– Бог в помощь, господа затейнички! – раздался мужской голос, молодой, веселый, дерзкий.
      Что-то определенно произошло, ситуация переменилась – Ольга почувствовала, как от ее горла отодвинулось холодное лезвие ножа, а давившая на затылок широкая жесткая ладонь словно бы обмякла. За руки ее держали по-прежнему, но хватка значительно ослабла.
      Некогда было рассуждать и гадать, следовало использовать малейший шанс – и она рванулась, вскочила на ноги, выбросив вперед колено. Каковое и вступило в соприкосновение с той частью тела Кудеяра, что требовала ублажения на гнусный манер. К сожалению, колено угодило именно туда, а не куда-нибудь еще, где могло нанести гораздо больший урон – Ольга, уже давно не причислявшая себя к невинным цветикам, знала о мужчинах достаточно, чтобы понять, куда их в случае чего следует бить.
      Однако и так определенные достижения налицо: Кудеяр отпрыгнул, ругаясь, Ольга шарахнулась в сторону, прижалась к дощатой перегородке, схватила со стола единственное, что годилось в качестве импровизированного оружия – массивный штоф синего стекла с выпуклым двуглавым орлом, занесла его над головой, пренебрегая тем, что на одежду ей пролилась вонючая дешевая сивуха.
      Теперь появилась возможность осмотреться, выяснить, в чем причина перемен…
      Причина эта имела конкретный облик незнакомого молодого человека, стоявшего посреди сводчатой комнаты с видом вовсе не угрожающим, наоборот, он выглядел так, словно ему ужасно скучно, в полном соответствии с последней светской модой, требовавшей показной меланхолии. У Ольги моментально сложилось твердое убеждение, что это человек из общества: одет безукоризненно, в точнейшем соответствии с последними веяниями прихотливой парижской моды, моментально перенимавшейся в империи, завит и причесан столь же идеально. Косые бачки и закрученные на гусарский манер усы придавали ему вид офицера, одетого в статское. Лицо решительное и, что греха таить, красивое, свидетельствующее о недюжинной силе воли – молодой человек, если верить физиономистике, нимало не походил на вялого светского бездельника. Одну руку он держал как-то странно, под полой сюртука, а другой небрежно опирался на толстую черную трость с круглым золотым набалдашником.
      Немая сцена, в тех же декорациях и с теми же персонажами, продолжалась еще какое-то время: все присутствующие выглядели растерянными, а изящный молодой человек, посверкивая великолепными зубами, озирал их со спокойной, даже чуточку хищной улыбочкой человека, чувствующего свое превосходство. Неизвестно, в чем тут секрет, но Ольга намеревалась использовать перемены в свою пользу, елико возможно…
      – Ох… – с досадой сказал Кудеяр, заправляя в шаровары свое неублаженное мужское достоинство (впрочем, касаемо «достоинств», подумала Ольга, вопрос дискуссионный). – Фельдмаршал, ну что ты суешься в чужие дела? Я тебе что, лакированные чуни оттоптал? Мы в твои дела не лезем, так что изволь и ты в наши того… стороною…
      Молодой человек, которого назвали Фельдмаршалом, сделал несколько шагов в его сторону – в его походке определенно чувствовалась офицерская выправка.
      – Дела, Кудеяр, бывают разные, – сказал он ровно и вежливо. – В иные и вмешаться не грех. Создалось у меня впечатление, что юношу вы в свои предосудительные забавы втягиваете определенно силком… А ты же знаешь, что я такого не люблю и не одобряю. По согласию твори что хочешь, а вот устраивать гнусь с принудиловкой – нет-с…
      – Твое какое дело?
      – Ну, Кудеяр… – улыбнулся молодой человек уже без тени веселости в серых глазах. – Сам должен прекрасно понимать…
      – Это мои места, – сказал Кудеяр, глядя исподлобья.
      – Неправильно, – ответил Фельдмаршал. – Верный ответ – «и твои тоже». Но уж никак не безраздельно твои. Это и мои места, голубчик. И поскольку я в этих местах давненько уже обосновался, имею право голоса… А?
      – Это как посмотреть…
      – Да? – глаза молодого человека метнули молнии. – Вот это ты мне брось, а то осерчать могу. Если тебе не нравится что-то, всегда можно выйти на улицу, поговорить ладком, обстоятельно… Есть желание?
      Судя по насупленно-унылому виду Кудеяра, у него не было ни малейшего желания покидать гостеприимное помещение.
      Тот из его дружков, что стерег забившегося в угол Грека, вдруг кинулся с кулаком из своего закутка, налетая на молодого человека сзади. Фельдмаршал словно бы этого и не заметил, но в последний миг проворно отступил в сторону, так что нападавший обрушил кулак на пустое место, ловко сбил подножкой незадачливого воителя, который забарахтался на полу, ругаясь и упираясь кулаками в грязные доски.
      Фельдмаршал быстрым движением отбросил в сторону трость… точнее, ножны в виде трости, и в руке у него остался длинный четырехгранный клинок, сверкнувший в тусклом свете остро и грозно. Приставил острие к шее ворочавшегося, и тот моментально застыл в нелепой позе.
      – Ванюха! – досадливо рявкнул Кудеяр. – Фельдмаршал, ты уж не серчай, недавно он тут…
      Чуть отодвинув острие, Фельдмаршал сказал без всякой злобы:
      – Ты уж лежи и дальше, чадушко, так оно покойнее… Ну так как, Кудеяр? Забавы в сторону?
      – Иди ты! – сказал Кудеяр сердито. – Говорю тебе, дело чистое, этот сопляк мне только что проигрался вчистую, вон свидетелей куча… Играли честно: деньги против парижских штучек, он и проигрался…
      – Брешет, как сивый мерин! – сказала Ольга, не опуская штофа.
      – Кудеяр, – сказал Фельдмаршал. – Сравнивая ваши физиономии, скажу тебе сразу, что доверия у меня больше этому юноше, чем тебе… Хотя бы… Во что играли? В карты, в зернь? Что-то я нигде не вижу ни карт, ни кубиков, ничего подобного… Прикажешь верить, что вы их прибрали аккуратно, а уж потом начали парижские нравы тут разводить? Врешь неубедительно.
      Теперь Ольга рассмотрела, отчего молодой человек держал свободную руку так странно, – под сюртуком у него виднелась темная рукоятка оправленного в серебро пистолета.
      Окинув ее внимательным взглядом, Фельдмаршал сказал:
      – Юноша, у меня сложилось впечатление, что вы не прочь покинуть это гостеприимное заведение как можно скорее?
      – Именно, сударь, – сказала Ольга.
      – Что же, имею честь предложить себя в попутчики… – он присмотрелся к Ольгиным ногам. – Господа кровельщики с Марсова поля, верните юноше обувь.
      – Да ничего мы у него не отбирали, таким и приперся…
      – Не врут?
      – Нет, – сказала Ольга. – Так… получилось.
      – Фома, – не повышая голоса, произнес Фельдмаршал. – А ну, как лист перед травой…
      Неизвестно откуда вновь возник трактирщик, державшийся с самым подобострастным видом. Казалось, что его медведопобная фигура сейчас согнется пополам в почтительном поклоне.
      – Живенько подбери молодому человеку обувь получше, – сказал Фельдмаршал, все так же не оборачиваясь к хозяину трактира. – У тебя в закладе чего только нет… Одна нога там, другая… тоже. А вы, кровельных дел мастера, отойдите-ка к той стеночке, вящего спокойствия ради…
      Он хищно ухмылялся, поигрывая клинком, держа другую руку возле пистолета. Кудеяр и все прочие кучкой отступили к дальней стене, за ними заторопился Грек. Поймав сердитый взгляд Ольги, вымученно, криво улыбнулся, развел руками:
      – Я ж не знал… Где мне против них!
      Отбросив штоф, Ольга незамедлительно вернулась к столу и заботливо прибрала в карман кошелек, составлявший теперь все ее достояние. Появился Фома, несущий перед собой на вытянутой руке лакированные сапоги, сразу видно, принадлежавшие не мужику и не мелкому чиновничку.
      Сапоги оказались чуть великоваты, но, в общем, пришлись по ноге. Завидев, что Ольга полезла за кошельком, Фельдмаршал энергично возразил:
      – Не вздумайте, юноша. Сей экземпляр в накладе не останется при любой погоде. Это еще он вам должен за понесенные неприятности. Черт-те что развел в заведении…
      – Фельдмаршал! – умоляющим тоном прогудел трактирщик. – Ну что ты с проповедями… Я ж не нанимался за нравственностью следить, кабацкое дело известное – знай приноси, за что платят, да дружи со всеми подряд…
      – Ладно, ладно, амфитрион ты недопеченный… Ну что, юноша, идемте?
      Кудеяр мрачно подал голос из угла:
      – Смотри, Фельдмаршал, жизнь наша переменчива…
      – Я тебя тоже люблю, хоть и чуть поменее, чем родную матушку… – блеснул зубами Фельдмаршал. – Ворчать ворчи, но смотри у меня!
      Ольга первой бросилась наверх по скудно освещенной лестнице, так, что избавитель за ней едва поспевал. Полной грудью вдохнула ночной воздух. Заметила, что неподалеку стоит запряженная парой гнедых темная карета.
      – Ну, и что же дальше, юноша? – спросил Фельдмаршал не без любопытства.
      – Я вам так благодарен!
      – Вот об этих пустяках давайте никогда более не заговаривать. Я, да будет вам известно, отнюдь не ангел и уж никак не странствующий рыцарь из романов, но некоторых вещей не люблю, вот и приходится поневоле… пресекать. Я другое имел в виду. Куда собираетесь направиться? – он кивнул в сторону кареты. – Я вас, разумеется, готов подвезти, чтобы не обрывать благотворительность на полдороге. Филантропические поступки следует доводить до логического конца… Куда изволите?
      – Не знаю, – искренне сказала Ольга. – Мне… мне просто некуда идти.
      – Случается, – с самым невозмутимым видом ответил Фельдмаршал. – Случается, что и в столь большом городе совершенно некуда идти… – он засмеялся. – Ну, право же, как ни стараешься избегать ситуаций, целиком заимствованных из дурацких французских романов, а они сами настигают и хватают за шиворот, словно будочник – мелкого воришку… Придется звать вас к себе в гости… Не боитесь воспользоваться моим гостеприимством?
      – Нисколечко, – сказала Ольга.
      – Вы так доверчивы?
      – Не особенно, – сказала она. – Просто… Конечно, вы сразу производите впечатление благородного человека… но внешность обманчива, и это еще ни о чем не говорит… Тут, скорее, точный расчет. И некоторый житейский опыт. Вы дали себе труд отбить меня у этих…
      – Ну, это было несложно.
      – И все же… – сказала Ольга. – Корыстной выгоды, каковую вы можете иметь, тут что-то не просматривается. Конечно, уж простите великодушно, сразу чувствуется, что человек вы, как бы это изящнее выразиться…
      – А вы не деликатничайте, друг мой, не деликатничайте, – сказал Фельдмаршал поощряюще. – Называйте вещи своими именами и высказывайте все предположения, какие имеете… Ну-ка?
      – Сдается мне, что вы – человек, имеющий некоторое отношение…
      – К жизни ночной и не особенно благонравной?
      – Вы же сами просили откровенности…
      – Ну разумеется. Вы, юноша, правы… отчасти. Образ жизни мой не особенно благонравный, но отсюда еще не исходит, что он ночной. Скорее уж – дневной… Но в общем и целом вы угадали верно. Полагаю, поопасаетесь теперь садиться ко мне в карету?
      – Ну что вы, – сказала Ольга и первой сделала шаг к экипажу с кучером на козлах, казавшимся отрешенным от всего сущего, ничего не видевшим вокруг, кроме лошадей и вожжей. – Зачем же вас опасаться? К забавам определенного рода вы вряд ли склонны – там, в подвале, у вас читалась откровенная брезгливость на лице. Что до денег, их у меня весьма мало – а вы, судя по карете и общему впечатлению, не занимаетесь мелочами. Сдается мне, самое большее, что может угрожать в вашем обществе, – это возможность войти в коллизии с законом. Но возможность таковая меня не особенно и пугает…
      Ловко запрыгнув следом за ней в карету, тотчас же тронувшуюся, Фельдмаршал спросил деловито:
      – Вас разыскивают?
      – Полицию имеете в виду?
      – Ну не дворников же…
      – Разыскивают, – сказала Ольга. – Наверняка… Теперь ваша очередь поопастись, а?
      – В одном-единственном случае: если вы, милейший, хоть как-то связаны с политикой, ну, вы понимаете. Политические интриги и прочие заговоры – это то, от чего я шарахаюсь, как черт от ладана. Выигрыш порой может оказаться невероятно высок, но и шансы на проигрыш не в пример больше, нежели во всех других… ремеслах. Так что политики я стерегусь. Если имеете отношение к политике, я, конечно, вас довезу, куда вам нужно, но вот домой к себе приглашать, простите великодушно, не стану.
      – Никакой политики, – сказала Ольга грустно. – Сплошные житейские неурядицы…
      – Понятно. На этом пока и остановимся. А каковы же ваши дальнейшие планы? При том, что идти вам некуда, вас ищут и ваше состояние умещается в дрянном немецком кошельке?
      – Честно сказать, сегодня мне было некогда над этим задумываться, – сказала Ольга. – Чересчур быстро развивались события. Я обязательно подумаю о будущем, не откладывая, но сейчас хотелось бы отдохнуть…
      – Ну, простите мою навязчивость, – ответил Фельдмаршал. – Я и не намерен вас допрашивать, и слово это, да и саму процедуру, терпеть не могу. Значит, житейские неурядицы. Ну, в эту категорию слишком многое укладывается. Один мой знакомый, добрейшей души человек, именно что житейскими неурядицами называл времена, когда полиция его усиленно разыскивала за шалости с пистолетом, повлекшие смерть…
      Ольга сверкнула на него глазами:
      – Я никого не убивал!
      – Вы знаете, мой юный друг, я тоже, – ухмыльнулся Фельдмаршал. – До сих пор как-то обходилось. А не позволено ли мне будет поинтересоваться вашим именем?
      – Андрей… – сказала Ольга. – Андрей Степанович Каразин.
      – Очень приятно. Гауф Григорий Петрович, из обрусевших германцев… Давайте сразу внесем некоторую ясность, Андрей Степанович. Поскольку то, что я вам скажу, право же, можно спокойно произносить и в присутствии полиции. Я – авантюрист, знаете ли. Классический, можно бы даже выразиться – патентованный образец. Как в восемнадцатом столетии, когда такое занятие почиталось едва ли не почтенным ремеслом и уж безусловно имело широкое распространение…
      – Вот как? – с любопытством сказала Ольга. – Я полагала, что в девятнадцатом столетии авантюристы образца прошлого века перевелись…
      – Смешно, но именно так полагают многие, большая часть человечества. А это, уточню не без цинизма, как раз и помогает работать…
      – Ага, – сказала Ольга, в голове у которой еще бродил хмель. – Граф Калиостро, барон Рейнак… Вы, стало быть, вроде них?
      – Меня больше привлекает барон Рейнак, – серьезно сказал Гауф. – Поскольку он был мастер измышлять сложнейшие, изящнейшие, красивые комбинации, приносившие немалый доход. Комбинации без малейшей мистической подоплеки. А Калиостро… Он чересчур уж грешил мистицизмом, выдавал себя за мага, повелителя духов и прочего… Такие методы мне отчего-то не нравятся, господин Каразин. Я себя отношу к приверженцам старых добрых традиций: придумать и провести в жизнь некий насквозь приземленный план, не требующий подпорок вроде мистического вранья… и обернуть все так, чтобы тот, кто понес урон, ни за что не обратился бы в полицию…
      Ольга, отодвинув занавеску на окне, посмотрела на улицу. Оказалось, что карета едет по Моховой. Выходит, берлога камергера все же располагалась довольно близко от центра города: ну конечно, ведь это еще в старину был барский дом, следовало догадаться…
      На Моховой же они и остановились. Гауф, небрежно помахивая тростью, провел Ольгу в парадное, они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где провожатый своим ключом отпер входную дверь, и они оказались в прихожей, слабо совещенной огоньком единственной лампы.
      – Мой единственный человек дрыхнет, кончено, – сказал Гауф вполголоса. – Будьте, как дома, Андрей Степанович. Если желаете вина или холодных закусок…
      – Мне, откровенно говоря, чертовски хочется спать, – сказала Ольга.
      – О, как хотите. Пожалуйте вот сюда. Дверь, как видите, снабжена замком, так что можете запереться на ключ.
      – Ну что вы, – сказала Ольга. – Я вам доверяю…
      Однако, едва хозяин вышел, она скинула сапоги, на цыпочках прокралась к двери и повернула ключ в замке, стараясь не произвести ни малейшего шума. Замок оказался хорошо смазан, и это удалось. Кое-как сбросив одежду, она рухнула в постель и провалилась в сон так быстро, что показалось, будто это кровать вместе с ней с невероятной скоростью обрушивается куда-то в недра земли.
 
      …Она всегда просыпалась быстро и моментально – вот и теперь, едва открыв глаза, четко осознала себя в реальном мире, помнила происшедшее вчера. Гауф…
      Господин Гауф как ни в чем не бывало сидел в изголовье ее постели и с видом легкой задумчивости разглядывал Ольгу – рассыпавшиеся на подушке волосы и…
      Удержавшись от вскрика, она ограничилась тем, что схватила простыню, проворно прикрылась ею до горла и, стараясь не показать растерянности, сказала сердито:
      – Вы же уверяли, что я здесь в полной безопасности…
      – Но вы и в самом деле в полной безопасности… мадемуазель, – с легкой улыбкой ответил Гауф. – Могу вас заверить честным словом, что я вовсе не собираюсь на вас набрасываться на манер дикого черкеса. У меня есть кое-какие принципы… а впрочем, дело не в принципах. Брезгаю я силой добиваться любви, вот и все. Тем более что ситуация, вот смех, как две капли воды напоминает классический французский роман: несчастная красавица, выдающая себя за юношу, оказывается в крайне стесненных обстоятельствах и встречает благородного разбойника… Я, как уже говорил, не разбойник, да и благородство мое действует сугубо в ограниченных пределах… но вы-то и в самом деле красавица. Это не комплименты и не приставанья, а просто, говоря ученым языком, констатация очевидного факта…
      – Вы… только сейчас…
      – Узнал? Да что вы. Я еще вчера догадался, там, в подвале. Местные обезьяниусы не дошли своим куцым умишком, а вот я как-то сразу угадал переодетую девушку…
      – То есть… – сказала Ольга. – Окажись я и в самом деле незадачливым юнцом, вы бы не вмешались?