Буньян был убежден, что сам Господь избрал его для проповеди Евангелия. Он горел желанием неустанно провозглашать великую любовь Божию к падшему человечеству.
      Он говорил о Христе своим товарищам-арестантам во время заключения; всем было известно, что он страдает из-за своей веры в Искупителя, Которому желал служить всеми силами. За двенадцать лет заключения он глубоко изучил Священное Писание. Это очень помогло его утверждению в служении Богу. Он явился перед паствой очищенным огнем испытаний и готовым научить других жить и страдать во славу Страдавшего за всех. Его речь отличалась простотой и ясностью, не было в ней никакой вульгарности и грубости и поэтому была доступна каждому. Люди безграмотные и люди интеллигентные слушали его с одинаковым вниманием.
      Кроме того, он был одарен живым воображением, наблюдательностью, меткостью в выражениях и отличной дикцией и был, таким образом, во всех отношениях достойным служителем Христа. Поэтому неудивительно, что там, где он проповедовал, собиралось так много народа, что многие стояли на улице. Впрочем, он нередко в летнее время говорил и под открытым небом и даже предпочитал природу душному помещению.
      В определенные дни он посещал и соседние села, в которых основал небольшие церкви, существующие и доныне. Изредка навещал он столицу, многолюдный Лондон, где тоже стал широко известен. Ему достаточно было известить о своем намерении проповедовать за день. Нередко уже поздним вечером, прямо с дороги, поднимался он на кафедру перед переполненным залом. К счастью, этот успех и эта известность не вскружили ему голову, он смирялся перед Господом, отдавая всю славу Ему одному, от Которого получал силы готовить людей для Царства Божия.
      А между тем его ничем не запятнанный образ жизни не спас его от клеветы. Случилось так, что дочь одного помещика, часто посещавшая собрания Буньяна, была за это изгнана из родительского дома, так как ее отец был ревностным сторонником англиканской церкви. Позднее он простил ее с условием, что она никогда больше не будет слушать Буньяна.
      Вернувшись однажды домой, девица стала так убедительно просить отца о дозволении ей снова посещать собрания, что тот смягчился и разрешил дочери посещать проповеди Буньяна и… в ту же ночь скоропостижно умер…
      Прошел слух, что он был отравлен дочерью, будто бы имеющей интимную связь с Буньяном. Началось следствие, установившее, что все это клевета, и популярность Буньяна возросла еще больше.
      Он получал много предложений оставить Бедфорд и служить более многочисленной пастве за большее жалованье. Но он остался непоколебимым, считая, что Бедфорд и его окрестности – лучшее поле для его деятельности; лишь временно соглашался он отлучаться для оказания духовной помощи жителям других графств.
      Доброе семя падало на добрую почву. Многие слушатели Слова стали и его исполнителями. Ежедневно происходили новые обращения, и церковь заметно росла. Несмотря на то, что все называли Буньяна «епископом», он считал себя смиренным тружеником и видел среди обращенных верных слуг Христовых, которым сразу давал серьезные поручения, чтобы жатва не страдала от недостаточного числа жнецов. Он требовал строгого исполнения установленных Христом двух таинств: принятия крещения и участия в вечере как видимых свидетельств веры и покорности Его Слову. Буньян неустанно навещал больных. Разногласия во мнениях между братьями он кротко и быстро устранял. Душу, охваченную тревогой, умел успокоить и «вставить на истинный путь. С теми, кто уезжал из Бедфорда, он вел постоянную переписку, разрешая им присоединяться к другим церквам, лишь бы руководством им служило Божие Слово. Согрешающих он обличал и увещевал вначале сам, с глазу на глаз; в случае непокорности призывал на помощь братьев, утвержденных в вере и, наконец, в случае необходимости, – отлучал от церкви. Но лишь только согрешивший возвращался с покаянием и сожалением о содеянном грехе, Буньян с радостью и братской любовью снова принимал его в лоно церкви. Таким образом, всякий член церкви имел свое поручение: старшие наставляли новообращенных, пока те не утверждались в вере и, в свою очередь, тоже не начинали опекать малоопытных.
      Дух Святой руководил Буньяном. Джон питал паству хлебом жизни, наставлял на дела веры, внушал благочестие, подавая личный пример самоотверженности и любви к ближнему. Он приучал ревностно и неустанно трудиться во славу Христа, приводя к Нему уснувшие во грехе души через благовестие, не допускал несогласий и раздоров между братьями, что могло бы оттолкнуть мирян от веры, и, хотя и именовался пастырем многочисленной паствы, в сущности, не переставал до конца жизни быть всем слугой.

      Джон Буньян отлично владел пером. Однако отдавать в печатный набор его первые литературные произведения было трудно: его мысли неслись быстрее пера, и потому много было пропущенных слов. Первое его сочинение «Несколько евангельских истин» носило полемический характер.
      Цель книги – раскрытие ошибок учения квакеров об искупительной жертве Агнца Божия. Ответ противников истины явился немедленно. Буньян резко возразил. Но в это время его арестовали. Тюремное заключение не помешало ему продолжить работу, напротив – необходимость заставляла его неустанно писать, так как продажей книг он, хотя и был арестантом, зарабатывал на пропитание своей семье, и даже самому себе. С помощью приверженцев и друзей он начал издавать небольшие брошюры, которые имели такой успех, что некоторые бумагомаратели стали наклеивать его портреты на свои сочинения, выдавая их за его. Среди его небольших произведений интересно следующее: «Всеобильная благодать для грешника». Здесь достойна особого внимания следующая мысль: «Господь не в шутку убеждал меня, сатана не в шутку искушал меня, не в шутку терзал меня ужас геенны огненной, и потому не ради шутки предаю бумаге теперь все мною перечувствованное и представляю вам это повествование в простоте сердца и истины, для вашей пользы».
      Кроме того, Буньян написал много глубокомысленных трактатов об оправдании через веру, о воскресении мертвых и другие, что особенно примечательно, учитывая тот факт, что у него не было богословского образования… Но вот в полемике он вовсе не умел сдерживаться. Когда излагаемые воззрения не соответствовали духу Писания, он всегда возражал с горячностью.
      Нелишне упомянуть об одной его брошюре «Мое исповедание веры и мои убеждения». В ней он отстаивал допуск к причащению всякого христианина, даже не принявшего крещения, ибо сам Буньян был глубоко убежден в обязательном исполнении установленного самим Господом таинства. За такое мнение многие баптисты роптали на него, утверждая, что он неверен своему призванию. Но ничто не могло поколебать его изменить своим взглядам.
      Свое знаменитое сочинение «Путешествие пилигрима» Буньян начал еще в тюрьме. Ни до, ни после него не появлялось на свет произведение, которое можно было по значимости поставить рядом с этим. Эта аллегория неподражаема; глубина мысли, тщательно выписанные характеры и поступки описываемых им лиц, знание и понимание библейских истин – все в этой книге дает ей несомненное право стать в ряд наиболее выдающихся произведений мировой литературы второй половины семнадцатого века.
      Рассказывают, что, закончив книгу, он предложил своим соузникам прочесть ее, желая услышать их мнение: стоит ли она того, чтобы быть напечатанной. Кто советовал издать, кто – нет. Но один из них, по имени Марсон, настоял на безотлагательной публикации. Однако трудностей при исполнении этого намерения пришлось одолеть немало, и книга вышла в свет лишь в 1678 г. Успех ее был огромен! В течение десяти лет одно за другим последовали двенадцать изданий, и еще при жизни Буньяна разошлось сто тысяч экземпляров. Постепенно книга получила всемирное признание: ныне она переведена более чем на 200 языков. Многие художники трудились над художественным оформлением этой замечательной книги и писали картины на ее сюжеты.
      После «Путешествия пилигрима» Буньян написал «Жизнь дурного человека», а в 1682 г. издал «Духовную войну». Полагают, что автор изобразил самого себя, описывая «душу», подпавшую под власть диавола и потом избавленную Христом. Благодаря военному опыту Буньяна, приобретенному им за время военной службы и во время гражданской войны, повествования его отличаются достоверностью. Первое нападение диавола на человека, полное удаление души от Бога, избавление ее через воплощение Сына Божия и неустанные попытки злого духа снова отдалить ее от Творца описаны живо, ярко. Эта книга одинаково хороша как для кающегося грешника, так и для верующего человека в его практической христианской жизни.
      В 1683 году Буньян издал вторую часть «Путешествия пилигрима», в которой описывает странствование жены и детей Христианина. Автор намерен был издать и третью книгу о судьбе юношей после смерти родителей, но надо полагать, что это сочинение либо вовсе не было им написано, либо затерялось, так как появившаяся после его смерти книга под названием «Путешествие сыновей Христианина», которая приписывалась Буньяну, оказалась явным подлогом.
      Сочинения Буньяна появлялись одно за другим (всего около шестидесяти книг), некоторые из них немалого объема. В основном это были проповеди и богословская полемика. Им руководствовало неутомимое желание оживить веру, поколебать религиозное равнодушие не только своих современников, но и потомков. Задача трудная, почва не всегда добрая, но Буньян, уповая на Господа, боролся неустанно, испытав на себе тяжесть сомнений, грехов и слабость человека перед искушением.
      Из его небольших книг можно назвать «Книгу для молодежи» и «Закон и благодать», сочинения, убеждавшие и самых ярых его противников.
      Рассматривая все его сочинения, нельзя не прийти к выводу, что все они изложены ясным, доступным слогом, мысли и суждения героев светлые и логичные, книги изобилуют меткими и верными сравнениями и метафорами. Цель во всех сочинениях преследуется одна-единственная – разбудить душу человека и привести его ко Христу.
      Приведем в качестве примера отрывок из его обращения к душам медлительным и уснувшим на пути к вечности. «Доколе ты, ленивец, будешь спать?» (Притч. 6, 9) Неужели ты решился на сон смерти? Неужели ни вести с неба, ни вести из ада не в силах разбудить тебя? Неужели ты все еще будешь отвечать: дайте мне еще немного поспать? О, если б я умел красноречиво печалиться, как бы я горевал над тобой, как бы оплакивал! Бедная, обреченная, погибающая душа! Почему мое сердце так жестоко, что не могу скорбеть о тебе? Если б ты лишился какого-либо члена своего тела, или кого-нибудь из семьи, или близкого друга – это было б страшно. Но гораздо страшнее, что ты, несчастный, губишь свою душу! Если б она шла в ад на день или на два, даже на год, увы, хотя бы на десятки тысяч лет – это было б еще полбеды, но ведь она будет ввергнута туда на веки веков! О, какое грозное слово – вечность! Каково будет услышать эти раздирающие душу слова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его».
      Когда Буньян обращался к унывающим и терзаемым сомнениями и страхом, он утешал их следующим образом: «Почти всякому случалось в жизни сомневаться в благодати Божией: явление не редкое, но самое невыносимое чувство для того, кто искренно сознает себя грешным. Преступление закона – уже грех, но сомнение в силе благодати Божией, способной оправдать нас и избавить от осуждения, – великий грех. Поэтому выслушай меня, унывающая душа, к тебе обращаюсь я – прекрати сомневаться, стряхни робость и страх. Поверь, что ты имеешь на то полное право, ибо существует река жизни, струи которой – благодать и милость. И когда случится тебе видеть людей, которые ради телесного здоровья стараются поселиться вблизи целебных вод, вспомни, что и у тебя должно быть только одно стремление – найти эту воду жизни, так как для твоего исцеления от духовных недугов, от страха и сомнений необходима именно эта вода».
      К верующему, радующемуся во Христе, он обращался иначе: «Господу угодно видеть каждого христианина остающимся на определенном ему свыше месте и исполняющим свои обязанности согласно полученному от Бога призванию. Христиане тогда – что цветы в саду Божием. Куда какой цветок Садовник посадил, там он и растет, и, начиная от ползущего по стене вверх хмеля и кончая кедром ливанским, плоды их составляют Его славу. Почва, на которой они растут, – самая плодородная, а Сам Садовник, устроивший сей цветник, является и нашим Создателем. И потому молитесь, чтобы вам не оказаться искусственным пламенем без жара, или искусственными цветами без запаха, или же искусственными деревьями без плодов».

      Почти до конца своей жизни Буньян вынужден был страдать из-за своих убеждений. Правительство, видя его сопротивление государственной религии королевства, не любило его и старалось всячески ему мешать. Несколько раз, под разными предлогами, его лишали имущества, даже опечатывали молитвенный дом, в котором он проповедовал, так что одно время ему приходилось проводить собрания под открытым небом. И тогда он решил все свое имущество перевести на имя жены.
      Обеспечив таким образом семью, он мог полностью отдаться труду во славу Христову. Известность его с каждым днем росла, он казался незаменимым. Буньян значительно умножил свои познания самообразованием и чтением книг. Постоянное общение с разными слоями общества благотворно повлияло на его мировоззрение. Он в равной мере страстно проповедовал Евангелие и знати, и бедноте, не делая между ними никаких различий.
      В начале 1688 г. он стал страдать от приступов слабости, подорвавших его здоровье. Немного оправившись от болезни, он вновь принялся трудиться. Но, увы! Конец приближался быстро, и Джон Буньян скончался вдали от семьи, так что родные не смогли проститься с ним.
      Причиной, ускорившей смерть, была его самоотверженность. Сын одного помещика просил Буньяна выпросить ему прощение у разгневанного отца, который лишил его наследства. Исполнить эту просьбу нельзя было, не встретившись с отцом лично. Буньян проехал верхом 50 миль, и его беседа со стариком увенчалась полным успехом. Проповедник решил заехать оттуда в Лондон, чтобы лично объявить об этом сыну. По дороге его застиг холодный ливень, он весь промок и был вынужден остановиться у своего приятеля, где слег в сильной горячке. Вскоре он скончался…
      Смерть Буньяна, настигшая его среди христианских забот, — достойное завершение его жизни. Его светильник не угасал, и он постоянно был препоясан верой. «Не плачьте обо мне, – говорил он окружающим, – живите свято. Я иду прежде вас в место, уготованное Спасителем всем искупленным Им грешникам. Там мы встретимся и воспоем новую песнь в блаженной вечности».
      Его тело было предано земле в присутствии народа, оплакивавшего уважаемого и всеми любимого пастыря.
      Особенно скорбела паства в Бедфорде…
      Жизненное поприще Джона Буньяна соответствовало вещему сновидению в его книге: оно началось в топи Уныния и закончилось торжественным вступлением в вечное Царство славы.

 
Однажды странствуя среди долины дикой,
Внезапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен.
Как тот, кто на суде в убийстве уличен.
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь, как больной:
«Что делать буду я? что станется со мной?»
И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.
Уныние мое всем было непонятно.
При детях и жене сначала я был тих
И мысли мрачные хотел таить от них:
Но скорбь час от часу меня стесняла боле;
И сердце наконец раскрыл я поневоле.
«О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! –
Сказал я, – ведайте: моя душа полна
Тоской и ужасом, мучительное бремя
Тягчит меня. Идет! Уж близко, близко время:
Наш город пламени и ветрам обречен;
Он в угли и золу вдруг будет обращен,
И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
Обресть убежище; а где? о горе, горе!»
Мои домашние в смущение пришли
И здравый ум во мне расстроенным почли.
Но думали, что ночь и сна покой целебный
Охолодят во мне болезни жар враждебный.
Я лег, но во всю ночь все плакал и вздыхал
И ни на миг очей тяжелых не смыкал.
Поутру я один сидел, оставя ложе.
Они пришли ко мне; на их вопрос я то же.
Что прежде, говорил. Тут ближние мои.
Не доверяя мне, за должное почли
Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем
Меня на правый путь и бранью и презреньем
Старались обратить. Но я, не внемля им,
Все плакал и вздыхал, унынием тесним.
И наконец они от крика утомились
И от меня, махнув рукою, отступились,
Как от безумного, чья речь и дикий плач
Докучны и кому суровый нужен врач.
Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая
И взоры вкруг себя со страхом обращая,
Как раб, замысливший отчаянный побег.
Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.
Духовный труженик – влача свою веригу,
Я встретил юношу, читающего книгу.
Он тихо поднял взор – и вопросил меня,
О чем, бродя один, так горько плачу я?
И я в ответ ему: «Познай мой жребии злобный:
Я осужден на смерть и позван в суд загробный –
Я вот о чем крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит».
«Коль жребий твой таков, — Он возразил, –
И ты так жалок в самом деле,
Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?»
И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»
Тогда: «Не водишь ли, скажи, чего-нибудь?» —
Сказал мне юноша, даль указуя перстом.
Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
«Я вижу некий свет», – сказал я наконец.
«Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света;
Пусть будет он тебе единственная мета.
Пока ты тесных врат спасенья не достиг,
Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг.
Побег мой произвел в семье моей тревогу,
И дети, и жена кричали мне с порогу,
Чтоб воротился я скорее. Крики их
На площадь привлекли приятелей моих;
Один бранил меня, другой моей супруге
Советы подавал, иной жалел о друге,
Кто поносил меня, кто на смех подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал;
Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
 
А. С. ПУШКИН