Сергей ЛУКЬЯНЕНКО
      ДОРОГА НА ВЕЛЛЕСБЕРГ
      Ветер гнал над степью запахи трав. В воздухе словно метались разноцветные знамена, даже в глазах рябило. Я сказал об этом Игорю, но тот лишь усмехнулся:
      - Чтобы унюхать то, что ты чуешь, надо собакой родиться. По-моему, воняет гарью.
      Гарь я тоже чуял. От посадочной капсулы стлалось грязно-черное, медленно оседающее полотнище. Там, где опоры впились в почву, ленивыми багровыми гейзерами вспухал запах сгоревшей земли. Наверное, того, кто видел бы это впервые, зрелище могло захватить. Я начал дышать ртом, и цветные пятна в воздухе дрогнули, исчезая. Так гораздо лучше, только рот быстро пересыхает. Но я привык. Не советую, правда, медикам из Центра Совершенствования подходить ко мне с предложением об активации генов моим детям. Могу и не сдержаться. А в общем, я привык.
      Игорь неторопливо поправлял одежду. Особо аккуратным видом он никогда не отличался, а сейчас был встрепан донельзя. Порванная на спине (для вентиляции) рубашка выбилась из обрезанных чуть ниже колен брюк. Сами брюки представляли собой шедевр роддэрской моды - правая половина из джинсовой ткани, левая - из металлизированного вельвета. На груди на тонкой серебряной цепочке покачивался амулет - настоящий автоматный патрон второй половины двадцатого века. Зато волосы были очень тщательно разделены на семь прядей и выкрашены в семь цветов. Игоря можно было с ходу снимать для передачи "Роддэры - новые грани старой проблемы". Впрочем, кажется, он пару раз в ней снимался... Игорь поймал мой взгляд, подмигнул, но ничего не сказал. Скосил глаза на нашего нового спутника тот неловко выбирался из люка капсулы.
      - Эй, как тебя... Рыжик!
      "Рыжик" повернулся. Быть ему теперь Рыжиком на веки вечные. Если Игорь дает прозвище, оно прилипает намертво. Да в новеньком и действительно было все необходимое для такого прозвища: солнечно-рыжие волосы, быстрый, чуть хитроватый взгляд и такая же, немного лукавая, улыбка.
      - Меня зовут Дэйв. А вас?
      Ха! Имя у него тоже было рыжее, солнечное. По-русски Дэйв говорил неплохо, только немного нажимал на гласные.
      - Не, - дурачась, протянул Игорь. - Тебя зовут Рыжик. Его - Чингачгук - можно Миша, - докончил он, увидев мой выразительный жест. - А я - Игорь.
      - Просто Игорь?
      Да, новенькому палец в рот не клади. Он смотрел на Игоря так, словно придумывал ему кличку.
      - Просто Игорь. Тебе сколько?
      Дэйв смущенно пожал плечами, словно не знал, что ответить. Замершее в зените солнце сверкнуло на золотистом кружке, приколотом к его травянисто-золотой рубашке.
      - Одиннадцать.
      - Ясно. Знак давно получил?
      Рыжик скосил глаза на кружок.
      - Недавно. Утром.
      - Во дает! - Даже Игоря такое сообщение лишило иронии. - Получил и сразу слинял? А родители? Сцен не устраивали?
      - Нет. Они, кажется, даже обрадовались.
      Игорь замолчал. Потом заговорил снова, и я обалдел - таким неожиданно мягким, дружеским стал его голос.
      - Ты держись пока с нами, Рыжик. Мы с Мишкой роддэры старые, опытные. По три года по дорогам болтаемся.
      - А вам сколько лет?
      Игорь засмеялся:
      - Учти, Рыжик, мой вопрос о возрасте был провокационный. Роддэры на такие вопросы не отвечают, в лучшем случае говорят, как давно получили самостоятельность. Но ради знакомства скажу - тринадцать. И еще. Спрячь свой знак. Роддэры это напоказ не носят.
      Я усмехнулся, глядя, как торопливо снимает Рыжик свой золотой кружок. Знак действительно делают из золота, запрессовывая внутрь идентификатор и выдавливая на поверхности слова: "Достиг возраста персональной ответственности". На обороте - имя.
      Игорь повернулся ко мне:
      - Ну что, Чингачгук, пойдем в горы?
      Горы неровной гребенкой тянулись к горизонту. Покрытые синеватым снегом вершины заманчиво поблескивали над темной каймой деревьев. Там, в горах, сосны по двадцать метров. И никаких запахов, кроме снега и хвои...
      - Далековато, - небрежно произнес я, уже зная, что пойдем. Километров сто с гаком...
      - Куда нам торопиться-то, роддэрам...
      Мы с Игорем понимающе смотрели друг на друга. Игорь знает, каково мне. Иначе бы мы не проводили половину года в горах...
      - Да, - повернулся я к Дэйву. - Мы же забыли тебя поблагодарить, Рыжик...
      Назвав его так, я невольно смутился. Не люблю кличек...
      Но Рыжик, похоже, уже привык к своему новому имени.
      - Точно, - подхватил Игорь. - Ты нас спас. А то сели бы мы в лужу.
      Он был прав.
      В пассажирском салоне гиперзвукового самолета могла поместиться великолепная лужа, в которую уселись бы два самонадеянных роддэра. Салон тянулся широченной стометровой трубой, залитой мягким оранжевым светом. В четырех рядах кресел дремали, слушали музыку и смотрели телешоу редкие пассажиры. Самолет летел полупустым, как и положено рейсу из Флориды в самом начале курортного сезона.
      Мы с Игорем сидели рядом со стеклянной кабинкой диспетчера, установленной посередине салона. Наверное, близость к ней и навела Игоря на мысль покинуть самолет. Когда бархатный голосок стюардессы зазвучал из спинки кресел, объявляя, что через пятнадцать минут лайнер пролетит над Скалистыми Горами, Игорь легонько толкнул меня в бок. Я замычал, не раскрывая глаз. Хотелось подремать - всю ночь мы шли по обочине дороги, добираясь из города в аэропорт. Проходящие мимо машины иногда тормозили, сигналили, но мы упорно шли дальше. Настоящий роддэр не садится в автомобиль без крайней необходимости. Из одной машины, сигналившей особенно настойчиво, нас даже беззлобно обругали... Теперь я хотел спать, а Игорь неумолимо тормошил меня:
      - Чинга! Большой Змей! Ну, Мишка!
      Я вопросительно посмотрел на него.
      - Давай возьмем капсулу и смотаемся.
      - Зачем?
      - Просто так.
      Вся прелесть поступков "просто так" в том, что их не надо объяснять даже себе.
      - Давай...
      Мы поднялись с кресел. Как всегда после резкой смены положения, запахи ударили по мне с новой силой. Прежде всего - запах самолета. Трущийся металл, гнущаяся пластмасса, искрящие контакты, подгорелые изоляторы, подтекшая смазка, свежевыкрашенные панели и еще тысячи знакомых и не знакомых запахов сливались, к счастью для меня, в единый, воспринимаемый как шершавое скрипящее фиолетовое пятно над головой. К нему можно было легко привыкнуть и перестать замечать. Но вот аромат резких французских духов, плывущий от женщины в конце салона, оказался неизбежным и неуничтожимым. Он бил прямо в подсознание жаркой багряной волной, и стоило большого труда вынырнуть из-под нее, вновь думать спокойно и без усилий.
      - Прошу выделить нам капсулу для посадки в пролетаемом районе, вежливо сказал Игорь диспетчеру. Тот оглядел нас и... Я почувствовал, как темнеет его запах - в кровь выплеснулись стрессовые гормоны, на коже проступил незаметный для глаз пот.
      - На каком основании?
      Будь на нашем месте взрослые, диспетчер и спрашивать бы не стал. Что ему, капсулы жалко, что ли?.. Но к роддэрам у многих отношение было не слишком доброжелательное. Игорь вздохнул и вытащил из кармана свой знак самостоятельности. Я - свой. Пассажиры, сидевшие поблизости, уже посматривали на нас с любопытством. Еще бы. Двое мерзких грязных скандальных роддэров требуют, чтобы им, как порядочным гражданам, дали капсулу для индивидуальной посадки.
      - Как мне кажется, серьезных оснований для высадки у вас нет?
      Я понимал диспетчера. Перед ним стояли два пацана. Один - в диком костюме, с разноцветными волосами, загорелый и исцарапанный. Другой поаккуратнее (не люблю выкрутасы в одежде), со светлыми волосами (меня тошнит от запаха краски), светлокожий (ко мне загар плохо липнет)... но все равно - роддэр. И эти роддэры из пустой прихоти передумали лететь в Токио и решили высадиться у подножия Скалистых Гор...
      - Увы. Капсула дается лишь при наличии веских причин. Или если ее попросят не менее трех пассажиров...
      Поединок кончался не в нашу пользу. Роддэров оскорбили и публично продемонстрировали остальным пассажирам их беспомощность. Теперь речь шла уже о том, чтобы спасти лицо. Игорь с надеждой посмотрел в салон. Но никого, похожего на роддэра, не увидел. Лишь рядах в пяти от нас сидел мальчишка. Но уж слишком ухоженный, домашний был у него вид... На всякий случай я кивнул ему. Мальчишка кивнул в ответ и встал. Пошел по проходу, касаясь рукой знака на груди, словно боялся, что тот может исчезнуть. Я успел лишь заметить, что мальчишка рыжий и совсем маленький, не больше одиннадцати лет.