Настоящие дворы исчезли в Москве где-то между Высоцким и Окуджавой.
      Странное дело. Даже после революции, когда в целях борьбы с кухонным рабством в домах ликвидировались кухни, на дворы никто не покушался. У каждой гордой "сталинки", развернувшейся потемкинским фасадом на ближайший проспект, обязательно был двор – большой, зеленый, со столиками и скамейками, с дворником, скребущим асфальт по утрам. Но пришла пора панельных пятиэтажек – и дворы съежились, полысели, когда-то степенные дворники сменили пол и превратились в дворничих, считавших своим долгом отодрать за ухо расшалившихся мальчишек и укоризненно выговорить вернувшимся пьяненькими жильцам. Но все-таки дворы еще жили.
      А потом, будто откликаясь на акселерацию, дома потянулись вверх. От девяти этажей до шестнадцати, а то и до двадцати четырех. И будто каждому дому отводился в пользование объем, а не площадь – дворы усохли до самых подъездов, подъезды открыли двери прямо на проезжие улицы, дворники и дворничихи исчезли, сменившись работниками коммунального хозяйства.
      Нет, позже дворы вернулись. Но, будто обидевшись на былое небрежение, далеко не ко всем домам. Новые дворы были опоясаны высокой оградой, на проходных сидели подтянутые молодые люди, под английским газоном прятались подземные паркинги. Дети на этих дворах играли под присмотром гувернанток, пьяных жильцов извлекали из "мерседесов" и "БМВ" ко всему привычные телохранители, а мусор с английских газонов новые дворники подчищали маленькими немецкими машинками.
      Этот двор был из новых.
      Многоэтажные башни на берегу Москвы-реки знали по всей России. Они стали новым символом столицы – вместо потускневшего Кремля и превратившегося в рядовой магазин ЦУМа. Гранитная набережная с собственной пристанью, отделанные венецианской штукатуркой подъезды, кафе и рестораны, салоны красоты и супермаркеты, ну и, конечно же, квартиры по две-три сотни метров. Наверное, новой России нужен был такой символ – помпезный и кичевый, будто толстая золотая цепь на шее в эпоху первичного накопления капитала. И неважно, что большая часть давно купленных квартир стояла пустой, кафе и рестораны были закрыты до лучших времен, а о бетонную пристань били грязные волны.
      Человек, теплым летним вечером прогуливающийся по набережной, золотой цепи никогда не носил. У него было хорошее чутье, вполне заменявшее вкус. Он вовремя сменил спортивный костюм "Адидас" китайского пошива на малиновый пиджак, первым отказался от малинового пиджака в пользу костюма от Версаче. Он даже спортом занимался с опережением – забросив теннисную ракетку и перейдя на горные лыжи на месяц раньше всех кремлевских чиновников... даром, что в его годы с удовольствием на горных лыжах можно только стоять.
      И жить он предпочитал в особняке в Горках-9, посещая квартиру с окнами на реку только с любовницей.
      Впрочем, от постоянной любовницы он тоже собирался отказаться. Все-таки возраст не победит никакая виагра, а супружеская верность начинала входить в моду.
      Водитель и охранник стояли достаточно далеко, чтобы не слышать голос хозяина. Впрочем, если ветер и доносил до них обрывки слов – что в этом странного? Почему бы человеку и не поговорить самому с собой на исходе трудового дня, стоя в полном одиночестве над плещущими волнами? Нет более понимающего собеседника, чем ты сам.
      – И все-таки я повторяю свое предложение... – сказал человек. – Снова повторяю.
      Тускло светили звезды, пробившиеся сквозь городской смог. На другом берегу реки зажигались крошечные окошки лишенных двора многоэтажек. Из красивых фонарей, тянущихся вдоль пристани, горел каждый пятый – и то лишь по прихоти большого человека, вздумавшего прогуляться у реки.
      – Снова повторяю, – тихо сказал человек.
      О набережную плеснула волна – и с ней пришел ответ:
      – Это невозможно. Абсолютно невозможно.
      Человек на пристани не удивился голосу из пустоты. Кивнул и спросил:
      – А как насчет вампиров?
      – Да, это вариант, – согласился невидимый собеседник. – Вампиры могут вас инициировать. Если вас устроит существование нежити... нет, я не буду врать, солнечный свет им неприятен, но не смертелен, да и от ризотто с чесноком отказываться не придется...
      – Тогда что? – спросил человек, невольно поднося руку к груди. – Душа? Необходимость пить кровь?
      Пустота тихо засмеялась:
      – Всего лишь голод. Вечный голод. И пустота внутри. Вам это не понравится, я уверен.
      – Что еще? – спросил человек.
      – Оборотни, – почти весело ответил невидимка. – Они тоже способны инициировать человека. Но и оборотни – низшая форма Темных Иных. Большую часть времени все прекрасно... но когда приступ приближается, вы не сможете себя контролировать. Три-четыре ночи в месяц. Иногда меньше, иногда больше.
      – Новолуние, – понимающе кивнул человек.
      Пустота снова засмеялась:
      – Нет. Приступы оборотней не связаны с лунным циклом. Вы будете чувствовать приближение безумия – за десять-двенадцать часов до момента превращения. Но точного графика вам никто не составит.
      – Отпадает, – холодно сказал человек. – Я повторяю свою... просьбу. Я хочу стать Иным. Не низшим Иным, которого охватывают приступы животного безумия. Не великим магом, творящим великие дела. Самым обычным, рядовым Иным... как там по вашей классификации? Седьмого уровня?
      – Это невозможно, – ответила ночь. – У вас нет способностей Иного. Ни малейших. Можно научить играть на скрипке человека, лишенного музыкального слуха. Можно стать спортсменом, не имея к тому никаких данных. Но Иным вы не станете. Вы просто другой породы. Мне очень жаль.
      Человек на набережной засмеялся:
      – Не бывает ничего невозможного. Если низшая форма Иных способна инициировать людей – то должен существовать и способ превратиться в мага.
      Темнота молчала.
      – Кстати, я не говорил, что хочу стать Темным Иным. Я не испытываю никакого желания пить невинную кровь, гоняться в полях за девственницами или с мерзким хихиканьем наводить порчу, – раздраженно сказал человек. – Куда с большим удовольствием я стану совершать добрые дела... в общем – ваши внутренние разборки мне совершенно безразличны!
      – Это... – устало сказала ночь.
      – Это ваша проблема, – ответил человек. – Я даю вам неделю. После этого я хочу получить ответ на свою просьбу.
      – Просьбу? – уточнила ночь.
      Человек на набережной улыбнулся:
      – Да. Пока я лишь прошу.
      Он повернулся и пошел к машине – "Волге", которая вновь войдет в моду примерно через полгода.

      Даже если любишь свою работу – последний день отпуска навевает тоску. Еще неделю назад я жарился на чистеньком испанском пляже, вкушал паэлью (если честно – узбекский плов вкуснее), пил в китайском ресторанчике холодную сангрию (и как так получается, что китайцы национальный испанский напиток готовят лучше аборигенов?) и покупал по магазинчикам всякую курортную сувенирную ерунду.
      А теперь вновь была летняя Москва – не то чтобы жаркая, но томительно-душная. И последний день отпуска, когда голова отдыхать уже не способна, но работать отказывается наотрез.
      Может быть, поэтому звонок Гесера я встретил с радостью.
      – Доброе утро, Антон, – не представляясь, начал шеф. – С возвращением. Узнал?
      С каких-то пор звонки Гесера я начал чувствовать. Будто менялась трель телефона, обретала требовательный, властный оттенок.
      Но говорить шефу об этом я не спешил.
      – Узнал, Борис Игнатьевич.
      – Один? – спросил Гесер.
      Ненужный вопрос. Уверен, что Гесер прекрасно знает, где сейчас Светлана.
      – Один. Девочки на даче.
      – Хорошее дело, – вздохнул шеф на том конце трубки и в голосе его появились совсем человеческие нотки. – Ольга вот тоже утром в отпуск улетела... половина сотрудников на югах греется... Ты мог бы сейчас подойти в офис?
      Ответить я не успел – Гесер бодро сказал:
      – Ну и прекрасно! Значит, через сорок минут.
      Очень хотелось обозвать Гесера дешевым позером – конечно, положив вначале трубку. Но я промолчал. Во-первых, шеф мог услышать мои слова без всякого телефона. Во-вторых – уж кем-кем, а дешевым позером он не был. Просто предпочитал экономить время. Если я собирался сказать, что буду через сорок минут – к чему терять время и меня выслушивать?
      А еще – я был очень рад звонку. Все равно день пропащий – на дачу я поеду только через неделю. Убираться в квартире рано – как любой уважающий себя мужчина в отсутствии семьи я делаю это один раз, в последний день холостяцкой жизни. Идти в гости или звать гостей к себе тоже решительно не хотелось. Так что куда полезнее на день раньше вернуться из отпуска – чтобы в нужный момент с чистой совестью потребовать отгул.
      Пусть даже у нас не принято требовать отгулы.
      – Спасибо, шеф, – с чувством сказал я. Отлепился от кресла, отложив недочитанную книжку. Потянулся.
      И телефон зазвонил снова.
      Конечно, с Гесера станется позвонить и сказать "пожалуйста". Но уж это точно будет фиглярством!
      – Алло! – произнес я очень деловым тоном.
      – Антон, это я.
      – Светка, – сказал я, усаживаясь обратно. И напрягся – голос у Светланы был нехороший. Тревожный. – Светка, что с Надей?
      – Все в порядке, – быстро ответила она. – Не волнуйся. Лучше скажи, как у тебя дела?
      Несколько секунд я размышлял. Пьянок не устраивал, женщин в дом не водил, мусором не зарос, даже посуду мою...
      А потом до меня дошло.
      – Гесер звонил. Только что.
      – Чего он хочет? – быстро спросила Светлана.
      – Ничего особенного. Просил сегодня выйти на работу.
      – Антон, я что-то почувствовала. Что-то нехорошее. Ты согласился? Идешь на работу?
      – Почему бы и нет? Совершенно нечем заняться.
      Светлана на другом конце провода (хотя какие провода у мобильных телефонов?) молчала. Потом неохотно сказала:
      – Знаешь, меня будто в сердце кольнуло. Ты веришь, что я беду чую?
      Я усмехнулся:
      – Да, Великая.
      – Антон, ну будь серьезнее! – Светлана завелась немедленно. Как всегда, если я называл ее Великой. – Послушай меня... если Гесер тебе что-нибудь предложит – откажись.
      – Света, если Гесер меня вызвал – значит, хочет что-то предложить. Значит, рук не хватает. Говорит, все в отпусках...
      – Пушечного мяса ему не хватает, – отрезала Светлана. – Антон... ладно, все равно ты меня не послушаешь. Просто будь осторожен.
      – Светка, ты же не думаешь всерьез, что Гесер собирается меня подставить, – осторожно сказал я. – Понимаю твое отношение к нему...
      – Будь осторожен, – сказала Светлана. – Ради нас. Хорошо?
      – Хорошо, – пообещал я. – Я всегда очень осторожен.
      – Я позвоню, если еще что-нибудь почувствую, – сказала Светлана. Кажется, она немного успокоилась. – И ты позвони, хорошо? Вот хоть что-нибудь необычное случится – звони. Ладно?
      – Позвоню.
      Светлана несколько секунд молчала, а прежде чем положить трубку, произнесла:
      – Уходил бы ты из Дозора, Светлый маг третьего уровня...
      Что-то подозрительно легко все закончилось – мелкой шпилькой... Хотя эту тему мы договорились не обсуждать. Давно договорились – три года назад, когда Светлана ушла из Ночного Дозора. Ни разу обещание не нарушали. Конечно, я рассказывал жене про работу... про те дела, которые хотелось вспоминать. И она всегда слушала с интересом. А вот теперь – прорвало.
      Неужели и впрямь почувствовала что-то нехорошее?
      В результате собирался я долго, неохотно. Надел костюм, потом переоделся в джинсы и клетчатую рубашку, потом плюнул на все и влез в шорты и черную футболку с надписью "Мой друг побывал в состоянии клинической смерти, но все, что он мне привез с того света – эту футболку!" Буду похож на жизнерадостного немецкого туриста, зато сохраню хотя бы видимость отпускного настроения перед лицом Гесера...
      В результате я вышел из дома за двадцать минут до назначенного шефом срока. Пришлось ловить машину, прощупывать линии вероятности – после чего подсказывать водителю те маршруты, на которых нас не ждали пробки.
      Водитель подсказки принимал неохотно, с глубоким сомнением.
      Зато мы не опоздали.
      Лифты не работали – парни в синих спецовках деловито грузили в них бумажные мешки с цементной смесью. Я пошел по лестнице и обнаружил, что на втором этаже нашего офиса идет ремонт. Рабочие обшивали стены листами гипсокартона, тут же суетились штукатуры, промазывая швы. Параллельно сооружали подвесной потолок, куда уже были упрятаны трубы кондиционирования.
      Настоял все-таки на своем наш завхоз, Виталий Маркович! Вынудил шефа раскошелиться на полноценный ремонт. И даже деньги где-то изыскал.
      Задержавшись на миг, я посмотрел на рабочих сквозь Сумрак. Люди. Не Иные. Как и следовало ожидать. Лишь у одного штукатура, совершенно неказистого на вид мужичка, аура показалась подозрительной. Но через секунду я понял, что он просто влюблен. В собственную жену! Надо же, не перевелись еще на свете хорошие люди!
      Третий и четвертый этажи уже были отремонтированы, и это окончательно привело меня в хорошее настроение. Наконец-то и в вычислительном центре будет прохладно. Пусть сейчас я появляюсь там не каждый день, но... На бегу я поздоровался с охранниками, явно поставленными здесь на время ремонта. Выскочил к кабинету Гесера – и наткнулся на Семена. Тот что-то серьезно и наставительно втолковывал Юле.
      Как летит время... Три года назад Юля была совсем еще девчонкой. Сейчас – молодая, красивая девушка. Подающая большие надежды волшебница, ее уже звали в европейский офис Ночного Дозора. Любят там прибирать к рукам талантливых и молодых – под разноязыкие возгласы о большом и общем деле...
      Но в этот раз номер не прошел. Гесер и Юльку отстоял, и пригрозил, что сам может рекрутировать европейскую молодежь.
      Интересно, чего в той ситуации хотела сама Юля.
      – Отозвали? – понимающе спросил Семен, едва увидев меня и прервав разговор. – Или отгулял свое?
      – И отгулял, и отозвали, – сказал я. – Что-то стряслось? Привет, Юлька.
      С Семеном мы почему-то никогда не здороваемся. Будто только что виделись. Да он и выглядит всегда одинаково – очень просто, небрежно одетый, с мятым лицом перебравшегося в город крестьянина.
      Сегодня, впрочем, Семен выглядел еще непритязательнее обычного.
      – Привет, Антон, – улыбнулась девушка. Лицо у нее было невеселым. Похоже, Семен проводил воспитательную работу – он на такие дела мастер.
      – Ничего не стряслось, – Семен покачал головой. – Тишь да гладь. На той неделе взяли двух ведьм, да и то по мелочи.
      – Ну и славно, – стараясь не замечать жалобный взгляд Юльки, сказал я. – Пойду к шефу.
      Семен кивнул и повернулся к девушке. Входя в приемную, я успел услышать:
      – Так вот, Юля, я шестьдесят лет тем же самым занимаюсь, но такой безответственности...
      Суров он. Но ругает только по делу, так что спасать Юльку от беседы я не собирался.
      В приемной, где теперь мягко шелестел кондиционер, а потолок был украшен крошечными лампочками галогеновой подсветки, сидела Лариса. Видимо, Галочка, секретарша Гесера, в отпуске, а дел у наших диспетчеров и впрямь немного.
      – Здравствуй, Антон, – поприветствовала меня Лариса. – Хорошо выглядишь.
      – Две недели на пляже, – гордо ответил я.
      Лариса покосилась на часы:
      – Велено тебя сразу впустить. Но у шефа еще посетители. Пойдешь?
      – Пойду, – решил я. – Зря, что ли, спешил.
      – К вам Городецкий, Борис Игнатьевич, – сказала Лариса в интерком. Кивнула мне: – Иди... ох, там жарко...
      За дверью Гесера и впрямь было жарко. Перед его столом маялись в креслах двое незнакомых мужчин средних лет – мысленно я окрестил их "Тонкий" и "Толстый". Потели, однако, оба.
      – И что мы наблюдаем? – укоризненно спросил их Гесер. Покосился на меня: – Проходи, Антон. Садись, я сейчас закончу...
      Тонкий и Толстый приободрились.
      – Какая-то бесталанная домохозяйка... извращая все факты... опошляя и упрощая... делает вас по всем статьям! В мировом масштабе!
      – Потому и делает, что опошляет и упрощает, – мрачно огрызнулся Толстый.
      – Вы велели, чтобы "все как есть", – подтвердил Тонкий. – Вот и результат, Пресветлый Гесер!
      Я посмотрел на визитеров Гесера сквозь Сумрак. Надо же! Опять – люди! И при этом знают имя и титул шефа! Да еще произносят с совершенно откровенным сарказмом! Конечно, бывают всякие обстоятельства, но чтобы сам Гесер открывался людям...
      – Хорошо, – кивнул Гесер. – Даю вам еще одну попытку. На этот раз работайте поодиночке.
      Тонкий и Толстый переглянулись.
      – Мы постараемся, – добродушно улыбаясь, сказал Толстый. – Вы же понимаете – мы добились определенных успехов...
      Гесер фыркнул. Будто получив невидимый сигнал, что разговор окончен, визитеры встали, за руку попрощались с шефом и вышли. В приемной Тонкий что-то весело и игриво сказал Ларисе – та засмеялась.
      – Люди? – осторожно спросил я.
      Гесер кивнул, неприязненно глядя на дверь. Вздохнул:
      – Люди, люди... Ладно, Городецкий. Садись.
      Я сел, а Гесер все не начинал разговор. Возился с бумагами, перебирал какие-то цветные гладко обкатанные стеклышки, наваленные в грубую глиняную миску. Очень хотелось посмотреть, амулеты это или просто стекляшки, но вольничать, сидя перед Гесером, я не рискнул.
      – Как отдохнул? – спросил Гесер, будто исчерпав все поводы оттягивать разговор.
      – Хорошо, – ответил я. – Без Светы, конечно, скучно. Но не тащить же Надюшку в испанское пекло. Не дело...
      – Не дело, – согласился Гесер. Я не знал, есть ли у Великого мага дети – такой информации не доверяют даже своим. Скорее всего, есть. Наверное, он способен испытывать что-то вроде отцовских чувств. – Антон, это ты позвонил Светлане?
      – Нет, – я покачал головой. – Она с вами связалась?
      Гесер кивнул. И вдруг его прорвало – он стукнул кулаком по столу и выпалил:
      – Да что она себе вообразила? Вначале дезертирует из Дозора...
      – Гесер, у нас у всех есть право уйти в отставку, – вставил я. Но Гесер и не подумал извиняться.
      – Дезертирует! Волшебница ее уровня себе не принадлежит! Не имеет право принадлежать! Если уж... если уж называется Светлой... Потом воспитывает дочь как человека!
      – Надя – человек, – сказал я, чувствуя, что тоже закипаю. – Станет ли она Иной – ей самой решать... Пресветлый Гесер!
      Шеф понял, что теперь и я на взводе. И тон сменил:
      – Ладно. Ваше право. Уклоняйтесь от борьбы, ломайте девчонке судьбу... Как будет угодно! Но откуда эта ненависть?
      – Что Света сказала? – спросил я.
      Гесер вздохнул:
      – Твоя жена позвонила мне. На номер телефона, который не имеет права знать...
      – Значит, и не знает, – вставил я.
      – И сказала, что я собираюсь тебя убить! Что я затеваю далеко идущий план по твоему физическому устранению!
      Секунду я смотрел в глаза Гесеру. Потом засмеялся.
      – Тебе смешно? – с мукой в голосе спросил Гесер. – Правда, смешно?
      – Гесер... – я с трудом задавил смех. – Простите. Можно говорить откровенно?
      – Уж изволь...
      – И сказала, что я собираюсь тебя убить! Что я затеваю далеко идущий план по твоему физическому устранению!
      Секунду я смотрел в глаза Гесеру. Потом засмеялся.
      – Тебе смешно? – с мукой в голосе спросил Гесер. – Правда, смешно?
      – Гесер... – я с трудом задавил смех. – Простите. Можно говорить откровенно?
      – Уж изволь...
      интригуя... Не верю.
      – Спасибо, порадовал, – кивнул Гесер. Уязвил я его или нет – непонятно. – Тогда что Светлана себе в голову вбила? Ты извини, Антон... – Гесер вдруг замялся и даже отвел глаза. Но закончил: – Вы ребеночка не ждете? Еще одного?
      Я поперхнулся. Замотал головой:
      – Нет... вроде как нет... нет, она бы сказала!
      – Женщины иногда дуреют, когда ребенка ждут, – буркнул Гесер и снова принялся перебирать свои стекляшки. – Начинают всюду опасность видеть – ребенку, мужу, себе... Или, может, у нее сейчас... – но тут Великий маг совсем смутился и оборвал сам себя: – Ерунда... забудь. Съездил бы к жене в деревню, с девочкой поиграл, молочка попил парного...
      – У меня же отпуск завтра кончается, – напомнил я. Ох, что-то было неладно! – А я так понимаю, что работать предстоит уже сегодня?
      Гесер вытаращился на меня:
      – Антон! Какая работа? Светлана пятнадцать минут орала на меня! Будь она Темной – надо мной бы сейчас висело инферно! Все, работа отменяется. Я продлеваю тебе отпуск на неделю – и поезжай к жене, в деревню!
      У нас, в московском отделении, говорят: "Трех вещей не может сделать Светлый Иной: устроить свою личную жизнь, добиться счастья и мира на всей Земле и получить отгул у Гесера".
      Личной жизнью, если откровенно, я доволен. Теперь вот и неделю отпуска получил.
      Возможно, мир и счастье для всей Земли уже на подходе?
      – Ты не рад? – спросил Гесер.
      – Рад, – признался я. Нет, перспектива пропалывать грядки под бдительным взглядом тещи меня не вдохновляла. Зато – Света и Надя. Надя, Наденька, Надюшка. Чудо мое двухлетнее. Человек, человечек... Потенциально – Иная Великой силы. Такая Великая, что сам Гесер ей в подметки не годится... Я представил себе подошвы Надькиных сандаликов, к которым вместо подметок приколочен Великий Светлый маг Гесер, и ухмыльнулся.
      – Зайди в бухгалтерию, тебе премию выпишут... – продолжал Гесер, не подозревая, каким мысленным издевательствам я его подвергаю. – Формулировку сам придумай. Что-нибудь... за многолетний добросовестный труд...
      – Гесер, что там за работа была? – спросил я.
      Гесер замолчал и принялся буравить меня взглядом. Не добился результатов и сказал:
      – Когда я все расскажу, ты позвонишь Светлане. Прямо отсюда. И спросишь – соглашаться тебе или нет. Хорошо? Про отпуск тоже скажешь.
      – Что стряслось?
      Вместо ответа Гесер открыл стол, достал и протянул мне черную кожаную папку. От папки ощутимо пахло магией – тяжелой, боевой.
      – Открывай спокойно, на тебя допуск поставлен... – буркнул Гесер.
      Я открыл папку – не допущенный Иной или человек превратились бы после этого в горстку пепла. В папке лежало письмо. Один-единственный конверт.
      Адрес нашего офиса был аккуратно выклеен из газетных букв.
      Обратного адреса, разумеется, не было.
      – Буквы вырезаны из трех газет, – сказал Гесер. – "Правда", "Коммерсантъ" и "Аргументы и факты".
      – Оригинально, – признался я. – Можно открыть?
      – Открой, открой. Криминалисты уже все, что могли, с конвертом сделали. Отпечатков никаких, клей китайского производства в любом ларьке "Союзпечати" продается...
      – А бумага – туалетная! – в полном восторге воскликнул я, доставая из конверта листок. – Она хоть чистая?
      – К сожалению, – сказал Гесер. – Ни малейших следов органики. Обычный дешевый пипифакс. "Пятьдесят четыре метра" называется.
      На листочке туалетной бумаги, небрежно вырванном по перфорации, текст был выклеен теми же разномастными буквами. Точнее – целыми словами, лишь окончания иногда подбирались отдельно, без всякого уважения к шрифту:
      "НОЧНОму ДОЗОРу должно БЫТЬ ИНТЕРЕСНО, что ОДИН Иной РАСКРЫл одному человеку всю правду об ИНых и сейчас собирается сделать ЭТОГО ЧЕЛОВЕКа ИНЫМ. доброЖЕЛАТелЬ".
      Я бы засмеялся. Но почему-то не хотелось. Вместо этого я проницательно заметил:
      – Ночной Дозор – целыми словами написано... только окончания поменяли.
      – Была такая статья в "Аргументах и фактах", – пояснил Гесер. – Про пожар на телебашне. Называлась "НОЧНОЙ ДОЗОР НА ОСТАНКИНСКОЙ БАШНЕ".
      – Оригинально, – согласился я. От упоминания башни меня слегка передернуло. Не самое веселое было время... и не самые веселые приключения. Всю жизнь меня будет преследовать лицо Темного Иного, которого я в Сумраке сбросил с телебашни...
      – Не кисни, Антон. Ты все делал правильно, – сказал Гесер. – Давай к делу.
      – Давайте, Борис Игнатьевич, – старым "штатским" именем назвал я шефа. – Это что, всерьез?
      Гесер пожал плечами:
      – Магией от письма даже не пахнет. Либо его сочинял человек, либо способный Иной, умеющий подчищать свои следы. Если человек... значит, правда и впрямь раскрыта. Если Иной... то это совершенно безответственная провокация.
      – Никаких следов? – еще раз уточнил я.
      – Никаких. Единственная зацепка – почтовый штемпель, – Гесер поморщился. – Но тут очень сильно пахнет подставой...
      – Письмо из Кремля, что ли, отправлено? – развеселился я.
      – Почти. Ящик, куда опустили письмо, расположен на территории жилого комплекса "Ассоль".
      Высоченные дома с красными крышами – такие, без сомнения, одобрил бы товарищ Сталин – я видел. Но только со стороны.
      – Туда просто так не войдешь?
      – Не войдешь, – кивнул Гесер. – Так что, отправляя письмо из "Ассоли", после всех ухищрений с бумагой, клеем и буквами, неизвестный либо совершил грубейший промах...
      Я покачал головой.
      – Либо наводит нас на ложный след... – тут Гесер сделал паузу, бдительно наблюдая за моей реакцией.
      Я подумал. И снова покачал головой:
      – Очень наивно. Нет.
      – Либо "доброжелатель", – последнее слово Гесер произнес с откровенным сарказмом, – и впрямь хочет дать нам зацепку.
      – Зачем? – спросил я.
      – Письмо же он зачем-то отправил, – напомнил Гесер. – Как ты понимаешь, Антон, не реагировать на это письмо мы не можем. Исходить будем из худшего – существует Иной-предатель, способный раскрыть человечеству тайну нашего существования.
      – Да кто ему поверит?
      – Человеку – не поверят. А вот Иной способен продемонстрировать свои умения.
      Гесер был прав, разумеется. Но у меня не укладывалось в голове – кто и зачем может на такое пойти. Даже самый глупый и злобный Темный должен понимать, что начнется после открытия правды.
      Новая охота на ведьм, вот что.
      А на роль ведьм люди охотно назначат и Темных, и Светлых. Всех, в ком есть способности Иного...
      Включая Свету. Включая Надюшку.
      – Как можно "сделать этого человека Иным"? – спросил я. – Вампиризм?
      – Вампиры, оборотни... – Гесер развел руками. – Все, пожалуй. Инициация возможна на самых грубых, примитивных уровнях Темной силы, а расплачиваться придется утратой человеческой сущности. Инициировать человека в мага невозможно.
      – Надюшка... – прошептал я. – Вы ведь переписывали Светлане Книгу Судьбы!
      Гесер покачал головой:
      – Нет, Антон. Твоей дочери было суждено родиться Великой. Мы лишь уточнили знак. Избавились от элемента случайности...
      – Егор, – напомнил я. – Мальчик уже стал Темным Иным...
      – А ему мы стерли знак инициации. Дали шанс выбрать заново, – кивнул Гесер. – Антон, все вмешательства, на какие мы способны, связаны лишь с выбором – "Темный"-"Светлый". А вот выбирать "человек" или "Иной" нам не дано. Никому в этом мире не дано.
      – Значит, речь о вампирах, – сказал я. – Скажем, среди Темных завелся очередной влюбленный вампир...
      Гесер развел руками:
      – Возможно. Тогда все более или менее просто. Темные проверят свою нечисть, они не меньше нашего заинтересованы... Да, кстати. Они тоже получили такое письмо. Совершенно аналогичное. И отправлено из "Ассоли".
      – А Инквизиция не получила?
      – Ты становишься все проницательнее и проницательнее, – усмехнулся Гесер. – И они тоже. По почте. Из "Ассоли".
      Гесер явно на что-то намекал. Я подумал и сделал еще один проницательный вывод:
      – Значит, расследования ведут и оба Дозора, и Инквизиция?
      Во взгляде Гесера скользнуло разочарование:
      – Получается, что так. В частном порядке в случае необходимости раскрыться перед людьми возможно. Сам знаешь... – он кивнул в сторону двери, куда вышли его посетители. – Но это в частном порядке. С наложением соответственных магических ограничений. Здесь ситуация куда хуже. Похоже, что кто-то из Иных собирается торговать инициациями.
      Представив себе вампира, предлагающего свои услуги богатым новым русским, я улыбнулся. "А не хотите ли кровушки из народа попить по-настоящему, господин хороший?" Хотя... дело ведь не в крови. Даже самый слабый вампир или оборотень имеют Силу. Им не страшны болезни, они живут очень, очень долго. О физической силе тоже не стоит забывать – оборотень и Карелина поборет, и Тайсону морду набьет. Ну и тот самый "животный магнетизм", "зов", которым они обладают в полной мере. Любая женщина – твоя, только помани.
      Конечно, в реальности и вампиры, и оборотни скованы множеством ограничений. Даже посильнее, чем маги – их неуравновешенность того требует. Но разве новообращенный вампир это понимает?
      – Чему улыбаешься? – спросил Гесер.
      – Представил себе объявление в газете. "Превращу в вампира. Надежно, качественно, гарантия – сто лет. Цена договорная".
      Гесер кивнул:
      – Здравая мысль. Прикажу проверить газеты и сайты объявлений в Интернете.
      Я посмотрел на Гесера, но так и не понял, шутит он или говорит всерьез.
      – Мне кажется, что реальной опасности нет, – сказал я. – Скорее всего, какой-то чокнутый вампир решил заработать. Показал богатому человеку несколько трюков и предложил... э... укус.
      – Укуситься и забыться, – поддержал меня Гесер.
      Ободренный, я продолжил:
      – Кто-то... к примеру – жена этого человека, узнала об ужасном предложении! Пока муж колеблется, она решилась написать нам. В надежде, что мы устраним вампира и муж останется человеком. Отсюда и сочетание: вырезанные из газеты буквы и почтовое отделение в "Ассоли". Крик о помощи! Она не может сказать нам прямо, но буквально умоляет – спасите моего мужа!
      – Романтик, – неодобрительно сказал Гесер. – "Если вам дорога жизнь и рассудок, держитесь подальше от торфяных болот..." И – чик-чик буковки маникюрными ножничками из свежей "Правды"... Адреса она тоже из газет взяла?
      – Адрес Инквизиции! – воскликнул я, прозревая.
      – Вот теперь ты прав. Ты бы сумел отправить письмо в Инквизицию?
      Я молчал. Я был поставлен на подобающее место. И ведь Гесер в лоб мне сказал про письмо в Инквизицию!
      – В нашем Дозоре их почтовый адрес знаю только я. В Дневном Дозоре, полагаю, только Завулон. Что из этого получается, Городецкий?
      – Письмо отправили вы. Или Завулон.
      Гесер только фыркнул.
      – А Инквизиция сильно напряглась? – спросил я.
      – Напряглась – не то слово. Сама по себе попытка торговли инициациями их не волнует. Обычное дело Дозоров – выявить нарушителя, наказать, закрыть канал утечки. Тем более, что и мы, и Темные одинаково возмущены произошедшим... Но письмо в Инквизицию – вопрос особый. Их же немного, сам понимаешь. Если какая-то сторона нарушает Договор, Инквизиция встает на другую сторону, тем и удерживая равновесие. Это всех нас... дисциплинирует. Но, допустим, в недрах одного из Дозоров зреет план по достижению окончательной победы. Группа боевых магов, объединившись, способна в одну ночь перебить всех инквизиторов – в том случае, конечно, если они все про Инквизицию знают. Кто в ней служит, где живет, где хранят документы...
      – Письмо пришло в их главный офис? – уточнил я.
      – Да. И судя по тому, что через шесть часов офис был пуст, а в здании случился пожар – именно там Инквизиция хранила все свои архивы. Этого даже я не знал точно. В общем, отправив письмо Инквизиции, человек... или Иной... бросил им в лицо перчатку. Теперь Инквизиция будет за ним гоняться. Официальная версия – из-за нарушения секретности и попытки инициации человека. На самом деле – в страхе за собственную шкуру.
      – Никогда не думал, что им свойственно бояться за себя, – сказал я.
      Гесер кивнул:
      – Еще как свойственно, Антон. Вот тебе информация к размышлению... почему в Инквизиции не бывает предателей? К ним приходят и Темные, и Светлые. Проходят свое обучение. А потом – Темные жестоко карают Темных, Светлые – Светлых, стоит им лишь нарушить Договор.
      – Особый склад характера, – предположил я. – Таких Иных отбирают.
      – И никогда не ошибаются? – скептически спросил Гесер. – Не бывает такого.
      Но в истории нет ни одного случая нарушения Договора инквизитором...
      – Видимо, слишком хорошо понимают итог нарушения Договора. Один инквизитор в Праге сказал: "Нас держит ужас".
      Гесер поморщился:
      – Витезслав... любит он красивости... Ладно, этим голову не забивай. Ситуация проста – существует Иной, либо нарушающий Договор, либо издевающийся над Дозорами и Инквизицией. Инквизиция поведет свое расследование, Темные – свое. От нас тоже требуется сотрудник.
      – Можно спросить? Почему именно я?
      Гесер развел руками:
      – Ряд причин. Первое – скорее всего, в ходе расследования придется столкнуться с вампирами. А ты у нас специалист по низшим Темным.
      Нет, вроде он не смеялся...
      – Второе, – продолжал Гесер, на немецкий манер отгибая загнутые в кулак пальцы. – От Инквизиции официальными дознавателями назначены твои знакомые. Витезслав и Эдгар.
      – Эдгар в Москве? – удивился я. Нельзя сказать, что Темный маг, перешедший три года назад в Инквизицию, был мне симпатичен. Но... но можно сказать, что он не был неприятен.
      – В Москве. Четыре месяца назад закончил курс обучения и прилетел к нам. Поскольку по работе тебе придется контактировать с инквизиторами, всякий личный контакт полезен.
      – Контакт с ними был не слишком-то приятным, – напомнил я.
      – А я тебе что, тайский массаж в рабочее время обещаю? – сварливо спросил Гесер. – Третья причина, почему я хотел бы направить на это задание именно тебя... – он замолчал.
      Я ждал.
      – Расследование от Темных тоже ведет твой старый знакомый.
      Имени Гесер мог уже и не называть. Но он продолжил:
      – Константин. Молодой вампир... твой бывший сосед. Помнится, у вас были хорошие отношения.
      – Да, конечно, – с горечью сказал я. – Пока он был ребенком, пил только свиную кровь и мечтал избавиться от "проклятия"... Пока не понял, что его приятель, Светлый маг, таких, как он, сжигает дотла.
      – Это жизнь, – констатировал Гесер.
      – Он ведь уже пил человеческую кровь, – сказал я. – Наверняка! Раз выслужился в Дневном Дозоре.
      – Он стал высшим вампиром, – произнес Гесер. – Самый молодой высший вампир в Европе. Если переводить на наши мерки, то это...
      – Второй-третий уровень Силы, – прошептал я. – Пять-шесть загубленных жизней.
      Костя, Костя... Я тогда был молодой и неопытный Светлый маг. Никак не мог завести друзей в Дозоре, а со старыми знакомыми отношения стремительно рвались... не могут дружить Иные и люди... И вдруг оказалось, что мои соседи по подъезду – Темные Иные. Семья вампиров. Мама и папа вампиры, да и ребеночка инициировали. Правда, ничего дурного. Никаких ночных охот, никаких требований лицензий, законопослушно пили свиную и донорскую кровь. И меня, дурака, это расслабило. Я с ними подружился. Даже заходил к ним. Даже звал в гости! Они ели пищу, которую я готовил, и нахваливали... а я, дурак, не понимал, что человеческая еда для них безвкусна, что их терзает древний, вечный голод. Маленький вампиреныш даже решил, что станет биологом и откроет, как вылечиться от вампиризма...
      Потом я впервые убил вампира.
      Потом Костя пошел в Дневной Дозор. Не знаю, закончил ли он свой биофак, но от детских иллюзий точно избавился...
      И стал получать лицензии на убийство. За три года подняться до уровня высшего вампира? Это ему должны были помочь. Использовать все возможности Дневного Дозора, чтобы хороший парень Костя раз за разом получал право вонзить клыки в человеческую шею...
      И я даже догадываюсь, кто ему помог.
      – Как ты думаешь, Антон, – сказал Гесер, – кого в данной ситуации стоит назначить дознавателем с нашей стороны?
      Я вынул из кармана телефон и набрал номер Светланы.

      В нашем деле редко доводится работать под прикрытием. Во-первых, надо полностью замаскировать свою природу Иного. Так. чтобы тебя не выдавили ни аура, ни потоки Силы, ни возмущения в Сумраке. И тут уж расклад прост – если ты маг пятого уровня, то тебя не обнаружат более слабые маги – шестого и седьмого уровней. Если ты маг первого уровня – то закрыт от второго уровня и ниже. Если ты маг вне категорий... что ж, тогда можно надеяться, что тебя не узнает никто. Меня маскировал сам Гесер. Сразу после разговора со Светланой, разговора короткого, но тягостного. Мы не поругались, нет. Она просто очень расстроилась, а во-вторых, тебе нужна легенда. Проше всего обеспечить легенду магическими методами – незнакомые люди с готовностью сочтут тебя братом, сватом или армейским другом, с которым вместе ходили в самоволку и пили бражку. Но любое магическое прикрытие оставит следы, заметные для более или менее сильного Иного.
      Поэтому моя легенда ничего общего с магией не имела.