– Зачем?

– А вдруг кончится? А вдруг надо будет раны промывать?

– Еще чего не хватало! – закричал сверху попугай. – Если раны, то как бы небольшой!

– Сильвер Джонович, вы говорите неправду. Вы испортили репутацию нашего солидного института. А что, если о вашем поведении узнают не только здесь и сегодня, но там и сто лет назад?

– А разве мальчик Аркаша кому-нибудь расскажет? – Старый пират изобразил сладчайшую улыбку, полез в ящик стола и достал оттуда конфету «Мишка на севере», сдул с нее пыль и протянул Аркаше. – Мальчик, – сказал пират, – там, где ты будешь, конфет не дают. Так что бери и иди.

Аркаша так растерялся, что взял конфету и пошел следом за Ричардом, который помчался по коридору.

Ричард шел все быстрее, Аркаша тоже шел все быстрее.

Ричард повернул вправо, влетел в открытую дверь, и когда Аркаша тоже нырнул в открытую дверь, Ричард уже сидел за столом и читал письма и телеграммы на дисплее.

– Садись, – сказал он Аркаше, – потерпи немного.

Аркаша сидел и терпел.

В кабинете Ричарда Темпеста царил сказочный, невероятный беспорядок. Книги и кассеты, всевозможные трофеи из прошлого, а также предметы, которые могут там, в прошлом, пригодиться, бумаги, ленты, запчасти к всевозможным приборам, – впрочем, разве разберешься в таком беспорядке? Когда-то новый робот-уборщик решил это сделать. Он разобрал все вещи, положил большие к большим, квадратные к квадратным, а длинные к длинным. В результате Ричард не смог найти у себя в кабинете ровным счетом ничего и чуть было не разобрал несчастного робота на винтики.

Вдруг Ричард спросил:

– Принцип путешествия во времени проходили?

– Нет.

– Тогда слушай. Путешествие во времени возможно и допустимо. Но только в прошлое. Почему?

– Не знаю, – честно признался Аркаша. – Мне когда-то бабушка рассказывала, но постольку поскольку я был тогда еще ребенком, то я забыл.

Аркаша лукавил. Он все помнил, и ему не требовалось никакой бабушки, чтобы запомнить, каким бывает путешествие во времени, но ему хотелось, чтобы Ричард все рассказал еще раз. Все-таки он специалист, старший научный сотрудник Института времени Академии наук, настоящий временщик.

– Время – это мир, – сказал Ричард. Он любил рассказывать о своей профессии, был бы слушатель. – Но как и мир, оно разделено на то, что у нас под ногами, и то, что у нас над головой. Мы как кораблики, лодочки, которые плавают по морю. Ясно?

– Конечно, ясно.

– Ты можешь нырнуть в море?

– Могу.

– Правильно. Ведь под тобой вода, вот ты в нее и ныряешь. Море – это время, которое уже прошло, оно уже было. Из чего состоит время?

– Из минут, – ответил Аркаша, – из дней, часов, секунд.

– Ты не прав, – улыбнулся Ричард. – Часы и секунды – это условные слова, которые придумали люди. Время не может состоять из выдумки. Время состоит из событий. Вот мы с тобой разговариваем, а в это время наш вахтер, бывший пират, Сильвер Джонович пьет ром или ссорится со своим попугаем, а на улице идет дождь со снегом, а на соседней улице строят новый дом... во всем мире случается множество событий. Из них и состоит время. Оно наполнено событиями, и когда пройдет этот час, то все события, которые за него случились, станут водой, смешаются с остальным океаном, и он станет чуть-чуть глубже. Ты понял?

– Понял.

– Значит, если мы нырнем в океан, то окажемся в прошлом, в воде вчерашних событий. И чем глубже нырнем, тем давнее будет время. А это значит... ну!

– Не знаю, что вы имеете в виду, – сказал Аркаша. Он представлял себе громадный синий океан, который наполнен вчерашними или давними событиями, они похожи на медуз, полупрозрачные, шевелятся, стараются подняться к солнцу, а может, даже поедают друг дружку.

– А это значит, что машина времени может работать только из настоящего в прошлое.

– Почему? – спросил Аркаша.

– Потому что в океан ты можешь нырнуть, а как ты взлетишь в небо?

– Как птицы, – сказал Аркаша, – на крыльях.

– Ошибка, мой друг, – сказал Ричард. – У нас с тобой, к сожалению, нет крыльев. И мы не можем подняться в пустоту. Ну подумай, мой юный друг, если прошлое состоит из разных дел и событий, которые уже случились, то из чего состоит будущее? Молчишь? Ну и правильно делаешь. Потому что будущего еще нет. Оно еще не случилось. И нам с тобой некуда путешествовать. Теперь ты понял?

Аркаша не успел ответить, потому что в открытую дверь влетел попугай и закричал:

– Позоррр! Дедушку послали за водкой!

Аркаша не успел сообразить, что же случилось, как Ричард со страшными проклятиями вскочил из-за стола и умчался в коридор. Наступила тишина. На минуту. Потом вдалеке послышались возмущенные голоса. Отдельные слова и даже фразы можно было разобрать:

– Как можно! Старого человека!.. Мало вам рома... – Это голос Ричарда.

А вот голос Сильвера:

– Он сам хотел. Для растираний, только для растираний... если здесь меня не ценят, я могу уйти... меня ждут во многих местах! Космические пираты Крыс и Весельчак У предлагают мне место помощника капитана! Тогда держитесь... нет, я пошутил, не надо так на меня смотреть...

Голоса умолкли, и тут же послышались шаги. Ричард возвратился в комнату. Он был еще более взлохмачен, чем прежде.

– Никому нельзя довериться, – сказал он. – Он же клялся мне, что забыл о своем прошлом. И что бы вы подумали...

– Это он моего дедушку за водкой посылал? – догадался Аркаша.

– И клянется, что они выпили бутылку водки в кустах с твоим дедушкой.

– Но мой дедушка не пьет водки. Он даже пива не пьет. Он ненавидит даже крепкий чай! – сказал Аркаша.

Ричард тяжело вздохнул и снова уселся за стол.

– А теперь, – сказал он, – мы поговорим о твоей командировке. Что ты знаешь об истории жизни на Земле?

– Мы этого еще не проходили, – признался Аркаша.

– Тогда слушай!

Аркаша понял, что угадал правильно: Ричард очень любил рассказывать и даже читать лекции. Ему бы тысячу учеников и слушателей, он был бы счастлив.

– Жизнь на Земле возникла примерно четыре миллиарда лет назад. До сих пор среди ученых нет единого мнения, как это произошло. Некоторые думают, что из космоса были занесены споры, другие полагают, что одноклеточные организмы возникли из белков и аминокислот. Но сейчас нам важнее посмотреть, что происходило потом. В теплых мелких морях первобытной Земли сначала зародились простейшие организмы, вроде амеб, потом они становились все сложнее, пока не появились рыбы, медузы и другие морские жители.

Аркаше все это было, конечно, известно, но как хорошо воспитанный мальчик он слушал Ричарда не перебивая и ждал, когда тот перейдет к делу. Но Ричард, оказывается, думал совсем о другом.

– Ты, пожалуйста, только не смейся, – сказал он, – но я решил, что историю Земли лучше всего рассказывать в стихах. Вот я и написал небольшую поэму. Это педагогическая поэма. Ты будешь ее слушать, и перед твоим внутренним взором пройдут яркие картины прошлого. Хорошо?

Аркаша ожидал всего, что угодно, только не поэмы.

– Когда я был юношей, – продолжил Ричард, – я влюбился в девочку Мальвину. Но она сказала мне, что уже дружит с другим мальчиком, потому что он умеет писать стихи. «Как так?! – воскликнул я. – Ведь я учусь лучше, чем Вася, я прыгаю в высоту на десять сантиметров выше, чем он, я имею третий разряд по шахматам, и ты дружишь с ним из-за того, что он может поставить рядом слова «кровь» и «любовь»? Да это каждый сможет!» – «А ты попробуй», – сказала Мальвина.

Я просидел двенадцать ночей, получил шесть двоек, потому что мне некогда было учиться, я измучил компьютер, потому что все стихи, которые я придумал, уже были кем-то написаны раньше. Меня подвела хорошая память. Стоило мне написать «Я встретил вас и все былое...» или «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты...» или даже «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!», а потом спросить у компьютера, не встречал ли он раньше этих строк, он сразу отвечал мне: «Пушкин это написал, Лермонтов это написал...» Тогда я полетел в деревню, там отыскал на птичьем дворе гусиные перья, заточил их и стал писать перьями на бумаге...

– Перьями? Как Пушкин? – удивился Аркаша.

– Это мне тоже не помогло, – признался Ричард. – И я оставил поэзию на пятнадцать лет. А вот в прошлом году снова взялся за гусиное перо...

– Снова влюбились? – спросил Аркаша.

– Нет, я понял, что история Земли – это тема для великой поэмы! Если я смогу передать моим ученикам и друзьям свои чувства, то они будут отправляться в прошлое как дон-кихоты. Хочешь послушать историю Земли в стихах?

– Разумеется, очень хочу, – сказал Аркаша. – Просто мечтаю. Если, конечно, ваша поэма не очень длинная.

– Ну как так можно ставить вопрос! Длина произведения не зависит... то есть значение поэмы не зависит от длины!

– Я не хотел вас обидеть, – сказал Аркаша. – Я сам читал некоторые очень длинные стихотворения, но они мне понравились.

Ричард посмотрел на Аркашу, склонив курчавую голову, и вдруг сказал:

– Знаешь, Сапожков, иногда мне кажется, что ты куда умнее, чем хочешь меня убедить.

– Ни в коем случае! – ответил Аркаша. – Я не очень умный, но хорошо учусь.

– Эту фразу, – сказал Ричард, – надо выложить золотом над Академией наук. Ну хорошо, начнем заниматься поэзией.

Ричард поднялся из-за стола, вышел на середину комнаты, встал перед стулом, на котором сидел Аркаша, и поднял руку. Потом откашлялся. Потом покраснел. Судя по всему, великий научный сотрудник, доктор наук жутко стеснялся одного пятиклассника.

Когда-то давно,

Так сказать, на заре мироздания,

А может, давнее, в начале первичных времен,

Земля по Вселенной

Летела ужасно пустая

И голая, словно

Арбуз или даже лимон.

Ричард печально вздохнул и завершил стихотворение так:

...Ни гор, ни заливов, ни четких границ или стран.

Куда ни посмотришь – лишь мелкий парной океан.

Ричард замолчал. Аркаша тоже молчал, он не знал: надо ли хвалить эти стихи или Ричард будет читать дальше? Ричард подождал-подождал, потом спросил:

– Можно дальше читать? Так сказать, вторую главу?

– Конечно! – обрадовался Аркаша. – Я жду.

– Брраво! Брраво! – закричал со шкафа попугай.

Ричард продолжал:

Летая вот так, миллиарды недель и столетий,

Само совершенство, а значит, несчастная очень

Взмолилась Земля,

Упросила космический ветер,

Чтоб он постарался

Хотя бы немножко помочь ей.

И ветер послушно понесся в глубины Вселенной,

На поиски жизни, для нашей планеты безвредной.

Чтоб мелкой, послушной, не очень кусачей была:

Ведь наша невеста полжизни одна провела!

Голос Ричарда окреп; он читал стихи, подняв к потолку правую руку, как юный Пушкин. Они даже похожи были с Пушкиным. Его голос звенел:

Космический ветер

Микробов принес, инфузорий

И даже амеб,

Очень схожих по форме с фасолью,

Глупейших простейших

И просто простейших простейших,

Размером в микрон

Или в тысячу раз его меньше.

И все эти твари —

Красавцы, а чаще уроды —

Мгновенно ушли в глубину, в малосольные воды.

Чем дальше читал Ричард, тем больше поэма нравилась Аркаше. Хоть он сам раньше стихов не писал и учить наизусть их не любил, сейчас он подумал, что не мешало бы кое-что запомнить.

А Ричард между тем продолжал:

Века миновали.

И были они знамениты

Тем, что инфузории выросли до трилобитов

В подводных долинах,

В пещерах и даже на скалах

Плодились трепанги, акулы, кораллы, кальмары...

Медузы, омары и рыбы различных размеров

В рассоле водились,

В условиях самых тепличных,

Пока в океане им тесно и душно не стало...

Там скаты парили,

Как стеганые одеяла,

На них, как подушки,

Лежали витые ракушки,

А звезды блестели,

Как серьги в ушах у подружки.

Над ними неспешно скользили морские коньки,

Как будто по льду,

Натянувши на хвостик коньки...

Ричард перевел дух и спросил Аркашу:

– Хочешь чаю? Или кофе?

– Спасибо, лимонаду, – сказал Аркаша.

Ричард нажал кнопку, из стены выехала полочка, на которой стоял бокал лимонада и чашечка с кофе, над которой поднимался душистый пар.

– Сейчас начнется самое главное, – сказал Ричард. – Я попытался показать в стихотворной форме процесс переселения живых существ на сушу. Тебе не надоело?

– Ни в коем случае! – ответил Аркаша, маленькими глотками отхлебывая холодный игристый лимонад. – Продолжайте!

Ричард подумал, вспоминая, и заговорил вновь:

Неглупая рыба,

Которую звали тортилла,

Четыре ноги и две крышки себе отрастила

И вышла на берег.

Ей следом кричат: «Не спеши!»

Она отвечает:

«Как мило, что здесь ни души».

Та рыба тортилла по пляжу гуляла без страха.

С тех пор мы с тобой называем ее черепахой.

Вот так началось берегов и полей заселение.

Была пустота,

А теперь здесь живет население.

Живет и растет

Под кустарником или под пальмами,

В тени баобаба места себе выкроив спальные.

Там был червячок,

По размеру совсем пустячок.

Теперь динозавр встречает тебя горячо.

Его не дразни, не побей, не задень, не серди ты.

А то наступил —

Вот и нету тебя, троглодита!

Летит птеродактиль:

Уступит он туче едва ли.

Такие страшилки – скорей бы они вымирали!..

Ричард замолчал, допил кофе, потом сказал:

– Остался последний раздел. И он самый важный для наших с тобой исследований. Слушай:

Не знаем причин,

Не имеем об этом преданий.

В конце мезозоя надвинулось похолодание.

И насморк косил бронтозавров,

И бил их бронхит

За все их грехи.

Но какие у тварей грехи?

Леса опустели – как следствие этого мора,

А в них расплодились

Поганки и мухоморы.

Но некому было ходить в те века по грибы.

Опята поднялись повыше фабричной трубы...

Ричард замолк.

Молчание было долгим и тяжелым.

Его нарушил попугай.

– Птичку жалко! – проскрипел он со шкафа.

– Хорошие стихи, – сказала Аркаша. – Большое вам спасибо, что вы их прочитали. Я давно ничего такого задушевного не слышал.

– А с точки зрения обучения? – спросил Ричард. – Тебе помогла моя поэма увидеть мир динозавров?

– Конечно, – уверенно ответил Аркаша. – Я запомнил, что моря в древности были мелкими и теплыми, что сначала жизнь развивалась в море, а потом некоторые рыбы вылезли на сушу. Я запомнил, что летающего динозавра называли птеродактилем, а самого большого – бронтозавром. А эпоха, в которую я отправляюсь, называется мезозоем.

– Молодец! – воскликнул Ричард. – У меня еще не было такого умного и воспитанного практиканта, который так хорошо разбирается в поэзии! Теперь иди в просмотровый зал, и тебе покажут всех основных обитателей средней эпохи – мезозоя, а точнее, ее конца – мелового периода. Он закончился шестьдесят пять миллионов лет назад. Именно тогда и вымерли все динозавры, которые более ста миллионов лет господствовали на нашей с тобой планете. Иди, мой юный друг, наука надеется на тебя!

– Спасибо, – сказал Аркаша. – Но мне интересно: есть ли у вашей поэмы продолжение?

– Ах, ты меня удивляешь! – смутился Ричард. – Кое-что я, конечно, написал, но, честно скажу, никому не показывал. Я стесняюсь.

– А зррря! – прокричал попугай. – Дай нарроду стихи!

– Вот видите, – сказал Аркаша, – и другие хотят послушать.

– Попугай тоже меня удивляет, – признался Ричард. – Казалось бы, что ему стихи? Птица приблудная, прилетел неизвестно откуда.

– От верррблюда! – закричал попугай. – Полундррра!

– Ну хорошо, – сказал тогда Ричард. – Оставим поэзию. Теперь, когда ты просмотришь видеоматериалы, наш кинооператор научит тебя управляться с мини-камерой – ведь ты будешь снимать кино.

– Настоящее кино?

– Разумеется. Неужели тебе непонятно, что любой опыт, любое путешествие имеют смысл, только если ты сохранил документы. Так что мы ждем фильмов от всех наших практикантов. За практику вы все получите отметки, а за фильм – отдельно. И если фильм удастся, то мы его пошлем на фестиваль документальных фильмов, и ты можешь стать лауреатом.

Аркаша ничего не сказал, но конечно же ему захотелось снять документальный фильм лучше всех. Но он не Пашка Гераскин, который сразу же начал бы хвастаться. Аркаша сначала делает, а потом уж смотрит – получилось или нет.

Глава пятая

СПУТНИК ШПИГЛИ

Весь день ушел на подготовку к путешествию. Домой Аркаша вернулся только к вечеру, в темноте. Мороз усилился, выпал снежок, под фонарями он блестел и пускал искорки. Малыши везли за собой санки – на них снова пошла мода, как и на коньки. И на катке на Чистых прудах было не протолкнуться. Сквозь снежные хлопья пробивался вальс, и некоторые конькобежцы, постарше, танцевали под эту музыку.

Как раз у катка Аркашу и встретил дедушка. Он делал вид, что только что вышел погулять с собачкой, но собачка Пьеро давно уже замерзла и даже поджимала лапки. Не привыкло животное гулять так подолгу.

– Ты уже домой идешь? – Дедушка шмыгнул носом, делая вид, что только что вышел на улицу.

– Пошли домой, – сказал Аркаша. – Простудишься. Ведь погода не для пожилых людей.

– Я не очень пожилой, – сказал дедушка. – Я еще в волейбол играю.

Они пошли домой, и дедушка стал расспрашивать Аркашу, что интересного он узнал.

Аркаша вспомнил поэму Ричарда и прочел ее дедушке. Дедушке поэма не очень понравилась.

– Надеюсь, – сказал он, – директор твоей школы запретит эти глупые поездки детей к динозаврам.

– У нас умный директор, – ответил Аркаша, который испугался, что дедушка начнет принимать меры и запрещать практику. – И не мечтай, дедуля, оставить меня дома. Ты опозоришь меня перед товарищами, и тогда мне придется уйти из школы, и никто не подаст мне руки.

– А ты им скажешь, что дедушка виноват, – последовал ответ. – Пускай меня все презирают. Зато ты останешься жив и здоров.

– Дедушка, – спросил Аркаша, – а до какого возраста ты будешь держать меня в вате?

– Никто не держит тебя в вате! – обиделся дедушке. – Я же не мешаю тебе летать на планету Пенелопа. Я не возражаю, когда ты выводишь жирафов или занимаешься другими рискованными опытами. Но динозавры – это слишком!

– Тогда, дорогой дедушка, – сказал Аркаша, – мне придется с тобой попрощаться. Я ухожу из дома. И меняю фамилию. Мне стыдно быть Сапожковым. Я стану Ботинкиным.

Собачка Пьеро залаяла от ужаса, она ведь была старенькая и трусливая, а дедушка сказал:

– Сейчас я лишусь чувств. Ты можешь сразу вызывать «Скорую помощь».

Но на самом деле дедушка чувств не потерял, потому что в последний раз упал в обморок в пятилетнем возрасте, когда ему не досталось сливового варенья, и с тех пор забыл, как это делается.

Аркаша шел домой и думал, как хорошо быть сиротой!

Может быть, такая мысль посещала и тебя, уважаемый читатель? Мне она знакома.

Но обычно мы только начинаем рассуждать на эту тему, а потом вдруг вспоминаем, что нас кому-то надо кормить, одевать, пришивать нам пуговицы и даже отвозить на каникулы в Крым к бабушке Соне.

Но самые дурные предчувствия Аркаши оправдались дома.

Все там, от бабушки до сестренок и собачки Пьеро, уговаривали его не ездить к страшным динозаврам, а вместо этого пойти в зоопарк или даже в цирк.

Но Аркаша был тверд как скала. Ведь это его школа, его практика, его дела – когда-то человеку пора становиться взрослым, а родные Аркаши никак не могли смириться с тем, что он уже почти мужчина. Еще немножко – и он даже женится. Посмотрим, как вы тогда попрыгаете, дорогие родственники!

Так что Аркаша, как скала, выдержал все уговоры, угрозы и нападки, а потом улегся спать и спал без снов и страхов, потому что если ты вырос в семье Сапожковых, тебе не страшны никакие динозавры. И в меловом периоде мезозойской эры ты будешь как дома.

Утром Аркаша сразу провидеофонил Алисе, спросил, как дела.

Алиса сказала, что собирается в школу и еще не решила, куда отправится на практику.

– А я сегодня улетаю к динозаврам, – сказал Аркаша. – До свидания.

– Осторожнее, – сказала Алиса. – Смотри наверх.

– Почему наверх?

– Чтобы на тебя сверху кто-нибудь не наступил.

Попрощавшись с Алисой, Аркаша поспешил в Институт времени.

Там все было по-прежнему, только старый пират спал на раскладушке. Недопитая бутылка стояла на полу. За столом вместо него сидел очень красивый робот Вертер, с которым Аркаша был знаком по старым приключениям.

Робот и провел Аркашу в зал подготовки.

Там его ждали диагносты, которые проверили его здоровье, а затем проводили в следующий зал, где оператор показал Аркаше кинокамеру. Пришли портные и сапожники – для Аркаши уже были готовы куртка и брюки зеленого цвета, чешуйчатые, облегающие и очень скользкие. Портные объяснили, что в этой одежде Аркаша не будет выделяться среди динозавров.

Наконец Аркашу отправили в зал, где его ждал Ричард.

– Привет, – сказал Ричард. – Хочу тебя познакомить с твоим помощником.

– С помощником? – удивился Аркаша. – А я думал, что лечу в меловой период один.

– Это не человек, – объяснил Ричард. – Это обслуживающее устройство – сразу и справочник, и подсказчик, и охранник, и верный помощник.

Он открыл сейф и вытащил оттуда пушистую меховую полоску шириной в два пальца.

– Протяни вперед руку. Вот так. – Ричард обернул запястье Аркаши пушистой полоской – она была теплой и мягкой. И сразу охватила руку, будто теплыми пальцами.

– Это твой помощник, – сказал Ричард. – Таких приборов во всей Галактике – раз-два, и обчелся. Мы их выдаем только тем сотрудникам, которые отправляются в очень далекие и опасные путешествия.

– Это прибор? – удивился Аркаша.

Руке было тепло и уютно.

– Это не совсем прибор. Вернее, совсем не прибор. Это разумное существо.

– Вот именно! – прозвучал в мозгу Аркаши незнакомый ворчливый голосок. – Я не прибор, и попрошу меня не оскорблять.

– Телепатия? – удивился Аркаша.

– Называй как хочешь, – раздался внутренний голос. – Я свои деньги зарабатываю честно.

– Может, объясните? – спросил Аркаша.

– Я объясню, – сказал Ричард. – Спигли – существо разумное, но не живое.

– Во-первых, Шпигли, а не Спигли, – прозвучало у Аркаши в голове, – а во-вторых, что это значит – не живое существо? Я живее всех живых!

– Шпигли, – сказал Ричард, – это компьютер, который разработали специально для императрицы Соод из империи Тревокладов, которая не выносит ничего твердого, железного и даже пластикового.

– Почему?

– Потому что в юности на нее столько раз покушались – стреляли, кололи кинжалами, роняли на нее бетонные плиты, пытались отрубить голову, – что она, когда пришла к власти, запретила на своей планете даже сухари, не говоря уж о палках. С тех пор там ходят пешком, потому что никому еще не удавалось придумать мягкого двигателя. Но мягкий компьютер ей придумали. Это белковый биокомпьютер, на нем растет шерсть, и раз в году он делится на две половинки и таким образом размножается.

– Если я размножаюсь, значит, я существую, – сказал Шпигли.

– Императрица Соод страдает провалами памяти, – продолжал Ричард. – Но не хочет, чтобы об этом кто-то догадался. Так что ее мягкий компьютер Шпигли овладел телепатией и может говорить беззвучно – его голос раздается прямо в мозгу хозяина. А хозяин его тот, кто надел Шпигли себе на руку.

– Я не компьютер, – сказал Шпигли. – Я лучший в мире подсказчик.

Аркаше было странно слышать беззвучный голос браслета. Но человек ко всему привыкает.

– Так как Шпигли размножается, то императрица стала ими торговать. Она не хотела, конечно, чтобы у кого-то еще в ее империи появились свои Шпигли. Поэтому, как только отпочкуется новый браслетик, она вызывает свое доверенное лицо Лиандру Восс и та выходит на связь с Интергалактической полицией. Агент полиции тут же летит на связь с Лиандрой Восс и получает от нее прибор.

– Нет, не прибор, а существо – страдающее, одинокое, никому не нужное существо, – сказал Шпигли.

– Наверное, теперь их уже много, если каждый двоится, – сказал Аркаша.

– О нет, мы так мало живем, мы такие хрупкие и незащищенные, – беззвучно ответил Шпигли. – Вернее всего, мы скоро вымрем, и во Вселенной не останется самых умных, самых добрых и чутких представителей нашего племени.

– Они в самом деле очень редкие и таинственные, – сказал Ричард, – иначе бы ты о них слышал. Надеюсь, что вы подружитесь.

– Но зачем мне нужен... – Аркаша спохватился, что браслетик может обидеться, и поправил себя: – Зачем нам путешествовать вместе?

– Ты отправляешься в очень дикое время. Если что случится, тебя и танки не спасут.

– А я спасу, я не раз уже спасал глупых мальчишек и девчонок, – беззвучно произнес Шпигли.

– Наш друг прав, – сказал Ричард. – Ему доступны мысли и намерения всех живых существ.

– А разве у динозавров есть мысли? – спросил Аркаша.

– У них не такие сложные мысли, как у тебя, – ответил Ричард, – но мысли наверняка есть.

– Например, у них всегда есть мысль, как бы сожрать этого мальчишку, – вмешался в разговор Шпигли и засмеялся тонким голоском.

– Шпигли прав, – вздохнул Ричард. – Может быть, тебе лучше отказаться от этого путешествия? Мы тебе подыщем тайну поближе и поспокойнее. Например, кто построил Эйфелеву башню? Кстати, кто?

– Ну этот, – отмахнулся Аркаша. – Я знаю. Я только на минутку забыл.

Шпигли хохотал так, что у Аркаши рука дрожала.

– Ее построил тот же самый мужик, – завизжал браслет, – кто построил Суэцкий канал.

Тут Аркаше стало очень стыдно.

– Простите, – сказал он, – я думал, что Эйфелеву башню построил Эйфель, а Суэцкий канал – Суэц.

Тут уж Ричард со Шпигли не могли остановиться – они хохотали минут пять.

Аркаша стоял мрачный, ему даже улыбаться не хотелось. Конечно, будь на его месте Пашка Гераскин, он бы нашелся что сказать. А тут стоишь дурак дураком.

Отсмеявшись, Ричард сказал:

– Теперь я убежден в том, что тебе по плечу тайна динозавров. Ну как, не отказываешься?

– Вы лучше скажите мне, кто построил Эйфелеву башню... ой нет! Кто построил Суэцкий канал?

– Его построил инженер Лессепс в середине девятнадцатого века, – прошелестел Шпигли. – И еще он потом попытался построить Панамский канал, но получилась крупная афера, известная в истории под названием «Панама». Лопнула лавочка!

– Не может быть, чтобы вы все это знали! – воскликнул Аркаша.

– Это не я знаю! – ответил браслет. – Это знает твой друг Ричард Темпест, а я просто заглядываю к нему в мысли.

– Теперь ты веришь, что Шпигли тебе понадобится? – спросил Ричард.

– Верю, – кивнул Аркаша.

– Но я еще не согласился, – вмешался в разговор Шпигли. – Я не намерен рисковать своей шкуркой бесплатно. Я ставлю условие.

Аркаша стоял, переводя взгляд с собственной руки, которую охватил Шпигли, на Ричарда. Ему еще не приходилось попадать в такую фантастическую ситуацию: на его запястье браслет, который вовсе не браслет, а существо, которое вовсе не существо. И оно разговаривает без голоса – мысленно – с сотрудником Института времени, который этому не удивляется.

– Знаю я твое условие, – ответил Ричард, – Ну нет у нас сейчас для тебя друга и товарища. Как только достанем другого Шпигли, мы вас сразу познакомим.

– Ну ладно, – смилостивился тогда браслет. – Должен сказать, что вы, люди, теряете массу лишнего времени на пустые разговоры. В конце концов, мы идем в мезозойскую эру или не идем?

– Пошли, – сказал Ричард.

Снаружи, в коридоре, их ждал робот Вертер.

– Не обращай внимания, – сказал Ричард. – Вертер считает, что наш институт надо как следует охранять. Сюда могут забраться космические пираты или какие-нибудь разбойники.

– Очень мы их испугались! – возмутился браслет.

– Вот по-я-вят-ся, тог-да ис-пу-га-ешь-ся, – сказал Вертер.

– Как там наш старик Сильвер? – спросил Ричард.

– Вер-нул-ся в се-бя и при-сту-пил, – ответил Вертер.

Аркаша вошел в зал, где стояла машина времени.

Она была совсем не похожа на машину.

Небольшая круглая платформа с полметра высотой находилась в центре необычного зала. Казалось, будто они вошли внутрь колоссального мыльного пузыря, который приклеился к полу. А вы знаете, что если мыльный пузырь приклеится к полу, то останется только его верхняя половинка.

Внутри мыльного пузыря было светло, по стенам переливались радужные полосы, а в центре на небольшой круглой платформе стоял стеклянный стакан выше человека ростом. В нем находился небольшой пульт на ножке с несколькими квадратными кнопками. Вот и все.

– Ну, иди, – сказал Ричард. – В случае чего, мы тебя оттуда вытащим. Но не забывай ни на секунду – это не игра. Ты будешь жить в самой настоящей древнейшей мезозойской эре, вокруг тебя будут находиться самые настоящие чудовища.

– Не пугайте ребенка, – мысленно произнес Шпигли. – А то его дедушка закроет ваш институт.

– Я пошел, хорошо? – спросил Аркаша, которому уже надоели разговоры. Все эти взрослые полагали, что имеют дело с мальчонкой-несмышленышем. Но он же не какой-нибудь глупый ребенок двадцатого века! Он живет в космическую эру, он уже навидался всяких чудес и пережил немало приключений. Так что мы и в мезозойской эре не пропадем. Только нам, детям, приходится куда труднее, чем взрослым. Когда они отправляются в поход, никто не виснет на них как гири – ни дедушки, ни мамы. А здесь тебе приходится одновременно бороться с динозавром и с любимой бабушкой Соней.

Рассуждая так, Аркаша пошел к возвышению. Когда он вступил на него, прозрачная дверь машины времени закрылась.

– Нажми на зеленую кнопку, – послышался голос Ричарда.