Он стоял, раскинув для равновесия руки и чуть покачиваясь. Я смотрел на него, и никак не мог сообразить, чего же он не спрыгивает обратно на мост. Ясно же, что после этого начнется грандиозная свалка, в которой нас неминуемо сомнут. Думал я об этом спокойно, даже с каким-то восхищением этим парнишкой. У меня в голове еще не укладывалось, что здесь проигрыш равнозначен смерти… А мальчишка об этом знал. И он понимал, что победу для своего острова завоюет ценой собственной жизни, что кого-кого, а уж его-то убить успеют. Наверное, вначале, в горячке схватки, он не подумал об этом, а теперь ему стало страшно. Он вдруг жалко, умоляюще улыбнулся и раскрыл рот, чтобы что-то сказать. Может быть, попросить перемирия. Но Крис уже прыгнул к нему, вскидывая свой меч, который мне казался деревянным, а мальчишке с чужого острова — стальным.
      Перила были узкими, очень узкими. Мальчишка уже не мог спрыгнуть на мост — он попал бы под удар Криса. Тогда он пригнулся, уклоняясь. И потерял равновесие.
      Я вскрикнул, но голоса своего не услышал — все закричали разом. Мальчишка исчез с моста так быстро, словно его сдернули вниз сильной рукой. Через секунду мы уже перегнулись через перила, не оглядываясь друг на друга, не ожидая удара в спину, мгновенно забыв, кто здесь с какого острова.
      Мальчишка падал томительно медленно, словно парил в воздухе. Меч он выронил, тот кувыркнулся над ним, отставая, и на глазах терял свой стальной блеск, превращаясь в обыкновенную деревяшку. Только сейчас, видя это бесконечное падение, я осознал, на какой высоте находится мост. А мальчишка все падал. Может быть, эти мгновения лишь казались нам бесконечными. Время умеет растягиваться, когда тебе очень страшно…
      Мальчишка уже превратился в крошечное пятнышко на фоне воды. «Сейчас…» — с замирающим сердцем подумал я. И тут внизу сверкнула яркая белая вспышка. Это походило на вспышку магния, но его потребовалось бы не меньше килограмма. Даже глаза заболели. Я зажмурился, а когда снова посмотрел вниз, там не было никого. Лишь на воде, тоненький, словно спичка, покачивался деревянный меч.
      А потом меня резанул знакомый голос.
      — Ребята!
      Двадцать четвертый остров шел в атаку. Они были совсем рядом. А Малек стоял рядом со мной, и по лицу его текла кровь. В него метнули нож.
      …Я больше не думал об игре. Здесь все было настоящее — друзья и море, враги и замки. И выбор был прост — ты, или тебя. Я кидался вперед, и мой меч звонко отбивал чужие удары. Помню, один раз на меня бросились трое, — старше и сильнее. Но кто-то, кажется Толик, подбежал и встал рядом.
      И враги стали отступать. Не думаю, что в этом было много моей заслуги. Просто все так сложилось — страшная смерть их товарища, получасовая драка, наше с Игорьком появление… Ну и мои неумелые, наполненные страхом и отчаяньем удары, наверное, тоже. Так иногда бывает, и честь победы достается тому, кто просто опоздал к началу схватки…
      Я опередил и Толика, и Януша, и Криса. И неожиданно оказался один на один с отставшим противником.
      Первое, что бросилось мне в глаза, — он был посветлее других. Не такой загорелый и чуть аккуратней подстриженный, хоть и длинноволосый. Еще через секунду до меня дошло, что это девчонка лет четырнадцати, и я опустил меч. Не знаю, сумел бы я ударить парня, даже после всего случившегося на мосту… Девчонку я не мог ударить точно. А она стояла, опустив меч, повернувшись ко мне лицом и не пытаясь убегать. Вид у нее вполне соответствовал окружающим: обрезанные чуть ниже колен джинсы, завязанная на животе узлом блузка, волосы, перетянутые на лбу широкой черной лентой. И все равно что-то в ней казалось знакомым, земным. Из той моей жизни, которая оборвалась вчера со щелчком фотоаппарата…
      Девчонка стояла и смотрела на меня. Знакомо смотрела…
      — Инга… — одними губами выдохнул я.
      Это было невероятнее всего случившегося. Фантастичнее Игры и пришельцев. Этого просто не могло быть! Ингу я видел всего два дня назад. Да, возможно загореть за пару дней, при желании за тот же срок реально обтрепать одежду и исцарапать руки. Даже с прической можно сделать что-нибудь такое, отчего волосы покажутся длиннее. Но глаза, выражение лица — они так быстро не меняются! Инга выглядела сейчас гораздо старше. Оттого, наверное, я и не узнал ее сразу…
      — Тихо, — шепотом сказала Инга. — Приходи сюда ночью, на мост. И никому не говори про меня.
      Она повернулась и бросилась к своим.
      Игорька ранило несильно. Он даже уверял, что ему совсем не больно, словно мы не видели набегающих на его глаза слез. Крис с Янушем остались на мосту. А мы с Толиком отвели Малька в замок. По дороге Толик рассказывал про Януша. Он здесь недавно, с месяц, его все учат русскому языку, но говорит Януш пока плохо. Толик вспоминал какие-то забавные словечки Януша, хохотал. Мне это казалось диким. Только что мы видели, как погиб мальчишка с соседнего острова, только что он рубился насмерть, и уже смеется. Но и Малек смеялся, вздрагивая при этом от боли. А у меня перед глазами стояли то падающий в море пацан, то замершая под моим мечом Инга.
      В тот вечер ребята вернулись с мостов раньше обычного — на небо набежали тяжелые тучи. Быстро стемнело, и ветер стал холодным. Мы с Толиком стояли на «балконе». Так я про себя называл опоясывающую весь замок террасу, с которой и начинались все три моста. На нее же выходили окна наших комнат, которыми запросто пользовались вместо дверей. Толик весь вечер разъяснял мне, где и что находится, и я уже не слишком путался. Замок был в общем-то небольшой. Комнаты, где мы жили, Тронный зал, кухня, Турнирный зал (я бы назвал это длинное, с высоким потолком и зарешеченными окнами помещение просто спортзалом). Ну, и еще множество узких коридоров, подвал под замком и пустые комнаты в сторожевой башне. Честно говоря, большую часть площади занимали толстенные каменные стены.
      Толик был весь перебинтован. Ему наложили на раны какую-то белую мазь, и он уверял, что к утру на коже останутся лишь тонкие белые шрамики. Малек подвергся той же процедуре, но его еще и уложили в постель, а Толика даже не пытались. Не обращая внимания на свои быстро побуревшие повязки, он таскал меня по замку, пока не добрался до балкона.
      — Хочешь научиться слушать мост?
      Я кивнул, не совсем представляя, чему меня собираются учить. Толик мгновенно растянулся у самого начала моста, прижался ухом к гладким плиткам.
      — Ложись и вслушивайся.
      Я послушно лег. И услышал слабое, глухое потрескивание. Это расходились, остывая, половинки моста. Почему-то мне стало жутко. Похожее ощущение было у меня только однажды, когда я был с классом на экскурсии в самой настоящей шахте. Ну, не в самой шахте, конечно, а на поверхности. Тогда я подошел к забранному решеткой отверстию вентиляторов, гнавших воздух с полукилометровой глубины. И услышал гул мчавшегося из темноты, из узких запутанных коридоров, ветра. Было в нем что-то такое, от чего по коже побежали мурашки. Какая-то слепая, равнодушная мощь и незримый холод десятков стальных лопастей, несущих воздух к поверхности.
      Так и здесь. В потрескивании сжимающегося камня таилась нечеловеческая, тупая сила. Точно так же завтра утром с восходом солнца мост начнет сходиться. Словно две каменные руки сойдутся в смертельном рукопожатии, стискивая очередную жертву…
      — Впечатляет? — гордо спросил Толик.
      Я кивнул, поднимаясь. И вздрогнул, увидев, что на плитках, там где лежал Толик, остались влажные темные пятна. Толик перехватил мой взгляд, усмехнулся:
      — Да не бойся, Димка. На островах не умирают от ран. Только в бою… Хочешь, развяжу бинт? Сам увидишь, рана уже затянулась.
      — Я верю, — честно ответил я. — Не надо.
      Постепенно возвращались с мостов ребята. С южного — Крис с Янушем, с восточного — Тимур, Сержан и еще двое ребят, имен которых я не помнил. Самый воинственный вид был, несомненно, у Тимура. Дежурить на мост он ходил с двумя мечами, закрепленными в специальных ножнах за спиной, так что длинные рукоятки торчали над плечами. Не знаю, действительно ли он фехтовал обоими мечами сразу, но выглядело это внушительно. Да и по возрасту Тимур был старше меня не меньше чем на год. С Сержаном мы были ровесниками, ну а их напарники (из разговоров я, наконец-то, узнал их имена — Игорь-длинный и Ромка) выглядели немного младше меня. Большинство ребят попадали на острова лет в двенадцать-тринадцать. Малек, «сфотографированный» в неполные шесть лет, и я, сделавшийся участником Игры в четырнадцать, казались исключениями из правил.
      Последними пришли те мальчишки, которые охраняли западный мост. Еще два Игоря, Илья, Костя. Они начали было рассказывать, как на них напали ребята с двенадцатого острова, но встретив иронический взгляд Криса, замолчали. Тогда заговорил наш командир. Он коротко сообщил, что в схватке с врагами двое его товарищей оказались ранены, но мужественно продолжали бой. Меня это немного удивило, но я не стал спорить. Потом он рассказал про Малька — ту все было совершенно правильно, но когда дошло до меня… Выходило чуть ли не так, что именно я разогнал всех нападавших, спас от смерти самого Криса, а вдобавок проявил еще редкостное благородство, пощадив оцепеневшего от страха противника. У меня даже слов не нашлось, чтобы ему возразить. Да к тому же, услышав про «оцепеневшего противника», я едва удержался от того, чтобы сказать, сколько лет с ним знаком… Конечно, если мне не померещилось.
      Внезапно я засомневался, действительно ли встретил на мосту Ингу. Вспомнилось, что она так и не назвала меня по имени. Ну, а предложение встретиться ночью, тайком… Это вполне подходило для девчонки, прожившей на островах несколько лет и пораженной тем, что ее вдруг пощадили в бою, но совсем не подходило для Инги. Она в таких вопросах никогда не проявляла инициативы…
      Прервало мои размышления появление Риты. Она постояла немного среди нас, о чем-то шепотом спросила Криса, а потом громко позвала:
      — Ребята, ужинать.
      Повторять приглашение ей не пришлось. Мы перешли в Тронный зал и набросились на еду. Мясо, хлеб, картошка, огурцы. Чай с конфетами… Это уже было чересчур. Ладно, где-то в глубине острова могла расти пшеница и картофель. Но конфеты — дешевая и приторно-сладкая карамель в блеклых обертках — они-то на деревьях не вырастут! Я разгладил обертку — на ней не оказалось ни единого слова. Просто рисунок: синие морские волны, а в них — зеленый островок… Наклонившись к сидящему рядом Толику я прошептал:
      — Слушай, откуда все это?
      — От хозяев, — спокойно ответил он.
      — От кого? — не понял я. Толик, дожевывая кусок мяса, разъяснил:
      — Да от пришельцев.
      Наверное, в голове у меня сработал какой-то предохранитель, потому что я перестал удивляться. Всю порцию удивления, отпущенную мне на этот день, я уже израсходовал и теперь спокойно выслушал рассказ о кухонных шкафах, в которые каждый вечер складывают остатки пищи, а утром на полках находят свежие продукты, мыло, мазь, затягивающую раны, свечи.
      За окнами быстро темнело. Все разбрелись по замку, и в Тронном зале осталось человек пять. Игорь-Меломан замер у окна с надетыми наушниками. Я хотел было попросить у него плейер, но не решился. Из всех ребят Меломан казался самым замкнутым и молчаливым… По всему замку зажгли свечи, и это оказалось неожиданно красиво: на розовом мраморе стен задрожали загадочные тени, потолок исчез в полутьме, в оконных стеклах затанцевали отраженные язычки пламени. Тимур вытащил откуда-то затрепанную книжку, примостился у стола, где горел втиснутый в стакан целый букет свечек, и принялся читать. Игорь-длинный и просто Игорь сели играть в шахматы. Из любопытства я несколько минут наблюдал за игрой. Впрочем, больше игры мне понравились сами шахматы — очень красивые и, по виду, старинные.
      Крис подошел ко мне сзади и обнял за плечи.
      — Нравятся?
      — Шахматы? Ага.
      — Это я сюда с ними попал, — с заметной гордостью сказал Крис. — Тут все вещи только те, что были у нас с собой. Может сыграем?
      — Спать хочется, — почти искренне ответил я. Почти — потому что спать мне ужасно хотелось, но делать я этого не собирался.
      — Ну ладно, — подозрительно легко согласился Крис. — Я тебя провожу до комнаты.
      Мы вышли в коридор. Здесь было множество высоких незастекленных окон, из которых тянуло прохладой.
      — Как по-английски «очень холодно»? — спросил я.
      — Итс вери коулд, — рассеянно ответил Крис. Потом остановился, взял меня за руку, посмотрел сверху вниз своими жесткими серыми глазами.
      — Димка, ты очень умный парень, но… Никогда не повторяй того, что ты сказал мне на мосту. Никогда.
      — А что я сказал?
      — Что невозможно завоевать сорок островов.
      — Но…
      — Да, ты прав. Сорок островов не завоюешь. Это все понимают, хотя обычно не так быстро. Но вслух этого не говорят. Иначе жить не захочется. Понял?
      Я понял. А еще я понял, что для горя и страха нет таких предохранителей, как для удивления. Как бы ни было грустно, но может быть еще хуже. И чтобы не разреветься, как маленькому, меня удерживало только одно. Инга.

      Хорошо, что Малек спал, когда я зашел в комнату. Крис сказал, что я буду жить в ней, а Тимур, занимавший ее раньше, пойдет на место Криса. Ну, а наш командир найдет себе комнату где-нибудь в сторожевой башне. Он был хороший парень, Крис, наш предводитель в замке Алого Щита на Тридцать Шестом острове…
      Я лег на кровать. Эта ночь была прохладной, и кто-то положил на кровать одеяло. Оно было толстое, наверняка теплое, но я не стал в него кутаться, чтобы не уснуть. Я лежал и думал, что завтра, с самого утра, мне придется дежурить на каком-то мосту, и не просто дежурить, а драться, может быть, даже убивать. А иначе погибнешь сам. Толик уже успел мне рассказать, что некоторые ребята, попав на остров, так и не решались драться по-настоящему, пытались помирить острова и гибли…
      — Крис хитрый… — вдруг пробормотал Малек. Потом еще что-то неразборчивое, сразу понятно — во сне. Повернулся на другой бок — в слабом свете, льющемся из окна, забелела его перевязанная голова — и сказал: — Не надо, он и так ничего не сделает…
      Я осторожно встал, наклонился над Игорьком. Спит. Послушал, но он больше ничего не сказал. Тогда я поправил на нем одеяло и отошел к окну. Оно было очень низко от пола и открылось совсем легко. Меня обдало холодным ветром. Я закрыл его, поискал свитер, оделся и лишь после этого выбрался из комнаты на террасу.
      Небо затягивали тучи, но в одном месте они разошлись, и там светилось незнакомое созвездие — ровный кружочек из ярких звезд. Не знаю, как в Южном полушарии, а наше небо такие созвездия не украшали. Я имею в виду земное небо…
      — Нарекаю тебя Око Пришельца, — прошептал я и хихикнул. Честно говоря, мне было не по себе.
      Белесый силуэт замка быстро растаял в ночи. В нем не светилось ни одно окно, а света от тех редких звезд, что проглядывали сквозь тучи, было мало. Мне показалось, что немного светятся сами тучи, но до конца я в этом уверен не был. А потом я перестал думать про тучи и звезды, так как середина моста приближалась, и я рисковал угодить в раскрывшийся на ночь проем. Замедлив шаги, я покрепче прижал ладонь к перилам. Узкая мраморная полоска оказалась почти горячей. Она остывала и делилась со мной накопленным за день теплом… Вытянув руку вперед, я медленно шел в темноте, готовый в любой момент, почувствовав под пальцами пустоту, остановиться. Но мост все не кончался и не кончался, упорно поднимаясь вверх.
      Пройдя еще немного, я понял, что беспокоился зря. Инга захватила с собой фонарь.
      Она сидела на своей половине моста, свесив ноги в пустоту. Между нами была пропасть метров пяти шириной, а на дне этой пропасти еле слышно билась вода. Рядом с Ингой стоял древний жестяной фонарь с толстой свечой внутри, и лежала смотанная веревка.
      — Это ты? — она даже не удивилась. Подняла фонарь повыше, рассматривая меня, потом стала разматывать веревку. Я сомневался зря, это была Инга.
      — Держи!
      Скользкая нейлоновая плеть хлестнула меня по ногам, исчезая в проеме. Я поймал конец веревки со второго или третьего раза, обвязал вокруг перил со своей стороны, а Инга со своей.
      Подергав веревку несколько раз, и, видимо, удовлетворившись результатом, Инга недоуменно спросила:
      — Дима, а чего ты еще ждешь? Или перебираться тоже предоставишь мне?
      Только теперь я сообразил, что мне придется сделать. Проползти по веревке несколько метров — это, конечно, не подвиг. Если веревка натянута над тихой речушкой или мягкими поролоновыми матами… А здесь было неспокойное ночное море и сто метров высоты.
      Я обхватил веревку. Взглянул на неподвижную фигурку Инги. И пополз. Нет, страха я не чувствовал. Наверное, потому, что в темноте невозможно в полной мере ощутить высоту и представить последствия падения.
      Когда я спрыгнул на чужую часть моста, мои пальцы никак не хотели отпускать влажный нейлоновый шнур. Вцепившись в него, я молча смотрел на Ингу.
      — Я так и думала, что ты легко перелезешь, — сказала она.
      После таких слов обратная дорога перестала меня волновать. Я небрежно пожал плечами:
      — Ерунда… Упражнение для первоклассника. Ты не замерзла?
      На Инге была темно-синяя штормовка, размера на два больше, чем следует.
      — Нет.
      Мы замолчали. Я отвел глаза от ингиного лица, подвинул ногой фонарь, стоящий слишком близко от края моста. Как-то странно начинался у нас разговор. Будь на месте Инги знакомый мне мальчишка, мы бы сейчас хохотали и орали во все горло. Даже с любой из своих одноклассниц я чувствовал бы себя свободнее. А с Ингой, хоть мы и дружим с самого детства, у меня уже целый год такая чертовщина.
      — Удивительно, что мы попали сюда вместе, — начал я.
      — Удивительно, что мы вообще здесь, — поправила Инга.
      Я начал немного злиться. Она что, не может хотя бы завизжать от радости, что мы встретились? Стоит и смотрит поверх головы, словно ей нестерпимо скучно… Я взглянул на нее. И вдруг понял, что Инга вовсе не спокойная или равнодушная. Она вся сжата, сдавлена какой-то болью или страхом.
      — Инга… Что с тобой? — растерянно спросил я.
      Она наконец-то посмотрела мне в глаза.
      — Дим… Как у меня дома? Родители сильно… волнуются?
      — Не знаю, я давно у вас не был…
      — Целый месяц?
      — Какой еще месяц?
      Я неожиданно подумал, что родители Инги непременно позвонили бы моим, когда она исчезла. Да и у меня спросили бы, не знаю ли я, где она может быть…
      — Какой еще месяц? — переспросил я. — Мы три дня назад по телефону разговаривали. А у вас дома я был на той неделе, когда мы в кино ходили.
      — На той неделе я в кино не ходила. Я на кухне дежурила, в нашем замке.
      — А с кем же я тогда смотрел кино?
      — Не знаю. — Инга фыркнула. — Вспомни, тебе лучше знать.
      Я уперся руками в перила. Вкрадчиво спросил:
      — Инга, ты давно на острове?
      — Месяц.
      Меня это даже не удивило. Видимо, я начал догадываться.
      — Инга, неделю назад мы ходили в кино. Потом несколько раз болтали по телефону и видели друг друга в школе. Я попал на остров два дня назад.
      Инга протянула руку, коснулась моих пальцев. Я вздрогнул.
      — Дим, ты правду говоришь, или так… чтобы я не волновалась.
      — Инга, нас никто с Земли не крал. С нас сняли копии.
      — Значит, мы двойники?
      — Ага.
      Инга вдруг заулыбалась. Первый раз с тех пор, как мы встретились. Весело и беззаботно, словно все неприятности остались позади.
      — Нам от этого никакой пользы нет, — хмуро сказал я. — Пусть даже наши двойники дома, но мы-то здесь!
      Глаза у Инги сделались удивленными. Она негромко произнесла:
      — Как это: «пусть даже…» А родители? Тебе их не жалко?
      Я почувствовал, что краснею. Конечно, если дома остались наши двойники, то ни мама, ни папа не волнуются, они не знают, куда я попал. Инга правильно обрадовалась… Но внутри у меня все переворачивалось от мысли, что я — это не я, а всего лишь копия. Так обидно мне еще никогда не было. Хотя, по сути, обижался я сам на себя.
      А Инга на глазах становилась прежней. Улыбка ее стала задорной и немного хитрой.
      — Димка, я так рада, что ты сюда попал…
      — Спасибо.
      Мы засмеялись. Инга щелкнула по нейлоновому шнуру, натянутому как струна. Сказала:
      — Теперь можно придумывать, как отсюда сбежать.
      — Как?
      — Ну, в принципе, есть всего два пути, — разъяснила она. — Или завоевать все острова…
      — Не получится.
      — Или разыскать пришельцев и всыпать им.
      Я закашлялся, сдерживая хохот.
      — Ин… Инга… Ты гений. Всыпать… Именно всыпать. Ты еще не пробовала этим заняться?
      — Нет, — очень спокойно ответила она. — Я старалась не рисковать. Я же не знала, что дома осталась другая Инга.
      Она сказала это твердо, как бы все объясняя. И по этой твердости я понял — уж теперь-то она будет «стараться».
      — Инга, но если с нами что-то случится здесь, то… случится по-настоящему. Мы другие люди, не те, которые остались дома. Ты не боишься?
      — Чего? На островах нет никого старше семнадцати лет. Мы сможем прожить года три-четыре, а потом…
      Она замолчала. Тряхнула головой, сбрасывая с глаз челку.
      — Меня это не устраивает.
      Секунду я с удивлением смотрел на нее. Она смелая девчонка, но именно девчонка. И склонности к подобным авантюрам у нее никогда не было. Нет, месяц, на острове не прошел для нее бесследно.
      — Инга, мы попробуем. Или завоюем… или всыплем.
      — Но тогда нам нужно действовать в полной тайне.

      Я удивился.
      — В полной тайне? От пришельцев, что-ли, таиться? Тогда не стоит об этом договариваться здесь, на свежем воздухе. Надо было мне пойти в ваш замок. Да и с остальными ребятами стоит посоветоваться.
      Инга иронически посмотрела на меня. Сказала:
      — У вас там сегодня один мальчишка дрался. Маленький такой, а дрался здорово…
      — Это Малек. Я с ним в одной комнате живу.
      Инга вздрогнула.
      — Он спал, когда ты ушел?
      — Да…
      — Точно?
      — Точно! — мне передалась ее тревога.
      — Димка, ты сам подумай! Как он может драться? Сколько ему лет?
      — Одиннадцати мен… — пробормотал я. — Но он же давно на острове, он научился фехтовать…
      — Да при чем тут фехтование! Ему десять с полтиной, он от пола метр с кепкой, руки-ноги как спички! А ударишь его по мечу — словно по железной трубе. Он даже с Раулем дрался, тот не смог у него меч выбить! А Раулю было пятнадцать, он на Кубе штангой занимался. Брал меня и еще троих девчонок на руки — и подымал! Рауль и сказал однажды, что тут нечисто. А на другой день его в бою убили…
      — Кто?
      — Этот… Что двумя мечами машет.
      — Тимур?
      — Да. Смешливый, смуглый… И как вышло-то! Рауль опять начал драться с Мальком, и тот вдруг упал. Рауль хотел ударить, да заколебался… А ваши поперли всей толпой. Они видно все любят этого… Малька. Ну и…
      Игорек — и что-то подлое? Это не укладывалось у меня в голове. Но все сходилось.
      — Инга, а у вас такие есть?
      — Таких нет. Есть Генка. Он уже десять лет на острове.
      — А у нас Крис и Тимур по семь лет…
      — Вот. Это тоже очень странно. Здесь ведь и день прожить трудно.
      Я закрыл глаза. У меня внутри сейчас было пусто, как в космосе. Попадись мне пришелец, я бы его без всяких мечей скинул с моста.
      — Инга, ты всегда ходишь дежурить на мосты?
      — В дозор? Нет, редко. Иногда наши мальчишки просят прийти меня или Лорку. Чтобы мы их подбадривали своим присутствием.
      Меня чтo-то кольнуло. Мы с Ингой дружили и ссорились, мирились и снова находили повод для споров. Но никогда не оказывались врагами. А в проклятом мире островов нас разделила граница куда серьезнее, чем разведенный мост. На ее острове я могу стать лишь рабом, пленником, который никогда не вернется на Землю. И для Инги тридцать шестой остров никогда не окажется домом. Мы даже не предлагаем друг другу перейти на свой остров. Понимаем, что это невозможно. Инга будет и дальше ходить «в дозор» на двадцать четвертом и кормить мальчишек, которые дерутся со мной и моими друзьями.
      — Что же ваши мальчишки так чесанули днем? — насмешливо спросил я. — Оставили тебя прикрывать свой отход?
      — Я сама осталась, чтобы с тобой поговорить.
      Око Пришельца насмешливо глядело на нас с неба. Временами его закрывали тучи, и, казалось, что звезды лукаво подмигивают. Поболтайте, детишки, поболтайте в свое удовольствие…
      — Инга, а как ты попала на острова?
      — Как все.
      Ей явно не хотелось вспоминать. Но я не унимался:
      — А именно? Вот меня подловили возле парка…
      — А меня в парке. Я гуляла с Лайной.
      Лайна — это ее собака. Большая, красивая и абсолютно безобидная шотландская овчарка.
      — Так вы вместе попали сюда?
      — Нет… Какой-то идиот подошел в парке и говорит: «можно сфотографировать собаку?» Я разрешила. Он походил вокруг, потом попросил подержать собаку, чтобы не вертелась…
      Я заметил, как задрожали у Инги губы. И прекрасно ее понял. Была в наших похищениях до боли обидная отрепетированность.
      — Полная темнота — и шлепнулась в воду.
      — В воду?
      — Да, у нас специальный бассейн вырыт, чтобы никто не разбился. Ко мне подбегает Лорка… ну, тогда-то я ее не знала. А я стою и думаю, что мне все снится…
      — Инга, давай решим, чем займемся в первую очередь, — быстро сказал я. Слишком уж изменился у нее голос. В книжках герои всегда утешают плачущих девушек, но я вовсе не был уверен, что вспомню, какие слова при этом говорятся.