В самом деле, отчего не уголовный розыск? С чего бы это РУОП подвязываться к обыкновенному убийству? Значит, не обыкновенное… Мать их так, кто влип и во что?
– Вскрытия еще не было, конечно? – спросил он негромко.
– Не было, – сказал Клебанов, не оборачиваясь. – Не настолько уж мы цивилизовались, в самом-то деле… Не в Чикаго. Хотя вашими трудами тут скоро Чикаго и будет…
Данил промолчал. От вышедшего к ним крепкого мужика в грязноватом халате явственно попахивало водочкой, конечно – работа такая, тут поневоле начнешь… Мужик откинул засов, и с визгом распахнулась широкая железная дверь. Запах сразу стал сильнее, душно-сладковатым.
И правда, мы не в Чикаго, где каждому усопшему полагается отдельная ячейка, откуда его выдвигают примороженного должным образом… Здесь все было совершенно по-советски, как в магазине или в автобусе, битком… Комната пять на шесть, стеллажи по стенам, а на стеллажах – бледно-восковые трупы друг на друге, в три этажа, как минтай в ящике, право слово. И от этого последнего, посмертного унижения они даже не выглядели бывшими людьми – нелепые куклы, манекены в подсобке. У того, что лежал ближе всех, сверху, от паха до глотки, бугрился толстый шов в палец высотой, небрежно зашитый большими стежками.
От этого Данила и замутило – сами по себе покойники его особо не волновали, они ведь только пустая оболочка, покинутая душой, но при одной мысли, что и тебя в свое время кинут на чье-то брюхо и будете вы все лежать грудой, хотелось блевать – и неудержимо.
Но он справился с собой, глядя на железный стол посередине. Медленно подошел вплотную.
– Вы его знаете? – спросил Клебанов сухим профессиональным тоном.
– Конечно, – сказал Данил. – Не далее как вчера виделись… Пишите. Ивлев Вадим Степанович, шестьдесят третьего года рождения, заведующий вычислительным центром АО «Интеркрайт»… – он обернулся, но в руках у старлея ничего не увидел. – А протокол?
– Родные у него есть? Здесь, в городе?
– Жена, – сказал Данил. – С полгода как разошлись, но не разведены, так что она числится как официальная…
– Адрес знаете?
– Королева, сорок шесть, квартира пятнадцать.
– Вы что, все адреса помните? – с ноткой любопытства спросил Клебанов.
– Да нет, – сказал Данил. – Бывал я у него. Гостевал. Пока он оттуда не переселился.
– Понятно. Вот жена и будет официально опознавать. А с вами у нас все насквозь неофициально. Потому что и при официальном допросе вы то же самое будете твердить…
– Загадками говорите… – покосился на него Данил.
– Да? Показалось вам… Взгляните-ка еще раз. Что думаете с вашим-то героическим опытом?
Данил, прочно решивший пропускать мимо ушей любые колкости, присмотрелся как следует. Не было пока что ни мыслей, ни эмоций – одно тупое удивление.
– Я, конечно, могу и ошибиться… – начал он медленно. – Но разбитая таким вот образом губа мне кое-что напоминает. Так снимают часовых и прочую подобную публику – левой зажать рот, правой сунуть ножичек под сердце. Вторая рана – прямо в солнечное сплетение. Для надежности, что ли?
– Надо полагать, – сказал Клебанов. – Оба ножевых ранения смертельные. Нож был оставлен в сплетении. Так называемый штекс-нож из мирного кухонного набора «Ле гранд купе». Орудие кухонное, но сработано дело вполне профессионально, не согласны?
– Согласен, – сказал Данил. – Между прочим, такой наборчик в магазине стоит штук семьдесят, если только цены не подскочили. Бичи не покупают. И пьющий безалаберный народ – тоже вряд ли.
– Вот мы и подошли к главному, – сказал старлей, покривив губы в намеке на улыбку. – Я вас не подводил, сами начали…
– Чушь какая-то, – сказал Данил искренне. – Он у нас был, пожалуй, самым безобидным. Начальник над арифмометрами. Да и по жизни ничуть не крутой.
– Это в тихой государственной конторе вроде собеса начальник ВЦ мог бы считаться мирным и безобидным. А в ваших шарашках…
– Слушайте! – сказал Данил. – Уж вам-то следовало бы знать, что в «шарашках», как вы изящно выражаетесь, в машинную память ничего т а к о г о стараются не загонять.
– А конкретно?
– Ну, не ловите вы меня, как пацана… Я не о нашей фирме. Я вообще. Сами подумайте, кто будет считать на машине черный нал или взятки таможне…
– Резонно, – сказал мент с таким видом, словно сам в свои слова ничуть не верит. – Значит, кто-то вполне профессионально положил ножичком вашего самого безобидного кадра, вывернул все карманы, что-то тщательно поискал да и ушел, бросив и тысяч триста деньгами, и золотую гайку на пальце… – он с холодной усмешечкой уставился на Данила, уже явственно ощущавшего тупое неудобство под ложечкой. – Если с вашими безобидными выкидывают такие номера, что же с опасными-то делают?
– У нас впервые такое, – сказал Данил. – Если все так и обстоит, как вы говорите, решительно теряюсь…
– Граждане, если вы потеряли друг друга, встречайтесь на первом этаже универмага, у фонтана… – очень похоже передразнил Клебанов бархатный голосок диктора «Центрального». – Теряетесь? Все так и обстоит, как я рассказал. И еще интереснее… Зачем вашему безобидному заведующему арифмометрами боевое оружие?
– Что? – Данил невольно покосился на труп, словно ждал ответа от него самого. – У него-то как раз оружия не было. Даже газового.
Клебанов с усмешечкой выдернул из папки лист машинописи и скучным голосом прочитал:
– Пункт первый. Пистолет германского производства «Эрма», модель Е. Р. 652, калибр 22 ЛР, серийный номер 00138. Шесть патронов находятся в магазине, седьмой в стволе, курок поставлен на боевой взвод, оружие на предохранителе. Отпечатки пальцев потерпевшего обнаружены как снаружи, так и внутри – на обойме и деталях затвора…
– Чушь какая-то, – сказал Данил. – Чушь…
– Выражения выбирайте.
– Ну не могу я его представить с пистолетом! Если по-честному, мужик был умный, дело знал прекрасно, за что и платили приличные деньги, но по характеру – чуть ли не размазня. Понимаете, что я имею в виду?
– Возможно. Только как нам это увязать с германским стволом? Пушечка, конечно, дамская, но с близкого расстояния может наделать приличных дырок… Вы за ним в последнее время что-нибудь такое замечали? В поведении? Что вам объяснять…
– Да ничего такого… – он поколебался. – Можно посмотреть? Или – тайна следствия?
К его удивлению, Клебанов охотно протянул опись:
– Ну, посмотрите… Может, чего-то недостает?
– Откуда мне знать, что он таскал в карманах? – пожал Данил плечами, не отрываясь от бумажки.
Сигареты… разовая зажигалка «Токай»… деньги… перочинный ножик… часы… бумажник… кольцо-печатка желтого металла… одежда-обувь… авторучка…
– Нет записной книжки, – сказал он честно. – Черная, почти новая, в левом верхнем углу – тисненый золотой лев. В «Сувенире» такие лежат по сорок. Вадик ее носил постоянно.
– И что там могло быть?
– Ну, адреса… У него еще была привычка черкать на последних страницах разные мелкие заметки по ходу дела. Конечно, ничего такого, что называется…
– Коммерческой тайной, – понятливо кивнул Клебанов. – Так оно у вас называется. Может, еще чего-то не хватает?
– Я же сказал – откуда мне знать, что он еще таскал в карманах? Настолько уж далеко мой профессионализм не простирается…
Не хватало ключей. Два ключа на кольце, вместо брелока желтая египетская медаль с профилем Насера и еще какого-то хмыря в большой фуражке – вполне возможно, маршала Амера. Интересно, догадался ли мент насчет ключей?
– Где вы были во время убийства? – как ни в чем не бывало спросил мент.
– Го-осподи ты боже мой, – сказал Данил, чуть ли не растерявшись. – Вид у вас весьма даже серьезный, а ловите на такие дурики… Неужели всерьез решили, что я так и бухну: «Дома сидел»? Нет уж, я у вас, как полагается, поинтересуюсь: а когда убийство-то произошло?
– Сами по виду трупа определить не можете? А еще майор КГБ.
– Как будто мы тем и занимались, что клали трупы с утра до вечера да еще тренировали на них наблюдательность… Так когда?
– Примерно между половиной одиннадцатого ночи и одиннадцатью.
– Дома был, – сказал Данил. – Вы ее видели, она подтвердит… Где его?
– В Северо-Восточном, знаете тот лесочек типа скверика?
Данил сделал вид, будто припоминает:
– Это где памятник летчикам? Туда-то его как занесло? Да еще близко к полуночи?
– Машина у него была?
– Восьмерка. Два дня как в мастерской. Крыло выправляют.
– А жил он где?
– У какой-то ляльки в Киржаче, только я ее не знаю, новая какая-то…
– В Киржаче? – Клебанов цепко глянул ему в глаза.
«Неужели просек? – охнул про себя Данил. – Промашка, черт… Инстинктивно ведь выбрал район подальше, прямо-таки в противоположном конце от Северо-Восточного… Неужели ментенок понял, что ему заправляют арапа?»
– В Киржаче? – повторил Клебанов, не отводя взгляда. – Это же выходит – на другом конце города…
– Сам теряюсь, – Данил пожал плечами, чувствуя, что вышло вполне натурально. – Нет, в самом деле теряюсь… Ну откуда у него ствол, да еще германский?
– А зарплата позволяла?
– Ну, если чисто теоретически, – позволяла. Только ведь нужно еще знать, где купить, да постараться, чтобы тебе за твои денежки честно отдали товар, а не кинули…
– Понятно. Только почему обязательно – купить?
– А кто бы ему подарил?
– Я не о том, – сказал Клебанов. – Пистолет, скажем, служебный, и был данный покойник, когда еще не стал покойником, к вам внедрен – может, от нас, может, от ФСБ, а может, и от налоговой. И узнал он что-то такое, чего ему узнавать ну никак не полагалось. И решили тогда сделать так, чтобы примолк он насовсем…
– Издеваетесь?
– Как знать? – невозмутимо пожал плечами старлей. – Для версии годится? Ведь годится?
– Ну, годится…
– Вот видите.
– Ну, и что дальше? – спросил Данил. – Между прочим, инопланетяне тоже годятся для версии. Прилетели и зарезали ножиком. Или вы не верите в инопланетян? А то у нас в Шантарске эти самые контактеры скоро вторую академию откроют, честное слово, вот вы у них и поинтересуйтесь, они ж уверяют, что держат прямую связь с Сатурном… Нет, с точки зрения логики? Версия «убийцы-инопланетяне» имеет в данный момент такие же права на существование, как и ваша насчет «внедренного агента». Вы это, надеюсь, понимаете?
– Понимаю, – сказал Клебанов. – И вас я понимаю, хотя, быть может, и не насквозь. Вы не простачок и не крутой хам, вы где-то посередине, подальше от простачка, поближе к хаму…
– Вам, может быть, мои слова решительно не понравятся, – сказал Данил. – Но давайте уж попросту. Я не нахожу удовольствия в хамстве. Но и сам его не терплю в любых формах. Только я знаю, что в одиночку этот мир не перевернуть, а вы, такое впечатление, порой заедаетесь совершенно по-детски – а там уж я, в свою очередь, ощетиниваю иголки. На ваши вопросы я отвечал честно, старательно игнорируя все шпильки, именно потому, что мы не «Коза ностра», а вполне приличная фирма со всеми достоинствами и недостатками. Конечно, я немного бутафорю, но такова уж жизнь, вы мне не сват, не брат и не гомосексуальный партнер… Будем разговаривать как взрослые люди или продолжим цапаться?
– А о чем нам еще говорить? – пожал плечами Клебанов. – Вы теперь все знаете, а мне от вас больше ничего не добиться. Хотя чувствую, что вы определенно что-то недоговариваете. Если бывали у покойного на старой квартире, почему за полгода так и не выбрались к нему в… Киржач?
– Это вопрос?
– Нет. Разговор неофициальный, вы можете выдумать что угодно, к чему добиваться ответа… – он отвернулся, уставясь в стену. – Возможно, на этом дело и кончится. Если только ничего не произойдет…
– Мне что, ждать от вас повесточку?
– Бросьте. Теперь вы подкалываете…
– И не думаю, – сказал Данил. – Серьезно спрашиваю.
– Какие там повестки… К таким, как вы, полагается ездить самолично.
– Вас это коробит?
– Не в том дело. Просто, знаете ли, «Коза ностра» не состояла поголовно в КПСС до того, как начала носиться с пулеметами.
Данил участливо спросил:
– Вас что, при застое КГБ таскал за диссидентщину? Солженицына размножали по ночам? В защиту Сахарова петиции строчили? Что вы на меня так запали? Я ведь диссиду не гонял, я ж – боевой пес… Да сколько вам было-то при застое?
«Что-то тут есть, – подумал он, глядя, как у пацана стискиваются губы, а ноздри довольно явственно раздуваются от злости. – Есть скелетик в шкафу, есть… Папа диссидентствовал? Или служил в „синих погонах“ и получил от дедов по почкам выше положенного? Ну не может это оказаться Афган, молод…»
Старший лейтенант промолчал с видом гордым и неприступным – и в этот миг крайне напоминал юного пионера в почетном карауле у знамени дружины. Настоящего пионера, убежденного. Были такие. Вот пионерию он по возрасту еще как застал, тут и гадать нечего…
– Вы в комитете комсомола за что отвечали? – наугад спросил Данил.
– За всякую фигню, которую теперь и вспоминать стыдно, – ответил мент неожиданно быстро. – До встречи.
Кивнул едва заметно и размашистым шагом направился к «рафику». Неприметный, совершенно штатский на вид синий фургончик, дисциплинированно мигнув левым поворотом, завернул за угол длиннющей унылой девятиэтажки и исчез из виду, чему Данил отнюдь не огорчился.
Глава третья
Барс на тропе
Он забрался в свой «Фольксваген», положил руки на руль, а подбородок – на руки, задумчиво уставился вперед. Впереди был пыльный двор с поломанными качелями, двумя бабками на скамейке и энергичным крупным эрделем, таскавшим за собой девчонку лет десяти в ярком спортивном костюмчике. Небогато.
Данилу было совершенно ясно, что дело ляжет на него. Моментально. На то он и шеф службы безопасности. Пора и отрабатывать толстый ломоть хлебчика с толстым слоем масла и икоркою поверху. Все, и этот «гольф» в том числе. Конечно, последние полтора года он дурака не валял, но то была рутина, даже усмирение Кальмара со товарищи. А теперь…
Он был уверен, что правильный мент ни в чем не соврал. Ибо не было им смысла устраивать провокацию столь жалких масштабов, подкидывать паршивую «Эрму», даже не в офис – к одному из сотрудников, убитому вдалеке от фирмы. Ивана свет Кузьмича не возьмешь и провокациями покруче, да и сказки это все, если серьезно – насчет ментовских провокаций. Басенки. Вот если бы шахта всплыла… Но это уже будет не провокация, а выплывшая на свет божий неприглядная правда.
Включил рацию.
– Шестой. Дежурный пост, – на сей раз откликнулись моментально, как-никак начался рабочий день.
– Барс, – сказал Данил. – Где «большой»?
– Не появлялся пока.
– Вот и лады, – сказал он. – Я буду часика через два, если кто спросит.
И отключился. Решение нужно было принять быстренько. Если бы Клебанов сразу поехал к Светке, «рафик» повернул бы не налево, а направо, к мосту. И если бы они узнали про хату в Северо-Восточном и дернули туда, «рафик» опять-таки свернул бы к мосту. А вот областное УВД – как раз в той стороне, куда старлей соизволил проследовать…
Лады. Никакого толку не будет от Светки, но все же… Данил завел мотор и свернул направо, к мосту. И задумался над загадкой, которую долго откладывал напоследок из-за ее сложности.
Откуда такая спешка? Местный РУОП был конторой резкой и не привыкшей отступать (что, правда, не означало, что контора эта витала в облаках, оторвавшись от замысловатых реалий жизни). И все же… Ладно, убийство, крайне смахивавшее на заказное. Ладно, германская пушечка при трупе. Ладно, бочком и краешком замешан «Интеркрайт». И все же это не основание поднимать спозаранку молодого волчишку из РУОП и заставлять его крутиться так, что искры брызжут из-под когтей. Хватило бы и уголовки на данном этапе. Значит…
Значит, толкование одно – что-то есть у них в загашнике. И это не финансы – иначе навалилась бы налоговая, да и то в случае особо серьезном. А особо серьезного-то и нету… Неужели Ванятка, друг детства, все же утаил что-то? Конечно, он после этого последняя сука, но с поезда все равно не спрыгнешь, будешь отрабатывать скушанный хлебушко не потому, что принуждают, а оттого, что сам себя обязанным чувствуешь, обреченным на верность. Не одним ведь самураям дано, бля…
Он аккуратно притормозил у нужного подъезда, позади новехонькой «Тойоты» с европейским левым рулем, той, что кличут «круглой». «Тойота» была совершенно идиотского розово-сиреневого колера и сверкала лаком, понятно, как сапоги у гусара.
Данил, абсолютно автоматически зафиксировав в памяти номер тачки, не спеша пошел вверх по лестнице. Хвоста по дороге не было, да и сканер-перехватчик он все время держал настроенным на милицейские частоты, но никаких подозрительных переговоров не услышал. И во дворе никого подозрительного не засек, что, впрочем, не есть повод для беспечности – если захотят следить всерьез, ты их не увидишь и не услышишь. Могли прилепить к машине и «пищалку», но это вряд ли – как-никак не в Европах, что-то не слышно было о таком прогрессе, разве что столичные заявятся… В конце-то концов, ничего противозаконного он не совершает и не замышляет даже…
Навстречу попался рослый хмырь, упакованный по фирме – да не в Гонконг и не в Индию, а в натуральную Западную Европу. Но все равно вульгарностью так и перло – шестерка высокого полета, только-то и всего. Как раз для розово-сиреневой «Тойоты». Прошел, не видя, небрежно задел литым плечом – фирмовая наклейка с солнечных очечков, понятно, не отклеена, жует резинку и думает, что он Чак Норрис, благо под полой чего-то такое топырится…
Данил ради интереса приостановился. Внизу мягко, почти неслышно заворчал мотор. Точно, сел в «Тойоту». Ну и хрен с ним, так и так отложился в памяти…
Он нажал белую кнопку. Звонок мелодично замяукал. Дверь распахнулась моментально.
– Вот так откроешь однажды – а тебе в лоб вместо привета, – сказал Данил. – И поплывут вещички вереницей…
– Но остается надежда, что сначала все же изнасилуют на совесть… – мечтательно сказала Светка, поборов легкое удивление. – А я-то…
– А ты-то думала, что это мистер из «Тойоты» вернулся? – Данил без приглашения прошел в прихожую и уверенно свернул в комнату.
– Ох, милый, я тащусь… Неужели соизволил следить?
– Дедукция, самая примитивная, только и всего, – Данил сел в кресло, вынул сигарету и огляделся.
Тут и пионер сообразил бы, чем хозяйка занималась долго и старательно – на тахте икебана из простыней в художественном беспорядке, бокалов два, видеокассеты грудой по ковру, а на экране мельтешат голые шлюхи в сложном переплетении, вроде бы среди них иногда мелькает и мужик, но Данил не стал особенно присматриваться. Поднял за горлышко увесистую черную бутылку, держа двумя пальцами, оглядел:
– В «Бахусе» – двести штук. Настоящий. Прогрессируешь, подруга?
– Коли друг не жмот… – безмятежно сказала Светка, влезла с ногами на тахту и тоже потянулась за сигаретой. – Господи, ты и бутылочку-то держишь так, чтобы не оставить отпечатков. Ну, волчарик… Ты не грохнуть ли пришел бедную разведенку?
– Размечталась.
– Ну, тогда хоть трахнул бы…
– Перебьешься, – он повернулся к видаку и ткнул пальцем в крохотную клавишу. Незакомплексованные будни простых западноевропейских трудящихся исчезли с экрана. Заодно Данил вырубил и телевизор.
– Что это ты с утра такой вежливый?
– Съел что-нибудь, – кратко сообщил Данил.
Светка, поджав ноги, разглядывала его с капризным любопытством. Черт ее знает, как ей это удавалось, но она и сейчас была свежа и прекрасна – с полурассыпавшимся узлом белокурых натуральных волос, в чисто символически запахнутом халате, с подозрительно блестевшими щеками, еще не отмывшаяся после мужика. Как всегда, ее хотелось не просто иметь, а люто насиловать до упора. Потому-то бедный Вадик с ней и выдержал пять лет – тут сломается и кто покрепче…
– Ну, и что это за мэн с «Тойотой»?
– Нет, правда, взревновал?
– Надейся… Просто интересно.
– А… Вроде тебя – работает на фирме, все у него схвачено, все у него есть…
– Ну, так уж и вроде меня?
– Ах да… Ты же у нас герой-андроповец. Или кто там, крючковец? Честный частный дефектив… Коньяк будешь?
– За рулем. И дело есть.
– Ну, я тогда купаться… На скорую руку, – она соскользнула с дивана, не озаботившись запахнуть халат, и направилась в ванную.
– Эй! – окликнул Данил. – Говорю же, есть дело.
– Ну иди и вытащи меня отсюда… – томно прозвучало из ванной.
Он мысленно плюнул, придвинул телефон и набрал номер квартиры в Северо-Восточном. Выслушав пять-шесть длинных гудков, осторожно положил трубку на столик, и она еще пару минут гудела. Но на том конце провода никто так и не отозвался. Окажись там менты, не преминули бы из профессионального любопытства схватить трубочку, ибо тамошний телефон – с определителем номера… Значит, нет их там. Мелочь, а приятно.
Он покопался в груде кассет, обнаружил «Всплеск» и включил, не перематывая. Очаровательная русалочка металась в ванной, торопясь высушить роскошный рыбий хвост, чтобы побыстрее обернулся ножками, а забеспокоившийся любовничек колотился снаружи в дверь – дети, мне бы ваши заботы…
– Опять ты этой селедкой любуешься?
– Очень уж романтично и трогательно, – сказал Данил. – Вот и тащусь помаленьку.
– Ты бы лучше от меня тащился, энкаведешник хренов… – Светка уселась на толстый кожаный подлокотник, закинула руку Данилу на шею.
От ее бедра сквозь тонкий халат прямо-таки пробирало жаром. Данил с остатками затаившегося где-то глубоко стыда вспомнил, как взял ее впервые год назад – здесь же, в ванной. Она была подвыпивши, да и он был хорош и ничего не смог с зовом плоти поделать, хоть в комнате и дрых надравшийся Вадька, уголком сознания Данил стыдился тогда, но яростное наслаждение превозмогало все прочие чувства. Да и на трезвую голову выходило в точности так же. Бог ты мой, где он потом только не обладал ею – в машине, на даче, в лесу, на столе у себя в кабинете, так что получались «Тридцать девять с половиной недель», честное слово. И у всех прочих ее мужиков, краем уха друг о друге наслышанных выше крыши, было, несомненно, точно так же. И ничего тут не поделать морали, потому что белокурая генеральская дочка – блядь по духу и призванию, на молекулярном уровне, оттого, должно быть, в жизни ничего не ловила, хоть презервативов терпеть не могла – природа старательно берегла совершенную машину для полноценной работы…
Тугая грудь с твердым темно-вишневым соском круглилась у самого его лица, но он сказал спокойно:
– Вадьку убили.
– Да? – она на миг замерла. Но только на миг. И лизнула его в ухо, глубоко проникая языком: – Значит, я отныне – неутешная вдова? И что теперь прикажешь делать – рыдать с драньем волос?.. Вот такое я чудовище, что тут поделать? Милый крючковец, я этого обормота сто лет как выкинула из жизни, держа исключительно для мелких эпизодов, и потому не станем разыгрывать древнегреческих трагедий… – и ее рука с наманикюренными молочно-белым лаком ноготками недвусмысленно поползла к «молнии» его брюк.
– Хватит, – сказал Данил, уже чуточку раздраженно. – Было и прошло, кажется, обговорили во всех деталях. Убрала ручки, запахнула халат, села поприличнее. И вообще, покинула чужие колени.
Светлана сговорчиво встала, пересела на тахту, сдвинула колени.
Она и в самом деле была далеко не дура. Просто-напросто она до жути походила на того негра из анекдота – ну к чему таитянину компьютер и овладение искусством маркетинга, если кокосы падают с пальмы регулярно, а холодов не бывает? Она не ощущала ни малейшей потребности пускать в ход интеллект – были бы деньги на приличную жизнь да череда мужиков. Даже к «расейскому» эрзацу «светской жизни» ее ничуть не тянуло. Данил, если совсем честно, ей в глубине души иногда завидовал – Светка имела возможность жить как нравится, делать исключительно то, что ей нравится, тут поневоле позавидуешь…
– Значит, полный разрыв?
– Это, даже не вчера обговорено, – сказал Данил.
– Горд самообладанием и преисполнен полового удовлетворения… – протянула она. – Олечка у тебя, конечно, золотце… Ладно, считай, что я самую малость погоревала, не чужие мы с Вадькой были, в самом-то деле… Ну, а ты-то отчего хмур и угрюм? Он тебе что, названый брат? В Афгане заслонил грудью от крылатой ракеты? Ты с ним раз в месяц попивал для оттяжки, вот и все. Кто бы его взял в названые братья, мешок с киселем… Нет, я все понимаю. Прекрасно помню да и представляю, как ты должен был исходить от беспокойства – он у вас сидел на серьезной работе, а я, безалаберная развратница, являла собой уязвимое звено… Только никто так и не собрался меня похитить, чтобы потом слать ему мои фотки с ну очень неприличными позами и вымогать ваши тайны. А теперь его вообще нет, и я даже теоретически не могу быть уязвимым звеном. Логично?
– Логично, – сказал Данил. – Весьма.
– Вот видишь. Что, потащат опознавать? Поеду опознаю. Может, и поплачу, даже наверняка, мы ж, бабы, дуры непредсказуемые… Кофейку сделать?
– Сделай, генеральское дите, – сказал Данил примирительно. – И настройся на серьезную волну. Есть о чем поговорить…
– Собственно, генеральское-то дите я неполных два года, – уточнила она въедливо. – Армейское я дите, если обобщая.
«Нашла отговорочку, – мысленно поморщился Данил. – Тоже мне, дщерь полка…» И все-таки любопытно, за какие такие достижения на амурном фронте папаша в свое время услал ее из Берлина учиться аж за Урал? Сама она, несмотря на язычок без единой косточки, только этот, один-единственный эпизод старательно обходила молчанием. Данил ничуть не удивился бы, окажись вдруг, что именно через нимфеточку Свету кто-нибудь ОТТУДА попытался однажды искать подходы к ее бравому папочке… В жизни такие ситуации встречаются чаще, чем принято думать, и любой историк разведки согласится, что началось еще в библейские времена…
Светлана, упархивая на кухню, мечтательно прищурилась:
– Живи мы в Чикаго, да не будь папочка столь правильным, попросила бы я его устроить тебе автокатастрофу за то, что бросил бедную девчонку…
– Живи мы в Чикаго, бедная девчоночка, я бы тебя раньше пристрелил… – пробормотал Данил ей вслед.
И задумчиво воззрился на большую цветную фотографию упомянутого папочки. Папочка, этакая моложавая нордическая бестия (хотя и чистых славянских кровей по родословной), стоял себе, уперев кулаки в бока, на фоне немецкой готической церквушки из темно-красного кирпича – верзила в зелено-буро-пятнистом комбинезоне неизвестной армии, без погон, нашивок и знаков различия, вроде бы даже и не военный, а так, нынче этот камуфляж таскают, пожалуй, даже бабульки-дворничихи.
Только папочка и в самом деле мог бы оформить нехилую автокатастрофу, если не десять. И устроить еще много приятного. Для посторонних, то бишь всего окружающего мира, папочка в генерал-майорском чине корпел себе тишайшей штабной крысой в Берлинской бригаде. Данил сам так поначалу и считал – только вот когда он вышел в отставку, именно папочка Глаголев звал его в армию, к себе, и, хотя многого не сказал, намекнул столько, что для посвященного человека достаточно. И нетрудно догадаться, что папсик есть пиранья из Аквариума – с большой буквы. Очень даже возможно, что сей скромный генерал-майор был причастен и к операции «Ольха», про которую в свое время писали в обзорах для узкого круга…
Американский сержант из расквартированных в Западном Берлине частей однажды решил подкалымить. Забросил в кузов грузовика новейшую управляемую противотанковую ракету, преспокойно приехал на этом самом грузовике в Восточный Берлин и стал нахально расспрашивать народно-демократических полицаев, где здесь КГБ. Между прочим, это в свое время было не так уж и трудно – переехать из Западного Берлина в Восточный с ракетой в кузове, ибо разложившаяся западная демократия к своей безопасности относилась, как деревенская дурочка к трипперу. Вот в обратном направлении подобные грузоперевозки осуществить оказалось бы потруднее, хотя бывало по-всякому…
Полицаи сержанта, ясный день, тормознули и передали старшим братьям по лагерю. Те, убедившись, что ракета и в самом деле новейшая, честно заплатили сержанту твердой валютой и попросили заходить еще. Сержант заезжал еще раза три – а потом все-таки погорел, когда, оборзев от безнаказанности, принялся грузить в кузов какой-то секретный агрегат вовсе уж неподъемных габаритов.
А может, такая версия была для общественности. И заложила хозяйственного янки какая-нибудь перебежавшая сука, вроде Резуна или Гордиевского.
Ну, это дело десятое. И даже если папочка Глаголев не причастен был к гешефту под кодом «Ольха», то замешан неминуемо в другие, столь же «приятные» забавы. Когда бывшая советская армия учинила «поход» из бывшей ГДР, Глаголев оказался здесь, в Шантарске, при штабе Восточно-Сибирского военного округа, где воссоединился со старшей непутевой доченькой. Черт его там знает, опала для него Шантарск или, наоборот, повышение, рыбка плавает по дну, и пиранья тоже… Во всяком случае, Лара, его младшая дочка, разъезжала по городу Шантарску на подержанном, но приличном «Опеле», имея в кармане надлежащим образом оформленные права, которые, как известно, шестнадцатилетним не особенно-то и выдают. Так что папочка, вполне вероятно, был по-прежнему на коне…
Вернулась Светка с подносом, преобразившаяся самым решительным образом – в простеньком платьице и огромных модных очках с простыми стеклами, волосы тщательно зачесаны в конский хвостик. Ни дать ни взять – тихая учительница младших классов, томящаяся старая дева. На такой вот облик бедный Вадька, как он по пьянке пожаловался, в свое время и клюнул и даже принял фейерверк постельных экспериментов за всплеск эмоций истомившейся без мужика робкой учителки. Ну, а потом засосало…
Светка подала Данилу чашку и села, сдвинув ноги, положив ладони на колени. Оценила быстрым взглядом произведенное впечатление.
– Верю, – проворчал Данил. – Семиклассница, втайне мечтающая о физруке… Похоже. Тебе хоть сказать, как его замочили?
