Он подергал разлапистую звезду, но звезда сидела прочно, как пришитая.
      – Смешно, - сказал неслышно подошедший Гаудин. - Сколько служу по департаменту, награждали исключительно к торжественным дням, и моя скромная персона помещалась обычно в конце длинного списка. И вдруг на грудь мою порхнул один из высших орденов. Не без вашей помощи.
      – Не стоит благодарностей, - сказал Сварог, отвернувшись.
      – Канцлер будет в растерянности и ярости. Из-за удостоившихся столь же высокого отличия ваших сподвижников. По старой традиции для земных обитателей отведена парочка вполне пристойных, но третьеразрядных орденов, но императрица, не подумав, одарила ваших соратников Полярной Звездой, которой удостаивались и немногие короли. Занятный казус.
      И было ясно, что Гаудин говорит, лишь бы не молчать, а сам все старается заглянуть в глубь глаз своего собеседника, пытаясь найти там то ли отрицание, то ли подтверждение чего-то очень важного.
      – Должно быть, - вяло согласился Сварог.
      – Конечно, личная канцелярия ее величества обязана будет отправить награжденным патенты, ибо решение императрицы отменено быть не может, дабы не компрометировать перед обитателями земли принципа непогрешимости трона…
      – Бросьте, - сказал Сварог. - Что случилось?
      – Крайне любопытная арифметика имеет место быть, - меланхолично сказал Гаудин. - Здесь уничтожено около шести сотен навьев - но экстренно предпринятое обследование выявило в последние дни в Ямурлаке и Пограничье около семи тысяч относительно недавно вскрытых могил…
      – Что? Значит, остальные где-то в Харлане?
      – Нет, - сказал Гаудин с таким видом, будто и не сомневался, что уж кому-кому, а его собеседнику прекрасно известно, куда спрятались недостающие.
      – А где?
      – Не знаю, - сказал Гаудин. - К этому можно добавить, что моей службе неизвестны ни всадники на ящерах, атаковавшие вас возле храма, ни виновники гибели Фиортена, я просто не представляю, кто это может быть, их не должно существовать, и тем не менее… Ну что, не будете со мной работать?
      – Буду, - сказал Сварог. - Но исключительно оттого, что у меня появились свои счеты. Но если вы думаете…
      – Ничего я не думаю. Я решаю, подходит мне человек или нет. Вы мне подходите, лорд Сварог. Вам не приходило в голову, что все это время вам самим диким, фантастическим образом везло?
      – Приходило.
      Сварог понял, что на самом деле это и есть главный для Гаудина вопрос, а все остальное - мишура. Просто в силу своей профессии собеседник уже разучился обходиться без провокационных вопросов.
      – Если верить иным ученым, везение - физическая категория. Как время, гравитация или электромагнитное поле. Словом, вам следовало бы доискаться до сути своего предназначения в этом мире. Есть одна старинная книга…
      – «Об искусстве игры в шакра-чатурандж»?
      – Уже знаете? Ах да, Борн… Не смотрите на меня так. Никто его не заставлял выбирать именно эту дорогу.
      – Что это за очаг там, в доме?
      – Это жертвенник. Капище сатанистов, воссозданное с превеликим тщанием согласно старинным «черным трактатам». И пусть вас не удивляет, что портьера, сквозь которую пролетело убившее Мораг ледяное копье, при тщательном осмотре оказалась совершенно целой. Она, как и многие, излишне полагалась на хозяина, преспокойно пожертвовавшего ею, как только он понял, что больше она никакой пользы не принесет. И пусть вас не удивляет, что труп остался относительно целым. Лед впитал информацию и растаял. Допрос уже бесполезен. Вы не обратили внимания на отсутствие в особняке зеркал?
      – Как-то не приглядывался. Не было времени.
      – Там нет ни единого зеркала. Очень странно для дома, где обитала молодая, красивая женщина, имевшая в услужении десяток юных красавиц… - И видя, что сказанное занимает Сварога не очень, лорд Гаудин взял его под руку и понизил голос: - Видите ли, свой истинный облик порой можно скрыть так надежно, что не помогут и предназначенные для выявления такового заклинания, но зеркало нельзя ни обмануть, ни зачаровать. Очевидно, в доме обитал еще и некто, имевший веские поводы опасаться зеркал. Если вам доведется когда-нибудь попасть в дом, где нет ни единого зеркала, постарайтесь покинуть его побыстрее. - На его лице появилась жестокая усмешка. - Как только улетит императрица и ускачет новоявленный великий герцог, я выжгу это гнездо на лигу вокруг. Коли уж все можно списать на штурм, бой… Вы знаете, как для того, кто умеет видеть, выглядят одержимые присутствием нечистой силы города? Они закутаны мглой, акварельно-серой, полупрозрачной, устойчивой… Пойдемте. Вашу собаку уже перенесли в виману, делать нам здесь больше нечего…
      Речь Гаудина прервалась на полуслове, локоть Сварога он отпустил.
      Навстречу им шел Леверлин. Сварог остановился, не зная, что сказать. Любые слова были бы не теми.
      И Леверлин заговорил первым:
      – Ну что, все у тебя отлично?
      – Боюсь, что да, - сказал Сварог, мучительно подыскивая слова. - А ты?
      – Опустошу винные подвалы герцога, насколько удастся, потом поплыву домой. Любезный батюшка, увидев беспутного сына с Полярной Звездой на груди, будет в умилении. Если подвернутся приключения - заходи. Ранена, Ремиденум. Там меня знают даже кошки на крышах, только не нужно спрашивать дорогу у пожарных - студенты Ремиденума с их цехом в традиционной вражде… Удачи, дружище!
      В отличие от Сварога, нужные слона Леверлин нашел легко. Удача благоволит поэтам и бесшабашным гулякам…
      …В зеркале, занимавшем весь простенок, отражался спесивого вида субъект в мундире Яшмовых Мушкетеров - ткань янтарного цвета, ряды пуговиц из желтых опалов и золотое лейтенантское шитье в виде листьев, а так же - блиставшая слева Полярная Звезда.
      Сварог отвернулся от своего отражения, ни в чем, собственно, не виноватого.
      – Вас интересует какая-то определенная книга, милорд? - спросил дворецкий, стоящий навытяжку в почтительном отдалении. И все-таки было что-то в этом старике не только от вышколенного слуги. Мелко дрожащие руки, скорбная нотка в голосе, потухший взгляд. Жалко старика.
      – «Об искусстве игры в шакра-чатурандж».
      – Сию минуту, милорд. - Вышколенный слуга засеменил к полке, по пути пытаясь вспомнить, где здесь хранится затребованная книга. Старость, знаете ли. Склероз. Или иначе? Или старик относился к книгам с суеверным страхом?…
      Сварог уселся в высокое старинное кресло и смотрел, как дворецкий в белой с сиреневым ливрее поводит рукой, и прямо в ладонь ему, описав плавную дугу, спускается с одной из верхних полок толстый том в черном кожаном переплете.
      – Прошу вас, милорд. - Голос вроде бы бесстрастный, но бьется, пульсирует нотка скорби. И еще заметно, что книгу старику держать нелегко. Немало весит, оказывается, том в черном кожаном переплете.
      – Благодарю. Скажите… что теперь будет с замком?
      – Вероятнее всего, во владение вступит один из дальних родственников, которому перейдет титул и манор лорда Магара - дабы род не пресекся. Вы разрешите задать вопрос?
      – Разрешаю, - сказал Сварог.
      – Обстоятельства кончины последнего лорда Магара покрыты тайной… Я надеюсь, лорд Магар не посрамил чести своего благородного рода?
      «Это тоже итог, - подумал Сварог хмуро. - Неправильно оказались истолкованы понурый взгляд и дрожь кистей рук. Неужели отважные поступки должны завершаться тем, что пустой замок достанется препустому наследнику, а напыщенный холуй в бакенбардах будет задавать идиотские вопросы?»
      – Я полагаю, сам лорд Магар именно так и считал, - сказал он. - И имел на то все основания.
      Чтобы не встретиться взглядом с со старым слугой, который разом стал неприятен, Сварог отвернулся к библиотечным полкам. И здесь, как и в его дворцовой библиотеке, хранились не только книги. Огромный глобус, исписанные таинственными знаками свитки, восковые дощечки, после произнесения соответствующих заклинаний хранящие информацию надежней иной наскальной надписи. Теперь всем этим будет владеть дальний родственник. И может быть, в один прекрасный день соберется этот дальний родственник и в шутку высыпет хранящееся здесь добро на головы оказавшихся внизу крестьян. Или просто предаст огню, памятуя о не лучшем финале прочитавшего разгадки этих тайн предка.
      – Благодарю вас, милорд… - голос дворецкого сломался на середине фразы, словно старик услышал нечто самое важное в его жизни.
      Сварог легко нашел нужное место - наугад открыв книгу там, где лежала чуть выцветшая закладка из плотной белой бумаги, покрытая небрежно нарисованными от руки парусными кораблями.
      «Правило двадцать второе: Серый Ферзь может вводиться в игру лишь однажды, любым из игроков, кто решится на это первым. Поскольку неизвестно заранее, на чьей стороне будет сражаться ферзь, он именуется серым, каковое наименование носит и в дальнейшем. На чьей бы стороне ни вводился в игру Серый Ферзь, его боевые качества, перечисленные выше, не изменяются.
      Правило двадцать третье: после ввода в игру Серого Ферзя противная сторона вправе вместо своего следующего хода ввести в игру на своей стороне фигуру, именуемую Гремилькар, чьей главной задачей является охота за Серым Ферзем ради возможного его уничтожения».
      А нарисованные корабли на закладке поднимали паруса и уходили в дальнее синее море за драгоценностями, пряностями, славой и знаниями.
      – Прекрасно, - произнес вслух Сварог, охваченный нехорошими предчувствиями. Конечно, жизнь не повторяет игру автоматически и бездумно, но в одном игра и жизнь абсолютно схожи: на каждого охотника всегда найдется кто-то, для кого именно этот охотник станет дичью…
      – Простите, милорд, вы что-то сказали? - Старый дворецкий тревожно захлопал ресницами, как разбуженная птица.
      Со двора доносилась тихая и печальная церемониальная музыка. Оркестр был замковый, а вот мелодия - заимствованная у кого-то из земных композиторов. Трам-пара-пам, та-та-та-парам… гроб на лафет, он ушел в лихой поход, гроб на лафет, пушка медленно ползет…
      Сварог, заложив руки за спину, прошелся по залу. Ворс ковра гасил звуки шагов. Обернулся к выжидательно застывшему дворецкому:
      – Как вы думаете, изобретатель игры в шакра-чатурандж был умным человеком?
      – Согласно легендам, ученый, коему в древности приписывалось изобретение этой игры, слыл великим мудрецом.
      Дворецкий не знал, как вести себя со странным гостем: то ли согласно этикету, то ли как старый верный слуга, почти друг семьи, и поэтому продолжал стоять навытяжку, что давалось старику нелегко.
      – Будь он не столь мудрым, меня это, возможно, устроило бы больше, - сказал Сварог.
      Когда совершенно не представляешь, что тебе делать и откуда ждать удара, изреки пустую, но эффектную фразу, и это создаст удобную иллюзию, будто последнее слово остается за тобой…
      И всерьез сможешь притворяться, что тебе полегчало.
      Нет, в самом деле помогает, говорят.
 
       Конец третьей книги