В дом Андрея все же не пригласили, да он и не пошел бы. Императоры и императрицы чувствуют предел дозволенного.
      Автомобиль императрицы был реквизирован революцией, так что обратно в Ялту поехали на извозчике, который, оказывается, ждал с утра перед воротами, потому ворчал, по виду мадам Авдеевой почувствовав, что его долгое стояние не будет оплачено как должно.
      На коленях у Андрея лежал объемистый сверток, который принесла к отъезду очаровательная полногрудая горничная Таня. Как сказала на прощание Мария Федоровна, эти вещи остались после великого князя Гавриила Константиновича, который здесь когда-то жил. Андрей стал отнекиваться, но с ним никто не разговаривал - ему приказали рассматривать подарок не более как дружескую помощь хорошему человеку в тяжелые времена.
      - Надеюсь, что и мы, слабые женщины, можем рассчитывать на вашу помощь, - сказала императрица, протягивая на прощание руку.
      Андрей поцеловал сухие прохладные пальцы вдовствующей императрицы ныне опальной, плененной женщины без прав и имущества, и произнес:
      - Я буду счастлив положить жизнь за Ваше величество.
      Это совсем не означало, что Андрей в одночасье стал монархистом. Он оставался социалистом и сторонником равенства всех людей. Но в одном конкретном случае, когда речь шла о Марии Федоровне, он отступал с социалистических позиций и как честный человек ощущал себя рыцарем Лансеолотом.
      ***
      Вечером на ужин к Авдеевым Андрей пришел в охотничьем костюме великого князя, который был худее, но выше Андрея. Увидев гостя, княгиня Ольга тут же потащила его в номер, там велела снять сюртук и почитать последний номер "Русской старины". Тем временем она принялась что-то распарывать и перешивать, потому что она была настоящей женой археолога - она умела шить, готовить, перевязывать раны, торговаться с поставщиками и ругаться с рабочими.
      Вскоре пришел профессор Авдеев, начал расспрашивать, что делал Андрей последние три года. Андрей не очень убедительно рассказал, что был в армии, его контузили и он приехал в Крым. Тетя его, единственная родственница, скончалась - вот он и занялся раскопками.
      - Судьба! - гудел профессор Авдеев, шагая по номеру между ящиками с экспедиционным добром, которое они везли из Петербурга и хранили на виду, чтобы не растащили революционеры. - Сама судьба привела тебя сюда. Надо же было именно мне оказаться в нужном месте в нужную минуту. Фатум! И ты никому ничем не обязан?
      - Я? Никому.
      - Замечательно. Мне нужен умный, преданный делу помощник, - сказал профессор Авдеев и посмотрел на жену, словно отговорил текст, отрепетированный заранее, и забыл слова дальше.
      - Но я не знаю, куда вы намереваетесь ехать.
      - Это дело второе, - прогудел Авдеев. - Едем мы в Турцию копать Трапезунд. Трапезундскую империю. Это тебе что-нибудь говорит?
      - Очень немного. Византия, средние века, царица Тамара...
      - Достаточно, - сказала Ольга. - Ты выдержал экзамен. Если тебе позволяет здоровье, лучшее для тебя - поехать с нами. Нам остро не хватает интеллигентных сотрудников. Из старой компании с нами смог поехать только палеограф Россинский. Ты его помнишь?
      - Конечно, помню.
      - Он - полиглот и отличный специалист. Из-за близорукости его не взяли в армию.
      Андрей приоткрыл было рот, чтобы спросить, не приедет ли нескладная Тилли.
      - Что касается наших девушек, - продолжала Ольга, - то вопрос остается нерешенным. По крайней мере Матильда - ты ее должен помнить - обещала приехать позже...
      - Платить мы тебе много не сможем - сами едем не за золотом, - загудел Авдеев. - Но голодать не будешь.
      - Он согласен, - сказала княгиня Ольга, откусывая нитку и протягивая пиджак Андрею. - Не очень убедительно, но крепко.
      Андрей обещал подумать, хотя в душе сразу согласился с археологами. Ожидание Лидочки в значительной степени определялось чувством долга. Он обязан был ее дождаться и сделать так, чтобы ей было хорошо. А вот чувство, близкое к любовному томлению, Андрей испытывал именно от возможной поездки в Трапезунд. Это настоящие раскопки! Это же сказочное везение, которое выпадает археологу раз в жизни! Но конечно же, я не поеду, конечно, останусь, потому что Лидочка обидится, что я предпочел экспедицию...
      В таком ожесточенном состоянии человека, который уже принял благородное решение отказаться от счастья ради долга и потому крайне несчастлив, Андрей и объявился в отряде аскеров.
      Появление Андрея в зеленом сюртуке и черных брюках, из-под которых выглядывали носки кое-как почищенных рваных ботинок, вызвало в лагере небольшую сенсацию. Аскеры окружили Андрея и дали волю своему застоявшемуся остроумию.
      К счастью, Ахмет, который собрался уехать в тот вечер в Симферополь, задержался и вышел на шум.
      Андрей потребовал уделить ему хотя бы пять минут времени, Ахмет вздохнул, но согласился.
      Они отошли в лес, и там Андрей изложил Ахмету свою дилемму: либо он ждет Лидочку и отказывается от дела своей жизни. Либо едет в Трапезунд, но Лидочка ему этого не простит и вообще он может ее упустить...
      Тут Андрей совсем смешался и замолк.
      - В Трапезунд тянет? - спросил тогда Ахмет.
      Андрей кивнул.
      - Я тебя понимаю, - сказал Ахмет. - Это Турция, настоящая страна, великая держава - тебе надо съездить туда, потому что со дня на день вас оттуда вышвырнут.
      - Ты серьезно?
      - Совершенно серьезно. После правительственного кризиса в Петрограде любому ребенку, кроме тебя, ясно, что Россия больше воевать не может и не станет. И окончательно в революции победит тот, кто сможет внятно доказать всей стране, что воевать не нужно. Сейчас это все понимают, а сказать никто толком не может.
      - Честно говоря, Ахмет, все это мне не очень интересно.
      - Тогда поезжай в Трапезунд. Если только ты не намерен осквернить могилы ислама.
      Последнюю фразу Ахмет сказал вполне серьезно.
      - Извини, я тебе не сказал, - спохватился Андрей. - Все совсем не так, как ты думаешь. Когда в шестнадцатом году наши войска захватили северную Турцию, туда поехал профессор Успенский, он специалист по Византии, по христианству. Мы ищем там остатки Трапезундской империи. Ее создали грузины. О царице Тамаре слышал?
      - Конечно, она как демон коварна и зла.
      - Я обещаю тебе, что мы не тронем ни одной мусульманской святыни.
      - Тогда поезжай.
      - Нет, я не могу.
      - Мои аскеры будут каждый вечер ходить на набережную. Как только Лидочка приедет, я ее устрою, а тебе дам телеграмму.
      - Ахмет, ты настоящий друг, - Андрей кинулся обниматься, словно Ахмет открыл невероятный путь к решению задачи.
      - Только тогда возвращайся сразу, - сказал Ахмет, - а то я сам на ней женюсь.
      ***
      Транспорт "Измаил" отходил в семь часов утра, когда уже поднялось солнце. Аскеры, к удивлению Андрея, были огорчены его отъездом, долго желали счастья и проводили Андрея до шоссе. Там ждала крытая повозка. Правил один из аскеров, Ахмет сидел рядом с Андреем. По дороге Ахмет передал Андрею письмо в белом конверте и сказал:
      - Отнесешь и отдашь.
      - Хорошо, - сказал Андрей равнодушно. Он смотрел в щель между плечом аскера и пологом, с каждым шагом все более раскаиваясь в том, что предает Лидочку. Он повернул конверт - на нем ничего не было написано.
      - Я бы не хотел, чтобы оно попало к чужим, - сказал Ахмет, - это важное политическое послание.
      - Бог с ними, с вашими играми, - сказал Андрей, - враги, республики, партии, выборы - неужели не надоело?
      - А ты кто, господь Бог, да? Всем не наплевать, а ему наплевать! Пока девушку желаешь, наплевать, пока в Трапезунд хочешь, наплевать, а потом спохватишься - поздно будет.
      - Ты даже не сказал, куда отнести письмо, - сказал Андрей.
      - На улице, что ведет вверх от порта, в угловом доме - кофейня. Над дверью деревянный фрегат и написано "Синдбад" - латинскими буквами. Не забыл? Спросишь Юсуфа, отдашь письмо. Как в романе про шпионов. Добро?
      - Сделаю, - сказал Андрей.
      Транспорт, покрашенный в неуютный шаровый цвет, стоял у пирса. Погрузка заканчивалась. Последними на борт поднимались серые солдаты в одинаковых папахах, с одинаковыми лицами. Шли они уныло, как на похороны. Ахмет протянул Андрею темные синие очки. Андрей отказался - очки больше привлекут внимания. Он надвинул пониже на глаза кепку, обнялся с Ахметом и аскером, который вез их. Авдеев, что стоял у борта, увидел Андрея и стал махать:
      - Берестов, скорее! Берестов, мы отчаливаем!
      Голос его разносился по всей набережной.
      Андрей готов был убить профессора. Он взял себя в руки, помахал в ответ. Пограничников наверху не было - стоял лишь матрос, весь в пулеметных лентах, с маузером в деревянной кобуре, с громадным чубом из-под бескозырки - одет по самой последней революционной моде. Он пересчитывал солдат, впрочем, отвлекался, смотрел на чаек, и снова начинал считать. На Андрея он не обратил внимания.
      Пройдя мимо матроса, Андрей поглядел вниз. На пирсе стояла повозка рядом Ахмет и его аскер. Ахмет поднял руку.
      Андрей помахал им.
      К нему спешила мадам Авдеева.
      - Как хорошо, вы вовремя, а я все считаю места - никому нельзя доверять. Теперь вам с Россинским придется мне помочь.
      Каюта, которую Андрей делил с Мстиславом Аполлинарьевичем Россинским, милейшим человеком, погруженным в тайны палеографии, была заставлена экспедиционными ящиками и мешками так, что пройти между ними было невозможно. Авдеевы все экспедиционное добро сплавили подчиненным.
      Путешествие оказалось неожиданно долгим - транспорт сначала пошел в Новороссийск, чтобы взять дополнительный груз для Трапезунда, там получили сведения, что поблизости видели немецкую субмарину - так что транспорт отстаивался два дня, пока из Севастополя не пришел миноносец "Керчь". В сопровождении его двинулись дальше. В каюте было душно. Профессор Авдеев обладал удивительным даром превращать в лекцию даже просьбу передать соль. Его трудно было долго выносить. Андрей все чаще думал о Лидочке, и становилось страшно, что она могла сгинуть в волнах реки Хронос.
      На пятый день "Измаил" достиг Трапезунда - под этим названием скрывался заштатный турецкий городок.
      МАЙ 1917 г.
      Андрей проснулся от крика чаек. В недрах транспорта что-то загрохотало, Андрей соскочил с койки и кинулся к иллюминатору, сквозь который лился яркий, рассеянный свет.
      Бухта, в которой замер, покачиваясь, громоздкий "Измаил", была наполнена легким, пронизанным косыми лучами только что вставшего солнца туманом. Посмотрев в сторону грохота, Андрей успел увидеть, как разматывается якорная цепь и ядром, раскинув лапы, летит к воде якорь. Вот он коснулся воды и превратился в столб брызг - но грохот продолжался, потому что цепь все выскакивала из клюза, звено за звеном.
      Близкий берег лишь угадывался сквозь туман, и хотелось отвести в сторону белесую кисею.
      Проснулся Россинский.
      - Приехали? - спросил он, потягиваясь. - Я думал, не дождемся.
      - Приехали, - сказал Андрей, преисполненный счастливым чувством первого настоящего путешествия.
      - Тогда вы позволите мне первому оккупировать унитаз, коллега? спросил Россинский.
      Андрей только отмахнулся от старого тридцатилетнего циника, который тут же прошлепал за перегородку, где были унитаз и умывальник.
      И тут кисея тумана медленно и торжественно поползла в сторону, занавес открылся, и Андрей увидел древнюю землю Трапезунда.
      Современный торговый и ремесленный город занимал долину вдоль моря. Дома там были разномастные, в основном невысокие, среди них тянулись склады и мастерские - берег являл собой не парадную сторону, а скорее обыденные и захламленные зады города.
      Далее, поднимаясь на плоскую террасу, начиналась старая часть Трапезунда с узкими улочками, уютными домами под черепичными крышами, мечетями, столбами минаретов, маленькими неожиданно возникающими площадями с фонтанчиками посредине, отрезками крепостных бастионов, что стали кое-где задними стенами домов. И над всем этим переплетением улиц, переулков и тупичков поднимался холм, где некогда располагалась цитадель и дворец трапезундских императоров - повелителей, малоизвестных даже профессиональным историкам, но тем не менее самых настоящих императоров средневекового государства, оплота христианства в Малой Азии. Таинственная, неведомая археологам и нетронутая ими, а потому трижды желанная земля, таящая множество тайн, открылась перед Андреем. Только невероятное везение, сказочное стечение обстоятельств смогли закинуть сюда Андрея Берестова, и он понял, что до конца дней своих будет благодарить судьбу за такой подарок.
      К "Измаилу", бросившему якорь на рейде - из-за осадки он не мог подойти к причалам, - уже спешили лодки торговцев и перевозчиков - крикливого портового люда.
      Здесь уже была самая настоящая Азия-шумная, корыстная, бурная. Трапезунд, занятый русскими войсками во время летнего наступления 1916 года, так и остался прифронтовым городом, так как с тех пор русские лишь немного продвинулись вперед к бурым и розовым холмам, что поднимались в отдалении, громоздясь к горизонту настоящими горами.
      Прошлым летом и осенью в Трапезунде уже работало три археолога из Петроградского университета во главе с профессором Успенским.
      Результаты первого сезона, при ограниченных средствах, в окружении далеко не всегда дружественного греческого и турецкого населения, оказались обещающими, но не более. А хотелось сокровищ, статуй и свитков. Вместо того чтобы укрепить средствами экспедицию Успенского, Московский университет, вечно соперничавший со столичным, прислал свою экспедицию - авдеевскую, снабженную лучше, чем петроградская, так как в последний момент княгине Ольге удалось заручиться поддержкой мецената и подрядчика Георгия Метревели, который желал, чтобы археологи обязательно нашли в Трапезунде что-нибудь древнегрузинское.
      Авдеев мог, не кривя душой, обещать меценату, что его пожелания будут выполнены.
      Для этого были основания: во время дворцового переворота в Византии, случившегося в 1185 году, был свергнут и зверски замучен император Андроник. Как и положено в византийских переворотах, победители поспешили убить или ослепить всех близких родственников свергнутого императора, так как опасались соперничества и мести. Особенно жестоко принято было расправляться с мальчиками - возможными наследниками. Так что двум маленьким внукам Андроника - Алексею и Давиду была уготована ужасная судьба.
      И вот таинственным образом два мальчика исчезли из Константинополя. И объявились вскоре при дворе грузинской царицы Тамары, которая приходилась им родственницей. Факт родственных связей известен всем летописцам и современникам царицы, но в чем они выражались, летописцы не сочли нужным сказать.
      Византийские царевичи, законные наследники трона, росли в Тбилиси, играли со своими грузинскими сверстниками, называли царицу Тамару "тетей" (что отражено и в документах) и стали, пожалуй, больше грузинами, чем византийцами.
      Неизвестно, как бы сложилась их дальнейшая судьба, потому что Грузия, хоть и была в те годы могучим и процветающим царством, сражаться с самой Византией - хоть и одряхлевшей, но могучей мировой империей, не могла.
      Алексей и Давид оставались козырем в грузинской политике, но козырем, спрятанным в рукаве - показывать их пока было некому.
      Но тут произошла катастрофа. Очередной, четвертый крестовый поход, в который собралось рыцарство всей Западной Европы, вместо того чтобы освобождать от неверных Иерусалим, направил все свои силы против Константинополя. Византийцы не были готовы к такому коварству, и потому объединенная армия крестоносцев взяла штурмом Константинополь и свергла императора, отчего империя рассыпалась на ряд независимых владений.
      Вот тут и наступил звездный час царицы Тамары.
      Она собрала армию и послала ее на запад вдоль южного берега Черного моря, покоряя византийские гарнизоны и громя губернаторов. В ее армии скакали бок о бок два молодых отважных грузинских рыцаря - два наследника византийской короны.
      Когда успешный поход грузинской армии завершился, Тамара не только отомстила византийцам за смерть Андроника, но и выкроила для своих воспитанников обширные земли по южному берегу Черного моря с центром в Трапезунде.
      Там Давид и Алексей были коронованы императорами Трапезундской империи, а их потомки правили Трапезундом четверть тысячелетия, несмотря на то, что все эти годы небольшая империя находилась в полукольце врагов. Но умелая и хитрая политика императоров, сила многонациональной торговой элиты Трапезунда, сложные и конфликтующие интересы соседей - все это позволяло Трапезунду сохранять независимость, а жителям его торговать, рыбачить, пахать землю, строить дворцы и церкви, писать книги, петь песни...
      - Я освобождаю туалет, - сообщил торжественно Россинский, обладавший чувством юмора висельника. - Вам не кажется, коллега, что еще в прошлом году там кто-то забыл дохлую крысу?
      - Мстислав Аполлинарьевич, неужели нельзя обойтись без таких шуток? взмолился Андрей.
      - Для вашего юного возраста вы слишком впечатлительны. А может, в прошлом году "Измаил" перевозил сыр? Вы читали повесть Джерома Клапки Джерома "Трое в одной лодке"?
      Андрей с сожалением оторвался от лицезрения бухты. С лодок, подошедших к высоким бортам транспорта, неслись крики: торговцы предлагали все - от сувениров и лепешек до женщин.
      Через полчаса археологи в последний раз собрались за завтраком вокруг своего стола, обычно отмеченного присутствием капитана транспорта, капитана второго ранга Белозерского, старика с расчесанной надвое седой бородой, орла времен защиты Севастополя, который не смог отсиживаться в своем имении в годину испытаний и вернулся из запаса к действительной службе.
      На этот раз капитан был занят разгрузкой.
      Авдеев обвел строгим взором свою немногочисленную компанию - супругу княгиню Ольгу, палеографа Мстислава Аполлинарьевича Россинского, отличного специалиста, но невыносимого остряка, а также фотографа Тему Карася, хромого родственника княгини Ольги, которого та пристроила в экспедицию, и никто, кроме самого Карася, не знал, умеет ли он фотографировать или намерен сбежать через Турцию в Египет и греться там на солнце. Наконец, взгляд Авдеева остановился на самом молодом участнике похода - Андрее Берестове. Именно к нему оказались обращены слова речи профессора:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.