- Пожалуй, не рискну…
Грюнбаум повернулся к нему резко, порывисто, так что полы шлафрока разлетелись нетопырьими крыльями:
- А теперь представьте себе
настоящегоГолема, рушащего все на своем пути. Уж если эта куколка в мгновение ока переломила вашу солидную дубовую трость… Или вы рассчитываете, что Гаррах ограничится тем, что поместит Голема в стеклянный шкаф и будет остаток жизни гордо демонстрировать, как особенный раритет? Это я
перегорел- а наш общий знакомый Густав Гаррах все еще полон неистребимого мальчишеского желания забавляться с любой диковинной штукой, какая только попадется…
Судя по лицу графа, он эти опасения разделял полностью.
- Я, думается, состарился, - продолжал Грюнбаум. - Поскольку в глубине души жажду одного: покоя, неизменности… А это как раз и есть характерная черта старости. Можете думать что угодно о моих побудительных мотивах, но мне, право же, по-настоящему страшно, когда я представляю этого истукана на пражских улочках…
- Кровь и гром! - воскликнул барон. - Но пушка-то его, надеюсь, остановит?
- В
конце концов, - сказал граф. - А до того… Где Голем, вам, разумеется, неизвестно?
- Представления не имею.
- А Гаррах знает те заклинания, которыми вы только что привели истуканчика в движение?
- Конечно. Я же говорю, мы вместе этим занимались…
- И сразу возникает множество вопросов, - сказал граф так, словно размышлял вслух. - Может ли это заклинание поднять
настоящегоГолема? Кто бы знал… - Он решительно встал. - Благодарю вас, Грюнбаум. Сами понимаете, в свете вышеизложенного нам нужно как можно быстрее вернуться в Прагу…
Он вышел первым, не оглядываясь. Молодые люди заторопились за ним, все же не удержавшись от того, чтобы еще раз посмотреть на плавное, завораживающее скольжение клубка саламандр в невысоком пламени. Карета, запряженная парой сильных лошадей, стояла на прежнем месте. Уже почти совершенно стемнело, и кучер зажег оба фонаря.
- Возможно, я крепок задним умом, - сказал граф, когда карета тронулась, - но мне сейчас кажется, что подсознательно к чему-то подобному я был готов. Ох уж этот Гаррах…
- Вы верите насчет Голема? - спросил барон.
- Вы знаете, верю. Случались вещи и удивительнее - ну а в Праге, учитывая историю города, удивляться не следует вообще ничему.
- Прохвост старый! - рявкнул барон. - Я про Гарраха. Каков тихоня!
- Быть может, он не заслуживает таких эпитетов, - задумчиво отозвался граф. - Все-таки он не на службе, не обязан присягой или чем-то схожим… Он, конечно, не злонамерен и никогда не стал бы извлекать
личнуювыгоду наподобие той парочки, за которой мы с вами охотимся. Но мне порой приходит в голову, что бескорыстная жажда познания вроде той, что сжигает Гарраха, еще хуже. Очень уж он уязвлен тем, что ученый мир отвергает его «классификацию» и прочие труды. Теперь представьте, что он и в самом деле обнаружил Голема… и, мало того, сумеет его оживить. Представляете, какой великолепный случай он усмотрит, чтобы отомстить тем, кто, по его собственными словам, погряз в материализме? Лучшей наглядной демонстрации и не придумаешь.
- А последствия?
- Ученые - народ особенный, Александр, - печально сказал граф. - Им важно одно:
доказатьнечто. А последствия их словно бы и не волнуют абсолютно… Что с вами?
- После всего, что мы только что слышали, кое-что, думается, нужно переосмыслить, - сказал Пушкин. - Я говорю о странном поведении Гарраха. До некоего момента он никуда не спешил, не проявлял нервозности, не пытался от нас отделаться… По-моему, переломным моментом стало как раз упоминание о Руджиери. О
нашемРуджиери, нынешнем. О том, что он преспокойно пребывает в Праге. Тут-то, обозревая недавние события, наш профессор и повел себя странно…
- Ага! - сказал барон. - Все совпадает! У него есть Голем… а у итальянского комедианта - фамильное умение двигать статуи. Что-то очень уж многозначительно для простого совпадения… А?
- В том, что вы говорите, есть толк, - сказал граф. - Очень уж здорово все складывается… Итальянец - малый не промах и просто так сотрудничать с незнакомым человеком не захочет… но у Гарраха наверняка найдется немало интересного для взаимовыгодного обмена - я вовсе не о деньгах… Научное честолюбие - это страшная вещь, сжигает как огонь. Гаррах, Гаррах…
- Хватать их всех надо! - предложил барон. - Потом спокойно разберемся. А что если они эту тварь на улицу выпустят?
- Не накликайте, Алоизиус, - серьезно сказал граф, печально глядя на обломок трости с серебряным набалдашником. - Мне и думать не хочется о последствиях. Уж если глиняная кукла величиной с кошку может во мгновенье ока сломать дубовую трость, как спичку…
- Хватать надо!
- Успокойтесь, - сказал граф. - Я немедленно разошлю сыщиков, как только мы приедем в Прагу. А пока что остается ждать. Наша карета все равно не может ехать быстрее, чем она сейчас едет…
- Знаете, что меня угнетает? - спросил барон. - Этот сукин кот мог сразу же кинуться к итальянцу, как только мы ушли. Адрес он от нас же узнал…
Он замолчал, досадливо стискивая свою трость с таившимся внутри клинком. Кони шли чуть ли не галопом в ночном мраке.
Глава шестая
БЕШЕНАЯ КАРЕТА
- Недомудрил ваш профессор, - сказал барон.
- Простите?
- Мне вот только что пришло в голову… Нет у него ничего насчет
стихий. Все на свете поделил на четыре части, всему нашел место, а вот насчет магического управления стихиями не подумал.
- Действительно… - сказал граф. - Но, может быть, он их поместил в демономантике? Управление стихиями, как правило, бывает получено от демонов…
- Как сказать. Был у нас в глухой провинции один деревенский умелец, так тот как раз управлял ветрами, градом и прочими атмосферическими явлениями. Так вот, это у него было наследственное - от дедов-прадедов. И никаких демонов там вроде бы не было и в помине. Пастор Швабе совершенно точно высказывался. Мол, не усматривает он тут никакой нечистой силы, и точка. - Барон шумно вздохнул. - Мы, конечно, этого умельца определили на казенные харчи - не за нечистую силу, за то, что он начал пакостить ради заработка. Наймет его кто-нибудь, чтобы у старинного врага что-нибудь этакое приключилось - урожай градом побило, или паводком мост снесло, или мельницу повредило - а тот и рад стараться… - Он помолчал, а потом воззвал едва ли не жалобно: - Господа, вы образованнее меня, объясните неотесанному гусару, отчего так получается: за что ни возьмись, все человек ухитряется обратить в свою пользу ради извлечения заработка! Вплоть до магии и умения насылать градобитие. Ну почему так постоянно оборачивается?
- Потому что такова уж человеческая натура, - подумав, ответил Пушкин.
- Насчет натуры я и сам знаю. Но отчего же все-таки она такая? Хочется иногда, чтобы люди были самую малость порядочнее…
Граф ухмыльнулся:
- Но ведь, если человечество поголовно станет добропорядочным и совершенным, чего доброго, прекратятся и войны? И куда вы тогда денетесь, любезный Алоизиус?
- Придумаете тоже! - сказал барон сердито. - Война - совсем другое дело. За короля, за отечество и все такое… Я скачу с саблей наголо, он, супостат, на меня летит с саблей наголо… и ведь не ради денег, да и ордена одному из сотни достаются! Нет уж, не надо, чтобы человечество становилось
настолькодобропорядочным. Каково оно будет без гусар? Подумать жутко, если…
Карета внезапно замедлила ход, а там и остановилась вовсе. Кони попятились, храпя и разбрызгивая пену. Впереди обозначилось что-то большое, загородившее дорогу.
Они высунулись в окна. В слабом, трепещущем свете правого каретного фонаря Пушкин рассмотрел низкую телегу, погрязшую задним колесом в придорожной канаве, свалившиеся с нее бочки, растерянно топтавшегося рядом человека, судя по движениям, изрядно хлебнувшего горячительного. В первый миг он испытал едва ли не умиление - оттого, что и в этой чистенькой, ухоженной, насквозь благопристойной стране, ужасно похожей на кукольный домик, обнаружилась совершенно российская картинка с пьяным возницей.
Кучер разразился яростной тирадой, не слезая с козел. Пушкин не все разобрал, но по тону нетрудно было догадаться о смысле. Виновник затора что-то промямлил, опять-таки совершенно по-русски почесывая затылок, словно надеясь, что все как-то наладится само собой.
- Бочки, слава богу, пустые, - сказал граф. - Пойдемте, откатим с дороги, иначе придется торчать тут всю ночь, этот болван себя не помнит…
Он вылез первым, за ним - остальные. Кучер, ворча, стал спускаться с козел спиной вперед.
Послышался короткий резкий свист, и со всех сторон на них кинулись черные тени, показавшиеся в первый миг очередной разновидностью нечистой силы из разряда той, что пугает на больших дорогах припозднившихся путников, - но тут же Пушкин почувствовал вполне осязаемую, реальную хватку, нападавшие в два счета выкрутили ему руки за спину и проворно принялись обшаривать. Рядом сдавленно чертыхался барон, тоже схваченный несколькими парами рук так, что всякое сопротивление было бесполезно. Луна уже взошла, и удалось рассмотреть, что нападавшие все поголовно щеголяли в черных масках. «Ах, так это разбойники, - подумал Пушкин. - Кто бы мог ожидать в здешних местах…»
Слышно было, как кто-то возится в карете. Другой подсвечивал ему фонарем. Сквозь зубы ругался кучер, угодивший в тот же переплет, - странно, что разбойнички и его старательно обыскивали, словно принимали за переодетого богача. Кучеров, слуг и прочих лакеев при подобных нападениях обычно не трогают…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.