Ему редко снились сны.
      А сейчас он даже не спал. И все же это было почти сном, почти грезой за лиг до пробуждения…
      Легкой, чистой, почти детской грезой…
      – Продувка… протяжка… ключ на старт…
      Серебристая колонна ракеты в легком тумане.
      Плещущее под дюзами пламя.
      Каждый ребенок мечтает быть космонавтом – пока не услышит в десятый раз “Кем хочешь быть, космонавтом?”
      Иные перестают мечтать о космосе, когда становятся Иными.
      Сумрак интереснее чужих планет. Открывшаяся Сила – притягательнее славы космонавта.
      Но сейчас ему снова грезилась ракета – старая, нелепая ракета, поднимающаяся в небо.
      Земля, плывущая под ногами или над головой.
      Толстое кварцевое стекло иллюминатора.
      Странные мечты для Иного, верно?
      Земля… вуаль облаков… огни городов… люди. Миллионы. Миллиарды.
      И он – глядящий на них с орбиты.
      Иной в космосе… что может быть смешнее? Разве что Иной против Чужого. Однажды он смотрел фантастический фильм – и вдруг подумал, что сейчас отважной Рипли самое время войти в Сумрак… и бить, бить, бить неповоротливых, беспомощных гадов.
      Подумал – и тут же рассмеялся.
      Чужих нет.
      А космос есть. Вот только раньше непонятно было – зачем.
      Теперь он понял.
      Стоял с закрытыми глазами, грезя о маленькой, медленно вращающейся под ногами Земле.
      Каждый ребенок мечтает стать великаном – пока не задумается, зачем это нужно.
      Теперь он знал все.
      Части головоломки сошлись.
      И его предназначенье Иного.
      И его нелепая мечта о космосе.
      И тонкий томик, переплетенный в человеческую кожу, исписанный аккуратной рукописной вязью.
      Он взял книгу, лежавшую пряно на дощатом полу.
      Открыл на первой странице.
      Буквы не выцвели – их хранила легкая, но надежная магия.
      Этот язык давно уже не звучал на Земле. Индологу он напомнил бы санскрит, но мало кто понял бы, что это пайшачи.
      Но Иным доступен даже мертвый язык. “Да охранит вас Слоноликий, то вверх, то вниз качающий головой, словно Шива, раскачивающийся вверх-вниз на Уме! Да наполнит меня Ганапати сладостной влагой мудрости!
      Имя мое – Фуаран, я из женщин славного города Канакапури.
      Исполнитель Желаний, супруг Парвати, щедро наградил меня в дни моей молодости, даровав умение ходить в мире призраков. Пока в нашем мире лепесток, кружась на ветру, падает с цветущего дерева, в том мире проходит день – такова его природа. И в мире том скрыта великая сила…”
      Он закрыл “Фуаран”.
      Сердце частило в груди.
      Великая сила!
      Выпавшая из рук ведьмы, сгинувшей почти два тысячелетия назад.
      Бесхозная, беспризорная, скрытая даже от Иных.
      Ничья Сила.

      К зданию Ночного Дозора я подъехал в начале восьмого утра. Самое глухое время – пересменка. Оперативники, дежурившие ночью на улицах города, сдали рапорты и ушли домой. Штабные работники, согласно московским обычаям, появятся не ранее девяти.
      Пересменка была и в комнате охраны. Уходящие охранники подписывали какие-то бумаги, пришедшие – проглядывали журнал дежурства. Я обменялся рукопожатиями со всеми и прошел вообще без должной проверки. На самом деле – упущение… хотя этот пост предназначался, в первую очередь, для людей.
      На третьем этаже охрана уже сменилась. Здесь дежурил Гарик и никаких послаблений мне не дал – осмотрел сквозь Сумрак, кивком головы велел коснуться амулета: затейливой фигуры петуха, сделанной из золотистой проволоки. У нас это звалось “привет Додону” – теоретически, прикосновение Темного должно было заставить петуха кукарекать. Впрочем, некоторые острословы уверяли, что почувствовав Темного петух человеческим голосом верещит: “Противный!”
      Лишь после этого Гарик вполне приветливо улыбнулся и пожал мне руку.
      – Гесер у себя? – спросил я.
      – Кто ж его знает? – вопросом ответил Гарик.
      И впрямь, нашел, чего спросить! Высшие маги могут ходить многими путями.
      – У тебя же вроде отпуск… – будто насторожившись от странного вопроса, спросил Гарик.
      – Надоело уже отдыхать. Понедельник, как говорится, начинается.,.
      – И вымотан ты до предела… – продолжал маг, все более настораживаясь. – А ну-ка… погладь петушка еще раз!
      Я снова передал привет Додрну, потам постоял неподвижно, пока Гарик проверял мою ауру с помощью какого-то хитрого амулета из цветного стекла.
      – Извини, – убирая амулет сказал Гарик. Немного смущенно добавил: – Ты сам не свой.
      – Отдыхал со Светкой в деревне, а там объявилась древняя ведьма, – пояснил я. – И еще стая оборотней хулиганила. Пришлось гоняться за волками, гоняться за ведьмой.,. – я махнул рукой. – После такого отдыха надо больничный брать.
      – Вот оно что, – сразу же успокоился Гарик. – Ты подай заявку, у нас вроде есть еще лимит на восстановление сил.
      Вздрогнув, я покачал головой.
      – Справляюсь сам. Спасибо.
      Распрощавшись с Гариком я поднялся на четвертый этаж. Постоял перед приемной Гесера, потом постучал.
      Мне никто не ответил и я вошел.
      Секретарши, конечно, на месте не было. Дверь в кабинет Гесера была плотно прикрыта. Впрочем, кофейный автомат весело помигивал лампочкой готовности, компьютер был включен, даже телевизор тихо-тихо бормотал на новостном канале. Диктор рассказывал, что песчаная буря вновь помешала американским войскам в очередной миротворческой миссии, перевернула несколько танков и даже уронила два вертолета.
      – А еще набила морду солдатам и нескольких взяла в плен, – невольно добавил я.
      Ну что за странная привычка у некоторых Иных – смотреть телевизор? Либо дурацкие мыльные оперы, либо вранье по новостям. Одно слово – люди… Другое слово – скот?
      Они не виноваты. Они слабы и разобщены. Они – люди, а не скот!
      Скоты – мы.
      А люди – трава.
      Я стоял, опершись о секретарский стол и смотрел в окно, на плывущие над городом облака. Почему в Москве такое низкое небо? Нигде больше я не видел такого низкого неба… разве что в Москве зимней…
      – Траву можно подстригать, – раздался голос за моей спиной. – А можно вырывать с корнем. Что тебе больше нравится?
      – Доброе утро, шеф,– сказал я, поворачиваясь. – Думал, вас нет.
      Гесер зевнул. Он был в халате и шлепанцах. Из-под халата проглядывала пижама.
      Ну никогда бы не подумал, что Великий Гесер носит пижаму, разрисованную диснеевскими мультяшками! Начиная от Микки Мауса с Дональдом Даком и кончая Лило и Стичем. Не может Великий, проживший тысячи лет и с легкостью читающий мысли, носить такую пижаму!
      – Я спал, – мрачно сказал Гесер. – Я тихо спал. Я лег в пять утра.
      – Извините, шеф, – сказал я. Почему-то кроне как “шеф” иное слово на ум не шло. – Ночью было много работы?
      – Книжку читал, интересную, – включая кофейный автомат, сказал Гесер. – Мне черный с сахаром, тебе – несладкий с молоком.,.
      – Что-нибудь магическое? – поинтересовался я.
      – Нет, блин, Головачева! – буркнул Гесер. – Уйду в отставку и попрошусь к нему в соавторы, книжки писать! Держи кофе.
      Взяв чашку я вслед за Гесером вошел в его кабинет.
      Здесь, как всегда, добавилось диковинок. В одном из шкафов появилось множество маленьких фигурок мышей – стеклянных, оловянных, деревянных, стояли керамические чаши и лежали стальные ножи. К задней стенке шкафа была прислонена старая брошюра ДОСААФ, на обложке которой было изображено жюри оценивающее парашют, рядом стояла простенькая литография, на которой зеленела лесная чаща.
      Почему– то -я не мог понять почему, все это навевало мысли о начальных классах школы.
      Еще под потолком висел хоккейный шлем золотистого цвета, поразительно похожий на лысину. В шлем было воткнуто несколько стрелок для игры в дартс.
      Косясь на все эти вещи, которые могли значить что-то очень важное, а могли и не значить ровным счетом ничего, я сел в одно из кресел для посетителей. И заметил, что в сетчатой мусорной корзине валяется какал-то книжка в яркой цветной обложке. Неужели и впрямь Гесер читал Головачева? Но присмотревшись я решил, что ошибаюсь – на книге было написано “Шедевры мировой фантастики”.
      – Кофе пей, мозги поутру прочищает, – все тем же недовольным тоном пробормотал Гесер. Сам он пил кофе шумно, прихлебывая, казалось – дай ему блюдце и колотый сахар, так он из блюдца примется пить.
      – Мне надо получить ответы на вопросы, шеф, – сказал я. – На многие вопросы.
      – Получишь, – кивнул Гесер.
      – Иные – куда слабее людей в магии.
      Гесер поморщился.
      – Чушь. Оксюморон.
      – Но ведь магическая Сила людей… Гесер поднял палец и погрозил мне.
      – Стоп. Не путай потенциальную энергию с кинетической!
      Настала моя очередь замолчать. А Гесер, расхаживая с кружкой по кабинету, неторопливо вещал:
      – Первое… Да, все живое способно продуцировать магическую Силу. Все живое – не только люди! Даже звери, даже трава. Имеет ли эта Сила под собой физические основы, можно ли измерить ее научным прибором? Не знаю. Возможно, что это не узнает никто и никогда. Второе… Управлять собственной Силой не может никто. Она рассеивается в пространстве, поглощается Сумраком, частично улавливается синим мхом, а частично – Иными. Понимаешь? Есть два процесса – излучение своей Силы и поглощение чужой Силы. Первый непроизволен и усиливается по мере погружения в Сумрак. Второй, в той или иной мере, тоже свойствен всем, и людям, и Иным. Больной ребенок просит маму – посиди со мной, погладь меня по животику! Мама гладит – и боль проходит. Мать хочет помочь своему дитю и ее Сила частично оказывает целенаправленное действие. Так называемый экстрасенс, то есть человек с урезанными, кастрированными способностями Иного, способен воздействовать не только на близких людей, не только под воздействием душевного порыва, но и лечить или проклинать других людей. Истекающая из него Сила более оформлена. Уже не пар, но еще и не лед – водица. Третье… Мы – Иные. У нас баланс поглощения и излучения Силы смещен в сторону поглощения.
      – Что? – воскликнул я.
      – А ты думал – все просто, как у вампиров? – Гесер весело улыбнулся. – Ты думаешь. Иные только берут, не отдавая ничего взамен? Нет, все мы отдаем ту Силу, что продуцируем. Но если у обычного человека процесс поглощения-излучения находится в динамическом равновесии, лишь изредка, вследствие душевного волнения баланс несколько нарушается, то у нас все иначе. Мы изначально разбалансированы. Мы впитываем из окружающего мира больше, чем отдаем.
      – И можем оперировать остатком, – сказал я. – Так?
      – Мы оперируем разницей потенциалов, – Гесер опять погрозил мне пальцем. – Неважно, какова твоя “магическая температура”… этот термин использовали раньше ведьмы. Ты можешь генерировать очень много Силы, правда и скорость ее излучения будет расти в геометрической прогрессии. Есть такие Иные… они отдают в общую копилку Силы даже больше, чем люди, но и впитывают Силу очень активно. На этой разнице потенциалов и работают. Помолчав, Гесер самокритично добавил:
      – Но это редкие случаи, признаю. Куда чаще Иные уступают людям в способности продуцировать магическую Силу, зато равны или превосходят в способности ее поглощать. Антон, не существует таких вещей, как средняя температура по больнице. Мы не банальные вампиры. Мы еще и доноры.
      – Почему этому не учат? – спросил я. – Почему?
      – Да потому, что в самом банальном понимании – мы все-таки потребляем чужую Силу! – гаркнул Гесер. – Вот ты, зачем приперся в такую рань? Гневные филиппики мне читать! Ах, как же так, мы потребляем вырабатываемую людьми Силу! А ведь тебе доводилось отбирать ее напрямую, выкачивать, подобно настоящему вампиру! Надо было – не смутился. Пошел, весь в белом, с печалью на благородном челе! А позади тебя детишки плакали!
      Он, конечно, был прав. Частично. Но я уже достаточно поработал в Дозоре, чтобы понимать: частичная правда – это тоже ложь.
      – Учитель… – негромко сказал я и Гесер вздрогнул.
      Я отказался быть его учеником в тот самый день, когда отбирал у людей Силу.
      – Слушаю тебя, ученик, – глядя в глаза ответил он.
      – Дело ведь не в том, сколько Силы мы потребляем, а сколько отдаем, – сказал я. – Учитель, цель Ночного Дозора – разделять и защищать?
      Гесер кивнул. – Разделять и защищать до тех пор, пока нравы людей улучшатся и новые Иные будут обращаться только к Свету?
      Гесер снова кивнул.
      – И все люди обратятся в Иных?
      – Чушь, – Гесер покачал головой. – Кто тебе такую ерунду сказал? Хоть в одном документе Дозоров есть такая фраза? В Великом Договоре?
      Закрыв глаза я посмотрел на послушно вспыхнувшие строки.
      “Мы – Иные…”
      – Нет, таких слов нигде нет, – признался я. – Но все обучение, все наши действия… все выстроено так, что создается именно такое ощущение.
      – Это ощущение – ложное.
      – Да, но этот самообман поощряется!
      Гесер тяжело вздохнул. Посмотрел мне в глаза. Спросил:
      – Антон, всем нужен смысл жизни. Высший смысл. И людям, и Иным. Даже если этот смысл – ложный.
      – Но это тупик… – прошептал я. – Учитель, это тупик. Если мы победим Темных…
      – То мы победим Зло. Эгоизм, себялюбие, равнодушие.
      – Но само наше существование – тоже эгоизм и себялюбие!
      – Твои предложения? – любезно поинтересовался Гесер.
      Я молчал.
      – У тебя есть возражения против оперативной работы Дозоров? Против контроля за Темными? Против помощи людям, попыток улучшить социальную систему?
      Вот тут я почувствовал почву для реванша.
      – Учитель, что именно вы передавали Арине в тридцать первом году? Когда встречались с ней у ипподрома?
      – Отрез китайского шелка, – спокойно ответил Гесер. – Женщина, все-таки, захотелось ей красивых тряпок… а годы были тяжелые. Мне приятель из Манчжурии прислал, а оно вроде как ни к чему было… Осуждаешь?
      Я кивнул.
      – Антон, я с самого начала был против глобального эксперимента на людях, – с явным отвращением сказал Гесер. – Дурацкая идея, ее с девятнадцатого века вынашивали. Не зря Темные согласились. Никаких позитивных перемен это не несло. Та же самая кровь, войны, голод, репрессии…
      Он замолчал, с грохотом открыл ящик стола. Достал сигару.
      – Но Россия сейчас была бы благополучной страной… – начал я.
      – Бла-бла-бла… – пробормотал Гесер. – Не Россия, а Евразийский союз. Сытое социал-демократическое государство. Враждующее с Азиатским союзом во главе с Китаем и конфедерацией англоязычных стран во главе со Штатами. Пять-шесть локальных ядерных конфликтов в год… на территории стран третьего мира. Драка за ресурсы, гонка вооружений пострашнее нынешней… Я был раздавлен и разбит. В пух и прах. Но еще пытался трепыхаться:
      – Арина говорила… город на Луне…
      – Да, верно, – кивнул Гесер. – Лунные города были бы. Вокруг баз с ядерными ракетами. Ты фантастику читаешь?
      Пожав плечами я покосился на книжку в мусорной корзине.
      – То, что писали американские писатели в пятидесятых годах – это и случилось бы, – пояснил Гесер. – Да, космические корабли на атомной тяге… военные. Понимаешь, Антон, у коммунизма в России было три пути. Первый – развиться в прекрасное, чудесное общество. Но это противно природе человека. Второй – выродиться и сгинуть. Так и случилось. Третий – превратиться в социал-демократию скандинавского типа и подмять под себя большую часть Европы и Северную Африку. Увы, среди последствий этого пути – разделение мира на три противостоящих блока, рано или поздно – глобальная война. Но еще до того люди узнали бы о нашем существовании, истребили или подчинили себе Иных. Прости, Антон, но я решил, что лунные города и сто сортов колбасы к восьмидесятому году того не стоят.
      – Зато сейчас Америка…
      – Сдалась тебе эта Америка, – поморщился Гесер. – Дождись две тысячи шестого года, тогда поговорим.
      Я молчал. Даже не стал спрашивать, что там Гесер видел в грядущем, в уже недалеком две тысячи шестом…
      – Твои душевные терзания мне понятны, – потянувшись за зажигалкой, сказал Гесер. – Не слишком цинично будет, если я сейчас закурю?
      – Да хоть водку пейте, учитель, – огрызнулся я.
      – Водку с утра не пью, – Гесер запыхтел, раскуривая сигару. – Твои терзания… твои… сомнения мне вполне понятны. Я тоже не считаю нынешнюю ситуацию правильной. Но что случится, если мы все впадем в меланхолию и устранимся от работы? Я тебе скажу, что! Темные с удовольствием примут на себя роль пастухов человеческого стада! Они смущаться не будут. Они порадуются, что им повезло… Решай.
      – Что решать?
      – Ты же приехал с намерением подать в отставку! – повысил голос Гесер. – Ну так решай, в Дозоре ты, или наши цели для тебя недостаточно светлы.
      – При наличии черного цвета серый считается белым, – ответил я.
      Гесер фыркнул. Чуть спокойнее спросил:
      – Что там с Ариной, ушла?
      – Ушла. Взяла Надюшку в заложники и требовала от нас со Светланой помощи.
      На лице Гесера не дрогнул ни один мускул.
      – У старой карги, Антон, свои принципы. Блефовать она может как угодно, но ребенка – не тронет. Поверь, я ее знаю.
      – А если бы у нее нервы сдали? – вспоминая пережитый ужас, спросил я. – Плевать ей на Дозоры с Инквизицией в придачу! Она даже Завулона не боится.
      – Завулона – может быть… – усмехнулся Гесер. – Я сообщил о ведьме в Инквизицию, но и с Ариной связался. Совершенно официально, кстати. Все запротоколировано. И насчет твоей семьи ведьма была предупреждена. Особо.
      Вот это была новость.
      Я смотрел в спокойное лицо Гесера и не знал, что еще сказать.
      – У нас с Ариной долгие и уважительные отношения, – пояснил Гесер.
      – Как так получается? – спросил я.
      – Что именно? – удивился Гесер. – Уважительные отношения? Понимаешь ли…
      – Каждый раз, когда я убеждаюсь, что вы гнусный интриган, вы за десять минут доказываете, что я не прав. Мы паразитируем на людях? Оказывается, это для их же блага. Страна в разрухе? Так могло быть и хуже. Моя дочь в опасности? Да нет, в безопасности, словно мальчик Саша Пушкин со старушкой-няней…
      Взгляд Гесера смягчился.
      – Антон, давным-давно я был тщедушным сопливым мальчишкой.,. – он задумчиво смотрел сквозь меня. – Да. Тщедушным и сопливым. И ругаясь со своими наставниками, чьи имена тебе ничего не скажут, я был уверен – они гнусные интриганы. А потом они убеждали меня в обратном. Прошли столетия и у меня появились свои ученики…
      Выпустив клуб дыма он замолчал. Впрочем, к чему было продолжать? Столетия? Ха! Тысячи лет – достаточный срок, чтобы научиться парировать любые выпады подчиненных. Да так, что те придут кипя от возмущения, а уйдут преисполненные любви и уважения к шефу. Опыт – огромная сила. Пострашнее магической.
      – Хотел бы я увидеть вас без маски, шеф, – сказал я.
      Гесер благодушно улыбнулся.
      – Скажите мне, хотя бы, был ли ваш сын Иным? – спросил я. – Или вы его Иным сделали? Я все понимаю, нельзя раскрывать эту тайну, пусть все считают…
      Кулак Гесера с грохотом обрушился на стол. А сам Гесер привстал, перегибаясь через стол,
      – Ну сколько ты будешь мусолить эту тему? – рявкнул он. – Да, мы с Ольгой развели Инквизицию, получили право на реморализацию Тимура! Он должен был стать Темным, а меня это – не устраивает! Понятно? Хочешь – иди, докладывай Инквизиции! Только оставь этот бред!
      На миг мне стало страшно. А Гесер вновь принялся вышагивать по кабинету, постоянно выскакивая из тапочек и энергично жестикулируя:
      – Невозможно сделать человека Иным! Невозможно! Никак! Хочешь, скажу правду про твою жену и дочь? Ольга вмешалась в судьбу Светланы! Это к ней она применяла вторую половину Мела Судьбы! Но даже Мел Судьбы не был способен превратить твою не рожденную дочь в Иную, если бы она сама не родилась Иной! Мы лишь сделали ее еще сильнее, дали ей абсолютную Силу!
      – Знаю, – кивнул я.
      – Откуда? – поразился Гесер.
      – Арина намекнула.
      – Умна, – кивнул Гесер. И туг же вновь повысил голос: – Все! Теперь ты знаешь все, что относится к этой теме! Человек не может стать Иным. Используя самые могучие артефакты можно, на начальных стадиях или совсем уж загодя, сделать его сильнее или слабее, склонить к Свету или Тьме… В очень небольших пределах, Антон! Если бы мальчик Егор не был изначально нейтрален – мы не стерли бы его инициацию Тьмой. Если бы твоя дочь не должна была родиться Великой Волшебницей, мы не сделали бы ее Величайшей! Чтобы наполнить сосуд светом или тьмой он должен вначале быть, этот сосуд! От нас зависит, что будет налито – но сам сосуд мы сделать не способны! Мелочи, самые мелочи, которыми мы и вынуждены оперировать! А ты полагаешь, будто можно человека превращать в Иного!
      – Борис Игнатьевич, – сам не зная почему, я назвал Гесера его русским именем. – Извините, если я несу чушь. Но я не могу понять – как же вы раньше не нашли Тимура? Он ваш с Ольгой сын! И вы его не чувствовали? Пусть даже на расстоянии?
      И вот тут Гесер неожиданно сник. На его лице появилась какая-то виноватость и растерянность одновременно.
      – Антон, я хоть и старый интриган… – он помолчал. – Неужели ты думаешь, что я позволил бы собственному сыну расти в казенном доме, в бедах и страданиях? Думаешь, мне не хочется немного тепла и ласки? Почувствовать себя человеком? Повозиться с малышом, сходить с мальчишкой на футбол, научить подростка бриться, принять юношу в Дозор? Нет, ну назови хоть одну причину, по которой я позволял сыну жить и стареть вдали от меня? Я плохой отец, бессердечный хрыч? Допустим. Но тогда зачем я решил сделать его Иным? Зачем мне эти проблемы?
      – Но почему вы не нашли его раньше? – воскликнул я.
      – Да потому что при рождении он был самым обычным ребенком! Ни малейшей потенции Иного!
      – Бывает. – неуверенно сказал я. Гесер кивнул:
      – Сомневаешься? Вот и я сомневаюсь… должен был я почувствовать в Тимуре задатки Силы! Но их не было…
      Он развел руками, сел. Пробормотал:
      – Так что не приписывай мне лишних подвигов. Не умею я из людей творить Иных, – Гесер помолчал, и вдруг, с чувством, добавил: – Но ты прав. Почувствовать я его должен был раньше! Ну, в чужом человеке распознать Иного на старости лет – бывает. А в родном сыне? Которого на руках тетешкал, в котором мечтал увидеть Иного? Не знаю. Значит, слишком слабые были задатки… или у меня ум за разум зашел.
      – Есть один вариант, – неуверенно сказал я. Гесер исподлобья посмотрел на меня, пожал плечами:
      – Вариантов всегда больше одного. Ты о чем? – Кто-то умеет превращать людей в Иных. Этот кто-то нашел Тимура и превратил в потенциального Иного. После этого вы его почувствовали…
      – Ольга почувствовала, – буркнул Гесер.
      – Хорошо, Ольга. И дальше уже вы начали действовать. Думали, что обманываете Инквизицию и Темных. А обманывали вас.
      Гесер фыркнул.
      – Ну допустите, хоть на миг, что человека можно превратить в Иного! – взмолился я.
      – И зачем это было сделано? – спросил Гесер. – Я готов поверить во все, вот только покажи мне причины. Подставить нас с Ольгой? Не похоже. Все прошло без сучка, без задоринки.
      – Не знаю, – признался я. И мстительно добавил, вставая: – Но я бы на вашем месте не расслаблялся, шеф. Вы привыкли, что ваша интрига – всегда самая тонкая. А ведь вариантов всегда больше одного.
      – Умник… – поморщился Гесер. – Возвращайся-ка ты к Свете… погоди.
      Он сунул руку в карман халата, достал мобильник. Телефон не звонил, а лишь нервно вибрировал.
      – Сейчас, минутку… – кивнул мне Гесер. И уже в трубку, совсем другим голосом: – Да!
      Я деликатно отошел к шкафам и принялся разглядывать магические финтифлюшки. Ладно, фигурки чудовищ могут служить для вызова монстров. К примеру. А для чего нужна камча? Что-нибудь вроде “плети Шааба”?
      – Сейчас будем, – коротко сказал Гесер. Щелкнул сложенный мобильник. – Антон!
      Когда я повернулся к Гесеру, он как раз заканчивал переодеваться: проводил руками вдоль тела, и халат с пижамой сминались, меняли цвет и фактуру, превращаясь в строгий серый костюм. Последним взмахом руки Гесер повесил себе на шею галстук. Уже завязанный строгим виндзорским узлом. И все это не было иллюзией – Гесер и впрямь создавал костюм из пижамы.
      – Антон, нам придется совершить небольшое путешествие… в домик злой колдуньи.
      – Ее поймали? – спросил я, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Подошел к Гесеру.
      – Нет, хуже. Вчера вечером, в ходе обыска, в жилище Арины обнаружили тайник. – Гесер взмахнул рукой – и в воздухе открылся портал. Туманно добавил: – Там уже… немало народа собралось. Пошли.
      – Что в тайнике? – воскликнул я.
      Но рука Гесера уже толкнула меня внутрь светящегося белым овала.
      – Сгруппируйся, – донесся вслед последний совет.
      Путь сквозь портал занимает какое-то время – секунды, минуты, иногда даже часы. Это зависит не от расстояния, а от точности наводки. Я не знал, кто провешивал портал в домике Арины, не знал и сколько мне висеть в молочно-белой пустоте.
      Тайник в доме Арины. Ну и что? Любой Иной создает в квартире тайники для магических предметов. Что же так напугало Гесера… а я был уверен, что шеф напуган и растерян, слишком уж каменным и спокойным стало его лицо!
      Почему– то мне представились какие-то ужасы, к примеру: детские трупы в подполе. Вот и повод для паники Гесера, уверенного, что Арина не тронет Надюшку!
      Нет, не может быть…
      И с этой мыслью я вывалился из портала – прямо посреди комнатушки.
      А здесь и впрямь было людно.
      – В сторону! – крикнул Костя и схватил меня за руку. Я едва успел сделать шаг – из портала вышел Гесер.
      – Приветствую, Великий, – как-то удивительно вежливо, без привычной язвительности, сказал Завулон.
      Я озирался по сторонам. Шестеро незнакомых инквизиторов – в плащах, в надвинутых на лица капюшонах, все как положено. Эдгар, Эавулон и Костя – тоже все ясно. Светлана! Я в страхе посмотрел на нее – но Светлана, тут же успокаивающе покачала головой. Значит, с Надей все в порядке…
      – Кто ведет расследование? – спросил Гесер.
      – Триумвират, – коротко ответил Эдгар. – Я от Инквизиции, Завулон от Темных и… – он посмотрел на Светлану, – и как решите.
      – Я, – кивнул Гесер. – Светлана, спасибо. Я признателен.
      Объяснений мне не потребовалось. Что бы ни случилось здесь, но Светлана появилась первой из Светлых – и стала действовать от имени Ночного Дозора.
      Можно сказать – вернулась на службу.
      – Ввести вас в курс дела? – спросил Эдгар. Гесер кивнул.
      – Городецкий? – уточнил Эдгар.
      – Со мной.
      – Ваше право, – Эдгар кивнул мне. – Итак, у нас тут чрезвычайное происшествие…
      Почему он говорит словами?
      Я попытался спросить это у Светланы, мысленно потянулся к ней…
      И уперся в глухую стену.
      Инквизиция заблокировала этот район. Вот почему Гесеру позвонили по телефону, а не связались с ним мысленно. Что бы здесь ни случилось, это требуется сохранить в тайне.
      Следующие слова Эдгара подтвердили мою мысль.
      – Поскольку случившееся должно быть сохранено в полнейшей тайне, – сказал Эдгар, – я прошу всех присутствующих снять защиту и приготовиться к получению знака Карающего Огня.
      Я покосился на Гесера – тот уже расстегивал рубашку. Завулон, Светлана, Костя, даже сам Эдгар – все разоблачались!
      Смирившись, я стянул водолазку. Карающий Огонь, значит…
      – Мы, присутствующие, клянемся никогда, нигде и никому за единственным исключением верховного Трибунала Инквизиции, не разглашать того, что откроется нам в ходе расследования этого происшествия, – сказал Эдгар. – Клянусь!
      – Клянусь, – сказала Светлана и взяла меня за руку.
      – Клянусь, – прошептал я.
      – Клянусь, клянусь, клянусь… – раздалось со всех сторон.
      – Если же я нарушу эту тайну – пусть меня уничтожит рука Карающего Огня! – закончил Эдгар.
      Его пальцы вспыхнули ослепительным красным сиянием. В воздухе будто повис горящий отпечаток пятерни, расслоился и двенадцатью пылающими ладонями поплыл к нам. Очень медленно – и эта неторопливость пугала больше всего.
      Первым знак Карающего Огня коснулся самого Эдгара. Лицо Инквизитора скривилось, на коже мимолетно проступило еще несколько таких же багровых отпечатков.
      Кажется, это больно…
      Гесер и Завулон перенесли прикосновение знака стоически. И если меня не подвели глаза, на их телах эти знаки уже сплелись в густую вязь.
      Кто– то из Инквизиторов взвизгнул.
      Кажется, это очень больно…
      Заклинание коснулось меня и я понял, что ошибаюсь. Это не очень больно, это невыносимо! Казалось, меня клеймят раскаленным тавром, и не просто клеймят – насквозь прожигают тело!
      Когда в глазах развеялась кровавая муть я с удивлением понял, что устоял на ногах – в отличии от двух Инквизиторов.
      – А говорят, рожать больно… – тихо сказала Светлана, застегивая блузку. – Ха…
      – Хочу напомнить… если знак сработает – будет гораздо больнее… – пробормотал Эдгар. В глазах у Темного стояли слезы. – Это для общего блага.
      – Хватит лирики! – оборвал его Завулон. – Раз уж стал главным, то веди себя адекватно.
      Действительно, где же Витезслав? Все-таки улетел в Прагу?
      – Прошу за мной, – все еще морщась сказал Эдгар. И пошел к стене.
      Тайники можно устраивать разными методами. От самого банального – магически замаскированного сейфа в стене, и до окруженного мощными заклинаниями схрона в Сумраке.
      Этот тайник был довольно оригинальным. Когда Эдгар вошел в стену – перед ним возникла на миг узкая, вроде бы несоразмерная для человека щель, я сразу вспомнил этот хитрый и сложный метод, смесь магии иллюзий и магии перемещения. Из какого-то ограниченного пространства, к примеру из комнаты, забирались кусочки пространства – узкие полоски вдоль стен и магически соединялись в единый “чулан”. Штука сложная и довольно опасная, но Эдгар вошел в тайник спокойно.
      – Все не влезем, – пробормотал Гесер и покосился на инквизиторов. – Вы там уже были, как я понимаю? Подождите здесь.