Высохнув и накинув кафтан на голое тело, он проследовал вслед за Блаем в отведенную для него каюту -- тесную, спартанского вида, но опрятную и уютную. Пожелав спокойного отдыха, боцман исчез, а Сварог закинул сапоги под койку и с наслаждением на ней растянулся.
      И провалился в сон -- спокойный, глубокий, без сновидений.
      ...Взрыв, глухой и мощный, раздался, когда Сварог натягивал второй сапог. За ним -- следующий взрыв, и еще...
      Пробежав по коридору, он вылетел на палубу. Огляделся. Не было ни суматохи, ни оживления.
      Солнце уже показалось над верхушками скал и по речной глади проложило мерцающую дорожку. Облаков не видно -- день обещает быть славным.
      А вдоль обоих бортов тянутся унылые скалистые берега -- все те же, хелльстадcкие...
      Утренний ветерок растрепал волосы. Наскоро сполоснувшись холодной водицей из бочки под трапом и прогнав остатки сна, он огляделся по сторонам.
      Прогремел четвертый взрыв. На сей раз Сварог увидел сквозь путаницу такелажа, как далеко за кормой взлетел белопенный столб -- в точности как вчера, когда он впервые увидел корабль.
      У выреза в борту стояли трое матросов. Двое держали узкий жестяной желоб, уложив его второй конец на планшир, а третий укладывал небольшой бочонок. Что-то сделал, стоя спиной к Сварогу, над бочонком взлетело облачко белого дыма, те двое приподняли желоб, и бочонок, оставляя за собой сизую струйку дыма, с рокотом улетел за борт. Все уставились за корму. Сварог машинально стал считать. На десятой секунде громыхнуло, прямо в кильватерном следе взлетел столб воды. Все трое переглянулись с чувством исполненного долга, положили желоб и праздно расселись на палубе, двое вытащили короткие тру
      бочки, третий принялся лениво пощипывать струны виолона. (Сварог уже успел заметить, что у здешних морячков есть два любимых способа убивать свободное время: дымить табаком и тренькать струнами.)
      -- Все нормально, милорд, -- бросил один, заметив Сварога.
      Сварог узнал его: вчера в шлюпке именно этот тип угрожающе чиркал себя пальцем по горлу. -- Так, балуемся для порядка... Вы нам не покажете ли фокус с табачком? Очень он у вас духовитый...
      Сегодня, однако, морячка было не узнать -- он так и лучился добродушием. Очевидно, боцман Блай уже разъяснил местному населению политику партии в отношении высокого гостя. Сварог поразмыслил, как вести себя с этими головорезами, и решил, что стоит поддерживать дружеские отношения; поэтому, оделив их извлеченными из воздуха сигаретами, присел рядом на бухту каната и тоже задымил первой утренней. Кроме них, никого на палубе не было, "Божий любимчик" шел под тремя верхними парусами довольно ходко. А вот приятели матроса-мордоворота почувствовали себя малость неуютно -- видать не положено было простолюдинам, рассиживаться рядом с графьями. И. помаявшись, под разными предлогами покинули компанию. Оставшийся же мордоворот, напротив, ничуть соседства не стеснялся.
      -- Кто-то вам определенно ворожит, милорд, -- со знанием дела сказал он, -попыхивая сигареткой. -- Мы тут промеж себя как раз говорили. Чтобы вот так из Хелльстада выбраться -- везение нужно в кармане носить нешуточное...
      Сварог и сам так думал. На душе стоял блаженный покой, вдали проплывали скалистые берега. Хотелось с кем-нибудь поговорить по душам.
      -- Тебя как зовут? -- спросил он для -поддержания беседы.
      -- Ордин, ваша милость.
      Хлопали на ветру паруса, за кормой монотонно бурлила вода, рождая белые бурунчики. Поскрипывали снасти, с камбуза доносился аромат готовящейся баланды.
      -- Скажи-ка мне, Ордин, ты зачем из пушки палил спозаранку?
      Мордоворот ухмыльнулся во весь свой щербатый рот.
      -- Это ваша милость, мы водоросли отгоняем. В здешних местах водоросли водятся -- жуть какие вредные. К килю или там за руль цепляются, и корабль ни взад, ни вперед. Шлюпку спустишь, тут-то они всем скопом и набрасываются.
      -- А ежели шлюпку не спускать?
      -- А ежели не спускать, то до посинения на стрежне проторчать можно. Ни в жисть по-хорошему не отцепятся, падлы. Страшное дело! Сколько народу полегло, пока догадались, как с ними совладать. -- Он выбросил окурок за борт.
      -- Ясно, -- протянул Сварог. -- Ты сам откуда будешь?
      -- Из Глана... Я, ваша милость, хотите верьте, хотите нет, сын тамошнего барона. И не какой-нибудь, а самый что ни на есть законный, между прочим.
      Сварог недоверчиво покосился на матроса. Тот непроницаемо смотрел вдаль, ковыряя пяткой надраенные доски палубы, и не понять было, правду ли он говорит.
      -- Как же тебя сюда занесло?
      Ордин передернул плечами.
      -- Отец мой женился во второй раз, А невесте-то всего восемнадцать стукнуло. Усекаете? Ну, и у нас с ней любовь приключилась. По-серьезному, а не просто...-- Он выразительно сунул указательный палец левой руки в неплотно сжатый кулак правой. -- Во. А папашка мой прознал про это дело, осерчал и приказал своим псам нас обоих ночью придушить. Ну, я-то отбился, а она, бедняжка, не успела. Поэтому я наутро с папашей по душам поговорил и -сразу в порт, на первый попавшийся корабль, чтоб, значит, за отцеубийство не повязали.
      Голос спокойный, взгляд безмятежный. То ли врет, то ли нет.
      Сварог хмыкнул и тут же устыдился. Верилось с трудом, но -- чего только в этой жизни не бывает... Чтобы перемет нить тему, он взял у мордоворота виолон, побрякал по струнам, разминая пальцы, и поинтересовался:
      -- А ты не слыхал случайно, что это в Хелльстаде за девицы, которые ниже пояса -- змеи? И песни вдобавок поют...
      -- Ну, не то чтобы ниже пояса...-- раздумчиво сказал матрос. -- Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают. Находились смельчаки, которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи -- очень даже добрый товарец. Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка...
      -- Имеется,-- сказал Сварог.-- Сам видел.
      -- А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, а она тем временем голову откусит, на то и змея... -- Он помолчал и философски вздохнул: -- Все бабы -- змеи.
      -- Глубокая мысль.
      Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самого необычного в его жизни ночного концерта:
      Покуда два птенца, крича,
      рвались друг к другу.
      Мы, нежно обнявшись,
      кружили над землей,
      Я с него танцевал под солнечную вьюгу,
      Во сне и наяву она была со мной...
      Матрос вскочил с изменившимся лицом -- из-за спины Сварога появилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны. Лапа принадлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубами от ярости.
      Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не встав навытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то: очень уж испуганно смотрел матрос -- на него, не на боцмана.
      -- Охренел? -- злым шепотом рявкнул наконец Блай Ордину. -- Совсем уж? Мы еще в Хелльстаде, но соображать-то надо, бабку твою вперехлест через клюз... Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, а ты-то? -- Он всерьез замахнулся. -- Работы нет? Может, опять хочешь якорь поточить? А ну, марш вниз!
      Матроса как ветром сдуло.
      -- Что случилось? -- с искренним недоумением поинтересовался Сварог у Блая.
      -- А то. Нельзя, милорд, таких слов под открытым небом произносить.
      -- Каких -- "таких"?
      -- Хоть милорд, а темнота, -- вздохнул Блай и наклонился к самому уху Сварога, щекоча щеку усами.-- Забудьте слово "вьюга".
      -- Почему?
      -- Потому. -- Говорил он очень серьезно и очень тихо. Будто кто-то мог их подслушать -- а ведь на палубе, кроме них, не было никого. -- Вы о Шторме слышали?
      -- Ну.
      -- Так Вьюга почище Шторма будет. Вот только про Шторм вспоминать не запрещается, а насчет Вьюги ведено считать, что ее отроду не бывало и никогда не случалось.
      -- Кем ведено? -- почему-то тоже шепотом спросил Сварог.
      -- Кем, кем...-- Не поднимая головы, Блай закатил глаза к безоблачному небу. -- Ими. Не было Вьюги -- и все. И поминать про нее нельзя. Ясно?
      -- Ни хрена не ясно, -- рассердился Сварог. -- Что-то типа -- не поминай черта к ночи?
      Боцман посмотрел на него как несчастная мать на сына, в очередной раз -принесшего "двойку", и нормальным голосом ответил:
      -- Ага. Что-то типа. Только люди, милорд, иногда пострашней черта бывают...
      Он круто развернулся и ушел, оставив Сварога в полных непонятках.
      ...Спустя сутки Сварог стал свидетелем события, которое продемонстрировало ему нравы команды "Божьего любимчика" с новой, неожиданной стороны.
      Корабль неторопливо, но уверенно продвигался к границам Хелльстада; ветер дул ровный, попутный, погода не менялась. Благодать! Единственное, что озадачивало Сварога, так это пропажа золотого перстня с печаткой. Он ясно помнил, что утром оставил его на полке над койкой, а к обеду перстня не было. Он обшарил всю каюту. Тщетно. И махнул рукой: надо будет, новый себе наколдую.
      После полудня Сварог и штурман, который, как выяснилось, был знаком магией не понаслышке, засели в капитанской каюте за книгами -- в поисках заклятий, позволивших бы хоть немного утихомирить шебутного щенка и сыграть роль привязи. Книг у капитана оказалось целая библиотека -- от дешевых любовных романов до научных трудов по сейсмологии; однако даже при таком изобилии пока ничего обнаружить не удалось. (Зато еще утром Сварог самостоятельно и совершенно случайно открыл, что щенок выполняет мысленные команды, причем исключительно его собственные.)
      Звереныш, нареченный, кстати, Акбаром, сейчас на удивление спокойно лежал в уголке и из-под прищуренных век наблюдал за хозяином. Дремал. Но хозяина оберегал.
      Взрослел он невероятно быстро. Прошло всего трое суток, а он уже вырос вдвое, крепко стоял на ногах и целыми днями носился по кораблю -- то обычным способом, то возникая вдруг в самых неожиданных местах, вплоть до крюйт-камеры, не говоря уж о камбузе, попавшем под постоянную угрозу вторжения с последующим разграблением.
      Капитан Зо крепился, однако по лицу его читалось, что "Божий любимчик" еще никогда не опускался до жалкой роли плавучего зверинца.
      Сварогу было неловко. А что он мог поделать? В конце концов, это был всего лишь месячный щенок со всеми вытекающими отсюда хлопотными последствиями...
      Берн вдруг оторвался от перелистывания пухлого фолианта с истрепанными, пожелтевшими страницами, поднял голову и, прислушиваясь, посмотрел в потолок.
      -- Паруса убрали, -- ответил он на вопросительный взгляд Сварога. -Останавливаемся. К чему бы это?
      Теперь и Сварог почувствовал, что корабль замедляет ход; чуть позже донесся приглушенный металлический лязг -- отдали якорь.
      Дверь каюты без стука распахнулась, и на пороге возникла громоздкая фигура капитана. Акбар тут же проснулся, поднял голову и настороженно воззрился на вошедшего. Игнорируя пса, Зо мрачно посмотрел сначала на Сварога, потом на Борна и мотнул головой:
      -- Господа, прошу на палубу.
      Голос его был невыразителен, но губы побелели от гнева, и ноздри хищно раздувались.
      Без лишних разговоров вес трое вышли наружу, сощурились на яркий солнечный свет.
      Корабль действительно стоял на якоре. Матросы, угрюмо толпящиеся у правого борта, переговаривались вполголоса и переминались с ноги на ногу, точно нашкодившие школьники в учительской. Боцман Блай, чернее тучи, прохаживался перед ними, заложив руки за спину. Совсем как командир перед строем, ожидающий генерала из штаба. Неподвязанные бесконечные усы его трепыхались на ветерке. Он был похож на запорожца, который раздумывает над письмом турецкому султану.
      Увидев вышедших на палубу, Блай остановился и вопросительно взглянул на капитана. Капитан кивнул. Боцман повернулся к матросам и подал знак.
      Двое невысоких, голых по пояс крепышей вывели на открытое место мордоворота Ордина. Тот не то чтобы сильно рыпался, но шел с явной неохотцей; крепыши цепко держали его за локти. Голова Ордина была опущена, однако из-под кустистых бровей злобой попавшейся в западню рыси сверкали быстрые глазки. Когда матросы остановились возле Сварога, капитан все тем же бесстрастным голосом приказал -- именно приказал, а не попросил:
      -- Милорд, посмотрите внимательно. Эта штучка принадлежит вам?
      Один из крепышей резко вывернул руку Ордина, поднимая его кисть на уровень глаз, и на толстом волосатом безымянном пальце мордоворота желтым огоньком блеснул знакомый перстень.
      Борн за спиной Сварога издал неопределенный звук, но когда Сварог повернулся к нему, его лицо оставалось безучастным. Тогда он снова посмотрел на печатку.
      Никаких сомнений. Именно она таинственным образом исчезла сегодня утром из каюты.
      -- Это принадлежит вам? -- повторил капитан.
      Сварог кивнул. На душе было препаршиво.
      Ордин поднял голову и попытался улыбнуться, однако губы его предательски дрожали.
      -- Капитан, -- примирительно сказал он,-- да что вы, ей-богу. Да я ж только померить решил, померить и тут же на место положить, а он не снимается, зар-раза...
      -- Ну, снять перстенек мы тебе поможем, -- холодно пообещал Зо и повернулся к коку: -- Господин Соус, будьте любезны, принесите, пожалуйста, нам тесачок для разделки мяса. И поострее.
      Корабельный кок по кличке Мышиный Соус отделился от толпы и мелкими шажками нерешительно двинулся в сторону камбуза; на лице его застыло выражение сомнения пополам с. боязнью ослушаться капитана.
      -- Э, э, капитан! -- задергался матрос, уже не скрывая испуга. -- Вы чего это удумали? Я ж не...
      Зо ухватил Ордина лапищей за грудки и встряхнул так, что у того лязгнули зубы. Приблизил свое лицо вплотную к его лицу, прошипел яростно:
      -- Ты, тварь, ты что ж думал, я на своем корабле всякое ворье терпеть буду?! Чтоб всякая мразь у своих же по вещам шарилась?!
      Оттолкнул матроса, круто обернулся.
      -- Соус, мне еще долго ждать?!
      Кок подпрыгнул и припустил к камбузу.
      Сварог подумал: "А ведь он не шутит", -- и положил ладонь на плечо Зо.
      -- Послушайте, капитан... Тот гневно сбросил его руку,
      -- Не лезьте не в свое дело, милорд! -- рявкнул он. -- Здесь я хозяин, и я устанавливаю законы на этом корабле!..
      -- Вы думаете, я надену перстень с отрубленного пальца? -- мягко поинтересовался Сварог. Капитан осекся и сумрачно уставился на него. -- Пес с ним, капитан. Пусть носит.
      Зо поколебался. Потом перевел взгляд на Ордина. Потом -- Сварог даже не сообразил, что случилось, -- голова матроса мотнулась назад, и он кулем повис на руках крепышей, обалдело тряся копной немытых волос; на его губах показалась кровь. А капитан уже отвернулся от вора, дуя на костяшки пальцев, приказал негромко:
      -- Шлюпку на воду. Этого связать. И на берег.
      И удалился с палубы.
      -- Шлюпку на воду! -- продублировал приказ Блай.
      Несколько матросов бросились к лебедке. Крепыши умело, в мгновенье ока связали Ордину руки за спиной невесть откуда взявшейся веревкой (наверное, приготовили загодя, зная, чем дело может кончиться) и потащили к шлюпке. Перекинули тело через борт, залезли следом. Заскрипели деревянные блоки, и небольшая, подвешенная на канатах лодка медленно, рывками исчезла за бортом корабля. Немного погодя до Сварога донесся тихий плеск -- а также послышались вопли Ордина, пришедшего в себя после капитанского хука:
      -- Капитан, да он сам мне его подарил!.. Ну спроси у него, капитан!.. Он же врет все!.. Ты кому веришь -- мне или этому лордику?.. Он же лар!.. Он нарочно мне его подсунул!.. Да я верну ему этот перстень хренов!.. Капитан!!!
      Весла уверенно и ритмично толкали шлюпку к берегу, и вскоре крики вора слились в далекое неразборчивое вякание.
      Вся команда столпилась у борта. Молчали. Смотрели.
      -- Жестоко,-- наконец негромко произнес Сварог, наблюдая, как крепыши развязывают Орлина, спихивают на мелководье и, слаженно работая веслами, разворачивают шлюпку. -- Погибнет ведь. Хелльстад как-никак.
      -- Невелика потеря... -- буркнул Блай. -- А может, и не подохнет, акулья отрыжка. До границы лиг семьдесят всего.
      Ордин носился взад-вперед по берегу, размахивал руками и орал что-то.
      Сварог вздохнул, пытаясь отогнать чувство, будто именно он виноват в происшедшем.
      -- А еше сын барона...
      Блай в недоумении воззрился на него:
      -- Кто -- сын барона? Этот?
      -- Ну, -- кивнул Сварог, уже смекая, что круто лопухнулся.
      -- Он сам вам сказал?
      -- Ну...
      -- Эх, милорд, вы как ребенок малый, честное слово! -- Блай смачно сплюнул за борт, не замарав роскошные усы. Шлюпку с крепышами уже поднимали на борт. -- Он такой же сын барона, как я -- жрица Великой Матери [9] . Зо его в одном снольдерском кабаке подобрал -- и то из-за того только, что он ножи метал мастерски. Беглый каторжанин он, и ничего больше. "Сын барона", полбочки тухлой трески мне в глотку... -- Он повернулся к матросам и заорал: -- Ну? Чего зенки вылупили, рыбьи потроха? По местам! Паруса ставить, с якоря сниматьсяЖиво у меня!
      ..."Ко мне", -- приказал Сварог мысленно и заранее отодвинулся назад, но все равно не рассчитал -- молнией метнувшаяся сквозь закрытую дверь каюты туманная полоса ударила его в грудь, отшвырнула к стене и обернулась весело гавкавшим щенком.
      -- Сидеть! -- рявкнул Сварог вслух, с усилием отклеивая себя от стенки. Щенок торопливо плюхнулся на зад, взлаял. но, конечно, долго не усидел -тут же вскочил и бросился лизать лицо. Сварог тщетно уворачивался, приговаривая: "Тихо, тихо, Акбар, сидеть!", -- но туманная полоса улетучилась наружу.
      Борн все ж таки отыскал комбинацию заклинаний, позволяющих держать неугомонного Акбара на своеобразной магической привязи -- увы, несовершенной, но в данном случае привередничать не приходилось. Однако пока сажать щенка на "цепь" Сварог не хотел: пусть порезвится.
      Он распахнул створку окна: до иллюминаторов здесь еще не додумались. "Божий любимчик" уже покинул пределы Хелльстада и шел на всех парусах вниз по течению. По обе стороны тянулись зеленые равнины, перемежаемые кое-где поросшими лесом округлыми холмами; река была пуста. На палубе меланхолично позванивали струны виолона, и кто-то лениво напевал старинную балладу "Былые годы Сегулы":
      Были бурными года,
      Скалы -- белыми.
      Только все уж, господа,
      Ставки сделаны.
      Дремлют скучные года
      Немо, глухо,
      Пусть вода вам, господа...
      Вдруг песня оборвалась. На палубе забегали, началась суета. Дважды коротко свистнула боцманская дудка.
      Сварог выскочил на палубу. Акбар мирно лежал у мачты, обстоятельно догладывая кость от здоровенного окорока. Кок Мышиный Соус, на сей раз ничуть не обратив внимания на очередную реквизицию его запасов, вместе с другими стоял у правого борта. Моряки возбужденно орали, пихая друг друга локтями, вытянув руки, указывали друг другу куда-то.
      Сварог отыскал свободное местечко у фальшборта, достал подзорную трубу, выменянную у судового плотника на десяток серебряных звездочек из шаура (стрелять пришлось в подушку).
      На небольшом расстоянии от реки, заметно отставая от "Божьего любимчика", но двигаясь параллельным курсом, скользило над землей нечто странное. Черный прямоугольник плыл в воздухе, волнообразно, плавно, едва заметно выгибаясь, а над ним, словно прикрепленный невидимым шпеньком к определенному месту этой непонятной штуки, висел белый шар, и на его боку, обращенном к кораблю, немигающе пялился глаз -- без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком. Зрачок то сокращался, то разбухал. Сварогу почудился в этом некий ритм, и тут же кто-то вырвал у него трубу.
      -- Осторожнее! -- сказал штурман Борн. -- Не стоит смотреть на него слишком долго. Значит, они продвинулись дальше...-- В его голосе звучала тоскливая обреченность.
      -- Кто? -- спросил Сварог.
      Штурман промолчал. Свистнула дудка, на реях перекликались матросы. "Божий любимчик" ощутимо замедлял ход.
      -- Канониры, к орудиям! -- прогремел с мостика усиленный рупором голос капитана Зо. -- Верхняя палуба, три орудия поочередно, от юта -- огонь!
      Корабль слегка качнуло, под ногами трижды прогрохотало, над рекой поплыл густой пороховой дым. Раздался посвист картечи.
      Первый заряд прошел впереди загадочного создания -- гораздо правее от него, по его курсу взлетела земля. Остальные, то ли один, то ли оба, накрыли цель. Там, где только что были прямоугольник с шаром, закрутился спиралью столб густого черного дыма, пронизанный ядовито-зелеными вспышками, раздался отвратительный, злобный, жалобный вой, издать который могло лишь живое существо, -- и туг же оборвался.
      Дым превратился в антрацитово-черный, почти материальный, неподвижный столб, тут же осевший на землю кучей пыли с далеко разнесшимся сухим скрежетом.
      -- По местам! -- заорал капитан Зо. -- Черта не видели?
      Люди стали расходиться, возбужденно гомоня.
      -- Бог ты мой, что это такое было? -- спросил Сварог.
      Берн ответил вопросом:
      -- Вы помните, что изображено на картах на севере континента?
      -- Конечно. Необитаемые земли. Борн горько рассмеялся:
      -- Пресловутый школьный курс... Необитаемые земли, занимающие едва ли не пятую часть континента... Это весьма обитаемые земли, лорд Сварог. Но единственные их обитатели -- вот такие создания. Когда-то там были обычные страны. Три королевства. Теперь там живут эти демоны, появившиеся неизвестно откуда полторы сотни лет назад. Города понемногу превращаются в руины, все заброшено... Мы знаем, что это демоны: они боятся текущей воды, их можно убить лишь серебром, все до одного колдуны, решившиеся изучить их ближе, -точнее, все до единого колдуны, оставшиеся после этого в живых, -- уверяют, что это порождение нечистой силы. И пришла она извне. Говорят, сто пятьдесят лет назад все и началось, после того как в Демуре приземлилась потерпевшая крушение вимана ларов, вернувшаяся со звезд. Правда, о Глазах Сатаны чего только не болтают...
      -- А что же было с людьми? -- спросил Сварог.
      -- Больше всего жертв пришлось на то время, когда люди по глупости кинулись в бой. Даже делая неизбежные поправки на привычку очевидцев привирать и на то, что у страха глаза велики, картина получается жуткая. Эти твари сеяли безумие и болезни, горели поля, бесился скот... Насчет серебра выяснилось чисто случайно. Кто-то из демурских баронов, без всякой пользы сгоряча расстреляв все ядра, велел забить вместо картечи серебряные монеты из сокровищницы. Но было поздно. Они успели расплодиться, а серебра не так уж много, да и новость не успела распространиться... Одним словом, выжил тот, кто вовремя сообразил, что нужно собрать все ценное и бежать подальше. За полторы сотни лет, несмотря на мелкие успехи, три королевства перестали существовать. Ходят слухи, что в нескольких местах, где вовремя догадались рассыпать вокруг домов и поместий серебро, люди уцелели. Даже если правда, судьба у них незавидная -- оттуда уже не выбраться...
      '-- Почему же их не пытались остановить всерьез?
      Борн задумчиво смотрел на проплывавшие вдали зеленые холмы:
      -- Лорд Сварог, роду человеческому присущ один крупный недостаток: людям свойственно злорадствовать над страданиями ближнего, они считают, что их самих подобное никогда не коснется... В Хорене радовались постигшей Демур напасти -- пока хоренцам не пришлось самим бежать в насмехавшийся и над ними, и над Демуром Коор, от которого теперь только и осталось, что принявшие вассальную присягу королю Снольдера беглецы и живущий где-то в глуши потомок последнего коорского короля, имеющий с точки зрения юриспруденции и геральдики все права на престол, но не способный его отвоевать. Король Лорана поступил умнее многих -- он еще сто лет назад, не считаясь с расходами и жертвами, прорыл канал в самом узком месте перешейка, лишился чуть ли не половины королевства, но зато Лоран превратился в остров, защищенный от вторжения демонов, -- вернее, так только кажется... А другие... Большая политика, милорд. Понимаете, в мире не так уж много серебра, и большая его часть -- в частных руках. Если бы Снольдер собрал все государственное серебро, выкупил частное, собрал войско из всех, способных носить оружие, отлил из серебра картечь, пули, наконечники для стрел и отправил армию на север -- вполне возможно, и удалось бы полностью очистить три королевства от этой нечисти. Нельзя сказать, что ее там астрономическое количество, -- они не стоят, фигурально выражаясь, плечом к плечу на всем свободном пространстве, там есть речки, озера, места, занятые городами, деревнями, шахтами... Но те, кто правят в Снольдере, самые обычные люди, отнюдь не горящие желанием обрести сомнительную честь спасителей человечества. И в чем-то они правы. Во-первых, поступить так -- означает остаться без казны, оголить границы, а соседи, можете не сомневаться, моментально увидели бы прекрасную возможность свести старые счеты, отнюдь не пуская в умилении слюни от того, что вся снольдерская армия героически спасает человечество... Во-вторых, пока что неплохой естественной границей служит Ител. Демоны, конечно, могут переправляться через реки -- порой достаточно, чтобы поперек реки натянули шелковую нить, для них она то же самое, что для нас с вами отличный каменный мост. Но одиночных тварей легко выявлять и уничтожать. Ител представляется отличным рубежом. Продвигаясь вдоль побережья, Глаза Сатаны сметут большую часть Харлана и остановятся на реке -- так что ни Снольдер, ни Ронеро не потеряют ни клочка земли. А судьба Харлана его соседей ничуть не волнует. Есть узкий проход меж истоками Итела и побережьем, по которому демоны могли бы выйти к Святой Земле. Но они не пойдут через Хелльстал -- еще двадцать лет назад они вышли к его границам и почему-то остановились. То ли наша тамошняя нечисть пострашнее пришлой и способна внушить последней почтительный ужас, то ли ворон ворону глаз не выклюет... Так что на ближайшие десятилетия угроза сводится к уничтожению большей части Пограничья, кусочка Ямурлака и половины Харлана. А там, по мнению иных ученых, демоны перегрызутся меж собой, увидев, что не в состоянии расширять далее свои владения, и все как-нибудь уладится само собой. В конце-то концов на континенте тысячи лет существуют Хелльстад и Ямурлак с их нечистью -- и обитатели Хелльстада не лезут наружу, а черные маги и чудища Ямурлака и вовсе благополучно вымерли, лишь редкие экземпляры той или иной породы еще скрываются в глуши... И континент вовсе не провалился в тартарары, наоборот. И еще. Единственным из государств Севера, уцелевшим в своих нетронутых границах, так и осталось королевство Шаган. Если вы хорошо помните географию, оно не защищено никакой рекой. Но демоны отчего-то туда так и не вторглись. Это вселяет дополнительные надежды в души государственных мужей. Старые как мир надежды, сводящиеся к простой формуле: "Авось как-нибудь образуется".
      -- А лары?
      -- А ларам -- в высшей степени наплевать. Их войска могли бы за пару часов смести эту нечисть с лица земли. Но им пока что плевать. По их меркам, все началось совсем недавно -- что для лара полторы сотни лет? -- и их самих никоим образом не может коснуться. Первое время они еще развлекались, охотясь на тех тварей с воздуха, но потом забава наскучила.
      -- Ах ты, -- сказал Сварог. -- Дайте мне добраться назад, я возьму свои корабли и такое устрою....
      -- Если вам разрешат, -- сказал Берн, не глядя на него. -- А вам, скорее всего, не разрешат. Здесь своя большая политика...
      -- Но у меня есть личная дружина... Боевые корабли...
      Берн медленно повернул голову и посмотрел ему в глаза:
      -- Эта дружина и эти корабли принадлежали еще вашему предшественнику. Неужели он не догадался бы их использовать? Неужели он в одиночку странствовал по земле, полагаясь только на собственный меч, потому что не догадался?
      Сварог замолчал. Он стоял и смотрел, как разворачивается, набухает попутным ветром синий парус. На душе лежала непонятная тяжесть, оставлявшая мерзкий осадок, как в бутылке с дрянным портвейном.
      Выходило, что его мнимая свобода на деле снабжена надежными решетками.
      -- А что гласят на сей счет ваши пророчества? -- спросил он угрюмо.-- У вас, я заметил, им большое значение придают...
      -- О пророчествах мы хорошо поговорили в день первой встречи, -- сказал Борн. -- За последние столетия их нагромоздили столько, что некуда складывать. Сейчас, когда пророкам уже не грозит костер и другие серьезные неприятности, прорицателей, как легко догадаться, развелось видимо-невидимо... Старые мастера внушают больше доверия, но, во-первых, они грешат невероятно туманным стилем изложения, а во-вторых, немногое уцелело. Существовал некогда Кодекс Таверо, написанный в незапамятные времена. Он считался наиболее достойным внимания и выгодно отличался ясностью формулировок. Но от него остались лишь разрозненные обрывки, перемешанные с позднейшими подделками. Капитан Зо по праву гордится своим экземпляром -- у него двадцать три пророчества из семидесяти семи, а это считается самым полным сводом из сохранившихся. О будущем короле Глана, рыцаре с хелльсгадским псом, написано именно там. Говорят, до наших дней сохранились лишь четыре полных Кодекса -- один затерялся где-то на островах, другой якобы хранится в Храме Ашореми, третий -- у гномов, четвертый -- у короля Стахора в Горроте. Даже если это правда, островов в океане превеликое множество, гномы, по слухам, давно вымерли, и дороги в их подземелья уже не найти, а в Храм Ашореми и библиотеку короля Стахора может сунуться лишь полоумный.
      Вдоль берегов реки уже появлялись редкие признаки здешней цивилизации. Корабль проплывал мимо небольших деревушек; заброшенные огороды, обнесенные покосившимися заборами, спускались к самой воде, кое-где над домиками струился дымок, тявкали собаки (Акбар всякий раз удивленно навострял уши). В просветах между деревьями иногда проглядывали крошечные, кое-как возделанные поля. Встречались и водяные мельницы -- огромные древние деревянные колеса возле приземистых строений красного кирпича лениво перемалывали воду. Короче говоря, Хелльстад остался позади.