Глава вторая

БЫЛИ СБОРЫ НЕДОЛГИ

Профессор Алекс Енски сохранил файл и, клацнув вставной челюстью, удовлетворенно откинулся в кресле – особенном, со списанного «Конкорда», подаренном благодарными учениками к недавнему юбилею. Правда, скептически: мыслящий профессор оценил подарок, как явный намек. Мол, лети ты!.. При всем при том в таком кресле прекрасно работалось, но в этот вечер ученые студии изрядно утомили Енски. В последнее время профессор стал замечать за собой некоторую усталость, рассеянность. Пока это касалось оставленного на ночь включенным света в ванной, жить было еще можно. Увы, свет в ванной и неоплаченные по забывчивости счета за телефон – не самое страшное. Работа! Его работа! Писалось уже не так быстро и хорошо, как еще два-три года назад. Профессор обвинял во всем компьютер, но краешком сознания понимал, что дело не в мерцающем экране. Возраст, увы… Хоть и не семьдесят и даже не шестьдесят, но… Полвека – тоже не подарок. Порой приходили мысли: «А не бросить ли все это к дьяволу? Ужели без него, без его статей наука – настоящая наука – прикажет долго жить?» Да, вероятно, не прикажет. Но проживет ли он, Алекс Енски, без своей святой борьбы, без своей великой миссии? Вот это вопрос вопросов.

Всю свою жизнь историк-ориенталист, археолог Алекс Енски посвятил борьбе за чистоту науки. Он родился в тот год, когда сэр Уинстон Черчилль провозгласил свою знаменитую речь в Фултоне. Это совпадение, считал уже повзрослевший Енски, было мистическим. Старый Уинни как словно благословил его, Алекса, на подвиг во славу Науки.

Семейство Енски гордилось своими корнями и традициями. Дед Алекса, почтенный Генри Енски несколько десятилетий подряд был членом парламента («еще того, настоящего парламента», любил повторять он.) Рассказы о жарких баталиях, приключавшихся во время заседаний законодателей, о встречах со знаменитыми политиками были для маленького Алекса чем-то вроде колыбельных песен. Правда, к старости дед почти выжил из ума. Во дворе своего дома он поставил бронзовую статую Черчилля и ежедневно возлагал цветы к подножию монумента, вздыхая о былых временах, когда Британия правила морями. Однажды, когда цветы вовремя не доставили, старик оборвал крокусы на соседской клумбе. Скандал с трудом удалось замять… Его сын, Джулиан Енски пошел в науку, разрабатывая проблемы политической истории Великобритании. Книги, посвященные колониальной политике Империи на Востоке, принесли ему славу человека прогрессивного и мыслящего радикально – что чуть было не сыграло роковую роль в судьбе молодого ученого. В период Второй мировой радикализм не очень приветствовался, куда правильнее было принадлежать к числу умеренных консерваторов или правых либералов. Джулиан, на которого уже начали смотреть косо, обвиняя в «пропаганде большевизма», вовремя сориентировался, и Алекс Енски родился уже во вполне респектабельной, консервативной среде.

Молодость Алекса пришлась на бурные шестидесятые. «Битлз», сексуальная революция не прошли мимо. Он шумел, как и все его ровесники, участвовал в студенческих демонстрациях, акциях протеста – по поводу и без оного. До того самого дня, когда после очередной драки с «бобби», окончившейся ночевкой в полицейском участке, серьезный и печальный господин из не менее серьезного учреждения посетовал на то, что современная молодежь забыла о святости английских традиций, о незыблемости семьи и об интересах Объединенного Королевства. Господин также весьма настоятельно порекомендовал юному Енски обратить свой пыл на изучение древностей. Дела современные никуда не уйдут, да и уйти не могут, а вот места в университете можно лишиться. Алекс, как и когда-то его родитель, вовремя вспомнил о семье, переживавшей не лучший финансовый период, и поспешил остепениться. Увы, грешки молодости еще всплыли, причем в самый неподходящий момент. Когда по окончании университета встал вопрос о месте будущей работы, Алексу пришлось некоторое время помыкаться, пока высокопоставленные друзья деда не вступились за раскаявшегося радикала.

Областью своих научных интересов Енски в лучших традициях семьи выбрал Восток. Только, упаси бог, не современный. В этих национально-освободительных и революционных (святой Георгий, спаси Британию!) движениях сам дьявол ногу сломит. Кто там прав, кто виноват:

Мао или Чан Кайши, принц Нородом Сианук или «красные кхмеры» – пускай политологи с журналистами разбираются. Проявив разумный консерватизм, Алекс обратил свой взор и ум на таинственный и загадочный Древний Восток. Египет, Индия, Месопотамия – как сладко и весомо звучат эти названия для уха настоящего ученого! Заниматься проблемами истории древнейших на Земле цивилизаций – солидно и респектабельно, это подлинная наука, а не гадание на кофейной гуще, разлитой по свежему номеру газеты!

Свою диссертацию Алекс Енски посвятил роли женщины в древнеегипетской истории. Анхесенпаамон – личность именно этой полузабытой царицы стала объектом его пристального внимания. Будущего профессора привлекла трагическая судьба молодой правительницы, тем более его старшие коллеги так и не удосужились посвятить ей хотя бы самую куцую монографию. А зря! Анхесенпаамон – дочь фараона-реформатора Эхнатона и жена его юного наследника Тутанхамона, который ничем не успел прославиться при жизни, но стал известен благодаря сенсационной находке Говарда Картера, раскопавшего гробницу восемнадцатилетнего владыки. Алекс поднял множество документов, а также подтвердил свои аргументы и выводы результатами нескольких археологических экспедиций в Тель-Амарне, на месте сгинувшей столицы Эхнатона. Ему повезло – удалось найти несколько табличек из дипломатического архива фараона-реформатора, в двух из которых говорилось о его дочерях, в том числе о тогда еще юной принцессе, будущей жене Тутанхамона. Так что его труд стал подлинным событием… Ну, может, и не стал, но молодого археолога заметили, стали приглашать на международные симпозиумы, конференции. А самое главное – посыпались предложения из различных университетов прочитать у них курсы лекций и спецкурсы. У Енски завелись деньги и свои собственные, а не наследственные связи.

Алекс принял это как должное. Так и должно быть! Так есть – и так будет всегда!

…Правда, коллеги за его спиной как-то странно перемигивались, но… Но чего ждать от завистников?

Исследования по древнеегипетской истории стали для него приоритетными, однако Алекс, уверовавший в свою звезду, не гнушался писать и о прошлом сопредельных с Та-Кеметом государств. Вслед за Тойнби и школой «Анналов» он попытался объять необъятное – представить древний мир в виде единого организма, где все части взаимосвязаны и уравновешены. Енски начал сочинять труды по философии истории. Он уже не исследовал – поучал. Труды издавали, но неблагодарные и завистливые коллеги отчего-то лишь пожимали плечами.

Постепенно Енски все более и более становился, увы, не пророком, как мечталось, а всего лишь «кабинетным червем». Давно канули в Лету те времена, когда профессор выезжал в экспедиции. Раскопы, кисточки, закрепляющие растворы, дружеские выпивки и ни к чему не обязывающие легкие связи… Все это осталось в прошлом, как легкая память о юношеских забавах. Осталось в прошлом – но не все.

…Двадцать пять лет назад, во время одной из экспедиций Алекс, тогда еще не профессор, а всего лишь начинающий ассистент, увлекся одной из молодых сотрудниц. Дело было в Египте. Атмосфера Долины Царей, где Енски пытался найти гробницу Анхесенпаамон, создавала неповторимый налет романтики, тень давно умершей царицы, казалось, витала перед глазами, шелестя полупрозрачными одеяниями… В общем, через девять месяцев родился мальчуган. Алекс, как истинный джентльмен, не желающий шумного скандала, женился на матери своего сына, которого нарекли Гором – в честь египетского бога, без благословения которого, по мнению родителей, дело не обошлось.

Нежданное отцовство и столь же нежданный брак не принесли счастья. Характер Енски начал портиться. Уже на втором месяце своей семейной жизни он понял, что совершенно не приспособлен для брачных уз. Постоянно кто-то мельтешил перед глазами, мешая сосредоточиться, а уж пеленки, подгузники, орущий карапуз… Жуть какая-то! Жена после родов чувствовала себя неважно, пришлось срочно искать няньку. Когда у нее были выходные, Алекс становился одновременно и папой и мамой. Доходило до того, что лекции и статьи он писал одновременно с укачиванием Гора, маленьким орущим сверточком лежавшего на изгибе правой руки отца.

Что было делать? С утра Енски сбегал из дома и, закрывшись в своем университетском кабинете, лихорадочно и самозабвенно отдавался работе. Но вечером приходилось возвращаться в этот бедлам с его детским ором и постоянными жалобами супруги на недостаток внимания со стороны Алекса, на нехватку денег, с ее вечными требованиями купить ей новое пальто, духи, шляпку… Ко всем бедам историко-философские исследования Енски не воспринимались неблагодарными современниками, а в это время… А в это время кто-то совершал новые археологические открытия, писал изящные статьи и многоумные монографии, получал почетные звания и премии. Алекс с завистью наблюдал, как неоперившиеся юнцы, приходящие на его кафедру, быстро и безболезненно становятся докторами, профессорами… Более того, некоторые из них, не желая выпрашивать скудные фунты у правительства и опекунского совета, отправлялись в экспедиции на свой страх и риск. Проведя один-два сезона на раскопках, они находили порой поразительные вещи. При этом копали они как хотели и даже где хотели – насколько позволяли средства спонсоров.

Вначале профессор недоумевал. Затем принялся завидовать. Потом – страдать.

Впрочем, страдал он недолго. Однажды, совершенно случайно, Енски удалось узнать, что один из таких «счастливчиков» не сдал некоторые находки, естественно, особо ценные, в музей, а передал щедрому спонсору…

…Речь Алекса Енски на ученом совете университета была поистине громовой. И не менее шумной стала статья в археологическом ежегоднике…

Профессор вновь обрел смысл жизни. Он стал защищать Науку, Великую Науку, от грязных, продажных, поистине «черных» самозванцев. Он презирал и ненавидел этих «черных археологов» искренно, трепетно, во всю ширь души. Он метал молнии. Он разверзал под их ногами землю…

Ненависть – не лучший цемент для семейного счастья. Когда врагов не было рядом, всю отрицательную энергию профессор выплескивал на своих домашних. Это были бесконечные монологи, обильно уснащенные проклятиями и даже нецензурной бранью. Сокрушив в очередной раз врагов, Енски принимался жаловаться на судьбу, на то, что ему нужно было родиться на век раньше, чтобы стяжать славу Джузеппе Бельцони или Говарда Картера. Но он не таков. Он честный жрец науки, отчего и страдает…

Жена сбежала от Алекса на пятом году их супружества, оставив малолетнего Гора на попечение отца. Профессор ожесточился еще более и объявил настоящий крестовый поход против «черных археологов», которых он стал почитать причиной всех своих бед. Теперь они виделись ему монстрами, жуткими чудищами с желтыми клыками и кривыми грязными когтями, разрывающими живую плоть Науки…

Вот и сейчас Енски закончил очередную статью, обличающую стервятников от археологии. И на этот раз он не скупился на эпитеты и метафоры. Статья предназначалась для популярного еженедельника, поэтому в словах можно было не стесняться. Чувствуя себя в ударе, профессор прошелся по всем авторитетам, освященным временем. Досталось и Эвансу, и Шлиману, и даже голливудскому чудовищу Индиане Джонсу и компьютерной героине Ларе Крофт, которые хоть и являлись персонажами сугубо вымышленными, но своим сугубо отрицательным примером были способны растлить юное поколение археологов. Всех их Енски записал в родоначальники и крестные «черной археологии». Попутно он обрушился и на русских, прячущих в своих музейных запасниках от глаз науки и общественности сокровища Трои. В общем, все получили свое…

…Но больше всех досталось этой авантюристке Элизабет МакДугал. Уж какими эпитетами ее ни награждал почтенный ориенталист! Она и Макиавелли в юбке, которая не выбирает средств в достижении цели, и беспринципная особа, поклоняющаяся одному лишь Золотому Тельцу, изображение коего, украденное из Серапиума, установила в одной из комнат своего пертского имения и устраивает перед ним гнусные оргии…

Вышло недурно. Профессор погладил бородку и усы и заговорщицки подмигнул синеющему монитору. После такого разноса хоть стреляйся. А то нацарапают одну жиденькую монографию и уже считают себя классиками науки! Не-е-ет, не выйдет, ваша милость! И что это за название для, с позволения сказать, научной работы – «Сфинкс улыбается у меня над головой»? Да за такое эту самую голову немедленно оторвать следует! Откусить! Отгрызть до колен!

Енски упаковал статью и отправил ее электронной почтой в редакцию таблоида. Пусть печатают и читают, умнее будут. Заодно проверил свой собственный почтовый ящик. Что там нападало за последние сутки? Так-так, письмо от незнакомого отправителя. Наверное, опять кто-либо из обиженных молокососов, мнящих себя Шлиманами. Подобные письма профессор получал ежедневно десятками – и в электронном формате, и традиционные рукописные. Молодчики жаловались, угрожали, обзывали всякими оскорбительными прозвищами, среди которых «ретроград» было, пожалуй, еще самым пристойным.

Ну-ка, ну-ка…

Профессор побледнел. Вздрогнул. Сглотнул.

– Тф-ф-фуфы Иефифонфие!..

Ах ты, проклятая вставная челюсть! Енски лихорадочно поправил плохо сделанный протез…

– Тр-р-рубы Иерихонские!

Уже лучше! Профессор прокашлялся, набрал в грудь побольше воздуха…

– Тр-р-р-рубы Иерихонские! Доколе? Да что же это такое, в конце концов? Я ей покажу! Я ей такое покажу! Кр-р-ровь и месть!!!

…Если бы Алекс Енски мог понаблюдать за самим собой со стороны, то он весьма б удивился. Ученый славился своей горячностью, слов нет, но такая реакция все-таки выходила за рамки привычного. Что-то в этом письме было необычное, способное не просто вывести из себя – сделать другим.

…Но сейчас археологу было не до раздумий.

На его крик в комнату влетел молодой, хорошо сложенный парень лет двадцати пяти. Широкие плечи и прекрасно развитая грудная клетка свидетельствовали о том, что он не чужд занятиям атлетической гимнастикой. К тому же молодой человек был красив – белокурые вьющиеся волосы, четко очерченные скулы и прямой нос, большие голубые глаза, длинные ресницы. Подобному лицу, которое, впрочем, иным могло бы показаться чуть картинным и слащавым, вполне могли позавидовать не только кумиры современных девушек Ник Картер и Леонардо ДиКаприо, но даже античные небожители – если судить по их мраморным истуканам, конечно.

…Бог весть, чьи гены прорезались в наследнике неистового профессора. Может, и вправду воздух Долины Царей оказался волшебным и призрак Анхесенпаамон благословил зачатие Гора Енски?

– Что случилось, папа?

– Кр-р-ровь и месть! – вновь проорал профессор. – Эта блудница Вавилонская, эта Астарта, эта незаконнорожденная внучка Шлимана, Эванса и Фюрюмарка, эта!.. Эта!!!

– И кто на этот раз? – вздохнул Енски-младший, быстро успокаиваясь. Что поделаешь, привык!

– А то ты не догадываешься?! Эта дочь дьявола из Перта!

– Ну, отец, ты же сам мне в детстве говорил, что культурные люди слово «дьявол» вслух не произносят!

– Культур-р-рные?! Р-р-р-р!..

Парень сразу понял, что речь идет о той особе, к которой оба Енски были неравнодушны – но, разумеется, по разным причинам. Бетси МакДугал, его соученица по Эдинбургской высшей школе, уже давно, сама не зная об этом, претендовала на то, чтобы занять определенное место в сердце Гора. Точнее, это Енски-младший претендовал на подобное. Наряду со спортом и журналистикой, Бетси составляла смысл жизни молодого человека. Но в отличие от первого и второго была так же недосягаема, как холодные и далекие звезды – или Нобелевская премия. Резко враждебное отношение отца к девушке, прославившейся на ниве археологии куда более его самого, делало запретным упоминание в доме Енски имени Бетси в положительном контексте.

– Гор! Собирай вещи! Немедленно! Мы отправляемся в Индию!

– Как, прямо сейчас? – обомлел парень.

– А фошему фы и неф, дьяфол тефя… Фу, офяфь эфа шелюфь…

Тьфу, опять эта челюсть!..

– А почему бы и нет, дьявол тебя забери?! Да, сейчас! Немедленно! Сообщи в университет о нашей поездке. Всю свою нагрузку по кафедре я уже выполнил, осталась пара лекций по египетской мифологии, но эти малолетние зануды не помрут и без них! Все равно их головы забиты мыслями об экстази и сексе и…

Профессор с трудом перевел дух.

– …И лучше им вообще ни о чем не знать! Из всей египетской мифологии их больше всего заинтересовала тема, посвященная фаллическим мистериям Осириса! Фал-ли-чес-ким, видите ли! А все эти твои демократы!..

– Мои?! – Красивые брови Гора слегка дрогнули. – Отец, в отличие от тебя я не кидал презервативы с краской в американское посольство!..

– Не спорь с отцом! – рявкнул Енски-старший. – Да, твои! Развели церемонии, заигрывают со студентами. Нет, в мое время все было не так. Погибла Британия!.. Ты еще здесь? Я же тебе сказал, что нужно собираться, а то эта твоя пассия всю Индию перероет! У-у-у!..