Александр Бушков
      На то и волки -1
      От автора
      Действующие лица романа вымышлены. Всякое совпадение с реальными лицами и ситуациями - не более чем случайность, порожденная фантасмагориями нашего времени, когда грань меж выдумкой и жизнью решительно стерта. АО "Интеркрайт", равно как и некоторые изображенные в романе федеральные структуры, - не более чем авторский вымысел. То же самое относится и к несуществующему президентскому указу "двадцать-двенадцать". Автор выражает искреннюю благодарность всем, кто оказал неоценимую помощь в работе над романом, не стремясь при этом к известности и не ища выгод.
      Александр БУШКОВ
      ПРОЛОГ
      1950, август
      Ветер раскачивал ели, как легкие прутики, все небо было затянуто облаками, так что не удалось бы разглядеть ни единой звезды. И эта погода показалась Императору идеально подходившей для задуманного. Сталин задумчиво потянулся к черно-зеленой пачке "Герцеговины Флор", указательным пальцем поднял крышку, достал две папиросы и выкрошил их в трубку, привычно отрывая прозрачную бумагу - косо, по спирали. Примял табак, поднес спичку. Вновь подошел к окну. Несколько минут смотрел в ночь, не в силах признаться самому себе, что набирается решимости, словно самый обыкновенный человек. Но он и в самом деле набирался решимости. Он обладал властью, заставившей бы умереть от зависти всех императоров прошлого. Но эта власть касалась исключительно глобальных дел. Он мог наводнить Европу танковыми армадами, мог послать миллионы китайцев на юг, к Сеулу, арестовать и казнить любого обитателя доброй половины земного шара, однако сейчас ему приходилось полностью полагаться на высокого моложавого полковника МГБ. Полковник заверял, что эти двое абсолютно надежны. И оставалось одно - верить ему. Потому что проверить товарищ Сталин не мог. Никак. Пришлось бы доверяться опять таки проверяющим... Он бесшумно, как рысь, прошел к столу и тронул кнопку звонка. Дубовая дверь распахнулась почти мгновенно. Поскребышев сделал два шага в кабинет и остановился - безукоризненная гимнастерка без единой складки, бритая наголо голова, тяжелый взгляд человека, насыщенного тайнами, как губка водой. Сталин молча опустил веки. Вошли двое офицеров с синими просветами и синими кантами МГБ на золотых погонах. Двигаясь невероятно слаженно и четко, остановились на полпути между дверью и столом. Замерли, вытянув руки по швам. В правой руке каждый держал большой синий конверт, прошнурованный и запечатанный. Высокий блондин с простоватым славянским лицом, чем-то крайне напоминавший киноартиста Охлопкова в молодые годы, и узкоглазый, черноволосый азиатский человек, на голову пониже напарника. Высокая дверь бесшумно закрылась за Поскребышевым. Сталин подошел ближе, держа погасшую трубку в опущенной руке, и долго разглядывал обоих желтыми тигриными глазами - его знаменитый магнетический взгляд, которого однажды не выдержал даже старая лиса Черчилль. Потомок герцогов самонадеянно решил было встретить Императора сидя, однако не выдержал, вскочил, словно юный кадет, подсознательно почуяв, что герцоги все же обязаны склоняться перед императорами... Ни один из офицеров не опустил глаз, не отвел взгляда. И Сталину это понравилось. Холуев он терпел и принужден был ими пользоваться, как всякий владыка, но - не любил. Вот и сейчас для задуманного холуи совершенно не годились... - Итак... - сказал он, постаравшись, чтобы голос звучал мягко, по-домашнему. - Майор Безруких... из староверов. Из старинной староверской фамилии. - Товарищ Сталин... - Торопитесь заверить товарища Сталина, что вы неверующий? Может, это и правильно, что вы неверующий. А может, и нет... Товарищ Сталин когда-то сам был семинаристом... - он чуть заметно улыбнулся. - С тех пор многое переменилось и в стране, и в товарище Сталине, но товарищ Сталин, скажу вам откровенно, не забывает и о чисто разведывательном аспекте проблемы поскольку существование господа бога пока что невозможно проверить агентурно-оперативными методами, право на существование имеют все без исключения версии... - он перевел взгляд на черноволосого крепыша. Капитан Цеден-саргол, тохарец... Это правда, что тохарцев когда-то называли эллинами центральной Азии? - Да, товарищ Сталин. - И как по-вашему, заслуженно? - Мне, как военному человеку, судить трудно... - А вы не стесняйтесь, - сказал Сталин тихо. - Найдите такую точку зрения, что позволит и вспомнить о национальной гордости, и не впасть в национализм... Один из древнейших в Азии алфавитов, библиотеки, буддийская культура... Ваш дед, что был настоятелем дацана, отвечал бы на схожий вопрос не столь неопределенно, верно? Вот видите... Итак. Прибыли для выполнения особо важного задания. Сироты. Детдомовцы. Так сложилось. Совершенно одинокие, неженатые, невест нет... у товарища Сталина правильные данные? Оба молча склонили головы. - Если вам случалось когда-нибудь читать биографию товарища Сталина, вы, возможно, вспомните, что он отбывал ссылку в Сибири, - сказал диктатор с той же мимолетной улыбкой. - С тохарцами ему встречаться не доводилось, но он о них наслышан. А вот сибирские староверы... Товарищ Сталин узнал их достаточно, чтобы понять раз и навсегда: это люди из камня. Или железа. Попадись они одному коммунистическому поэту, он непременно наделал бы из них гвоздей - было у человека такое неистребимое желание. Но из железа делают еще и замки... Сталин приблизился к ним, вынул у обоих из рук конверты, выдвинул ящик стола, швырнул туда и тихо задвинул. Разжег трубку и подошел к офицерам почти вплотную. - И вам, конечно, следует узнать, что вы должны делать... - сказал он тнхо. - Ваше задание будет заключаться как раз в том, чтобы ничего не делать. Ничего. Поскольку мы материалисты, согласимся, что покойник ничего не способен делать... Вас, товарищ Безруких и товарищ Цеден-саргол, вот уже два часа нет на свете. Вы ехали на автомашине марки "Победа", на служебной машине, оба выпили много водки, превысили скорость, вылетели на обочину, разбились и сгорели. Где это произошло, я точно не помню, да и вам это должно быть неинтересно. Главное, начальство решило замять эту прискорбную аварию, товарищей Безруких и Цеден-саргола быстренько похоронят и постараются тот час же забыть. И никто не узнает, что оба они вопреки диалектическому материализму начали загробную жизнь - а тот, кто знает, никогда не проговорится. Садитесь, товарищи покойники. Разговор о вашей загробной жизни будет долгий...
      ГОД НЫНЕШНИЙ, ЛЕТО
      Глава первая
      Рассвет
      Собака "гуляет носом". Эту простую истину знает каждый опытный собачник, чей питомец на прогулке старательно распутывает, уткнувшись носом в землю, невидимые следы. При некотором напряжении фантазии хозяин, если он романтического склада, может вообразить себя пограничником Карацупой или, что современнее (кто теперь помнит Карацупу?), милягой Джеймсом Белуши с его четвероногим напарником по кличке К-9. Рассвет еще не наступил, собственно говоря, и в полускверике-полулесочке стояла серая марь, плотная между деревьями и реденькая на полянах. Гранд с ней порой прямо-таки сливался - серый жизнерадостный дожонок семи месяцев отроду. Он чуть настороженно, как всегда в эту пору, скользил между деревьями на голенастых лапах, а кандидат наук Ситников поспешал за ним, зорко следя, чтобы песик не сунулся в битое стекло, раскиданное здесь в изобилии. Кандидаты биологических наук бывают разные. Попадаются вполне практичные мужики, вовремя перешедшие из биологов в "челноки", сколотившие на приличную подержанную "Тойоту" и потаенно оборудовавшие квартирку любовнице. Или оставшиеся в биологах, но привалившиеся под бочок к зарубежному партнеру в рамках СП, благо иные отрасли биологии вполне позволяют при умении крутиться зашибить зелененьких. Только больше все-таки затраханных жизнью. Из тех, что кое-как еще зарабатывают, но жизнь получается насквозь серая и скучная. Ситников был как раз из последних. Денег хватало и на жизнь, и на дожонка Гранда, но к бурлящей вокруг жизни кандидат порой испытывал тоскливый ужас, поскольку совершенно перед ней оробел и растерялся. Хочется хоть как-то самоутвердиться, понятно. Ситников, поспешая посреди жидковатого тумана, сунул руку в карман ветровки, тронул холодный, тяжелый, маленький пистолетик. Пистолетик весьма даже придавал уверенности - газовая пятизарядочка "Перфекта". На большее денег не хватило. Правда, любезный по-современному продавец не сказал, что из этой пятизарядки лучше всего стрелять тараканов - для пущей надежности избитых да связанных. В отделе регистрации РОВД тоже не стали разочаровывать клиента - взяли денежку, выдал!! бумажку, да ухмыльнулись в спину - чем бы кандидаты ни тешились... Но сам Ситников стал гораздо увереннее, гордо проходя мимо поддавших бичей с таким видом, словно он и впрямь Сильвестр Сталлоне и в кармане у него килограммовый кольт. Гранд вдруг бросился к кустам, мелькнул хвост-сабля, дожонок спиной вперед вылез на открытое место, вновь кинулся туда, вновь попятился и не залаял жалобно взвыл. Сердце у Ситникова упало. Так и знал, что когда-нибудь пес рассадит лапу - на битых бутылках, на крышках от кое-как вскрытых консервных банок и прочем мусоре, щедро набросанном алкашами. Нет, кажется, все не так плохо - Гранд не поджимал лапу, прочно стоял всеми четырьмя, неумело встопорщив затылок, пытался то ли рычать, то ли взвыть. Ситников уже разглядел видневшуюся между кустами руку. Обычное дело: кто-то накушавшийся здесь и прикорнул. Можно было свистнуть Гранда, чтобы в самом деле не порезался (там наверняка полно всякой дряни) и преспокойно уйти. Но кандидат в приливе смелости, вызванной оттянувшей карман германской игрушкой, решил хоть раз показать себя крутым мужиком. Он оттянул затвор, загнав в ствол крохотный бледно-желтый патрончик, сдвинул большим пальцем пупышку предохранителя и шагнул вперед. Успел еще подумать, что рука почему-то очень уж белая. А потом и думать стало некогда в приливе ужаса. Человек лежал лицом вверх, уставясь широко раскрытыми глазами на верхушки кустов. Светлая куртка вся в заплывших темно-красных потеках, и из живота торчит черная рукоятка ножа. И тишина вокруг, словно весь мир вымер... Секунд через пять кандидат Ситников понял наконец, что все это на самом деле, что перед ним труп. И, неизвестно какими чувствами гонимый, то ли побежал, то ли неуклюже потрусил назад, даже не к своему дому, куда глаза глядят, пытаясь вспомнить, что в таких случаях надо делать. Гранд, гавкая от восторга, выписывал круги. Потом где-то на уровне пояса бабахнуло, в ноздри полезла вонючая резь - это кандидат нечаянно даванул пластмассовый спуск. Он пробежал еще метров пять, уворачиваясь от газа, трясущейся рукой поставил "Перфекту" на предохранитель, запихнул в карман и замер в полном расстройстве мыслей и чувств. И торчал так посреди полянки, пока его не спросили громко, даже чуточку равнодушно: - Чего воюем, мужик? Ситников растерянно завертел головой - а они оказались сзади. Оба в непривычной для кандидата омоновской форме, один как бы небрежно держал кандидата под прицелом коротенького автомата, а второй стоял с незанятыми руками. В кандидата впервые целились из огнестрельного оружия, и потому он, собственно, даже и не испугался, только появилось сумрачное, невесомое ощущение полной нереальности всего происходящего. - Собачку на поводок возьми, - сказал тот, что стоял с незанятыми руками. Поводок, оказалось, так и зажат в левой руке. Пока Ситников, дрожа всем телом, пытался обеими руками защелкнуть на кольце ошейника карабин-трубку, омоновец как-то неуловимо оказался с ним рядом, запустил руку в карман и вытащил "Перфекту", в присутствии автомата совершенно не смотревшуюся. Нюхнул дуло, резко отдернул голову, мельком глянул на ствол: - Ну, номер есть... - и опустил пистолет в свой просторный карман бушлата. - У меня разрешение... - заикнулся кандидат. - Проверим. Вернем. У-ти-какой... - омоновец сделал двумя пальцами "козу" совершенно спокойному Гранду и спросил: - Ну, так чего это мы бежим и стреляем? Обидел кто? Или как? - Там мертвый... С ножом... - Ситникова била такая дрожь, что он плохо соображал, в какую сторону показать. Едва сообразил. Второй, наконец, оценив ситуацию, автомат опустил и подошел ближе: - С ножом - это как? В руке нож или в спине? - Вот так торчит... - кандидат потыкал себя пониже грудины указательным пальцем. - Ну, тогда веди, Сусанин, да не сбейся, - и тот, что с автоматом, бросил напарнику: - Говорил же тебе - не загадывай. "Кончили патруль, кончили..." - Может, пьяный. - А ты на Сусанина погляди... До места дошли быстро - оказывается, кандидат пробежал всего ничего. Оба даже не стали подходить близко - глянули метров с трех, и тот, что с автоматом, покачал головой: - Точно. Жмурик. Ну и зачем ты его, мужик, зарезал? - Да ладно тебе, Колян, - сказал напарник. - Еще инфаркт мужика дернет... - он подошел ближе, сел на корточки, коснулся белой руки. Обернулся, не вставая. - Вы его, гражданин хороший, конечно, не резали. А если и резали, так не сейчас рука уже захолодела, кровь подсохла, и была эта разборка часов пять назад, абы не шесть... Колян, кричи в матюгальничек... Стоп! Иди-ка сюда! - он поманил Ситникова. - Все равно быть свидетелем по всей форме, так что смотри во все глаза. Что у него под правой рукой? Ситников присмотрелся: - Пистолет... Там и в самом деле лежал маленький пистолет, но совсем другой, куда там кандидатовой игрушке. Пистолет как-то так отсвечивал черным матовым блеском, убедительно и серьезно, что даже несведущему человеку сразу становилось ясно: он настоящий и боевой... - ППК? - сказал тот, что без автомата. - Ага, - сказал напарник. - Или "Эрма", там же моделей до хрена, под вид "Вальтерочка"... А карманы-то вывернуты, и вокруг на земле купюры, очень даже крупные... Значит, что? На заказное напоролись? - Я в газете читал, что заказное - это когда из пистолета с глушителем... - заикнулся было Ситников, чтобы только не стоять столбом и не чувствовать себя раздавленным напрочь. - Это можно и авторучкой, - задумчиво сказал омоновец с автоматом. - Если знать, куда эту авторучку вогнать... Так-то вот, Сусанин... - он внимательно оглядел Ситникова и отступил на шаг. - Эй, эй, ты хоть отвернись, а то на собственную собачку рыганешь! Ситников едва успел отвернуться и от них, и от Гранда. Все, что нашлось в желудке, рванулось наружу, пачкая рот кислым. За спиной у него уже трещала рация: - Я пятый, пятый. Северо-Восточный, шестнадцатый квадрат. Где лесочек. У нас "холодный", серьезный "холодный"...
      Глава вторая
      Самый безобидный
      ...Толпа смыкалась вокруг, как многотонная неотвратимая волна прибоя, люди карабкались на леса вокруг недостроенных самолетов. Профессионально отточенное за все эти годы чувство опасности готово было перелиться в панический ужас, а Брежнев вышагивал как ни в чем не бывало, отмахиваясь от склонявшихся к его уху то генерала Рябенко, то других "прикрепленных". Прошли под крылом. Над головой топот, шарканье, топот рабочие продвигались по платформам следом за ними, а те, что вокруг, подступили совсем близко, и Данил, ухватившись за руки напарников, едва сдерживал напор, с ненавистью глядя в эти ошалевшие от любопытства, возбужденные, ни в чем не виноватые лица. Ремень кобуры пополз с плеча, комкая полу пиджака, съехавший пиджак запеленал руку, Данил попытался резко дернуть плечом вверх, но Северцев тянул его в ту же сторону, влево, и ничего не выходило... Пронзительный скрежет! Рухнула площадка, протянувшаяся во всю длину самолета! Крики, оханье... Вывернув голову, Данил увидел, как Медведев и с ним человек пять местных, напрягаясь что было мочи, удерживают площадку на весу, а люди, скользя по доскам, падают им прямо на головы. Встает сбитый Рашидов, еще кто-то, поднимают Брежнева, и у него течет кровь по щеке, рядом вопит Паша, чуть ли не прижимая "уоки-токи" к губам: - Машины в цех! Прямо в цех! И каким-то чудом слух выхватывает из гомона негромкий голос Брежнева: - Могу идти, могу. Ключицу вот больно... Толпа напирает. У входа в цех оглушительно взвывают сирены, но машины пробиться не могут. Промелькнул генерал Рябенко - размахивая пистолетом, пробивает дорогу. Цепочка телохранителей распалась, все стягиваются к Брежневу, выстраивая "клин". И тут Данил, бросив мимолетный взгляд назад, видит, как высокая стойка шасси переламывается, медленно, словно бы даже картинно - и белоснежный, еще неокрашенный фюзеляж, зияя пустыми глазницами окон, заваливается беззвучно, жутко, плавно прямо на генсека и ближайших к нему, и никто этого не видит, кроме Данила, он разевает рот, но крика нет, хочет развернуться к Брежневу и за руку рвануть его подальше, но тело не повинуется, и никак не удается прокачать, которую, ключицу повредило объекту... Двигаясь невероятно медленно заходясь смертной тоской от этой несвободы тренированного тела, он все же хватает наконец широкую ладонь генсека, дергает... И отрывает Брежневу руку. Крови почему-то нет ни капли, пучок тонких белых нитей тянется от плеча за оторванной рукой, пока не обрывается напрочь. Пистолет Рябенко, направленный теперь на Данила, выпускает длинную оглушительную очередь... Данил медленно вынырнул из кошмара, словно из вязкой тины. Полежал пару секунд, прочно привязывая себя к реальности - пока не понял, что он проснулся, что все привиделось, что в Ташкенте в марте восемьдесят второго все так и было, кроме падающего самолета и оторванной руки, конечно... Звонок надрывался - это и была привидевшаяся во сне очередь. Ольга безмятежно посапывала, уткнув лицо в подушку, ее такие мелочи не будили до срока, бесполезно, в чем ей Данил по черному завидовал. Звонили так старательно и настырно, что стало ясно не уйдут. - Даже интересно. Кто ходит в гости по утрам... - сказал он сам себе, опуская босые ноги на пол и натягивая пестрополосные адидасовские портки. - Кому это мы понадобились в... - покосился на "Ориент" с зеленым циферблатом, неуловимо намекавшим колерами на нечто армейское, оттого-то часы и были куплены. - В восьмом часу утра, понимаете ли... Звонок надрывался. Данил вышел в прихожую и прильнул к панорамному глазку. Глазок был устроен на манер перископа, так что, вздумай кто снаружи приставить к нему дуло и выпалить, ничего бы не достиг - не та была дверь. Правой рукой, не глядя, сбил щелчком со столика газету и мимолетно пробежался кончиками пальцев по рукояткам газового "Браунинга" и боевого ПСМ. И убрал руку. Похоже, в гости пожаловали власти. По-американски говоря, Law and Order ("закон и порядок", англ.). Тот, что звонил, не отнимая пальца, был в рыжеватой кожанке, определенно гонконгской, застегнутой не доверху, так что виднелась милицейская рубашка с темно-сизым галстуком. А за спиной у него, рассредоточившись, стояли трое в серых бушлатах, двое с автоматами, один просто так, с пустыми руками и бравым видом. - Замели менты нашу черешню... - проворчал Данил, спокойно протянул руку, сграбастал, не глядя, черный пенальчик рации с толстой кольчатой антенной, нажал кнопки. Секунд через десять откликнулись: - Пятый. Дежурный пост. - Барс, - сказал Данил. - Звонят в дверь. Милиция. Четверо. Я открываю. - Высылать ребят? - Я бы так и сказал... Обойдусь. Конечно, они могли оказаться переодетыми мочилами. Такую форму, с какими угодно погонами, понимающий человек при наличии энной суммы раздобудет быстро. Вплоть до полковничьей, с генеральской, понятно, похуже, тут придется подсуетиться. И все же - если в каждом прохожем видеть врага, а в каждом мундирном переодетого, проживешь, быть может, и долго, но цены тебе, как спецу, не будет никакой... Однако дверной цепочки он не снял, понятно. Береженого бог бережет. Чуть приоткрыл дверь, выглянул и сделал удивленно-вопрошающее лицо. В конце концов он был честным и законопослушным гражданином. Почти. К самому ею лицу вспорхнула и распахнулась красная книжечка: Старший лейтенант Клебанов. Управление по борьбе с организованной преступностью. Ох, давно я не грабил банков, сказал Данил, не наигранно зевая. Чем обязан, чем могу? Ну не было меня там, кого хоть спросите... Войти можно? А зачем? Узнаете. Гражданин начальник, сказал Данил проникновенно. А не найдется ли у вас листочка бумаги по кличке "ордер" с корявой росписью прокурора? Согласен на районною. Мне просто нужно с вами поговорить. Тогда извините, сказал Данил, не то чтобы злясь, но испытывая некоторое раздражение. Тогда уж придется все сделать именно гак, как вы честным гражданам и советуете через органы печати... он взял с холодильника радиотелефон, набрал один из знакомых номеров. С кем я говорю? Очень приятно, майор Первухин. Я тоже майор, но в отставке, знаете ли. Беспокоит вас гражданин Черский, проживающий на Малиновской, сорок пять, двадцать два. Ко мне позвонили в дверь милые молодые люди с автоматами и удостоверениями Трезвый клянусь как майор майору, вот только зол спросонья. Есть ли у вас в УОП старший лейтенант Клебанов в рыжеватой кожанке, и где он в данный момент находится9 Видите ли, они хотят войти, а я запуган криминогенной обстановкой. Да не умничаю я, запуган. Может, мне тогда Ладыженскому позвонить? Есть? Камень с души.. Вообще-то преспокойно можно было и не пускать Перебьются. Но когда имеешь дело с неким неизвестным уравнением, проще и выгоднее сразу его расшифровать не добавляя иксов с прочими игреками.. Вы есть, сказал Данил, снимая цепочку И поскольку люди мы законопослушные в любое время суток прошу. Только не стреляйте в потолок это лишнее. Ребята были ученые, Данил оценил, не ломанулись в прихожую, как быки, но как-то исключительно ловко грациозно даже, не мешая друг другу, просочились, окружили, один моментально прибрал со столика стволы, автоматчик прянул в угол. чтобы при нужде прошигь оттуда все пространство парой-тройкой точных очередей, второй, сделав два изящных пируэта, оказался в комнате. И все равно Данил успел бы хорошо и качественно сыграть с ними в грубую игру "То не досточки, а косточки хрустят"... Клебанов остановился перед ним. Молодой, не дотянул еще до тридцатника, узколицый, губы сжаты. Поморить голодом недельку, надеть буденовку получится вылитый Мальчиш-Кибальчиш во всей своей юношеской преданности идее. Не сказать, что неприятен на вид, но такие лица чаще всего бывают у идеалистов и фанатиков, а эта публика, несмотря на все свои положительные стороны, обладает и массой отрицательных. И когда ты им попадаешься на зубок, освободиться от них даже труднее, чем от откровенной сволочи, от идеалистов-то... - Вы пистолетики-то назад положите, - сказал Данил, шумно почесав под мышкой. - У меня на них все документы выправлены, скажу по секрету. - А взглянуть можно? Все было сложено в черном кожаном футляре типа бумажника, лежал он тут же на столике, оставалось только протянуть руку. Что Данил и сделал. Мальчиш-Кибальчиш, что интересно, прежде всего схватился за паспорт. Беглым опытным взглядом сравнил фото со взлохмаченным оригиналом: - Данила Петрович Черский... - Ага. Но улица, на которой стоит ваше областное управление, названа, увы, не в мою честь. Географ Черский - однофамилец, хотя я не исключаю, что может оказаться седьмой водой на киселе. Некоторые источники гласят, что они с моим прадедом происходят из одних и тех же мест, а это позволяет надеяться... - Чем трудитесь? - Головой, - сказал Данил. - Вон там написано. Черное удостовереньице с красивой эмблемкой. - А все же? - Начальник службы безопасности АО "Интеркрайт". - "Интеркрайт"... За бугор - лес с никелем, а оттуда - печеночки с колготками? "Да ты, милый, с какого дерева слез"? - чуть не спросил Данил прямо, но промолчал. Хотя Мальчиш-Кибальчиш, бросивший свою реплику вполне серьезно, так и просился в анекдот из "ментовской" серии. Возможно ли, чтобы шантарский мент, офицер к тому же, путал фирму "Интеркрант" с каким-нибудь коммерческим ларьком "Васька энд компани"? Или он так шутит? - Это вы нас с кем-то путаете, - сказал Данил безмятежно. - Мы немножко посерьезнее будем... - А до того где трудились? Тот, что был без автомата, заинтересованно таращился на украшавшую стену увеличенную фотографию. Дани. I из любезности зажег свет и показал пальцем: - Во г это - Брежнев. Это - Джимми Картер. Половник Медведев. А вон тот, скромненький, - я в молодости. Мент без автомата прямо-таки на него вылупился: - А правда, что у Брежнева было три "роллс-ройса"? - Происки буржуазной пропаганды, - сказал Данил. - Один-единственный. Подарили, что делать. Вот если бы вам подарили, вы так и отказались бы? Клебанов мотнул головой - и троица его верных подвижников улетучилась на лестницу, слышно было, как они спускаются, оживленно обсуждая, поддельная фотка или нет. - Когда ушли? - В девяносто третьем, - сказал Данил. - А почему? - Тут плотют больше, - ответил Данил с видом самым простецким. - А забот поменьше. - То-то и оно. - Послушайте, хороший мой, - сказал Данил. Нету у меня ни трупа в шифоньере, ни героина в чайнике. Ну нету, что поделать. Я на вас не наезжаю, но и вы уж на меня не наезжайте ранней порой... Что стряслось? Макашов сделал переворот, решено насчет сэров и пэров, и нас всех незамедлительно искореняют как класс? - Ох, я б вас искоренил... - сказал Клебанов. "Точно, идеалист", - подумал Данил. Кто там спит? Жена? Можно сказать, что почти, но я бы так говорить не торопился... А вы как провели сегодняшнюю ночь с женщиной или со служебным рвением? Клебанов, пропустив это мимо ушей, сказал бесстрастно: Я бы хотел задать вам несколько вопросов. - После столь классической фразы я не в силах вам сопротивляться, противный... - сказал Данил, откровенно скалясь. - Пройдем в кухню? - Пройдем, - Клебанов спокойно двинулся за ним. В кухне Данил набулькал себе полную чашку вчерашнего стылого кофе и выцедил сквозь зубы не спеша. Вежливости ради поинтересовался: - Хотите? Попросту, без церемоний. Старлей мотнул головой. "А кофейку-то хочется, - подумал Данил, - вон кадычок непроизвольно дернулся, а баночка прямо перед тобой стоит, и сразу видно, что не ширпотреб, каким забиты комки... Ну, держи фасон, коли охота. Я бы на твоем месте тоже держал, стоял бы этак вот гордо и несгибаемо..." Из комнаты не доносилось ни звука - Ольга безмятежно дрыхла. Данил выудил из пачки сигарету, щелкнул настоящей "Зиппо", затянулся и спросил: - Итак? Сегодня будний день, время не терпит... Клебанов положил на стол небольшую желтую папочку из кожзаменителя и извлек оттуда белую карточку размером с визитку. Там ничего не было, кроме номера телефона. - Это ваш домашний телефон? - Мой, - сказал Данил, мгновенно напрягшись и отметая всякое ерничанье. - А у кого такая карточка может оказаться? - Вам что, нужен полный список? - Приблизительно. - У нескольких десятков человек. Обоего пола. - А зачем? - Бывают коллизии, - сказал Данил. Мало ли что может с человеком случиться... - Ага. А вы, значит, будете выручать? Везде все схвачено, за все заплачено? - Хватит, - сказал Данил. - Надоело. Или пойдет дело, или разбегаемся, как тот дельфин с той русалкой Вот что, друг мой юный. Я вас ничем не буду пугать и не собираюсь даже. Но вы уж запомните одно: частный бизнес дает человеку ба-альшое чувство собственного достоинства. И большие возможности, дабы это достоинство защищать. Именно потому он и засасывает, дело не в поганой капусте... И вообще, неужели вам так уж хочется выглядеть пионером из мультфильма. - Ну хорошо, - сказал Мальчнш-Кибальчиш. - Мне нужно, чтобы вы попытались опознать... одного человека. Я, разумеется, не могу принудить столь влиятельную персону. Если желаете, я извинюсь и уйду. - Мертвого? - спросил Данил. Старлеи молчал. "Мертвого, подумал Данил. - Будь он живой, будь он в сознании, сказал бы, кто такой Данил Черский, - а вьюнош, душу прозакладывать можно, этого не знал, ничего у. них не было, кроме карточки с номером телефона. Оперативно сработано, кстати. Номер телефона сменился лишь неделю назад. Значит, там труп или, что немногим лучше, полутруп в реанимации..." - Почему вы решили, что у нас - труп? Может, мы попросту взяли карманника с чужим бумажником, где в числе прочего эту карточку и нашли? - Ну, не держите меня за дите, - сказал Данил, - Приехали бы вы поутру из-за паршивого ширмача, автоматами сверкая... - Хорошо. Там труп. И все же вы что-то слишком спокойно это приняли... Данил пожал плечами: - Хотите верьте, хотите нет, но жизнь нынче настолько сучья, что я решительно ничему не удивляюсь, отвык начисто. Ну, едем? Он прошел в комнату, тихонько взял с кресла костюм и оделся. Приладил на пояс кобуру с ПСМ, сунул рацию в "рабочую" сумку и направился к двери. У подъезда рядом с его белым "гольфом" стоял штатский на вид "рафик" стекла, правда, тонированы, так что лбов с автоматами и не видно. А водитель в цивильном, конспиратор хренов. - Ваша, конечно? - кивнул Клебанов в сторону "Фольксвагена". - Каюсь. - Так и оставляете? Не боитесь, что угонят? Ну да... - Да ну, к чему такие намеки, - сказал Данил задумчиво. - Просто сигнализация там хорошая и с парочкой юморных моментов, так что было бы даже интересно... Хотите проехаться в буржуйской машине? Он думал, что принципиальный мальчиш откажется, но тот неожиданно сговорчиво занял место рядом с Данилом. К чему бы это? Ну, посмотрим потом... ...В морге витал неопределенный, но поганый запах - пахнет непонятно чем, однако подсознание с ходу связывает это с разложением, смертью, концом... Данил, шагая следом за Клебановым по пустому коридору, где шаги отдавались неприятным чавкающим эхом, впервые задал себе немаловажный вопрос: "А почему РУОП, собственно?" В самом деле, отчего не уголовный розыск? С чего бы это РУОП подвязываться к обыкновенному убийству? Значит, не обыкновенное... Мать их так, кто влип и во что? - Вскрытия еще не было, конечно? - спросил он негромко. - Не было, - сказал Клебанов, не оборачиваясь. - Не настолько уж мы цивилизовались, в самом-то деле... Не в Чикаго. Хотя вашими трудами тут скоро Чикаго и будет... Данил промолчал. От вышедшего к ним крепкого мужика в грязноватом халате явственно попахивало водочкой, конечно - работа такая, тут поневоле начнешь... Мужик откинул засов, и с визгом распахнулась широкая железная дверь. Запах сразу стал сильнее, душно-сладковатым. И правда, мы не в Чикаго, где каждому усопшему полагается отдельная ячейка, откуда его выдвигают примороженного должным образом... Здесь все было совершенно по-советски как в магазине или в автобусе, битком... Комната пять на шесть, стеллажи по стенам, а на стеллажах бледно-восковые трупы друг на друге, в три этажа, как минтай в ящике, право слово. И от этого последнего, посмертного унижения они даже не выглядели бывшими людьми - нелепые куклы, манекены в подсобке. У того, что лежал ближе всех, сверху, от паха до глотки бугрился толстый шов в палец высотой, небрежно зашитый большими стежками. От этого Данила и замутило - сами по себе покойники его особо не волновали, они ведь только пустая оболочка, покинутая душой, но при одной мысли, что и тебя в свое время кинут на чье-то брюхо и будете вы все лежать грудой, хотелось блевать и неудержимо.