– Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? – прозреваю я. Мой собеседник кивает. – Чингиз… но это глупо!
Я горячусь и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать Чингиза. Но мне надо его переспорить – чтобы исчезло неприятное, дурацкое ощущение собственной неполноценности.
– Неужели вам это настолько неприятно? – спрашиваю я. – Мы все любим Диптаун, но подумайте – ведь своей брезгливостью, нежеланием быть рядом с преступниками вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…
– Да при чем тут брезгливость? – удивляется Чингиз. – Я и сам преступник, если вы не забыли.
– Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал свободой, чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?
– Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не министерства юстиции, как положено?
– Проект начинался как следственный изолятор для лиц, совершивших преступления в
глубине, – отвечаю я. – Понимаете, очень удобно было проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор превратили в тюрьму, но пока идет эксперимент – подчинение тюрьмы не меняют. Странно, конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…
– Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?
– Нет. – Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он предложит мне…
– Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска. – Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во французском секторе… – Реже – восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…
– Ну и что?
– Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.
– Кто – они?
– Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации, «совет дайверов». Просили что-то сделать, в чем-то помочь… обычно им не отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж большой частью нашей жизни. Здесь есть все – банки, институты, корпорации, военные базы и штабы. А значит – нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.
Сильные эмоции?
Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.
«Потом фенек умрет».
Значит, катарсис, товарищ подполковник?
Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам – и при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся бизнесмены, сбившие пешеходов водители…
– Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают вырваться… хотя бы на чуть-чуть, – говорит Чингиз. – А им устраивают стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у нее – превратить человека в дайвера.
– Какие у вас доказательства? – спрашиваю я.
– Неофициальные. – Чингиз улыбается. – И раскрывать своих информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого заключенного стоит около пяти тысяч долларов. Содержание – около четырех тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?
– Люди с… с необычными способностями… – Почему-то я избегаю слова «дайвер». Это все равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. – Они и впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой желающий.
– В свое время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?
Он очень серьезен.
– И что вы хотите от сотрудника МВД? – спрашиваю я. – Помощи?
– Вначале ответьте, Карина, вы разделяете мое мнение? Или всего-то не желаете спорить? – спрашивает Чингиз.
– Ну а что, если я совру? – спрашиваю я.
– А вы скажите честно.
Какая смешная просьба!
«Скажите честно»!
В Диптауне, в городе, где у каждого – тысяча лиц. В городе, где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка нужнее правды.
А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается – я послушаюсь.
– Мне тоже все это не нравится, – говорю я. – Но что я могу поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что есть серьезные сомнения в надежности тюрьмы. Все! Я напишу отчет, мое начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху – отчет ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.
– Это и не нужно. – Он улыбается и протягивает мне руки. – Арестуйте меня, Карина.
– Да вы с ума сошли! – Я невольно отшатываюсь.
– Арестуйте! – с напором повторяет Чингиз. – Проект мы не угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и все продумано. А вот тюрьме – крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.
– У меня нет права вас арестовывать!
– Вызовите полицейского!
Он все держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на запястье.
– Прекратите… – бормочу я.
– Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну так что же – ловите!
Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает передо мной на колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.
– Я прошу вас! Прошу выполнить ваш служебный долг! Задержать преступника!
– Да прекратите же, Чингиз! Не паясничайте!
Молодежь, сидящая у памятника, начинает нам аплодировать. Со стороны все это, наверное, походит на объяснение в любви… белокурый рыцарь склонился перед прекрасной дамой…
Я вздрагиваю, когда понимаю, что мне это напоминает.
– Хорошо, я помогу вам это сделать, – говорит Чингиз. – Я этого не хотел…
Он сует руку под полу пиджака – и когда рука возвращается, в ней блестит пистолет.
Но в следующий миг откуда-то из-за спины раздается хлопок. Лицо Чингиза заливает кровь – и он падает мне под ноги.
0110
– Давно ты со мной не советовалась, – сказал папа.
Мы сидели на кухне и пили чай. Мама спала, я не стала ее будить. Я бы и отца не будила – он сам проснулся, когда я выбралась из комнаты.
– Ты же все равно не ходишь в
глубину, – пробормотала я.
– Когда-то ведь ходил, – ответил папа.
– А почему бросил? – болтая ложечкой в чашке с чаем, спросила я. Чай я всегда пью без сахара, но упорно опускаю ложечку. Так он быстрее остывает.
Я и раньше спрашивала отца, почему он так сторонится виртуальности. Хороший ведь программист, а живет словно в каменном веке, только электронной почтой и пользуется.
– У меня был неплохой бизнес, – внезапно ответил отец. Впервые ответил! – А потом… пришлось переквалифицироваться в управдомы.
Больше я спрашивать не стала. Наверное, папа работал на какой-то специфической операционной системе, и когда она перестала использоваться – не сумел вовремя переквалифицироваться.
– Что дальше? – спросил папа.
– Дальше… полиция набежала. Притащили сканеры, сняли след… говорят – стреляли чем-то незаконным, второго поколения. Видимо, пожгли машину основательно. Стали искать стрелка… да куда там…
– Тебя не заподозрили?
– Да нет… обыскали, но ничего.
– А его пистолет? – спросил отец.
– Зажигалка. – Я опустила глаза. – Самая обыкновенная зажигалка! Паяц…
Папа вздохнул. Покосился в темное окно. По улице, скользя фарами по мокрому асфальту, проехал автомобиль. Хороший какой-то, почти бесшумно проехал…
– Каринка, давай думать… Первое – как ты считаешь, этот Чингиз – он не врал насчет тюрьмы?
– Думаю, не врал, – призналась я. – Там что-то нечисто. Ну не станут наши такие деньги выбрасывать! Даже чтобы перед иностранцами пальцы раскинуть – не станут!
– Хорошо… – Папа воровато посмотрел на меня и спросил: – У тебя сигареты остались?
– Откуда? – Я округлила глаза.
– Карина…
– Сейчас, пап…
Курю я редко. Но пачка «Ротманса» в сумочке всегда болтается. Мы закрыли дверь кухни поплотнее и закурили. Курить с отцом было как-то неловко… последний раз подобную неловкость я испытала лет в десять, когда родители меня купали… и ничего я тогда не сказала, но только отец больше не заходил в ванную, когда я мылась.
– Второе. Дайверы – индивидуалисты, – вдруг сказал папа. – Куда большие, чем хакеры. Не станут они ради общего блага воевать… а вот ради того, чтобы остаться уникальными…
У меня начали гореть уши. Я думала точно о том же. Красавчик Чингиз мог говорить все что угодно, но, если копнуть поглубже, всюду обнаружится корыстный интерес. Всегда и везде.
– И ты веришь в дайверов, папа? – спросила я.
– Верю, Карина. Третье. – Папа посмотрел мне в глаза. – Если за виртуальной тюрьмой скрыт какой-то серьезный государственный проект… Дочка, это тебе нужно? Даже у свихнувшихся на законности и правах личности американцев… что говорить о нас.
– У меня есть задание, – сказала я. – Я должна составить отчет.
– Составь. Ты обязана была пользоваться «жучками»?
– Да. Как иначе наблюдать за персоналом?
– И что – персонал?
– Несет службу. – Я пожала плечами. – Качает порно из сети. В игрушки играет.
– Ну и прекрасно. Обнаружено неуставное несение службы… или как там у вас положено говорить? Ты ведь не должна была сажать «жучков» на заключенных? Ну и все. Нельзя пускать под откос собственную жизнь ради абстрактной справедливости!
– Папа, а ты не знал какого-нибудь Чингиза? – спросила я.
Папа покачал головой:
– Если и знал, то ничем он мне не запомнился. Да ты не беспокойся. Наверняка ты ему важнее, чем он тебе. Карина?
Я вскочила, распахнула дверь кухни. Прислушалась. Точно… где-то в комнате печально тренькал мобильник.
– Пап, сейчас…
Вот уж чего не хватало – так это ночных звонков. На работе я про мобильный не говорила, да и вообще номер знали немногие.
– Да! – хватая со стола телефон, ответила я.
– Привет. Нас прервали, Карина.
Чингиз!
Голос был его.
– Это не я, – быстро сказала я.
– Да уж знаю. Карина, нам надо встретиться.
– Сейчас войду. Где?
– Нет, лучше уж наяву. – Чингиз рассмеялся. – До настоящих пуль, надеюсь, дело не дойдет. А в Диптауне нас опять могут прервать. Я могу подъехать, если это удобно.
Где он достал мой адрес, я даже спрашивать не стала. Очевидно, там же, где и телефон.
– Лучше на нейтральной территории, – ответила я. – Давай… где-нибудь…
– Улица Пасечная, – сказал Чингиз.
– А где это?
– Не знаю. Сейчас проверю, есть ли такая вообще… Есть. У пятого дома по Пасечной улице, хорошо?
– Хорошо. – Я не колебалась. – Я выезжаю прямо сейчас. Там и встретимся.
– Оки, – весело сказал Чингиз. – До встречи.
Я отключила телефон. Посмотрела на дисплей – конечно же, у него стоял запрет на определение номера. Ладно, понадобится – выясним…
– Прямо сейчас?
Папа зашел в комнату вслед за мной. И все слышал.
– Не пустишь? – с вызовом спросила я.
– Нет, – отец покачал головой, – нет, Карина. И не подумаю.
Я с любопытством посмотрела на отца. В детстве я точно знала, что люблю маму и папу, что лучше них никого на свете нет. Потом… и сама не заметила, как перестала об этом задумываться. Не разлюбила, а просто перестала думать такими словами.
– Как за сленг меня чморить, так всегда… а лезть к черту на рога, значит, можно?
– Можно. Потому что ты все взвесила и приняла решение. Потому что это твоя работа… пусть я и не рад такой работе. А сленг – извини, но это детство!
– Что плохого, если в человеке остается немного детства? – строптиво спросила я.
– Оно не там должно оставаться, дочка. И кретин отец, которого не радует, что дети взрослеют.
– Спасибо, папа, – сказала я. – Знаешь, я все-таки очень тебя люблю.
Отец удивленно посмотрел на меня, глянул на часы.
– Полдвенадцатого… ты действительно поедешь прямо сейчас?
– Поеду, – твердо сказала я. – И вызывать группу поддержки не стану. Все равно не приедут, у нас не Америка.
Но вначале я достала из сейфа пистолет.
А потом пошла на кухню и взяла свои сигареты.
В машине, прогревая мотор, я достала из «бардачка» карту Москвы и стала искать улицу с милым названием «Пасечная». Старенькую «десятку» мне подарил три года назад отец, когда купил себе машину получше: корейскую «дэу» узбекской сборки. И пользовалась я «десяткой» с удовольствием, потому что метро никогда не любила. Но все равно Москва для меня так и осталась маленькими пятнышками вокруг нескольких станций метро и несколькими маршрутами, по которым я постоянно ездила: на работу, в супермаркет закупать продукты на неделю, летом – купаться на Медвежьи озера или на дачу…
Как в Диптауне. Там тоже знаешь только несколько любимых мест. Остальное видишь мельком, из окна такси, и даже не догадываешься: живые это районы или нарисованные декорации, прикрывающие плакат «место продается».
Я медленно выехала со стоянки, свернула в безлюдную улочку. Дождь усилился, тарабанил по прижавшимся к обочине машинам.
Странно. Уже почти нет разницы – между
глубинойи реальностью.
Пространства в пространствах… если бы какой-нибудь злой шутник обладал избытком денег и времени – он мог бы соорудить для меня виртуальный мирок, копирующий Москву. Реальную Москву, в которой я бываю. Десяток магазинов, пяток квартир, два кусочка природы… Даже не пришлось бы возиться с театрами, консерваториями, библиотеками. Хотя с ними и не надо возиться – их аналоги в виртуальности есть.
Ну вот, началось! Раньше это называли дип-психозом, потом стали говорить «с матрицы съехал», сейчас в ходу совсем уж невинный эвфемизм «заблудился». Так говорят про тех, кто начинает путать реальный и виртуальный мир, сомневаться, что живет в настоящем мире.
Да чушь… невозможно это. Человек обязательно заметит подмену. Пусть я и болтаюсь между двумя точками – квартирой и работой, но людей-то меня окружает немало. Такой спектакль под силу устроить лишь солидной организации, а не отдельному шутнику. А зачем я сдалась организации?
Но настроение все-таки испортилось. Я подозрительно поглядывала по сторонам, в результате свернула под знак, нарвалась на гаишника, а тот еще ко всему оказался честным – и добросовестно выписал мне штраф. Зато потом, вручив квитанцию, подробно и четко объяснил, как мне ехать.
В результате минут через двадцать я была у дома номер пять по Пасечной улице. Загнала машину на тротуар, заглушила мотор.
Странно как-то. Ну, повесил он на меня «жучок»… или как-то еще вычислил. Но я про него ничего узнать не смогла. И вот так, с ходу, таинственный Чингиз решился на рандеву.
Интересно, на кого он реально похож? Обычно такие широкоплечие красавчики в реальной жизни оказываются тощими и сутулыми или толстыми и неуклюжими. Компенсация. Человек обязательно должен что-то компенсировать в виртуальном мире. Нехватку общения, телесные недостатки, душевную несостоятельность, в конце концов! Так что пусть уж лучше Чингиз окажется невзрачным, но обаятельным.
И в любом случае: сейчас что-то прояснится.
Я высунула из двери зонтик, раскрыла его, выскочила из машины. Включила сигнализацию. Огляделась. Да, вот дом номер три, а вот и дом номер пять… Я огляделась и почти сразу заметила, что в одной из машин, ночующих на улице, сидят люди. Не просто сидят, а оживленно спорят. Алел огонек сигареты, доносились даже какие-то реплики…
Есть такое понятие – виктимное поведение. Это когда жертва сама провоцирует преступление. И я бы ни одной девушке не советовала ночью первой соваться в машину, где сидят двое мужиков.
Но, в конце концов, я сотрудник МВД! Что другим нельзя, то мне положено.
– Извините. – Я постучала пальцем по стеклу машины. Хорошая машина, что-то здоровое и мощное, но в то же время – не набивший оскомину «мерс» или БМВ. – Чингиз?
Стекло мягко уползло вниз, я убрала руку. И вовремя – выглянул тот, кто сидел рядом с водителем:
– Да, Карина. Вы садитесь в машину.
У меня едва не подкосились ноги.
Это был Чингиз.
Один в один.
Прямо из Диптауна.
Только дырки во лбу не хватало.
0111
– Подумала, что заблудилась, – сказала я. Прикурила.
Чингиз кивнул, спрятал зажигалку. Он сидел на переднем сиденье, а место водителя занимал парнишка лет шестнадцати-семнадцати, хмуро бросивший мне «приветик» и больше в разговор не вступавший.
– Бывает. Все мы иногда этого боимся, – серьезно ответил Чингиз. Странная у него была манера говорить, словно все время чего-то недосказывая. Это немножко злило и в то же время – интриговало. – Я совершенно иначе тебя представлял, Карина.
– Ожидал увидеть старую мымру?
– Нет. Более… – Он задумался. – Более уверенную и жесткую. Карина, вы в курсе, что ваша миссия – отвлекающий маневр?
– Были такие мысли, – призналась я. – Так что происходит? И откуда у вас информация?
Второй вопрос Чингиз попросту игнорирует, зато на первый отвечает четко:
– Феномен дайверов изучали несколько государственных структур. От МВД и госбеза до налоговой полиции и министерства печати и электронных коммуникаций. Когда выяснилось, что прогнозированию эти способности не поддаются, обучить им тоже нельзя, то большую часть исследований свернули. Но тут в дело вмешалась случайность: у МВД оставался следственный изолятор в
глубине.Несколько раз задержанным удавалось уйти оттуда в Диптаун, проявив самые настоящие дайверские способности. В чью-то умную голову и пришла мысль: превращение происходит, если человека припереть к стенке. Стали разрабатывать крупномасштабный эксперимент. Информация просочилась по верхам ведомств, и сейчас идет склока. Госбезу нравится сама идея – получить стаю подконтрольных дайверов, но не нравится упущенная инициатива. Налоговики и чиновники из министерства никаких дайверов не желают вообще. То ли из консерватизма, то ли понимают, что джинна в бутылке не удержать… В самом МВД тоже столкнулись различные интересы… Тебя направили в тюрьму для того, чтобы вызвать легкую панику. Сервер тем временем проверяют из реального мира.
– Тогда у вас есть союзники, Чингиз.
– Избави Боже от таких союзников! – полушутя-полусерьезно ответил Чингиз. – Наступят случайно и не заметят. Карина,
глубинауже много лет живет по своим законам. Худо-бедно, но справляется. Создает новое общество, не разрушая старого. Берет из реального мира лишь то, что действительно жизнеспособно. Да, это своего рода анархия, и как любая анархия –
глубинапротивостоит государственной власти. Карина, что должно быть в Диптауне – решают его обитатели. Должны ли там быть тюрьмы – тоже решать
нам.
– Чингиз, – сказала я. – Дело ведь не в тюрьме. Дело в появлении новых людей. Хомо виртуалис. Человек сетевой. Соединяющий в себе два мира – настоящий и виртуальный. Одинаково свободный в обоих мирах.
– Карина, это время еще не пришло. Нельзя сажать на велосипед ребенка, не научившегося ходить.
– Чингиз, а это не ревность? Не страх дайверов потерять свою уникальность?
– Карина, это не ревность и не страх.
Мы замолчали. Паренек за рулем сопел, прощелкивая по приемнику одну за другой радиостанции. «Эхо Москвы», «Серебряный дождь», «Ретро»… Тот же самый набор, что и в
глубине.Никакой разницы, местами реальный и виртуальный мир слились воедино.
Интересно, как в наше время выжили радиостанции? Тем более – в
глубине.Ведь никаких трудов не составляет выкачать любую музыку, которая тебе нравится, а не повиноваться вкусу ди-джеев и ведущих. Но нет, мы продолжаем слушать радио. Морщимся, когда нам крутят попсу, ругаемся, наткнувшись на очередную рекламу, прыгаем со станции на станцию… и слушаем.
Может быть, человеку важна сопричастность? Сознание того, что именно сейчас, вместе с тобой, этой песне тихонько подпевают еще тысячи людей? Мы все индивидуалисты, мы все уникальные и неповторимые – но наедине с собой можем признаться, как трудно быть одному.
Паренек наконец-то бросил блуждать по эфиру. Остановился на станции, где уже кончалась песня.
И теперь я знаю, что там за дверью в лето,
Это место для тех, кто выжил зиму и осень.
Эти двери повсюду и в то же время их нету,
Без замка, зато с табличкой «милости просим».
Я нашел эти двери, когда собирался в ад,
Мне помог в этом деле его величество случай.
И с тех пор так и гуляю туда и назад,
Потому что вечное лето – это тоже скучно…
– Карина? – спросил Чингиз, когда Чиж перестал петь. Самого вопроса он и не задал, но все было понятно. Определяйся…
– Кто в тебя стрелял? – осведомилась я.
– Кто-то, имевший доступ к «Герани».
Я знала, что такое «Герань». Наша разработка, российская. Атакует машину, встраиваясь в сетевой протокол. Состоит на вооружении полиции Диптауна… и структур МВД.
– Чингиз, ничего я не смогу сделать, – сказала я. – Нарушать закон не стану, неужели не понятно? А в рамках закона… ну, выскажу свое особое мнение… кто на него посмотрит? Сам же говоришь – меня использовали для отвлекающего маневра. И тебя я арестовывать не стану, и Антона тоже. Вам же лучше, чтобы не стала. Потому что друг твой за виртуальный побег рискует получить реальный срок… Слушай, откуда у него такая говорящая фамилия?
– Стеков? Он всю жизнь был Стеклов. Но однажды потерял паспорт, а в электронной картотеке произошел какой-то странный сбой. И новый паспорт почему-то выдали на фамилию Стеков… – Чингиз помолчал. Сказал: – Карина, я и не прошу невозможного. Единственное, что нам нужно, – общественный резонанс. Шум. Заявление для прессы. Если оно будет исходить от меня, от любого частного лица – никто внимания не обратит. Сочтут выдумками желтой прессы. Вот если официальное лицо из МВД…
Как он не понимает?
– Чингиз, ты ведь сам говорил:
глубинаживет по своим законам. Создает новый мир, не разрушая старого. А хочешь, чтобы я смешала два мира! С методами реального мира полезла в виртуальный. Ты говоришь, тебе не поверят? Граждане Диптауна не возмутятся экспериментом над заключенными? Значит, так тому и быть. Любое общество имеет то правительство, которое заслуживает.
Очень неохотно, но Чингиз кивнул. Спросил:
– Тогда хотя бы скажи свое мнение.
– Я против того, что делается, – честно сказала я. – И надеюсь, что проект сорвется. И в отчете свое мнение выскажу. Но выносить сор из избы на потеху всему миру не стану.
– Честно, – сказал Чингиз. – Спасибо.
Я глянула на часы. Уже два, а еще ехать с полчаса…
– Я пойду. Приятно было… пообщаться.
– Извини, Карина. – Чингиз мрачно посмотрел на меня. – Но мы уже хватаемся за соломинку. За самые фантастические варианты. Срок приближается, сегодня уважаемый подполковник Томилин намеревается провести первые сеансы шоковой терапии.
– И получить первых дайверов?
– Да.
Я помедлила секунду и выбралась из машины. Дождь уже кончился, было свежо и тихо. В домах вокруг почти не осталось светящихся окон.
– Пока-пока, – вежливо попрощался со мной юный водитель. Идя к своей машине, я еще услышала, как он спросил у Чингиза: – Что теперь, к Леньке поедешь плакаться или к тем журналюгам?
Похоже, дайвер и впрямь в цейтноте… если готов всю ночь мотаться по знакомым и журналистам, пытаясь найти выход.
Мне вдруг пришла в голову аналогия, от которой я улыбнулась. Отважный рыцарь собрался сразить дракона. Но дракон оказался государственный, на содержании от королевского дворa, заботливо пестуемый на случай войны с соседями и даже имеющий положенные чины и награды. И вот теперь рыцарь, так и не рискнувший обнажить меч, бегает по дворцу, просит поддержки у фаворитов и фавориток, строчит докладные советникам, жалуется фрейлинам, пьет с герольдами и возмущается в людской. Как же так! Ведь дракон! Его положено мечом, да по загривку!
Дракон. Все правильно. И рыцаря жалко, и зверюга уж больно опасная, но если государственные интересы требуют…
Мои собеседники (если парнишку можно было причислить к собеседникам) уже уехали, когда я прогрела мотор и выехала с Пасечной. На пути к дому увидела знакомого гаишника, все так же зорко несущего службу.
Наивно все это, Чингиз, наивно… Дайвер мне понравился, и я почти во всем была с ним согласна. Но глупо надеяться, что можно победить государство. Еще наивнее думать, что государство можно переспорить.
deep
Ввод.
Рассыпается и складывается мозаика. Скользят разноцветные огни –
глубинатасует свой паззл.
Как это случается с дайверами?
Будто встает на место тот, последний, кусочек паззла, который я не смогла когда-то найти? Который отделяет рыцаря от принцессы?
Не знаю. И не уверена, что хочу узнать.
Выхожу из дома. Эта точка входа выполнена в виде старинной беседки в парке. Парк слишком уж красив, слишком картинно неухожен… нет таких в настоящей Москве, а может быть, и нигде в мире нет…
Я иду по присыпанной крупным черным песком дорожке. Если пойти направо – там будет дорога из желтого кирпича. Если налево – самодвижущаяся дорога. Если повернуть назад – парк кончится, и потянется тропинка сквозь Вековечный Лес, где бродит беззаботный Том Бомбадил, а временами встречаются хоббиты.
Каждый из нас делает свой кусочек
глубины.Творит мир – и дарит его другим. И чужая
глубинане мешает твоей. И тюрьма Диптауну не помешает, что уж тут поделать – есть на свете тюрьмы. Зря паникует Чингиз…
Но все-таки на душе у меня нехорошо.
Я прохожу мимо «Старого суслика». Это очень милое кафе в стиле ретро, место богемное, пускай и не слишком известное. То есть я думаю, что прохожу, но останавливаюсь и решительно двигаюсь к дверям. Спала я мало, завтракать не стала, только глотнула антацида из бутылочки. Гастрит – такая же профессиональная болезнь у жителей Диптауна, как и «поехавшая матрица».
«Суслик» – пристанище российских обитателей
глубины.И по раннему московскому времени народа здесь немного. Устраиваюсь за свободный столик, заказываю яичницу с ветчиной, апельсиновый сок и тосты.
Нет, ну кто мне мешал съесть то же самое в настоящем мире?
За соседним столиком – живописная парочка. Точнее, колоритен один из собеседников – он изображает сиамских близнецов, юношу и девушку, сросшихся боками. Рты открываются синхронно, жестикуляция общая – это нехитрая маска, надетая любителем привлекать внимание. Сиамский близнец изрядно пьян, и голос его гремит на все кафе:
– Ты скажи, неужто тебе «Хелицеры» не понравились?
Собеседник его, выглядящий вполне обычно, устало отбивается:
– Понравились, Лешка, понравились…
– И что? Нет, ну ведь все говорят «понравились»… ты рецензии читал?
– Читал…
– Лады, треть писал я сам, – самокритично признается сиамский близнец. – Треть – приятели. Но еще треть – ведь настоящие?
– Настоящие…
– Разве плохо я западников переделал? Там уже почти не видно, откуда ноги растут, совершенно самостоятельно все стало!
– Ну, кому не видно, а кому и очень даже… – туманно бормочет его собеседник, пытаясь сосредоточиться на йогурте.
– Ты скажи, разве что-то не так? Я ведь всех конкурентов раздолбал в пух и прах, по всем прошелся, будто бульдозер.
Бульдозеры грязи не боятся, ха-ха! Интригу такую закрутил, что финала вообще не нужно! Чего не хватает?
– Души, – слышится в ответ.
Невольно улыбаюсь, отворачиваюсь в сторону, чтобы не смущать сиамское чудо. Забавное место этот «Старый суслик».
Только фраза западает в голову. Сиамский близнец тем временем суетится и требует объяснить ему, что такое душа и как ее можно зафиксировать.
Да уж, научились бы душу фиксировать… какой замечательный простор для работы государственных служб…
Официант приносит мой заказ. Яичница прямо в сковороде, шипящая, в меру прожаренная, с прозрачными кусочками сала и нежными ломтиками бекона. Сок свежевыжатый, «витамины в нем так и прыгают», как говорил один мой знакомый.
– Чего-нибудь не хватает? – вежливо интересуется официант.
– Души, – невольно отвечаю я.
– Извините, нет в меню, – произносит официант невозмутимо. Растерянно смотрю ему в глаза.
Нет, программа.
– Спасибо, – говорю я. – Я знаю.
– Что-нибудь еще?
Медлю. Незачем мне ехать в виртуальную тюрьму. Материалов для отчета хватает. А знать результаты испытаний даже и не хочется.
Пусть белокурая бестия Чингиз мечется по Москве, пытаясь найти союзников! Это его дайверское дело. А я – простая сотрудница МВД. И влезать в разборки между ведомствами и отдельными начальственными шишками – мне для здоровья противопоказано.
– Закажите такси до русского сектора Диптауна, – прошу я.
1000
В этот раз меня пропускают в тюрьму без всяких задержек. Не таясь, отзванивают Томилину, докладывая о моем приходе. Через двор меня провожает очень молодой и интеллигентный охранник, такого легче представить в хорошем костюме за столом в серьезном офисе, чем в форме сержанта и с пистолетом на боку.
Сегодня внутренний двор тюрьмы заполнен людьми. Заключенных вывели на прогулку… И вот теперь их поведение знакомо. При моем появлении раздается легкий гул. Меня ощупывают оценивающие, жадные взгляды. Доносятся отдельные реплики – пристальному изучению подвергаются ноги, руки, грудь…
Видимо, ни одна «внутренняя Монголия» не дает возможности удовлетворить основной инстинкт. Интересно, как это сделано? Мне представляется, как хакер Стеков пытается приобнять «стандартную жену стандартного программиста», а та в ответ тает в воздухе… или превращается в зловонную зеленую жабу.
