18 января 1978 г. Москва.
Дорогой Виктор Сергеевич!
Я давно не писала Вам, не от лени, а потому что было некогда. Мы все трудимся (меньше, чем хотелось бы) и суетимся (больше, чем надо). К тому же осень у меня выдалась неудачная. Мама на два месяца слегла с воспалением легких, потом свалился сын с жестоким гриппом, лучшая подруга разводилась с мужем и вела со мной многочисленные беседы о том, что все мужики — сволочи (я это подозревала и раньше, но не так формулировала). Так что из лаборатории я неслась по магазинам и аптекам, затем принималась врачевать моих болезных. И когда всех утешишь и освободишься, возникает ощущение, что в глазах у тебя песок — мечтаешь, как бы поспать хотя бы часов шесть. Но надо садиться за работу — в основном, пустяковую, — накатать рецензию, прочесть чью-то диссертацию или готовить годовой отчет… К тому же надо мной живет строгая соседка. Если я печатаю на машинке после одиннадцати, она возникает в халате и папильотках, грозит мне милицией и постановлениями горисполкома. Я уж уносила машинку на кухню, ставила ее на две подушки, но… У меня подозрение, что соседка специально холит по квартире и ждет, когда я начну нарушать. Иначе ей, одинокой женщине, жить скучно. Приходится мне вставать на рассвете и накачиваться кофе — все равно раньше, чем привыкла, не заснешь.
Не думайте, что я избрала Вас в качестве пуховой жилетки и орошаю теперь слезами. В конце концов каждый из нас, как говорил какой-то вымерший мудрец, имеет то правительство, которого заслуживает. Очевидно, во мне живет некое мазохистское начало, иначе зачем бы мне соглашаться на эти рецензии и оппонирования?
Меня заставил «взяться за перо» странный феномен, который я наблюдала в последние дни. И тут я жду Вашего просвещенного мнения.
Сначала я решила, что у меня начались галлюцинации… Нет, так Вы ничего не поймете. Следует изложить предысторию проблемы.
Три года назад мой муж был в Индии. Там он, движимый не столько прихотью, сколько желанием не отстать от товарищей, приобрел у охотников и провез контрабандой двух лемуров. (Наверно, в Москве живет немало экзотических животных, попавших к нам подобными, большей частью нелегальными путями.) Провез он их в черных мешочках, в карманах плаща. Лемуры смирились с таким унижением и на таможне вели себя смирно. Поначалу эти зверьки меня умилили. Очевидно, природа специально сделала их такими, лишив прочих средств защиты от хищников. Я допускаю, что при виде тонкого лори (к этому виду относились наши жильцы) даже задубелое сердце тигра вздрагивает, он потупляет свой кровожадный взор и уходит охотиться на буйвола.
Представьте себе существо размером с белку, без хвоста, покрытое густой короткой серой шерстью, с тонкими, паучьими ручками и ножками (именно ручками и ножками, потому что у лориков совершенно человеческие пальцы, с ноготками в квадратный миллиметр). Значительную часть их курносых физиономий занимают громадные карие глаза, полные такой укоризны и покорного страха, что гости, поглядев на наших жильцов, тут же понимают, что только крайне жестокий, отвратительный человек может содержать этих крошек в неволе. Наши жалкие оправдания в том, что муж купил лориков у охотников, которые ловят их, чтобы снимать шкурки, что мы их кормим, держим в тепле и так далее, только усугубляли недоброжелательство к нашему семейству.
В повседневной жизни эти трогательные крошки совсем не очаровательны. День они проводят в сладком сне, а с наступлением темноты выбираются из клетки и бегают по комнатам, поливая полюбившиеся им предметы елкой мочой и посыпая пол козьими орешками. Потом повисают в фантастических позах на шторах или люстре. Ни в какие контакты с нами, их хозяевами, они вступать не желают. Никаких поглаживании или прикосновений не выносят. Зубы у них острые, мелкие и многочисленные, к тому же на них всегда остаются остатки пищи — укусы лориков не заживают неделями. Не зря индусы в Майсоре считают их ядовитыми. Никакой благодарности к людям они не испытывают, никого не узнают — а стоило бы. Свободное время мы проводили на Птичьем рынке или в кабинетах директоров зоомагазинов (с приношениями) — ведь лорики питаются лишь живыми насекомыми, а попробуй обеспечить их кормом в Москве в разгар зимы. Тараканы, правда, дома вывелись, но мучные черви расползались по квартире, а в укромных уголках стрекотали разбежавшиеся сверчки. Притом лорики патологически трусливы, и даже я, отлично изучив их эгоистический характер и спесь, происходящую от сознания того, что они — древнейшие млекопитающие Земли, зачастую терялась, встретившись с ними взглядом, — они делали вид, что знают: я их специально откармливаю, чтобы сожрать. Если не сегодня, то на той неделе. Наконец, последняя беда — мы даже не могли вечерами вместе куда-нибудь пойти. Кто-то должен был дежурить дома, чтобы проводить вечернюю кормежку. Сидишь, читаешь вечером, а краем глаза видишь, как беззвучно, тенью скользит по полу паук, приподняв шерстяную попку. И косит на тебя глазом. Знает, стервец, ведь второй год вместе живем, что я не трону, но стоит пошевелить головой — и он замирает в диком ужасе, как кататоник, а затем, избрав оптимальный вариант спасения, несется за штору…
А в прошлом году мы не выдержали. После некоторых (до определенной степени лицемерных) переживаний мы согласились отдать их одной милой одинокой девушке лет пятидесяти, которая живет в отдельной квартире с кошкой, собакой и двумя собственными лемурами. Причем живет она не в Москве, а в Киеве. Сначала мы даже скучали по лорикам, и я как-то полгода назад согласилась на совершенно ненужную и муторную командировку в Киев для того, чтобы увидеться с лемурами. Один из них к этому времени умер. Второй меня не узнал, по опасливо принял из моих пальцев жирного мучного червя — скромный дар московских друзей.
Простите, Виктор Сергеевич, что забыла о краткости — сестре эпистолярного жанра, а написала эссе на тему «Содержание тонких лори в домашних условиях». Все. Перехожу к делу, то есть к галлюцинациям.
Несколько ночей назад я сидела на диване, читая посредственную диссертацию и размышляя о том, как бы отказаться ее оппонировать, не обидев смертельно автора. Вдруг вижу краем глаза медленно бредущего через комнату лорика. Лорик заметил мой взгляд, замер, прижав к груди сложенную в кулачок ручку, сжался от ужаса. И исчез. Я протерла глаза, поняла, что заработалась, — еще немного и придется идти к психиатру. Прошло еще два дня. И снова: ночь, я сижу на диване, а посреди комнаты (на этот раз я почему-то глядела именно в ту точку) возникает перепуганный лорик и хлопает глазищами. Я вижу его совершенно явственно, до последней шерстинки. Расстояние от силы два метра. В ужасе, что его застукали, лорик пускает лужицу и растворяется в воздухе. Еще одна галлюцинация? Как бы не так! Лужица-то осталась. Клянусь всем святым, лужица осталась. Я ее вытерла тряпкой и только потом поняла, что это сверхъестественно.
Вот тогда я и решилась Вам написать. Вы всегда были терпимы к странностям человеческой психики и по крайней мере искали рациональное объяснение иррациональным явлениям. Вам кое-что удавалось.
Пожалуйста, дорогой Виктор Сергеевич, не оставьте меня своими молитвами, бросьте снисходительный профессорский взгляд на мою жалкую судьбу и подумайте, что бы это могло быть?