Странная вещь – жизнь.
      Еще сутки назад я выходила из своей квартиры: молодая, здоровая, полная силы – и при этом несчастная ведьма.
      А полдня назад я стояла в офисе Дозора: изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее...
      Как все изменилось!
      – Хочешь еще вина, Алиса? – Павел, мой провожатый, заискивающи заглянул в глаза.
      – Немножко, – не отрываясь от иллюминатора сказала я. Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая «Тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно – безопасность полета проверил лично Завулон.
      Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до него дойти.
      – Давай за шефа, Алиса? – спросил Павел. Он так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.
      – Давай, – согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня...
      – Все-таки нельзя не признать, – отпив вина сообщил Павел, – что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!
      Я кивнула.
      – А Светлые... – он вложил в слово столько презрения, сколько было в его силах, – куда большие индивидуалисты, чем мы!
      – Не передергивай, – сказала я. – Вот это, все-таки, неправда.
      – Да брось, Алиса! – от вина он сделался словоохотливым. – Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?
      Пожалуй, только по этому оцеплению я его и помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.
      – Помню.
      – Ну вот, этот... Городецкий. Светоч, блин!
      – Он очень сильный маг, – вновь возразила я. – Очень.
      – Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек последнее, и что? Куда он ее употребил?
      – На собственную реморализацию.
      Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.
      Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии, собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к заемной силе, на краткий миг обрел силы, соизмеримые, а то и превосходящие возможности Завулона и Гесера.
      И обрушил всю силу на себя.
      Реморализация. Поиск этически оптимального выхода. Самая страшная проблема Светлых – не причинить вреда, не сделать поступка, который повлечет за собой зло для людишек.
      – Он же теперь суперэгоист! – со вкусом сказал Павел. – Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел... а ведь мог, мог!
      – Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? – спросила я.
      – Да ведь он поступил, как любой из нас! Как самый настоящий Темный!
      – Тогда он был бы в Дневном Дозоре.
      – Будет, – уверенно сказала Павел. – Куда денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом оправдывался – мол, все для того, чтобы правильное решение принять... А какое было решение? Не вмешиваться! Всего лишь – не вмешиваться! Это наш подход, темный.
      – Не буду спорить, Павлуша, – сказала я.
      Лайнер вздрогнул, выпуская шасси. Кто-то в салоне тихо ойкнул.
      На первый взгляд оборотень был прав. Вот только помню я лицо Завулона в следующие дни после урагана. Нехороший у него был взгляд, уж я-то научилась разбираться. Словно он понял, что его провели, но понял это слишком поздно.
      Павел все продолжал рассуждать о тонкостях борьбы Дозоров, о разнице в подходах, о долгосрочном планировании операций. Стратег... ему в штабе сидеть, а не по улицам шастать...
      Я вдруг поняла, как он успел меня утомить за три часа полета. А ведь на первый взгляд производил приятное впечатление...
      – Павлуша, а ты в кого перекидываешься? – спросила я.
      Оборотень засопел. Неохотно ответил:
      – В ящера.
      – Ого! – я вновь посмотрела на него с интересом. Такие оборотни и впрямь редкость, это не заурядный вервольф, вроде покойного Виталика. – Это серьезно! А почему я тебя редко вижу на операциях?
      – Я... – Павел поморщился. Достал платок, промокнул потный лоб. – Тут такое дело...
      Мялся он замечательно, будто нашкодившая школьница на приеме у гинеколога.
      – Я в травоядного ящера превращаюсь, – выпалил он наконец. – Не самая высокая боеспособность, к сожалению. Челюсти сильные, но зубы плоские, трущие. И медлительный слишком. Руку или ногу сломать... палец сжевать... это могу.
      Я невольно засмеялась. Участливо сказала:
      – Да ничего. Такие ведь тоже нужны! Главное – чтобы у тебя вид был внушительный, вызывал страх и оторопь.
      – Вид внушительный... – подозрительно косясь на меня ответил Павел. – Только чешуя пестрая слишком, будто хохломская игрушка, маскироваться трудно.
      Мне удалось сохранить серьезное лицо.
      – Ничего, это даже интересно. Если надо людей попугать, особенно детишек, то пестрая чешуя вполне уместна.
      – Да я так обычно и работаю... – признался Павел.
      Толчок прервал наш разговор – самолет коснулся посадочной полосы. Дружно, хотя и несколько преждевременно, зааплодировали пассажиры. Несколько секунд, прильнув к иллюминатору, я жадно смотрела на зелень, здание аэропорта, ползущий на взлет лайнер...
      Просто не верится.
      Я вырвалась из душной Москвы, получила долгожданный отпуск... и свои особые права... и когда я вернусь – меня снова будет ждать Завулон...
      Павел проводил меня до троллейбусной остановки. Самый забавный троллейбусный маршрут из тех, что я знаю – он идет из города в город, из Симферополя в Ялту. Как ни странно, это довольно удобно.
      Все здесь было по-другому, совсем по-другому. Вроде бы и жарко – но не московской асфальтово-бетонной жарой. И море, хоть до него и далеко, чувствовалось. И буйная зелень, и вся атмосфера огромного курорта в разгар сезона.
      Хорошо... мне действительно стало хорошо. Еще бы побыстрее душ принять, выспаться, привести себя в порядок...
      – Ты ведь не в Ялту? – понимающе спросил Павел.
      – Не совсем в Ялту, – кивнула я. Мрачно посмотрела на плотную очередь. Даже дети в ней были собранны и готовы к схватке за место в троллейбусе. Вещей у меня было всего ничего – сумочка и спортивная сумка через плечо, и в общем-то я могла бы даже постоять – если удастся сесть в троллейбус без билета.
      Но не хотелось.
      В конце концов у меня тугая пачка командировочных, отпускных и «лечебных» – Завулон ухитрился выдать мне почти две тысячи долларов. На две недели – вполне прилично. Особенно на Украине.
      – Ладно, Павлуша, – я чмокнула его в щеку. Оборотень зарделся. – Я доберусь, ты меня не провожай.
      – Уверена? – уточнил он. – Мне приказано оказывать тебе любую помощь.
      Ох, защитничек... Ящер травоядный, корова с чешуей...
      – Уверена. Тебе тоже надо отдыхать.
      – Я с товарищами собираюсь на велосипедах путешествовать, – сообщил он зачем-то. – Очень хорошие ребята, украинские волкулаки и даже один молодой маг. Может мы и к тебе заглянем?
      – Буду рада.
      Оборотень двинулся обратно к зданию аэропорта, явно собираясь сесть на другой рейс. А я неторопливо пошла вдоль жиденького ряда частников и таксистов. Уже смеркалось, и было их совсем немного.
      – Куда, красавица? – окликнул меня грузный усатый мужчина, куривший у своего «жигуленка». Я покачала головой – вот еще на «Жигулях» я не ездила между городами... «Волгу» я тоже проигнорировала, неизвестно на что надеющуюся «Оку» – тем более.
      А вот новенький «Нисан Патрол» меня вполне устроит...
      Я наклонилась над опущенным стеклом. В машине сидели два молодых чернявых парня. Тот, что занимал место водителя, курил, его товарищ отхлебывал из бутылки пиво.
      – Свободны, ребята?
      На меня уставились две пары оценивающих глаз. Выглядела я не слишком-то кредитоспособной, так требовалось по легенде...
      – Возможно, – изрек водитель. – Если в цене сойдемся.
      – Сойдемся, – сказала я. – До «Артека». Полсотни.
      – Пионерка? – ухмыльнулся водитель. – За полсотни мы тебя по городу покатаем.
      Остряк. По возрасту ему уже и слово «пионерка» помнить не положено. Да и амбиции у него непомерные... полсотни карбованцев – почти десять долларов.
      – Вы не уточнили главное, – заметила я. – Полсотни чего...
      – Полсотни чего? – послушно повторил товарищ водителя.
      – Баксов.
      Морды парней сразу изменились.
      – Полсотни баксов, едем быстро, без всяких попутчиков, музыку громко не включаем, – уточнила я. – Договорились?
      – Да, – решил водитель. Зашарил глазами: – А вещи?
      – Все со мной, – я села на заднее сиденье, бросила рядом сумку. – Едем.
      Похоже, мой тон подействовал. Через минуту мы уже выкатывали на дорогу. Я расслабилась, откинулась поудобнее. Все. Отдых. Мне надо отдыхать... кушать персики... собирать силу...
      А потом меня ждет Москва и Завулон...
      И тут в сумочке запищал мобильник. Не открывая глаз я достала трубку и приняла вызов.
      – Алиса, как добралась?
      В груди потеплело. Сюрприз за сюрпризом! Даже в лучшие наши дни Завулон не считал нужным интересоваться такими мелочами. Или это потому, что я сейчас больна и не в форме?
      – Спасибо, замечательно. Говорят, были проблемы с погодой, но...
      – Я в курсе. Ребята из Дневного Дозора Симферополя помогли с метеоусловиями. Речь не об этом, Алиса. Ты сейчас в машине?
      – Да.
      – У тебя плохой прогноз на эту поездку.
      Я насторожилась.
      – Дорога?
      – Нет. Очевидно, твой водитель.
      Бритые затылки парней каменели впереди. Я секунду смотрела в них, злясь от бессилия. Даже эмоции не почувствовать, не то что б мысли прочитать...
      – Справлюсь.
      – Ты отпустила сопровождающего?
      – Да. Не беспокойся, милый. Я справлюсь.
      – Ты уверена, Алиса? – в голосе Завулона была неподдельная тревога. И это на меня подействовало, словно допинг.
      – Конечно. Ну глянь снова на прогноз!
      Завулон на миг замолчал. Потом удовлетворенно сказал:
      – Да, выправляется... Но будь на связи. Я приду, если потребуется.
      – Если они меня обидят, ты просто спусти с них шкуру, милый, – попросила я. Парень, сидевший рядом с водителем, обернулся и внимательно посмотрел на меня.
      – Не просто спущу, а заставлю их же ее и сожрать, – согласился Завулон. Это была не угроза, разумеется, а вполне реальное обещание. – Ну, счастливо отдохнуть, детка.
      Я выключила мобильник и задремала. «Нисан» шел ровно, вскоре мы уже выбрались на трассу. Временами парни закуривали, начинало пахнуть табаком, к счастью – не самым плохим. Потом мотор стал петь натужнее – мы поднимались на перевал. Я открыла глаза, взглянула поверх опущенного стекла в звездное небо. Какие крупные в Крыму звезды. Какие близкие.
      Потом я уснула всерьез. Мне даже начал сниться сон – сладкий, томительный, в котором я купалась в ночном море, и рядом кто-то был, и временами во тьме угадывалось его лицо, и я чувствовала легкие касания рук...
      Когда я поняла, что касания настоящие, то мгновенно проснулась и открыла глаза.
      Мотор молчал, машина стояла чуть в стороне от трассы. Кажется – в аварийном отводе дороги, для тех бедолаг, у которых отказали тормоза.
      А у водителя и его друга тормоза и впрямь отказали. Видно было по их глазам.
      Едва я проснулась, как приятель водителя убрал руку от моего лица. И даже скорчил улыбку:
      – Приехали, подруга.
      – Непохоже на «Артек», дружок, – в тон ответила я.
      – Мотор перегрелся, – водитель облизнул губы. – Надо подождать. Можно выйти, проветриться.
      Он даже искал какие-то бессвязные отговорки, видно, волновался куда больше своего товарища. А тот наоборот, взвинчивал себя:
      – Пописать можно...
      – Спасибо, не хочется, – я продолжала сидеть, с любопытством глядя на парочку. Интересно, что они предпримут? Попытаются вытащить меня из машины? Или попробуют изнасиловать прямо здесь?
      А потом?
      Отпускать – опасно. Наверное, вниз с обрыва. Там уже море... лучший друг убийц всех времен и народов. Это земля хранит следы долго, у моря – короткая память.
      – Сомнение возникло, – заявил водитель. – Деньги-то у тебя есть... пионерка?
      – Раз подрядила вас, – я выделила тоном слово «подрядила», – значит, есть.
      – Покажи, – потребовал водитель.
      Ох, ну какие же вы тупые... людишки...
      Я молча достала из сумочки пачку баксов. Отделила от нее полтинник, протянула – будто не замечая жадных глаз, впившихся в деньги. Ну теперь точно, конец мне.
      И все-таки они продолжали нуждаться в каких-то оправданиях. Хотя бы перед собой.
      – Это же фальшивые! – взвизгнул водитель, бережно пряча полтинник в карман. – Да ты, сучка, хотела нас...
      Я выслушала порцию отборной брани, все так же невозмутимо наблюдая за ними. Хотя что-то внутри меня напряглось – все-таки я не имела нормальной силы Иного, позволившей бы сделать из двух ублюдков послушные марионетки.
      – На дружка своего надеешься? – спросил товарищ водителя. – Да? Шкуру он, значит, спустит? Да мы с него спустим, курва!
      Я захохотала, представив себя миллион и одну забаву, которую сотворил бы со щенками Завулон. За одни лишь эти слова.
      Водитель схватил меня за руку. Лицо его, в общем-то молодое и красивое, я бы была не прочь завести с таким юношей курортный романчик, исказилось от смеси злобы, страха и похоти.
      – Платить будешь натурой, стерва!
      Угу. Натурой. А также вещами, а также кратким полетом вниз по почти отвесному склону...
      Нет, не хочется мне так начинать знакомство с черноморской водичкой. Ко мне потянулся второй парень – причем уже явно нацеливаясь порвать блузку. Козел, она же двести пятьдесят баксов стоит!
      Его руки почти коснулись меня, когда я уперла ему в лоб ствол пистолета.
      Наступила короткая пауза.
      – Какие вы крутые, мальчики, – промурлыкала я. – А ну-ка, ручки убрать, и вон из машины.
      Пистолет их ошеломил. Может быть потому, что я вышла из аэропорта, и предположить, что у меня есть оружие было совсем невозможно. А может почуяли, инстинктом мелких шавок, что выпустить им мозги будет для меня развлечением.
      Они выскочили из машины, я вышла следом. Несколько секунд парни колебались, а потом кинулись бежать. Но это уже не устраивало меня.
      Я всадила первую пулю в лодыжку приятелю шофера. Ему ноги менее важны, на педали жать не надо. Ранение было совсем смешным, вскользь, скорее ожог кожи чем огнестрельная рана, но этого вполне хватило. Парень с воем упал, его товарищ застыл как вкопанный, подняв руки. Интересно, за кого они меня приняли? За сотрудницу ФСБ на отдыхе?
      – Жадность вашу вполне понимаю, – сказала я. – Экономика в разрухе, зарплату не платят... Похоть – тоже. В конце концов, в вас еще юношеская гиперсексуальность бурлит. Во мне, кстати, тоже!
      Даже раненый замолчал. Они внимали мне в полной тишине – дорога к ночи опустела, лишь вдали виднелись приближающиеся фары. А ночь была восхитительная – тихая, звездная, теплая крымская ночь, и внизу, под обрывом, шумело море.
      – Вы ведь очень симпатичные ребята, – сказала я. – Одна беда, я теперь не настроена на секс. Вы себя слишком плохо вели. Но!
      Я подняла вверх палец, и они уставились на него, как загипнотизированные.
      – Мы найдем выход!
      Судя по их лицам, ничего хорошего они уже не ждали. Ну и зря. Я же не убийца.
      – Поскольку вас двое, и вы, явно, хорошие приятели, – объяснила я, – для вас не составит проблем удовлетворить друг друга. После этого мы спокойно и без приключений доедем до лагеря.
      – Да ты! – водитель шагнул было ко мне, но нацеленный в пах ствол оказал должный эффект.
      – Есть запасной вариант, – согласилась я. – Можно избавить вас от лишних частей тела. И я ставлю три против одного, что сумею это сделать с первого выстрела.
      – Ты... – прошипел раненый. – Да за нас...
      – За вас «копийки» ломаной не дадут, – сообщила я. – Спускайте штаны и за работу.
      Той силы, которой любой Иной может сломать волю человека, во мне не было. Но, наверное, в голосе осталась убедительность.
      Они подчинились.
      Мы в отделе порой смотрим гейскую порнушку – очень забавно. Так же как в дежурке у вампиров и магов частенько крутят лесбийские фильмы.
      Но в кино актеры отдавались делу самозабвенно и умело. А эти два придурка явно были расстроены неожиданным поворотом событий и соответствующего опыта не имели. Так что я в основном любовалась ночным морем, поглядывая лишь, чтобы парни не сачковали.
      – Ничего, – утешила я их, когда все закончилась. – Как говорится в поговорке – первый раз не считается. В машину.
      – Зачем? – прекратив отплевываться, завопил водитель. Наверное, решил, что я хочу их застрелить и спустить вместе с тачкой вниз, в море.
      – Ну, вы же подрядились меня довести? – удивилась я. – И деньги уже получены.
      Дальше мы ехали без приключений. Лишь на середине пути водитель стал вопить, что он сам себя ненавидит, что жить ему теперь незачем, и он сейчас вывернет руль в пропасть.
      – Давай-давай! – согласилась я. – С пулей в затылке тебе будет совсем не больно падать!
      Он замолчал.
      Пистолет я из рук не выпускала до самых ворот «Артека».
      Уже открыв дверь, я подалась обратно:
      – Да, вот что еще, ребятки...
      Они с ненавистью смотрели на меня. Будь я в форме – столько силы бы откачала!
      – Лучше и не пробуйте найти меня. Иначе эта ночь вам покажется раем. Понятно?
      Ответа не последовало.
      – Молчание – знак согласия, – решила я, пряча маленький «Astra Cub» обратно в сумочку. Идеальное оружие для хрупкой женщины... хотя через таможню его пришлось нести Павлу.
      Я пошла к воротам, а «Нисан» с ревом укатил прочь. Надеюсь, у незадачливых грабителей-насильников хватит ума воздержаться от мести...
      Впрочем, через пару дней меня перестанут волновать мелкие местные бандиты.
      Вот так в два часа ночи я приехала в «Артек», где мне предстояло восстанавливать здоровье.
      «Вкушать бульончик», как выразился Карл Львович, подписывая требуемые разрешения.
      Каждый образцовый советский пионер должен был совершить в жизни три вещи – навестить Ленина в мавзолее, отдохнуть в «Артеке» и повязать галстук октябренку. После этого он мог приступать к следующей стадии своего развития – комсомолии.
      Я в своем недолгом пионерском детстве успела выполнить лишь первый пункт. Теперь был шанс восполнить один из пробелов.
      Не знаю, как в советские времена, а сейчас образцовый детский лагерь выглядел серьезно. И забор вокруг территории был вполне исправный, и охрана дежурила у входа. Правда оружия видно не было... на первый взгляд... но крепкие парни в милицейской форме и без него выглядели достаточно серьезно. Как-то совершенно смешно смотрелся рядом с этими стражами порядка пацан лет четырнадцати-пятнадцати. Может быть, отголосок прежних времен, когда звенели горны, стучали барабаны и стройные шеренги пионеров шли на пляж принимать в установленном порядке водные процедуры?
      Честно говоря, я ожидала бюрократической волокиты. Или повышенного удивления. Но, похоже, пионервожатым (сейчас, впрочем, моя должность именовалась проще – воспитательница) было не впервой добираться к «Артеку» в два часа ночи на иномарках. Один из охранников мельком глянул на мои документы – настоящие, выправленные во всех положенных инстанциях, заверенные подписями и печатями, после чего подозвал постового мальчишку.
      – Макар, проводишь Алису к дежурному.
      – Угу, – буркнул пацан, с интересом разглядывая меня. Хороший, незакомплексованный мальчик. Видит красивую девушку и не стесняется проявить свой интерес. Далеко пойдет...
      Мы вышли из домика охранников, прошли мимо длинного ряда стендов с распорядками дня, объявлениями о каких-то мероприятиях, детскими стенгазетами... как давно я не видела стенгазет! Двинулись по скупо освещенной алее, причем я поймала себя на том, что непроизвольно ищу по сторонам гипсовые статуи горнистов и прочих девочек с веслом. Впрочем, таковых не нашлось.
      – Вы к нам временно? – спросил мальчик.
      – Да.
      – Макар, – он с достоинством протянул мне руку.
      – Алиса, – я обменялась с ним рукопожатием, с трудом удерживаясь от улыбки.
      Разница в возрасте у нас с ним – лет десять, ну может двенадцать. А даже по именам видно, как все изменилось. Куда исчезли Кэрроловские и Булычевские Алисы? Ушли вслед за гипсовыми горнистами, пионерскими знаменами, утраченными иллюзиями и несбывшимися мечтами. Стройными колоннами ушли, под веселую задорную песню... Девочка, сыгравшая когда-то Алису в телефильме, и влюбившая в себя всех мальчишек страны, теперь мирно трудится биологом, с улыбкой вспоминая свой романтический образ.
      Пришли другие. Макары, Иваны, Егоры, Маши... Неизменный закон природы – чем хуже живет страна, чем в большую грязь ее втаптывают, тем сильнее тяга к корням. К старым именам, к старым порядкам, к старым ритуалам. Нет, они ничем не хуже, Макары и Иваны. Наоборот, наверное. Серьезнее, целеустремленнее, не связаны идеологией и показушным единством. Они куда ближе к нам, Темным, чем те Алисы, Сережи, Славы...
      И все-таки немножко обидно. То ли за то, что мы не были такими, то ли за то, что они такими стали.
      – Вы к нам временно? – все так же серьезно осведомился мальчик.
      – Да. Моя подруга заболела, я ее буду подменять. Но на следующий год попробую приехать снова.
      Макар кивнул:
      – Приезжайте, у нас тут хорошо. Я на следующий год тоже приеду. Мне уже будет пятнадцать лет.
      То ли мне показалось, то ли в глазах у этого чертенка и впрямь мелькнул огонек.
      – А после пятнадцати?
      Он покачал головой. С явным сожалением сказал:
      – Только до шестнадцати можно. Впрочем, я собираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.
      Я чуть не поперхнулась.
      – Это достаточно дорого, Макар.
      – Знаю. Все запланировано пять лет назад, не беспокойтесь.
      Наверняка, сын какого-нибудь нувориша. У них и впрямь все запланировано.
      – Основательный подход. Там и останешься?
      – Нет, зачем? Получу достойное образование, и вернусь в Россию.
      Очень серьезный ребенок. Что ни говори, а среди людей порой попадаются забавные экземпляры. Жалко, что не могу сейчас протестировать его на способности Иного... такие ребята нам нужны.
      Вслед за своим провожатым я свернула с вымощенной квадратными каменными плитками дорожки на узкую тропинку.
      – Здесь короче, – объяснил мальчик. – Не беспокойтесь, я тут все знаю...
      Я молча шла за ним – было темновато, приходилось полагаться лишь на человеческие способности, но его белая рубашка служила надежным ориентиром.
      – Вон, огонек видите? – спросил Макар, оборачиваясь. – Прямо на него идите, а я побежал...
      Похоже, мальчик просто-напросто решил надо мной подшутить... до огонька было метров триста по густо заросшему парку. Будет ему повод похвастаться перед друзьями: завел новенькую воспитательницу в кусты, и там бросил...
      Но едва Макар сделал шаг в сторону, как зацепился за что-то ногой и с удивленным возгласом упал. Я даже злорадствовать не стала – так это было смешно.
      – Ну вот, а говорил «все знаю», – не удержалась я.
      Он даже не ответил – сопел, растирая разбитую коленку. Я присела рядом, заглянула в глаза:
      – А ведь ты надо мной хотел подшутить. Верно?
      Парнишка взглянул на меня – и быстро отвел глаза. Пробормотал:
      – Извините...
      – Над всеми так шутите? – спросила я.
      – Нет...
      – Чем же я удостоилась такой чести?
      Он ответил не сразу.
      – У вас вид был... очень самоуверенный.
      – Еще бы, – легко согласилась я. – Добиралась с приключениями. Чуть не убили по дороге, честное слово! Но выкарабкалась. С каким же еще видом мне ходить?
      – Извините...
      С него окончательно слезла и вся серьезность, и вся самоуверенность. Присев рядом я попросила:
      – Покажи коленку.
      Он убрал руки.
      Сила. Я знала, что она есть. Я почти чувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом, острую и чистую... Я почти могла ее взять – как любая темная Иная, чья сила – чужая слабость.
      Почти могла.
      Все-таки это было еще не то, что надо. Макар сидел, стиснув зубы, и не издавая ни звука. Держался – и держал силу в себе. Это – слишком много для меня сейчас...
      Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку, посветила.
      – Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?
      – Да не надо, само пройдет...
      – Как знаешь, – я поднялась, посветила вокруг. Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку... – Ну так что, Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?
      Он молча встал и пошел вперед, я двинулась за ним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким – двухэтажный каменный особнячок с колоннами, Макар спросил:
      – Расскажите дежурному?
      – Про что? – я засмеялась. – Вроде как ничего не было, мы мирно прогулялись по аллее...
      Он посопел секунду, потом сказал еще раз, причем куда с большей искренностью:
      – Извините. Я глупую шутку придумал.
      – Лечи коленку, – посоветовала я. – Промыть не забудь, и йодом смажь.

      За стенкой шумела вода – дежурный по лагерю, извинившись, вышел умыться. Разбудила я человека, мирно дремавшего под сипение дрянного китайского магнитофона. Не понимаю только, как спать под Высоцкого? Впрочем, на этой мыльнице только бардов и можно слушать.
 
– Будут и стихи и математика,
Почести, долги, неравный бой...
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.
Лучше бы уж он держал в казарме их,
Но как на войне, так на войне –
Падают бойцы в обоих армиях
Поровну на каждой стороне.
 
      – Все, прошу прощения... – Дежурный вышел из крошечной ванной, еще вытирая лицо казенным вафельным полотенцем. – Сморило меня.