ИНТЕРМЕДИЯ

КОМАНДАНТЕ ТУТМОС

ОХОТА НА МЕДВЕДЯ

Команданте то ли слышал от кого-то, то ли читал (теперь уже не вспомнить, где), что Лев Троцкий был человеком необыкновенной смелости, на медведя ходил с одним наганом. Когда медведь вставал на задние лапы, председатель Реввоенсовета стрелял ему в сердце и валил зверя.

Тутмос хотел проделать то же самое.

То есть поохотиться на завратного медведя с одним «магнумом». Казалось, самым трудным будет найти медведя – чтобы попался взрослый самец, и на открытом пространстве. Но Тутмосу повезло: медведь встретился, и довольно быстро. На большой поляне. Зверь выбрался из малинника и не спеша пересекал поляну. Из травы виднелись только спина и огромная голова. Но мишка почему-то не торопился вставать на задние лапы. Заметив человека, он помчался на Тутмоса, набирая скорость (этакий мясной локомотив под тысячу килограммов, и пасть с огромными зубами).

«Стоять!» – отдал Тутмос себе приказ. Но тело не пожелало слушаться. Само по себе, уже не повинуясь комку серого вещества в черепной коробке, повернулось и понеслось. Тутмос мчался, летел. Медведь настигал. Ближайшее дерево было слишком далеко.

Команданте оглянулся. Медведь был всего в нескольких шагах. Тутмоса обдало его смрадным дыханием. И тут грянул выстрел. Тутмос пробежал еще шагов пять, прижался спиной к огромной березе и только тогда развернулся. Пуля угодила огромному зверю под левую лопатку. Зверь грохнулся с разгона о землю, но тут же попытался подняться. Теперь команданте увидел охотника, он был от медведя шагах в двадцати, перезарядил двустволку без суеты, но очень быстро, и выстрелил еще раз – в ляжку, чтобы зверь уже наверняка не смог встать. Потом еще раз перезарядил ружье. И только тогда осмелился подойти к зверю и выстрелил уже не из ружья, а из «беретты» медведю за ухо почти в упор.

Команданте продолжал стоять, прижавшись к березе. Никак не мог отлепиться от дерева. Просто не мог, и все. Прирос. Охотник обошел убитого медведя, покачал головой и направился к команданте. На вид спасителю было лет тридцать, вид он имел воистину дикарский: длинные волосы, усы и короткая бородка, загорелое лицо. Недорогой, но добротный камуфляж – зеленый с коричневым – хамелеонил, но немного. Парень был экипирован для прогулки в здешнем лесу: кожаный пояс, пистолет и солидный охотничий нож, патронташ. За плечами – легкий рюкзачок. Охотничье ружье, явно дорогое. Картинка из портала «Дикарь», да и только.

– Даже пуля в сердце здешнего медведя не остановит, – пояснил охотник, подойдя. – Нужно стрелять так, чтобы зверя завалить. Крупный медведь на той стороне около шестисот килограммов. А этот – куда больше. У меня двенадцатый калибр.

– Двенадцатый? – переспросил команданте. – Но двенадцатый – это вот такая пулька. На уток охотиться... – Команданте изобразил пальцами что-то крошечное. И презрительно сморщился.

– Охотничий калибр, – пояснил его спаситель. – Число обозначает, сколько круглых пуль можно отлить из одного фунта свинца. Поэтому двенадцатый калибр больше шестнадцатого. И я заряжаю ружье не дробью, а пулевым патроном. Пуля Бренеке. Если ты попадешь в утку такой пулькой, то вряд ли от нее потом что-то останется.

– А, ну да, ну да, теперь вспомнил, конечно, фунт свинца делить на двенадцать, – пробормотал команданте. Во рту пересохло, язык походил на наждак. – Чертов медведь! Ну и смердит от него.

Охотник протянул Тутмосу флягу. Команданте хлебнул. Оказалось – коньяк.

– Один заряд непременно должен быть в стволе – на всякий случай. Я видел однажды, что осталось от парня, который выстрелил два раза подряд, не перезаряжая. Вторая пуля скользнула по черепу. – Охотник похлопал команданте по плечу. – Обычно, если мне нужна целая шкура, я беру карабин с оптикой, чтоб попасть зверю в глаз. Но тебе повезло – сегодня у меня была двустволка.

– Не ожидал, что этот зверь так быстро бегает, – признался Тутмос.

– Думал, он будет ждать, когда ты к нему подойдешь и выстрелишь? Да еще лапы вверх поднимет? – спросил охотник. – Почему-то все именно так представляют охоту.

Они расхохотались. Команданте никак не мог успокоиться.

– Бешеный адреналин, правда? – спросил сквозь смех.

– Бодрит, – согласился охотник. – Он кинулся на тебя, когда ты взвел курок. Слух у зверя отличный, он отличает незнакомые звуки от шелеста шагов или треска сучьев. Он ничего не боится. Вот и захотел с тобой познакомиться.

– Рауль, – назвался команданте своим настоящим именем. Так его никто уже не звал лет двадцать. Даже жены и дети именовали его «Тутмос» и «команданте».

– Герцог Поль, – представился его спаситель. – Мой замок на перевале. Заглянешь в гости?

– А медведь? – Тутмос глянул на огромную тушу. – Неужели бросим?

– Ни в коем случае. Сейчас подойдут мои люди. Все заберем – и шкуру, и тушу. Бывает, стрелки балуются: завалят медведя, желчь вырежут, шкуру заберут, а тушу бросят гнить. Один такой генерал летал на вертушке, стрелял медведей. Двенадцать штук завалил, пока я его не выследил. Медведицу с маленьким медвежонком и пестуном[2] убил.

– И что ты с ним сделал? – спросил зачем-то Тутмос.

– Пристрелил. Как полновластный правитель своего герцогства вершу лично суд и расправу.

– Сам пристрелил? – Спасенный сглотнул и покосился на охотничье ружье своего спасителя.

– Ну да, карабин с оптикой, выстрел в голову, прямо в лоб. Не люблю никого мучить.

В эту ночь они ночевали не в замке, а в палатке герцога. Сидели у костра, варили медвежье мясо, пили коньяк и болтали.

– Слушай, неужели не сварилось? А? – удивлялся Тутмос. Он проголодался, а медвежатина так аппетитно булькала в котелке.

– Сварилось, конечно. Но если не хочешь подцепить паразитов от этого зверя, мясо надо варить часа четыре. Учуял, как у него из пасти смердит?

Тутмос кивнул.

– Потому как лопает он всякую пакость, обожает тухлятину. Видел, какие у него кишки? Как арматура для сантехники. Он все что угодно переварить может. Рыбы наловит, сложит в кучу и ждет, пока она тухнуть начнет. Помнишь гору рыбы у реки?

– Я думал, это люди наловили.

– А медвежьи следы рядом?

– Так медведь на готовенькое приходил. Нет?

– Нет, конечно. Медведь сам отличный рыболов. Тебе повезло, что ты встретил медведя летом, а не по весне, когда он только-только из берлоги вылез. Он ведь во время спячки не гадит, в кишечнике у него здоровенная пробка, когда просыпается. Потому бегает по лесу, жрет, что ни попадя, только бы кишечник освободить. В эти дни он на любого встречного броситься может. А летом сытый зверь на человека нападает, если ему пути отхода перекрыты. Но все равно не советую бродить по лесам одному. Опасно. Можно запросто подвернуть ногу. Или сломать. Один пропадешь, – поучал новичка герцог.

– Я не один. У меня тысячи друзей. – Тутмос смотрел на огонь и улыбался.

– Почему ты не взял с собой хотя бы одного?

– Они здесь, рядом, скоро придут. Те, кто не может принять условия того, сладкого, приторного Вечного мира.

Герцог тронул стволом ружья полог палатки.

– Где они? Здесь? Что-то не вижу никого.

– Ты видишь тех, кто пришел в этот мир и остался. А я вижу тех, кто был и ушел. Они существуют.

– Ты несерьезен.

– Я всегда серьезен. Но каждое утро я принимаю таблетки от властолюбия. Они вызывают приступы несерьезности. Если я перестану их принимать, то мне захочется власти. Если получу власть, то стану диктатором. Буду обижать и мучить людей, а я не хочу никого мучить, точь-в-точь как ты. Я – игла, которая снует между мирами. Весной я прихожу в Дикий мир, осенью – возвращаюсь. Смысл жизни – в цикличности. Когда цикл нарушается, кончается жизнь.

Герцог наклонился, помешал палкой в костре. К черному небу устремились алые и желтые звездочки. И погасли.

– Что ты ищешь в здешнем мире, Рауль?

– Чистый воздух. Хотя бы раз в год человек имеет право на глоток чистого воздуха. Это совсем немного.

– Ты лжешь, – герцог улыбнулся. Отсветы огня играли па его лице. – Но мне нравится твоя ложь.

– Я не лгу, – заявил Тутмос. – Просто я вижу события до того, как они произойдут.

– Послушай, Рауль, мне нужен союзник на той стороне в одном опасном деле.

– Ты с кем-то собрался воевать?

– Именно. Со стражами врат. С мировым правительством. С человеческой тупостью и благодушием.

– У тебя много врагов, но это по мне! – радостно рассмеялся Тутмос.

ВОЙНА

Глава 5

– Три патрона за килограмм, – продолжал торговаться Раф.

– Четыре! – наконец уступил староста. Они спорили уже час. Или больше? Судя по тому, сколько выпили пива, – гораздо дольше.

– Три с половиной, – Раф оказался упорнее.

– Половина – это как? Пополам патрон пилить будем?

– А мы четное количество килограммов картошки возьмем.

Староста на минуту задумался. Пошевелил губами...

– Два с половиной? Не пойдет, слишком мало.

– А на чем вы картошку повезете? И чем расплатитесь? У вас патроны по карманам лежат? – поинтересовался дюжий парень с белой, будто присыпанной мукой кожей и белесыми ресницами.

«Кажется, его Вальдеком зовут», – вспомнил Каланжо.

Белобрысый, придя с улицы, не раздевшись, только скинув шапку и варежки, принялся есть картошку прямо со сковородки.

– Патроны в вездеходе, в багажнике, – отвечал Каланжо.

– Так уехал твой вездеход. Тю-тю. А на слово картофельники не верят.

– Погоди! Как это нету?! – всполошился Том. – Ты о каком вездеходе говоришь?

– О вашем. Вы на нем приехали. Тот, что для мортала серебром окован, – невнятно, с набитым ртом сообщил Вальдек. – Пива налейте, а то подавлюсь.

– Наш вездеход?! – Том уронил картофелину на пол. – «Молниеносный»? Но почему? Кто... кто позволил! – Том вскочил и бросился наружу.

– Вы его сами и украли! – сказал Димаш.

– Не гони волну! – огрызнулся Вальдек.

– Объяснить ты что-нибудь можешь толком? – спросил староста.

Каланжо схватил автомат и вскочил.

– Наш герцог на нем уехал. – Белобрысый наконец проглотил картофелину. – Я как раз из дома вышел, когда они мимо проезжали. Гляжу, ворота уже распахнуты, и герцог, не тормозя, на вездеходе чешет. Только за воротами уже чуть с деревом не поцеловался. Пошел сменщика в будочку спросить, куда они поехали в темноте-то, и почему ворота в такой час отперты, только гляжу: сменщик на полу сторожки валяется и дрыхнет. Я его будить, а он не просыпается.

– Он один уехал? – Каланжо вновь сел.

– С ним был наш Генрих. Из новичков.

– Кто такой Генрих? Ваш человек? – спросил Каланжо.

– Пришлый. В деревню три недели назад прибился. Пришел в форме «красных» и остался. Сказал, хочет в Диком мире навсегда поселиться.