3 вандемьера 2026 года.
       Время – среднеевропейское.
       Вторая половина дня
      И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.
      Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой, – ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется мастерством. Или талантом. Те двое за столиком летнего кафе его и не заметили, не знали, что сразу привлекли внимание. Молодые, красивые, загорелые, в белых брюках и белых рубашках, бог весть из какого уголка планеты залетевшая пара, беззаботные влюбленные из не обремененного особыми сложностями столетия.
      Он выжидал самый подходящий момент и наконец дождался. Пушистые и невесомые волосы девушки красиво просвечивали на солнце, четко обрисовывался мужественный профиль ее спутника, и этот их наклон друг к другу, отрешенная нежность во взглядах и позах, широкая и сильная ладонь мужчины в тонких пальцах девушки, крохотная радуга, родившаяся в узких бокалах, – все и было тем мгновением, которое следовало остановить. Подавив всплывшее на миг пронзительное сожаление о собственной давно растаявшей молодости, фотограф нажал кнопку. Едва слышно щелкнул затвор.
      – Нас фотографируют, – сказала девушка.
      – Это не то, – сказал ее спутник. – Это нимайер, тот самый. Будет что-нибудь вроде «Этюда с солнцем». Итак?
      Играя его пальцами, девушка с беззаботной улыбкой продолжала:
      – Когда он впервые изменил траекторию, в Центре поняли, что это искусственный объект. Внеземной искусственный объект. К нему приблизился «Кондор». Через две минуты связь с «Кондором» прервалась. Космолет дрейфует, такое впечатление, будто он абсолютно неуправляем. К нему вышли спасатели. Вскоре объект лег на геоцентрическую орбиту и постепенно снижается. Прошел в полукилометре от станции «Дельта-5», после чего связь со станцией прервалась. Датчики системы жизнеобеспечения сигнализируют, что экипаж мертв. Что экипаж сам разгерметизировал станцию...
      – Его держат радарами?
      – Да, лучи он отражает. Размеры – десять-двенадцать метров, правильных очертаний.
      – Маловато для космического корабля, – сказал мужчина. – Автоматический зонд?
      – Зонд-убийца... – сказала девушка. – Совет Безопасности заседает непрерывно. Сначала хотели просто сбить его, но потом все же рассудили, что открытой агрессивности он не проявляет – пострадали только те, кто оказался близко от него. Так что решено наблюдать.
      – И при чем тут я? Неужели...
      – Да, – сказала девушка. – Он начал торможение, если не последует новых маневров, через девять часов с минутами приземлится на территории этой страны. Поскольку резидентом здесь ты...
      – То мне предстоит заниматься еще и инопланетянами. Прелестно, никогда и подумать не мог.
      – Но ты же понимаешь, Ланселот...
      – Понимаю, – сказал он. – Все прекрасно понимаю и помню, в какой стране нахожусь. Нейтралы с тысячелетним стажем, единственное на планете государство, сохраняющее национальную армию и разведку, одержимое прямо-таки манией независимости, которую они сплошь и рядом толкуют просто-напросто как противодействие любым начинаниям Содружества. И в ООН они соизволили вступить лишь пятнадцать лет назад.
      – Тем более нельзя угадать, как они поведут себя сейчас, – сказала девушка.
      – Ну конечно. Впервые в истории приземляется искусственный объект инопланетного происхождения, причем на их территории. Наверняка они не допустят к себе ни комиссию, ни, тем более, войска ООН.
      – Но ведь на сей раз обстоятельства...
      – Именно потому, – сказал мужчина. – Анна, я здесь сижу пять лет, я их знаю. Конечно, вопрос чрезвычайно серьезен, дипломаты заработают, как проклятые, но когда-то их еще уломают? И уломают ли? Не драться же частям ООН с их армией, не оккупировать же страну... И они это очень быстро поймут и будут держаться до последнего... Пошли.
      Он бросил на столик банкнот, и они медленно пошли по набережной, держась за руки. По голубой воде плавно скользили яркие треугольники парусов, отовсюду неслась веселая музыка, воскресный день перевалил за полдень.
      – Иногда я прямо-таки ненавижу свою работу, Анна, – сказал Ланселот. – Из-за того, что эти динозавры цепляются за идиотские традиции, мы вынуждены держать здесь наблюдателей, терять время и силы, чтобы ненароком не просмотреть какого-нибудь вовсе уж неприемлемого выверта...
      – Советник сказал, что у тебя есть человек в их разведке. Он имел в виду Дервиша?
      – Да, – сказал Ланселот. – И не только в разведке. Умные люди, которые понимают всю нелепость ситуации и, разумеется, не получают от ООН ни гроша. И тем не менее по здешним законам любой из них может угодить в тюрьму за шпионаж в пользу «неустановленного внешнего врага». И мы ничего не сможем сделать.
      – Я, признаться, до сих пор не могу понять...
      – Ну да, – сказал Ланселот. – Я через это да-авно прошел. Конечно, это саднит как заноза, это трудно принять и понять – на разоружившейся и уничтожившей границы Земле существует такое вот государство-реликт. Ну, а что же делать, Анна? Принудить их никто не может. Прав человека они не нарушают. Завоевательных планов не лелеют, глупо думать, что их армия способна противостоять всей остальной планете. Остается наблюдать и надеяться, что им надоест, что найдутся политики-реалисты и сделают последний шаг. Что, наконец, случится нечто, способное встряхнуть как следует замшелые каноны. Этот случай, например.
      – Ты так спокоен?
      – Конечно нет, – сказал Ланселот. – Я понимаю, что такое случается впервые. Но я просто не могу представить, что за штука вот-вот приземлится и почему гибнут имевшие неосторожность оказаться на ее пути. Да и некогда мне гадать. Если он приземлится здесь, работа предстоит не из легких, нужно подготовиться...
      Она посмотрела с тревогой, и это не была игра на посторонних:
      – Я боюсь за тебя...
      – Не надо, ладно? – сказал он. – Очень трудно работать, когда за тебя боятся. Да, если разобраться, какая работа? Мы всего лишь будем следить за всем, что они предпримут, подслушивать и подсматривать с Земли и со спутников. Рутина.
      Она молчала, и Ланселот, резидент Совета Безопасности, знал, что она вспоминает о тех троих, все же погибших здесь, несмотря на специфику работы и столетия. Она перехватила его взгляд и отвернулась, и он понял, что лучше промолчать и не упоминать о банановой корке, на которой можно поскользнуться через два шага, и о прочих верных слугах ее величества теории вероятностей. Он только чуточку сильнее сжал ее теплую ладонь.
      – Когда-нибудь все кончится, – сказал он. – А что до... Анна, милая, я как-то привык не погибать и добиваться успеха, само собой получается...
      – Я знаю, – сказала она.
      Прохожих почти не было. Ланселот остановился, повернул ее к себе и поцеловал. Она тихонько отстранилась и пошла вдоль парапета, ведя ладошкой по нагретому солнцем граниту. Ланселот неслышно шел рядом. Интересно, думал он, почему Себастьян стал так часто ее присылать – считает, что я чуточку захандрил? Многие ведь хандрят. Трудно быть чем-то вроде персонажа старинного фильма, пусть ты и прекрасно понимаешь, насколько это важно и необходимо. Какие там, к черту, супермены...
      – Я не верю в инопланетную агрессию, – сказала Анна, не оборачиваясь.
      – Я тоже, – сказал он. – Хотя бы потому, что приличная агрессия наверняка обставлялась бы не так... Что ж, нужно трубить сбор. В первую очередь разыщу Дервиша. Вот если бы еще и полковник был из наших... Есть тут один полковник, чертовски любопытный экземпляр. Стоп! – Он приостановился. – Вот с этого и нужно было начинать. Если эта штука все же плюхнется сюда, наверняка ею займутся именно этот генерал и именно этот полковник. Девять часов, океан времени. Пошли.
      Они спустились по широкой гранитной лестнице, пересекли площадь, традиционно украшенную статуей какой-то знаменитости времен средневековья, завернули за угол и сели без приглашения на заднее сиденье белой «альфа-кометы». Человек за рулем повернулся к ним:
      – Заседание только что закончилось. Решение прежнее – наблюдать. Спасатели догнали «Кондора». Экипаж мертв. Они сами отключили подачу кислорода, немотивированное самоубийство, как и на «Дельте».
      – Объект?
      – Нужно торопиться, Ланселот, – сказал человек за рулем. Лицо у него застыло. – Нет у нас девяти часов. Он увеличил скорость, идет по той же траектории. Теперь никаких сомнений – это не люди. Люди таких перегрузок не выдержали бы.
      – Может быть, они нейтрализуют перегрузки, – сказал Ланселот. – Антигравитация, что там еще...
      – Черт их знает. У нас – не больше часа.
 


 
       3 вандемьера 2026. Часом позднее.
      Радиопереговоры наземных служб фиксируются орбитальной станцией «Фата-моргана».
      – Я – Ожерелье-3. Объект миновал стратосферу.
      – Я – Ожерелье-4. Объект миновал тропосферу.
      – Я – Ожерелье-5. Объект совершил посадку. Ни с одним из известных типов космических аппаратов не ассоциируется. Место приземления в дальнейшем будет именоваться точкой «Зет».
      – Я – Центр. В точку «Зет» мною выслан вертолет с оперативной группой. Арапахо – поддерживать непрерывную связь.
      – Я – Арапахо. Объект имеет вид конуса высотой около пяти метров, диаметр основания около двух метров. Цвет – черный. Радиоактивного излучения, радиоволн не зафиксировано. Температура не отличается от температуры окружающей среды.
      – Я – Ронсеваль. Бронедесантные подразделения завершили блокирование района.
      – Я – Арлекин. Опергруппы вышли на исходные позиции.
      – Я – Магистр. Со стороны ООН никаких демаршей не последовало. Прослушивание телефонов представительства ООН и его радиосвязи со штаб-квартирой проводится в соответствии с имеющимися планами. Дополнительные дешифровщики подключены.
      – Я – Арапахо. Новых данных нет.
      – Я – Икар. Три эскадрильи подняты в воздух и направляются в указанные квадраты.
      – Я – Арапахо. Вертолет, производя беспорядочные маневры, удаляется от точки «Зет», резко меняя направление. Связи с экипажем нет.
      – Я – Центр. Обеспечить наблюдение.
      – Я – Арапахо. Только что вертолет разбился в восьми километрах юго-западнее точки «Зет».
      – Я – Арлекин. Объект превратился в четыре автомобиля современных марок. Три проследить не удалось – затерялись в потоке автотранспорта. Четвертый движется на запад в квадрате три-шестнадцать.
      – Я – Центр. Всем наземным опергруппам в квадратах три-четырнадцать и три-пятнадцать – немедленно на перехват. Разрешаю применять оружие.
      – Я – Кадоген. Иду в три-шестнадцать.
      – Я – Гамма. Иду в три-шестнадцать.
      – Я – Дервиш. Иду в три-шестнадцать.
      – Я – Икар. Ввиду наличия на шоссе большого количества машин боевой заход произвести невозможно. Звено барражирует в квадрате три-шестнадцать.
      – Я – Арапахо. Даю ориентировку. Четвертый автомобиль – жемчужно-серый «грайне», модели «спорт».
      – Я – Арлекин. Дополняю по данным полицейских постов. Номерной знак НВ-405-К-6. Приказу остановиться не подчинился. Движется на юг, по дороге 2-141.
      – Я – Арапахо. Полицейский пост в квадрате три-шестнадцать на вызовы не отвечает. Вертолеты высланы.
      – Я – Центр. Подключить посты квадратов два-десять, два-одиннадцать, два-двенадцать.
      – Я – Дервиш. Нахожусь в квадрате три-шестнадцать. Блокирую дорогу 2-141.
      – Я – Арлекин. Дервиш, он идет на вас, будьте готовы. Огонь без предупреждения.
      – Понял, – сказал он.
      Он вел машину уверенно, с небрежной лихостью знающего свое ремесло профессионала, и давно выработанный автоматизм позволял высвободить часть сознания, чтобы перелистать существующие только в памяти страницы ненаписанных писем. И слушать музыку.
      Рядом с ним на сиденье поблескивал короткий черный автомат.
      Бешеная гонка навстречу ветру или вдогонку за ветром так давно стала неотъемлемой частью его существа, что он задыхался, если приходилось пройти с черепашьей скоростью пусть даже короткий отрезок пути. И он просто боялся признаться себе, что гоняется за призраками, за пустотой. Хорошо еще, что на свете существует Ланселот и весь остальной мир. Может быть, наконец, и пришло настоящее?
      Он протянул руку и тронул клавишу магнитофона. Звенели гитары, сухо прищелкивали кастаньеты, и на пределе печали звенел голос Рамона Ромеро:
 
И сломать – нелегок труд,
и построить.
Не для каждой и сожгут
город Трою.
Пьем невкусное вино,
судим-рядим.
Слишком много сожжено
шутки ради...
 
      – «Поэма рассудка», – вспомнил он название. Иногда ему хотелось ненавидеть само это слово – рассудочность, рассудок. Рассудочно прикинули, слушали – постановили, погасили живое и нежное и назвали это приемлемым выходом. А на деле – всего лишь загнали глубоко на дно то, что всплывет погодя в другом облике.
      – Я – Арлекин. Он приближается. Будьте осторожны.
      – Я – Дервиш. Вышел на дистанцию огневого контакта.
      Машина летела по черной автостраде сквозь солнечный день, навстречу жемчужно-серому спортивному автомобилю, и он приготовил автомат, но показалось, что женское лицо, мелькнувшее за стеклом, – то самое, нежность и беда, ненависть и любовь, жалость и злоба. Рассудок не преминул бы заявить, что он ошибается, но рассудок молчал, и он рванул руль, как узду, как рычаг стоп-крана, и машина дернулась, как-то нереально закружилась на асфальте, словно на скользком льду, словно конь, дробящий копытами распластанного вражеского воина, а через несколько то ли секунд, то ли веков время лопнуло, и машина провалилась в треск рвущегося металла, в ночь, в ночь...
      – Я – Арапахо. Только что внутрь охраняемого периметра вошел, теряя высоту, легкомоторный самолет «Махаон-16». Наблюдали дым, выходящий из кожуха мотора. Перехвачена передача с борта, летчик сообщает, что по неизвестной причине потерпел аварию и идет на вынужденную посадку.
      – Я – Магистр. Не исключено, что мы имеем дело с попыткой агентов ООН прорваться в запретный район.
      – Я – Центр. Ваши соображения учел. Опергруппа послана. Одновременно ставлю вам на вид неправильное употребление терминов. Предлагаю пользоваться общепринятым определением «неустановленный внешний враг».
      – Я – Ориноко. Психозондирование продолжаю. Даю развертку помех.
      – Отсечь помехи.
      – Есть. Выведено за пределы, но спонтанные прорывы не исключены.
      – Я – Рейн. Пошел второй слой помех, более мощный.
      – Я – Ориноко. Отсечка не дала результатов.
      – Вы понимаете, что говорите?
      – Увы, но это так. Может быть, Рейн?
      – Я – Рейн. Даю развертку. Лицо. Женское лицо. Глушение результатов не дало. Кажется, я узнал ее, Доктор...
      – Я – Юкон. Вношу предложение, Доктор: помехи не глушить, а наоборот, выпустить на поверхность. Не исключено, что это и является искомым.
      – Хорошо. Ориноко, Рейн, Юкон – каскадное усиление помех второго слоя. Онтарио – в резерве. Начали!
      – Я – Рейн. Воспоминания личного характера, связанные...
      – Достаточно. Первым трем мониторам глушить помехи. Ищите следы свежего психического удара, вы слышите? Что его заставило так поступить?
      – Результатов нет.
      – Усилители на пределе, отключаю вторую группу.
      – Черт бы вас побрал!
      – У меня шальная мысль, Доктор. Что, если именно это послужило причиной...
      – Глупости.
      – Почему бы и нет? Направленное воздействие на определенные группы нейронов, своего рода детонатор, вызвавший шок и неконтролируемые действия, повлекшие...
      – Оставьте это для своей диссертации. Дервиш – из суперменов.
      – Иногда ломаются и супермены. Супермену как раз тяжелее осознавать то, что он оказался суперменом не во всем.
      – Глупости, Рейн. Генераторы на максимум. Всем мониторам, вы поняли?
      ...Доктор сидел за пультом в почти темной комнате, его лицо дико и причудливо освещала россыпь разноцветных лампочек. Врачей было много, а Доктор – один. Правда, сейчас от этого не стало легче, он ничего не понимал, собственное бессилие перед этой инопланетной тварью сводило с ума...
      – Стрелки до красной черты, – сказал он. – Ремонтникам быть наготове.
      – Я – Юкон. Оторвите мне голову, Доктор, но я ничего больше не могу. Я – инженер-медик, а не бог...
      – Я – Арапахо. «Махаон-16» упал и взорвался в квадрате четыре-девятнадцать. Опергруппа вскоре прибудет на место.
 


 
       4 вандемьера 2026. Утро
      Он долго шел по коридорам, спускался и поднимался по лестницам, кивал знакомым, а многие незнакомые почтительно здоровались, и тогда он отвечал и им. Он шел мимо щелкавших каблуками охранников, мимо длинной стены – за ней тихо журчали компьютеры, и девочки в белых халатах с ловкостью, на которую было приятно смотреть, нажимали клавиши. Он шагал – грузный, широколицый, редкие светлые волосы, прямая спина кадрового военного (никогда тем не менее не воевавшего). Просто генералов хватало, а Генерал был один. Еще его звали Король Марк, чего он терпеть не мог – не находил в себе ничего общего с преследователем Тристана и Изольды. А его все равно так звали, бог знает почему, пути прозвищ неисповедимы, и тот, кто первым пустил прозвище в обиход, затерялся в безвестности надежно, как изобретатель колеса.
      Он распахнул белую дверь с изображенным на табличке кентавром – так здесь кодировали опергруппы и операции. Круглый зал, четверть которого занимает выходящее во двор окно. Толстые кожаные кресла. Восемь человек встали и через положенные несколько секунд сели вновь. Генерал заложил руки за спину, остановился перед первым рядом кресел и какое-то время смотрел поверх голов, а сидящие смотрели на него.
      – Два часа назад некий объект внеземного происхождения совершил посадку в точке, отмеченной на выданных вам картах как точка «Зет», – сказал Генерал. – Высланная на вертолете группа наших сотрудников погибла – вертолет стал удаляться, маневрируя так, словно им управлял пьяный или сумасшедший, после чего разбился. Вскоре было обнаружено, что объект, конусообразный предмет, превратился в четыре автомобиля современных марок. Три мы упустили. Наш сотрудник Дервиш, выехавший наперерез четвертому, по неизвестной причине направил машину на обочину и потерпел аварию. В настоящее время – в бессознательном состоянии. Четвертый «автомобиль» обстрелян с воздуха истребителями и уничтожен. Перед этим он пытался превратиться в какое-то крупное животное, но был уничтожен, прежде чем метаморфоза совершилась. Остальные пока не обнаружены. Не исключено, что и они превратились в... нечто совершенно иное. Предварительные меры приняты. Район наглухо блокирован войсками, из него не выскользнет и мышь. Распоряжением премьер-министра я назначен руководителем особой группы по ликвидации опасности. Перед вами стоит задача – в двадцать четыре часа покончить с тремя объектами, условно обозначенными как «мобили». Далее. Уже после блокирования района внутри него произошел ряд непонятных автокатастроф и ряд случаев, которые можно охарактеризовать как молниеносное помешательство, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы. Из этого был сделан вывод, что «мобили» каким-то загадочным образом воздействуют на человеческий мозг. – Генерал сделал гримасу, которая могла сойти и за улыбку. – Чтобы вы не чувствовали себя воробьями, которым предстоит стесать гору клювом, поясняю: «мобилям» присуще тэта-излучение, не свойственное ни одному живому существу Земли. То, о котором до сих пор мы знали лишь теоретически. Ваши машины будут оснащены тэта-радарами. Инструктаж по обращению с ними много времени не займет, это ничуть не сложнее, чем наша обычная аппаратура. Найти, в общем, нетрудно. Опознать и уничтожить – это серьезнее... Прошу на инструктаж.
      Он дождался, когда за последним захлопнется белая дверь, сел в первое подвернувшееся кресло и устало сдавил ладонями виски. Услышав шаги, торопливо отнял ладони и поднял массивную голову. Вошли Доктор и Полковник – седой растрепанный старичок в голубом халате и мужчина лет тридцати пяти, которого с первого взгляда почему-то хотелось назвать учителем физики.
      – Итак? – глухо сказал Генерал.
      – Мы не гении, но в этой голове кое-что есть. – Доктор похлопал себя по лбу и улыбнулся. – Впрочем, и техника у нас не самая худшая... Хотите разгадку, Король Марк?
      Он был единственным, кто осмеливался так называть Генерала в глаза.
      – Валяйте.
      – Касательно Дервиша. «Мобиль» номер четыре сделал что-то, отчего воспоминания личного характера вспыхнули с такой силой, что подавили все остальное и привели к неконтролируемой вспышке эмоций. Второй случай, на шоссе номер пять...
      – ...Там ему попался математик, озабоченный сложными перипетиями научного спора в своем институте, – скучным голосом продолжил Генерал. – И третий – с художником. И четвертый, и пятый... Простите, старина, но мои люди пришли к тем же выводам на полчаса раньше ваших. Один из них хорошо знал жизнь Дервиша, а там и потянулась ниточка... Я все могу сказать за вас – «мобили» поражают людей с высоким уровнем мозговой активности, яркие индивидуальности. Творческие личности. Влюбленных. Обладающих повышенной чувствительностью, тонкой нервной организацией, склонных к углубленной работе мысли. «Мобиль» пропустит лишь человека равнодушного, не склонного размышлять, страдать, любить, ненавидеть, творить, сопереживать. Их ведь не так уж мало, таких людей, старина... Я все правильно сказал за вас?
      – Правильно, – сказал Доктор.
      – Но они же все такие! – вдруг воскликнул Полковник. – Они же все такие, все восемь – повышенная эмоциональность, тонкая нервная организация, склонность к творчеству, почему же вы...
      – Именно поэтому, – сказал Генерал, глядя в пол. – Да, это живцы. Их автомобили напичканы аппаратурой. Можно с уверенностью сказать, что мы будем знать, как «мобиль» наносит удар, механизм этого удара – словом, почти все. И не нужно смотреть на меня такими глазами. Восемь человек – и человечество. Случилось так, что именно нам предстоит защищать планету. Мы можем гарантировать, что этот конус – единственный во Вселенной? Что никогда не будет других? Мы все должны знать о нем. И потом, они не принесены в жертву, не такие уж они подсадные утки. Они предупреждены и вооружены. Так что правила игры остаются прежними – выигрывает тот, кто успеет первым...
      Он сидел ссутулясь, а они смотрели на него. Потом Полковник сказал:
      – Вы послали их на смерть.
      – Ну да, – сказал Генерал. – Вернее, не совсем так – я послал их на задание, в случае неудачи – смерть. Но ведь мы сами называем себя последними солдатами Земли, верно? Вот и бой.
      – И все же ты мог бы послать людей более холодного эмоционального спектра, – сказал Доктор.
      – Мог. Но мне мало просто уничтожить врага. Нужно еще изучить его оружие, его сильные и слабые места. И не столько мне, сколько человечеству. Я ненавижу сакраментальный девиз иезуитов, но... Ты не военный, старина. Впрочем, и ты должен помнить, что для успеха армий жертвовали взводами, а то и батальонами. Законы войны. А сейчас идет война, – что из того, что большинство землян о ней ничего не знает?
      – Вы считаете, что знай они суть дела, отказались бы? – спросил Полковник.
      – Вполне возможны отдельные срывы, – сказал Генерал. – А возможно, и нет. Просто... иногда человек, который не посвящен во все детали, работает лучше.
      – Ну что ж, все правильно, – сказал Полковник и стал еще больше похож на учителя физики. – Вы, Генерал, не можете запретить мне одной простой вещи. В третьей группе не хватает человека, их только двое. Кстати, я ведь человек «более холодного эмоционального спектра», вы сами так говорили, Доктор...
      – Но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности, – буркнул Доктор. – Ты тоже подходишь под определение мишени, если честно.
      – Это означает только то, что я об этом знаю. – Полковник щелкнул каблуками. – Разрешите идти?
      – Идите, – не глядя на него, сказал Генерал.
      Белая дверь захлопнулась за Полковником, мелькнул на мгновение натянувший лук кентавр.
      – Они уже все мертвые, Марк, – сказал Доктор. – Все.
      – Может быть. А может быть, будущие мертвецы и будущие триумфаторы – в равной пропорции. Судя по уничтоженному истребителями «мобилю», они довольно-таки уязвимы. – Он положил руку на колено Доктору: – Старина, пойми же ты наконец – мы защищаем Землю...
      – В обход ООН?
      – Что?
      – Ты думаешь, в ООН не знают? – спросил Доктор. – Считаешь, что его засекли только наши станции слежения? Что, если перед посадкой он вызвал какие-то катастрофы и в Приземелье? Приземелье – улица с довольно оживленным движением...
      – Я говорил с премьером, – сказал Генерал. – Он быстро ухватил суть, он умен. И политик отменный. При любых демаршах он обещал продержаться, как минимум, сутки. Вряд ли ооновцы прибегнут к прямому военному вторжению, так что мы все успеваем... Они ведь не вторгнутся.
      – Наверняка нет, – сказал Доктор. – Но тебе не приходит в голову, что «ооновцами», если разобраться, ты именуешь все остальное человечество?
      – Ну и что? Нет, ну и что? – Доктор видел, что Генерал искренне удивлен и рассержен непонятливостью собеседника. – Мы ведь защищаем Землю.
      – Одни?
      – А какая разница? Разве ооновцы применили бы другую аппаратуру? Другое оружие? Другие методы? Они действовали бы точно так же. Оставим специалистам по международному праву разбираться в том, насколько это наше внутреннее дело и насколько оправданным было бы вмешательство ООН. Ты можешь заверить, что ооновцы справятся лучше?
      – Нет, – сказал Доктор.
      – Ты согласен, что «мобили» крайне опасны?
      – Да.
      – Вот видишь.
      – А ты можешь заверить на все сто, что тобой движет лишь забота о благе человечества? Без маленькой, без крохотной примеси? Никакого желания воскликнуть: «Ага! Вы долго смеялись над нами, но в конце концов успеха добились именно мы...» Так что же, никакой примеси?
      – Никакой, – сказал Генерал.
      И все же, все же... Человек, никогда не лгавший, не сможет перестроиться мгновенно, к тому же если человек этот отнюдь не подл и не плох. Коротенькая заминка, едва заметная неуверенность в голосе не почудились, они были. Доктор был хорошим психологом и не мог ошибиться.
      – Между прочим, – сказал он, – ты использовал не лучший метод. «Зараженный» район не столь уж и велик, его нетрудно было бы прочесать армейским подразделениям, бронированным машинам, оснащенным теми же тэта-радарами. Но на это ты никак не можешь пойти. Во-первых, вся слава должна достаться твоей конторе. Во-вторых, не стоит раньше времени привлекать внимание ООН, – а вдруг они все же ничего не знают?
      Генерал подошел к окну, заложил руки за спину и стал смотреть вниз. Там, внизу, посреди огромного, залитого асфальтом двора, стояли три сине-черных фургона, прямоугольные коробки на колесах едва ли не в человеческий рост, и к ним шли оперативники. Показался Полковник, подошел к Ясеню и Эвридике, что-то сказал им, все трое сели в кабину, и фургон медленно выкатился за ворота. Следом второй. Потом третий. Створки высоких зеленых ворот медленно сдвинулись, словно отсекая прошлое от настоящего, настоящее от будущего.
      Не оборачиваясь, Генерал сказал глухо:
      – Забыл тебя предупредить. До завершения операции никто не имеет права покидать здание управления.
      – Я и не собираюсь, – сказал Доктор.
      – Вот и прекрасно.
      Доктор подождал несколько минут, потом встал и тихо вышел. Спасители человечества, думал он, неторопливо шагая по светлым коридорам. Защитники. Мессии. А человечество, похоже, и понятия не имеет о том, что его усердно спасают. Конечно, создался головоломный юридический казус, на котором может заработать нервное расстройство не один специалист по международному праву и вообще юрист, тут Король Марк полностью прав, и тем не менее... Не тот век на дворе. Нельзя спасать человечество, не выслушав даже его мнения по сему поводу, – конечно, речь не идет о всеобщем референдуме, это преувеличение, но в нынешнем составе играть просто невозможно. Нельзя одному человеку, хорошему, в общем-то, и честному, желающему на свой лад людям добра, брать на себя роль Спасителя. Не имеет он никакого права. Ох уж это «на свой лад» – сколько всяких неприглядностей совершено под сенью этого лозунга, сего знамени...
      А ребята ничего не поняли. Очень хорошие ребята, искренне считающие сейчас, что спасают человечество. В их возрасте легко жить без сомнений и очень хочется побыть хотя бы недолго спасителем человечества. Так что же делать?
      Он завернул в свой кабинет и поднял трубку городского телефона – просто так, проверки ради, никуда он не собирался звонить. Телефон молчал.
      – Ну да, – сказал себе вслух Доктор. – Разумеется...
      Он спустился этажом ниже, открыл дверь операторской, небрежно отстранил удивленно обернувшегося к нему радиста, сел во вращающееся кресло и сказал:
      – Все три группы – на связь.
      Радист, недоуменно поглядывая на него, защелкал тумблерами. Приборы тихонько посвистывали, подвывали, шуршали разряды, и наконец раздались громкие уверенные голоса:
      – «Единица» слушает.
      – «Двойка» слушает.
      – «Тройка» слушает.
      Доктор поднес к губам черное рубчатое яйцо микрофона:
      – Говорит Доктор. Слушайте меня внимательно, ребята. «Мобиль» ударит по самому сокровенному, что хранит ваш мозг. Самые радостные и самые горькие воспоминания. То, что больше всего волнует. То, что сильнее всего запечатлелось. То, что...
      Внезапно погасли все лампочки, стихли шорохи и треск помех. Рации превратились в холодные железные коробки. Доктор взглянул на радиста, но тот был удивлен не меньше. «Ай да Марк, – подумал Доктор, – догадался все-таки, хотя чуточку опоздал. Правда, я не сказал, как следует защищаться, чтобы уменьшить опасность, – принять нейротразин, он имеется в аптечке каждого фургона».
      Но ребята должны догадаться, просто обязаны, они только что прослушали короткую лекцию о тэта-излучении, о его взаимодействии с биополем мозга, и не так уж трудно сделать следующий шаг – понять, что нейротразин до предела уменьшит контакт биополя с тэта-излучением...
      Рации молчали. Доктор откинулся на узкую спинку кресла. Он подумал, что совершил должностное преступление, но, странное дело, не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего стыд или угрызения совести.
      За ним пришли через три минуты.
 


 
       4 вандемьера 2026.
       Ближе к полудню
      – Ну и что ты обо всем этом думаешь?
      Купидон вел фургон с небрежной лихостью мастера, свесив левую руку наружу, и амулет на запястье, крохотный серебряный чертик, раскачивался над пунктирной линией разметки, летевшей под колеса трассирующей очередью.
      – Все это в высшей степени странно, – сказал Гамлет. – С одной стороны, голос, несомненно, принадлежит нашему эскулапу, но почему вдруг прервалась связь? Это наши-то рации способны отказать?
      – И что ты этим хочешь сказать?
      – А черт его знает, господа офицеры. Может быть, начались уже сюрпризы, а?
      – Ты это серьезно?
      – Я это серьезно, – сказал Гамлет. – Ничего ведь не знаем об этой проклятой твари. Вообще, в этом что-то есть – бить по сокровенному. Та же рукопашная – знай лупи по болевым точкам. Эй, Братец!
      – Ну? – Братец Маузер отвел глаза от круглого голубого экранчика.
      – Что у тебя самое сокровенное?
      – Пива бы. С рыбкой домашнего копчения.
      – Бездна воображения...
      – А что делать? Вот вернемся – прямиком отправлюсь в «Гамбринус».
      – Не каркай...
      Они были чуточку суеверны. Они истово ждали своего часа, верили в свою звезду.
      – Говорит «двойка», – раздался голос Виолы. – Как у вас, мальчики?
      – Все прекрасно, девочки. – Гамлет лениво курил. – Катим себе без руля и без ветрил.
      – Что собираетесь предпринимать по сообщению Доктора?
      – Ровным счетом ничего.
      – Лично мы едим нейротразин.
      – Это еще зачем?
      – Чтобы уменьшить возможность тэта-излучения влиять на мозг. Советуем и вам.
      – Знаешь, – сказал Гамлет, – ты училась на биофизическом, тебе легко рассуждать о биоизлучениях и прочем, а я, признаться, плохо верю даже Доктору. К тому же это мог быть и не Доктор... Одним словом, мы посоветовались и решили – пусть каждый сам выбирает линию поведения. Кушайте таблетки, а мы подождем. Кстати, «тройка» к нашему мнению присоединяется. Мы...
      Резко, пронзительно затрещал звонок, на экранчике заплясали алые зигзаги, и Братец Маузер повернул к ним побледневшее лицо:
      – Тэта-излучение!
      – Ага! – Гамлет выплюнул сигарету в окно. – «Тройка», «двойка», у нас клюнуло, идем по пеленгу! Рули, Купидончик, рули, все наверх!
      Братец Маузер осторожно вращал верньеры. Хаотическое мелькание алых зигзагов постепенно становилось более упорядоченным, и вскоре экран крест-накрест пересекли две идеально правильные алые прямые, и он стал похож на оптический прицел. Гамлет перешел в кузов, нажал несколько кнопок. Рифленая стена кузова раздвинулась, в квадратное отверстие грозно глянул спаренный пулемет. Гамлет сдвинул предохранители и повел стволами вправо-влево, целясь в лес, мимо которого они мчались.
      – Стоп! – рявкнул Братец Маузер, и Купидон мгновенно затормозил. – Где-то здесь, парни.
      – И, судя по тому, что лес довольно густой, это уже не автомобиль...
      Фургон стоял на обочине черной автострады. Перед ними был лес, немая стена деревьев, прятавших нечто неизвестное и непостижимое. Слабенький ветерок, синее небо и тишина, которую во что бы то ни стало нужно было разнести в клочья пулеметными очередями.
      – Пошли, – сказал Купидон. – Гамлет, остаешься прикрывать. Братец, ты вправо, я влево.
      Они вошли в лес, двигаясь среди стволов так, словно земля под ногами была стеклянной и, надавив подошвой сильнее, можно было провалиться вниз, где грузно клокочет кипящая смола. Они не знали, что увидят, и это было самое страшное – враг с тысячей лиц, тысячей обликов, помесь вурдалака с Протеем...
      – Купидон! – зазвенел стеклянным колокольчиком девичий голос.
      Он мгновенно развернулся в ту сторону, палец лег на курок, автомат нашел цель. И тут же опустился.
      Между двумя раскидистыми дубами стояла девушка-кентавр, одной рукой она опиралась на тонкое копье с золотым наконечником, другой небрежно и грациозно отводила от лица упругую ветку. Лукавые, улыбчивые серые глаза обещали все и не обещали ничего, в волосах запутались зеленые листья. Она легонько ударила копытом в мох и рассмеялась:
      – Ты не узнал меня, глупый?
      – Конечно узнал, – сказал Купидон. – Ты – Меланиппа, амазонка из Фессалии, верно?
      – Да, – сказала девушка, улыбаясь ему. – Ты, кажется, не удивлен?
      – Нет, – сказал Купидон. – Я всегда верил в вас. Я знал, что были кентавры, была Атлантида, рыцари короля Артура, что древние сказители не выдумывали легенды, а описывали то, что видели. И вот – ты. Такой я тебя и представлял.
      – И ты обронил как-то: «Увидеть фею и умереть...»
      Ее лицо было юным и прекрасным, как пламя.
      – Я красива? – спросила она.
      – Ты прекрасна, – сказал Купидон.
      – Спасибо, милый, – сказала Меланиппа.
      И, улыбаясь нежно и ласково, метнула копье.
      Вцепившись обеими руками в несуществующее древко, Купидон медленно осел в траву, успел еще ощутить щекой сыроватую прохладу мха, и Вселенная погасла для него, исчезли мириады звезд, закаты и радуги.
      Братцу Маузеру оставалось всего не сколько метров до верхушки дерева, у подножия которого валялся брошенный им автомат. Он целеустремленно лез вверх. Он знал – сбылось, он оказался-таки птицей, большой белой птицей, и наконец сможет взмыть к облакам, проплыть по небу, как давно мечтал. Наконец спала эта глупая личина прикованного к земле бескрылого существа, и можно стать самим собой, красавцем лебедем...
      Он взмахнул руками и камнем полетел вниз с высоты десятиэтажного дома. Он жил еще около двух минут, но сознание потерял сразу после удара, так что эти минуты достались лишь измученному телу.
      В кабине фургона на черной панели погасли две синие лампочки из трех – остановились два сердца. Гамлет прижал к плечу приклад и выпустил длинную очередь по лесу, по немым деревьям. Нужно было сделать что-то, а ничего другого он сейчас не мог. Меж стволов мелькнула, проносясь галопом, девушка-кентавр и, смеясь, погрозила ему пальцем. Гамлет прицелился в нее, но тут же отпустил гашетку – невидимые теплые ладони погладили ему виски, и теперь он совершенно точно знал, что ему следует делать. Он отодвинул пулемет назад, в глубь кузова, сел за руль и помчался к ближайшему городку.
      На опустевшую дорогу вышла девушка-кентавр. Ее тело стало расплываться, терять четкие очертания, таять, вспухло куполообразное облако, пронизанное спиральными струями белого дыма, а когда оно растаяло, на дороге стоял синий автомобиль. Он взревел мотором и умчался в сторону, противоположную той, куда скрылся фургон.
      Он двигался со скоростью, не превышавшей допустимую, он ничем не отличался от других автомобилей той же марки, и даже водитель был на своем месте, – по крайней мере, нечто похожее на водителя ровно настолько, чтобы не привлекать излишнего внимания. Синий автомобиль промчался по старинному мосту, возведенному некогда для собственного удобства захожим римским легионом, проехал через деревню, сбавив скорость до предписанной дорожным знаком.
      Увеличил скорость. Дорога круто сворачивала вправо, за гору. И там, за поворотом, стоял поперек дороги сине-черный фургон. Из люка в борту торчали стволы спаренного пулемета, над прицельной рамкой – обрамленное рассыпавшимися по плечам черными волосами азартное личико Эвридики. Синие глаза поймали цель в перекрестье стальных паутинок, и ударила очередь, длинная, как те письма, что остаются неотправленными. Казалось, она никогда не кончится. Из кабины молотили два автомата.
      Синий автомобиль налетел на пули, как на невидимую стеклянную стену, рыскнул вправо-влево и остановился с маху. Алые ручейки текли из десятков пробоин по раскрошенным стеклам, по дверцам, по радиатору, стекались в огромную лужу, маслянисто поблескивающую на пыльном асфальте. Оглушительно лопнула брошенная полковником граната, и взлетели куски кузова.
      И стало очень тихо. В алой луже громоздилась бесформенная груда. Полковнику почему-то захотелось вдруг пожать плечами, но он подавил это глупое желание и поступил точно по инструкции – вызвал вертолеты. Услышав стон, обернулся. Эвридика лежала на казеннике пулемета, сжимая виски тонкими пальцами.
      Сначала он подумал, что это обыкновенная истерика, и приготовился оборвать ее пощечиной, но Эвридика подняла голову, по-детски жалобно и беспомощно пожаловалась:
      – Было больно. Как иглы в виски.
      – А теперь?
      – Теперь уже нет.
      – И то ладно, – буркнул Полковник.
      Он снова посмотрел на бесформенную груду в кровавой луже – подсыхая, кровь принимала странный синеватый оттенок. И это все, так просто? Так, можно сказать, буднично? Он чувствовал легкое разочарование непонятно в чем. Может быть, в самом себе.
      – Центр, я «тройка», – он включил рацию. – Следую в квадрат 3-14 как наиболее вероятное...
      – «Тройка», слушайте приказ! – рявкнули, перебив его, динамики. – Купидон и Братец погибли. Гамлет идет в квадрат шесть. Десять минут назад он обстрелял автобус. Есть жертвы. Немедленно обезвредить, вы поняли? – Голос на несколько секунд отдалился и снова набрал силу: – Только что он бросил гранату в летнее кафе.
      Полковник отодвинул Ясеня, сам сел за руль. Фургон взревел и прыгнул вперед.
      – Стрелять на поражение, – сказал Полковник, не оборачиваясь. – Ясно?
      – Но это же Гамлет, – тихо сказала Эвридика.
      – Был Гамлет...
      ...Гамлет прибавил газу. Рядом с ним стволом в сторону окна лежал автомат, еще горячий от недавних очередей. Гамлет ощутил удовлетворение, вспомнив, как вдребезги разлетались стекла автобуса. Теперь он совершенно точно знал, что должен делать, и благодарил эту неизвестную силу, давшую ему холодную ясность знания. Он еще раз вспомнил все, что произошло три года назад, – зачастившего в дом элегантного штурмана торгового флота, интуитивно уловленную им перемену в поведении жены и, наконец, тот вечер, когда он вернулся на день раньше, чем предполагалось, и никаких неразгаданных умолчаний больше не осталось.
      Он прибавил газу – навстречу на велосипеде ехала девушка. Гамлет резко бросил машину влево. Фургон снес девушку, как кегельный шар сбивает одуванчик, и помчался дальше. Улыбаясь солнцу, Гамлет губами вытянул из пачки сигарету. Он был счастлив – впервые в жизни не оставалось ровным счетом никаких сложностей и неясностей, он совершенно точно знал свое предназначение.
      Женщин следовало убивать. Всех. Этим он уменьшал количество зла, мстил за себя и за других.
      При въезде в городок он сбавил скорость до двадцати и вертел головой, выискивая цели. Одной рукой ловко вставил новый магазин и положил автомат на колени.
      Девушка-регулировщица в аккуратной голубой униформе скучала на пустой площади, она с любопытством посмотрела на фургон явно не известной ей марки, шагнула даже в его сторону. Гамлет поднял автомат и выпустил очередь почти в упор. На тротуаре кто-то длинно и страшно закричал. Гамлет свернул в боковую улочку – над крышами домов он увидел острый шпиль колокольни и вспомнил, что сегодня воскресенье. Увидев перед церковью несколько экипажей, украшенных цветами и разноцветными лентами, он понял, что не ошибся, взял автомат и выпрыгнул из кабины.
      Он вошел в прохладу церкви, короткий автомат в его руках затрясся и загремел. Люди шарахнулись, упала невеста, еще несколько человек, патер сползал по алтарю, цепляясь за резьбу, и его ладони оставляли красный след. Гамлет сменил магазин и, смеясь, стрелял, пока в церкви не осталось ничего живого.
      – Вот так, – сказал он громко, повернулся и вышел. Вслед ему равнодушно и благостно смотрели с икон простреленные святые.
      Он остановился на паперти и подумал: неужели от жары двоится в глазах, почему фургонов два? Тут же что-то нестерпимо горячее лопнуло в груди, колючие змейки боли пронзили тело, руки стали ватными, коленки подломились, он выпустил автомат и стал падать, запрокидываясь назад.
      Полковник, держа кольт в опущенной руке, медленно пересек залитую солнцем площадь. Мельком он подумал, что выглядит точь-в-точь как шериф из старого вестерна. Эта мысль рассердила, и от нее стало больно, потому что это был Гамлет, потому что такого не должно было произойти.
      Гамлет был еще жив, он разлепил глаза, и по их выражению Полковник понял, что Гамлет его видит. В глазах не было гнева – только безмерная досада человека, которого неизвестно почему оторвали от нужного и важного дела. Задохнувшись от жалости и гнева, Полковник выстрелил почти в упор.
      Где-то поблизости завыла полицейская сирена, но, опережая ее, на площадь камнем упал военный вертолет. Полковник отвернулся и медленно отошел к фургону. Встретился взглядом с Эвридикой – глаза огромные и сухие.
      – Тебе не кажется, что мы уже мертвые, мой колонель? – спросила она громко.
      – А черт его знает, – сказал Полковник. Сам он не сомневался, что так оно и есть. – Разговорчики в строю...
      – Хорошенькая компания, – сказала Эвридика, – несостоявшаяся художница, графоман и бывший студент, а ныне полковник. Плюс инопланетяне. Смеху-то...
      – Помолчи, пожалуйста, – сказал Полковник устало.
      – Молчу, молчу... – Она отодвинулась с места водителя и с подчеркнуто безучастным выражением лица включила магнитофон.
 
      «Ша-агом!» Грязь коростой на обмотках мокрых.
      «Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди.
      «Правое плечо!» А лица женщин в окнах не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди.
      «Даешь!» Не дошагать нам до победы.
      «Даешь!» Нам не восстать под барабанный бой.
      Стая хищных птиц вместо райских голубиц —
      и солдаты не придут с передовой...
      Полковник, опершись спиной на колесо, равнодушно следил за суетой возле вертолета и церкви. Он подумал, что все это как-то ничуть не похоже на классическую, каноническую, обыгранную в сотнях книг и фильмов агрессию коварных пришельцев из космоса. Ничуть не похоже.
 
       4 вандемьера 2026.
       Вторая половина дня
      – «Неистовый Роланд», – сказал Малыш.
      – Что? – переспросил Ланселот.
      – Поэма Лодовико, Ариосто, – пояснил Малыш. – Шестнадцатый век. О рыцаре Роланде, который сошел с ума и носился по дорогам, убивая всех попадавшихся на пути. Похоже, правда?
      – Я и не подозревал у тебя таких знаний.
      – А это была одна лапочка, – безмятежно сказал Малыш, – она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже? Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарь короля лофов?
      Он перевернулся на спину и закусил травинку. Он был крепко сбитый, рыжий и самый молодой из троих. Даже когда он оставался серьезен, казалось, что он улыбчиво щурится, – бывают такие лица.
      – Еще парочка подобных лапочек – и можешь поступать в Сорбонну, – проворчал Ланселот.
      Едва слышно потрескивала рация. Поодаль, под деревьями, стоял «Мираж», скоростной и маневренный аппарат вертикального взлета. Оглянувшись на него, Малыш спросил:
      – Тебе не кажется, что мы сами выдаем себя этой колымагой?
      «Мираж» обладал великолепными летными качествами, но был чересчур дорог для серийного производства, и на Земле существовало всего около пятидесяти этих машин, использовавшихся в основном учреждениями ООН. Это было почти то же самое, что разгуливать с визитными карточками на лацканах.
      – Все делалось в спешке... – сказал Ланселот.
      – За географов или зоологов мы вряд ли сойдем, – сказал Малыш.
      – Ничего, – сказал Леопард. – Тэта-излучения мы не испускаем, так что никто в нас стрелять не будет. Правда, сидеть в тюрьме у этих динозавров тоже не очень-то приятно.
      Малыш снова оглянулся на «Мираж»:
      – Я эту птичку продену сквозь игольное ушко. Воздушное пространство они практически не патрулируют. Как я прошел кордоны, а?
      Малыш действительно виртуозно, едва ли не сквозь кроны деревьев, провел машину внутрь блокированного района.
      – Я бы на их месте непременно выпустил в воздух на постоянное патрулирование две-три эскадрильи, – не унимался Малыш.
      – А я бы на их месте эвакуировал население и провел массированную проческу, – зло сказал Ланселот. Он сидел обхватив подтянутые к подбородку колени и ни на кого не смотрел. – Только ничего подобного они, конечно, не сделают, будут прилежно разыгрывать спасителей земной цивилизации.
      – Я не понимаю, – сказал Малыш. – Нет, правда. Одна-две дивизии наших десантников, подкрепленных брониками и авиацией, – и конец.
      – Одна маленькая загвоздка – у этой страны существуют границы...
      – Ну и что? Рывок! – Малыш взмахнул ладонью, словно разрубал что-то. – Обстоятельства таковы, что не до чайных церемоний. Не настолько они все же носятся со своей независимостью, чтобы начинать с нами войну, когда по дорогам мотается этот неистовый Роланд?
      – Как знать, как знать...
      – Шутишь?
      – Может быть, – сказал Леопард. – Кто их знает...
      – Вломиться к ним технически несложно, – сказал Ланселот. – Гораздо сложнее будет расхлебать последствия сего кавалерийского наскока. Я не о дипломатических демаршах – о том морально-этическо-юридическом лабиринте, в который мы угодим. Если уж решили уважать их суверенитет, пусть и выглядящий смешно...
      – Но ситуация...
      – А вот этого уже не нужно, – с ласковой угрозой сказал Ланселот. – Всякий раз, когда начинали ссылаться на чрезвычайные обстоятельства, позволяющие якобы отбросить мораль, право и писаные законы, получалось совсем скверно...
      – Да нет, я все понимаю, ты не думай, – сказал Малыш. – Обидно просто, что все так глупо...
      – Думаешь, мне не обидно?
      Они замолчали и повернули головы к рации – показалось, что прозвучали позывные орбитальной станции «Фата-моргана», но это и в самом деле только показалось, нервы были как проволочки мины натяжного действия, реагирующие на легкое касание.
      – Хорошо, – сказал Малыш. – Мои предыдущие высказывания отметаем, как продиктованные интеллектуальной незрелостью. Лапочек-специалисток по международному праву у меня еще не было. Но почему мы сидим, как барсуки в норе, командор? Кропотливо фиксируем все перипетии охоты, и только? Зачем мы здесь?
      – Потому что нужно хоть что-то делать...
      – Тогда почему мы не вступаем в игру?
      – А что мы можем сделать сверх того, что уже делается? Помолчи, не создавай радиопомех... – Леопард швырнул в Малыша пустую пластмассовую бутылку из-под тоника, и Малыш, демонстрируя великолепную реакцию, отбил ее ребром ладони. Оба расхохотались. Ланселот отвернулся.
      Бесполезно, подумал он тоскливо. Они не могут проникнуться всей серьезностью ситуации, и дело тут не в том, что Малыш практически не общался с имеющим некоторые скверные привычки жареным петухом, а Леопард не оперативник, – я и сам не могу проникнуться всей серьезностью, сидя здесь, на поляне, в мягкой траве, где отчаянно верещат кузнечики, а небо нереально синее, и никто не стреляет, нет страшных чудовищ, рева, огня и пламени...
      – Я ничего не могу понять, – словно подслушав его мысли, сказал Леопард. – Конечно, я всегда был уверен, что Контакт будет не похож на все, что вокруг него нагородили, но все равно не покидает ощущение, что это больше всего смахивает на трагическую нелепость. Это не контакт, это и не агрессия, это и нельзя назвать непониманием, перешедшим в схватку, – это просто нелепость. Малыш прав – какой-то неистовый Роланд. Я не могу построить мало-мальски пригодной гипотезы – герой поэмы Ариосто, бешеный волк...
      Малыш покосился на него с уважением. Леопард был не из оперативного состава – он работал в одном из секторов отдела стратегического планирования группы ксенологии при ООН, как раз и занимался в числе прочего разработкой вариантов гипотетического контакта, пытался просчитать все мыслимые и предугадать немыслимые. Подробностей Ланселот не знал. Он сам был узким специалистом, и его вполне удовлетворило заявление Ферзя, что Леопард – крупный специалист в своей области. Впрочем, подумал Ланселот, случая применить свои знания на практике у него не было. Да и сейчас нет. Просто, коли уж существуют на Земле ксенологи, их представителя следовало включить в состав опергруппы.
      – Бешеный волк? – задумчиво повторил Малыш. Ланселот заметил, что ксенологу удалось никак не удававшееся ему самому – как-то незаметно он настроил Малыша на серьезный лад...
      – Да, – сказал Леопард. – Какая-то грустная пародия на «космическую оперу». Знаете, на что я давно обратил внимание? Никто, собственно говоря, не рассматривает этого пришельца как Пришельца. К нему с самого начала отнеслись рационально и незатейливо – как к бешеному волку, которого следует поскорее обезвредить.
      – Но это местные... – сказал Малыш.
      – Увы, мы тоже. Нашим – да и мне самому, честно говоря – просто не приходит в голову устанавливать с ним контакт, используя все эти кропотливо разработанные методики. Мы не рассматриваем его как партнера – пусть и коварного партнера, злонамеренного. А потом удивляемся, что и он не рассматривает нас как партнеров.
      – То есть ты уверен, что мы подошли неправильно? – спросил Ланселот.
      – Я всего лишь хочу сказать, что сам ничего не понимаю. Все наши разработки при встрече с действительностью, как и следовало ожидать, полетели к черту, альтернативы мы пока не нашли. Может быть, сыграло свою роль и то, что это не космический корабль, сверкающий и загадочный инопланетный звездолет?
      – Я – «Коралл», – раздался голос радиста «Фата-морганы», и они настороженно замерли. – Один из фургонов сближается с источником тэта-излучения, совершающим странные эволюции. Квадрат семь-одиннадцать.
      – Вперед? – Ланселот пружинисто выпрямился.
      – Вы летите, а я пока идиллически посижу на полянке, – сказал Леопард. – Свяжусь через станцию с нашими, есть одна идея для «мозгового штурма». Оставьте один терминал.
      – Может быть... – Поколебавшись, Ланселот вытащил пистолет, держа за ствол, протянул Леопарду.
      – Нет, это не мой инструмент, – сказал Леопард. – «Мобиль» на меня вряд ли вынесет, а против местных ты сам не стал бы применять оружие, правда? Если и произойдет какой-нибудь инцидент, получится тот самый дипломатически-юридический казус – у меня документы сотрудника ООН, припаяют разве что незаконный переход границы.
      – Ладно, – сказал Ланселот. – Сиди, если действительно нужно. Только не высовывайся. Мы постараемся скорее вернуться.
      «Мираж» взмыл с шелестящим свистом, налетевший вихрь покачнул кроны сосен и погас. Леопард ничком лег в траву, подпер щеки ладонями и сосредоточенно следил, как недалеко от его лица взбирается по гибкой травинке зеленый кузнечик. Он любил думать в полном одиночестве и тишине.
      Разноцветные кусочки никак не складывались в мозаику. Непонятно было, чего добивается Пришелец и стремится ли он вообще чего-нибудь добиться; непонятно было, в чем же должна заключаться миссия Ланселота и его собственная, – разве что случится нечто требующее вмешательства. Но что от них потребуется и окажутся ли они в состоянии это выполнить? Наконец...
      – Встать, руки вверх! – рявкнули за спиной.
      Леопард взмыл, словно его пятнистый тезка, инстинктивно полез в карман за удостоверением Института – нужно было что-то объяснить, как-то договориться. Он не успел, да и не собирался подумать, как расценят его резкое движение нервничающие, ничего не соображающие толком полицейские, не посвященные во все обстоятельства дела и порядком напуганные всей этой чертовщиной, о которой ходили самые дурацкие слухи.
      Он успел еще увидеть азартно-испуганное лицо безусого капрала и пульсирующую на конце ствола желтую бабочку пламени. Треска очереди он уже не услышал – земля вывернулась из-под ног, словно он поскользнулся и сорвался с планеты в космическое пространство, небо закружилось и погасло.
      Зеленый кузнечик прыгнул Леопарду на щеку и ускакал дальше. Полицейские осторожно приближались.
 
       4 вандемьера 2026. Ближе к вечеру
      Они сидели в траве возле фургона – тоненькая светловолосая Виола, спортивного типа человек – Гранд и угрюмый здоровяк Бронтозавр. Фургон стоял в распадке, вокруг были отлогие, поросшие лесом склоны.
      – Ну пообедали, – сказал Гранд. – Что дальше, господа офицеры? Он же в прятки с нами играет, этот гад. Зaсекли четыре раза, и каждый раз смывается.
      – Может, не стоило глотать таблетки? – спросил Бронтозавр.
      – Не исключено, что это повлияло...
      – Поздно теперь.
      – Ребята уже одного хлопнули.
      – И одну группу мы уже потеряли, – сказал Гранд. – Паршивый это счет, честно говоря, – око за око...
      – Есть у меня идея, – признался Бронтозавр. – По части уловления. Пойду кое-что смонтирую. Посидите пока, это минут на пятнадцать.
      Он, ворча, залез в кузов, принялся там чем-то греметь и звякать.
      – Деликатный он у нас человек, верно?
      – Ага, – засмеялась Виола и потянулась к нему. – Целуй скорее. Что с тобой сегодня?
      – Сама знаешь.
      – Ну конечно. Ты беспокоишься за меня, я беспокоюсь за тебя, а на небесах нет никого, кто беспокоился бы за всех... – Виола прижалась к нему. – Не думай ты об этом. В конце концов, в мире нет ничего вечного, кроме смерти, так что будем фаталистами. Обними меня.
      – Я не хочу быть фаталистом.
      – Ты не хочешь, я не хочу... А работа наша хочет. И жизнь наша тоже хочет.
      – Извините, ребята, некогда. – Хмурый Бронтозавр стоял над ними. – Радар его поймал, эта сволочь где-то поблизости. Идея такая – мы сворачиваем вон туда, вниз, за поворотом выпрыгиваем и пускаем машину дальше на дистанционном управлении и ждем...
      Идея была не самой плохой, тем более что других и не было. Они проделали все так, как было задумано, – спустились вниз по распадку, выпрыгнули из машины, и сине-черный фургон самостоятельно двинулся дальше по лесной дороге. Впереди пологий склон, за ним примерно в полукилометре – лес. И тишина.
      – Бегом в лес, – шепотом приказал Гранд.
      И вдруг лица им опалило сухим жаром. Деревья за их спинами вспыхнули, трескучее пламя разлетелось в обе стороны с нереальной быстротой, и тут же грохнул взрыв. Фургон взорвался – вместе с пулеметом, гранатами, радарами и приборами, призванными разгадывать тайны «мобилей». Они остались на пустынной дороге – три человека, три автомата, не так уж много патронов, и портативная рация, на всякий случай прихваченная Грандом.
      – Перебежками, до леса! – крикнул Гранд. – Достал все же, сволочь! Но и мы его заперли тут. Не уйдет!
      Они побежали. За спиной гудело пламя, рушились пылающие сосны. Они бежали и успели пробежать ровно половину расстояния, отделявшего их от деревьев. Там, куда они стремились, застрочили автоматы и очереди вспороли землю. Они залегли. Пожар прекратился так же необъяснимо, как и начался. Из того леса, куда они не добежали, появилась группа человек в двадцать в пятнистых маскировочных куртках и касках и, стреляя на ходу, в рост двинулась к оперативникам.
      – Это же наши! – вскрикнул Гранд. – Нужно как-то объяснить...
      – Парень, ты глупеешь на глазах, – плюнул Бронтозавр. – Какие там, к дьяволу, наши... Переиграл он нас, хамелеон чертов. Радируй!
      Гранд включил рацию, но из динамика рвался лишь адский вой, свист и щелканье – помехи на всех диапазонах.
      Двадцать автоматов у противника. По три магазина на человека – у них, да еще одна-единственная граната. Расклад боя был ясен, как теорема Пифагора, достаточно вспомнить известную формулу, гласящую, что нападающий теряет в три раза больше людей, чем обороняющийся. Отсюда следовало, что, потеряв даже половину своих фантомов, «мобиль» разделается с группой.
      Гранд передернул затвор. Виола подползла ближе, ее плечо коснулось его плеча, и тоскливая грусть стала не такой беспросветной.
      – А ведь не так уж и плохо, – печально улыбнулась она, – они жили недолго и умерли в один день...
      – Ну, поехали? – сказал Бронтозавр. Затрещали три автомата – «двойка» приняла бой.
 
       4 вандемьера 2026. Ближе к вечеру. Центр
      Генерал поднял голову – в кабинет вошел молодой офицер в белом распахнутом халате поверх мундира.
      – Только что вернулась посланная к месту падения «Махаона» опергруппа, – сказал он. – Это не авария.
      – То есть?
      – Несомненная инсценировка. Самолет не падал. Его аккуратно посадили и взорвали уже на земле. Ошибка исключается.
      Генерал посмотрел совсем не ласково. Лицо офицера выражало лишь азарт и удовлетворение шахматиста, разгадавшего замысел противника, и Генерала это неприятно задело – никакого осознания того, что они защищают человечество. Мальчишка, пустой, самовлюбленный юнец... И ты еще считаешь, Король Марк, ваше величество, что все, кто работает с тобой, насквозь осознали твои замыслы и прониклись сознанием, что однажды Земля просто не сможет без них обойтись? Ясно как день, что для мальчишки это не более чем захватывающая игра в сыщика и вора.
      – Идите, – сухо сказал Генерал.
      Ничего тут не было загадочного. Ни капельки. Чертовы наблюдатели из ООН попытались проникнуть в оцепленный район по воздуху, что и удалось. Аварию они могли инсценировать несравнимо более искусно, однако сработали крайне топорно. В их недосмотр или низкую профессиональную подготовку Генерал не верил. Вероятнее всего, они просто не считали нужным маскироваться более тщательно, и в этом был свой резон, – где их теперь искать? Где искать обыкновенных людей, если никакого прочесывания не будет? Хотя... Он подумал, что не зря все же отправил в блокированную зону несколько полицейских нарядов с приказом задерживать всех подозрительных.
      Он нажал одну из клавиш селектора, но дверь отворилась даже раньше.
      – Я вызывал вас, – чуточку растерянно Генерал кивнул на селектор.
      – А я сам шел к вам, – сказал майор и положил на стол тонкую серую папку. – Генерал, происходят странные вещи. Внутри оцепленного района несколько часов находится «Мираж», скоростной аппарат вертикального взлета без опознавательных знаков. Как он туда попал, неизвестно. Кроме того, мы фиксируем интенсивный радиообмен.
      – Кто с кем?
      – Неизвестно. Используется аппаратура, до предела затрудняющая перехват и пеленгацию. Удалось лишь установить, что передатчики, ориентировочно три-четыре, почти непрерывно движутся со скоростью, превышающей скорость пешехода.
      Вот оно, подумал Генерал. Спецгруппы ООН. И поздно что-нибудь предпринимать... или нет? Он снял трубку:
      – Канцелярию премьера. Говорит Генерал. Срочно по прямому. Итак, ваше превосходительство? Нет? Да, в самом скором времени...
      Премьера так никто и не побеспокоил, штаб-квартира ООН хранила полное молчание, и это могло означать только одно – там ничего еще не знали, возня вокруг района приземления «конуса» всего лишь привлекла внимание кого-то из внедренных сюда наблюдателей. Генерал яростно пытался убедить самого себя, что все обстоит именно так и никак иначе. Но даже если так и было, вряд ли потребуется много времени, чтобы докопаться до истины, и ООН...
      Они обязательно вторгнутся, не могут не вторгнуться. Генерал именно так поступил бы на их месте. Они вмешаются, и инициатива перейдет к ним, и спасителями окажутся именно они, и уже никому не доказать, что...
      Что-то рушилось в его душе, он шел куда-то в темноту и не мог остановиться, передумать – слишком многое было поставлено на карту.
      – «Мираж» был замечен в местах контактов опергрупп с «мобилями»?
      – Несколько раз.
      – Свяжитесь с Икаром, майор. Пусть пошлет истребители. «Мираж» – сбить.
      – Я не могу отдать такого приказа, – ровным голосом сказал майор, и Генерал понял, что все его упорство разобьется об этот глуховатый ровный голос, что офицер, которого он знал одиннадцать лет, впервые в жизни не выполнит приказа. Сначала Доктор, теперь этот... Предавали самые близкие и верные.
      – Так, – сказал Генерал. – У меня нет времени удивляться или сердиться. Значит, нет?
      – Нет. Тэта-излучения «Мираж» не испускает. Это наверняка сотрудники ООН.
      – Шпионы ООН, – таким же ровным голосом поправил Генерал. – Лицо, незаконно проникшее в запретную зону, классифицируется как шпион. Это одна сторона вопроса. А другая... Вы все же не можете дать стопроцентную гарантию, что «Мираж» не является очередной метаморфозой одного из «мобилей»?
      – Такой гарантии я дать не могу, – выговаривая старательно и четко, словно плохо знающий язык иностранец, сказал майор. – Но косвенные данные...
      – Меня не интересует «но». Итак, стопроцентной гарантии, как вы сами подтверждаете, нет. Вызывайте Икара.
      – Я отказываюсь выполнить приказ, – сказал майор. – Можете отдавать распоряжение о моем аресте.
      – Убирайтесь. – Генерал не поднял глаз от стола. – Считайте, что вашу просьбу об отставке я удовлетворил вчера.
      – Вынужден отклонить ваше любезное предложение. Предпочитаю быть арестованным за невыполнение приказа.
      – В таком случае сдайте оружие коменданту здания и доложите, что вы арестованы, – сказал Генерал.
      На миг им овладело острое желание расплакаться – они упорно не хотели понимать, сколь велики ставки, сколь серьезна игра. В момент, когда почти все завершено, вдруг появляется опасная помеха, посторонние люди, плохо информированные и оттого способные все разрушить, он полностью убедил себя, что там, в стеклянном параллелепипеде здания штаб-квартиры ООН, ничего не знают. По крайней мере, в данную минуту ему казалось, что он убедил себя в этом.
      Он нажал клавишу:
      – Икара. К вам поступили сведения о «Мираже»? Прекрасно. Сбейте его немедленно. Только вот что... Не нужно его решетить. Поделикатнее, насколько это возможно. Просто заставьте его приземлиться. Поручите это самым опытным пилотам. Я понимаю, полной гарантии, что никто не погибнет, нет, я не отдаю вам категорический приказ, я только говорю – сделайте все возможное, чтобы люди не пострадали. Это крайне желательно. Я рад, что вы понимаете всю деликатность и сложность ситуации. Выполняйте.
      Потом он отдал приказ отправить в оцепленный район несколько опер-групп – одна, взаимодействуя с Икаром, должна была захватить экипаж «Миража», другим предстояло сделать почти невозможное – запеленговать кочующие радиопередатчики и задержать радистов. Затем он назначил на место майора дельного офицера. Перелистал оставленные майором скудные данные о «кочевниках». Несомненно, они поддерживали связь в основном с космическими объектами. Генерал встал из-за стола и почти метнулся в угол, к терминалу, выдвинул плоский блестящий пульт.
      Да, не оставалось никаких неясностей. Орбитальная станция «Фата-моргана», осуществлявшая основной надзор за страной, выпустила два суточных спутника, служивших, очевидно, еще и ретрансляторами. ООН проводила широкомасштабную операцию.
      Генерал не удержался от ругательства вслух. И тут же остыл. Вторжения до сих пор не последовало. Правда, нужно было немедленно убедить премьера привести войска в боевую готовность...
      Он нажал клавишу и спросил:
      – Что «двойка»?
      – «Двойка» молчит, Генерал. Передатчик не пеленгуется, словно он не работает или его не существует. Согласно инструкциям, они должны были постоянно держать аппаратуру включенной...
      И тут же ворвался второй голос, звенящий от беспокойства и напряжения:
      – Генерал, на координатах «двойки» мощный источник непонятных помех!
      И третий голос:
      – Я – Икар. Передаю сообщение наблюдателей. «Мобиль» разделился на несколько объектов, имитирующих вооруженных людей. Между ними и вашими оперативниками идет бой. Один из ваших, похоже, вышел из игры.
      – Кто сообщил?
      – Мои истребители над распадком. «Автоматчики» «мобиля» значительно превосходят числом ваших людей. Жду указаний.
      Генерал взглянул на экран дисплея. Икар, словно перехватив его взгляд, сказал:
      – Ваши никак не продержатся до прибытия вертолетов с десантом.
      Молчание. Генералу показалось, что связь внезапно прервалась, и он воскликнул:
      – Икар!
      – Слушаю, – сказал Икар. – Я просто молчу.
      – Почему? – вырвалось у Генерала, и он тут же ощутил жгучий стыд – вопрос прозвучал донельзя глупо. Наверняка Икар ухмыльнулся – тридцатишестилетний командующий ВВС, месяц назад получивший первую генеральскую звезду, узколицый красавец, всегда напоминавший Генералу кондотьера со старинной фрески, хранившейся в городском музее. Генерал вдруг понял, что так и не знает, как же он относится к Икару.
      – Просто молчу, – сказал Икар. – Жду приказа.
      – Приказа? – машинально повторил Генерал.
      – Мы военные люди, Генерал. Ваши люди там, в распадке, практически мертвы, а ситуация для уничтожения «мобиля» крайне благоприятная.
      Генерал понял его, хотя так хотелось не понять... Времени на раздумья не оставалось, и Генерал испытал странное ощущение – словно какая-то опухоль, зловещее инородное тело возникло внутри и распухло, прорастало в организме холодными жгутиками, тянувшимися вверх – к сердцу, к мозгу все ближе подступал холод...
      Генерал повернулся к селектору.
 


 
       4 вандемьера 2026. Ближе к вечеру. Распадок
      Бронтозавр лежал так, будто хотел в свои последние секунды одним прыжком добраться до врага, – он умер словно бы на бегу. Виола била одиночными. Гранд то стрелял, то с безумной надеждой принимался крутить верньеры рации. Напрасно – помехи заглушали все.
      Их обоих ранило уже не один раз, а противников оставалось больше десятка. Они упорно стремились прорваться.
      Гранд услышал знакомый свистящий рев и перевернулся на спину. В небе над распадком кружили несколько серебристых треугольников – пикировщики. Виола тоже увидела их, в ее глазах мелькнула надежда и тут же погасла. Гранд понял, о чем она думает, – он только что прикинул все сам.
      Вертолеты с десантниками наверняка не успеют. А пикировщики не станут бомбить распадок, пока живы они с Виолой. Несомненно, «мобиль» это тоже сообразил – фантомы, прекратив огонь, торопливо подбирались ближе.
      Гранд взглянул на Виолу, и она ответила ему грустным, но спокойным взглядом, попыталась улыбнуться и прошептала:
      – Они жили недолго и умерли в оди н день...
      Пикировщики кружили, словно птицы над разоренным гнездом. Рация завывала и хрипела.
      Вокруг был лес, вверху было до боли синее небо, под их израненными телами – круглая и тяжелая, теплая планета, которую нужно было защитить, они оба твердо были в этом уверены.
      Гранд подполз к Виоле, обнял, уткнулся лицом в мокрые от крови светлые волосы. Сжал левой рукой тяжелый цилиндрик. Помедлил несколько секунд. Ладонь Виолы накрыла его губы, и тогда он рванул чеку.
      Пикировщики рванулись вниз, когда не успел еще опасть фонтан вырванной взрывом земли, и на распадок обрушились потоки жидкого огня, в котором исчезли трава, деревья, неподвижные тела фантомов и те живые, что в последнюю секунду снова попытались слиться воедино.
      Гранд и Виола так никогда и не узнали, разумеется, что Генерал отдал Икару приказ бомбить распадок, и по чистой случайности этот приказ был получен пилотами лишь за несколько секунд до взрыва гранаты. Пожалуй, и к лучшему это было – что не успели они ничего узнать и ни в чем не разочаровались...
 
       4 вандемьера 2026. Центр
      Дверь распахнулась, и вошел Икар, подтянутый, чертовски элегантный, временами вызывавший у Генерала острые приступы ностальгии по собственной молодости – редкие и почти сразу проходившие, к счастью.
      – Включите телевизор, Генерал. Девятый канал, – сказал он и, не дожидаясь ответа, сел в первое попавшееся кресло лицом к экрану. Генерал коснулся сенсора.
      – ...сведения, что блокирование района продолжается, более того – переброшены дополнительные воинские части, – говорил человек, в котором Генерал сразу узнал лидера одной из оппозиционных нынешнему кабинету партий. – Всякая связь района с внешним миром прервана. Ходят слухи, что армия приведена в боевую готовность. Только что поступило сообщение: вертолет с операторами телекомпании, которая ведет эту передачу, обстрелян и сбит при попытке проникнуть в блокированный район. Судьба находившихся в нем неизвестна. Я считаю, что настал момент потребовать у правительства немедленного и недвусмысленного ответа: что происходит в стране? Следовало бы задать этот вопрос еще до наступления ночи, чтобы...
      Икар встал и отключил звук.
      – А ведь когда-то с такими крикунами поступали просто, – сказал он задумчиво, с непонятными интонациями. – Итак, Генерал, вы оценили ситуацию?
      – Что это за вертолет с телеоператорами? – отчеканил Генерал.
      – Шел напролом и не подчинился троекратному предупреждению и требованиям изменить курс, – пожал плечами Икар. – Соответствующим образом проинструктированные пилоты...
      – Почему вы не сообщили?
      – Просто-напросто не успел.
      – Что с людьми?
      – Мне еще не докладывали. Знаю только, что вертолет загорелся в воздухе. Вы сами сказали мне, что полной гарантии безопасности людей нет, но тем не менее следует применить оружие...
      – Что?
      – Вы, – сказал Икар. – Я расце нил ваши слова как приказ, обязывающий моих летчиков проявлять решительность и жесткость по отношению к объектам, появляющимся в воздушном пространстве блокированного района.
      Он говорил гладко, совершенно бесстрастно, и насмешки в глазах не было, но Генерал все же улавливал иронию в голосе.
      – Мой приказ?
      – Ваш приказ. – Икар не отводил взгляда. – Я военный человек, Генерал, я исполняю приказы, и у меня нет ни права, ни желания искать в них какие-то подтексты.
      – Я не приказывал вам сбить вертолет.
      – Однако приказали сбить «Мираж». Кстати, он сбит. – Икар покривил губы: – С максимальной деликатностью, как вы и приказывали. Мои пилоты видели, как раскрылись два парашюта. Дальнейшее – дело ваших наземных групп. Право, мне очень жаль, что так получилось с вертолетом, но существует критическая ситуация, и существует отданный мне приказ.
      – Икар, – сказал Генерал, – а что если бы вы получили приказ нанести удар по целям за пределами страны?
      – А вы? – Икар впервые откровенно улыбнулся, и Генерал понял, что чувствует не злость, а страх – перед этим невозмутимым и холодным взглядом, направленным словно поверх вороненого ствола. Холод поднимался все выше, охватывал сердце, и Генерал подумал, что он, кажется, вовсе не знал людей из своего ближайшего окружения.
      – И все же?
      – Все же? – повторил Икар. – Мне часто приходит в голову, что человечество совершило огромную глупость, повсеместно уничтожив армии. Испокон веков армия служила надежным средством борьбы против беспорядка, хаоса... Не волнуйтесь так из-за этого вертолета, право. Нужно торопиться, пока нам не посыпались на голову дивизии ООН. Если позволите, довольно о вертолете, перейдем к более важным вопросам. Этот болтун, – Икар мотнул головой в сторону телевизора, – неспособен, я считаю, причинить нам особые неудобства. Премьер придумает что-нибудь, оттянет на завтра чрезвычайную сессию парламента, если оппозиция добьется ее созыва. Тем временем мы успеем покончить с последним «мобилем». Премьеру еще не надоело быть премьером, и он понимает, что эта история...
      – Икар!
      – Ах, простите, я употребил неподходящий эпитет, – сказал Икар. – Я совсем забыл, что мы героически противостоим инопланетной агрессии. Генерал, а вам не приходило в голову, что эта тварь может оказаться всего-навсего взбесившейся мартышкой, удравшей из какого-нибудь галактического зверинца и кусающей встречных-поперечных? Очень уж не похоже все ни на серьезную агрессию, ни на разведку боем, право...
      – Икар, – глядя в стол, сказал Генерал, – я решил отстранить вас от дальнейшего участия в операции. Разбором ваших действий, повлекших за собой гибель вертолета, мы займемся после ее завершения.
      – Ну да, конечно. (Генерал отметил, что Икар ничуть не удивлен.) Я ожидал чего-то в этом роде. Надеюсь, я не арестован?
      – Нет. Вы просто отстранены.
      – Это уже легче. Хотя... Меня никогда в жизни не арестовывали, было бы даже интересно.
      – Убирайтесь, – сказал Генерал.
      – Даже так? Что ж, не стану вступать в пререкания со старшим по званию. Честь имею...
      Он встал и зашагал к двери. Уже распахнув ее, вновь закрыл и обернулся:
      – Генерал, ради бога, простите за ма-аленькую парфянскую стрелу. В своих мыслях о себе как о спасителе человечества вы дошли уже до будущего монумента в вашу честь? Или пока нет? Ответ меня, признаться, абсолютно не интересует. И еще. Вам сейчас принесут очередное донесение – я как раз проходил мимо дежурного, направляясь к вам... Полицейским патрулем в блокированном районе при попытке с бегству был застрелен подозрительный тип. При обыске найдены документы. Это ксенолог из научных учреждений ООН. Разумеется, во всем следует винить капрала, с перепугу открывшего стрельбу...
      И дверь захлопнулась за ним. Генерал с застывшим лицом слепо шарил руками по столу. Пальцы нащупали авторучку. Авторучка хрустнула и переломилась пополам, платиновое перо вонзилось в мякоть большого пальца, но Генерал не почувствовал боли. Швырнул обломки под стол, в корзину.
      Присутствие в блокированном районе ксенолога неопровержимо свидетельствовало: в ООН известно о Пришельце...
      Что-то рушилось, большое, казавшееся дотоле незыблемым, земля уходила из-под ног. Он поймал себя на том, что не доверяет сейчас никому, за исключением Полковника – на того была вся надежда.
      Только тут он заметил, что его ладонь оставляет на бумагах пятна крови.
 
       4 вандемьера 2026. Близко к вечеру
      Фургон несся по черной автостраде. Эвридика была за рулем, Ясень сидел у радара, и только Полковнику не нашлось никакого дела, так что оставалось швырять окурки в окно и думать от скуки.
      Полковник украдкой покосился на Эвридику и подумал: что с ней станется, если «мобиль» нанесет удар? А что станется со мной? Что у меня в мозгу, какая мина, и как она может взорваться? Я прекрасно знаю свой мозг... или только думаю, что знаю? Неужели какое-то из воспоминаний, что-то из прожитого способно... Наверняка те трое тоже гадали так, интересно, оказались они в состоянии удивиться тому, что им открылось? Он вспомнил последний взгляд Гамлета и зябко поежился.
      Снова, в который уж раз, его охватило странное, пугающее чуточку и в итоге неприятное ощущение – казалось, он стоит на месте, а жизнь проносится мимо, как скорый поезд (что за банальное сравнение, господи!), ослепляя вспышками солнечных зайчиков, пляшущих на стеклах, без надежды оставляя на обочине, отчуждая.
      Не было никаких оснований, чтобы думать так. У него была работа, нравившаяся ему, требующая массу энергии и времени. У него были друзья, женщины, увлечения, развлечения, хобби, пытливые метания духа, радости и горести. Почему же тогда все чаще и чаще приходило ощущение зряшности, отстраненности от всей остальной Вселенной? Неужели виной всему один старый разговор?
      – Может быть, помедленнее, Эвридика? – спросил он.
      – А зачем? – господи, снова этот отсвет безумия в синих глазищах! – Какая разница? И вообще, мне пора бы переменить псевдоним. Я – Надежда. Надежда на успех, шестеро уже легли, остались только мы, и нам пора иметь свою Надежду...
      «Опять на нее накатывает, – безнадежно подумал Полковник, – я уже не раз говорил Генералу, что пора от нее избавиться...»
      Нам осталось тринадцать часов, подумал он. А скоро начнет темнеть, и как минимум шесть часов пропадут впустую – ночной бой с этой тварью вести невозможно. Почему Генерал не пошел на широкомасштабную операцию, на облаву? Почему не предупреждено население? Почему никто не информировал ООН? Будь на месте Генерала кто-нибудь другой, у Полковника неминуемо возникли бы определенные подозрения, но он не мог думать о Генерале плохо. Наверное, какие-нибудь высшие соображения. Операция не столь уж неудачна – три четверти сил противника уничтожено, треть участников операции осталась в живых...
      А воспоминания надоедливо лезут в голову, и никак от них не избавиться.
      Не получилось никакого разговора, вспомнил Полковник. Сеял почти неощутимый противный дождь, мы стояли под этим дурацким навесом, зеленели влажные сосны, пригородного автобуса все не было, и она ждала, когда начну я, а я ждал, когда начнет она, и постепенно ожидание превратилось в обыкновенное молчание, нелепое и бесплодное. Скорее всего, один из нас обязательно решился бы начать, но подошел автобус, и он был набит битком, и уж в автобусе никак нельзя было вести этот разговор, а завтра нужно было улетать, а ей нужно было уезжать, так и не поговорили откровенно...
      Неужели это и может оказаться той миной – сладкие и болезненные воспоминания о женщине со светлыми волосами, в светлом плаще? Тривиальнейшая ситуация, способная тем не менее взорвать мозг? Но ведь случилось же это с Дервишем – локомотивом, суперменом. Дервиш остался верен себе – никто из врачей не допускал, что он способен пошевелиться, у него нашлись силы – ровно столько, чтобы воспользовавшись отлучкой сиделки, поднять руку и оборвать подключенный к хитрым медицинским аппаратам пучок проводов и пластиковых трубок...
      «Ну, предположим, это и есть мина, – подумал Полковник. – Просто предположим. Если я знаю, где она и что она, она ведь может и не взорваться?»
      Эвридика резко затормозила, и Полковник вмазался лбом в стекло. Так, что веер искр из глаз. Когда он вновь смог видеть дорогу, Эвридика уже бежала к разбитой вдребезги белой легковушке, уткнувшейся в валун на обочине автострады.
      – Слабый фон тэта-ритма, – сказал Ясень. Полковник даже не подумал хвататься за оружие – «мобиля» явно не было поблизости, наверняка он раскатывал в облике автомобиля, разбрасывая случайную смерть...
      Эвридика вернулась бегом, прыгнула за руль и погнала машину, она гнала, азартно закусив нижнюю губу, выжимая из мотора все, что вложили в него конструкторы, и Полковник приготовил автомат. Неужели – все? – подумал он.
      – Тэта-излучение, – сказал Ясень. – Усиливается... усиливается...
      Эвридика мгновенно сбросила газ, но дорога была пуста – ни движения, ни тени, ничего. Машина катила все медленнее. Разноцветные лампочки светились на приборной доске, и ярче всех – три голубые, означавшие, что все трое пока живы. За спиной Полковника хлопнул выстрел, и крайний справа огонек погас...
      Всю жизнь Ясень мечтал писать хорошие книги. И ничего не получалось – то, что он писал, мягко было бы назвать даже графоманскими забавами. Сейчас, за один миг всего, он словно бы прочитал книгу – самую гениальную в истории литературы, после которой человеку вроде него просто не стоило жить.
      Сзади взревел мотор, и Полковник увидел в зеркальце уносящийся на бешеной скорости черный автомобиль. Он хотел крикнуть, но Эвридика уже разворачивала фургон, и разметка вновь летела под колеса бесконечной трассирующей очередью. «По-видимому, с Эвридикой ничего не произошло, – подумал Полковник. – А со мной? Кажется, и со мной тоже. Но почему такая милость судьбы, господи?»
      Он оглянулся – голова Ясеня безжизненно моталась:
      – Скорость! – выдохнул он.
      – На пределе! – сердито обернулась к нему Эвридика. – Уходит!
      «Мобиль» действительно уходил. Полковник высунулся в окно и дал длинную очередь из автомата, но ничего не вышло – ветер бил в лицо, выжимая слезы, да и не достать было на таком расстоянии. Все. До утра бессмысленно предпринимать что-либо.
      – Я – «тройка», – сказал он в микрофон. – Остались вдвоем. «Мобиль» ушел.
      – Переждите ночь где-нибудь, – сказал Генерал. – В шесть часов утра начнется облава – мотоциклисты и броневики.
      – Значит, вы получили то, что хотели?
      – Да, – сказал Генерал.
      – Поздравляю. Это стоило нам не так уж и дорого – всего семь человек.
      Генерал помолчал, потом сказал:
      – Теперь у нас есть все данные. Есть что сообщить в ООН.
      – Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не сообщили им?
      – Завтра мы попытаемся взять последнего живым, – сказал Генерал.
      – Вы сообщили в ООН?
      – Конец связи, – сказал генерал.
      «Не может быть, – ошеломленно подумал Полковник. – Я верил в него, как не верят в бога. Неужели...» И тогда он сделал нечто удивившее его самого – отключил рацию и включил радио. Быстро нашел нужную волну – одной из независимых радиостанций.
      – ...продолжается, – частил диктор. – Мы поддерживаем непрерывную связь с нашими корреспондентами, расположившимися у внешней линии оцепления. Полчаса назад прибыли еще два батальона бронепехоты. Установлено воздушное патрулирование. Продолжают циркулировать слухи о том, что внутри района в перестрелке с полицией убит человек с документами сотрудника ООН. – Он молчал секунд десять, целую вечность по канонам радиовещания. – Только что нам сообщили – двое из трех наших корреспондентов выдворены из района оцепления. Канцелярия премьер-министра не дает никаких комментариев по поводу визита к премьеру специального представителя Генерального секретаря ООН. Разговаривать с нашим корреспондентом отказались. Группа депутатов парламента продолжает настаивать на немедленном созыве чрезвычайной сессии парламента. Как заявил премьер, этот вопрос будет рассматриваться завтра утром. Повторяю, положение неясное. Комментаторы, допускавшие предположение о попытке военного переворота, отказались от этой гипотезы, но все сходятся на том, что армия и разведка как минимум три раза нарушили конституцию страны. Внимание! Нам только что сообщили – группа депутатов парламента намерена завтра утром лично посетить район и сделать попытку проникнуть в оцепленную зону. Если военные намерены применить оружие против парламентариев, они получат возможность сделать это перед телекамерами. В столицу продолжают прибывать специальные корреспонденты крупных информационных агентств. Информация о закрытии международного аэропорта не подтвердилась.
      «Вот так, – подумал Полковник. – Шум на весь мир, ООН не поставлена в известность, следовательно... Генерал! Но ведь в это невозможно поверить...»
      – Радар оставим включенным, – сказала Эвридика. – В случае чего – сработает звуковой индикатор.
      – Что? А, индикатор... Слушай, что ты обо всем этом думаешь?
      Эвридика помолчала, потом сказала:
      – Боюсь, что Королю Марку представился шанс стать большой сволочью и он этим шансом воспользовался...
      Полковник зло отвернулся, опустил широкие спинки сидений и лег. Было даже удобно. На приборной доске светились два синих огня. Эвридика откинула прикрепленную к борту койку, повозилась, устраиваясь. Стало очень тихо.
      Над лесом появились первые звезды, в открытое окно тянуло холодом, но поднимать стекло он не стал. Спать не хотелось. Он снова подумал, что ничего не понимает, что что-то неуловимое, главное проносится мимо и не увидеть его, не узнать, не схватить и не сделать своим. Где еще одна дорога, по которой обязательно надо пройти?
      Что такое «мобиль»? Агрессор из космоса? Глупости. Существуй где-то в космосе агрессивная раса, она обрушилась бы на Землю армадой, а не стала бы посылать одиночек-террористов. На разведчика он тоже не похож; даже если допустить существование иной логики, ни один разведчик не стал бы вести себя так глупо – всполошил противника, позволил узнать о себе все, загнать в угол...
      Маньяк со звезд? Может быть, существуют такие. Вырвался из какого-нибудь уму непостижимого сумасшедшего дома на другом конце Галактики и случайно наткнулся на Землю...
      Мысли путались, усталость брала свое, машина плавно покачивалась, темнота склеивала веки, и нет уже темноты, есть светлое раннее утро в городе далеко отсюда, ни одного прохожего, а она смеется неизвестно чему, в гостинице спит Дервиш, и все выстрелы и погони далеко отсюда, и все живы пока... а это уже позже, это берег реки, деревянные мостки, от которых отваливает голубой катер, и абсолютно живой Дервиш, улыбаясь, машет с кормы, только откуда эти черные птицы над водой, носятся, чиркая по спокойной воде концами крыльев, и не кричат, хоть бы одна крикнула, только пролетая, так и заглядывают в глаза, так и стараются поймать твой взгляд, и жутко почему-то становится...
 
       4 вандемьера 2026. Ближе к вечеру
      ...И сначала они решили, что очередь будет предупредительной, но трасса прошла так близко от кабины, что это могло быть только огнем на поражение, и Малыш бросил машину в немыслимый ви-раж – истребитель пронесся мимо, но сбоку заходили еще два, и очереди грохотали непрерывно, «Мираж» хладнокровно сбивали. Ремни безопасности то стискивали Ланселота, перехватывая дыхание, то обвисали; небо и земля, сменяя друг друга, мелькали в диком круговороте; сердце то ухало в колени, то переставало биться, и вдруг – хлопок, треск, дым и запах гари как-то сразу, всплеском заполнили кабину, ветер ударил в лицо, рвал волосы. Малыш обмяк в своем кресле, его руки соскользнули со штурвала, перегрузка вмяла Ланселота в упругую спинку, потом наступила едва ли не невесомость. Он сообразил, что «Мираж» падает, к счастью, кабиной вверх, ощупью нашел и перекинул через плечо ремни двух прямоугольных футляров, протянул руку, сорвал с подлокотника кресла Малыша красный колпачок и нажал рубчатую кнопку катапульты, другой рукой ухитрившись проделать ту же операцию со своим креслом. Его подбросило, резко дернуло вверх, клацнули зубы. Падение замедлилось, он плыл к земле под полосатым ало-оранжевым куполом. Парашюта Малыша он не видел. Истребители умчались, зато внизу стояла машина с мигалками и номером на крыше. Трое возле нее, задрав головы, сторожили его приземление. Хорошо еще, что не стреляют. Слева грохну-ло – достиг земли пустой «Мираж».
      Скрипнули амортизаторы – кресло коснулось земли и завалилось набок. Удачно получилось, что парашют не накрыл его, и он видел, как приближаются те трое, держа оружие наизготовку. Пора начинать.
      Сохраняя на лице выражение полной обалделости, он шарил по телу ладонями, расстегивая пряжки ремней, освобождаясь от футляров, движения были нечеткими – те трое должны с первого взгляда увидеть, что он в шоковом состоянии... Встал, сделал два шага, шатаясь, мотая руками, в то же время группируя тело для броска.
      Он сыграл без изъянов – тот, что был ближе других, сунул пистолет в кобуру под мышкой и протянул руки, готовясь подхватить. Ланселот ощутил себя сжатой пружиной, и тут же пружина распрямилась – короткая и жуткая, почти беззвучная схватка, каскад молниеносных ударов.
      Они тоже были отменно тренированы, но на него работала еще и дикая ярость. Ланселот стоял над ними, пошатываясь, шумно выдыхая воздух.
      Разумеется, у них в карманах нашлись и наручники. Ланселот приковал запястье одного к лодыжке другого, а запястье второго – к лодыжке третьего. Попытался улыбнуться, представив, как будет передвигаться очухавшаяся троица, но улыбки не получилось. Он знал, почему не торопится подойти к креслу Малыша: перед глазами стояла кабина, пробитый осколками прозрачный колпак – несколько дыр пришлись как раз против кресла Малыша, Ланселот помнил это совершенно точно. Двадцать три года, авиационное училище, спецкурсы, родители в маленьком приморском городке. И ничего серьезного он не успел сделать для человечества – разве что умереть, когда это потребовалось.
      Он все же прошел эти два десятка шагов, высвободил Малыша из скользкого вороха ало-оранжевого шелка, положил в траву и осторожно закрыл ему глаза. Некогда было произносить мысленно прочувствованные и печальные тирады. Он вернулся к приборам, предусмотрительно упрятанным в сверхпрочные футляры. Нажал клавиши.
      – Они только что уничтожили третий «мобиль», – сказал оператор с «Фата-морганы». – Бомбили и своих. Дать запись?
      – Пошли они... – сказал Ланселот.
      – В таком случае на связи Ферзь.
      – Слушаю, – сказал Ланселот.
      Там, на другом континенте, где находился сейчас Ферзь – главный куратор операции, была уже поздняя ночь.
      – Здесь Ферзь, – раздался глуховатый, какой-то действительно ночной голос профессора. – Докладывайте, что с Малышом. «Фата-моргана» сообщила, что вас сбили...