Самое сложное в космосе – это вовсе не полет. Самое сложное – ориентирование. Даже на околоземной орбите это очень ответственная процедура, что уж говорить о межзвездном пространстве.
      Моя «птичка» ориентируется по шести звездам. Вначале я грубо навел датчик на Сириус – машина придирчиво сверила его спектр с эталонным и согласилась с моим мнением, что это именно Сириус. Потом несколькими толчками двигателей ориентации я нацелился на Фомальгаут. Дальше компьютер будет работать сам. Шесть ориентиров. И вычисления – миллионы, миллиарды операций, чтобы рассчитать ту цепь прыжков, что выведет «Спираль» к Солнечной системе, более того – именно к Земле.
      Если мой челнок выскочит из джампа где-нибудь в районе Марса – меня, вероятно, спасут. Если в районе Плутона – придется уходить на повторный заход… такое бывает довольно часто. Но порой энергия или кислород кончается раньше, чем челнок выходит к Земле. А иногда от серии джампов пилоты впадают в гиперпространственную эйфорию. И начинают бесконечные прыжки в никуда – джамп ради джампа, пока не иссякнет энергия…
      Я развернулся в кресле и посмотрел на рептилоида. Счетчик сидел на цилиндре джампера – жутковатая фигура, что-то вроде маленькой ожившей горгульи.
      – Как мне тебя называть? – спросил я.
      Наверное, он размышлял, но очень быстро. Казалось, что ответ был готов мгновенно.
      – Зови меня Карел.
      – Это человеческое имя.
      – Да. Так звали первого… – Пауза, рептилоид втягивал воздух, чтобы продолжить фразу: – …представителя вашей расы… с кем мы наладили общение.
      – И ты считаешь это достаточным основанием, чтобы позаимствовать его имя?
      – Да. Я не прав?
      – Какая разница. – Я пожал плечами.
      Теплокровная яйцекладущая ящерица по имени Карел смотрела на меня прозрачными голубыми глазами. Ожидающе смотрела.
      – Я – Петр.
      – Это имя связано с твоими религиозными убеждениями?
      – Чего? Да нет, это просто имя.
      – Хорошо.
      Шаттл снова задрожал, разворачиваясь. Делал он это медленно и неуклюже: что ни говори, а системе ориентации – полвека. Конечно, ее дорабатывали, улучшали, но при всем желании «жигули» в «мерседес» не превратишь.
      – Требуется помощь? – с едва заметной вопросительной интонацией произнес рептилоид.
      – Какая?
      – В расчетах.
      – Спасибо, обойдемся.
      – Я хотел бы быть полезным.
      Вот уж радость – нашелся второй пилот…
      – Ты мне не нужен. Какого черта вообще залез в мой корабль?
      Счетчик втянул треугольную голову, словно испытывая смущение.
      – Петр, я несу важную информацию.
      – Для кого?
      – Для людей.
      Я кивнул. Очень содержательно.
      – А от кого?
      – От Счетчиков.
      – Только не надо меня держать за простофилю, ладно? Мы кое-что о вас знаем!
      – Что? – прошелестел рептилоид.
      – Вы не имеете решающего голоса в галактическом Конклаве. Ваша планета – коллективная опекаемая территория с преобладающим влиянием Хикси и Даэнло. Что вы можете сделать для человечества?
      – Дать ему силу и власть.
      Голосок у рептилоида был ровным и скучным – видимо, передача эмоций давалась ему с трудом.
      – Ты врешь, счетчик.
      – Карел.
      – Хорошо. Ты врешь, Карел. Человечество не нуждается в помощи.
      – Ваша планета имеет статус наблюдателя в Конклаве. Вы находитесь под консультативной опекой Хикси и Даэнло. Сильные расы сочли, что это проще, чем брать Землю под протекторат, и выгоднее, чем уничтожать. Вы имеете право основания колоний, но только после отказа от планеты всех рас с правом решающего голоса. За двадцать лет ни одна открытая людьми планета не была передана Земле.
      – Нам пока хватает места.
      – Пока. Вам никогда не позволят распространяться по галактике. Вы останетесь резервацией. Будете возить срочные грузы – до тех пор, пока не найдут альтернативы джампу.
      Компьютер пискнул и мягким женским голосом произнес:
      – Расчет джампа закончен. Жду указаний.
      Под пристальным взглядом счетчика я протянул руку к пульту, набрал на парольной клавиатуре код. Одна из панелек на пульте сдвинулась, открывая маленькую нишу с тремя клавишами. Ниша была подсвечена красным светом.
      – Что это? – спросил рептилоид.
      – Это смерть-пульт, Карел.
      Я осторожно провел пальцами по клавишам. Нажать их непросто, они тугие, на тренажере все курсанты в этом убедились.
      – В нашей присяге, Карел, есть такая фраза… – Я искоса следил за ним, пытаясь уловить хоть какое-то движение. – Высшей ценностью будут для меня интересы человечества. Любой ценой я буду защищать его от угрозы, от кого бы она ни исходила.
      – Это разумное обещание, – сообщил рептилоид.
      – Я могу отправить шаттл в джамп-серию, сжечь джампер или подорвать топливные баки. В любом случае – это наша смерть.
      – Зачем, Петр?
      – Чтобы никто не узнал, что вы можете переносить джамп.
      Я не то чтобы врал. Честно говоря, я просто не мог понять, готов ли надавить одну из клавиш. Но счетчик отнесся к моим словам абсолютно серьезно.
      – В этом нет необходимости, Петр. В этом нет никакой необходимости. Абсолютно нет.
      – Докажи. – Я опустил палец на клавишу джамп-серии.
      – Иные расы не знают, что счетчики способны выдержать джамп.
      – Они могут узнать.
      – Это не поможет, Петр. Наш метод только для нас. Он уникален.
      – И в чем он состоит?
      – Я отвечу на Земле.
      – Что ты хочешь предложить людям?
      – Я отвечу на Земле.
      – Почему?
      – Мы мало о тебе знаем, Петр. Мы не решили, можно ли тебе доверять. Информация очень ценна, если Сильные расы узнают ее – будет потеряно слишком многое.
      Я не сразу осмыслил его намек.
      – Ты что, хочешь сказать, что я могу предать Землю и сообщить твои слова Чужим?
      – Да.
      А чему я, собственно, удивляюсь? Ведь даже на «Эксплорере» была Эвелин Ракш, «проклятие феминизма» и «позор афроамериканцев», чернокожая женщина-пилот, навязанная в экипаж показушниками из НАСА. Милая молодая женщина, без всяких пыток и угроз выложившая хиксоидам абсолютно все. И что такое джамп, и как управляется челнок, и где находится Земля… Конечно, и без ее помощи Чужие узнали бы это. Но факт остается фактом.
      Я видел пленку с записью ее допросов на Земле. Она так и не смогла объяснить своего поступка. Поскольку адвокат строил защиту на непроверяемом утверждении о пси-воздействии хиксоидов на его подопечную, Эвелин была просто отстранена от космической программы. Ей пришлось сменить имя и перебраться куда-то в Канаду, где она и покончила с собой через полгода. Может быть, она и впрямь шагнула с балкона, может быть, ей помогли, не знаю…
      – А кому ты мог бы довериться? Директору «Трансаэро»? Ассамблее ООН? Президенту России?
      – Андрею Хрумову.
      Я долго молчал. Счетчик сразил меня наповал.
      – Ты знаешь, кто он?
      – Психолог, участник первых контактных переговоров Земли и галактического Конклава. Автор «Манифеста обреченных».
      – А еще?
      – Твой предок по мужской линии.
      – Мой дед.
      – Дед, – согласился счетчик.
      – Карел, дед тебя убьет, если сумеет догнать.
      – Я передвигаюсь медленно.
      – Он тоже не быстро, ему за семьдесят. Но он будет очень стараться. Ты потому и забрался в мой челнок, что хочешь встретиться с дедом?
      – Один из факторов, – признал счетчик.
      – Карел, никогда не думал, что ваша раса столь безумна. Искать помощи и сотрудничества у человека, который ненавидит все инопланетное, у самого отъявленного шовиниста…
      – А кто тебе сказал, что мы не шовинисты?
      Я посмотрел в глаза рептилоиду. Тот медленно разжал рот, изгибая его в улыбке. Надо же. У живых компьютеров есть чувство юмора.
      – Не нравится мне это, – признался я. – Блин. Так я влип из-за деда? Вначале едва на курсах не завалили, потом брать на работу не хотели, теперь – в такой навоз вляпался?
      – Что поделаешь. Это общая проблема тех рас, чьи граждане не могут выбирать своих родителей, – сказал счетчик.
      Я закрыл панель смерть-пульта. Мне показалось, что счетчик облегченно вздохнул.
 
      Навигационный расчет едва не пропал даром. Я слишком долго разговаривал со счетчиком, запугивал его смерть-пультом, а время принятия решения истекало. Звезды скользили по своим орбитам, и с каждым мгновением шансы на удачный джамп истекали.
      – Приготовься, – сказал я счетчику. Тот понял и подобрался, цепляясь за кожух джампера, скользя коготками по металлу. Глаза рептилоида закатились.
      Как же он выдерживает джамп?
      За четыре секунды до автоматического сброса навигационных расчетов я нажал кнопку джампа, и пространство вывернулось наизнанку.
      О-о-о!
      Дольше, дольше, дольше…
      Пусть этот миг не кончается, пусть корчится от ужаса счетчик, пусть тщетно добивается равноправия Земля, пусть Сильные расы играют в свои взрослые игры… Плевать, лишь бы продлить этот миг, превратить его в вечность…
      Я открыл глаза.
      Темнота и скулеж счетчика.
      Как тяжело возвращаться в реальность.
      Химический фонарик замерцал в моих руках. Я увидел тоненькую ниточку собственной слюны, плывущую в воздухе и медленно сворачивающуюся в шарик. Смахнул ее рукавом, поискал взглядом рептилоида. Как тяжело двигаться…
      Счетчик дрейфовал у лобового иллюминатора, рядом с игрушечным мышонком. Кажется, этот джамп дался ему тяжелее – чешуйчатое тело тряслось в непрерывных мелких судорогах.
      – Счетчик! – позвал я. – Карел!
      Очень медленно рептилоид отвел от брюха голову и прошептал:
      – Прошу прощения…
      – Как ты это делаешь? – резко спросил я. – Как выдерживаешь джамп?
      – Я… – Пауза. – Объясню позже…
      Потянувшись, я схватил его за переднюю лапу и подтащил к пульту. Счетчик торопливо забрался на свой насест.
      Он все готов объяснить, но позже. Может быть, когда станет слишком поздно. Одобрят ли на Земле мой поступок, или напомнят о присяге и смерть-пульте? Не знаю. Но вначале надо добраться домой.
      Сбросив ремни, я скользнул к иллюминатору левого борта. Ничего интересного – только звезды. Вроде бы рисунок созвездий очень привычный, неискаженный.
      – Мы прилетели? – полюбопытствовал счетчик.
      – Да, вот только куда? – Я оттолкнулся, перелетая через кабину. Взглянул в другой иллюминатор – тоже ничего особенного. Ладно, придется потерпеть. Челнок медленно вращается вокруг оси, что-нибудь да увижу.
      Пискнул компьютер – приборы оживали.
      – Необходимо вставить носитель информации? – спросил счетчик. Я посмотрел на него – он уже перебрался в кресло, тянулся лапой под правый подлокотник. Хорошо подготовился, знает, где что лежит.
      – Сумеешь?
      – Вероятно, да.
      С полминуты счетчик возился с замком – три длинных тонких пальца на лапах были достаточно подвижны, но им не хватало противостоящего. Наконец двумя лапами он открыл защелку и вытянул лазерный диск.
      – Валяй… Карел, – буркнул я. Словарный запас у счетчика был отменный – он понял.
      Пару минут я пялился в холодное сияние космоса, а рептилоид возился у пульта, тихо шипя, когда рассчитанные на людей кнопки не поддавались его усилиям.
      – Могу ли я подключиться к системе напрямую? – спросил счетчик после особенно бурной схватки с сидиромом. Я не ответил, потому что очередной оборот челнока наградил меня действительно красивой картиной.
      – Карел! – негромко позвал я. Рептилоид медленно подплыл ко мне.
      – Гляди.
      Сатурн выглядел как на фотографии в детской книжке. Кольцо было повернуто к нам плоскостью под небольшим углом, и солнечный свет вычерчивал его рельефно и предельно красочно. На фоне желто-коричневого шара планеты, какого-то плоского и не впечатляющего, кольцо казалось куда более вещественным и массивным… вьющаяся в космосе каменная река.
      – Красиво? – спросил я, сам удивляясь своему вопросу. Что такое понятие красоты для чужой расы?
      – Да. – Счетчик дышал тяжело и часто. – Это… похоже на дом.
      – На твою планету?
      – Да…
      Здорово. В справочнике данные о родной планете Счетчиков полностью отсутствовали. Теперь можно смело записать: «окружена кольцом»…
      – Это Сатурн? – спросил Счетчик. – Джамп оказался удачным?
      – Сатурн. Но ничего хорошего в этом нет.
      Рептилоид уставился на меня.
      – Карел, на моем корабле жидкостные ракетные двигатели. Ты ведь знаешь, что это такое?
      – Дрянь, – безжалостно сказал счетчик.
      – Верно. И чтобы вернуться на Землю, челнок должен оказаться от нее на расстоянии не более пятисот тысяч километров, в плоскости эклиптики и со скоростью относительно планеты не более сорока километров в секунду.
      – Дрянь… – повторил счетчик. – Вы часто гибнете?
      Я не ответил, любуясь уплывающим из поля зрения Сатурном. На краю иллюминатора разгорался ослепительный блик – Солнце спешило заглянуть нам в глаза.
      – Вам нужна помощь, человек, – сказал счетчик. – Вам очень нужна помощь…
      – Будем уходить на повторный джамп.
      Счетчик дернулся.
      – Здесь нет человеческих поселений?
      – На Сатурне? Шутник. На Ио… это спутник планеты, собираются открыть научную станцию. Может быть, года через два и смогут.
      – У нас нет такого количества времени. – Счетчик отвернул голову от иллюминатора.
      Я не стал напоминать ему, что в челноке нет запаса кислорода и на неделю. Помог ему добраться до пульта, вставил очередной диск.
      – Работай. У меня дела.
      Оставив рептилоида, я подплыл к шкафчику санитарных средств. Повернувшись спиной к счетчику, достал мягкий гофрированный шланг, расстегнул брюки.
      – Потребность в удалении отходов?
      Господи…
      Отвечать я, конечно, не стал. Включил отсос и попытался забыть про любопытный взгляд рептилоида, буравящий спину. Ненавижу эти мелкие бытовые проблемы. Но что поделаешь, если у нас нет искусственной гравитации.
      – Больше не комментируй мои потребности, ладно?
      – Извини, – кротко сказал счетчик. – Я занимался ксенобиологией, это очень любопытный аспект…
      – Лучше подумай о двух следующих джампах.
      – Петр, если ты позволишь мне работать совместно с компьютером…
      – Ну?
      – Я выведу корабль к Земле с максимально возможной точностью.
      Это было неслыханно. Это было настолько безумно, что в уставе даже не было прямого запрета. Скорее, наоборот, можно было притянуть за уши пункт о допустимости использовании помощи Чужих в навигационных расчетах.
      Поставить бы на мое место господ чиновников…
      – Хорошо, – чувствуя, что переступаю какой-то незримый порог, сказал я. – Как ты это сделаешь?
      – Очень просто. – Рептилоид сполз с кресла, уступая мне место пилота, завис над пультом. – Мы часто работаем с электронными машинами.
      – Но не с человеческими…
      – Двоичный код? – Счетчик провел лапой над пультом. Медленно прижал ее к портам компьютера, прикрытым прозрачной крышкой.
      – Снять? – спросил я.
      Счетчик не ответил, а дисплеи тем временем начали гаснуть.
      Вмешиваться было глупо. Я просто смотрел, как рептилоид отключает компьютер, как машина начинает перезагрузку и останавливается, не успев запустить операционную систему. Индикатор хард-диска часто мигал – информация куда-то уплывала. Видимо, в маленькую треугольную голову.
      Интересно, как это – напрямую общаться с электронной машиной? Неужели это и впрямь нормальный метод коммуникации Счетчиков?
      И как они тогда ухитряются оставаться эмоциональными существами? Я где-то читал, что любое существо, способное воспринимать информацию на уровне отдельных байтов, окажется эмоционально холодным – в нашем восприятии, во всяком случае. Слишком разным будет темп времени.
      – Очень интересное программное решение… – сказал рептилоид, убирая лапу с пульта. Компьютер при этом не ожил – все так же тускло тлели дисплеи, и даже индикатор хард-диска погас.
      – Какое еще решение?
      – Навигационная система. Для такой слабой машины подобная точность и быстродействие великолепны. Это человеческая разработка?
      – Да, конечно.
      – Вы очень способные, – покровительственно сообщил рептилоид.
      – Ты собирался рассчитать координаты джампа.
      – Я этим занимаюсь.
      – И одновременно разговариваешь со мной?
      – Это разные уровни сознания, Петр. Сознание внешнее и сознание внутреннее. На одном уровне происходит обработка больших массивов информации. На другом – активная материальная деятельность.
      – И оба уровня работают параллельно?
      – Когда это необходимо – например, сейчас, – то да. Если я нахожусь дома, в гнезде, то внешнее сознание лучше отключить. Если я лишен доступа к информации, то отключается внутреннее сознание.
      – А какое сознание у тебя главное?
      – Бессмысленный вопрос, – отрезал рептилоид.
      Но я не унимался:
      – Что развилось у вас раньше, Карел? Внутреннее или внешнее сознание?
      – Ты ксенобиолог?
      – Нет, но мне интересно.
      – Внутреннее. Внешнее выработано искусственно. – Казалось, что счетчик ответил с большой неохотой.
      И неудивительно. Он опять дал мне информацию о своей родине – то, что скрывала любая раса. Я попытался представить мир, в котором возникла подобная форма жизни. Мир, где не требовалось бороться с врагами, добывать пищу, укрываться от непогоды, создавать орудия труда. Мир, где выживание зависело от скорости и точности обработки информационных потоков.
      Что-то невообразимое.
      Природа не создает уродливые формы жизни. Любое существо идеально в своей экологической нише. Хрупкие и огромные хиксоиды – короли жарких и безветренных степей Сириуса. Мыши-алари – порождение холмистых равнин Фомальгаута, они развивались в лабиринтах глубинных нор, им важны были подвижность и небольшие размеры.
      Какая планета могла вызвать из небытия Счетчиков? Мир, опоясанный кольцом наподобие Сатурна, где требовалось обрабатывать и обрабатывать информацию, обмениваться ею – причем именно в электронной форме…
      – Я закончил расчет, – сказал рептилоид. Мне показалось, что он смотрит на меня с иронией. Будто понимает, о чем я думал.
      – Давай проверим.
      Счетчик издал тихий скрежет. До меня не сразу дошло, что это смех.
      – Петр, я взял из твоего компьютера все.Я выяснил идеальную посадочную глиссаду и наиболее удобный космодром. Я учел те гравитационные факторы и движения звезд, о которых люди просто не знают. Я проверил ресурсы корабля.
      Он положил лапу на пульт, индикатор хард-диска замерцал.
      – У тебя никогда не было такого идеального курса.
      Основной дисплей дернулся и высветил навигационную таблицу. Компьютер с неуместной гордостью сказал:
      – Расчет джампа закончен. Жду приказаний.
      Под насмешливым взглядом счетчика я выбрал в меню «подробности».
      – Джамп Земля – Земля, – сообщил компьютер. – Допуск – одна миллионная процента.
      – Устраивает? – спросил счетчик.
      Еще бы. Одна сотая была хорошим результатом, одна тысячная – редкой удачей и гарантией успешного джампа.
      – Готовься, – забираясь в кресло, сказал я. И непроизвольно пожелал, чтобы счетчик все-таки что-нибудь напутал.
      Конечно же, этого не случилось.
 
      Был джамп – и полчаса на оживление корабля. Я поел, а рептилоид от человеческой пищи отказался наотрез. Иного ждать и не приходилось – в космосе нет существ с одинаковым метаболизмом.
      Второй джамп привел нас к Земле.
      Даже не потребовалось зажигать очередной фонарик – мы вышли в реальное пространство над дневной стороной, и планета исполинским прожектором плыла под кораблем. Очень, очень близко – я даже испугался. Прежде чем компьютер оживет, притяжение Земли может вытащить нас на нерасчетную траекторию.
      Но опасения были напрасны. Челнок вышел из джампа на нормальной стабильной орбите. Я посмотрел на счетчика, который шипел и подергивался, отходя от джампа, хотел даже спросить, было ли это им задумано. И не стал.
      Конечно же, да.
      – Ты доволен расчетом, Петр? – спросил рептилоид.
      – Прекрасный джамп, – признал я. – Мне… никогда бы не удалось так рассчитать траекторию.
      Счетчик издал цокающий звук.
      – Это не очень просто, Петр. Я давно тренировался в подобных расчетах. Мы предусмотрели любой поворот событий…
      даже тот, при котором мне пришлось бы самому вести корабль.
      – Так вы давно готовились? – небрежно спросил я.
      – Три года по человеческому времени.
      Я молчал. Цивилизация Счетчиков потратила несколько лет на эту вылазку к Земле. Серьезная же игра у них идет…
      – Петр, ты должен понять, мы хотим только хорошего – для нашей и вашей цивилизации. Четыре счетчика пожертвовали жизнью, прикрывая мое проникновение в твой корабль. Это… это очень много! Наша раса невелика!
      Он уже освоился с невесомостью – ловко перебрался с джампера на пол, цепляясь коготками за мягкое покрытие, уселся в ногах. Повторил, вытягивая ко мне голову:
      – Только хорошего мы желаем, Петр!
      – Для хиксоидов хороша коллективная эвтаназия. Для коод-дельдо – каннибализм. Как вы можете решать за нас?
      – Мы изучали вашу историю! Ваше общество, мечты, религии, идеалы. Мы отбросили случайные факторы и выделили основные. Теперь мы сделаем вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
      Я отмахнулся. Ладно, пускай делает. В конце концов, решать не мне. Через полчаса после посадки голова будет болеть у президентов, экспертов по Чужим и генералов сил космической безопасности…
      Включив основной передатчик, я послал сигнал вызова. Прошло секунд десять, прежде чем мне ответили – по-русски, но с легким английским акцентом. Видимо, уже прочли код позывного и поняли, с кем имеют дело.
      – Орбитальный контроль, видим вас.
      – «Трансаэро», борт тридцать шесть – восемнадцать. Возвращаюсь с Хикси, Сириус.
      Пауза.
      – Хорошая траектория. Как полет?
      – Прекрасно. – Я терпеливо ждал. Челнок уже взят на прицел радарами, а может, и не только радарами – кто знает, что из баек о СКОБе ложь, а что правда. Смешно думать, что десяток их спутников и пара орбитальных станций способны оказать сопротивление кораблю Чужих. Но налог на СКОБу все платят без возмущений. Говорят, даже уклоняющиеся от любых налогов российские бизнесмены вносят анонимные пожертвования.
      Мы всегда боялись неба. Это в человеческой крови – страх перед бесконечной пустотой, сквозь которую плывет Земля. Люди готовы есть дрянную пищу и лечиться в разваливающихся больницах, лишь бы знать, что над ними, в бесконечном небе, кружат несколько железных песчинок с рентгеновскими лазерами…
      – «Трансаэро», все в порядке. Передаем тебя русским.
      – Пока, СКОБа.
      Дежурный офицер не успел ответить или не счел нужным. Вместо него возник другой голос:
      – «Трансаэро», с возвращением! ЦУП на связи.
      – Привет, Земля, – сказал я, глядя на белесо-голубую равнину над головой. Мы летели над Африкой – связь шла то ли через российский корабль космической связи, то ли через один из штатовских ретрансляторов. Сейчас мы сотрудничаем очень плотно… иначе нельзя.
      – Хорошо идешь, – одобрил меня невидимый оператор. – Значит, так. Меня зовут Максим, я веду тебя до космодрома. Будешь садиться на Свободном.
      – На Байконуре – никак? – Я покосился на навигационный экран, где уже крутился глобус, покрытый сеткой моей орбиты. Вроде бы траектория позволяла…
      – Байконур занят. Обе полосы. Если очень постараться, то выведем тебя на Саратовский-резервный, но какой смысл?
      – Хорошо, Земля. – Спорить было бессмысленно. В Китае нас стараются без нужды не сажать, все-таки лишние налоги в казну чужого государства. А резервная посадочная полоса близ Саратова – будущий космодром «имени Юрия Гагарина» – еще не доведена до ума. Я там ни разу не садился, но ребята рассказывали.
      – У тебя двадцать пять минут на перекур. Ты сейчас выходишь из зоны связи, мы берем тебя вновь в апогее, над Аляской, и сразу начинаем торможение.
      – На корабле все в порядке? – поинтересовался я. Телеметрия с борта начинает передаваться автоматически, и операторам куда виднее, как «птичка» перенесла джамп.
      – Все хорошо, – успокоил Максим. – Отдыхай. До конца сеанса – тридцать секунд.
      – Я с гостинцем лечу… – буркнул я, покосившись на счетчика.
      Оператор тихо засмеялся:
      – Ну, надеюсь, что не порожняком. Компания уже закидала нас запросами, видимо, контракт…
      Голос оборвался резко, словно ножом обрезали. Автоматика вытягивала слабеющий сигнал до последнего, а потом просто отключила связь. При желании я мог связаться со СКОБой – их станции перекрывают весь горизонт, но зачем…
      – Не о том гостинце речь, – сказал я в пустоту. Посмотрел на счетчика: – Готовься к шуму, Карел. Скоро такое начнется…
      – Не надо, – быстро сказал рептилоид. – Этого не нужно! Моя миссия не рассчитана на общение с официальными лицами!
      – Да? – Я засмеялся. Покачал головой. – А на что ты надеялся, счетчик?
      – Карел, а не «счетчик»! – Рептилоид замотал головой. – Слово «счетчик» оскорбительно, Петр!