Студент после экзамена поплакался собратьям, и оказалось, что эту дурацкую выходку Петин и со многими другими устраивал.
      Через несколько дней пересдача. Студент снова нулячий. Петин его немного для профилактики мучает, а потом и говорит:
      – Да-а. Придется задать вам мой традиционный вопрос. Сколько электрических ламп в данной аудитории?
      Парень выпаливает:
      – Семь!
      – А вот и нет, – отвечает довольный Петин, – только шесть: я сегодня не лампу с собой взял!
      – Зато я взял, – отвечает предусмотрительный студент, доставая лампу из кармана...
      Пришлось Петину «зачет» ему ставить.
      Под Новый год новый год перед своим подъездом наблюдал такую картинку.
      Подъезжает маштна, из нее выходит Дед Мороз и Снегурочка. Дед мороз – пьяный в стельку. Начинает возиться с домофоном. И тут подъезжает еще однатачка, и из нее выходит еще один Дед мороз. И тоже – никакой.
      Смотрят они друг на друга мутнымивзглядами...И тут один из них выдает:
      – Двух дедов морозов не бывает! – И хрясь другого по роже...
      И покатились они по снегу. АСнегурочки в визг, давай их разнимать...
      Еле-еле розняли. Но вообще-то, я зауважал этого человека, который сказал, что двух Дедов Морозов не бывает. Он честно к своей роли отнесся.

* * *

      По окончании московской консерватории одну молодую дирижершу, очень, кстати, симпатичную девушку, послали по распределению на гастроли по губернским городам России – разучивать и исполнять с местными оркестрами одну из симфоний Рахманинова.
      Приезжает она в один городишко, репетирует с местным оркестром, через неделю – премьера. Большой успех, аплодисменты, цветы...А сразу после концерта подходит к ней местный «второй тромбон» и говорит:
      – Я конечно же догадываюсь, что нашему захолустью далеко до столицы, но буквально за углом от филармонии расположен очень уютный бар, в котором всегда подают свежее пиво и очень приличные шашлыки. Hе согласились бы вы отужинать со мной, ведь это ваш последний вечер у нас?
      – А почему бы и нет? – говорит та, так как уже соскучилась по светскому обществу.
      И они проводят вместе дивный вечер, который заканчивается в постели ее гостиничного номера... А назавтра она садится в поезд.
      В следующем уездном городе после премьеры симфонии с местным оркестром к молодой дирижерше вновь подошел именно «второй тромбон»:
      – Hаверное, все уездные города похожи друг на друга, – сказал он. – Однако у нашего имеется своя изюминка: не далее, чем в квартале отсюда расположен уютный кабачок, в котором подают очень неплохие шашлыки по-карски и вполне приличное свежее пиво. Hе согласились ли бы вы отужинать?
      Она, конечно же, была несколько удивлена таким совпадением, но согласилась... Вечер закончился в ее гостиничном номере...
      Аналогичная ситуация повторилась и в третьем, и четвертом городах... И прелестная дирижерша крепко задумалась: «В чем дело? Может быть, это в музыке Рахманинова есть что-то мистическое? И почему именно „вторые тромбоны“?!
      С целью исследования она раскрыла партитуру «второго тромбона»... И увидела широкую надпись поперек нотных линеек: «Коллега! Дирижерша ведется на пиво и шашлыки!»

* * *

      Будучи десятиклассником, я был очень любвеобильным мальчиком, у меня была целая куча подружек, и они часто звонили мне... Так как я боялся их спутать, то завел привычку на вопрос «Ты, меня узнал?» отвечать что-нибудь вроде «Да, конечно, как я тебя могу не узнать, ведь девушек с таким прекрасным голосом так мало!..» А там уже, слово за слово, пытаюсь определить по голосу, кто это.
      Но однажды моя система крепко меня подвела.
      Звонок. Беру трубку:
      – Да?
      Сквозь шумы раздается какой-то знакомый, но фиг знает чей, голос:
      – Володя, ты меня узнал?
      – Конечно, дорогая, – отвечаю я, лихорадочно припоминая последние дни. – Как же я мог тебя не узнать?
      Hа том конце происходит некоторое замешательство. Затем звучит:
      – Хм. Позови-ка маму.
      Я обалдеваю, зову мать, она разговаривает, а когда, в конце концов трубка ложится на рычаг, спрашиваю:
      – Мам, кто это был?
      – Твоя учительница по математике, – мрачно отвечает мама...

* * *

      Мне жена рассказала, как еще до моего знакомства с ней, она занималась обустройством своей квартиры. Очень ей хотелось купить какой-то там особенный диван. И однажды она нашла его – на Иркутском.
      Купила. До дома далеко, нужна машина. Те извозчики, что при магазине пасутся, берут уж слишком дорого. Так что пошла голосовать на шоссе. Симпатичную замерзающую девицу решил спасти молодой парень на рафике. Погрузили диван, благо он разборный. Приехали, парень диван выгрузил и, демонстративно собираясь залезть обратно в машину, на месте топчется.
      – Может зайдете, кофе чашечку выпьете?... – деликатно предлагает тогда моя (будущая).
      – С удовольствием! – восклицает парень, сразу видно он именно этого и ждал.
      А она ему, так, холодно:
      – Извините, удовольствия не будет. Только кофе.

* * *

      Да, остроумный у нас народ. Знакомый мне рассказал. Покупает он в ларьке презервативы, а продавщица ехидненько так его спрашивает:
      – Вам какие? С клубничкой или с лимончиком?
      А он отвечает ей:
      – На ваш вкус...

* * *

      А у меня с продавщицей в ларьке такая история была. Как-то раз отмечали мы что-то на работе, и меня отправили за водкой сбегать. Перед выходом, одна девушка попросила меня купить ей чипсов. Подхожу я к ларьку и, с ходу так, спрашиваю:
      – Чипсы «Lays» у вас есть?
      Продавщица:
      – Нет, нету.
      На что я хмыкнув отвечаю:
      – Ну тогда 4 бутылки водки.
      Она, как я заметил очень удивилась такой замене.

* * *

      Дети лейтенанта Шмидта» приехали в город под названием Канск. Три дня концертов. Площадку готовят работники сцены, все, как на подбор, алкаши конченные.
      В первый день ко мне подходит один и говорит:
      – Подпиишите мне тут открытку. Для наших работников.
      – А что писать-то, – спрашиваю?
      – Ну-у... Может я продиктую?
      – Диктуйте, – говорю.
      Он диктует:
      – От команды «Дети лейтенанта Шмидта» самой лучшей, какую мы только встречали, бригаде работники сцены.
      Я слегка обалдеваю от такой надписи, но мне что, жалко что ли. Написал. Он прошелся по команде, и все свои автографы поставили.
      На следующий день он опять подошел ко мне и говорит:
      – Друг, можно я от твоего имени троих человек на концерт проведу?
      – А зачем от моего имени? – удивляюсь я. – Ты же тут работаешь, кого хочешь проведешь.
      – Так я уже восьмерых провел, – говорит он, – теперь бы еще троих – от твоего имени...
      – Ладно, – пожимаю я плечами. – Веди... – А сам думаю при этом: «Вот же „зашкаливает“ у человека».
      А на третий день он ко мне подходит, приобнимает меня эдак и спрашивает:
      – Слушай, зёма, а чего это вы в этот раз Масляка с собой не взяли?... Чё, не нужен уже?...

* * *

      Сейчас в самолетах перед полетами стюардессы, как на Западе, проводят курс обучения пассажиров, как и что делать в экстренных случаях. Показывают, рассказывают... Видно, им это дело иногда надоедает, и тогда они шутить начинают. Не положено, конечно, наказать могут, но люди-то русские, однообразия не выдерживают.
      Сел недавно в самолет, и во время такого показа стюардесса сказала:
      – Если самолет вдруг разгерметизируется, схватите маску и наденьте ее сначала на себя, а затем на своего ребенка. Если у вас двое детей, выберите заранее, кого из них вы любите больше...
      Такие вот шуточки...

* * *

      А мне один москвич рассказывал, как он однажды из Куйбышева (ныне Самара) в Москву летел. Спросил у какого-то мужика, далеко ли здесь аэропорт. «Рядом», – отвечает тот. Он спокойно погулял по городу, а когда остался час до отлета, поймал такси.
      Едут. Через полчаса он стал догадываться, что аэропорт не так уж и близко. Таксист развеял его сомнения, сказав, что «еще всего часок».
      Он в ужасе. На самолет он, выходит, опоздал и билет придется сдавать. При этом он потеряет 30 %, и купить новый не сможет, потому что сейчас все оставшиеся деньги придется отдать за тачку. И еще сутки до следующего рейса на что-то жить надо.
      Но он молчит пока. Подъезжают к пустынному аэропорту. И тут к машине подбегает взволнованная женщина и спрашивает:
      – Вы на Москву?
      – Да, – отвечает мой знакомый.
      Где вы пропадаете?! – восклицает она, – мы из-за вас уже полчаса самолет задерживаем! Быстрее на посадку!
      И успешно сел в самолет.
      Это я к тому рассказал, что люди иногда поражают. Для одного – два часа на машине от города – «рядом», а другие ради одного пассажира самолет на час задерживают. Вот ведь как...

* * *

      Бредем мы как-то с моим товарищем с его дачи. Добрались до шоссе, двинулись к остановке. А жарко, в автобусе, небось, давка, духота... Тут из-за поворота Запорожец выныривает. Друг мой руку поднимает, голосует... Хотя я точно знаю, что денег у него нет.
      Но не успеваю я спросить у него, что к чему, как «запор» тормозит.
      – Садись, – толкает меня мой дружок, и мы влазим в машину.
      Едем. Молчим. Долго молчим. Тут дружок мой, негромко так, меня спрашивает:
      – Ну и зачем ты убил эту кассиршу?
      Я обалдел, начинаю что-то мямлить... Я, честно говоря, подумал, что он заболел и начал бредить... А он опять:
      – Ну зачем тебе столько денег?!
      До меня наконец доходит его хитрый замысел. Я смотрю на водителя – машина стала вилять, у водилы руки трясутся. А дружок мой продолжает, так тихо-тихо:
      – Ты думаешь, этим все закончилось? Как бы не так. Нам еще придется и всех свидетелей убрать...
      Тут мы как раз до Южной добрались. Водила – по тормозам, из машины выскакивает, перед нами двери открывает и тараторит:
      – Все ребята, вам направо, мне налево! Я ничего не видел, ничего не слышал! Разошлись по-хорошему!
      Прыг обратно в машину и – с места. Только мы его и видели.
      Вот так мы нахаляву до города добрались.

* * *

      Парень один знакомый после школы решил вдруг в летное училище поступать. Мы его отговариваем, а он – ни в какую. Поехал в Питер. А когда вернулся, вот что нам рассказал.
      Наступили, значит, экзамены. Первый – математика (письменно).
      С горем пополам чего-то нарешал и сдал. Через некоторое время узнал результат: «три».
      Ну, если еще и сочинение на тройку напишет, не видать ему училища, как собственных ушей. «А может, так оно и лучше? – начинает он рефлексировать. – Зачем мне это нужно? К чему? Говорили же друзья...»
      Но на сочинение все-таки отправился. Сел, темы посмотрел... Ничего не знает. Ну и ладно, не судьба значит. Ну, и так, для прикола, накарябал на листочке: Рожденный ползать-летать не может!». Да и сдал этот листочек.
      Назавтра пришел в приемную комиссию за документами, а ему говорят: «Вы зачислены».
      «Как так? – поражается он, – покажите мне сочинение...»
      Дают ему его листочек, а там под его приведенной выше цитатой из Горького написано красными чернилами проверяющего: «Умеешь ползать-летать научим». И стоит пятерка.

* * *

      Это реальная история, я ее в книжке вычитал.
      В 60-е годы один из студентов Оксфордского колледжа, порывшись в архивах, обнаружил, что, согласно предписанию, действующему во времена Генриха VIII, и официально не отмененного, во время подготовки к ответу экзаменуемый для «поднятия тонуса» вправе потребовать от экзаменаторов бокал французского красного вина «клере».
      Чтобы приколоться и заодно проверить знание преподами традиций собственного заведения, студент на экзамене принялся настаивать на этом праве.
      Оказалось, что никто из принимавших экзамен о подобном не слыхал.
      О странной ситуации немедленно доложили «наверх».
      Убедившись в том, что молодой человек прав, начальство колледжа сиюминутно отправило «гонца», и студент, в конце концов, получил свой «клере».
      Но сразу после того, как «всезнайка» ответил на все вопросы, ему сообщили, что его ответы признаны недействительными, поскольку он, вопреки всё тому же предписанию времен Генриха VIII, явился на экзамен, нарушив «форму одежды» – не надев... жёлтых чулок.

* * *

      Кстати, о машинах. Как-то еду я по Иркутскому, и вижу дяденька какой-то ителлигентного вида голосует. Ну, я остановился, и он просит подвезти его в центр. Я его взял. Пока ехали, разговорились, и он мне объясняет, что, вообще-то у него у самого машина есть, но он оставил ее на стоянке, потому что она с утра не заводилась. И вот он целый день на попутках мотается.
      Едем. Встали на светофоре, и вдруг меня в багажник «клюет» какая-то иномарка.
      Я, конечно, выхожу, чтобы разобраться, а водитель этой иномарки вдруг выскочил и рванул в ближайшую подворотню. Я стою, ничего не понимаю, но еще удивительнее была реакция моего пассажира: он тоже выскочил из машины и рванул за тем «иномарочником».
      Я тоже не выдержал, побежал за ними и кричу пассажиру:
      – Черт с ним, машина-то осталась, найдем с ГАИ!
      А пассажир оборачивается кричит на ходу:
      – Это моя машина!
      Оказывается, пока он на попутках катался, ее со стоянки угнали. А он еще и не знал ничего.
      Угонщика мы не догнали. Иномарку пришлось тащить на стоянку. Взять за побитый багажник деньги с ее хозяина мне совести не хватило...
      Вот ведь как бывает...

* * *

      Один мой знакомый работает в конторе, которая занимается устроением свадеб, торжеств и тому подобное. Вот обратился в агентство клиент. «Ребята, – говорит, – придумайте что-нибудь интересное на свадьбу дочери и скажите, сколько стоит».
      Напридумывали тостов, песен, конкурсов и пр. Стали придумывать нетривиальный свадебный торт В конце концов придумали «торт-кроссворд» на свадебную тему. Рисуется на торте кроссворд и рядом же на торте прикладывается комплект букв из шоколада, чтобы отгадки ими выкладывать.
      Вот поехал мой знакомый в ресторан, который тортами славится. Начинает объяснять, что да как. А ему говорят:
      – Мальчик, мы столько всяких тортов делали, что уж как-нибудь разберемся. Ты, главное, все на бумажке напиши.
      Он им две бумажки оставил: на одной кроссворд, на другой – буквы: «А-8 шт., Б-3 шт., В-5 шт...» И т. п.
      Потом выяснилось, что первую бумажку они потеряли.
      Идет свадьба, все по сценарию, все в восторге, все веселятся...
      Открывают торт. Выглядит он шикарно, с лебедями... А по белому полю надпись: «А-8 шт., Б-3 шт., В-5 шт...» И т. п.

* * *

      Когда я служил в армии, у нас случай произошел. Шел строевой смотр. Вся дивизия стоит на на плацу, а перед строем прохаживается комдив. Сзади него стоит майор – дежурный по полку. Комдив, пользуясь микрофоном, самозабвенно толкает речь по поводу нашего недостойного поведения, самоволок, пьянок и прочего.
      И вдруг краем глаза он замечает, что из-за обрамляющих плац щитов выглядывает опоздавший на построение солдатик.
      Комдив свирепеет.
      – Товарищ майор!!! – кричит он дежурному, – приведите-ка сюда этого воина!
      Солдат, увидав, что дело принимает скверный оборот, пускается бегом прочь. Майор – за ним. И тут на бегу у него расстегивается кобура, и чтобы не потерять пистолет, он хватается за нее и бежит, придерживая ее рукой и пытаясь застегнуть. Со стороны это выглядит так, будто он пытается как раз вытащить на бегу пистолет.
      Комдив испуганно орет в микрофон:
      – Товарищ майор!!! Приказываю взять живым!!!
      Опоздавший парень, услышав это, резко останавливается и, побледнев, как полотно, поднимает руки вверх. Потом он рассказывал, что эта фраза командира дивизии поразила его намного больше, чем последовавшие трое суток гауптвахты.

* * *

      Двое парней ехали на мотоцикле с коляской на пьянку. Останавливает их гаишник. Толстый такой, с усами, и начинает их лечить:
      – Что же вы, ребята, без касок ездите? А ежели авария какая? Каска, она ведь удар в четыреста килограмм выдерживает...
      Короче, пришлось им штраф заплатить, и поехали они дальше.
      В гостях неплохо погудели и стали собираться домой. Тут один из ребят замечает обычный детский мячик: резиновый, темно-зеленого цвета и с красной полосой посередине.
      – Слушай, – говорит он товарищу, – вдруг снова менты докопаются. Давай мы этот мяч пополам разрежем и вместо касок наденем. Если не присматриваться, точь-в-точь, каска получится...
      – Сказано, сделано. Едут они. Вместо касок половинки мячиков на голове надеты. Встречный ветер у того, кто за рулем, мячик с головы сдул. Останавливаться не стали. Тут, как нарочно, тот же самый гаишник. Останавливает.
      – Ага, – говорит, – опять вы! – Одобрительно смотрит на сидящего «в каске» на голове пассажира в люльке и обращается к водителю: «Что ж ты, хлопец? Вот товарищ твой – молодец: одел каску. А ты почему не одеваешь? А каска, она, завсегда нужна, она удар в четыреста килограмм выдерживает!
      После этих слов он для их подтверждения со всей силы ударяет жезлом по голове сидящего в люльке...
      Нокаут.

* * *

      Моему сыну было три годика, мне нужно было в библиотеку, а оставить его было не с кем. Взял я его с собой. Пришли, я его в читальном зале на стул посадил, говорю шепотом:
      – Видишь, как все смирно сидят? Вот и ты так же сиди. Бегать тут нельзя и громко разговаривать тоже нельзя.
      Сын испуганно оглядывается и послушно сидит смирно. Я говорю:
      – Я сейчас приду.
      Взял я какие мне были нужны книги, вернулся, забрал сынишку, идем по коридору. На выходе он у меня спрашивает шепотом:
      – Папа, это что, тюрьма?

* * *

      А эта история, напротив, подлинная правда. Мой знакомый по распределению из мединститута поехал в деревню. Дали ему там комнату рядом с сельской больницей. Причем даже не комнату, а полкомнаты: за тоненькой перегородкой жил единственный в деревне милиционер, который, по местному обычаю денно и нощно пил горькую.
      Ну, доктор, будучи человеком интеллигентным, первое, что сделал – на второй день после приезда занялся обустройством жилища. И решил он повесить полку для книг. И решил он ее повесить именно на той стенке, которая разделяла его с мирно спавшим после очередной попойки ментом.
      Вбил он, значит, гвоздь в стену, повесил полку и только после этого просек, что гвоздь мог пройти через стену и торчит теперь у соседа.
      Пошел к соседу, чтобы извиниться и гвоздь этот загнуть, но достучаться до него не смог.
      Утром наш доктор ушел на работу, а вечером, когда вернулся, встречает соседа и давай извиняться. А тот обрадовался страшно, даже хохотать стал. Потом говорит:
      А я из-за тебя сегодня даже на работу не пошел. Я уже давно хотел гвоздь над кроватью вбить, чтоб кобуру на него вешать, да все никак собраться не мог. А вчера так напился, что ничего не помню, что вечером делал. Просыпаюсь, смотрю: гвоздь торчит. Вбил, значит, все-таки! Потом присмотрелся – вижу что гвоздь-то шляпкой вниз вбит. Вот целый день хожу и думаю: как же это я его так вбить умудрился?...

* * *

      Мне один парень рассказывал, что, когда он в армии служил, у них был в полку прапорщик, который внаглую воровал из столовой хлеб. И даже было известно, зачем. Было у того прапора хобби – аквариумные рыбки. У него был огромного размера, в полкомнаты, аквариум в котором было большое количество разнообразных рыб. Им-то он хлеб и скармливал.
      И вот дружок мой получил отпуск домой – на десять дней. Погулял, повеселился и даже на рыбалку с друзьями сходил. И там поймал щуренка. Его осенила идея, и щуренка он не выбросил, а привез в часть и запустил прапору в аквариум.
      Тому хватило одной единственной ночи, чтобы стать толстым-претолстым.
      Он лежал на дне с глазами навыкате, а по поверхности плавало множество покусанных рыбок, съесть которых у него уже сил не было.
      А на стене, напротив двери комнаты висел плакатик: «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори!»
      Но самое удивительное в этой истории то, что не только прапор перестал воровать хлеб, но и так к этому щуренку привязался, что оставил его единственным жителем аквариума и вырастил из него здоровенную рыбину...

* * *

      Знаете, что такое «хеппенинг»? Это такое театральное действие, которое проходит не в стенах театра, а где угодно – на улице, в кафе, в трамвае... Это хиппи еще в 60-х придумали. Так вот, когда я в театральном учился, наши ребята хеппенинги практиковали. Очень веселая штука. Вот один из примеров.
      Представьте себе обыкновенный городской троллейбус. Вечер, часов десять. В троллейбус заходит обыкновенный парень. Всё с ним в порядке, только в руках у него телефон. Не мобильный, а совершенно обычный: с трубкой, с диском и оборванным проводом от телефонной розетки.
      На парня, конечно же, обращают внимание, но не слишком – сейчас эксцентричных людей хватает. Он же поднимает трубку, набирает номер и говорит будничным голосом:
      – Гостиница «Астория»? Мне, пожалуйста, чашку кофе и пачку сигарет.
      Кладёт трубку и сидит, как ни в чём не бывало. Интерес к этому парню, понятное дело, начинает расти в процессе «телефонного разговора», и мнение окружающих сразу же становится понятно при одном взгляде на их лица. То, что у парня «не все дома», всем уже ясно.
      Теперь все гадают, именно из какого дурдома этот парень сбежал, и почему его не ловят. В общем, все оживились: кто хихикает, кто пальцем показывает, кто смотрит с жалостью. А парню наплевать, сидит по-прежнему.
      И тут через пару остановок открывается дверь, и в троллейбус заходит... Правильно, другой парень. В костюме, через руку перекинута салфетка, в руках поднос, на подносе – дымящаяся чашка кофе и пачка сигарет.
      – Ваш заказ, сэр, – произносит он и удаляется.
      Без комментариев.

* * *

      А вот еще один прикол из театрального института.
      Сценическую речь у нас преподавала очень пожилая уже госпожа С., бывшая звезда Воронежского драмтеатра. С. создала свою методику преподавания, которой доводила нас до полного изнеможения. А на экзамен по сценической речи каждый из нас должен был подготовить небольшой монолог. В основном он готовился вместе с педагогом, но и самостоятельно подготовленные отрывки приветствовались.
      Один из студентов, наиболее страдавший от педагогических изысканий С., проинформировал кафедру, что желает сам подготовить отрывок из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, на что получил милостивое согласие.
      Он подшил себе к внутренней стороне пиджака петельку, в которой перед экзаменом закрепил туристический топорик, позаимствованный у кого-то из общаги.
      В аудитории он вышел к столу комиссии, представился, назвал подготовленный отрывок и, входя в образ, уставился остекленевшими глазами прямо в глаза С.
      – В голове Раскольникова, – начал он, не сводя глаз с преподавательницы, – созрела мысль, – тут он расстегнул пиджак и посмотрел на топор. Потом на С... Потом снова на топор, и, снова впившись безумными глазами в бедного педагога, глухим голосом продолжил: – Прикончить старуху – и дело с концом...
      И, выдернув топор, замахнулся.
      Бедная С. с визгом выскочила из аудитории.

* * *

      После грандиозной пьяной драки один мой знакомый сказал:
      – Знаешь, как это тяжело – сломанными пальцами собирать выбитые зубы...

* * *

      – Как это ты все запомнил? Сразу видно, профессионал... А я, вот, коротенькую историю расскажу. Мне ее один журналист поведал. Он работал в Стрежевом, и тогда в этом городе был дифицит на куриные яйца. И вот, наконец, партию яиц впервые привезли на вертолете.
      И на первой полосе газеты вышел материал с огромным заголовком: «Первый вертолет с яйцами!»

* * *

      – Это журналист из газеты «Все для Вас», Коля Данцов рассказал. Он служил сверхсрочником в Чехословакии, а потому присутствовал на всех офицерских собраниях.
      Однажды некий сержант Нечаев в чем-то провинился, и командир части приказом разжаловал его в рядовые. Вот, стоит строй, провинившийся стоит перед строем, и нужно теперь демонстративно сорвать с его погон лычки.
      – Сержант такой-то, – командует командир, – выйдете из строя и сорвите с сержанта Нечаева лычки!
      – Я не могу, товарищ полковник.
      – Это почему? – изумляется тот.
      – Потому что сержант Нечаев – мой друг.
      Полковник, конечно, зол, но мужскую дружбу уважает.
      – Ладно, – говорит и обращается к другому:
      – Сержант такой-то, сорвите с сержанта Нечаева лычки!
      – Я не могу, товарищ полковник, – точно так же заявляет и этот. – Нечаев и мой друг тоже...
      Полковник в бешенстве. Он поворачивается к прапорщику Попову:
      – Прапорщик Попов, сорвите с сержанта Нечаева лычки!
      Но по Уставу прапорщик не имеет права этого делать. Тут бы прапорщику надо было про Устав забыть, раз командир психует, а он точно так же, как и сержанты, рапортует:
      – Товарищ полковник, я не могу этого сделать...
      Полковник зеленеет от ярости, срывает с бедного Нечаева лычки самолично и объявляет:
      – Сержантам такому-то и такому-то за невыполнение приказа командира – по трое суток ареста не гауптвахте, а ваш поступок, прапорщик Попов, сегодня вечером мы будем разбирать на собрании офицеров...
      Наступает вечер. Полковник остыл, уже понял, что прапорщик действовал по Уставу и винить его не в чем, но пойти на попятный ему не позволяет гордость. И вот начинается собрание. Все всё понимают, но прямо сказать: «Товарищ полковник, вы не правы», – никто не решается...
      И он начинает:
      – Товарищи офицеры. Все вы знаете, какой проступок совершил сегодня перед строем прапорщик Попов, какой он подал пример солдатам. Какие будут предложения?
      И ждет, что предложения будут самые мягкие, типа: «объявить выговор».
      Но какой-то службист тянет руку.
      – Да? – спрашивает полковник.
      – Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ареста на гауптвахте.
      «За что?! – молча поражаются все, в том числе и полковник, – за то, что он не нарушил Устав?»
      – Ясно, – говорит полковник. – Какие еще будут предложения?
      Тут кто-то слишком умный заявляет:
      – Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ДОМАШНЕГО ареста.
      Народ поражается еще больше: что это за наказание – десять выходных, сиди себе дома...
      Прапорщик вскакивает и обрадованно сообщает:
      – Товарищи офицеры, я готов понести это суровое наказание...
      – А в чем его суть? – спрашивает полковник озадаченно.
      – В том, – начинает выкручиваться тот, кто предложил, – что главное для нас – дисциплина среди солдат. Солдаты заметят, что Попова десять суток нет в части и подумают, что он на гауптвахте...
      И тут поднимается некий сверхсрочник по прозвищу «Шерстяной»:
      – А у меня есть другое предложение, – говорит он. – Я думаю, прапорщика Попова надо расстрелять.
      У полковника отваливается челюсть.
      – Зачем? – спрашивает он.
      – А солдаты заметят, что Попова вообще нет в части, – отвечает Шерстяной, – и подумают, что его расстреляли...

* * *

      – Мне один парень рассказал, как он участвовал в отчетном спектакле театрального института. Там, в качестве декорации, на заднем плане должно было стоять огромное деревянное распятие с Иисусом. А где его взять? Придумали вот что. Укрепили под потолком крест, внизу прибили такую маленькую ступенечку, на нее встал вызвавшийся первокурсник. Его за ноги и за руки привязали и загримировали под дерево.
      Начался спектакль, прошел отлично, первокурсник стоял, не шевелясь, как деревянный... А потом все ушли и конечно же его забыли. Вот он стоит в пустом зале привязанный к кресту и не знает что делать... Вдруг появляется какой-то рабочий сцены или, может, осветитель. Студент давай кричать: «Помогите! Отвяжите меня!»
      Рабочий, надо отдать ему должное, не испугался, посмотрел, сразу все понял, подтащил стремянку, приставил сбоку и стал отвязывать парню руки, приговаривая: «Вот же что делают! Человека забыли!..»
      И вот, наконец, руки он отвязал... И бедный первокурсник с криком: «А ноги?!!» повис вниз головой.

* * *

      – Выходит, не всегда на воре и шапка горит. А со мной раз случай был, который показал, что бывает и наоборот – шапка горит и не на воре.
      Пришел я как-то домой. Дело зимой было, ночью. В подъезде света нет. Ключ я в кармане нашел, а в замочную скважину попасть не могу. Зажег зажигалку, наклонился, посветил, скважину нашел, ключ вставил... Захожу в квартиру. Как-то странно в коридоре светло. Глаза, что ли, привыкли? Прохожу дальше, а в комноте большое зеркало на стене стоит. И в этом зеркале я вижу, что на мне горит шапка. Чернобурка. Прямо-таки полыхает...
      Ну что тут делать, шапку-то уже не спасти было. Так я и стоял посреди комнаты, ждал, пока вся догорит. В конце концов, не каждый день такое увидишь...

* * *

      – Вот мы тут сидим, пивко попиваем, кушаем... А я вдруг вспомнил, как мы один раз на гастролях зашли в столовую, спрашиваем: «Что у вас поесть можно?» «Манты», – говорят. «Ну, давайте».
      Взяли мы эти манты, а они какие-то серые страшные на вид, не очень какие-то аппетитные... Мы стали в них ковыряться, и вдруг я слышу, как женщины, работницы этой столовой, на кухне переговариваются. «Люся! Сколько времени?» «Два часа!» «О! Уже обед! Пойду сбегаю в магазин, поесть нам что-нибудь куплю!..»

* * *

      – По поводу хладнокровия и выдержки, мне северский телевизионщик Ринат Мифтахов рассказывал историю. Армейскую. Я перескажу ее так, как он сам мне ее поведал.