– А все-таки? – уточнил Мартин, окончательно сбитый с толка.
      – Я люблю своих клиентов, – объяснил бармен. – Я люблю свою работу. Верите?
      Мартин кивнул.
      – И посмотрите, что я должен предлагать посетителям? – скорбно воскликнул бармен. – Местное пиво! Ячменный виски, который таки совсем не виски, а очень даже самогон! У меня есть два ящика напитков с Земли, но кто может позволить себе их купить? Кто попросит смешать коктейль? Кто здесь пьет “Попытку к бегству” или “Выбраковку”, кто закажет “Кольцо тьмы” или “Волчью натуру”? Даже банальный джин-тоник, даже “Стеклянное море” – немыслимая роскошь для Прерии. Это ужасно, молодой человек! На той неделе один поц заказал “Линию грез” – как я радовался, что у меня нашелся и белый “Бюссо”, и гренадин, и граппа... Так он же потом все залакировал самогоном!
      – Вы не американец, – сказал Мартин. – Таки вы одессит!
      – Я из Херсона, молодой человек, – воскликнул бармен, гордо выпрямляя спину. – Это вовсе не Одесса, это лучше! А вы откуда?
      – Москва.
      – Где только земляков не встретишь, – пожимая Мартину руку, философски заметил бармен. – Чем могу помочь?
      Мартин достал фотографию и показал бармену.
      – Встречал, – едва взглянув на фотографию, отозвался бармен. – Когда же она заходила... дай Бог памяти... в пятницу? Или в субботу?
      – В пятницу, – сказал Мартин.
      – Нет, вроде бы в субботу... – размышлял бармен. – Или в воскресенье? Вот что я вам скажу, поговорите-ка с тем сударем, что у окна! Девочка с ним долго разговаривала.
      Сударь у окна оказался невысоким мужчиной лет сорока. Ермолка, небрежно сдвинутая на затылок, не скрывала благородную залысину, открывающую высокий лоб мыслителя и большую часть темечка. Мужчина был худ, но жилист, одет в потертые джинсы и рубашку из светло-коричневой замши. Если бармен производил впечатление человека печального, то сударь в ермолке казался просто средоточием вселенских скорбей. Цивилизация, похоже, чем-то серьезно перед ним провинилась – и мужчина не ожидал от окружающих ничего хорошего. К поясу его была пристегнута солидных размеров кобура с огромным никелированным револьвером, на столе стояла ополовиненная бутыль “очень даже самогона”. Именно в эту минуту сударь готовился сделать очередной глоток – долго морщился, подозрительно вглядывался в стакан, отворачивался и брезгливо принюхивался к пойлу, но в итоге все-таки выпил. Йог, насильно уложенный на постель из гвоздей, и тот не перенес бы муку более стоически.
      – Как его зовут? – спросил Мартин.
      – А вот этого никто не знает, – усмехнулся бармен. – Поговорите, может быть, он вам назовется?
      Благодарно кивнув, Мартин взял свое пиво и подошел к ковбою, все еще осмысливающему порцию алкоголя. Спросил:
      – Простите?
      – Садись, – мрачно сказал ковбой. Наполнил стакан до краев и подвинул Мартину.
      На какие только жертвы не приходится идти частному детективу!
      Мартин не стал принюхиваться. Конечно, вид таинственного “сударя” не служил рекламой напитка, но вряд ли в баре подавали явную отраву. Он выпил залпом и мгновенно приник к пивной кружке.
      Нет, это и впрямь было не виски. Самогон. Впрочем, самогон качественный, ничуть не хуже российского.
      – Ну, рассказывай, – видимо, сочтя испытание пройденным успешно, сказал мужчина.
      – Меня зовут Мартин...
      – А я не могу назвать свое имя, – печально ответил ковбой.
      – Почему? – поинтересовался Мартин.
      – Меня убьют. Тут же.
      Во взгляде лысого ковбоя была такая глубокая убежденность, что Мартин спорить не стал:
      – Хорошо, как вам будет угодно. Я ищу девушку...
      – Покажи, – ковбой протянул руку, взял фотографию, несколько мгновений изучал ее. – Да. Хорошая девушка. Очень добрая, славная. Мы с ней беседовали.
      – Родители девушки наняли меня, чтобы найти ее, – пояснил Мартин. – Вы не могли бы рассказать мне, о чем вы беседовали?
      – Будет ли это честно? – спросил ковбой. – Если девушка покинула дом...
      – Она мертва, – сказал Мартин. – Я пытаюсь всего лишь разузнать о ее последних днях. Сударь...
      Ковбой покачал головой:
      – Ну почему этот бармен так уверен в моем русском происхождении?
      – Потому, что сам русский? – предположил Мартин.
      – Ой, не смешите мои мокасины! – махнул рукой ковбой. – В пять лет эмигрировать с Украины – и считать себя русским? Ладно, зовите, меня как хотите. Сударь, сеньор, мистер...
      Он налил в стакан немного виски, подвинул Мартину, а сам взял бутылку:
      – За девочку, мир ее праху.
      Пришлось снова выпить. Мартин печально подумал, что такими темпами он не успеет ничего узнать – свалится под стол.
      – Как погибла-то? – занюхивая рукавом, спросил ковбой.
      – Случайность, – поколебавшись, сказал Мартин. – Нападение животного.
      Ковбой покачал головой:
      – Надо же... Мы с ней в воскресенье познакомились. Вижу – грустит девчонка, скучает над пивом, заговорил...
      Мартин решил не поправлять ковбоя. Его собеседник мечтательно продолжал:
      – Славная девочка. Я бы ей помог, но какой из меня помощник... только беду бы накликал... Она хотела исследовать руины, те, что у серебряного рудника. Я ее как мог отговаривал – видел я эти руины, ничего интересного. Но у нее была какая-то хитрая идея. Мол, эти руины на самом деле – и не руины вовсе.
      – Это как? – удивился Мартин.
      Ковбой пожал плечами:
      – Да я толком и не понял. Девочка все смеялась, говорила, что ей повезло обдурить ключников. Наверное, прошла Вратами с какой-то пустячной историей... А потом сказала, что все мы слепцы. Что все мы – почти боги. Что скоро мир изменится, да еще как.
      – Сколько же вы выпили... – пробормотал Мартин. Рассказ ковбоя удивления у него не вызвал, в семнадцать лет и девочкам, и мальчикам позволительно грезить о коренной переделке мироздания. Но Ира казалась ему более хладнокровной особой.
      – Она – кружку пива, – уклончиво ответил ковбой. – Я очень хороший собеседник. Женщины и дети мне доверяют.
      – Что-нибудь еще она говорила? – спросил Мартин.
      – Тоже хотите мир изменить? – усмехнулся ковбой. – Да всякие пустяки. Ей вроде как хотелось побольше сказать, но она сдерживалась. Все какие-то пустяки... – он посмотрел в окно. – О! Гляди!
      Мимо бара медленно проезжал микроавтобус. Увидев в окошках детские мордашки, Мартин с удивлением подумал, есть ли необходимость в школьном автобусе в таком маленьком городе.
      Ковбой тут же развеял его сомнения:
      – Фермерских ребятишек со школы повезли... Ира его тоже увидела, засмеялась и говорит: “Автобус, небось, муниципальный?” Я говорю, что вроде как да, техники тут мало, с нефтью тоже вечно проблемы... низкосортная она... Девчонка и говорит: “То-то!” С торжеством таким, будто открытие сделала.
      Мартин проводил автобус взглядом. Пожал плечами:
      – Спасибо. Так значит, вы видели Ирину только один раз, в субботу?
      – В воскресенье, – твердо сказал ковбой. – Из церкви вернулся, – это прозвучало так, будто из питейного заведения он выбирался только к воскресной проповеди, – тут она и подошла. Позавчера еще видел, только мельком, ручками друг другу помахали, даже не разговаривали.
      Мартин недоверчиво посмотрел на ковбоя:
      – Вы ошибаетесь. Позавчера Ирина погибла.
      – Значит, перед тем и видел, – невозмутимо ответил ковбой. – Она на руины отправилась, все-таки не отговорил я ее. Да вон, индейца спроси... он ей дорогу указывал.
      Помолчав некоторое время, Мартин поднялся. Ковбой насмешливо смотрел на него, будто почувствовал невысказанное недоверие.
      Мартин подошел к индейцу. Кивнул:
      – Мир тебе, Джим.
      – И тебе мир, – кивнул индеец. Говорил он на довольно приличном туристическом, хотя сразу было понятно – учил сам.
      – Ты видел эту женщину, Джим? – спросил Мартин, доставая фотографию. Встречались расы, неспособные соотнести изображение с оригиналом, но туземцы Прерии казались достаточно человекообразными.
      Взгляд индейца скользнул по снимку и он неспешно кивнул:
      – Да.
      – Когда? – продолжал расспросы Мартин.
      – Позавчера я отвел ее к старому городу, – сказал индеец. – В полдень мы расстались.

3

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.