Юрий Бурносов

Чудовищ нет

ЧУДОВИЩ ЕСТЬ

Предлагаемый вниманию читателя роман Юрия Бурносова носит почти интернетовское название, однако не торопитесь искать в Сети одноименный сайт. Совпадение, скорее всего, случайно, если в нашем с вами мире вообще бывает что-либо случайное. «Чудовищ нет» – роман о людях и демонах. На этом месте кто-то может предположить, что книга носит гуманитарную, общечеловеческую и, более того, общесверхчеловеческую направленность… Но ничего подобного, никакого пацифизма и гуманистических ценностей, не тот автор! Сперва вампиру надо вбить кол по самое не балуйся, а уж потом пусть шериф, городовой, да хоть бы даже комиссар в пыльном шлеме зачитает ему права, главное из которых – право хранить вечное молчание.

Только так можно с чудовищами.

Если успеешь первым.

1

Последнее время среди писателей-фантастов ходит анекдот: встречаются у издательства два автора, оба с рукописями, и один другого спрашивает «А в твоем романе вампиры что делают?» Не смешно, конечно, зато про войну. Про древнюю войну людей с другими расами за право жить на нашей планете и самим решать свою судьбу. Тема эта не так стара, как кажется, а ее коллективное рассмотрение российскими фантастами определенно становится отдельной главой в истории отечественной литературы.

Западные коллеги наших фантастов редко прибегали к противопоставлению людей и выдуманных «сверхрас». Вот если надо сцепиться с орками-унтерменшами, то запросто. Если надо порубить в капусту негуманоидных инопланетных тварей – милое дело. А как коснется дело существ подревней да «пообразованней» человека, так сразу хочется западным литераторам найти с ними что-то общее и ненавязчиво подружиться. С такими лучше сосуществовать. В крайнем случае, можно найти среди них эдакого хорошею «бессмертного горца», который и станет героем, срубая головы своим же сородичам – врагам рода человеческого. Другое широко известное произведение предполагает, что сверхраса – волшебники – вообще живет интереснее и содержательнее «маглов», которым лучше всего в их дела не влезать. А если некий ураган, как следствие разборок в магическом сообществе, все же прихлопнул несколько человечков, то… То ничего. Волшебники сами между собой разберутся. Победят плохие – прощай, планета. И, тем не менее, людей это не касается. Потому что они – никто, жалкие младшенькие гуманоиды. Им безжалостно стирают память, не собираясь посвящать в происходящее. Читатель, само собой, ассоциирует себя не с недотепистыми маглами, а с волшебниками. Тем самым, быть может, становясь чуть менее человечным?

Этот абзац может показаться смешным – нашел к чему придраться, к детской книжке. А я не придираюсь, Роулинг замечательный мастер своего цеха. Вот только общий посыл мне не очень нравится: хэллоуиновское заигрывание с силами зла стало уж слишком подобострастным. Или это не силы зла, а всего лишь добрые волшебники?… Как поглядеть. Добрые-то они добрые, по крайней мере, частью, но понравилось бы вам, окажись все описанное Роулинг правдой? Если у человека на планете есть сосед, гораздо сильнее и мудрее его и именно поэтому вечно остающийся в тени. Если обыденное сосуществование с ним порой приводит к бедам, о причине которых человеку не позволено даже догадываться. Чуть подумать, и текст становится не столь прост, как хочется читателю западному.

Но отечественная фантастика хоть и блудоватая, а все же дочь русской литературы, и интересуют ее прежде всего «проклятые вопросы». Как быть, например, с теми, кто клянется в дружбе, но при этом намного сильнее? Может быть, враг лишь выжидает удобного момента? Тогда надо не чесать затылок, а немедленно бить, и бить насмерть. Или, напротив, не стоит связываться со сверхрасами? Ведь им уничтожить нас гораздо проще. Тогда, наверное, следует покориться, а тем временем постараться стать сильнее и выждать тот самый «удобный момент»?…

Ксенофобия. Безусловная, откровенная ксенофобия – вот что пронизывает многие произведения отечественных фантастов. Однако в лучших образцах жанра к очередной этической теореме прилагаются и доказательства – все же литература у нас русская, тут «абыкак» не проходит. Сергей Лукьяненко в своих «Дозорах» хоть и от лица Иного, но вполне недвусмысленно указывает: Иные питаются энергией людей, они, в конечном счете, нелюди, Светлые или Темные, и людям не нужны. Даже их добро всего лишь уравновешивает их же зло. Да, такими мы их видим… Вадим Панов в цикле «Тайный город» уместил в Москве целое сонмище древних рас. И что же? Лояльны они к людям? Да, но как к «младшим». То есть наши соседи, сильные и мудрые, строят свою жизнь у нас под носом, решают свои проблемы порой за наш счет, а интриги их ничем хорошим для нас, людей, обернуться не могут. Олег Дивов в романе «Ночной смотрящий» с присущей ему безапелляционностью рисует сам процесс борьбы людей с нежитью. В романе показано: могут люди сосуществовать с тварями! Могут, если тварь приручена и сидит на цепи. И с их «смотрящим» поговорить стоит – все же любую войну лучше контролировать. А все равно как доходит до драки – все средства хороши. Жестокость и еще раз жестокость, гуманизм – это для людей, а не для нелюдей. Нелюди другого языка не понимают.

2

Список можно продолжать, но пора остановиться. Перед нами роман Юрия Бурносова, одного из самых перспективных наших фантастов. Перспектива его – прежде всего в читателях, как автор он уже достаточно сформировался. И вот Бурносов тоже коснулся темы «демонов». Сверхраса, практически бессмертна, сильна, существует между людьми, но втайне от людей… Не забегая вперед, скажу только, что автор свою картину предпочел развернуть исключительно на российском фоне, на двух площадках: наши дни, провинциальный город и люди, его населяющие, с одной стороны, и Российская империя в расцвете сил, пытающаяся бороться с невидимым врагом, с другой стороны. Насколько связаны эти две действительности, дали ли они Бурносову необходимую «объемность» повествования? Пожалуй, да. Ввести демонов или вампиров в нашу среду – это «городское фэнтези», жанр, широко шагающий по прилавкам книжных магазинов. Но неужели проблема возникла только что? Ведь люди и демоны сосуществовали рядом с древними расами тысячелетия. Противопоставил тайным врагам рода человеческого цветущее, мощное государство. К какому выводу он пришел – прочтете в романе.

Не могу удержаться от упоминания еще одной, поистине культовой книги. Это «Трудно быть богом» Аркадия и Бориса Стругацких. Там в роли «демонов» выступали как раз люди – сильные, красивые, здоровые, владеющие недоступными туземцам технологиями, они вмешивались в их жизнь. С самыми лучшими целями, конечно! Прогрессоры – это те, кто заставит тебя жить лучше, честнее, справедливее. Да, глядя из Советского Союза, удобнее было примерить на себя мундир прогрессора… Но вот как все изменилось: нынче опасаются иноземной науки как раз граждане Российской Федерации. Кого мы боимся? Кто ходит у нас за спиной на мягких лапах, кто пьет нашу кровь, уж извините за выражение? Ответ входит за рамки этого предисловия. Одно могу сказать точно: ксенофобия, вошедшая в русскую фантастику, – всего лишь отражение некой паранойи нашего общества. И все же: если врач диагностировал у тебя паранойю, это еще не значит, что за тобой никто не следит… А ведь литература должна бы врачевать общественные недуги. Или – ковырять его болячки?

3

Вопросов, как всегда, больше, чем ответов. Связано это, прежде всего с тем, что представляемый роман – именно литература, а не «палп фикшн». Наша фантастика, замусорившая в свое время прилавки произведениями безудержно низкого качества, становится все более идейной, общественно востребованной. Однако этот тезис выходит за рамки предисловия. Литература живет сама по себе, а нам главное – иметь дело с ее лучшими проявлениями. Роман «Чудовищ нет», безусловно, входит в число таковых на сегодняшний день. Прежде всего, обращает на себя внимание язык – к нему Бурносов бережен без вычурности, и читать книгу просто приятно. Описывая будни Российской империи, автор избежал дилетантизма, ушел от штампов, а некоторые страницы особенно вызывают ощущение достоверности – например, сцена повешения. Надо было как следует изучить вопрос, чтобы описать казнь так обыденно. Да она и в самом деле была вполне обыденной – особо отъявленных мерзавцев наши предки предпочитали просто отправлять на виселицу, а их хватало. И мерзавцев, и виселиц я имею в виду. Славное было времечко… Теперь мерзавцев явно больше.

Вот, пожалуй, и все, чем я бы хотел предварить ваше чтение. С надеждой, само собой, что вы вспомните эти строки, когда прочтете роман и закроете книгу.

Ах да! Мы же так и не обсудили, каких именно… Боюсь, что в наличии имеются все. О чем, наверное, и роман Юрия Бурносова.

Игорь Пронин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОД 2003-й

Надеюсь, что и у Вас, и у Вашего друга, и у Вашей милой девушки также все складывается неплохо и даже где-то отлично. Я, например, и представить себе не могу, чтобы оно было как-то иначе, а?

Холъм Ван Зайчик. Дело лис-оборотней

1

Я купил в продовольственном двести граммов сыра сулугуни, сочащегося беловатой мутной сывороткой, румяный батон за пять семьдесят с хрустящей коркой и полкило сосисок со странным названием «Настоящие». Спрашивается: остальные тогда какие? Ненастоящие? Стоили сосиски недорого, дешевле были только «Студенческие», которые покупали разве что котам. Дорогих «Молочных» я покупать не стал – те же перья, крылья, ноги и хвосты, только в два раза дороже.

Так я и топал с батоном, сыром и сосисками в полиэтиленовом пакете с изображением дурацкой собачонки в бантах, когда увидел машину.

Ее бы и слепой увидел. Точнее, слепой бы, конечно, не увидел, а любой другой человек, даже с очень слабым зрением, – обязательно. Потому что машина была ярко-алого цвета. А то, что не было алым – ободки на фарах, олень на капоте, бампер, колпаки и тому подобное, – зеркально сверкало под солнцем.

Алая «двадцать первая» «Волга» стояла напротив нашего дома, у коттеджа Суриковых, который те намедни продали. Суриков работал на таможне и, как следовало ожидать, попался на взятке. Дом был оформлен на жену, и та поспешила его продать, благо сам Суриков – мужик злобный, хитрый и волосатый, словно орангутанг, – отправился в КПЗ. В городе у него был еще один дом, куда и переместилась их семейка, а на «Волге», надо думать, прибыли новые хозяева. Машина старая, таких уже сто лет не выпускают, но выглядит так, будто только что сошла с конвейера… Хотя вряд ли такие делают поточно, наверняка трудились умельцы по спецзаказу.

Пока что я увидел двоих: приземистого седоватого мужика лет сорока пяти в шортах и джинсовой рубашке и очень красивую женщину, похожую на певицу Шер. То ли грузинка, то ли гречанка…

Бабка уже отиралась возле калитки, наблюдая, как приезжие разгружают одноосный прицеп.

– Все носють и носють, – сказала она мне доверительно. – Чемоданы и узлы. Булку купил?

Бабка была великая охотница до мягких булок и прочей сдобы.

– Купил, ба. Батон.

– Нявли рожков не было?

– Не было. И сладкое тебе нельзя. Диабет.

– Дебет, дебет… – согласилась бабка со вздохом. – А что, отец собирался приходить? А то в курятнике дверка с петли оторвалась.

– Я сам приделаю, ба.

– Ты приделаешь…

Я отнес продукты в дом, выбрал из тарелки яблоко посимпатичнее, взял книжку и вернулся во двор.

Прицеп почти разгрузили. Мебель, наверное, привезут потом, на грузовике или, может, контейнером по железке. Быстро они управились… А вот и третий сосед пожаловал. Вернее, соседка.

С суриковского крыльца спустилась девчонка. В узких голубых джинсах и простой черной футболке. На вид – моя ровесница, симпатичная. На мать похожа, только у той волосы черные, а у этой светлые, длинные, пушистые…

– Вот табе и подружка, – сказала кровожадная бабка. У нее был конек: желание поскорее меня женить. Почему она решила, что в мои годы это уже пора сделать, я не понимал, но бабка регулярно поднимала эту тему. Школу не даст закончить.

– Тебе, ба, все подружек мне искать… Рано мне жениться! – буркнул я, сел на скамеечку, раскрыл «Рыцаря из ниоткуда» Бушкова и углубился в чтение.

– Вот заберут в Гавнистан воевать, тогда наплачесся, – заключила бабка.

Для нее любая война уже много лет была «Гавнистан», потому что бабка никак не могла понять, с кем и зачем мы можем воевать, к примеру, в Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республике. Еще бабка до сих пор была уверена в грядущей и неизбежной войне с Америкой – в доме у нее имелся сундук, где хранились спички, окаменевшая соль в пачках, рафинад, а также макароны. Макаронный НЗ она периодически меняла – старые, в которых заводились жучки и червячки, отправлялись на корм поросятам, а на рынке закупались новые (самые дешевые, серо-желтые, в больших бумажных пакетах).

Оторвал меня от чтения новый хозяин суриковского дома, чего я никак ожидать не мог. Он подошел к нашей ограде, положил на нее руки с короткими толстыми пальцами и спросил:

– Привет, сосед! Молоток есть?

– Чего? – Я, полностью погруженный в злоключения Сварога в Хелльстаде, не сразу вернулся в реальность. – А?

– Молоток есть? – повторил он. Сквозь расстегнутый ворот его рубахи клоками торчала седая курчавая шерсть. Еще один орангутанг, подумал я машинально и поднялся.

– Конечно. Запросто. Здравствуйте.

Я вернулся с молотком – выбрал из батиного инструментария что было приличнее, на новой рукоятке – и вручил его соседу. Тот ловко подбросил молоток в руке и поинтересовался:

– Звать-то как?

– Леха. Алексей.

– А я – Стефан Антонович. Не Степан, прощу заметить, а Стефан, – наставительно сказал он, пожимая мою руку через заборчик. – Но если и Степаном назовешь, тоже не обижусь. Заходи в гости, как обустроимся.

– Спасибо. Чего ж не зайти.

Черта с два я собирался к ним заходить, конечно. Мужик он вроде ничего, но в друзья набиваться не желаю. Хотя девчонка, конечно, классная. Интересно, где она учиться будет?

Да и молоток… Что он, переезжал в новый дом и молотка не купил? С собой не привез?

Тут бабка подкралась ко мне сзади и нудно забормотала:

– А курятник недоделанный. Недоделанный. Курей всех не словишь потом, пойдут в огороды, шло кобель чей унесет… Помидоры поклевают, ругань пойдеть…

– Ба, ну сейчас я.

Я со вздохом отложил Бушкова и пошел ремонтировать дверь. Куры, которые, по идее, должны быть благодарны мне за благоустройство жилья, дико шумели и пытались по очереди пробраться в щель, а петух Борька норовил меня клюнуть. Зараза. Не любил я его никогда, решит бабка зарезать, самолично башку отсеку.

Провозившись с полчаса, я гордо заманил бабку в курятник и показал свое творчество. Она критически подергала дверь, сморщила и без того морщинистое личико и сказала тоном миллионера, которому предложили за неимением другого транспорта проезжего частника на «четыреста двенадцатом» «Москвиче», а он опаздывает на аудиенцию к президенту, и отказываться смерти подобно.

– Сойдеть…

В бабкиных устах это равноценно вручению почетной грамоты, так что я спокойно мог возвращаться к чтению. Соседи тем временем разгрузились, загнали машину во двор, и теперь Стефан Антонович ковырялся с воротными петлями. Что-то у него там соскочило.

– Леш! – позвал он, заметив меня. – Помоги малость!

Я перешел дорогу. Он утер со лба капельки пота и кивнул на ворота:

– Подержи воротину на весу пару секунд, а я вот эту штуку всуну.

Я ухватил воротину за поперечный брус и, крякнув, оторвал ее от земли. Сволочь Суриков, свинцом он их внутри залил, что ли?

– Все, – скомандовал Стефан.

Блин. Богатырь…

– Тяжело? – участливо спросил он, глядя, как я отдуваюсь и потираю руки.

– Не рассчитал, – сознался я.

– Бывает. Спасибо. Может, пивка?

– Можно, – согласился я, зная, что батя сегодня не нагрянет, а бабка не учует. Мы поднялись на крылечко, он указал на лавочку и скрылся в доме.

Я посмотрел на коврик у входной двери – там стояли большие кроссовки «Пума», которые только что снял Стефан, легкие лодочки (мамашины, должно быть) и дешевые китайские черные кеды с резиновыми шипами, которые быстро стираются об асфальт, и с изображением футбольных мячиков. Это, наверное, ее. Девчонкины то есть. А лапа немаленькая, размер тридцать восьмой!

Стефан вышел, неся две пол-литровых сине-белых банки «Эфеса». Банки были ледяные, хотя они совсем недавно приехали. В машине у них, что ли, холодильник? Клево!

Я изящно – мне так показалось – откупорил пиво и сделал первый глоток. А денег у них хватает, пиво вон какое пьют…

– Ты, Алексей, в какую школу ходишь?

– В шестую, – сказал я. – А что?

– Нам Ларису надо устраивать куда-то… Хорошая школа?

– Хорошая. – Я отпил еще пива. – Только далеко.

– Это ничего. Я ее буду на машине возить, – улыбнулся он. – Или вместе на троллейбусе станете ездить – у вас же тут троллейбусы ходят, я провода видел. А ты здесь с бабушкой живешь?

– Это летом. Я вообще на Кирова живу, это почти в самом центре. А вы откуда приехали?

– Из Киева, – сказал он, и я почему-то понял, что он врет. Когда взрослые врут – если это, конечно, не политики и не по телевизору, – это сразу заметно. Хотя у политиков тоже заметно, тем более они всегда врут, чего уж там замечать.

Уверен, если я спрошу, на какой он улице в Киеве жил или где работал, он мне много и интересно про это расскажет, и все, конечно же, наврет. А поди проверь… А раз так, я не стал спрашивать дальше, направив разговор в другую сторону:

– А Лариса в какой класс пойдет?

– А ты в какой?

– В одиннадцатый.

– И она в одиннадцатый.

Почему-то мне показалось, что это снова ложь. Скажи я – «в десятый», и он бы сказал, наверное, то же самое. Странная семейка. Шпионы, что ли? С поддельными документами, купили дом и будут воровать секреты. Хотя секретов у нас вроде и нету. Не с консервного же завода их воровать, не с «холодильника» и не с обувной фабрики…

Какой-то я чрезмерно подозрительный стал. Человек меня пивом отменным угостил, а я козни строю… Я иногда баловался с пацанами пивком, когда батя не просекал, но все разливные «Балтики» и тем более повсеместно продаваемые у нас белорусские сорта в подметки «Эфесу» не годились.

Стефан тем временем продолжал расспрашивать:

– А что тут поблизости у вас есть? Мы только дом осматривали, когда покупать собрались, а на окрестности времени не хватило.

– Ну… – Я задумался. – Вот если прямо по улице пойти, будет продуктовый магазин. Хороший, только молоко там прокисшее в пакетах все время продают, не покупайте. И рыба мороженая бывает несвежая. Чуть подальше – овощной, там же остановка троллейбуса номер семь, идет на автобусный вокзал и к рынку. Но у вас-то машина, вам без разницы… Если по Кутузова идти, будет частный сектор и конец города, дальше поле кукурузное и лес. В эту сторону – микрорайон и кинотеатр «Победа», чуть подальше. Больше вроде ничего интересного… Ах да. Церковь Воздвижения, семнадцатый век. Она была бы видна, если бы не деревья вон там. Ее реставрируют сейчас.

– Интересно, очень интересно. Спасибо. А… кладбище? Где тут у вас оно?

– Кладбище? Да по третьему маршруту если ехать, предпоследняя остановка. А другое далеко очень, в другом конце города. А что?

Стефан улыбнулся:

– Нет, ничего. Хобби у меня такое: могильные памятники. Город ваш старый, кладбище, наверное, тоже старое… Я их фотографирую, иные зарисовываю.

– Старое, – подтвердил я, допив пиво. – Есть мраморные, черные такие, под ними купцы похоронены, чиновники… Эпитафии интересные. «Остановись, прохожий, не обижай мой прах и помни: я дома, а ты в гостях».

– Замечательно, – сказал он. – Ну, спасибо тебе еще раз.

– Да не за что. Вы, если что, обращайтесь. У меня там инструмент есть кое-какой, шурупы всякие, гвозди… Дрель электрическая, станочек даже маленький токарный, только я на нем работать не умею.

Наверное, пиво повлияло, что-то я очень добрый стал. Но дядька вроде ничего, только про Киев соврал. С другой стороны, мало ли что у него там случилось. Может, дом сгорел. Или рэкетиры какие-нибудь замучили. Или просто жизнь бедная… Тогда с чего он «Эфес» хлещет? Для понтов? Хотя не такой и дорогой этот «Эфес».

Я попытался вернуться к похождениям Сварога, но никак не мог включиться в повествование и поймал себя на том, что постоянно таращусь на соседний дом в ожидании появления девчонки. Этого мне еще не хватало. Тем более у меня и девушка есть, Танька…

Но соседка, конечно, классная. Симпатичная в смысле. Так-то, может, дура дурой, типа Эльки из «Б»– класса…

2

Пора, наверное, сказать несколько слов о себе.

Зовут меня, как вы уже поняли, Леха. Фамилия моя простая, кинематографическая – Рязанов. В родстве с прославленным режиссером, который, правда, снимает сейчас всякую дрянь, не состою, но приятно. Болею, кстати, за московский «Локомотив», в просторечии «Паровоз». У нас это непопулярно: в школе все болеют либо за «свиней», то бишь «Спартак», либо за «коней», то бишь ЦСКА, и все вместе болеют за местный «Цементник», который никак не вылезет из второго дивизиона. Но что это я на футбол отвлекся…

Так вот, учусь я в школе номер шесть, живу на Кирова, хотя и это вам уже известно. Дом наш новый и здоровенный, на первом этаже магазин радиотоваров и продуктовый с видеопрокатом, но летом я обитаю преимущественно здесь, у бабки: помогаю по хозяйству и отдыхаю.

Друзей у меня хватает, подруг вроде тоже… Про свою девушку я уже сказал, хотя это громко сказано, что девушка, – так, гуляем иногда вместе. А соседка…

Тут она как раз вышла на улицу и направилась ко мне. Что-то они зачастили, еще приехать не успели, а все «ходють и ходють», как сказала бы бабка.

– Привет! – сказала она улыбаясь.

При ближайшем рассмотрении она оказалась еще симпатичнее. В левом ухе блестела золотая сережка-гвоздик в виде маленького черепа. Вот тебе раз! Панкует, что ли?

У нас в городе панков хватает: ходят в рванине, в джинсах, обрисованных шариковыми ручками, на головах гребешки. Правда, гребешки хитрые: пока ходишь как крутой – мылом его или сахарным сиропом, а чуть в школу или там в опасное место, где навешать могут, водичкой смыл – и выходит почти приличная челочка. Таких, что «по жизни» панки, мало. Раньше их били, сейчас никто не трогает, но старые – много кто побросал панковать, а новые – чаще всего дети лет по четырнадцать максимум.

– Привет, – сказал я, откладывая книгу.

– Бушков, – констатировала она. – Люблю Бушкова. Читал «Пиранью»?

– Читал.

– Здорово. Меня Лариса зовут. Можно просто Лора.

– Знаю. Папундель твой сказал.

– Кто? А… Папа?

– Он. А меня зовут Леша, Алексей. Можно Леха.

– А можно, я буду тебя звать Алекс?

– Зови. – Я пожал плечами. А что, красиво. Пусть зовет. – Ты заходи, чего мы через забор хрюкаем…

Она хихикнула и перепрыгнула через штакетник. Только что стояла по ту сторону, и вот она уже здесь, причем сделала это без видимого напряжения, будто перешагнула. А штакетник, между прочим, метр с хвостиком.

– Ого! – сказал я.

– Я легкой атлетикой занималась, – почему-то смущенно сказала она, присаживаясь на лавочку. – Три года.

– А я ничем не занимался. У нас секция баскетбола была, но я ростом не вышел… Да и не люблю его. Я бы в большой теннис играл, но в городе только один корт, на стадионе, там вечно местные крутые тусуются. На бетоне. Полтинник час.

– Ну, о чем будем… хрюкать? Что тут у вас интересного есть? – спросила она, перебирая пальцами лепестки на бабкиных ромашках, высеянных под заборчиком.

– Да ничего… – А и правда, что у нас тут интересного? Два кинотеатра, куда почти никто не ходит, ночной клуб с ломовыми ценами… – Скучно у нас, если честно.

– Ну, это можно пережить! – Она ничуть не опечалилась. – Зато город красивый.

– А вы где раньше жили? – закинул я удочку.

– Далеко. В Киеве.

– Тоже красивый город, только я там не был. А к нам надолго?

– Дом купили, значит, надолго, – сказала она, глядя в землю. Черепушка в ухе ослепительно блестела на солнце.

– А черепок зачем? – спросил я.

– Красиво. Разве нет?

– Красиво… Но в школе подумают, что ты панкушка.

– А я панк-рок и правда люблю.

Номер. Девчонка любит панк-рок. Ладно бы «Нирвану» какую, таких куриц у нас хватает, особенно мелких: напялят футболки «Кто убил Курта Кобейна?»… А никто его не убил, сам нажрался и застрелился.

– Я, в принципе, тоже… Хотя я все помаленьку слушаю. Погоди, а твой отец сказал, что ты в нашу школу будешь ходить, в шестую.

– Да мне-то все равно. В шестую так в шестую. Но, конечно, если ты там учишься, это хорошо. Веселее будет.

– Ну, до школы еще дожить надо, – философски сказал я.

Лето было в самом разгаре, и о занятиях думать совершенно не хотелось. Особенно о том, что мне осталось учиться всего год, а там уже пора озаботиться, как бы в институт поступить и от армии откосить…

О будущем я размышлять не любил и потому резко сменил ход мыслей, спросив Ларису:

– Лор, а твой отец кто по профессии?

– Историк. И мама тоже. Они ученые, пишут книги.

Так я и думал. Загадочная с виду семейка оказалась просто парочкой слишком умных людей. Трактаты пишут. Чего им в Киеве делать, в самом деле.

– А ты с бабушкой живешь? Я видела, старенькая такая…

– У бабушки я живу временно, летом, – объяснил я. – Надежда и опора. А вообще живу в центре.

– Покажешь мне город?

– Покажу.

– Только вечером, а то мне еще вещи разбирать нужно. Я зайду, ладно?

– Договорились.

– Я ожидал, что она снова выкинет свой трюк с перепрыгиванием заборчика, но Лариса вышла через калитку, аккуратно прикрыв ее за собой.

Нехорошо смотреть человеку в спину, но я проводил ее взглядом до самого крыльца. Нормально. Сегодня вечером все знакомые будут валяться. Что за девчонка, откуда такая? Наши доморощенные красавицы просто отдыхают. Удавятся небось… Черт с ней, с Танькой, когда такая девчонка живет по соседству и просит город показать.

Вы бы на моем месте как поступили?

То-то же!

Наблюдавшая мою тщательную подготовку к демонстрации города бабка пришла в восторг.

– Куды собрался-то? – спросила она в трепетном ожидании, приглушив звук дневного повтора очередного сериала.

– Погулять, ба.

– Я сунул намыленную голову под кран. Чертов «Хэд энд Шоулдерс», щиплет-то как! Паленый, что ли?!

– Моисея… Бреисся… – бормотала бабка. – С девкой соседской небось?

– Угу.

Чего скрывать, все равно ведь подсмотрит старая.

– И правильно. И так и надо. Подружка табе…

– Ба, уймись! – взвыл я.

Бабка сунула мне пахнущее лавандой махровое полотенце и спросила:

– Погладить, можеть, чего надо?

– Футболку, – кивнул я. Бабка, как ни крути, гладила лучше меня. Опыт…

Короче, когда Лариса позвонила в дверь, я был при полном параде: в белой футболке, черных джинсах и своих любимых армейских ботинках. Бабка уговаривала меня надеть «тухли», но я не поддался на эту провокацию. Лариска пришла в том, во что была одета днем. Судя по всему, особенным украшательством она не занималась и даже, по-моему, не красилась. Хотя ей это и не нужно.

– Здравствуйте, бабушка! – приветливо сказала она бабке, делавшей вид, что она уже посмотрела сериал и теперь изучает газету «Известия» (без очков бабка ни черта не видела, да и читать могла не слишком-то бойко, но Лариска про то не знала).

– И здравствуй, милая, – с готовностью отозвалась бабка.

– Пойдем, – буркнул я, зная, что от бабки можно всего ожидать, язык что помело.

– Мы вышли с нашего дворика и двинули в направлении троллейбусной остановки.

– Тебе чего показывать-то?

– Все интересное, – сказала она, мотнув головой и отбросив длинные пряди с лица.

– Отец твой про кладбище спрашивал… Показать?

Она несколько помрачнела.

– Нет, кладбище как раз не нужно. Не люблю кладбища… Мороженое давай поедим, сока попьем какого-нибудь…

Я прикинул свою платежеспособность. Рублей сорок в кармане джинсов лежало, плюс мелочью около червонца.

Можно. Гулянка, блин!

– Давай, – согласился я.

На остановке скучали две старухи с семечками и спал на скамье, тревожно вскрикивая, пьяный. Троллейбус пришел неожиданно быстро: нам повезло, потому что к вечеру интервал увеличивается до двадцати минут. Мы погрузились в практически пустой салон, купили у унылой кондукторши талоны и поехали в центр.

– Садись, – сказала Лариса, хлопая ладонью по порезанному дерматиновому сиденью рядом с собой.

Я покачал головой:

– Не люблю сидеть в троллейбусе.

– Тогда и я не буду.

Она встала и повисла рядом со мной на поручне. Мне было как раз по росту, а Лорка именно висела. Кондукторша посмотрела на нас как на идиотов – троллейбус-то пустой – и отвернулась.

Мы висели, качаясь на выбоинах и поворотах, и делали вид, что смотрим в окна, а на самом деле украдкой разглядывали друг друга. Я все больше убеждался в том, что Лариса очень красивая и, я бы сказал, сексуальная (дурацкое слово, но что еще можно сказать о девчонке с ногами от ушей, посмотрел бы я на вас). О последнем я старался не особенно думать (как бы чего не вышло), но думалось, и все тут.

Что думала обо мне Лариса, я не знаю. Но, наверное, ничего плохого, раз сама попросила меня показать ей город. Или…

– Ты, наверное, волнуешься: нравишься ты мне или нет, – спросила она с хитрой улыбкой.

Я промямлил что-то неопределенное.

– Я же вижу. Нравишься, конечно. Хорошо, что я сразу, по соседству, нашла друга.

Вот те на! Заявленьице! Как-то это не очень красиво, когда девушка сама затевает подобный разговор и признается… э-э… не в любви, нет, но…

Теперь, наверное, мне надо сказать что-нибудь в ответ. Или не говорить? Как-то очень уж быстро все получается, так не бывает!

Меня спас троллейбус. Он остановился, и я заорал:

– Выходим! Чуть не проспали!

В парке, в кафе «Ариэль», мы купили мороженое в вазочках и сок. Вернее, сок и мороженое я купил Ларисе, а себе, как и положено солидному человеку, взял бутылку пива «Сокол» и пакетик чипсов.

– Любишь пиво? – спросила она.

– Люблю.

– А я нет.

Она ковыряла мороженое пластмассовой ложечкой и делала это очень красиво. Никогда бы не подумал, что можно красиво есть обычное сливочное мороженое.