– Ты очень странный, – сказал Проводник. – Сам не понимаешь, что тебе нужно. Закрой глаза и успокойся.
      – Ты исчезнешь, – прошептал я. – Боюсь.
      – Не исчезну, – почти ласково, голосом, пришедшим из детства, ответил Проводник. – Ты ведь выдержал… почему-то. Закрой глаза.
      Опустившись на колени, я закрыл глаза. Хорошо, Проводник. Как прикажешь. Я слишком долго шел к тебе. Слишком долго учился верить в тебя. Я ненавижу свой город. В нем нет никого, кого можно любить. Если ты исчезнешь… я просто умру, наверное. В уюте бетонной квартиры. В окружении любимых вещей – они не люди, они не могут любить в ответ. Пойми меня, Проводник, даже если я сам себя не понимаю. Подскажи, что мне нужно. Найди дорогу Отсюда… Ты можешь, я знаю. Я верю. Больше, чем Господу Богу, больше, чем господину президенту. Больше, чем друзьям, которые слишком далеко. Ты моя боль и радость, ты моя надежда и безверие. Я шел к тебе через презрение и насмешки, вежливых подонков и злых неудачников. Меня не пьянил спирт и не отрезвлял кофе. Я смеялся и плакал, был плохим и хорошим. Я читал книги о потустороннем мире и разноцветные сборнички фантастики.
      Я шел к тебе, Проводник. Приди же и ты ко мне.
      – Вставай, – тихо произнес Проводник. – Все в порядке.
      Я открыл глаза. Он не исчез, он сидел передо мной. Почти молодой, коротко подстриженный, с усталым, измученным лицом. Мой двойник. Я сам.
      Проводник…
      – Лучший облик, который я смог использовать, – спокойно разъяснил он. – Ты не веришь никому, разве что самому себе. Такие, как ты, обычно находят дорогу сами.
      – Я не настолько находчив, – ответил я, глядя в мутное зеркало его лица. – Мне нужна помощь.
      Проводник кивнул. И посмотрел на снаряжение – рюкзак и сумку.
      – Один человек – один груз, – с ноткой сочувствия сказал он. – Выбирай, что тебе важнее.
      – Я переложу…
      – Нет.
      Я молча смотрел на туго набитый рюкзак. Потом спросил:
      – Ты знаешь, что там?
      Проводник кивнул.
      – Что мне выбрать? Что оставить?
      Ответа не было. Проводник поднялся и медленно пошел по улице. Странно – ни машин, ни припозднившихся компаний. Пустая улица, темные окна…
      Подхватив сумку, я побежал следом. Рюкзак остался лежать на асфальте – ценности, способные пригодиться в любом мире, справочники и семена растений, маленькая пачка фотографий. Кому-то повезет.
      Проводник шел по улице – моей собственной расхлябанной походкой, в моей собственной одежде – комбинезоне защитного цвета, таком нелепом среди серого городского бетона. Я семенил за ним, как наказанный ребенок за строгим отцом, не решаясь отвести взгляд от болтающейся на плече Проводника спортивной сумки. Ее не было раньше. А есть ли она на самом деле? И реален ли Проводник?
      – Вполне реален, – ответил моим мыслям Проводник. – Можешь потрогать. Если хочешь, я даже дам тебе подзатыльник.
      Он обернулся, улыбаясь моей улыбкой. И рассмеялся – как неприятно звучит собственный смех, услышанный со стороны.
      – Кто ты?
      – Проводник.
      – Я не о том. Это твоя роль – а кто ты на деле?
      – Не знаю. Я был всегда. Для тех, кто хочет уйти, для тех, кто не может ждать. Сотни, тысячи лет. Богом, ангелом, дьяволом, магом, шаманом, инопланетным пришельцем, существом из параллельного мира. Тем, в кого верили. Я появлялся, когда чувствовал потребность в себе. Я провожал людей в любой мир. Видел рай и ад, марсианские каналы и обратную сторону Луны. Мне все равно, куда провожать. Это не просто роль, это моя сущность.
      – И ты всем это говорил?
      – Всем, кто спрашивал. Были молчаливые, не задающие вопросов, встречались болтуны, не нуждавшиеся в ответах. Были легковерные и дотошные. Почти все знали, что им нужно. Некоторые, как и ты, не могли решиться на что-то одно.
      – И куда же ты меня ведешь?
      – Не веду – провожаю. Ты решаешь сам.
      Дальше мы шли молча. Я постепенно успокаивался. Медленно, словно отогреваясь под осенним солнцем после холодной воды «бархатного сезона». С Проводником было очень легко – не приходилось замедлять или ускорять шаги, подстраиваться под его ритм. Он был мной.
      – Город как мертвый, – сказал я, когда молчание переросло в тишину.
      – Он мертв.
      – Это ты так сделал?
      – Нет. Ведешь ты, а не я. Эти улицы могли быть заполнены людьми, если бы ты умел их ненавидеть… или любить.
      – Я умел.
      – Знаю. Когда-то умел. Помнишь этот дом?
      Я вздрогнул и остановился. Старый дом в центре, на углу улиц, столько лет уже носящих другие названия. Третий этаж, крошечный балкон…
      – Она давно не живет здесь, – со странной, неожиданной злостью ответил я.
      – Неправда. Пока ты со мной – она здесь.
      Окно на третьем этаже засветилось. Слабым светом настольной лампы в абажуре из зеленого стекла. Я посмотрел на эмалированную табличку на стене – номер был прежним. И название улицы прежним. А где-то неподалеку застучал на рельсах спешащий в парк трамвай.
      – Ты можешь подняться, – сказал Проводник. Голос был вкрадчив и ласков, скользок и холоден, как змеиная шкура. – Она там. И снова будет тот год. Все можно повторить, все переиграть. Входи в подъезд…
      Я сделал шаг – как загипнотизированный, как приговоренный. Темный провал подъезда. Выщербленные ступеньки.
      Черный кот на диване, старый телефон на столе… Кофе из чайных кружек. Коньяк за четырнадцать пятьдесят… Будет теплая осень.
      И холодный декабрь.
      Стук трамвая затих. Окно медленно угасло. Буквы на табличке задергались, складываясь в чужое слово.
      – Пошли, Проводник. Ты слишком легко хочешь отделаться. Я не играю в проигранные игры.
      – Просто ты нашел меня слишком поздно, – неожиданно возразил Проводник. – Пару лет назад…
      – Значит, я не хотел тебя найти пару лет назад. Идем.
      Мы шли, и улицы бесплотными тенями скользили вокруг. Проводник повесил сумку на другое плечо. И сказал – то ли жалуясь, то ли просто обижаясь:
      – С тобой очень трудно. Ты никак не решишь.
      – Это твоя сущность – провожать, – злорадно ответил я. – Терпи.
      – Может быть, тебе помочь? – Проводник обернулся. И я вдруг понял – его лицо уже не похоже на мое. Кто-то изменился. Он или я?
      – Помоги.
      – Хочешь Верну? Счастливую Верну, где все так, как должно быть? Очень просто – ты отдашь мне все деньги, всю мелочь из карманов, а я вручу билет…
      – Там слишком хорошо для меня, Проводник.
      – Понимаю. Тогда настоящий мир – Земля лишь его тень…
      – Та самая, которую обычно зовут Отражением?
      – Да. Интересный мир, красочный и волнующий. Разнообразный…
      На Проводнике теперь был плащ – черный с серебристым, заколотый серебряной розой. На поясе – тяжелая шпага. Лицо осталось молодым, но глаза оказались старыми, тускло-зелеными, пронзительными.
      – Извини, Корвин, – сказал я. Мне действительно было жаль – нестерпимо, до дрожи в руках – отказываться. – Для меня слишком реальна Земля, твой мир окажется ее тенью.
      – Уверен?
      Над городом поплыли светящиеся лиловые облака.
      Асфальт под ногами превратился в утоптанную землю. В дощатую мостовую. В полотно голубых искр.
      Мимо проскакал всадник на угольно-черной лошади,
      – Уверен, – ответил я. – Чуть раньше – не знаю. Уверен.
      – Жаль…
      Черное с серебром упало с его плеч. Облака угасли. Вновь подступила ночь.
      Проводник словно съежился, стал меньше ростом. Теперь это был просто мальчишка лет двенадцати. Я улыбнулся, и он опустил глаза. Но все же спросил, виновато и с робкой надеждой:
      – Может, ты тоскуешь по детству? Хочешь, я отведу тебя? К поезду до станции «Мост»… Или…
      – Нет. Слишком поздно. Я не нуждаюсь в защите – и не умею защищать. К тому же я боюсь высоты. Извини.
      Проводник не стал выше ростом. Но и мальчишкой он больше не был. Так… не взрослый и не ребенок… полурослик.
      – Есть вещи куда страшнее высоты, – хмуро сказал он. – Пещеры Мории…
      Я присел перед хоббитом на колени. И ласково сказал:
      – Знаешь, я очень тебя любил. И твой мир всегда был для меня настоящим.
      Проводник расслабился:
      – Пойдем, это совсем близко. Я хорошо знаю дорогу.
      – В этом-то вся и беда, Проводник. Ты уже слишком многих туда увел. Я боюсь, что мне не хватит места… и уж точно не найдется еще одного Кольца.
      Он снова стал мной – Проводник Отсюда. Только еще более усталый, чем раньше.
      – Тогда думай сам. Я не стану больше перебирать варианты. Решай – у тебя целая ночь.
      – Она скоро кончится, – сказал я. Мне стала страшно.
      – Не волнуйся. Со мной ночь может длиться вечно.
      – А ты не боишься провожать меня целую вечность?
      – Для меня нет времени. Оно существует для тебя – ты устанешь и захочешь остановиться. Захочешь спать, в конце концов.
      – Идем.
      Улицы вновь кружили вокруг. Словно мы перебирали ногами, а дома торопливо ползли мимо.
      – Мы идем к вокзалу, – вдруг понял я. – Все-таки хочешь усадить меня на поезд?
      – Нет. Это ты хочешь туда прийти. Тебе нужен символ, этикетка, образ дороги.
      – Я просто хочу выпить кофе, – хмуро возразил я.
 
      Буфет был пуст. Грязный пол, залитые чем-то столики. Проводник подошел к стойке – мне показалось, что на мгновение за ней возникла бесформенная тень буфетчицы, – и вернулся с двумя гранеными стаканами.
      – Я заплатил, – мимоходом сказал он. – Кофе натуральный, молотый.
      Я недоверчиво принюхался. Кофе, настоящий. В вокзальном буфете. Хотя чему удивляться, идя с Проводником?
      – А нормальные чашечки нельзя было взять?
      Проводник пожал плечами:
      – Мы же не в ресторане… Достать через Тени?
      – Не надо. – Я глотнул кофе, в меру горячий и слегка сладкий. Как положено. – Не трави душу, Проводник. Я хотел бы туда уйти, но не могу. Будем считать, что янтарь – не мой камень.
      – Эмбер… – тихо прошептал Проводник. – Я часто провожал туда… последнее время.
      Он явно не собирался пить свой кофе. Я молча забрал у него стакан, выпил залпом, как водку, как горькое лекарство.
      – Это ненадолго тебя взбодрит, – с жалостью сказал Проводник. – Решай быстрее. Ищи.
      – Пойдем, Проводник. Поищем вместе.
 
      Город давно уже кончился, а ночь все длилась. Мы шли по горной дороге, извилистой и крутой. За спиной упавшим на землю сгустком тьмы притаился город.
      – Я показал все, что знал, – прошептал Проводник. Теперь он шел следом, понурившийся и жалкий, утративший всякое сходство со мной. – Ты видел счастливые миры, ты видел страшные. Тебе нравилось… иногда. Остановись, сделай выбор.
      Ноги болели. Я боялся даже подумать, сколько километров мы прошли за ночь. Боялся взглянуть на часы и узнать, сколько уже длится ночь.
      – Тебе хочется спать, – сказал Проводник. Голос был неожиданно тонким, и я обернулся. За мной брела девушка в потрепанных джинсах и мятой клетчатой рубашке. Со светлыми волосами, разбросанными по плечам. С моей сумкой в руке.
      – А это еще зачем? – устало спросил я. Проводник лениво махнула рукой:
      – Какая разница? Давай отдохнем.
      Мы уселись прямо на дороге, на теплом шершавом бетоне. Я достал сигареты, не спрашивая, раскурил пару, протянул одну Проводнику. И замер, разглядывая ее лицо в тусклом свете зажигалки. Язычок пламени дрожал между нами, бросаясь от ее лица к моему и обратно. То ли в такт дыханию, то ли в пересечении взглядов.
      – Всегда хотел встретиться с такой девушкой, верно? – спросила Проводник. – Она будет ждать тебя. Здесь или в другом городе. Где захочешь.
      Я любовался ею. Молча, сосредоточенно. Нет, не было в ее лице идеальности. Не каждый обернулся бы вслед. Эту девушку должен был любить я.
      – Очень надеялся, что у тебя хватит ума не предлагать это,– сказал я. И понял, что голос дрожит. – Есть то, чего нельзя просить или искать. Можно лишь ждать… Зря ты это сделал… Зачем?
      Я снова сидел лицом к лицу со своим отражением. Проводник вздохнул:
      – Мне было жалко тебя… Но я предложу еще. Хочешь стать таким же, как я? Проводником. Вечным Проводником Отсюда?
      – Нет. По-моему, ты уже понял, чего я хочу.
      Проводник кивнул. Положил на колени сумку. И печально сказал:
      – Да, понял. Сразу. Но тебе понадобилась ночь – очень долгая ночь, чтобы понять самому.
      – Да! – Я засмеялся, понимая, как не нужен сейчас смех. – Мне нужна очень долгая ночь, Проводник. Вечный покой. Тишина. Ты пришел слишком поздно, чтобы привести меня куда-то. Я способен лишь уйти.
      – Но не всем для этого нужен проводник.
      – Они верят в покой и тишину. А я боюсь, что их может не оказаться там.
      – Я помогу тебе, – сказал он. – Сейчас… Это несложно.
      Он опять изменился. Неуловимо для глаз – да и слишком темно было вокруг. Но я знал, кем он теперь стал.
      – Это всего лишь оболочка, – прошептал я, потому что теперь мне стало совсем грустно. – И все равно – не смей!
      – Тебе не будет больно, – сказал Проводник. А может – и не он сам. Желтая змейка скользнула с его тонкого запястья и заструилась ко мне по асфальту. Малыш с волосами цвета спелой пшеницы смотрел на меня глазами Проводника. – Я знаю, все случится очень быстро. Она унесет тебя дальше, чем смог бы увести я…
      – Какой из тебя, к чертовой матери, Маленький Принц, – прошипел я. И ударил каблуком по змейке, чей укус убивает в полминуты. Наверное, она непривычно чувствовала себя на дороге. Ей нужен был мягкий песок пустыни – для быстрого рывка, для маскировки. – Мы пришли к началу конца, Проводник. Сбрасывай этот облик! Не смей в нем оставаться!
      Встав лицом друг к другу, мы положили руки на сумки. Одинаковым движением раздернули «молнии» застежек. Сдвинули мягкую шерсть свитеров. И взялись за теплый металл.
      – Ты знаешь, чего я хочу, Проводник. И знаешь свой долг – вести меня до конца.
      Я рассмеялся:
      – Провожай меня в никуда, Проводник! В долгую ночь, в вечный покой. Я подарю тебе отдых – ты заслужил его за тысячи лет. Провожай!
      – Но почему? – Его голос охрип, как у меня при страхе и волнении. – Зачем тебе я? За что?
      – А ты не понимаешь?
      Он знал. Проводник понимал все – он снова был мной. Но я говорил – для самого себя:
      – За что? За все, Проводник. За то, что ты есть. За слухи и разговоры. За веру в то, что можно уйти Отсюда. За всех, кого ты увел. За всех, чьи маски надел, за всех, чьи мысли украл. За меня.
      Он пятился, а я шел, отжимая его к обочине, к обрыву, под которым лежал мертвый город. Пистолет был в моей руке, но это не играло никакой роли. Проводника не убьет падение или пуля. Его нельзя убить – он не человек. Его можно лишь увести в никуда. Он должен сопровождать, он не вправе отказаться. Это сущность, а не роль – быть Проводником.
      – Мы слишком верили в тебя, чтобы любить и ненавидеть. Ты научил нас бегству, Проводник. Ты научил нас прятаться от мира, который мог измениться. Ты увел нас в волшебные сказки, в яркие сны. Ты заставил верить в чужие мечты и повторять не свои слова. Ты сделал фантазии реальностями – лишив их наш мир. Ты наркотик – Проводник Отсюда.
      – Ты не понимаешь, чем это будет – такой уход. – Проводник вдруг улыбнулся. Он стоял на краю обрыва, отступать дальше было некуда. – Это не вечный покой и беспамятство – ты же не веришь в смерть. Это будет бесконечной темнотой… – Он сделал паузу, – …и вечным падением. В никуда, как ты хочешь. В бесконечность.
      Я вдруг почувствовал, какой здесь ветер. На обочине дороги, на краю обрыва. Сколько метров – десять, двадцать? Ерунда. Падать бесконечно – как это? На что похоже? На вечный страх? Можно ли к нему привыкнуть? Ведь привыкают же к боли.
      – Падать вместе с тобой? – спросил я.
      Проводник кивнул. Страх его был настоящим. Таким же, как мой.
      – Пойдем, Проводник. И не надо предлагать альтернатив. Не поможет.
      – Знал, – вдруг проговорил он. – Всегда знал, что однажды так случится. Что придется провожать в вечность, в никуда.
      – Это твоя суть.
      Проводник медленно достал из сумки копию моего пистолета. Нацелил – прямо в грудь.
      – Тебе приходилось убивать? – спросил я.
      И Проводник ответил голосом Маленького Принца, беседующего со змеей:
      – Да. Тех, для кого это было дорогой Отсюда. Но они не требовали их провожать.
      – Идем, – сказал я. И пистолет в руках Проводника дернулся, выбрасывая желтый язычок пламени. Меня ударило в грудь, бросая с откоса, и пальцы сжались, заставляя мой пистолет ответить.
      Город внизу вспыхнул желтыми огнями окон. Я падал, слыша, как затихает стук колес – то ли трамвая из прошлого, то ли поезда до станции «Мост». В небе пронеслись и угасли лиловые облака. Сомкнулась темнота, и в ней потонули звуки – то ли шорох рвущейся бумаги, то ли треск сминаемой кинопленки.
      Остались лишь темнота и падение.
      Я не боюсь темноты.

ХОЗЯИН ДОРОГ