И потому не жду от вас особенных неприятностей. Конечно, некий риск остается… Власть всегда меняет людей, частенько не в лучшую сторону, эта нехитрая и печальная истина проверена всей историей человечества. А уж власть над Хелльстадом… И как тут не зародиться опасениям? Вполне понятно, что вас еще долго будут пристально изучать, и к интересу здесь примешивается боязнь…
      – Боязнь чего?
      – Если пользоваться строго научной формулировкой – неизвестно чего, – грустно усмехнулся Гаудин. – В том-то и беда. Больше всего люди склонны пугаться неизвестного, и ваш покорный слуга отнюдь не исключение. Вы только поймите меня правильно, ситуация деликатнейшая, хотелось бы обойтись без детских обид и ненужного гонора… Меня тоже нужно понять, дураков и любителей решать сложные вопросы с кавалерийского наскока я умею сдерживать… но и сам просто обязан немного тревожиться… По долгу службы, если хотите. Даже если вы со мной искренни и не держите камня за пазухой, есть другая опасность… В Хелльстаде не одни лишь игрушки да реликтовые чудища. Коли уж там имеются, как бы это лучше сформулировать… законсервированные кусочки прошлого, можно опасаться самого худшего. Я даже не того боюсь, что вы в один прекрасный день начнете играть против нас. Я боюсь, что там может покоиться н е ч т о. О чем даже покойный король не подозревал. Бывали уже… ситуации. Когда после совершенно безобидных слов или действий вдруг распахивалась некая бездна и оттуда появлялось то самое нечто. Вы же сами с чем-то подобным сталкивались – тогда, в туннеле, когда неведомо откуда, очень может быть, из того загадочного зеркала, на вас двинулся великан…
      – Да, воспоминания мерзопакостнейшие, – согласился Сварог.
      – Со старыми зеркалами вообще следует быть предельно осторожным, имейте в виду… Итак, вернемся к Хелльстаду. С одним неприятным сюрпризом мы уже столкнулись – я имею в виду подземное государство крохотных человечков, этот ваш Токеранг. Вы ведь не имеете на него никаких средств влияния?
      – Ни малейших, – признался Сварог. – Мэтр Лагефель клянется и божится, что мой предшественник о них знал, но воздействовать никак не мог. Кажется, он не врет, я проверил, покопался в компьютере. Не могу сказать, что освоил его, как свою спальню, но по поводу Токеранга он всякий раз выдавал полное отсутствие информации…
      – А ведь опасность нешуточная, вам не кажется?
      – Да, – сказал Сварог, глядя в пол, меж носков своих мягких коричневых сапог. – Но я обещал с ними посчитаться, и, будьте уверены, посчитаюсь. Делии я им не прощу, у меня до сих пор стоит перед глазами Морская площадь и летящая ракета… А ведь Лесная Дева была права: маленькие опасности иногда страшнее больших… Вы зажигали фонари возле резиденций наместников?
      – До сих пор зажигаем. Никакого результата.
      – Боюсь, это может означать одно, – уверенно сказал Сварог. – Авторов послания выявили, разоблачили и поволокли куда следует для задушевной беседы – то есть такой, когда берут за душу, лезут в нее с сапогами…
      – Признаться, меня их невзгоды не особенно волнуют, – усмехнулся Гаудин. – Быть может, даже лучше будет, если там, под землей, окончательно победят изоляционисты. Если вдумчиво изучить послание, станет ясно, что там нет и тени альтруизма. Наши неизвестные друзья изощренно торговались, якобы невзначай упоминали о своей силе…
      – Что-то их противники мало похожи на изоляционистов, – сказал Сварог. – Помнится, речь там шла о том, что ведутся работы по возвращению им «нормальных» размеров… Они что, и в самом деле могут представлять опасность для… для нас?
      – Для н а с – вряд ли.
      – Значит, для земли, – уверенно сказал Сварог. – Я с некоторых пор принимаю земные беды близко к сердцу…
      – Вы это произнесли таким тоном, словно я-то – бездушный монстр… – покривил губы Гаудин. – Зря. Мне вовсе не хочется, чтобы у земных королевств начались неприятности. В конце концов, речь идет о наших вассалах, которых мы обязаны защищать… Уже началась лихорадочная работа. Увы, мы испокон веков создавали систему контроля и наблюдения, охватывающую лишь землю, земную твердь. Никто не занимался морскими глубинами, вообще всем, что лежит ниже уровня воды. И дело не только в нерадении. Есть обстоятельства…
      – Какие?
      – Всякие, – уклончиво сказал Гаудин. – Объективные, право же, причины… Мы срочно постараемся исправить упущение, но, как вы понимаете, здесь есть сложности. Магистериум лучше пока не посвящать – неизвестно, куда их заведет в данном случае гипертрофированная страсть к познанию… А вот Хелльстад – это целиком ваша забота. Наши технические средства там по-прежнему бессильны, отыскать вход в подземелье – должен же он существовать! – можете только вы.
      – А почему, собственно, ваша техника там не рабо­тает?
      – Не знаю, – сказал Гаудин. – Честное слово. Такое впечатление, что для решения этой загадки нужно сначала доискаться до причин и сущности самого Шторма. А эти задачи до сих пор не решены, хотя используются самые разные средства…
      – В том числе и проект «Алмазная стрела»?
      Какое-то время Гаудин ошеломленно молчал. Его улыбка была натянутой:
      – Лорд Сварог, вы великолепны… О проекте «Алмазная стрела» осведомлен не всякий член Палаты Пэров… Кто вам мог проболтаться? Вряд ли императрица. Следовательно, выбор невелик: либо Борн, либо Ройл. Пожалуй, все-таки Ройл – окажись это Борн, вы проговорились бы раньше, после первого возвращения с земли. Значит, Ройл… Интриган чертов. Да, существует такой проект. Отчаянные попытки если не создать машину времени, способную перенести разведчика в прошлое, то хотя бы увидеть это прошлое. Увы, достижений пока никаких, кроме неудач… Не хочу очернять Ройла в ваших глазах, но, право же, в отшельники его загнало не разочарование в нашем образе жизни, а собственное бессилие, научная импотенция. Он сделал слишком много широковещательных заявлений о грядущих успехах, но в итоге ничегошеньки не добился. Душевный кризис, череда скандалов, разрыв отношений, бегство на этот его островок…
      – А может, задача вообще не имеет решения?
      – В том-то и оно, что имеет, – печально сказал Гаудин. – Ладно, поделюсь кое-какими тайнами, вы и без того уже знаете столько, что заслуживаете то ли пожизненной изоляции в замке Клай, то ли допуска по высшей форме… Так вот, в о д н у сторону межвременные тоннели, случалось, срабатывали…
      – Подождите. Насчет замка Клай – это все же циничная шутка?
      – Да конечно, – пожал плечами Гаудин. – Дело обстоит как раз наоборот – ее величество, скажу вам по секрету, намерена ввести вас вскорости в Палату Пэров вместо лорда Алферса, а это как раз и подразумевает совершенно иной уровень допуска к тайнам… Так вот, о Шторме со всей уверенностью можно сказать одно: катаклизм сей сопровождался, помимо всех прочих эффектов, часть которых нам до сих пор неизвестна, еще и страннейшими искажениями пространства-времени. Учено выражаясь, имели место проколы пространственно-временного континуума, отличавшиеся различной протяженностью вектора… Не стесняйтесь признаться, что ничего не поняли. Я сам в свое время стал более-менее разбираться в сути явлений лишь после многочасовых лекций… Если проще – были случаи, когда в результате пронесшегося над планетой Шторма материальные… и даже разумные объекты оказывались выброшенными из прошлого в будущее. То есть – из времен Шторма в наши. В семьсот третьем году над континентом вдруг возник неведомо откуда реактивный самолет. Вот именно, неведомо откуда, без каких бы то ни было визуальных эффектов. Взял и возник в небе. К тому времени уже существовала отлаженная система контроля за воздушным пространством Талара, но поскольку самолет, повторяю, появился без малейших звуковых и световых эффектов, операторы потеряли несколько минут. Когда вылетела Серебряная Бригада, самолет уже садился на обычное крестьянское поле. Он разбился. Как потом выяснилось, в баках не осталось ни капли горючего, и летчик поневоле пошел на вынужденную. Пилот погиб, но вот обломки самолета удалось идентифицировать. Наши предки уходили за облака в жуткой спешке, посреди страшной неразберихи и хаоса, когда планету уже сотрясали непонятные катаклизмы, но у них все же оказалось с собой некоторое количество книг, видеозаписей и дискет. Словом, это был одноместный палубный штурмовик с авианосца, боевая машина из времен, непосредственно примыкавших к Шторму. Второй схожий случай произошел шестьсот с лишним лет спустя. Над континентом вновь возник из ниоткуда самолет – на сей раз роскошная спортивная игрушка с представителями тогдашней золотой молодежи на борту. Их было пятеро, обоего пола. Драккары его легко настигли и подхватили силовым полем…
      – И что? – жадно спросил Сварог, даже пошевелившись от жгучего любопытства.
      – Все оказалось не так заманчиво, как мы сгоряча размечтались, – как-то странно усмехнулся Гаудин. – Как источник информации они… оказались, грубо говоря, дерьмом собачьим. Невероятно тупые и ограниченные субъекты. Золотая молодежь повсюду одинакова. Они весело проводили время на модном и дорогом курорте, когда началось нечто пугающее – они даже не могли толком описать этих явлений. Компания решила немедленно лететь в столицу, под уютное крылышко родителей. Они поднялись в воздух – и тут с ними что-то произошло. Словно выключатель повернули. Только что внизу был морской берег – и вдруг на его месте оказался совершенно незнакомый ланд­шафт, суша без малейших следов океана.
      – И что с ними было потом? У вас?
      – Случай был экстраординарный, – с непонятным выражением лица протянул Гаудин. – Они являли собой бесценный кладезь информации о прошлом, а наши предшественники были в чем-то прямолинейнее и решительнее нас… Бесценный кладезь…
      – Это тупые-то и ограниченные?
      – Вам приходилось слышать, что человеческий мозг, независимо от того, что может рассказать его обладатель, все равно хранит память обо всем, что человек видел, слышал и пережил? Понимаете, всю информацию… Человеку только кажется, что он все забыл. – Гаудин отвел взгляд. – Есть аппаратура… Тогдашним приборам было далеко до их нынешних аналогов, дело происходило четыре тысячи лет назад… Сверху торопили…
      – Они все погибли? После… обработки?
      – Они все выжили, – сказал Гаудин глухо. – И даже прожили потом немало лет. И не все остались совершеннейшими кретинами, двух даже удалось приблизить к нормальному состоянию… ну, почти нормальному. С цинической точки зрения самое грустное то, что и выкачали-то из них гораздо меньше, чем поначалу рассчитывали, хотя и нельзя сказать, что работали зря…
      После долгого молчания Сварог спросил:
      – Значит, всякий раз п р о к о л ы были связаны с… летательными аппаратами?
      – Не только. В две тысячи третьем один из наших мелких агентов на захолустной ярмарке наткнулся на обыкновенного баронского крестьянина, щеголявшего в странной одежде, не похожей на все, что к этому времени было известно. Поскольку существовала обширная инструкция – кстати, она действует до сих пор, – предписывающая сообщать по начальству обо всем… н е п о х о ж е м, агент поднял тревогу. Землероба сгребли в тот же день возле родной деревеньки. Странная одежда оказалась курткой из синтетического материала, сделанной во времена, непосредственно примыкавшие к Шторму. Это определили довольно быстро. А вот ее бывший хозяин… В один прекрасный день он взял да и объявился в той деревушке. Попросту вышел из леса, производя впечатление то ли тронутого, то ли пьяного. Упорно твердил, что прибыл из другого мира, всему изумлялся, молил объяснить ему, что случилось с планетой, – словом, с точки зрения захолустных баронских крестьян, был то ли юродивым, то ли попросту скорбным на голову…
      – А сам он что говорил?
      – До самого не добрались по уважительной причине – он к тому времени лет двадцать уж был покойником. Умер от старости вполне естественной смертью. Несколько стариков его помнили, они-то и рассказали… Видите ли, он, немного придя в себя и осмотревшись, должно быть, понял, что бесповоротно вырван из своего времени и пространства. И, как ни странно покажется, прижился в деревне. Оказалось, умеет возиться с железками, кузнец как раз искал толкового подручного… Ремесленники в деревне всегда нужны, доложили управителю, выделили ему хатенку, приписали к манору, а там и невесту подыскали. Ну, прижился. Полиция по его душу не приезжала, в розыскных листах не значился – так чего же беспокоиться и мудрить? Пусть себе возится в кузне… Деревня – замкнутый микрокосм, знаете ли. Особенный мирок, в некоторых отношениях почти что другая планета. Говорят, первое время рвался в город, то ли к властям, то ли к ученым людям. Потом притих. Должно быть, наслушался того-сего о Шторме, понял, что деваться некуда. Ну, прожил отведенный природой срок, помер – а одежда осталась. Куртка была очень уж добротной, и в конце концов тот обормот, сосед его бывший, рискнул напялить одежонку, когда поехал на ярмарку… Был еще один случай. Еще один человек. Никто его никогда не видел, но о нем написал святой Рох во втором томе «Печальных странствий». Они случайно встретились на каком-то постоялом дворе в ронерской провинции. Мы самым тщательнейшим образом анализировали текст и пришли к выводу, что ошибка исключена. Собеседником святого мог быть лишь человек, переместившийся во времени из периода, опять-таки непосредственно примыкавшего к Шторму. Вот только его следов не отыскали, как ни старались. Известно только, что он состоял в свите ка­кого-то вельможного герцога. Должно быть, сумел адаптироваться лучше, нежели тот, из деревни. Или попросту встретил в нужном месте нужных людей, не каких-то задрипанных крестьян… В конце концов, язык практически не изменился, это ему облегчало дело. Неглупый и решительный человек мог, преодолев шок, в р а с т и в тогдашнюю жизнь, оставшись для нас незамеченным. Очень возможно, были и другие – те, кто в наше поле зрения не попал… Вы понимаете теперь, чего я опасаюсь?
      – Пожалуй, – подумав, кивнул Сварог. – С таким же успехом в будущее может оказаться выброшенной какая-нибудь тогдашняя супербомба – за пару минут до взрыва…
      – Совершенно верно, – устало сказал Гаудин. – Бомба. Или какой-нибудь крейсер, который с перепугу откроет огонь по земному порту. Да мало ли что – колба из военной лаборатории с возбудителем какой-нибудь чумы, крылатая ракета с ядерной боеголовкой, наконец, какой-нибудь вихрь, уничтожающий везде, где проносится, живые существа, – о чем-то подобном сообщают предки… Вот если бы вдумчиво покопаться в компьютере Хелльстада…
      – Руки чешутся, а? – спросил Сварог без особой подковырки.
      – Ну естественно, – самым обычным тоном ответил Гаудин. – А вы все-таки против?
      – Я боюсь, что вы там что-нибудь испортите, – сказал Сварог чистую правду. – Вся эта штуковина каким-то хитрым образом замкнута на меня… на коронованного короля, я имею в виду.
      – Это-то канцлера и останавливает, – кивнул Гаудин. – Да и ситуация не из простых. Канцлер, как я уже говорил, боится излишне довериться Магистериуму, Мистериор бомбардирует нас требованиями соблюдать предельную осторожность и опять-таки не доверять Магистериуму, в Тайном Совете нет единодушия, а императрица настрого повелела не рубить сплеча… Так что я не тороплюсь. И очень хочу, чтобы вы мне верили, по-прежнему видели во мне вашего доброжелателя. Вам ведь необходимы друзья, лорд Сварог, – особенно теперь. У вас в последнее время появилось слишком много влиятельных завистников. Ваши успехи и иные свершения автоматиче­ски вызывают кое у кого лютую зависть… Что произошло, кстати, меж вами и Орком?
      – Ничего серьезного, – сказал Сварог быстро. – Так, мелкие ссоры из-за сущих пустяков…
      Конечно, следовало бы рассказать Гаудину о забавах Орка с навьями, поделиться кое-какими подозрениями, но он не мог себя пересилить и н а с т у ч а т ь. Уважающий себя офицер стучать не будет. Уважающий себя король – тем более. Нужно сначала кое в чем разобраться самому, в конце концов. О том, что Орк готовит войско из навьев, он знал лишь от самого герцога. А тот мог и приврать…
      – По-моему, вы чего-то недоговариваете.
      – Да что вы! – возмутился Сварог елико мог искренне.
      – Ну, смотрите, вы взрослый человек. Орк, между прочим, в отличие от вас вряд ли станет играть в благородство. Уж я-то знаю, как давно и целеустремленно он рвался к хелльстадским тайнам… Правда, при этом у него хватило хитрости и благоразумия, чтобы не связаться с «Черной благодатью», хотя Алферс и пытался его втянуть… Но вашего положения это не облегчает. Орк вас с некоторых пор откровенно ненавидит. А моя служба пока что не имеет оснований вмешиваться. Лично я не верю Орку, когда он болтает на всех углах, что вы рветесь к власти над миром…
      – И правильно делаете, – сказал Сварог грубовато. – Я решительно не могу понять, зачем мне власть над миром.
      – Да я-то понимаю… А вот у глупца-обывателя есть такая поганенькая черта – любит приписывать другим свои низменные побуждения. Он на вашем месте непременно постарался бы достичь высшей власти, а потому убежден, что и вы втихомолку к тому же стремитесь. Учитывайте эту сторону человеческого мышления. Наконец, у этой проблемы – я имею в виду хелльстадскую корону на вашем челе – есть и совершенно неожиданные аспекты. Сами убедитесь, когда поговорите с директором Канцелярии земных дел…
      – А что ему нужно? Я так и не знаю, зачем он меня вызвал.
      – Что может быть нужно бюрократу? – усмехнулся Гаудин. – Привести реальность в полное соответствие с циркулярами и прочими предписаниями, но ни в коем случае не наоборот… Упаси боже, чтобы было наоборот! Сама мысль о такой возможности истинного чиновника приводит в ужас… Лорд Сварог, у вас чертовски усталый вид: мешки под глазами, повышенная нервность в движениях… Прихворнули?
      – Вздор, – сказал Сварог. – Что-то плохо спится всю последнюю неделю. Какая-то дурацкая полубессонница-полудрема, кошмары снятся беспрестанно… У вас не найдется какого-нибудь надежного эликсира вроде того, что спасает от малейших признаков похмелья? Голова раскалывается, в глаза словно песку насыпали. Я решил было, что это заклинания какого-то неизвестного доброжелателя, но они ведь на меня не должны действовать.
      – Давайте посмотрим…
      Гаудин, хитрым образом сложив пальцы правой руки, пытливо уставился на Сварога и долго молчал. Сварог терпеливо ждал. Он и в самом деле чувствовал себя прескверно – настолько, что вслух на это пожаловался.
      – Нет, не чувствую ничего, что свидетельствовало бы о пущенных в ход заклинаниях… – сказал Гаудин. – Я вам сегодня пришлю своего врача… если только не побоитесь что-то из его рук принимать.
      – Бросьте, – сердито сказал Сварог. – Я вам до сих пор имею глупость доверять… – улыбнулся он вяло. – И потом, мы, Гэйры, умеем распознавать подсунутые нам зелья…
      – Я помню, – без улыбки сказал Гаудин.

Глава вторая
БЮРОКРАТИЯ КАК ТОЧНАЯ НАУКА