Далеко на Западе

Пока вокруг Булл-Рана и других событий в Виргинии, вокруг истории с «Трентом» бушевали страсти, на Западе без шума и рекламы начинала восходить главная «звезда» , гражданской войны — генерал Улисс Грант. Его жизнь до весны 1861 г. не выходила за рамки обычной для миллионов средних американцев схемы: честолюбивые надежды и наполеоновские планы в молодости, судорожные попытки осуществить их в более зрелые годы и постепенное разочарование, апатия при встрече с бесконечной «полосой препятствий», которую мало кому удавалось преодолеть[24].

К началу войны Грант, живший тогда в Иллинойсе, был капитаном в отставке. Видя, как полные профаны в военном деле получают (по политическим или иным соображениям) звания полковников, а то и генералов, Грант несколько раз обращался к властям и даже писал в Вашингтон, предлагая армии свои услуги в качестве полковника. Получив это звание в июне, а с 31 июля 1861 г. став бригадным генералом, Грант уже в первое военное лето участвовал в стычках с мятежниками в штатах Миссури и Кентукки. В то время его основным противником был генерал Альберт Джонстон, спешно вызванный из Калифорнии и поставленный во главе соединений мятежников в среднем течении реки Миссисипи. Намереваясь полностью подчинить штаты Миссури и Кентукки, Джонстон выдвинул к г. Колумбусу (Кентукки) 20-тысячную армию во главе с генералом Л. Полком, в прошлом протестантским епископом Луизианы. Мятежники планировали в первую очередь захватить г. Кейро — важнейший стратегический пункт, расположенный у впадения реки Огайо в Миссисипи, на стыке трех штатов: Миссури, Кентукки и Иллинойс.

Фремонт, в округ которого входили и Колумбус, и Кейро, получив сведения о намерениях мятежников, назначил Гранта командующим в прилегающих к Кейро районах Миссури, Кентукки и Иллинойса. Гранту было поручено произвести демонстрации против Колумбуса, но генерал не собирался ограничиваться имитацией боевых действий. Он решил пренебречь предостережениями Фремонта и атаковать части Полка в лагере Белмонт, служившем своего рода ключом к Колумбусу, Погрузив 3 тыс. солдат на пароходы, Грант 6 ноября двинулся к Белмонту. Однако первый его серьезный бой (до этого были лишь мелкие, почти бескровные стычки с противником) закончился неудачей: солдаты, дружно атаковав, вначале выбили мятежников из их лагеря, взяли немало пленных, но затем, опьяненные победой, ослабили натиск, и южанам удалось, собрав силы, отбросить солдат Гранта от Белмонта.

Бой 7 ноября у Белмонта не вошел в число главных сражений гражданской войны, но для понимания психологии солдат-северян и становления самого Гранта как полководца он имеет крайне важное значение. Грант проявил в нем неожиданные для человека, имевшего опыт лишь мексиканской кампании 15-летней давности, выдержку, находчивость и героизм. Неплохо показали себя начале боя и его войска. Но что же случилось потом?

Попытаемся представить себе «среднюю» психологию солдата-северянина в начале войны. В первые ее недели — поверхностное, «облегченное» отношение к событиям, наивная вера в непременную победу Севера. Затем — жестокое отрезвление в боях у Булл-Рана, у ручья Уилсон и утеса Боллс, а следом — общее уныние, неуверенность в будущем. И вдруг — успех у Белмонта: солдаты впервые видят, как хваленые мятежники бегут от них! Уныние мгновенно сменяется прежними высокомерием, беспечностью, пренебрежением к повергнутому противнику. И вот уже победители сидят на земле прямо в лагере южан, теперь это их лагерь, они празднуют победу, а рядом сбились в кучу несколько сот жалких джонни, взятых в плен. Но их никто не охраняет — куда им деваться! — а на лужайке кто-то, размахивая от упоения победой руками, уже произносит хвастливые речи, из опустевших палаток мятежников выволакивают все, что попадается под руку: там и еды вдоволь, и отличная бумага для писем, и фляжки с виски…

Увидев, что солдаты прекратили наступление и начали грабить лагерь противника, Грант бросился туда и приказал немедленно поджечь палатки, чтобы прекратить победное пиршество и заставить солдат преследовать противника. Но в это время из расположенного неподалеку Колумбуса ударила артиллерия мятежников. Одновременно убежавшие не так уж далеко южане, приведя свои части в порядок, атаковали только что брошенный ими лагерь. Срочно присланные им на помощь подкрепления из Колумбуса поддержали атаку. Северян отрезали от реки и теснили к лесу, чтобы там окружить и перебить. Но Грант с помощью офицеров сумел навести порядок среди впавших в панику войск и бросил их в контратаку.

Вскоре северянам удалось прорвать кольцо противника и выйти к Миссисипи, откуда несколько слабеньких орудий с ожидавших их судов кое-как пытались поддержать солдат Гранта огнем. Сам Грант отступал в числе последних, под ним убили лошадь, и мятежники едва не схватили его. Но все обошлось, и уже к вечеру суда возвратились в Кейро. Северяне потеряли в бою при Белмонте в общей сложности 607 человек, мятежники — 642[25]. Взятых северянами в начале сражения пленных, разумеется, пришлось бросить при отступлении, а с ними потери противника были бы значительно больше.

Бой под Белмонтом почти совпал по времени со смещением Фремонта с поста командующего Западным округом. Эта история вызывает у историков особенно бурные споры, поэтому расскажем о ней по возможности беспристрастно, опираясь исключительно на факты. 30 августа Фремонт обнародовал декларацию, объявив в ней о «конфискации» всей собственности мятежников, проживавших в пределах «его» округа (т.е. на территории штата Миссури и в некоторых прилегающих областях), включая рабов, которые автоматически становились свободными. Именно за эту акцию Фремонт и получил титул «противника рабства» от многих исследователей. Уточним ситуацию: Фремонт полагал (и не без основании), что в результате этого шага мятежникам придется снять часть боевых соединений с фронтов и бросить их на усиление охраны плантаций, так как бегство негров-рабов в пределы расположения войск Союза после его декларации примет широкие масштабы.

Но конгресс по инициативе Линкольна еще 6 августа объявил о конфискации у мятежников собственности, специально подчеркнув, что на негров-рабов действие этого акта не распространяется. И это отнюдь не связано с нерешительностью Линкольна и его администрации, как порой утверждают, но с реальной оценкой ими ситуации тех месяцев. «Нельзя предъявлять гражданской войне и Реконструкции требования, которые объективно были неосуществимы в тех условиях, не были заложены в их „генетическом коде”, — пишет советский историк В. В. Согрин. — Увлечение ретроспективной оценкой эпохи гражданской войны и Реконструкции может привести к искажению принципа историзма, умалению конкретно-исторических достижении второй Американской революции»[26]. Линкольн совершенно обоснованно опасался, что освобождение рабов вызовет протест «лояльных» рабовладельцев в «пограничных» штатах и может толкнуть их в объятия мятежников. На этапе, когда Север еще не представлял собой единого, устремленного к победе военно-политического лагеря (впрочем, абсолютного единства на Севере не было и позднее), Линкольн не мог пойти на такой риск. Для Фремонта же эта акция была всего лишь эффектным жестом, призванным увеличить личную популярность.

Но самое интересное произошло дальше. Узнав о декларации Фремонта, в которой, помимо «освобождения» негров, генерал пригрозил расстреливать каждого мятежника, захваченного с оружием в руках (это противоречило международным законам о военнопленных, элементарным этическим нормам и, безусловно, вызвало бы самую резкую реакцию в Западной Европе), рассерженный Линкольн уже 2 сентября в течение часа диктовал телеграфисту послание к Фремонту с настоятельной просьбой отменить либо принципиально изменить декларацию, приведя ее в соответствие с актом о конфискации от 6 августа. Фремонт в довольно бесцеремонной форме отказался. Тогда президент сам объявил об отмене декларации Фремонта, но о его снятии в тот момент речи не было. В ответ генерал прислал в столицу свою очаровательную супругу — Джесси Бентон-Фремонт, которая сумела проникнуть к Линкольну в полночь!

Президент рассказывал своему секретарю Дж. Хэго, как разбушевавшаяся леди обрушилась на него «столь неистово, что мне пришлось продемонстрировать всю свою неуклюжую тактичность во избежание ссоры с ней»[27]. В течение нескольких часов супруга Фремонта убеждала уставшего президента одобрить декларацию мужа. Линкольн терпеливо пытался объяснить вошедшей в раж наследнице клана Бентонов, что это невозможно, и в конце концов вынужден был перейти на категорический тон. Тогда Джесси ангельским голоском заявила, что в этом случае ее супруг объявит себя «диктатором всего Запада» и создаст «свое» государство, независимое и от Союза, и от Конфедерации!

Но даже после этого президент не снял Фремонта. Лишь позднее, когда стало известно, что зарвавшийся «диктатор»… арестовал генерала Блэйра за попытку независимо от Линкольна дезавуировать злосчастную декларацию, президент решил сместить Фремонта и передать командование округом генералу Дэвиду Хантеру. Он направил приказ о смещении Фремонта генералу Кэртису в Сент-Луис, сообщив при этом, что, если Фремонт все-таки сумеет добиться сколь-либо заметного успеха, тогда пусть приказ останется у Кэртиса на память. Затем последовал совсем уже детективный сюжет. Никакого успеха Фремонт, разумеется, не добился, и Кэртис решил предать ему приказ президента. Но тут выяснилось, что Фремонт, узнав через свою агентуру (среди нее было немало проходимцев и просто уголовных элементов) о планах в отношении него, строго-настрого распорядился никого в свой особняк не впускать; деловые же поездки по городу генерал совершал в окружении такой многочисленной свиты, что и на улице к нему приблизиться было невозможно.

И вот 2 ноября к дому Фремонта подошел деревенский парень с корзинкой, в которой, как он сказал часовым, были овощи для генеральской кухни. Те, ничего не заподозрив, пропустили парня, а он вместо кухни прошел прямо в кабинет к Фремонту и на глазах изумленного генерала вынул из корзинки… приказ о его смещении. Оказалось, что Кэртис попросил смышленого капитана-добровольца переодеться фермером и разыграть этот маленький, но весьма важный спектакль. Так прервалась военная карьера несостоявшегося «диктатора Запада». Правда, после пяти месяцев бездействия Фремонту все же в конце марта 1862 г. поручили командование только что созданным небольшим Горным округом, но на этом посту он действовал настолько бездарно, что после ряда поражений и постоянных конфликтов с командованием 26 июня 1862 г. его окончательно уволили из армии.

Приказом Линкольна от 9 ноября Западный округ, которым командовал Фремонт, был разбит на два: Миссурийский во главе с Генри Хэллеком и менее крупный Канзасский, который возглавил Д. Хантер. Грант оказался в подчинении Хэллека, и его отношения с новым командиром не сложились сразу же. Хэллек поверил постоянно сопровождавшим Гранта слухам, будто он был горьким пьяницей (это не соответствовало действительности). Дело еще и в том, что Грант никогда не благоговел перед начальством, возражал против глупых приказов, предлагая взамен свои варианты, преимущество которых было очевидным. Но это-то и раздражало себялюбивого генерала Хэллека, быстро разглядевшего в Гранте профессионала куда более высокого уровня, чем он сам.

Грант, во всяком случае внешне, спокойно сносил обиды и даже спустя два года, когда стал главнокомандующим, не мстил оказавшемуся у него в подчинении Хэллеку. А тогда эта односторонняя вражда привела к срыву многих интересных планов Гранта, которые принесли бы Союзу несомненную выгоду. Так, еще в декабре 1861 г. Грант просил у Хэллека разрешения атаковать позиции мятежников в междуречье Теннесси и Камберленда, но получил отказ. Только с помощью коммодора Эндрю Фута, командующего эскадрой северян в верхнем течении Миссисипи, Гранту удалось «уломать» Хэллека. Вместе с Футом Грант намеревался атаковать два мощных форта южан — Генри (на реке Теннесси) и Донелсон (на реке Камберленд). Эти форты были своеобразной «связкой» между названными реками, впадавшими в Миссисипи на близком расстоянии друг от друга, и служили прочным барьером против проникновения северян в центральную часть штата Теннесси, Занятие их было бы серьезным ударом по положению мятежников на западном фронте в целом.

Итак, 2 февраля 1862 г., погрузив на суда сильную экспедиционную группу численностью в 17 тыс. человек, Грант направился к форту Генри в сопровождении семи канонерок Фута. Высадившись милях в восьми выше форта, северяне двинулись к нему и неожиданно для себя обнаружили по пути еще один — форт Хейман. Расположенный на высоком берегу, он полностью контролировал подходы к Генри. Несмотря на трудность продвижения (местность вокруг была заболоченной, а в сухих местах путь преграждало множество поваленных деревьев), северяне при поддержке орудий канонерок мощно атаковали оба форта и после недолгого боя заняли их. Но комендант форта Генри Л. Тилгмэн сумел организовать отход основных сил (точное число мятежников в гарнизоне форта неизвестно, называются противоречивые цифры, наиболее реальной из которых представляется 2,5 тыс. человек) в соседний форт Донелсон и только после этого сдался Гранту во главе 80 артиллеристов и 16 пациентов плавучей баржи-госпиталя. При перестрелке были убиты 11 мятежников, а среди солдат Гранта потерь вообще не было. Правда, во время штурма снаряд мятежников попал прямо в паровой котел канонерки «Эссекс», которая тут же взорвалась, при этом 11 матросов погибли, еще 5 утонули и 31 был ранен[28], В руки северян попал арсенал с орудиями и боеприпасами, а также крепостные орудия форта.

6 февраля, когда был взят форт Генри, в известном смысле стало переломной датой и для судеб западного фронта, который до этого считался второстепенным, вспомогательным, и для судьбы самого Гранта, став первой вехой в истории его многочисленных побед. Американский историк Дж. Роупс писал: «Воздействие взятия форта Генри на население всей страны — как Севера, так и Юга — было поразительным. Это свершилось столь внезапно и столь неожиданно, что дух северян поднялся сверх всех пределов, южане же, соответственно, впали в депрессию»[29]. Но сам Грант считал свою первую победу скромной, тем более что основные силы противника сумели ускользнуть от него. Он твердо решил безотлагательно атаковать форт Донелсон и захватить его.

Перед тем как двинуться на Донелсон, Грант впервые применил своеобразный «прием», к которому обратится еще не раз. Предполагая, что Хэллек может запретить ему опасную атаку на Донелсон, Грант отправил ему следующую телеграмму: «Я возьму и уничтожу форт Донелсон 8-го числа, после чего вернусь в форт Генри»[30]. Отправив ее, Грант распорядился повредить телеграфную связь, с тем чтобы командующий не смог помешать ему провести операцию.

Правда, взять форт Донелсон именно 8 февраля, как планировал Грант, ему не удалось. Он еще только собирался выступить в поход, когда в ночь на 7-е хлынул невиданный ливень, продолжавшийся без перерыва почти трое суток. Лишь после этого начался поход, ибо ранее провести по превратившимся в вязкую жижу дорогам не только артиллерию и обозы, но даже войска было практически невозможно. 14 февраля, добравшись наконец до Донелсона, части Гранта начали штурм при поддержке все тех же канонерок Фута. Мятежники (вместе с прибежавшими из форта Генри их было более 20 тыс. человек) защищались отчаянно, а утром 15 февраля даже провели мощную вылазку за стены форта. Смяв дивизию Дж. Макклернанда и захватив при этом до 300 пленных и несколько орудий, южане продолжали натиск.

Немедленно кинувшись к месту боя, Грант приказал дивизии Л. Уоллеса «заткнуть» прорыв, и кое-как это удалось сделать. Подчиненные уговаривали Гранта отвести войска и «обдумать ситуацию». Но тут генерал, заметив двоих только что захваченных в плен мятежников с увесистой поклажей за спиной, приказал посмотреть, что у них там. Мешки, как выяснилось, были набиты сухарями и кусками бекона. Грант понял, что южане в отчаянной попытке спастись хотели вырваться из форта и бежать — потому-то солдатам и раздали рационы для длительного марша. Из этого следовало, что противника необходимо «дожать», не давая ему передышки. Грант бросил на помощь Уоллесу и понемногу приходившему в себя Макклернанду еще и дивизию Ч. Смита.

Общими усилиями северяне не только блокировали все попытки мятежников вырваться из форта, но и загнали их назад, за крепостные стены. К темноте сражение утихло.

Перепуганные командиры гарнизона собрались на военный совет. Формально во главе обороны Донелсона стоял генерал Дж. Флойд (напомним: это он был министром обороны в администрации Дж. Бьюкенена до 29 декабря 1860 г., когда сбежал на Юг, предварительно успев переправить туда множество винтовок, патронов и даже орудий), который, не без оснований опасаясь, что северяне казнят его за измену, еще днем удрал из форта, перепоручив командование генералу Г. Пиллоу. А тому тоже не хотелось попадать в руки северян, так что и он последовал за Флойдом, которому, кстати, удалось «прихватить» с собой до 3 тыс. отборных виргинских войск. В итоге во главе гарнизона оказался генерал Симон Боливар Букнер, с которым, между прочим, Грант когда-то учился в Вест-Пойнте, а затем воевал в Мексике. А за восемь лет до описываемых событий, когда Грант испытывал серьезные материальные затруднения, Букнер одолжил ему денег, которые будущий генерал затем не имел возможности отдать: он и Букнер жили далеко друг от друга.

Утром 16 февраля генерал Букнер направил бывшему однокашнику письмо с просьбой сообщить о возможных условиях капитуляции, намекнув при этом, что рассчитывает на благородство старого приятеля. Грант, которому впервые пришлось принимать сдачу столь крупного войска, обратился за советом к 55-летнему генералу Ч. Смиту, и тот коротко сказал: «Никаких условий проклятые мятежники не заслужили»[31]. После этого Грант написал послание Букнеру, вскоре ставшее знаменитым и не раз затем использовавшееся генералами Севера как образец в схожих ситуациях. «Не может быть принято никаких условий, — писал он, — кроме безоговорочной и немедленной капитуляции. Я намерен безотлагательно атаковать Ваши укрепления»[32]. Удрученному такой «неблагодарностью» Букнеру ничего не оставалось, как ответить, что обстоятельства принуждают его «принять те неблагородные и нерыцарские условия, которые Вы предложили»[33].

Так родился термин «безоговорочная капитуляция», который был возрожден в годы второй мировой войны. Правда, военный корреспондент Севера Ч. Коффин писал в одном из репортажей, что «авторство» следует отдать коммодору Футу, употребившему этот термин ровно на 10 дней раньше, принимая капитуляцию Тилгмэна, коменданта форта Генри[34]. Но большинство исследователей игнорируют это свидетельство, которое никто, кроме самого Коффина, не подтвердил. Более того, слова «безоговорочная капитуляция» закрепились за Грантом в качестве прозвища, хотя произносились при этом только первые буквы, «US» (unconditional surrender), которые в английском языке полностью соответствовали инициалам генерала. Они совпадают, как вы уже обратили внимание, и с названием страны, так что Гранта еще называли (если говорить о русском эквиваленте) «американский Грант».

В тот же день, 16 февраля, состоялась церемония сдачи гарнизона Донелсона. Северяне зафиксировали 14623 пленных[35], но, судя по ряду свидетельств, их было на 2—3 тыс. больше. В любом случае цифра была по тем временам неслыханная; напомним, что ровно за 10 месяцев до этого, к началу войны, численность всей федеральной армии составляла 16367 человек! Рассказывают, что Грант в момент, когда южане во главе с его давним кредитором вышли из форта и стали складывать оружие к ногам победителей, подошел к Букнеру и протянул ему кошелек с занятой когда-то суммой.

Трудно передать, что творилось на Севере в те дни. Газеты выходили с огромными заголовками типа «Враг отступает!», «Блестящий результат!», «Полная победа!», счастливые мальчишки-продавцы сновали по улицам Нью-Йорка, Филадельфии, Чикаго, Вашингтона, Бостона, наперебой выкрикивая эти заголовки, люди на улицах пели, плясали, повсюду возникали стихийные митинги и шествия… А Юг погрузился в траур: за минуту до получения сообщения о сдаче Донелсона почти со всем гарнизоном никому и в голову не могло прийти, что такое возможно. Именно в те дни Грант стал кумиром Севера и грозой Юга.

В дальнейшем Грант добился новых успехов. В частности, в упорном сражении 6—7 апреля разбил армию мятежников во главе с А. Джонстоном у важного порта на реке Теннесси — Шайло. В этом сражении Джонстон, которому прочили славу лучшего генерала Конфедерации, был ранен в ногу и вскоре умер от заражения крови. За два дня боев погибло больше американцев, чем за всю войну за независимость, англо-американскую войну 1812—1815 гг. и мексиканскую кампанию, вместе взятые, — 1723 человека у мятежников и 1754 у северян. Суммарные же потери северян оказались заметно больше: 13047 человек против 10694[36]. В Вашингтоне вновь праздновали победу, хотя и были шокированы неслыханными доселе жертвами. Точно уловив эти настроения, Хэллек «повысил» Гранта: сделал его своим заместителем, а Теннессийскую армию, с которой Грант добился столь ярких успехов, передал генералу Уильяму Розекрансу. А тот не раз в дальнейшем «прославился» медлительностью и осторожностью, граничившими с откровенной трусостью. В одном из писем Марксу в июне 1863 г. Энгельс с убийственным лаконизмом сказал о нем: «Розекранс спит», тут же добавив: «… и только один Грант действует хорошо»[37].

В марте 1862 г. возобновились и постепенно вновь вышли на первый план военные действия в Виргинии, куда мы и вернемся.

Кампания на Полуострове

Итак, генерал Макклеллан всю осень, а затем зиму готовил свою армию к «сокрушительному удару». Стараясь сохранять спокойствие, Линкольн периодически напоминал «Маку» о необходимости активных действий. Об ответах генерала на такие призывы мы уже писали. В итоге Потомакская армия (к началу 1862 г. ее численность дошла до 170 тыс. человек!) стояла у ворот Юга, защищаемых куда меньшими силами, и не двигалась с места. Но вина в этом, разумеется, лежала не на армии, а на командующем.

Однако терпение Линкольна было не беспредельно. Выведенный медлительностью «Наполеона» из себя, он 27 января 1862 г. издал военный приказ № 1 (по конституции США президент в военное время автоматически становится главнокомандующим, хотя Линкольн справедливо считал, что этот пост должен занимать профессионал), которым Макклеллану предписывалось начать наступление в Виргинию не позднее 22 февраля — в день рождения Джорджа Вашингтона, чтимый в США наравне с главными национальными праздниками. Генералу пришлось спешно готовить план наступления. Логика подсказывала, что основным объектом атаки должен стать Ричмонд, но как лучше подобраться к нему? Генералу было предложено два варианта: по суше, через печально памятный Манассас, или же морским путем, перевезя на судах Потомакскую армию к низовьям реки Джемс, где северяне с начала войны удерживали мощный форт Монро. В неприемлемости первого варианта Макклеллан с Пинкертоном уже отчасти сумели убедить страну.

Поэтому Макклеллан склонился ко второму варианту, передав о своем намерении Линкольну и новому министру обороны Эдвину Стэнтону, сменившему на этом посту 13 января Симона Камерона (того Линкольн снял за ряд несуразных поступков и отправил посланником в Санкт-Петербург). Попутно отметим, что Макклеллан сразу же невзлюбил Стэнтона, интригуя против него так же активно и изощренно, как совсем недавно против генерала Скотта. Позднее, в мае 1862 г., Макклеллан писал жене о Стэнтоне: «Думаю, что он самый отъявленный негодяй, которого я когда-либо встречал, либо слышал и читал о таковом»[38]. Но «отъявленный негодяй», в личности которого, впрочем, много неясного (в частности, по некоторым данным, он даже был причастен к заговору, приведшему к убийству Линкольна в апреле 1865 г.[39]), довольно быстро разобрался в «тактике» Макклеллана и вместе с Линкольном постоянно «подстегивал» генерала к более решительным действиям, впрочем, без особого успеха.

На предложение Макклеллана о крупномасштабном десанте в форт Монро Линкольн ответил замечанием, характеризующим его как профессионального стратега, хотя он прежде не сталкивался с военным делом. Линкольн спросил Макклеллана, не окончится ли его затея катастрофой: ведь, по заверениям генерала, в районе Булл-Рана стояла примерно 120-тысячная армия мятежников, и было бы легкомысленно оставлять ее наедине с беззащитным Вашингтоном. Действительно, история войн, и в частности гражданской войны в США, убедительно доказывает, что объектом удара (если речь идет не о конкретном случае, а о постоянной стратегической цели) должен быть не какой-либо — независимо от степени его важности — географический пункт, а основные силы противника.

В ответ Макклеллан засыпал президента и Стэнтона множеством доводов, аргументов, цифр, и в итоге его план (морская операция) был одобрен. Линкольн, правда, поставил обязательное условие: у столицы должна остаться определенная часть Потомакской армии (конкретное число войск не называлось) на случай попытки мятежников атаковать ее. «Наполеон» немедленно возразил, что в таком случае он не успеет подготовить «ослабленную» армию к 22 февраля, и выговорил себе неопределенный срок для «дополнительной» подготовки.

Затем произошла примечательная история. Поскольку Макклеллан явно не собирался трогаться с места, Линкольн 8 марта потребовал, чтобы операция была начата не позднее 18 марта. Но уже на следующий день, 9 марта, армия Дж, Джонстона неожиданно… ушла с позиций у Булл-Рана и, перейдя реку Джемс, расположилась на ее южном берегу. Как стало известно позднее, разведка мятежников узнала о плане Макклеллана, а их командование заранее блокировало возможные пути атак из форта Монро. Интересно, что при торжественном вступлении частей Потомакской армии в пустые траншеи, оставленные накануне противником, обнаружилось несоответствие размеров бывшего лагеря южан тому числу их войск, которое постоянно называл Макклеллан. Несложные подсчеты показали, что там находилось примерно 45—50 тыс. человек. И тогда президент снял Макклеллана с поста главнокомандующего (11 марта), правда, мотивировав это тем, что в связи со сложной операцией в тылу противника генерал не может занимать одновременно и свой бывший пост, так как главнокомандующий должен находиться в Вашингтоне и координировать действия всех вооруженных сил Союза.

В эти же дни произошло еще одно событие, вначале повергшее Север в панику, но в считанные часы обернувшееся бурной радостью. 8 марта эрзац-броненосец южан «Виргиния» (захватив годом раньше на верфи г. Норфолка фрегат северян «Мерримак» и переименовав его, мятежники обшили корпус судна толстым листовым железом) атаковал флотилию северян, стоявшую на Хэмптонском рейде, в устье реки Джемс, и нанес ей серьезнейший урон. Казалось что бронированное чудовище вот-вот прорвется в русло Потомака и появится у стен Вашингтона. Однако уже на следующий день, 9 марта, «Виргинию» атаковало маленькое, юркое судно северян «Монитор», также обшитое железом, но по конструкции являвшееся шагом вперед, ставшее, по сути дела, прообразом цельнометаллических броненосцев. Повредив гигант, «Монитор» вынудил его отступить. Не исключено, что и этот эпизод стал одной из причин смещения Макклеллана, так как до спасительного появления «Монитора» положение в течение нескольких часов выглядело весьма угрожающим, а «Наполеон» явно не был готов отстоять столицу.

После бесконечных проволочек Макклеллан 17 марта начал погрузку своих войск на суда, чтобы затем высадиться на небольшом Виргинском полуострове (американцы, говоря об этой войне, именуют его просто Полуостровом, так поступим и мы) в междуречье Джемса и Йорка. Остается загадкой, каким образом Макклеллан, по образованию военный инженер, мог пойти на столь безрассудный шаг: на этом узком пятачке Потомакская армия, лишившись возможности маневра (слева и справа были реки, позади — Атлантика, а впереди — мощная виргинская армия), оказывалась в ловушке, в которую явилась добровольно.

Все, что произошло дальше с Потомакской армией на Полуострове, представляет интерес лишь как наглядная иллюстрация к нелепым и сумбурным действиям многих командующих Севера, особенно на начальном этапе войны. После сложного «круиза» части Потомакской армии в начале апреля стали высаживаться в форте Монро и занимать стратегически безнадежные позиции на Полуострове, с которых самонадеянный Макклеллан собирался атаковать сверхукрепленный Ричмонд.