От суммы, оставленной мне дядюшкой Сэмом, осталось не более половины, но в принципе я мог бы подзанять, взять кредит или крутануться как-то еще...
      - Может, мне лучше купить себе корабль?
      Лицо Зельвинды исказила презрительная гримаса:
      - Если в твоем родном таборе так и принято... - он тяжело на меня посмотрел. - Тогда я не уважаю его атамана.
      Плевать я хотел на атамана своего несуществующего табора. Но я знал, что при этих словах я должен дико оскорбиться и схватиться за кинжал. И я конечно же схватился за него.
      Глаза Зельвинды одобрительно блеснули.
      - Ну, полно, полно, - проронил он. - Я не хотел тебя обидеть, Рома. (Или "рома" с маленькой буквы. Но это не имеет значения.) - Через несколько дней мы будем во владениях графа Ричарда Львовского, владельца множества грузовых звездолетов, обслуживающих государев Двор. Корабли у графа добрые. Там и займешься нашим промыслом.
      Всем своим видом Зельвинда показывал, что разговор закончен, и я поплелся восвояси. Я пересказал суть беседы с атаманом Ляле, стиравшей наше белье в пластикатовом корыте. Утерев со лба пот, она озабоченно нахмурилась. Но мне сказала:
      - Не кручинься, сердечный мой Роман Михайлович, - теперь уже не делая ошибки в ударении, она упорно называла меня только по имени-отчеству, но мне это даже импонировало, - что-нибудь придумаем.
      Прямо как из сказки какой-то. "Что ты, Ванечка, невесел? Что ты голову повесил?.." Как раз в этот момент к нашему шатру подошел молодцеватый чернокудрый паренек по имени Гойка, с которым я за последнее время сдружился более всего. В руках он держал балисет и явно был настроен повеселиться. Концы его невероятной длины усов были заброшены за плечи, а вместо трубки он курил обычные сигареты. Я же еще на корабле дядюшки Сэма был вынужден бросить курить и теперь уже сознательно удерживался от того, чтобы не начать снова. Хотя иногда и тянуло.
      - Хай, Рома! - помахал он мне рукой, присаживаясь к костру. - Слышал я, что скоро будет у тебя свой джуз. Прими и меня с моей Фанни. Нарожаем мы множество детей, породнятся они с твоими, то-то радость нам будет. А?
      Быстро же тут разносятся слухи. В отличие от меня, он явно уверен в том, что корабль я себе добуду...
      - И на добычу меня возьми, - словно прочитав мои мысли, продолжал Гойка. Ведь ты знаешь, в таборе нет равных мне в штурманском ремесле. А в драке тем более. А?
      Я неопределенно пожал плечами, но Гойка словно бы и не замечал мою неуверенность.
      - А как я узнал об этом деле, так и захотелось мне спеть для тебя одну старую-старую песню, которой научил меня еще мой дед. Тоже, говорят, бравый был штурман, когда нас с тобой и в помине не было. Приготовься же слушать, это длинная песня. А называется она "Баллада о джипси Бандерасе и о том, чего у джипси нельзя отобрать".
      "С чего начинается Родина" - пронеслось у меня в голове, а он замолчал и стал, бренча по струнам и трогая клавиши темброблока на корпусе, менять окраску звука. Наконец он что-то выбрал, замер и уставился на огонь. Затем ударил украшенными дешевыми перстнями пальцами по струнам и стал мелко и ритмично перебирать их. Гнусавостью звучание его инструмента напоминало индийский ситар, а мелодикой - испанское фламенко.
      Ляля, развесив белье на веревки, подсела к нам. До сих пор я не перестаю удивляться этим кострам на корабле! Жгут древесные поленья, которые стоят безумных денег. Сжигают кислород, из-за чего регенераторам приходится работать с двойной нагрузкой... Но "красиво жить не запретишь". Без этого они, понимаешь ли, не чувствуют себя настоящими джипси!..
      Целью долгой Гойкиной увертюры было не привлечение слушателей и даже не введение их в нужное эмоциональное состояние. Насколько я понимаю, а я уже не в первый раз слушал его, Гойка сейчас занимался чем-то вроде самогипноза или медитации, и только после этого он мог петь по-настоящему.
      И вот зазвучал его голос:
      - Эй, ромалы, слушайте правдивый рассказ,
      Что ветер нашептал, который бродит меж звезд,
      О том, что жил когда-то, братья, братом меж нас
      Бандерас, и глаза его не ведали слез.
      Ой, да отсохнет пусть тогда мой подлый язык,
      Коль я солгу, когда скажу, что был он так смел,
      Как тот, кого не ранит даже плазменный штык,
      Как тот, кто и внутри звезды и то б не сгорел.
      Ни от кого не бегал и не прятался он,
      Наоборот, туда он мчал, где наверняка
      Он мог ворваться коршуном в жандармский кордон,
      Чтоб взять на абордаж там звездолет вожака...
      Это, как Гойка и обещал, действительно была чертовски длинная и крайне поучительная песня. Сперва по смыслу она напомнила мне песенку про капитана, в которой "он краснел, он бледнел, и никто ему по-дружески не спел...". Бандерас, как и тот капитан, влюбился и пропал... Нюансов дальнейшего сюжета я, отвлекшись на собственные посторонние мысли, не уловил, но к концу почему-то все умерли. Как и почему конкретно - не знаю, пропустил мимо ушей, но мораль сей басни была такова: свободу нельзя менять на любовь.
      Собравшиеся возле нашего костра соплеменники рыдали, как один, сраженные вдохновенным Гойкиным вокалом. Я тоже, чтобы не оскорблять их чувств, сделал печальное лицо. Хотя подобный сюжет помню еще по уроку литературы седьмого класса, когда мы проходили рассказ Максима Горького "Макар Чудра". А потом по этому рассказу был поставлен упомянутый уже мной фильм "Табор уходит в небо". И так как я видел его раза три, катарсиса от песни не случилось, и я не смог выжать из себя ни одной слезинки. Это при моей-то сентиментальности. Но зато я извлек из этой ситуации некую науку: все в этом мире меняется, кроме анархических цыганских идеалов.
      - Все понял? - спросил Гойка, утирая слезы.
      Как настоящий художник он сам переживал не меньше, а то и больше публики.
      - А то! - ответил я, разведя руки.
      Хотел бы я знать, что он имел в виду.
      Но именно во время слушания его песни я и замыслил, и почти детально продумал дерзкий план добычи звездолета для своего будущего джуза. А куда деваться?
      ... И вот мы в засаде на захудалой, с единственным космопортом, геоподобной планетке, именуемой почему-то "Треугольник БГ". Я прекрасно помню альбом Бориса Гребенщикова "Треугольник", но, думаю, это все-таки чистейшее совпадение. Ведь если учесть, что космическая экспансия человечества началась лишь в начале двадцать третьего столетия, то придется признать, что творчество Гребня знали и любили самое малое двести лет. Ох, сомнительно... Хотя, может, планету эту открыл какой-нибудь его прямой потомок, к примеру хранитель семейного музея?
      А был ли он вообще - двадцатый век? Иногда мне кажется, что это не настоящая моя память, а ложная, то, что называется "параноидальным бредом". Вот, например, сейчас я вспомнил некоего Бориса Гребенщикова. Мне кажется даже, что я помню некоторые его песни...
      Да, полно, мог ли в действительности существовать на свете, да к тому же еще и быть более или менее популярным автор-песенник, сочиняющий и исполняющий следующее: "...друзья, давайте будем жить и склизких бабочек душить..." или "... ползет Козлодоев, мокры его брюки, он стар, он желает в сортир..."? "Вряд ли", - решаю я. И все чаще мне кажется, что родился я здесь, в таборе астроджипси. И услужливая фантазия тут же подсовывает мне разноцветные картинки моего псевдодетства. А что вы хотите? Мало на свете найдется людей, у которых не сорвало бы крышу после всего того, что пришлось пережить мне.
      Ладно. Перейдем к делу. С "Треугольника БГ" мы собираемся угнать звездолет сборщика налогов.
      Спланированная мной, дерзкая на первый взгляд операция, в сущности, значительно безопаснее угона какого-нибудь частного грузовика-дальнобоя, чем промышляют джипси обычно. Дело в том, что мы вошли в сговор с губернатором планеты и условия угона у нас будут самые благоприятные.
      Основной источник доходов в бюджет "Треугольника" - добываемое тут, и только тут, вещество мудил, сырец для производства повсеместно используемого в медицине наркотического препарата трахатина. Мудил не обнаружен больше ни на одной обжитой планете галактики. В этом и счастье и беда треугольцев. Так как добыча подобных уникальных веществ по закону облагается налогом в размере пятидесяти процентов от добытого, причем натурой. А после реализации оставшегося еще тридцать процентов отдается государству, как налог от продажи наркосырья.
      В результате две трети дохода от добычи мудила уходит государству и лишь треть - в бюджет планеты. Само собой, это мало устраивает ее жителей.
      Уговор между нами и губернатором состоял в том, что он поможет нам угнать уже загруженный годовой порцией мудила звездолет налогового инспектора, мы же вернем этот груз треугольцам. Но выглядеть все должно так, как будто бы мы скрылись вместе с мудилом, и, само собой, никто не станет требовать от администрации планеты платить налог снова.
      Самым трудным было убедить губернатора в том, что мы не собираемся обмануть его и вместе с кораблем присвоить так же и груз мудила... (Да какой же мудила придумал веществу такое название?! Нет, все! Отныне буду называть его сырец трахатина... Тьфу, ты!.. Просто сырец.)
      Губернатора понять нетрудно. Мало кто склонен доверять цыганам. И правильно. Если бы мы знали, куда можно сбыть сырец или как произвести из него наркотик, мы бы обязательно умыкнули и его. Но мы не знали ни того ни другого: секрет производства принадлежит государству, охраняется им как зеница ока, и на рынок еще ни разу не поступала самопальная продукция. Это убедило губернатора. Все остальное было делом техники.
      Табор раскинулся вокруг "Треугольника БГ", когда звездолет налоговой инспекции был уже загружен сырцом, а во дворце губернатора начался прощальный банкет (традиционная форма взятки). Мы же с Гойкой уже заранее находились на планете, в засаде - на пригорке возле космодрома, откуда прекрасно был виден и дворец губернатора.
      В задачу губернатора входило напоить своих непрошеных гостей - налогового инспектора и штурмана корабля - до полного беспамятства, а также позаботиться о том, чтобы дежурить на космодроме выпало в эту ночь самым бестолковым из имеющихся в штате охранникам. Тогда картина кражи будет выглядеть натурально.
      На пригорке мы проторчали больше двух часов. Наконец окна губернаторской спальни дважды мигнули. Это означало: "Готовы оба". Архаичность приемов, то, что информацию мы не доверяли современным средствам связи, работала на чистоту операции. Вот и команду на посадку звездолетов я дал, выпустив в небо три зеленые ракеты. Не заметить их через бортовые телескопы Зельвинда просто не мог.
      Максимальная вместимость местного космопорта - сорок звездолетов, но он никогда не бывает загружен даже наполовину. Сейчас, например, на площадке находилось только девять кораблей - восемь местных и один, самый навороченный, налогового инспектора - тот, на который мы нацелились. В связи с такой недозагрузкой персонал тут привык работать не спеша...
      И вдруг сразу семнадцать посудин, находящихся возле планеты, передают просьбу об экстренной посадке в связи с техническими неисправностями! Закон требует непременно удовлетворить такой запрос, если, конечно, позволяет площадь космодрома. А она позволяет!
      Персонал в замешательстве. Если бы у дежурного диспетчера хватило ума не следовать букве закона слепо, если бы он решил взять на себя ответственность и не разрешил посадку... Но за пультом - отменнейший болван. Скорее всего, он почувствует какой-то подвох и прежде, чем дать "добро", позвонит губернатору... Но тот, как и его гости, в стельку пьян...
      С ревом и грохотом повалились на площадь космодрома все семнадцать цыганских кораблей, покрытые вековой окалиной, трещинами и кое-как наляпанными заплатами. Такого металлолома тут, наверное, еще не видели. (Джипси же, скорее всего, даже и не заметили когда-то, как перебрались в эти звездолеты из кибиток.)
      Но - не время для лирики и философии!
      Выдернув из-за поясов парализаторы, я и Гойка, пригнувшись, бросились вниз по склону к воротам космопорта.
      На такую удачу мы даже и не рассчитывали: ворота открыты и охраны нет. Хотя оно и понятно: сыплющиеся с неба корабли вызвали вполне естественное смятение: они восприняты как потенциальная угроза, хотя и неясно, чего от них ждать. Но уж нападения с тыла сейчас, в мирное время, предвидеть тут не мог никто.
      Внезапно из помещения диспетчерской, к которому мы, собственно, и спешили, навстречу нам выбежал человек в форме служащего космопорта. Мы уже держали оружие в руках, он же только судорожно потянулся к кобуре... Я и Гойка выстрелили одновременно, и бедняга получил двойной парализующий заряд.
      Вся эта операция совсем не походила на традиционные воровские вылазки джипси. Я с трудом уговорил на нее Зельвинду, нажимая на то, что времена меняются и расчет и хитрость могут стоить не меньше смелости и удачи. Я же настоял и на применении парализаторов. Джипси не кровожадны, грабежу они предпочитают бескровное воровство и мошенничество. Но они никогда не пользуются дистанционным оружием, предпочитая всему прочему магнитоплазменные кинжалы, при необходимости легко превращающиеся в сабли. И уж если случается рукопашная, бьют они насмерть. Я же хотел заполучить корабль, не погубив ни единой души.
      Хлопки парализаторов слышались тут и там. Это, вывалив из звездолетов, "цыгане шумною толпою" убирали свидетелей будущей отгрузки сырца. Мы с Гойкой уже вбегали в диспетчерскую, когда я отчетливо услышал свист: заряд бластера прошел, где-то совсем рядом с моим ухом. Гойка среагировал быстрее меня, и еще один работник космопорта на сутки превратился в неподвижный манекен.
      Мы тщательно осматривали диспетчерскую. Нельзя было оставлять ни единого свидетеля. Тут было тихо и пусто. Но дотошность, с которой мы обследовали каждый угол, оказалась нелишней. В запертой кабинке женского туалета мы обнаружили дрожащую женщину лет тридцати пяти.
      Дверь кабинки Гойка выбил пинком, женщина завизжала, но тут же смолкла, сраженная зарядом парализатора. Гойка не был бы джипси, если бы не посчитал ее своей законной добычей. Он внимательнейшим образом оглядел и даже ощупал беднягу, затем обернулся ко мне и изобразил на лице гримасу, означавшую: "Ничего стоящего". Я сделал вид, что огорчен этим. Мы продолжили путь и вскоре выскочили на улицу.
      Вдалеке уже слышался рокот гусениц транспортеров. На то, чтобы выгрузить сырец, хватит пяти-шести часов.
      А вот и роскошный губернаторский флаер-антиграв (или, как их тут называют в просторечье, псевдолет). Он остановился перед нами, и из него, чуть пошатываясь, выбрался сам губернатор - дебелый рыжий мужчина, в старомодном вечернем костюме с бабочкой. Выглядел он довольно неважно: видно, не одну таблетку спорамина пришлось ему заглотать, чтобы нейтрализовать действие алкоголя. Хмель при этом проходит, но нагрузка на организм ужасающая.
      - Все чисто? - спросил он меня, делая вид, что не замечает мою протянутую для рукопожатия ладонь.
      - Чисто, - отозвался я, пряча руку в карман.
      Мне глубоко плевать на его отношение ко мне. Я - джипси, и не мне добиваться расположения у этой рыжей государственной свиньи. - Вы сняли генный код инспектора?
      - Да, - кивнул он. - Поспешите к кораблю.
      Он хлопнул дверцей и помчался вперед. Скотина! Мог бы и подвезти!
      Операция прошла как по маслу. Треугольники вернули свой сырец, мы заполучили судно. Новый корабль табора, корабль моего джуза, ведомый Гойкой, поднялся в небо первым. За ним взметнулись и остальные семнадцать звездолетов.
      ... На борту со мной все те, кто решил встать под мое покровительство, человек примерно около пятидесяти. Большинство из них бродили сейчас по кораблю, осматривали, ощупывали и даже обнюхивали элементы его интерьера. Им еще никогда не доводилось бывать на таком современном и таком комфортабельном звездолете. Но если жена Гойки, чернокудрая болтушка Фанни, непрерывно нахваливала наше новое жилище, то желчный старикан Хомук смотрел вокруг недоверчиво и сердито. "Не будет нам удачи на этом корыте, ой, не будет..." бубнил он, и было неясно, зачем же тогда он попросился в мой джуз. Разве что из прежнего его выгнали...
      Среди этих людей, конечно же, и прабабка Ляли, старая колдунья Аджуяр. И она то и дело оказывается возле меня. И вид у нее был такой, словно она что-то хочет мне сказать и только ждет подходящего момента. Но это ее проблема. Не дождется старая ведьма, чтобы я подошел к ней первым.
      Я и Ляля, обнявшись, стояли возле штурманского Гойкиного кресла, когда застрекотал и замигал огоньками щиток модуля связи. Ткнув в кнопку пальцем, я увидел перед собой довольную рожу Зельвинды.
      - Хай, рома! - воскликнул он с жаром, поднимая перед собой объемистую посудину. - С удачей тебя! - И, как он всегда это делал в моменты наивысшего душевного подъема, щелкнул пальцем по колечку в носу, и оно отозвалось серебряным "дзин-н-нь!" - Что же ты еще без чарки?! И куда ж это смотрит твоя красавица жена?!
      - Ах, атаман, моя оплошность, - улыбаясь, кивнула Ляля и, выскользнув из моих объятий, отправилась за вином, скорее всего заранее ею припасенным.
      - Ай-ай-ай, - покачал головой Зельвинда. - А я-то сдуру собрался наречь тебя именем Рома Чечигла. - ("Чечигла" по-цыгански - хитроумный. Прямо, как Одиссей.) - Не рано ли? Ты, как я погляжу, и жену воспитать как следует не можешь... Ладно. Придет девка, принесет вино, вызови меня. - И Зельвинда отключился.
      Вот тут-то, улучив момент, когда ее правнучки не было рядом, ко мне и подковыляла старуха Аджуяр. Потянув за рукав, она увела меня от Гойкиного кресла и тихо спросила:
      - Твоя женщина уже сказала тебе, что беременна?
      Я ошеломленно покачал головой, и Аджуяр, сверля меня ведьминским взглядом из-под мохнатых бровей, продолжала:
      - Видно, касатик, совсем я рехнулась на старости лет. Только никогда еще карты не обманывали меня. И вот что они говорят мне. Быть твоему сыну на царевом престоле, ежели только убережешь его от погибели.
      - О-о!.. - только и смог вымолвить я.
      Лишь бы старуха не разоблачила меня перед соплеменниками. А я-то уже успел позабыть, зачем появился в этом мире. И как не хочется мне об этом вспоминать!..
      Внимательно проследив всю череду эмоций на моем лице, старуха издала сиплый смешок и загадочно произнесла:
      - Жалко мне тебя, яхонтовый, ох, жалко. А еще жальче правнучку мою, раскрасавицу...
      Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на нас никто не обращает внимания, я схватил старуху за повязанную на шее выцветшую косынку и притянул к себе:
      - Говори, ведьма, что знаешь!
      - Отпусти-ка руки, - прошипела старуха. - Не вводи в грех.
      Я послушался ее, вспомнив про порчу, сглаз и прочую цыганскую чертовщину. И она, потрогав шею и поморщившись, вновь усмехнулась:
      - Кабы знала чего, так сказала б. Не чужая мне и Ляля, а напротив: любимая правнучка. И сынок твой, выходит, мне праправнучком придется. Карты - не книга. Что открыли, лишь то и ведаю... А только сыночка-то покрести, покрести. Коль не покрестишь, ой, дюже потом сокрушаться будешь...
      О боги! Неужели вот это косматое и бородатое чудовище с головой, повязанной кроваво-красной косынкой, что ведет через тьму галактики угнанный у властей звездолет, неужели этот неопрятный монстр и есть Роман Безуглов, то бишь я?.. Тот самый Роман Безуглов, который еще недавно был студентом-филологом. Тот самый несуразный человек, с которым там, в двадцатом веке, вечно случались какие-то нелепые происшествия...
      Например, в армии. Ну с кем, скажите, с кем еще мог произойти такой идиотизм, о котором вслух я никому и никогда не рассказывал... (Я понимаю, что этот кусок выбьется из стиля всего прочего повествования, но, надеюсь, вы простите мне это.)
      Однажды я попал в госпиталь с воспалением легких. И пока лежал, начальник госпиталя, майор, прознал, что я хорошо рисую. И предложил мне полежать еще несколько месяцев, чтобы оформить в госпитале "красный уголок". Я, само собой, согласился, ведь в любом случае это лучше, чем служить на общих основаниях, ходить в наряды. Но загвоздка была в том, что я выздоровел. Но майор сказал: "Мы тебе такую болезнь напишем, что держать у себя сможем сколько захотим".
      И в историю болезни написал: "геморрой". Мол, случилось обострение положили, прошло - выписали...
      Вот, лежу я месяц, два, три, "красный уголок" расписываю, все вокруг знают о нашем договоре с майором... И тут пришел в госпиталь новый врач, лейтенант, прямо из медицинского института. И сразу вышел на дежурство. Вечером устроил обход. Садился перед постелью больного, листал историю болезни, выяснял, как самочувствие, рекомендовал что-нибудь... Если ангина, горло смотрел, градусник ставил, а если рана какая-нибудь, осматривал ее, перевязывал...
      И вот добрался до меня. Заглянул в карточку... Говорит:
      - Пройдите со мной.
      Иду я за ним по коридору и размышляю: "Наверное, он знает, что никакого геморроя у меня нет. Но он-то думает, что другие больные этого не знают, а потому повел меня к себе, якобы для осмотра. А на самом деле чайку попьем, покурим, поболтаем, он меня и отпустит..."
      Потом подумал по-другому: "А вдруг ничего он не знает? Тогда надо ему объяснить. А вдруг тогда он обо всем настучит в округ, и майора, моего благодетеля, накажут. Да и меня по головке не погладят..." Так я ничего конкретного и не решил к тому моменту, как мы до его кабинета добрались. Там он мне говорит:
      - Снимайте штаны.
      Я снял.
      - Наклоняйтесь, - говорит он и натягивает резиновую перчатку.
      Я наклонился. И решился, наконец, на откровенный разговор. Но было поздно. Уже чувствуя, как его смазанной вазелином палец, входит мне в задницу, я почему-то очень писклявым голосом произнес:
      - Я вам сейчас все объясню...
      - Что объясните? - и палец его при этом совершает вращательное движение.
      - Поговорите с товарищем майором, - все так же пискляво продолжил я, чувствуя, что краснею.
      Уж и не знаю, что он подумал, но сразу же меня отпустил.
      Вот такие истории со мной случались... А почему я пошел в армию, а не сразу поступил в университет? (Еще одна выбивающаяся из стиля история.) Да потому, что я, когда закончил школу, вычитал в газете, что в одном училище набирают группу для работы поварами в условиях арктической зимовки. Ну кто еще мог бы заинтересоваться такой идиотской перспективой?! А я отправился туда. И в течение двух с половиной месяцев, пока ребята поумнее сдавали вступительные экзамены в нормальные учебные заведения, меня таскали по самым разнообразным медкомиссиям и осмотрам.
      Наконец, когда я полностью прошел обследование, меня вызвали на собеседование. Дядечка, суровый такой, обветренный, как скалы, явно полярник, сказал мне:
      - К сожалению, вы непригодны.
      - Как так? - удивился я, - я же совершенно здоров!
      - Ничего подобного, - говорит он. - Вот тут ясно написано: диагноз No 3/4.
      - А что это за диагноз? - еще сильнее удивился я.
      - Сейчас посмотрим, - отвечает он и начинает копаться в каких-то бумагах. Наконец он нашел то, что искал, прочел про себя, а затем сообщил: - Вам нельзя работать с быстротекущей водой.
      Я просто онемел.
      С тех пор как пойду пописать, на всякий случай отворачиваюсь...
      Но самое обидное, что в результате этой истории я потерял время и загремел в войска связи.
      А с женщинами?! Да, они были у меня. Но в какие только нелепые ситуации я не попадал с ними, каким только унижениям не подвергался... Но к делу это не относится...*
      * Я решил, что хватит уже ломать стиль, поэтому рассказываю эту историю не в основном тексте, а в сноске. Хотите читайте, хотите нет.
      Так вот. Однажды мне позвонила одна моя подружка-первокурсница по имени Лена.
      - Приходи ко мне, - говорит, - родителей всю ночь не будет, на дачу уехали.
      А родителей ее я как огня боялся, они меня даже не видели ни разу.
      Обрадовался я, примчался... Занялись мы любовью, все классно... А потом я решил пойти в туалет. Прямо в чем мать родила и отправился. И дверь в сортир не закрыл: зачем, все равно ведь нет никого...
      А родители возьми, да и вернись. Я даже не слышал, как дверь хлопнула. Мамаша сразу в туалет решила зайти, видно, растрясло в дороге. Дверь открывает, а на унитазе сижу я - абсолютно голый незнакомый ей юноша.
      И ничего умнее я не нашел сказать, как:
      - Здравствуйте... А Лена дома?
      Как будто только что с улицы зашел. Мама ее сделала большие глаза и машинально крикнула:
      - Лена, это к тебе!..
      Само собой, всякие отношения с Леной у меня после этого прекратились.
      Когда такое происходит не с тобой, это довольно смешно...
      Когда эту историю я рассказал Ляле, она хохотала так, что я даже всерьез забеспокоился, как бы это не отразилось пагубно на ее беременности...
      Да. И вот этакий недотепа стал главой космического джуза, тайным претендентом на русский трон и ведет свой звездолет к храму своего предка, святого мученика царя-искупителя Николая Второго, к главному православному храму этого мира... Потому что если уж где-то крестить сына (если, конечно, не врет колдунья и у нас родится именно сын, а не дочь), то лучшего места, чем эта, одна из немногих клерикальных космо-станций, и представить себе нельзя было. Покрестим, так сказать, чисто по-семейному.
      Уговорить Зельвинду направить табор именно в этом направлении мне не составило ни малейшего труда, поскольку ему самому было в высшей степени начхать, куда лететь. По моим расчетам, тащиться нам туда предстояло около десяти месяцев. В тот момент, когда мы двинулись в путь, Ляля была на втором месяце беременности. То есть когда мы доберемся до храма, моему сыну (или все-таки дочери?) будет три месяца...
      И вот к настоящему моменту мы преодолели уже полпути, то и дело останавливаясь на планетах, крупных обжитых астероидах или же пристыковываясь к космическим станциям. И где бы мы ни оказывались, всюду мы устраивали торговые ярмарки. Ведь далеко не одно только воровство приносит джипси средства существования, напротив, прежде всего это относительно честная торговля. Секрет в том, что мы не платим налогов и пошлин, а потому наш товар, прежде всего это водка и табак, несколько дешевле, чем у других торговцев, и простой люд покупает его у нас с превеликим удовольствием.
      Что-то уж слишком легко влез я в эту пеструю цыганскую шкуру. Интересно почему? Может быть, вышли наружу порочные задатки моей души, прежде подавляемые цивилизованным окружением? Я много думал об этом и в конце концов выделил для себя несколько причин.
      Во-первых, у меня просто-напросто нет другого выхода. Я мог либо рефлектировать, либо "расслабиться и получать удовольствие". Я избрал последнее, ибо, как я уже сообщал, всегда отличался способностью к молниеносной адаптации.
      Как тут вновь не вспомнить Макса Батурина и его верлибры:
      ... Главное - твердо решить, что жизнь кончена,
      и тогда наступает полный привет.
      Тогда каждый день ощущаешь как бы последним днем
      и радуешься ему, как дитя,
      ибо это недопустимая роскошь
      горевать и убиваться в последний день.
      Пусть даже и о себе.
      То есть жизнь-то, конечно,
      не то, чтобы кончилась,
      но покончено с ожиданием от нее.
      И не все, конечно же, в кайф,
      даже иногда многое не...
      Но надо как-то, сохраняя спокойствие,
      быть готовым к почти всему
      и по возможности не винить ни в чем никого,
      так сейчас кажется мне...
      Я остро ощущаю себя "человеком ниоткуда". Прямо-таки "Nowhere Man", говоря словами Джона Леннона... Если бы где-то продолжал существовать оставленный мною мир, я бы, наверное, приложил все усилия к тому, чтобы покинуть табор астроджипси и вернуться туда. Но нет! Того мира больше не существует! Здесь же чуждо мне одинаково все. Так стоит ли привередничать?
      Более того, еще задолго до того, как люди уничтожили свою родную планету, студент филологического факультета Роман Михайлович Безуглов погиб в автомобильной катастрофе. А я - Рома Чечигла. Я как бы рожден заново. И родился я в другом качестве.
      Вторая причина моего приятия стиля жизни джипси состоит в том, что их будни оказались вовсе не сплошной чередой криминальных эпизодов и пьяных ссор. Многие из них умели лечить, впитывая в себя секреты народной медицины самых разных народов. Многие владели секретами рукопашного боя и искусством драки с кинжалом, что в эпоху звездных перелетов вновь стало актуально, ведь выстрел из дистанционного оружия мог привести к уничтожению звездолета, не оставив ни побежденных, ни победителей. Многие занимались оккультизмом, а кое-кто имел и реальный дар предвидения. Во всяком случае, утверждали это. Как моя новоявленная родственница Аджуяр... Наконец, все без исключения джипси умели прекрасно петь и танцевать...
      Так что жители многих, в первую очередь отсталых, аграрных планеток души не чаяли в цыганах и встречали их с распростертыми объятиями, устраивая красочные, праздничные карнавалы... Но ухо, правда, держали при этом востро. Мало ли...
      Наконец, была и еще одна немаловажная причина, по которой я так легко смирился со своим сегодняшним положением. Это Ляля. Она основательно подсластила мне эту горькую пилюлю. Нет, я не эротоман Хоботов*, но и отнюдь не аскет. Однако считаю, что вовсе не обязательно быть дедушкой Фрейдом, чтобы догадаться: для любого нормального мужчины чуть ли не самое главное в жизни, а возможно, и самое главное - быть с любимой женщиной.
      * Персонаж художественного фильма "Покровские ворота" (прим. автора).
      Там, в моей прошлой жизни, мне с этим явно не везло. Женщины у меня случались, хоть и немного.. (Интересно, сколько это - много, а сколько немного?..) Но как-то так выходило, что те, в кого влюблялся я, пренебрегали мною, а те, кто не пренебрегал, не были нужны мне. А Ляля была невероятным исключением из этого правила. Как странно, что для того, чтобы найти свою половину, мне пришлось скакнуть на пять веков вперед... Но это случилось, и уже одно это делало всю эту сумасшедшую ситуацию не безнадежно бессмысленной...